На земле не будет солнца.

Так им ведает Каин.

       Его вели неведомо-чужие чувства, коих раньше он не испытывал. Родная пустота внутри отныне была заполнена ярким светом, выжигающим глаза. Сторонние чувства влекли его собой, словно быка красный цветом пытались раззадорить.     Они пришли на площадь, когда солнце светило во всю и хрустящий снег под ногами блестел, словно делая памятные фотографии прохожих со вспышкой. Это мероприятие беловолосая называла ярмаркой. По дороге сюда она без устали болтала о том, что люди делают на ней, что продают, и что будут делать вечером. Поразительно счастливая Shymàl, в глазах Каина выглядела солнцем или ярким его лучом, что бегает туда сюда и светит очень ярко. Её улыбка во все тридцать два удивляла его. На окраине Рая такого удовольствия не было. Получай и бери сейчас, пока есть время.    — Смотри, – девушка качнула головой в сторону ярмарочного домика, который отличался украшениями от остальных, — мама рассказывала мне, что на подобных ярмарках иногда присутствовали те, кто мог предсказывать будущее, поэтому давай подойдем ближе, — глупая. Разве можно верить в то, что будущее могут предсказать? Каин не смел сомневаться, будучи сыном Бога. Конечно, можно. Но будет ли будущее таким, каким его увидели старческие глаза, когда его расскажут? В слепоте сила, а вместе с тем и слабость.    Не смотря на то, что на улице было светло, фонарики и лампочки разных цветов все-равно горели. Небольшие домики с разными сувенирами, украшениями и прочим, были украшены в разном стиле. Ряды ярмарочных домиков, словно сказочные теремки, выстроились вдоль улицы, и каждый из них имеет свой цвет: тёплый красный с белыми снежинками, глубокий зелёный, украшенный еловыми ветками, яркий синий с золотыми звёздами.     Над ними зажглись разноцветные огоньки, висящие гирляндами — розовые, жёлтые, зелёные и голубые, — они мягко мерцают в морозном утреннем воздухе, будто радостные отблески зимней звезды. В воздухе лёгкая дымка — облачка пара от дыхания редких прохожих и тонкий, едва уловимый аромат выпечки и пряностей, который вот-вот начнёт наполнять всю площадь. Городок в преддверии Рождества окрасился в разноцветную палитру, что улицы, что обычные жилые дома создавали искусственное впечатления сказки. Кажется, что всё пространство вокруг будто наполнено этим тихим, разноцветным светом — обещанием уюта и праздника, которые придут, когда город проснётся и сюда потянутся люди, привлечённые этим тихим, но таким тёплым зимним утренним светом. Огоньки отражаются в стекле домиков, в искристом снеге и даже в безмолвных деревьях по краям площади, придавая ярмарке живое, немного волшебное свечение. Каин время от времени щурился от изобилия красок. Не сказать, что ему это не нравилось, но и особого удовольствия от этого он не испытывал. Внутри плескалось холодное безразличие. Ангелу от чего то всё это казалось нереальным, как если бы в этом городе не было ни единой души на самом деле.    Домик, к которому они подошли в отличие от других не был особо сильно украшен. Внутри сидела старушка, на лице который уже виднелся румянец от холода. Не замечая тех, кто подошел она что-то тихо шептала себе под нос, но позже, когда беловолосая все же слегка постучала по дереву, выдавая их присутствие, та обернулась.     — Здравствуйте, вы что-то продаете? На вашем столе совсем ничего, в отличие от других, — хитрая, прямо в лоб не попросит рассказать о будущем.    Стоило старушки взглянуть на девушку,  как та почти сразу застыла, высматривая что-то в её лице, но недолго думая улыбнулась напряжено и отвела взгляд. Были бы у Каина крылья, что не отрезаны давно, они бы встрепенулись. Странная сгущающаяся атмосфера, тяжелым бременем упала на него, от чего тот слегка нахмурился.    — Дитя, продавать могут продавцы, а я ведую другим об их будущем. Желаешь узнать своё? – последние слова старушка жадно прошептала, впиваясь в ту взглядом. Каин начал чувствовать под пальцами липкое, сдавливающее грудь, отвращение. Его вкус он помнил: горький, терпкий, пьянеющий и послевкусие его всегда было острее лезвия ножа.     Краем глаза Каин улавливал, как та переодически отводила голову, выискивая кого-то. Кто-то из знакомых?     — Да, я обязательно подойду к вам позже, а пока, будьте добры, поведать о судьбе моего друга, — shymál рядом с ним нервно прошептала старушки, не отводя взгляда от чего-то, а затем нырнула в толпу, оставляя Каина наедине со зловещей женщиной в возрасте. Его охватило странное ощущение того, что он должен идти за ней. Нет, просто обязан. Но вкрадчивый шепот старушки перебил его эфимерное желание.     — Будущее той девушке…Боюсь, ей я ничего не скажу конкретного, чтобы увидеть что-то в такой тьме, нужен очень зоркий глаз, но что на счет вас, молодой человек? — она обращалась к нему, так же смотря в сторону толпы, в которой исчезла беловолосая.      — Собственное будущее мне известно.     — Как знать. Боги не говорят, не направляют своих детей и отродий, не подталкивают к чему-то конкретному, а лишь тихо наблюдают со стороны за тем, как гибнет их мир, что они создали, и как дети их друг друга убивают. Сталкивают лицами разных по духу людей, обвязывая их горло нитью и наблюдают, как те друг друга грызут, но разойтись не могут. Связанные по рукам и ногам, но не по сердцу.    Каин верил в Судьбу. Возможно, даже слишком, чем ему бы хотелось, но верил. В ту сладкую, невероятно нежную сказку. Так отчаянно верил в неё, как люди верят в бога.     — Таких миров, как этот, у них под рукавами сотни. Богам безразлична судьба каждого человека, — слишком холодно, слишком дерзко. Каин не огрызался, лишь констатировал факт.     — Судьба…— женщина едко усмехнувшись, устремила свой взгляд на него. — Боги ли её пишут или люди?    Каин не раз слышал про «Судьбы», про то, что каждому из нас уже уготован сценарий, про то, что людей уже давно написали и всё, что им оставалась делать — просто жить. Но люди злятся. Злятся на то, что не могут взять перо в руки и писать собственным почерком на страницах своих жизней. И Каин таких отлично понимает.     — «Судьба» всего лишь красивое слово, парень. Загляни вглубь и увидишь там непроглядную темень. Люди любят тешить себя тем, что они связаны «красной нитью судьбы» со своей второй половинкой. Но будь осторожен. Красная нить может обвиться о ваше горло. Стоит узелку затянуться, и вы оба мертвы, — бессвязные слова старушка выдала с тяжелым вздохом и предупреждающим взглядом. Казалось, диалог она с ним начала только ради того, чтобы сказать об этом, — Ты сказал, что знаешь свою судьбу, ибо написана она давно. Но если у Богов так «много миров под рукавами», быть может и писать им эти судьбы давно уже некогда?     — Я должен идти, прошу про…    — Безумие, – женщина криком шептала ему слова, словно выплевывала яд. — Богам безразличны судьбы каждого человека, но ведь и ты не человек. Твоя судьба не безразлична Богам, но и написаной она ими не была. Значит ты сам затянул узелок красной нити.    Лицо ангела не выражало ничего, кроме бесконечной усталости и безразличия, но внутри него всё горело. Да неужели девочка правду говорила о людях видящих будущее? Но ведь и будущего она ему и не говорила.     За спинами вдруг неожиданно раздался чужой женский крик. Скверное выражение рядом стоящих людей не сулило ничего хорошего. Каин не став дожидаться окончания бесконечного безумного шлака от старушки и вмиг сорвался с места, чтобы найти Shymál. Он её не знал: не знал её, как человека, её вкусов не знал, её характера не знал тоже, её прошлого, настоящего, но он знал точно лишь одно — он должен прямо сейчас найти её. В сердце забарабанила тревога, что давно покинула его, и Каин этому, конечно, удивился. Рядом с ней появляются чувства какие бы они не были.     Каин, напряжённый и дышащий прерывисто, расталкивает людей локтями, продираясь сквозь шумящую толпу. Он слышит обрывки голосов, кто-то вскрикивает, кто-то шепчет:    — Лэйн, со смертью матери совсем голову потеряла…    Лэйн. Её имя Лэйн.    — Да она такая же, как и вся её семейка. Проклята самими Богами.    — Боже правый…бедное дитё.    Сердце стучит в груди так, что перекрывает все звуки вокруг. Ангел чувствует, как взгляд многих людей направлен в одну точку впереди. Наконец пробившись сквозь плотное кольцо людей, его глаза на мгновение застывают: перед ним стоит она. Перед ними всеми стоит она.    Лэйн выглядит так, словно её душа на миг покинула тело. В широко распахнутых глазах нет ни паники, ни страха — только какое-то неестественное, застылое удивление. Каин видит, как её лицо будто окаменело, не выражая ничего, кроме абсолютного оцепенения. Но самое ужасное — её руки. Они красные по локти, как будто она только что погрузила их в бурлящую, вязкую массу крови, что липкими линиями медленно стекает по кончикам пальцев прямо на белоснежный снег, марая его. Тёмные пятна проступают и на её пуховике, небрежно размазанные, словно следы от рук, которые пытались стереть, спрятать что-то.    Толпа вокруг будто застывает, охваченная молчаливым ужасом, смотря на неё, будто на призрак. Словно в этот момент все разом поняли, что происходит что-то невообразимое, пугающее и странное.    Каин, переводя взгляд на землю, невольно цепенеет. Труп, лежащий на земле неизвестной ему женщине, будто стал частью мрачной картины, которую никто не хотел бы видеть. Её тело неестественно искажено, руки раскинуты в стороны, как будто в последнем порыве сопротивления. Кожа бледная, уже теряет свои естественные оттенки, переходя в тусклый серый цвет, а губы сжаты в тонкую линию, будто запечатали последние слова, не сказанные этому миру. Неестественно быстрый запах крови и гнили смешивается с воздухом, заполняя лёгкие Каина резким и неприятным чувством.    Лэйн стоит рядом, как застывшая скульптура. В голове Ангела пустоту разрезает резкий шепот, и он слышит отчетливо биение чужого сердца, что бьётся в бешеном ритме. Глаза широко открыты, они не могут оторваться от этого зрелища, но в них нет слёз, только непонимание и ужас.    Толпа людей, собравшаяся на улице, выглядит как единое живое существо, содрогающееся от ужаса. Их лица бледны, а глаза расширены в немом крике. Кто-то отступает назад, спотыкаясь о ноги соседей, кто-то поднимает руки к лицу, словно пытаясь защитить себя от невидимого зла. Их шепоты и всхлипы прерываются вздохами: «Ох!» и «Ах!», каждый звук полон паники и недоумения. Их лица искажены страхом, их голоса сливаются в один общий хор ужаса, создавая напряжённую атмосферу, которая нависает над всем происходящим, как предвестие беды.    И стоит Каину только моргнуть пару раз, как вокруг нее, где раньше шумела толпа, теперь лишь серые, бесформенные тела людей, лишенные жизни и эмоций. Их лица не выражают ничего, они просто замерли, как будто времени больше не существует. Снег под ногами покрыт свежей, чуждой кровью, и в ней вырисовывается символ — сложный, древний знак, манящий своей силой. Каин видит, как этот знак пульсирует во круг Лэйн, излучая свет, который остальные не могут разглядеть. Для него это не просто символ — это знак предвестие чего-то великого и ужасного. Шепот в голове ангела становится всё более разрывающим сознание, невыносимо тяжелым. Ангел моргает несколько раз, стирая с глаз видение.    Лэйн, прекращая смотреть на руки, уходит, ступая по снегу с некой уверенности. Она идет, как тень, скользя между неподвижных людей, которые не могут отвести взгляда. Снежинки мягко ложатся на её волосы и плечи, но тают мгновенно, не смеясь задерживаться на ней. Лэйн держит голову высоко, её лицо спокойно, будто всё это — лишь часть спектакля, в котором она главная, единственная актриса. И только Каин, чувствую за этим ледяным спокойствием нечто тёмное, неумолимое.     — Лэйн, — ангел окликнул её, но та не останавливаясь, продолжает ускользать.    От неё исходит пугающее спокойствие, и в этой невозмутимости есть что-то парализующее, почти неземное. Толпа стоит вокруг, точно загипнотизированная. Люди боятся приблизиться, будто невидимая сила держит их на расстоянии. Их взгляды наполнены ужасом и холодным недоумением, их руки дрожат, они делают неловкие, мелкие шаги назад. Но никто не отводит глаз. Каин слышит, как кто-то судорожно вдыхает, кто-то шепчет молитву, но их голоса теряются в густой, ледяной тишине, что окутает всё.    Каин идет за ней, чувствуя, как что-то сжигающее извивается внутри, точно ядовитая змея, свернувшаяся в тугой узел под самым сердцем. Это не страх — страх был бы проще, честнее. А здесь, в груди, разлита вязкая, едва ощутимая, но неотступная тревога. Шум в голове, чужие голоса, не принадлежащие никому из тех, кого он знал или видел, звучат противно, как скрежет ржавых цепей, их слова обжигают ум, но он не понимает их смысл. Впервые за столько лет, Каин не разбирает того, что шепчут ему Неведомые.    Лэйн скрывается за углом, шаги убыстряются, почти приглушенные, но тяжелые, как будто каждый её шаг даётся через силу. Тусклый свет одинокого фонаря впереди едва касается края её лица, оставляя глаза в глубокой тени. Руки дрожат, а на лице — смесь страха и усталости.     — Лэйн! — уже громче произносит ангел. Он на пределе. Всё, что сейчас происходит Каину дико не нравится.    На миг его охватывает тошнота, тёмная и густая, подступающая к горлу и захватывающая дыхание. Каждый шаг будто даётся с усилием, словно невидимые руки пытаются схватить его за лодыжки и втянуть обратно в тьму. Но он идет позади, одержимый странной решимостью, притягиваемый ею — её неясным силуэтом, её неспокойной тенью.    Каин все же продолжает следовать за Лэйн, его силуэт растворяется в полумраке, как тень, готовая поглотить всё вокруг. Кажется, будто воздух сгустился, замер, превращаясь в невыносимую тяжесть. Улицы пусты, и даже ветер не смеет нарушить зловещую тишину и звуки шагов. Недавние события, ещё свежие в их памяти, оставили на обоих глубокое впечатление, отчего даже эти серые стены многоэтажек словно насыщены тревогой и трещат, пока тени этих обоих проходятся по ним.    С каждым шагом Каин чувствует, как границы между его собственными мыслями и навязчивым шёпотом стираются, оставляя лишь пустоту, которую заполняет бесконечная тяга к ней, неотступная, как самый мрачный из его инстинктов.     — De mosh tí rubásh!    Каин настигает её возле дома, где мерцает свет, изо всех сил пробиваясь сквозь туманное зимнее стекло. Ночь тиха, воздух словно застыл от холода, обнажая каждое движение, каждый звук — как хруст снега под её шагами, ещё свежими, глубокими, ведущими к тяжёлой, закрытой двери.    — Лэйн! Rubásh!— ангел, хватая Лэйн за локоть, поворачивает ту к себе лицо, совсем не брезгуя, когда яркая кровь марает и его тоже, — Что происходит?    Её силуэт обрисован серебристым светом, но лицо скрыто в тени, едва различимое, как порыв дыхания в морозном воздухе. Тишина между ними давит, будто этот безмолвный мороз отбирает у них последнее тепло и живость. Он видит её поникшие плечи, руки, что всё ещё сжаты, как после схватки, и едва уловимые следы её поступка — то, что она не смогла скрыть, оттереть, пока шла. Этот холодный воздух несёт запах снега и чего-то медного, едва заметного, но до ужаса знакомого. Тёмное, незримое пятно её поступка кажется тяжелым, словно падающая тень, и лишь ещё сильнее вонзается в его сознание, как неотступная, давящая правда.    — База «Адам». Я говорила, что мне нужно уехать через несколько дней, но планы поменялись. Мне необходимо уехать завтра. Немедленно, — от чего то тяжело отвечает Лэйн, отводя взгляд в сторону.    — Вот так внезапно? — выдыхает Каин.    — Я должна отсчитываться?     Зимний холод окружает их, густой и острый, словно хрупкий лёд, готовый разлететься на тысячи осколков при малейшем движении. Его пальцы легко касаются её локтя — не крепко, но достаточно, чтобы он ощутил тепло, даже сквозь тонкую ткань пальто. Каин нарочно не касается её голой кожи, знает, что потом голоса станут в разы острее, словно метательные ножи. Этот мимолётный контакт, такой тихий и зыбкий, словно держит мир в равновесии, создавая странную, напряжённую гармонию, о которой они оба молчат.     Лэйн оборачивается, их взгляды встречаются на миг — длинный, как вечность. Её глаза светятся тусклым светом зимнего фонаря, в них притаилась тайна, что-то глубокое и неясное, словно половина нераскрытого ответа, едва скользнувшего в его сторону. Каин невольно пытается ухватиться за эту недосказанность.    — Хорошо, я спрошу по другому: что произошло на площади? Лэйн, твои руки по локоть в чьей-то крови. Ты напугала весь городок, и теперь они думают, что ты самая настоящая убийца. Что произошло, после того, как ты отошла от лавки? — Каин наклоняет голову, всматриваясь в её серые глаза.    Между ними повисает тишина, слишком многозначная для слов, слишком тесная для дыхания. И в этом молчании возникает нечто большее — ток, туманный пар, стелящийся по улице.    Лэйн не дает ответа, только тяжело вздыхает, слегка отталкивая Каина. Она отстраняется, едва заметно качнув плечом, освобождаясь из его прикосновения. Её шаги так же легки, как падающие снежинки, но в этом движении чувствуется что-то неизбежное, как холод, заполняющий место, где только что было её тепло. Она уходит, даже не оглядываясь, её фигура постепенно растворяется в зимнем сумраке, оставляя за собой след, тающий в мягком снежном покрове.    Каин остаётся стоять, не в силах двинуться с места, сжимая руку, которая только что касалась её. Она исчезает в белой пустоте зимней улицы, и в её уходящем образе он чувствует странную пустоту, будто потерял что-то новообретенное, что-то, что могло остаться, но, как и этот лёгкий снег, ускользнуло сквозь пальцы.                                    • • •    Каин остановился на пороге, не решаясь войти, как будто невидимая сила удерживала его от этого шага. В свете тусклой лампы, спрятанной под кружевным абажуром, он увидел её — среди разбросанных по комнате вещей, в вязаном свитере, который казался чуть великоватым. Лэйн двигалась быстро, почти судорожно, запихивая одежду, картину и книги в маленький потрепанный чемодан.       Тихий скрип деревянного пола под его шагом разорвал тишину, и он медленно, почти с трепетом, вошел в её маленький мир, как и несколько дней ранее, наполненный запахом зимы, воспоминаний и её присутствием, словно боясь разрушить всё одним неосторожным движением. Лэйн обернулась на звук. На мгновение их взгляды встретились. В её глазах блеснула искра — от усталости, от тревоги, от чего-то глубоко спрятанного, что Каин не смог бы разгадать. Секунда длилась вечность, и за этот короткий миг ему показалось, что он увидел её совсем другой — хрупкой, но решительной, готовой оставить уютный уголок, который наверняка был ей дорог.    Вопросы сотнями летали в его голове, слово стервятники, но ни один из них он так и не задал ей.    — Тебе стоит вернуться домой и не волновать родителей, — вздохнула Лэйн.    Вернуться домой?    Комната наполнена звуками тихого шелеста одежды и легкими щелчками замков на чемодане. Лэйн почти бесшумно передвигается по комнате, осторожно укладывая вещи. Её движения быстрые, но аккуратные, словно она пытается сохранить спокойствие, хотя внутри нее бушует ураган. Пальцы то и дело замирают на какой-нибудь детали — невесомая шаль, кожаный ремень — будто она забывает, зачем взяла эти вещи в руки.    Каин всё так же стоит у двери, наблюдая за ней в полумраке, и странное чувство стягивает грудь, что-то едва уловимое, как тепло от случайного прикосновения. Желание понять, возможно, желание остаться в её мыслях, в её движениях, как ещё одна вещь, тихо лежащая в чемодане, на которую можно было бы обернуться взглядом.    Откуда это чувство здесь, у него внутри?    — Где находится база «Адам»? — тихо шепчет тот.    — Далеко от сюда, я думаю.    — И что же там будет делать криптограф? Зачем военной базе он понадобился так внезапно?    Каин, оперевшись на стену плечом, смотрит на её спину, словно запоминая каждую деталь — изгиб плеч, лёгкий наклон шеи, прядь волос, падающую на лицо. И вот, как будто почувствовав его взгляд, Лэйн оборачивается вполоборота. В её глазах — намерение произнести что-то важное, что-то, что должно было бы остаться между ними. Но в последнюю секунду она замирает, взгляд становится задумчивым, и губы так и не раскрываются.    Она опускает глаза, словно решив, что её слова останутся невысказанными, растворёнными в тишине. И этот молчаливый миг тянется, будто бесконечность, в которой Каин ловит что-то почти неуловимое — тонкую, зыбкую связь, ещё хрупкую, но уже настолько реальную.    — Не знаю, — лишь отрешено отвечает Лэйн.     Её присутствие вызывало в нём чувства, о которых он давно забыл, или, возможно, о которых никогда не знал. Каин чувствовал, как в его душе пробуждается что-то человеческое, что-то, что противоречило его природе.      Его разум, привыкший к ясным и холодным истинам, находился в смятении. Он не знал, что делать с этой новой реальностью, с этими чуждыми эмоциями, которые разрывали его отрешенность на части. Как ангел, он был сотворен для высших идеалов, для служения и защиты, но рядом с ней он становился…каким?     Сложность заключалась в том, что он не мог дать волю этим чувствам. Они терзали его, как предвестники чего-то запретного. Чувства, которых он не мог разделить, не мог понять, словно густая туманная завеса, скрывающая за собой свет. Каин всегда был безликим наблюдателем, никогда не участником, и теперь, когда его сердце начинало чувствовать, он боялся, что это может привести к его падению на, и так уже знакомое, дно. Он смотрел на Лэйн с недоумением и отчаянием, понимая, что, возможно, именно она стала его искуплением и проклятием одновременно.    А затем резкий звук застежки чемодана вывел его из мыслей, нарочно говоря о том, что теперь ему здесь точно нет места.