Безумные будни Учиха

      Очередной академический день младших Учиха начинался как обычно — Итачи и Шисуи зашли за Намико и как раз направлялись в сторону Академии. Но на подходе к учебному заведению младший из близнецов заметил парня, раздающего какие–то листовки — вокруг него образовалась целая толпа учеников, особенно старшекурсников. Возле Академии Ниндзя постоянно ошивались раздатчики флаеров и рекламных буклетов — это была одна из самых выгодных точек для такого бизнеса. Руководство храма науки одно время хотело запретить подобное, но было вынуждено пойти на переговоры с распространителями, которые в ответ засыпали жалобами Хокаге.       Директор и в его лице — попечительский совет — потребовали чтобы в руки ученикам не попадал запрещённый контент типа лотерей, компьютерных игр с вложением реальных денег и «развлечений для взрослых», а исключительно одобренное — вроде оповещений об ассортименте магазинов, гастролях артистов и певцов, цирковых трупп и передвижных луна–парков, а также открытия познавательных или художественных выставок. Нарушителей ждал суровый штраф: для агентства — конфискация полиграфического тиража, а для нанятых распространителей, которые не отказались участвовать в правонарушении — исправительные работы.       Как только мелкий Учиха двинулся навстречу, раздатчик резко взбледнул, а затем неожиданно бросился наутёк, грубо растолкав окруживших его детей. Шисуи, поняв, что парень распространял что–то запрещённое, рванул вдогонку. Одновременно с этим ускорился и распространитель. Обеспокоенный отсутствием рядом брата, в погоню ввязался Итачи, Намико также не отстала. Видя такое внимание к себе, распространитель окончательно запаниковал и обернувшись, резко швырнул свою ношу в лицо Шисуи, ошеломляя его, заставляя уклониться и затормозить, также как и группу поддержки. Беглец воспользовался этим, чтобы окончательно оторваться и скрыться из виду.       Мальчишка жадно схватил валяющуюся на земле улику. И остолбенел, едва понял, что нашёл. Итачи и Намико, плюнув на преследование, решили поинтересо-ваться, что же его так впечатлило.       Когда Шисуи рассмотрел картинку, его глаза буквально метали молнии. Паренёк скомкал бумагу и подбросив, тут сложил печати:       — Стихия Пламени! Огненный шар!       Бумага мгновенно исчезла во вспышке пламени.       — Брат!       — Я оторву этому уроду его причандалы и затолкаю ему в жопу. Потом выбью глаза и переломаю все пальцы по одному!       — Да что с тобой такое, чёрт возьми?!       Намико подняла с земли пачку листов. Покрутила один так и эдак.       — Хм... Не похожа.       — Нами?       — Это кто угодно, но не я. Во–первых, я ни за что не одеваюсь, как шлюха с панели...       — Г–р–р...       — Во–вторых, они изобразили какую–то шалаву, а не меня. Вы видели эти губы и щёки? Ресницы? Ну ладно лицо, так и с фигурой напортачили. Вы только взгляните на эти ляжки! Это рисовали с куриной тушки, а не с живого человека.       — Разреши взглянуть?       Плакат изображал Намико в непотребной позе, плотски удовлетворяющую од-новремнно обоих братьев, что скалились откровенно похотливыми гримассами, сграбастав полураздетую девушку так, чтобы не было никаких сомнений, что они тоже получают от происходящего удовольствие и хотят ещё.       Шисуи дёрнулся было забрать, но был вовремя перехвачен Намико, которая обняла его и зашептала что–то на ухо. Итачи благодарственно кивнул, про себя отметив, что девушка брата приняла начальную стойку, позволяющую удержать Шисуи и в случае чего — провести удержание на болевой.       — Шисуи, пожалуйста, выслушай.       Паринишка яростно дёрнулся было, но его держали крепко. С силой, которую ни за что не заподозришь в миниатюрной и хрупкой на вид девочке.       Ему зашептали на ухо — но с такой яростью и страстью, что голос говорившей парализовал тёзку легендарного Мерцающего Ниндзя.       — Никогда и ни за что не уподобляйся ничтожествам. Даже ради меня. И особенно — ради меня.       — Но...       — Потому что тогда ты перестанешь быть тем, кого я люблю.       На эти слова попытки возражения уж не последовало. А бешено колотящееся сердце, чей ритм эхом отображался сквозь тонкую кожу запястий, начал стихать и выравниваться. Намико отпустила Шисуи, веско добавив:       — Я — всегда твоя, а ты — всегда мой.       В ответ её кране неумело, но сильно обняли. Вернее, даже обхватили. Она не стала протестовать, интуитивно понимая, что таки немые, но сильные порывы для Учиха — это «вместо тысячи слов». Учиха высшую степень своих чувств выражали поступком, как осознала не подозревающая о своих великих предках маленькая Сенджу. Это было то, что вросло в суть носителей шарингана десятками поколений воинов, то, что можно было смягчить, но не изменить.       Для Шисуи подобное тоже было испытанием. Хотелось просто физически уничтожить каждого, кто посмел так грязно оболгать ЕГО ЛЮБИМУЮ. В душе начало нарастать чувство пустоты, напоминающее огромный по масштабам отлив моря, перед тем как на ничего не подозревающие берега реальности обрушится непроглядная багрово–чёрная стена не воды, а настоящей крови — таково цунами ярости Учиха, что, сметая преграды, может погрести собой и разрушить целый мир.       Но услышанные им слова были даже не ветром, а встречной приливной волной, какой не бывает в природе. Наполненная такой же убеждённостью, силой и страстью. Заполняя открывшуюся в душе пустоту, похожую на морское дно, нак отором лежать не только утонувшие богатства, но и скелеты мертвецов и всевозможные чудовища.       А две волны — лазурно–синяя и багрово–чёрная — столкнулись и сплелись, словно два непримиримых соперника в схватке, словно любовники в порыве страсти — и схлынули, оставив покой и умиротворение.       Следующим порывом было обнять любимую, что поклялась ему в вечной верности — искренне и проникновенно — так подсказало ему замершее от переполнившего его восторга сердце. Обнять и не отпускать — и пусть рушится мироздание и создаётся вновь, проходят времена и эпохи — а они будут вместе. Вечно.       Но эту идиллию прервало вежливое покашливание. Оба разомкнули объятия и увидели целомудренно отвернувшегося при виде личного момента Итачи.       — Я собрал и запечатал вещдоки. В Академии передам кому следует.       — Нет!       — Ладно. Лично отцу.       — Хм!       — Думаешь, он в жизни чего–то не видел?       — Ну...       — Идёмте, опоздаем.       И первым вышел вперёд, подавая пример.       Шисуи шепнул на ухо Намико, убедившись, что брат достаточно далеко:       — Бедная девушка, которая полюбит этого сухаря.       — Девушки тоже разные бывают, — в тон ему ответила девочка. — Как говорила мне моя мама — «В любимом человеке нравятся даже недостатки».       Старший из близнецов сделал жест, призывающий к разговору. Оба тут же оказались рядом.       — Полагаю, это был заранее подготовленный запасной план. Даже будучи в больнице, Камбэй раскручивает свою кампанию. Умно.       — Там ещё и другие. В общем, всякого разного...       «Всякое разное» действительно впечатляло. Все и всяческие извращения и сексуальные практики были в наличии.       — Хм...       — Брат, этот урод...       — Успокойся. Как говорят по этому поводу — «Собака лает — ветер носит».       — Но...       — Ты серьёзно думаешь, что если кто–то ляпнет что–либо о нас и наших родителях, поверив этой макулатуре, то его не пришибут на месте свидетели?       — Пф.       — Именно.       — А мы?       — А мы сделаем вид, что ничего не знаем.       — Хн.       — С другой стороны, у Сарады появится очень много вопросов к конкретному человеку.       — О–о–о... — Шисуи предвушающе оскалился и злорадно потёр руки. Он по себе знал, что злить старшую сестру — не лучшая затея. А уж если её выбесит Шимура Камбэй — а это ему, несомненно, удалось — их общему врагу оставалось при-звать священника и написать завещание.       — Так что нам остаётся только игнорировать происходящее. По возможности игнорировать, — добавил Итачи, словив скептический взгляд брата.

***

      Академия, в которую поступила новая порция компромата на Учиха, вновь оживилась — с учётом того, что новые «сведения» нужно было передать так, чтобы это не заметили сенсеи и обслуживающий персонал, это стало вызовом для учеников. Не то чтобы родители – шиноби слишком оберегали своих чад от правды жизни, в том числе и относительно того, откуда берутся дети и что предшествует рождению детей.       Действовал извечный принцип — «Всему своё время». Ну а чтобы детишки из любознательности и жажды новизны не занимались непотребством — на то есть сенсеи Академии, что загоняют до состояния парящей на пустынном солнышке мокрой губки любого или почти любого. Ну а отдельных уникумов приходилось увещевать совместно с родителями. Вопиющих случаев, слава Ками, не было, но это ни в коей мере не значило, что взрослым следовало ослаблять бдительность. Интерес к «теме сисек» и прочих закрытых одеждой частей тела — ибо, если сказать, что интерес к подобному был только у мальчиков — означало погрешить против истины — натыкался не столько на грубый категорический запрет, сколько на более мягкое ограничение — «ещё не время».       Время это подходило на пятом курсе, когда юным шиноби после выпуска во всей полноте открывался внешний мир с его соблазнами. Где из всех надзирающих взрослых — только капитан команды да местные жители, в чьи края занесёт юных ниндзя. А в ограничениях — только память об ответственности за нарушение законов, уважение к старшим, почтение к памяти предков и здравый смысл.       Вообще, нельзя было сказать, что соблазны существовали только за стенами Скрытого Листа — они существовали и внутри. Особенно — в неблагополучных окраинах, где после утомляющего рабочего дня или ночи жители имели в основном только три способа досуга — драки, употребление всякого рода дурмана — из которых табак и шочу были самыми безобидными, и конечно же секс. Причём всё это неприкрыто наблюдали дети и подростки — и спокойно перенимали, при попустительстве и равнодушии взрослых.       Только те родители, которые отчаянно хотели иной доли для своих детей, чем прозябание в трущобах, всеми силами ограждали их от окружающей грязи. Стараясь, чтобы их ребёнок учился и проводил как можно больше времени в благополучных районах и заводил знакомства с детьми из благополучных семей. Как делала это мать Намико.       Или же дети, имея крепкие связи с родными или друзьями и не желая упасть в глазах тех, кто им дорог, противились окружающей грязи сами. И защищали от посягательств родных по крови или духу. Таковыми были близнецы Сайто.       Нельзя сказать, что благополучная и сытая жизнь детей, выросших в стенах клановых кварталов, была также залогом целомудренности, когда мальчик или девочка краснеют и закрывают глаза при упоминании секса или при разглядывании обнажённой натуры, особенно в позах, прямо говорящих о сути происходящего, или натыкаясь на описание постельной сцены в книге. Спокойная, безопасная и размеренная жизнь часто порождали пресыщенность и скуку. Оттого дети и подростки начинали интересоваться подробностями всего запретного.       Особенно ярко это выражалось в клане Хьюга, где церемонность общения и зажатость в плане проявления эмоций и чувств не всегда получали полную разрядку в изматывающих тренировках и тяжёлых физических упражнениях.       Инудзука всегда были чуть «природнее» во всём.       На Яманака «работала» их привлекательная внешность, причём отнюдь не только у женской части клана. К тому же будущие менталисты неплохо разбирались в началах прикладной психологии, что позволяло им почти без труда охмурить почти любого гражданского или даже некоторых бесклановых шиноби. Впрочем, эту черту своих светлоглазых и светловолосых соотечественников, которые ни в коей мере не были Узумаки, жители Листа знали и относились к их комплиментам и изъявленному желанию помочь минимум настороженно.       Акимичи, как известно, частенько комплексовали из–за своего телосложения.       Абураме было сложно пойти на контакт из–за того, что гуляющие по их телам жуки могли нравится отнюдь не всем, да и процесс «выпуска на прогулку» симбионтов выглядел весьма отталкивающе. Что объясняло неодолимую тягу жуководов к максимально закрытой одежде, не смотря на время года, а также всевозможным очкам и маскам.       Нара же... Нара было просто лень. С таким подходом к жизни непонятно было, как клан стратегов до сих пор существует.       Ну а что касалось обшироного людского моря бесклановых, над которым едва возвышались мелкие островки малочисленных кланов, таких как Курама и Шимура, и, из–за известных причин, Учиха и Узумаки, отношение к постельным утехам определялось, как в расхожем выражении, строго мерой распущенности.       Посему распространение порнографических рисунков, изображавших братьев–близнецов, их друзей и Сараду в откровенно–непристойном виде, были встречены с немалым интересом, как и всё, что связано с ними. Вообще, тема Учиха была по-стоянно на устах у многих из–за их достижений. Итачи и Шисуи показывали высокие результаты в состязаниях между курсами — не только в практических, недавно были введены соревнования в теоретических дисциплинах в формате блиц-ответов. После чего второй «А» класс прочно обосновался на почётном втором месте в общеакадемическом рейтинге — первое, само собой, удерживал пятый «А», в котором кроме Боруто и Сарады было множество талантливых ребят.       Всё это порождало зависть и кривотолки, а порочащие младших Учиха и их друзей картинки подливали масла в огонь и давали ещё больше пищи злым языкам. Впрочем, всё оставалось на уровне пересудов за спиной. Потому что тех, кто осмеливался высказываться в лицо, ждало неминуемое возмездие. Пятикурсник, назвавший братьев «педиками», получил синхронный удар кулаком в челюсть от близнецов. Хиэй, которого какой–то старшекурсник обозвал «подсосом», спустил болтуна с лестницы. А Намико, которую одна из третьекурсниц поименовала «шалавой», схватила обидчицу за волосы и расквасила ей об стенку нос. Родители малолетней дуры хотели было «воспитать» кулаками обидчицу дочки, но нарвались на Шисуи, который не побоялся встать на пути у разгневанных взрослых. Когда же захотели избить уже юного защитника, а тот приготовился давать серьёзный отпор, появился АНБУ, который вырубил мужчину и женщину. После чего телохранитель Учиха устроил двум гражданским, считавшим Академию Ниндзя чем – то вроде обычной школы, воспитательную беседу без свидетелей, в которой пояснил, что действия их дочки чреваты отчислением без права на восстановление, а их желание потворствовать выходкам глупого дитяти закончится высылкой из Скрытого Листа всей семьи. Тем пришлось униженно кланяться и извиняться, призывая в свидетели Ками, что такого больше не повториться.       Впрочем весь этот «праздник непослушания» проходил в основном за стенами Академии — внутри проинструктированные сенсеи и вспомогательные работники пресекали распространение порнографии. А парочка не шибко умных распространителей, среди которых был один старшекурсник, отправилась в вотчину Морино Ибики.       Но начало было положено, даже не смотря на некоторое количество изначальных провалов — все неизъятые изображения разошлись по рукам в качестве порнографических открыток, которые кустарно копировались или перерисовывались вручную. Что имело свой эффект — к ребятам начали приставать всякие озабоченные личности за пределами Академии, что их нервировало и злило. Особенно шокирован был Шисуи, когда к нему пару раз подходили более старшие мальчишки с признанием, что «он им нравится». После ступора и недоумения следовала бурная реакция — правда, благодаря опыту уклонения от неприятных знакомств и здравому смыслу — только в компании друзей. Хиэй сочувственно похлопал по плечу, сказав скупое: «Держись, бро». Намико просто обняла и долго стояла так, пока Шисуи лёгким прикосновением давал понять, что с ним уже всё в порядке. Ну а Итачи... по приходу домой просто достал из своего резервного фонда книгу «О причинах гомосексуальности» и молча протянул брату. Шисуи осталось лишь принять и кивком поблагодарить. Старший брат всегда старался найти для младшего надёжные источники информации по интересующим его вопросам и дополнительно с готовностью пояснять непонятные или сложные места в книгах.       Сарада же была полностью ограждена от похабных посягательств. Во–первых, могла за оскорбительный намёк врезать так, что никому не было бы мало, а потом — устроить допрос с пристрастием — тут очень помогли слухи о «воспитательной беседе» с Хьюга Рю, обросшие некоторыми выдумками в процессе пересказа. Сюда же шло и неоднозначное взаимодействие с Боруто. Плюс за неё мог вступиться сын Хокаге, который, несмотря на репутацию «золотого мальчика», имел славу безбашенного хулигана и удалого бойца, а кроме того — компанейского парня с кучей знакомств.       Тем временем между Сарадой и Боруто произошёл следующий разговор:       — Привет, мне нужны кое–какие сведения.       — О чём?       — «Тень».       — Ага, — Боруто понятлив о кивнул и отошёл в сторонку вместе с Сарадой, провожаемый любопытствующими взглядами.       — Сколько дней жертва «Тени» приходит в себя?       — По–разному...       — Ровесник моих братьев.       — Денки неделю не ходил, — выдал Боруто, пару минут сосредоточенно хмурясь и прикрыв глаза.       — Хм... Денки не слишком хорош в ниндзютсу, но Шимура чуть старше... В принципе, можно накинуть парочку, потому что чем старше, тем больше резерв и соответственно — длительнее его наполнение в бессознательном состоянии.       — Значит, «Тень» — явно не этот... Камбэй. Хотя жаль.       — Это было бы слишком очевидно. Не в его стиле.       — М... Логично. Кстати, тут всякая хрень голая между людьми ходит.       — Наверняка проделки Шимуры. Запасной план даже на случай временного выхода из строя.       — Моя помощь не нужна?       — Вряд ли. Мне кажется, что сами учителя этому потворствуют, — в ответ на недоумённую гримасу, девушка пояснила. — Мне кажется, что по итогу кампании против Учиха будет отсев многих учащихся из Академии ещё до выпускных экзаменов.       — Хрена се.       — Так что... Не спались сам, будь добр.       — Ни за что!       — Смотри мне...       — Зачем мне картинки, если рядом — живая и прекрасная ты?       — Хм! — не смотря на заносчивый тон междометия, Боруто заметил, как Сарада на миг вспыхнула румянцем. ***       — Итак, уважаемые зрители! Невероятная сенсация — тайна личной жизни Седьмого Хокаге, раскрытая им самим в присутствии его супруги и нового члена знаменитой семьи! Встречайте!       Наруто никак не мог понять этой высперенности телеведущих. Зачем загонять аудиторию в возбуждённое состояние сразу, с первой секунды эфира?       Мысленно вздохнул и уставился в холодный стеклянный глаз телекамеры. Почувствовал незаметное ободряющее пожатие рук Хинаты и Кеттей, что стояли по сторонам от него. Это придало ему уверенности.       — Доброго дня всем. Хочу сделать официальное заявления, дабы упредить кривотолки, преувеличенные слухи и обвинения. Представляю вам мою старшую дочь, которую увидел совсем недавно и был несказанно рад встрече с нею.       Он отступил чуть в строну, давая место в фокусе камеры дочери.       — Меня зовут Узумаки Кеттей, очень рада знакомству сос всеми вами, даттебано!       Наруто улыбнулся. Если раньше у кого–то могли возникнуть подозрения в дурацком розыгрыше, достойным двенадцатилетнего хулигана, дорвавшегося до современных средств распространения информации, то после коронной фразочки... Все пути назад отрезаны. А потому — только вперёд.       —Также я хочу представить мать моей замечательной дочурки. Благодаря современным технологиям компании «Тайко–телеком» она присоединяется к нашему эфиру из страны Демонов.       — Встречайте — действующая Верховная Жрица страны Демонов, её святость Шион–сама! — вклинилась ведущая.       В студии вспыхнул большой экран, с которого внимательно смотрела Верховная Жрица. Судя по обстановке, это был малый приёмный покой дворца, в которой когда–то встретились Верховная Жрица и ниндзя из Скрытого Листа. На Наруто нахлынули воспоминания, едва он встретился глазами с Шион, которую когда–то спас.       Прошедшие годы никак не отразились ни на её стати, ни на красоте. Как и в прошлом, она была облачена в положенные по церемониалу одеяния и украшения Верховной Жрицы. Но в её взгляде больше не было отрешённой холодности и надменности, как при первой встрече. В этом взгляде поселилась спокойная благожелательность с нотками глубоко затаённой печали. И Наруто понимал, почему.       Тогда они задержались в стране Демонов. Хьюга Нейджи, только увидев красного как рак и мнущегося Узумаки, до которого наконец дошло, какого рода «помощь» он вызвался оказать, лишь вздохнул и жестом отозвал его в сторону.       — Я отправлю послание Цунаде–сама и возьму на себя труд пояснить создавшуюся ситуацию. А также попрошу оставить нас при тебе на потребный срок.       — Ну ты это... Эм… Спасибо, что отмазал перед Цунаде–баачан.       — Будешь должен.       — Э?!       Впрочем, тему долгов Нейджи развивать не стал. Но внутри у Наруто всё сжалось — его, как выражался Киба, «жопная чуйка» недвусмысленно просигналила о том, что их нынешний капитан попросит явно не пару больших порций в «Ичираку».       Впрочем, все мысли вылетели из головы будущего Хокаге по банальной причине — ему влетел подзатыльник от рассерженной чем–то Сакуры.       — Ай, за что, Сакура–чан?!       — За то, что дурак. Думать надо, прежде чем соглашаться!       — А чё я–то сделал?       — Вот потому и дурак. Ладно, я пойду.       — Чего? Куда? В Коноху? А...       — Пойду помогать Нейджи писать отчёт. И ещё дополнительный лично я — для Цунаде–сама.       — Э, а...       — Сам согласился — сам и хлебай. Всё, не трожь меня, — и пышущая гневом куноичи удалилась от поникшего Узумаки.       — Даттебайо... — это было сказано растерянно жалобный тоном.       Сгорбившегося Наруто хлопнули по спине — да так, что он еле устоял на ногах, рефлекторно прикрепившись чакрой. Впрочем... это же Рок Ли.       — Я вряд ли могу дать тебе совет в этом, Наруто–кун, но положись на горящую в тебе Силу Юности! Она тебе подскажет!       И Зелёный Зверь – младший убежал тренироваться. В своём стиле — на руках.       — Мда... Советчики… Зашибись.       — У тебя хорошие друзья, Наруто, — обратилась к нему Шион, что подошла только тогда, когда они остались наедине.       — Ну как бы да... — растеряно–виноватая улыбка и беспомощное почёсывание затылка.       — Не бойся, всё будет хорошо, — его осторожно взяли за руку, чтобы повести за собой.       — Но ты же... — молодой ниндзя решил озвучить свои опасения обрывочными фразами, натужно пытаясь выразить смысл так, чтобы его поняли. — У тебя же типа… парня никогда не было, да?       — И что? Это не мешало мне учиться по книгам, спрашивать об «этом» маму и исследовать собственное тело.       Девушка шла впереди и поэтому не увидела, как у парня вспыхнул стеснённый румянец.       Двое шли по коридорам храма–дворца, направляясь в личные покои Верховной Жрицы. Наруто понял это по быстрому иссяканию потока встречных слуг, стражей и жрецов. У многих из священнослужителей возникало выражение высокомерного отвращения, едва они узнавали идущего рядом с Шион Наруто. Впрочем, люди в рясах не выказывали своего недовольства вслух и молча кланялись, останавливась и ожидая на месте позволительного кивка от Верховной Жрицы.       — Чот они меня прям на дух...       — Не обращай внимания. Эти индюки могут корчить рожи и гундеть сколько захотят, но перечить мне не имеют права.       — Ого! Удобно, — Наруто улыбнулся, представив, как ещё недавно злобно шипящие ему в спину недоброжелатели — таких было очень мало, но таковые иногда встречались — затыкаются и молча кланяются ему, идущему в белом плаще с красной окантовкой по подолу и красно–белой шляпе Хокаге.       Последнюю пару залов до опочивальни они прошли в одиночестве. Шион по-чувствовала нервную дрожь Наруто. Повернулась к нему и улыбнулась, глядя в гла-за:       — Доверься мне. Всё будет хорошо.       — А...       — Это как я доверилась тебе в битве с Морьё. Теперь моя очередь вести. Просто верь мне.       — Х–хорошо...       Нельзя сказать, что Наруто так уж стыдился близости с девушкой и боялся на-лажать в постели. Во время путешествия Эро–сеннин несколько раз приводил его в бордель и отдавал в надёжные и нежные руки опытных юдзё. Да, они не были ни излишне стеснительными, ни чересчур напористыми, ни грубо–язвительными. Они делали всё качественно и он уходил от них расслабленно–удовлетворённым, а также наставленным в науке плотских утех — это Джирайя оговаривал с женщинами и девушками отдельно, суля немалую дополнительную плату, которая зачастую перекрывала сам гонорар «просто за посещение». В принципе это касалось только физического состояния... Но вот внутренне...Хотелось посетить онсен. И вовсе не потому, что он был весь потным после «этого». А потому что он ощущал себя будто вымазанным с ног до головы в невидимом и неощутимым окружающими говне, и оттого втройне противным. До этого он не понимал, почему продажных женщин и мужчин, а также похотливых людей вообще называют «грязными». Теперь понял. Потому что просто секс — это потребность. Как после сытной жратвы сходить в уборную. Потому что для тех же юдзё он был рядовым клиентом. Не лучше и не хуже прочих. Они всё делали механически, по привычке, безэмоционально, часто — с полуприкрытыми глазами и отстранённым выражением лица. Они не «дарили любовь», как писалось в книге Эро–сеннина, черновики которой он читал. Они делали работу, которой зарабатывали на жизнь.       Если сравнивать любовь и секс… Это как сравнить рамен из «Ичираку», который готовили старик Теучи и сестрица Аяме, когда они замечали его ещё издали, приветствовали и расправшивали как дела, а он, поприветстовав их в ответ, рассказывал кучу потрясных историй, а иногда — и делился своими проблемами, когда было совсем невмоготу и хотелось быть услышанным хоть кем–нибудь — но всё слушалось с искренним вниманием, интересом и сочувствием. И просто раменом в других ресторанчиках за пределами Конохи, когда они с Эро–сеннином были одними из бесчисленного множества клиентов. Вроде и ингредиенты те же, и рецепт, и последовательность действий при готовке... Но не было чего–то очень–очень важного — того, что не относилось ни к ингредиентам, ни к рецепту, ни к готовке...       От размышлений он очнулся, увидев себя на шикарном ложе под балдахином. Шион смотрела на него с теплотой и лаской в глазах, как не смотрела на него ни одна девушка или женщина до этого. Уж в чём, а во взглядах и чувствах, которые они выражают, Наруто разбирался лучше всего. И ощущал, как под этим взглядом, словно снег под солнцем, тают его страхи, неуверенность, тяжёлые мысли, огорчения, исчезает всё холодное и тёмное... Хотелось стать ближе к этому источнику тепла и света, прижаться, не отпускать... Их губы невольно встретились, а дальше всё было как в тумане — пьяняще–сладком тумане...       В реальность Наруто вернулся, когда вновь увидел перед собой лицо Шион в обрамлении уже немного растрепавшихся волос. И ощутил себя совершенно голым и вспотевшим, прижавшимся к такой же обнажённой и вспотевшей девушке. Запах её пота в смеси с духами и курящимися в кадильницах благовоний кружил голову сильнее сакэ — его, по настоянию Эро–сеннина, Наруто тоже попробовал — задолго до разрешённого законом срока. Хотя где шиноби и где — закон? Он ощущал на языке смесь из её пота и вкуса её губ. А тепло и ощущение от прикосновения её обнажённой груди будили в нём ясное и недвусмысленное желание повторной близости.       Шион тоже почувствовала это и лукаво улыбнулась:       — Ты уже готов продолжать? Надо же...       — Я того… не налажал? — задал он вопрос самым смиренным тоном, смотря прямо в глаза и непроизвольно напрягшись. Как делал это, когда когда видел на лице Сакуры или слышал в тоне голоса сокомандницы признаки раздражения, прорывающегося тумаками.       — Ты очень неплохо справился для первого раза... — облегчённый вздох Наруто. Шион погладила его по волосам и поцеловала. Они долго не размыкали губ, пока обоим стало не хватать воздуха. И юноша понял — всё действительно было хорошо, что уверило его в своей привлекательности, как мужчины. — Кто–то советовал?       — Э... Ну... Мне вообще Эро–сеннин... В смысле, Джирайя–сенсей много чего рассказывал. Он же ещё и писатель... Взрослых книжек, ага, да.       — О–о–о, вот как... Надо же, — кажется, девушка была очень впечатлена. — А теперь давай я...       Наруто осторожно уложили на спину, после чего Шион приподнявшись на коленях. Это было настолько возбуждающе, что юноша не мог оторвать взора, чувствуя невероятный прилив возбуждения. Девушка, оседлав его бёдра, осторожно и медленно погрузила его в себя.       — Оох... — протяжно выдохнула она, как только почувствовала, как её колодец наслаждения заполнен. Пышная грудь жрицы буквально заградила взор Узумаки, подобно спелым плодам страсти на стройном девичьем теле. И Наруто тут же подался навстречу, начав водить языком вокруг одного из нежно–розовых сосков, пробуя кожу девушки на вкус и осторожно посасывая его.       В ответ скала, омываемая морем желания, начала расти вверх и вширь, подобно вулкану, распираемому изнутри кипящей в недрах лавой. А волны страсти накатывали всё чаще и выше, в такт движениям Шион, что не просто двигалась взад–вперёд, а буквально танцевала у него на бёдрах, то в бок, то совершая круговые движения... Постоянно ускоряясь и буквально вжимая себя в Наруто.       И наконец вулкан мощно исторг свою лаву в бушующие волны, издав невнятный вскрик и закатив глаза, в сладком изнеможении упала на грудь что–то по–звериному прорычавшему Наруто. На секунду жрице показалось, что глаза юноши вспыхнули красным, шрамы–полоски на щеках стали темнее и толще. Но, сморгнув, она решила, что ей показалось. Потом они ещё долго лежали, обнявшись, чувствуя, как угасает жар страсти и оставляя блаженное тепло.       — Не против повторить? — спросила девушка, убирая за ухо выбившуюся прядь волос.       — Конечно, даттебайо! Шион, ты просто божественна! — юноша увидел, как она смущённо покраснела, сделавшись ещё красивее. Наруто задорно подмигнул ей, словив ответную улыбку. — Поверь, я впервые... Впервые чувствую себя действительно любимым! Это... это лучшее, что было со мною за всю жизнь, честно–пречестно, даттебайо!       — У великого героя Узумаки Наруто–сама не оказалось толпы восторженных обожательниц на Родине? — девушка была немало удивлена, узнав, что этот неуклюжий и грубоватый, но очень добрый парень до сих пор один.       — Нуу... Удивительно, но нет, — впервые в жизни Наруто понял, что его по-считали достойным любви. Не из жалости, не из корысти, а искренне, с желанием подарить ему всю себя и принять ответный дар. И из памяти, словно грязные потёки с замызганной тарелки, начали уходить впечатавшиеся в неё воспоминания о брезгливых, надменных, равнодушных, недоумённых и испуганных гримасах окружающих его женщин и девушек. Это было ещё одним безмерным даром Шион ему, как не только спасителю её жизни, но и тому, кто указал ей новый путь.       — Тогда эти несчастные либо слепы, либо невероятно глупы, а может быть, чрезмерно стеснительны.       Наруто счастливо улыблася. Даже если он, не дай Ками, так и останется одиноким, как и Эро–сеннин, что так отчаянно добивался взаимности бабули Цунаде, но получавший лишь неизменный отказ, воспоминания об этих днях, проведённых в объятиях Шион, будут греть его до конца его дней, не давая пасть духом и начать вести себя как Какаши–сенсей, проводивший время на кладбище, где были похоронены не только его друзья, но и все его мечты и надежды. А он будет жить полной жизнью, зная, что его всегда любит и ждёт его женщина. Не важно, что они расстанутся, возможно — навсегда. Но в сердцах друг друга они всегда будут рядом.       — Рад видеть вас в добром здравии после долгого расставания и отсутствия вестей, Шион–сама, — Наруто полупоклонился, чтя высокий священный чин собеседницы, равный даймё. Несмотря на целый штат чиновников, Шион ведала не только церемониями, но и руководила повседневной жизнью своих подданных.       — Я также искренне рада видеть вас в добром здравии, Наруто–сама, — обворожительно улыбнулась Верховная Жрица. Седьмой Хокаге поймал себя на мысли о том, что Шион поразительно похожа на Хинату — и не только внешне. Выражение лица, мелкая мимика, улыбка — буквально всё один в один. В разговоре, несмотря на мягкий и покладистый тон, может проскальзывать холодность и властность. Но вот рядом с ним они обе — нежные, ласковые и поразительно домашне-тёплые. — Молва о Ваших подвигах дошла даже то таких отдалённых мест, как страна Демонов.       — Простите, что прерываю столь тёплый диалог, — бесцеремонно вклинилась ведущая. — Но хочу задать Вам вопрос, почтенная Шион–сама, который наверняка волнует не только меня. Правда ли то, что Наруто–сама однажды спас вас от неминуемой смерти?       — Да. И скажу больше — он изменил всю мою жизнь, показав своим примером, что предопределённой судьбы нет. Нет судьбы, кроме той, что творим мы сами.       Наруто улыбнулся. Приятно было знать, что твои слова и поступки изменили жизнь человека, и он вспоминает их с благодарностью.       — И вы попросили его, скажем так... помочь в рождении новой Верховной Жрицы?       — Совершенно верно. Я действительно попросила Наруто–сама об этом. Если вы считаете это корыстным побуждением — это было отчасти так. Потому что я искала достойного отца для будущей защитницы страны Демонов и я его нашла. Наша близость была взаимной и добровольной безо всяких дальнейших обязательств друг перед другом — так было сотни лет до меня. Но, глядя на свою замечательную дочурку, я понимаю, что не ошиблась с выбором.       — А вы, Хината–сама? — обратилась ведущая к смиренно ждущей супруге Хокаге, что стояла за левым плечом Кеттей, которая как будто даже физически поддерживала улыбающуюся и внешне уверенную, но неизвестно, насколько нервничающую и неуверенную внутри девушку, которой могло быть тяжело и неприятно осознание всеобщего внимания к ней незнакомых людей. — Как вы отреагировали на появление в вашей жизни ребёнка, рождённого вашим мужем от другой женщины?       — Совершенно спокойно. И, да, упреждая ваш и уважаемых зрителей вопрос — я знала об этом очень давно. Наруто–кун не стал таить этого от меня и рассказал всё как есть. Ещё задолго до нашей с ним свадьбы.       — Но... — ведущая осеклась, увидев пресекающий жест Хинаты. Бывшая Хьюга спокойно и плавно вошла в фокус камеры. Одновременно из него отступил Наруто, который стал рядом со старшей дочерью.       — Хочу заявить следующее. Я вполне осознавала, что Наруто может нравиться очень многим женщинам и девушкам помимо меня. И что очень многие будут завидовать моему положению, желая так же быть с ним — вне зависимости от мотивов. Я готова принять выбор моего супруга, поскольку люблю его и не желаю отравлять нашу жизнь ревностью и недоверием. Но знайте и другое — мой муж тоже любит меня и у него должны быть слишком веские причины для снисхождения к вашей просьбе. Которые, к тому же, я уверенна, он обсудит со мной и мы примем решение вместе. У меня всё. Спасибо за внимание.       — Спасибо за столь откровенное и развёрнутое высказывание, Хината–сама, — сказала слегка опешившая ведущая. — Но позвольте спросить — разве вы не ревновали вашего мужа?       — Как Наруто мог отказать Шион, на тот момент не знал о моих чувствах к нему из–за моей собственной нерешительности? Как он мог хранить мне верность, если на тот момент наших отношений не существовало? Он был свободным мужчиной имел право на связь с любой женщиной и девушкой по его выбору.       — Но сам факт...       — Насколько я слышала Шион–сама, она сошлась с моим мужем, когда он был свободен, без дальнейших взаимных обязательств. Я ведь права? — обратилась Хината к собеседнице по прямому эфиру, до того внимательно слушавшую.       — Совершенно верно, Хината–сама, — величественно кивнула Верховная Жрица. — Все родительские обязанности по воспитанию дочери каждая новая Верховная Жрица по мере сил и способностей исполняет самостоятельно. Мне с детства объясняли, ради чего я живу и чему должна быть готова.       — А ваша дочь? Кеттей, правильно? — утверждающий кивок. — Судьба матери–одиночки постигнет и её?       — Я однажды уже сказала, что человек, стоящий рядом с вами, научил меня, что нет той судьбы, кроме той, что творим мы сами. Он же подарил мне ребёнка, о котором мечтает любая мать. Я обесценю всё свое счастье, как человека, женщины и матери, если буду принуждать Кеттей. Пусть выбирает и решает сама.       — Спасибо, мамуль! — воинственно сжав кулак перед грудью и улыбнувшись во все тридцать два зуба, выпалила Кеттей. И тут же спохватилась. — Ой, простите, даттебано...       Все присутствующие в кадре облегчённо замеялись. Даже ведущая. И даже Верховная Жрица улыбнулась с экрана.       — Ничего страшного, дочка. Прости, что тебе пришлось влезть во всё это.       — Когда–то ведь всё равно начинать надо было, даттебано.       — Тоже верно.       — Скажите, Кэттей–чан, а каково было ваше знакомство с отцом?       — Прикольное. Да, он был моментом в шоке, но больше от неожиданности. А так–то он клёвый.       — Наверно, было трудно разделить образ Героя Пяти Наций и Седьмого Хокаге и реального человека?       — Да ну не. Я же выросла при дворе мамани. И видела, как она пашет на Совете в перерывах между церемониями в главном храме. Это же каторга просто! А у бати поверх дел Конохи ещё и по делам Альянса зачастую башка болит. Плюс я узнала, что он — человек клановый и знач и дела клановые на нём каким–то боком. В общем, не странно, что к вечеру он был... чутка чумной.       Наруто и Хината переглянулись и кивнули друг другу. Девушка могла быть гордостью отца.       — Ну так, он, кроме всего, норм чел. Мог же, как Хокаге и ваще деловой, сморозиться и отправить со мной клона, который типа тоже он. Но батя вместо этого зарядил клона сен–чакрой и пнул его в кабинет дела решать, а сам со мной в «Ичи-раку» пошёл. Душевно посидели. Ну а потом пошли с семьёй знакомиться.       — А как вас приняли там? Хината – сама и её дети — Боруто и Химавари?       — Всё норм. Хината–сама — хорошая и приятная женщина, прям как моя мама. Боруто — норм пацан, с ним можно поболтать на интересные темы и круто потренить, прям чтобы потно было. Химавари — добрая и прикольная девчуля, во всех отношениях.       — А что касается ваших соклановцев? Кстати, недавно на уровне слухов прошла информация о возрождении клана Узумаки. Хокаге–сама, можно ваш комментарий?       Наруто, против ожиданий, с готовностью выдал ответ:       — Моя дальняя родственница — Узумаки Карин, что недавно переехала в Лист, нашла здесь жившую до того инкогнито родню. Она, с её слов, пообщалась с недавно, к сожалению, почившей их главой и приняла предложение возглавить семьи, составляющие клан. Также Карин–химэ подала мне официальное прошение о возрождении клана и продлении союзного договора с деревней, которые я с радостью удовлетворил. Но она настоятельно просила не придавать широкой огласке эти факты.       — А что касается слухов о якобы романе Узумаки Карин с вашим сокомандником? Как вы к этому относитесь?       — Без комментариев.       — Ясно, огромное спасибо за ответы. Но почему должность главы клана не предложили вам, Хокаге–сама?       — Видимо, я не шибко для того подхожу. Да и к тому же... Ещё Нидайме Хокаге Сенджу Тобирама своим указом запретил совмещать должности Хокаге и главы клана, дабы не быть обвинённым в пристрастном отношении к отдельным согражданам и открытому лоббированию интересов клана за счёт ресурсов деревни.       — Хорошее уточнение, благодарю. И всё же, возвращаясь к теме... Кеттей–чан, разве вы не были огорчены и разочарованны тем, что выросли без отца, только с матерью?       — Ну... Сложна. Когда мелкая была — доставала маманю по этому поводу. Она честно призналась, что папаня — великий шиноби с огромной мечтой, и запереть его в стенах дворца было не в её власти. И если она бы захотала так сделать — показала бы, что не любит его.       — Ну а всё же?       — А потом пришли вести о том, какие дела батя наворотил. Это ж просто упасть не встать. Он не только свою Родину спас! Он весь мир из жопы... ой, простите, даттебано, вырвалось... из Муген Цукуёми вытащил! Альянс своими действиями создал и скрепил! Вот было бы сейчас что вокруг, без него? Думаю, чо нет.       Наруто счастливо улыбался. Слышать признание своих заслуг из уст своего ребёнка, тем более когда он, так получилось, не смог принять участие в его воспитании — что может быть ценнее?       — Ну и ваще, как после такого не захотеть быть как папаня? А он–то одинёшенек рос, без родителей, и при этом ого кем стал! Так мне ли, при живой–здоровой мамане–то, ныть и жаловаться, даттебано? — юная жрица повернулась к экрану, на котором было изображение Шион. — Правда ведь, мам?       — Правда, дочка, — улыбнулась Верховная Жрица с экрана. — Ещё раз убеждаюсь, что ты у меня — самая лучшая. Но над публичными выступлениями тебе нужно ещё потрудиться, как и над лексикой.       — Ну ма–а–ам!       На это раз смеялись уже все. Даже операторы студии за кадром.       — А ваше мнение о Кеттей, Хината–сама?       — Она — вся в отца в лучшем смысле этих слов. Больше мне добавить нечего.       — Ой, пасеба!       — Не за что, дорогая.       — А ваше впечатление от Кеттей, Наруто–сама?       — Она выросла мечтой любого отца. За что безмерная благодарность её матери, понесшей на своих плечах столь огромную тяжесть — воспитание ребёнка в одиночку — с любовью и безграничным терпением, — Наруто глубоко и искренне поклонился. — Благодарю вас за дочь, Шион–сама.       — Поблагодарить вас должна и я, Наруто–сама. Без вашего деятельного участия это вряд ли было бы возможно, — мило улыбнулась Шион. — Также я хочу выразить искреннюю признательность Хината–сама за её бесконечную и бескорыстную любовь к Наруто–сама, — Верховная Жрица встала со своего места и поклонилась в ответ.       — Благодарю за искренние и добрые слова. Шион–сама, — не осталась в долгу бывшая Хьюга. — Ваша дочь поистине достойна похвал, как настоящая наследница своего отца.       — Если разрешите, я так скажу: иметь любящую семью — круто, а иметь сразу две любящих семьи — ваще нереальный крутяк, я так щитаю, даттебано.       — На этой тёплой семейной ноте разрешите закончить особый выпуск передачи «Вечерняя Коноха». Этот выпуск будет доступен в повторах несколько дней. Благодарю за внимание уважаемых зрителей и до следующий эфиров!

***

      Академия Ниндзя. После завершения занятий.       — Боруто–кун, можно попросить тебя о помощи? — Сумире решилась подойти и заговорить, только когда убедилась, что Сарада, разрешившая Боруто, не иначе как за какую–то услугу, легонько поцеловать её в щёку, что вызвало одобрительный гул в среде парней и завистливые шепотки среди девушек, уже достаточно далеко и не услышит её.       Эта просьба со стороны чересчур тихой и стеснительной одноклассницы была настолько неожиданной, что Боруто непроизвольно вздрогнул.       Взглнув на Сумире, которая, смущённо потупившись, ждала его ответа, парень без всякой задней мысли согласился.       — Конечно, даттебеса!       Сумире подняла глаза на своего кумира и улыбнулась. Искренне, от души. Почувствовав, как бескорыстная забота и доброта одноклассника заполняют зияющую пустоту в её душе.       — Спасибо, Боруто–кун.       — Пока не за что. Идём.       Они выбрали самый дальний полигон Академии — Сумире специально попросила об этом, аргументируя нежеланием отвлекать других занимающихся. Боруто же сразу согласился, даже не заподозрив в этом подвоха.       Староста пятого «А», в принципе, могла спокойно соревноваться с самой Сарадой, но принципиально скрывала уровень своих навыков. Потому что, как её учили в «Корне»: «Истинный шиноби скрывает три вещи — имя, лицо и мастерство». Это неустанно напоминали ей отец и его семпаи. Залог истинной победы во всём — до последнего прикидываться неумёхой и дураком, дабы усыпить бдительность про-тивника и всех окружающих. И Какэй Сумире следовала этому неукоснительно. Поэтому именно сейчас притворялась нарочито глупой и беспомощной, делая ошибки даже в элементарном, нарушая все мыслимые и немыслимые наставления в сюрикендютсу даже для новичков–первогодок. В этом следуя секретным наставлениям матери, которая передала ей способы вхождения в доверие и манипуляции, характерные для куноичи. И видя, как рьяно бросился помогать ей Боруто, с горящими от восторга глазами поправляя и осторожными прикосновениями меняя стойку и положения рук на правильные, доказывало правоту «Наставления о пяти пороках и пяти вожделениях».       С одной стороны, Сумире было неприятно, когда она чувствовала, что может больше и лучше, чем очень многие, будучи вынужденной скрывать свои навыки и способности. Видя, с каким восхищением её одноклассники и одноклассницы смотрят на Учиха Сараду и как та купается в лучах славы и всеобщего обожания. С другой стороны — не будь этого притворства — могла ли она сейчас ощущать осторожные, но при этом — сильные и ласковые прикосновения Боруто, слышать его голос, в котором были спокойствие и уверенность, видеть так близко его ярко–голубые глаза, похожие на безоблачное небо? Едва ли...       Исчезала тяжесть печати на спине, будто её никогда и не было. Исчезало давящее бремя мести, которое пригибало её к земле и стеной огораживало от всех остальных, оставляя прозябать в темноте и одиночестве. Наедине с крысами во мраке и вони канализации или в однокомнатной квартирке с уныло–серыми стенами и грязно–белой казённой мебелью, на фоне которых единственным ярким пятном была фотография Боруто, стоящая на прикроватной тумбочке — она специально выделила и увеличила его лицо с одной из общеклассовых фотографий, пользуясь своей небольшой привилегией старосты. Россыпь флаконов, а также ступки с пестиками, чашки с лопаточками, горелка, колбы и пробирки в штативах, дозаторы, весы с набором гирек — походные, естественно — целиком занимали один из столов. А в ящиках столов и шкафу были коробки с разными ингредиентами. Сумире была вынуждена принимать самодельные препараты, стабилизирующие её состояние и повышающие выработку её собственной чакры — для сознательного сдерживания запечатанного в ней монстра. Печать была не столь совершенна, как у Седьмого Хокаге — в ней были механизмы впитывания и её запасания, поэтому она относилась к классу полуоткрытых, для которых нужен был почти постоянный контроль со стороны носителя. Да и сущность, заключённая в ней, вряд ли была разумна. Скорее, ею двигали примитивные инстинкты — еда, сон... стремление к свободе. Сумире была более чем уверенна в том, что, едва вырвавшись на свободу, Нуэ убьёт и её. Вряд ли чудовище признает в ней свою хозяйку и будет слушать её команды. Походя сожрёт, выпив чакру до последней капли, как и у всех прочих, кто окажется рядом, а тем более — посмеет атаковать.       — Сумире–чан, эй! Ты меня слушаешь?       — Ах, прости, Боруто–кун, я задумалась.       — Да ничё, я не спешу никуда.       Это было так неожиданно–приятно.       После безэмоциональных и будто неживых семпаев родителей, после сочувственной, но будто постоянно отрешённой матери, требовательного и придирчивого отца, который никогда не щадил её на тренировках, особенно — после смерти мамы. Когда она падала почти без сил, Шигараки Тануки поднимал её за шиворот, словно слепого котёнка, и, приблизив к лицу, холодным безжизненным тоном заявлял, что она может больше. После чего она снова лезла на скалу или на дерево, а когда останавливалась, чтобы вздохнуть, унять спазм или дрожь в руке или ноге, по ней прилетало всё, что могло быть под рукой у родителя — камешек, обломок ветки, комок грязи, дымовая шашка или даже затупленный ржавый кунай на леске. Заставляя её терпеть боль, не терять концентрации и отсекать внешние раздражители. Или уворачиваться. Продолжая путь к намеченной цели. Даже если она срывалась — это тоже была тренировка. Тренировки в последний миг уцепиться рукой или приклеиться чакрой. Чтобы извернувшись и подтянув себя почти из любого положения, продолжать. Умение находить правильные места для падения и группироваться, чтобы не ломать позвоночник и руки–ноги, приземляясь наподобие кошки. Терпеть боль и дискомфорт, куда без этого? Едва не теряя сознание, оказывать себе самой первую помощь с минимальными подсказками от отца. Зашивать раны, вправлять вывихи, даже складывать переломы. Молча. Чтобы стоном боли не выдать себя противнику. «Никто не позаботится о тебе лучше тебя самой» — твердил ей Шигараки Тануки и его семпаи. «Пока ты жива и можешь шевелить хотя бы пальцами — миссия не окончена».       Затем шла подготовка на земле. Бег через полосу препятствий, по пересечённой или болотистой местности, по зарослям и скальным пустошам, среди ловушек и под градом метательного оружия и техник в спину. Среди ослепляющих вспышек, облаков затемняющего, раздражающего и ядовитого дыма. Вовремя сориентироваться на запах, звук, запомнить местность перед тем, как зажмурить веки. Затаить дыхание, ускорив бег, не обращая внимания на кружащуюся от недостатка воздуха голову и горящие лёгкие. Вовремя вколоть антидот, не перепутав, достав из подсумка, распечатав из перевязи, пояса или напульсника. Перетерпеть, если ничего нет. Страдая от помутнённых чувств и боли, найти растения, минералы или живых существ с нужными свойствами и самостоятельно провести детоксикацию.       При перемещении между убежищами — готовность бежать в любую погоду — в грязь под проливным дождём, в темноте, в ветер по пустыне, когда лицо летят пригоршни песка, или в горах во время пурги. По болотам, по голым скалам, в снегу по пояс в почти летней одежде и обуви, по ледникам... Бежать по воде, причём даже по текущей, чувствуя, как утекает чакра, и готовясь её экономно расходовать, рассчитывая на долгий переход. Нырять и плыть под водой — и прозрачной, и тёмной, и даже грязно–мутной. Бежать верхними путями среди переплетения лиан. В движении отбиваясь от диких зверей, змей, хищных рыб и птиц, ядовитых амфибий и насекомых...       Первой находить тщательно замаскированные входы в убежища, находящиеся в самых неожиданных местах. Учиться отпирать двери с необычными замками, иногда — вскрывать их с помощью специальных инструментов, поскольку другими способами их было не открыть. Находить, отключать и вновь настораживать ловушки. Уворачиваться или спасаться от тех ловушек, которые не смогла обнаружить или обезвредить. Лечить себя после неудачных столкновений. Иногда делать это под отвлекающие атаки в рукопашной схватке, под ударами техник или обстреле метательным оружием. Развивать в себе интуитивное чутьё на опасность, которое становилось особенно полезным, если дело происходило в кромешной, хоть глаз выколи, тьме.       Обследовать незнакомое строение и ориентироваться в нём свободно, без схем, по памяти. Отрабатывать навыки боя в помещениях. С одним противником, с несколькими, в усложнённой обстановке.       Имитация скрытых проникновений или же наоборот — всеобщей зачистки. Похищение важного предмета, или же наоборот — установка охраны этого предмета. Установка ловушек или же оружия массового уничтожения. Тренировка скрытых убийств или похищений, или же наоборот — работа телохранителем. Причём противники были разного уровня подготовки — от бандитов и нукенинов до вооружённой стражи и тренированных шиноби уровня чунинов, джонинов и токубецу джонинов. Сделать так, чтобы тебя не заметили. А если заметили — семпаи отца или он сам не дадут тебе спуску.       Ну а после всего этого, когда тело уже устало — обучение чтению и письму. Штудирование книг с самостоятельным выбором источников. Контрольные работы по усвоенному материалу, которые у неё принимали взрослые. Тренировка памяти и написание отчёта даже по событиям многолетней давности.       Тренировки были построенны совсем по другому принципу, нежели в Академии. Против тебя выходит взрослый и атаковал в тай. И нужно было или увернуться, или заблокировать. Иначе боль, когда пропускаешь удар, зачастую без всяких скидок. И тебя атакуют, даже когда ты вырубаешься. Единственный выход — или измотать, убегая и уворачиваясь, либо без скидок атаковать в ответ и отправить в нокаут.       То же самое — гендзютсу. Либо учишься сбрасывать и противостоять, в обратном случае — жестоко страдаешь. С техниками сокрытия — тренировки отдельно на природе, в помещениях укрытий или среди заброшенных руин.       Два года сплошного ада... После них Академия Скрытого Листа казалась детскими садом. В котором детишки резвятся, хорошо проводят время и иногда устраивая достаточно разрушительные шалости. Получая за это строгие, но умеренные и справедливые наказания.       И мрачное прошлое потихоньку истаивало, исчезало, словно грязь под действием мыла и проточной тёплой воды.       Но осталась её суть — суть последнего диверсанта АНБУ «Корень». Суть, что была вплавлена в нервы, мышцы и органы чувств изуверскими, на грани возможного, тренировками. Суть, вплавленная в её тело печатью на спине. Суть, сказанная хриплым голосом отца, выдохнутая им, когда она в бессильном ужасе проводила уже бесполезные реанимационные мероприятия: «Помни... Кто... ты».       И сейчас её мучил единственный вопрос — «Кто она?». Но сугубо личный — «Кто она для него?». Для вот этого паренька, про которого говорили, что он — отвязный хулиган и беспечный оболтус, которому всё сходит с рук, потому что его отец — Хокаге. Но ей всегда казалось, что таким способом он пытается справиться со своими проблемами. Знай о чувствах Сумире её одноклассницы — они бы назвали её влюблённой дурочкой, которая не видит в объекте обожания недостатков, но... Она тоже прошла через отчуждение от родителей и видела, как себя вёл Боруто, когда его никто не видел — долго сидел где–то, где его никто не видел, молча и в позе, выдающей крайнее угнетение. Так вела себя сама Сумире в тяжёлые моменты жизни — когда мама болела и она ничем не могла ей помочь, а отец был занят важными и непонятными делами — вне тренировок Шигараки Тануки было совершенно не до дочери.       Но при этом Боруто мог сам вытащить себя из упадочного состояния — помочь ей или кому–то ещё, подсказать, поправить или же затеять очередную авантюру и даже соревнование с Сарадой, которую всегда нервировало неуважение Узумаки–младшего к порядку и разумным ограничениям. В то время как сама Сумире могла только молча копить всё в себе, редко выплёскивая это в тренировках.       — Сумире, эй, ты чего?       — Извини, задумалась... Боруто, послушай...       Острожно взять за руки и как бы притянуть к себе, одновременно делая полушаг навстречу.       Голова чуть склонена, взгляд — почти в глаза, но не прямо, а чуть вниз. Формирование подчинённого образа с необходимостью в защите и поддержке.       Парень неосознанно делает пол–шага навстречу. Уловка работает.       — Чего, даттебаса?       — Мне нужно кое – что сказать тебе. Я... хотела, чтобы нас никто не увидел и не услышал.       — Ладно. Только давай быренько. Вдруг Сарада освободится раньше.       Вдох–выдох. Медленно. Не дать понять истинного отношения к сопернице.       — Конечно, Боруто–кун.       Сумире чудесно понимала, что вот так, «с наскоку», ничего не изменит. Боруто не бросит Сараду, с которой у него крепкие узы, соперничество, взаимное совершенствование, да и простая взаимная симпатия, которая, сейчас, похоже, уже нечто большее. Ей стоило уповать лишь на жалость, как нуждающейся в помощи, или же на желание знакомства «ради разноообразия». Тем более, что Сумире учили, что–де мужчины — существа полигамные по своей природе, поскольку в них на уровне подсознания заложено стремление продолжить род с любой согласившейся на связь женщиной — потому как в будущем такой ситуации могло и не случиться. Отсюда же и типичное нетерпение мужчин в сексуальном вопросе, когда они зачатую не могут отказать себе от удовольствия «здесь и сейчас» в противовес только намёку на удовольствие «когда–нибудь потом». Да, Сумире понимала, что им явно не восемнадцать лет, чтобы проводить манипуляции сексуального характера, но теперь она понимала суть выражения «в любви как на войне — все средства хороши». Даже, как выражелись взрослые, «конвенциально запрещённые». И ради того, чтобы и дальше быть освещаемой и согреваемой внутренним солнцем Узумаки Боруто, она была готова их применить, пусть даже в ограниченном виде.       Всё это проносилось в голове у Сумире, когда она подвела Боруто к искусственному озеру у одного из концов полигона под сень деревьев, что росли у самой ограды. Чтобы никто не мог услышать их. А заодно и попытаться прислониться к сетчатой ограде, дабы принять соблазнительную позу.       — Скажи, Боруто... Я тебе нравлюсь?       — Нуу... Ты симпатичная, Сумире–чан...       — Я о другом... — Сумире осторожно взяла руку Боруто в свою и подняла на уровень сердца. — Мы можем быть вместе? Когда–нибудь?       В ответ парень стеснённо покраснел.       — Сумире – чан... Ты эт... Хорошая, правда. Только я как бы занят уже, прости.       — Учиха Сарада, да? — Сумире осторожно приложила ладонь Боруто к груди напротив сердца, надеясь, что он ощутит его биение. Но поняла, что это было её ошибкой — парень резко одёрнул ладонь, будто её приложили к чану с кипятком.       — Эй, не надо этого вот, даттебаса!       — Прости... — девушка медленно опустилась перед ним на одно колено. Боруто оторопел. — Но, всё же... Не обязательно сейчас... Ты важен для меня.       — Ну это... Можно же быть друзьями, разве нет? — попытался отстранитьтся парень. Было видно, что он одновременно польщён и стеснён таким вниманием. И откровенно растерян, не зная, что сказать или сделать. — Ну, не знаю...       — Понимаю... Я... сама поняла это... слишком внезапно для себя самой. — Сумире умоляюще смотрела на Боруто снизу вверх, максимально правдоподобно изобразив умоляющую и растерянную гримасу. Внутренне она напряглась до предела, понимая, что вот–вот получит самый важный ответ в своей жизни. Где–то на задворках сознания билась мысль, что поступает глупо и эгоистично, требуя того, на что вообще не имеет права. Но отчаянная боязнь одиночества и неприятия окружающими нещадно затоптали этот росток благоразумия. — Просто я не смогу ни с кем быть так же, как и с тобой... Вот так.       — Сумире, спасибо, конеш, но... Блин... Я... Я не могу! Прости меня, пожалуйста. Я хотел бы ответить на твои чувства, но тогда я стану мерзавцем в своих же глазах, даттебаса! — Боруто опустился на одно колено перед сгорбившейся Сумире. — Ты эт… Не делай глупостей никаких, лады, Сумире? Пожалуйста.       — Ты не понимаешь! — в груди девушки вскипела горько–жёлчная смесь обиды и отчаяния. Она оказалась никому не нужна... А единственный человек, которому она смогла открыться и довериться, оттолкнул её, променяв на другую! Оставив её захлёбываться одиночеством, как горькой чёрной болотной жижей, которая жадно поглощает её без остатка. Опора, которая держала её на плаву столько лет, мгновенно исчезла, и глубина жадно потащила свою добычу в ненасытную пасть. Рука дружбы, не дающая скрыться в холодной удушающей тьме, отпустила, напос-ледок насмешливо мазнув пальцами по судорожно сжавшейся кисти...       — Сумире, блин, да не собираюсь я тебя прогонять, даттебаса! — разозлился Боруто. Эта нездоровая ситуёвина стала всё больше его напрягать. Будь он свободен — наверняка повёл бы старосту на её выбор... или на свой, если бы она не могла определиться, в «Коноха–бургер», в кафе, в котором обычно «зависали» девчонки из их класса, где дал возможность перекусить и расслабиться. А потом пригласил бы в парк аттракционов, просто в парк, либо в кино, либо на лодочную станцию — покататься на катамаранах с педальным приводом в искусственной заводи реки, погулять по зоопарку... Короче, на время расслабиться и выкинуть дурь из головы. Или, по крайней мере, дать Сумире возможность спокойно переварить весь негатив в некое подобие связных предложений. В которых можно было бы разобраться что к чему и найти логическое объяснение тех реакций, которые вылились на него кипящей обжигающей мутью.       Но одно дело — читать об этом в книгах Джирайи, а совсем другое — чёртова практика. И теперь Боруто понял, насколько в самом деле был самоуверен, считая себя знатоком девушек. И то, что советы Эротического Мудреца хорошо работали с Сарадой, означало лишь то, что сам Боруто хорошо узнал Сараду за все годы знакомства, совместной учёбы и соперничества, мог достаточно точно предсказывать её реакции. В этой же ситуации — чистый лист с едва проступающими знаками — о Сумире за все годы учёбы Боруто не мог сказать ничего определённого кроме самого общего. Разве что сказать то, что она была боязливой и робкой, а также не любила конфликты, стараясь примирить спорщиков — особенно его и Сараду. Но это совершенно не вязалось с тем, что происходило вот здесь и сейчас — совршенно никак! Будто староста его класса и вот эта девушка, что признаётся ему в своих чувствах — два совершенно разных человека! Это уже не говоря о затруднительном положении, в котором он оказался перед фактом — как не обидеть Сумире и сохранить отношения с Сарадой.       Да, он бы мог смело и откровенно объясниться с Сарадой и уже после этого попытаться «разрулить» вот это неожиданное признание Сумире... Если бы его поняли, не стали спешить и решать за него! Боруто внутренне взмолился об отсрочке — только и всего, биджу его задери!       Поэтому резко встал с колен, не разрывая контакта рук и глаз. Заплаканная, но не отстранившаяся Сумире была вынуждена подчиниться, сдавленно ойкнув. Боруто надеялся, что эта небольшая боль немного отрезвит старосту в её странных порывах и словоизлияниях. Он отчаянно не хотел быть грубым, но одноклассница его к этому вынуждала.       — Знач так, даттебаса. Сегодня ты идёшь домой, а завтра...       «Завтра... А завтра ты меня забудешь, как будто ничего и не было?! Не будет никакого «Завтра»! Ни для тебя, ни для Скрытого Листа! Ненавижу! Ненавижу вас всех!».       — Боруто! Боруто, где ты подевался, шаннаро?! — неожиданно раздался рядлом раздражённый голос Сарады.       Боруто резко вздрогнул, словно от удара током.       «Да какого хрена! Надо...».       Сумире уловила его реакцию, и у диверсантки «Корня» мгновенно составился дьявольский план.       «А разрушение Листа я могу начать с разрушения ваших обожаемых и так трепетно любимых так называемых «связей»!       Последней из действующих куноичи АНБУ «Корень» почудилось, что Нуэ в печати на спине заворочалась... Но как-то предвкушающе–одобрительно. Не иначе, как чувствуя приближение сытного обеда.       «Учиха или Узумаки? Нет, нельзя — я раскроюсь!».       Ответом было негодование запертой твари, напоминающее рвотный позыв, скрутивший судорогой всё тело. Куноичи едва не упала. Нуэ будто подслушала мысли своего сосуда и начала бунтовать.       «Подожди! Только подожди и я отдам тебе... Себя» — мысленно пообещала Сумире. Нуэ вроде бы поняла и перестала ворочаться в печати.       Напомнив этим, что время на исходе. Осталось только найти нужное место и время для действия. И уже без сомнения — какого именно.       — Эй, Сумире–чан, что это с тобой?       Она почувствовала, как Боруто инстинктивно подхватил её, чтобы она не упала. Тем лучше.       — Боруто, я же люблю тебя! — и резкий охват за плечи и шею, короткий даже не поцелуй — а засос в губы, заведение одной ноги за ногу парня с приподниманием бедра и отрывом стопы от земли. Боруто шокировано замирает и держит прильнувшую к нему почти на весу одноклассницу. Идеально! Что подтверждает перешедшая почти на звериный рык Сарада из–за спины парня:       — Что ты творишь, бесстыдник?!       — М–м–м... Я... Э... — только и мог растерянно промычать юный ниндзя.       — Прощай, — Сумире практически оттолкнула своего уже бывшего кумира от себя, бросившись наутёк. Чтобы ветер, холодный встречный ветер выстудил предательски–обманчивое тепло его тела, а на губах не осталось вкуса его губ...       Что–то предательски потекло по щекам... Слёзы? Неужели она, Какэй Сумире, о чём–то сожалела? Или это просто от ветра в лицо? Или от усталости после долгого — мучительно–долгого — дня?       Внутри неё поднималась волна горько–сладкого чувства. Что это было? Облегчение? Желание отпустить любимого человека? Чувство определённости после долгих мук выбора? Кто знает?       Боруто хотел было рвануть вслед за старостой, чтобы то ли отчитать её за дурацкую выходку, то ли попытаться утешить и объясниться подробнее... Но его грубо остановили хватом за воротник и и рывком, едва не разорвавшим ткань одежды. Он едва устоял на ногах — и то, только благодаря приклеиванию чакрой.       — А теперь немедленно объяснись, шаннаро! — он глаза в глаза встретился со взглядом Сарады, вперившейся в него активированным шаринганом.       — Я могу всё объяснить!       — Постарайся. И да — я слушаю.       — Я просто уступил просьбе Сумире–чан помочь ей с сюрикендзютсу...       — Это так ты ей помогал?! Решил, что я никуда от тебя не денусь и вздумал за-вести интрижку за моей спиной?!       — Да какую, деттебаса, интрижку?! — на волне возбуждения — нельзя сказать, что краткие объятия Сумире оставили его совсем равнодушным — шока, растерянности и гнева Боруто не испытал робости перед легендарным додзютсу, которое могло при наличии у пользователя познаний искусства физиогномики и обширного опыта отличить правду от лжи. Сарада, к сожалению, этим пока не отличалась. И активация ею шарингана была скорее мерой психологического давления, заставляя собеседника нервничать при попытке что–либо скрыть. Что можно было заметить в изменившемся восприятии. — Зачем мне ваще ещё кто–то, сама подумай!       Но стресс и волнение сыграли с Боруто злую шутку — Сарада приняла раскрасневшееся лицо и нервно подёргивающиеся мышцы рта за признак откровенной лжи. И, подстёгнутая этим, двинулась в дальнейшее наступление, наконец соизволив отпустить нечастный ворот куртки Боруто, который едва не был вырван с корнем.       Сарада встала перед ним, уперев руки в бока и и всё так же буравя его активированным шаринганом. Очень некстати промелькнула шкодливая мыслишка — Боруто представил уже взрослую Сараду в женском варианте полицейской формы и в этой же позе. Только вот форменные штаны напоминали максимально откровенно укороченные шорты, причём уже кокетливо полурасстёгнутые, а форменна куртка была неуставно расстёгнута на все пуговицы — это кроме того, что одета на голое тело.       В штанах Боруто согласно дёрнулся его «дружок», будто подтверждая: «У тебя определённо хороший вкус к тому, как правильно одеть девушку, чтобы потом её было приятно раздевать!».       Но его возбуждение ту т же миновало под воздействием холодного тона Сарады, похожего на ведро ледяной воды на голову.       — Так, что ты скажешь в своё оправдание?       — Ну... Сумире–чан попросила меня научить её правильно метать сюрикены...       — Четыре курса умела, а тут разучилась?       Боруто виновато поник — понял понял свой непростительный прокол. В голову сразу пришли строки из «Райского Флирта»:       «Никогда не давайте женщине повода для сомнений. Даже если этот повод она придумает себе сама. Предвосхищайте её опасения относительно вашей верности. Женщина — существо гораздо более мнительное, нежели мужчина. Она — как спокойная водная гладь, которую тревожит рябью самый слабый ветерок, как колокольчики ветра, что звенят от малейшего сквозняка. Женская ревность может вспыхнуть как сухая трава от малейшей искры — единственного повода. Поэтому смотрите на свои поступки глазами своей женщины, воспринимайте свои слова так, будто она их слышит, делайте всё с тою же осмотрительностью, как если бы она стояла за вашим плечом. Даже если она находит повод для ревности — знайте, это может быть от страха и неуверенности. Страха потерять и неуверенности в своей привлекательности.       Куда страшнее женских гнева, ревности и обиды может быть полное равнодушие. Ибо если женщина равнодушна к вам — значит чувства её к вам угасли и всё потеряно — ничего уже не вернуть, как не вернуть пламя в костёр, залитый водой. Если же она гневается, кричит, плачет или просто молчит с обиженным видом — значит, ещё не всё потеряно. Потому бойтесь равнодушия женщины больше всего на свете.       Если даже при вашей полной безгрешности вас будут ревновать — ободрите свою подругу, безмерно восхищаясь её красотой, добродетелями, делами и успехами, внимательнейше выслушивайте все её слова и просьбы, исполняйте их по возможности быстро и тщательно. И будете вознаграждены её ухоженностью, добрым нравом, щедростью в быту и благосклонным отношением к вашим просьбам».       Виноватое молчание Боруто было воспринято Сарадой как признание её ошибочной догадки.       — А может, ты сам её заманил сюда, а она взяла и пошла?       — Да не манил я её, даттебаса! Она просто просила помочь, чтобы никто не растрепал тебе о том, что я был с ней! Меня просили помочь!       — Помочь с обнимашками?       — Нет, блин! Я сам в шоке от того, что она учудила!       — В приятном шоке, да?       — Нет, даттебаса! — теперь терпение лопнуло уже у Боруто. — Да, я признаю, я — дурак, я — купился, как последний неудачник! Но я ничего такого не хотел, Ками клянусь!       — НЕ ВЕРЮ!       — Не веришь мне — догони Сумире и спроси, какого хрена это вообще было! Ты ведь тоже заинтересованная сторона, разве нет?!       — Не перекладывай это дерьмо на меня!       — Разрешаешь мне наехать на тебя, когда ты посмотришь в сторону левого пацана?       — Ты уже доказал свою никчёмность! — его бесцеремонно сгребли за грудки и приблизили к лицу. — Последнее слово?       — Я всегда буду рядом, если что–то случится.       — Нет. Пошёл прочь, изменник, — после этого его швирнули в сетку забора, которая ощутимо прогнулась и загудела от удара. А сама Сарада, едва удержавшись, чтобы не сплюнуть под ноги, покинула полигон. Боруто осторожно встал, В груди кипела бессильная злоба и досада на самого себя.       — Чёрт, даттебаса! — и стойка сетчатого ограждения погнулась от удара, усиленного чакрой. Сетка вновь загудела — как будто даже сочувственно. Боруто со всех ног рванул домой. В горле стоял ком, а на глаза наворачивались недостойные настоящего мужчины слёзы.

***

      Мицуки, тщательно маскируясь, внимательно следил за Сарадой и Боруто. По-тому что они демонстрировали самое непредсказумое и не поддающееся логическо-му осмыслению чувство — любовь.       Одно время, когда он спрашивал у родителя, что такое «любовь», Орочимару загадочно услехался и советовал понаблюдать за окружающей природой и бойцами команды «Ястреб», что жили на его базе. Туда нередко приходил Джуго, который жил отшельником, дабы никому не навредить. Рыжий гигант появлялся, чтобы Белый Змей мог его обследовать и скорректировать рецептуру лекарств, которые Джуго был вынужден принимать. Там же жили Суйгецу и Карин — в то время, когда она не путешествовала, а тщательно разбирала, восстанавливала и перерабатывала то, что находила в своих странствиях, а также Логг — старший «брат» Мицуки.       Малыш долго пытался вникнуть в суть странного, размытого и неуловимого понятия. Джуго любит говорить с животными и одиночество. Суйгецу любит мечи и доставать Карин. Карин любит Учиха Саске — хотя отрицает это, и любит ругать и бить Суйгецу за его дурацкие и язвительные шуточки. Родитель любит тишину и научные эксперименты, а Логг — читать книги и курить сигареты. Каждый любит своё, и любовь каждого человека не похожа на любовь другого.       Травоядные любят траву, трава любит хорошую землю, чистую воду и солнечный свет, хищники — любят мясо травоядных. Вода любит проникать всюду и падать сверху вниз, а растения — расти вширь и по возможности — вверх. Даже тот стейк, который вместе готовят Карин и Логг и который ему нравится — невероятное сплетение любви чего–то к кому–то. Даже такая вещь, как убийство, продиктована любовью к ощущению сытости. Мицуки путается окончательно и признаёт своё бессилие.       — Если так посмотреть, то любовь — это отражение фундаментальных законов природы в человеческом сознании в максимально сжатом виде, — сказал родитель, когда Мицуки поделился с ним своими наблюдениями и затруднением с точным определением, продиктованным невозможностью свести понятие «любовь» к однозначному определению.       — Скажи, а я смогу не только понять, что я чувствую, но и почувствовать? — Мицуки ненадолго замолкает, сосредоточенно хмуря лоб, пытаясь правильнее сформулировать мысль. — Смогу ли я полюбить?       — У меня, к сожалению, нет ответа, — видя недоумение на лице младшего от-прыска, который явно считал родителя всеведающим, Орочимару добавил. — Это один из тех «самых важных вопросов», ответ на которые каждый ищет сам. И копирование чужого ответа тут не поможет, а лишь сделает только хуже. Потому что жизнь — она как экзамен, но с одним важным отличием — в ней нет двух совершенно одинаковых вариантов — добавил змеиный мудрец более веско.       — Родитель, а где я могу найти ответы?       — Только в других людях, сын мой. В многообразии людских чувств и эмоций. А также слов и поступков.       — Сомневаюсь, справлюсь ли я...       — Потому я и дал тебе то задание. Помнишь? — утвердительный кивок. — К какому выводу ты пришёл?       — Важны только мой выбор и моё собственное суждение.       — Верно. Поэтому я и дал тебе досье Узумаки Боруто. Он будет твоим солнцем в том, что для тебя ещё смутно видимо. Идя рядом с ним, ты увидишь очень многое, что будет важно для тебя.       — Спасибо, родитель.       — И да, мы скоро отправляемся в Скрытый Лист. Надеюсь, ты уже собрался в дорогу?       — Конечно.       — Тогда жду у выхода через пять минут.       То, чему он стал свидетелем, разрушало все его прежние наблюдения и было крайне необычным. Когда, по сути, две любви породили три ненависти. Этот парадокс следовало изучить. Поскольку Боруто и Сарада негласным соглашением были выведены за рамки непосредствнного изучения, оставалась только Каккэй Сумире. Ему удалось её нагнать. Но староста, против ожидания, попыталась оторваться, неожиданно метнув несколько кунаев. Но после тренировок у родителя это показалось всего лишь детской игрой. Оба остановились на небольшой полянке в парке, почти безлюдном в это время.       — Я не причиню тебе вреда, Какэй Сумире. Я не враг тебе.       Девочка остановилась и повернулась к нему лицом, но напряжённая поза и взгляд исподлобья свидетельствовали о том, что она в любой момент готова к бою.       — Что тебе нужно... Мицуки, верно?       — Я всего лишь хочу понять, почему ты не открыдась Боруто раньше. Разве тебе что–то мешало?       Юная куноичи непроизвольно вздрогнула. Этот спокойный изучающий взгляд и расслабленная поза сказали ей больше, чем несостоявшаяся схватка. А слова мальчишки, сказанные будто наугад, ударили больнее, чем кастет заряженный чакрой — в живот.       — Я не могла сделать этого раньше по своим причинам. Это устроит?       — Вполне, — вежливый кивок. Но, боюсь, что причиной твоего поступка стало то, что Боруто оказался менее доступен для общения. Раньше, когда он не был столь близок к Сараде, тебя всё устраивало. Но не сейчас. Видимо, ты испугалась его отдаления от тебя?       Сумире едва сдержала себя, чтобы не наброситься на странного парня с янтарно–жёлтыми глазами. Внешне она осталась безучастной, но внутренне последняя из АНБУ «Корень» чувствовала себя, словно раздавленной огромным валуном.       — Мицуки, мне кажется, что ты задаёшь слишком личные вопросы, на которые я могу не давать ответы?       — Справедливо. Но учти — если это — целенаправленное разрушение связей Узумаки Боруто — я не могу тебе этого позволить. Потому что я — его друг.       «Даже он смог... А я...».       — Впрочем, тебе можно объясниться перед обоими и начать всё с начала. Я читал о том, что можно дать человеку второй шанс.       — Я уже... Не смогу ничего начать. Мне осталось только... Закончить.       Паренёк скептически склонил голову к плечу и пристально посмотрел на неё. У девочки, не смотря на все её тренировки самоконтроля и внешнюю выдержку всё замерло и начало леденеть внутри от страха — молчание Мицуки и его взгляд были красноречивее любого, самого экзальтированного, разоблачения.       — Что бы ты ни задумала, если это не будет касаться разрыва связи Боруто и Сарады — удачи тебе в этом.       Короткая пауза, сопровождаемая шорохом листвы на ветру.       — Знаешь... Долгое ожидание невыносимо. Неопределённость — вот что хуже любых пыток. — Сумире после этих слов Мицуки «отпустило». Каким бы странным ни был бы его мотив, она не чувствовала в нём готовности доложить о ней Хокаге, главе АНБУ или кому – либо ещё. Глупо, непрофессионально — с точки зрения шиноби. Но... человечно? Только поэтому староста пятого «А» решила выговориться. Врагу. — Я хочу, чтобы всё, наконец, закончилось.       — Любой конец — это всего лишь новое начало, — Сумире, словно загипнотизированная, смотрела прямо в немигающие глаза Мицуки. — Когда почувствуешь пустоту — просто дай себя наполнить. Это и будет новым началом.       Затем вежливо полупоклонился и почти мгновенно растворился в технике Телесного Мерцания. Куноичи осталась одна. И тут же, упав на колени, она разрыдалась. Снова. Потому что обрубила все связи и пучина одиночества окончательно поглотила её, а эти всхлипы были похожи на последние жадные вдохи, после которых наступает смерть. Но не тела, а более страшно — души.

***

      Сарада вернулась домой. С отсутствующим видом поднялась к себе в комнату. Открыла один из ящиков стола и повесила на ручку двери своей комнаты с внешней стороны ярлык с крупными иероглифами «Не беспокоить!». Для вескости повернула замок двери в положение «Закрыто». И рухнула на кровать.       В ней всё ещё кипело раздражение на одного засранца. Жутко хотелось что–то сломать или разбить. О работе над домашним заданием не было и речи. Слава Ками, сегодня — пятница. Можно просто забросить всё к демонам и просто лениться. Потому что попытка заставить себя что–то делать, как она чувствовала, закончиться ещё более острым желанием погрома. Сараде хотелось побыть одной. Это было слишком личным, чтобы делиться этим — даже с отцом и Карин. А если она начнёт колошматить манекен на заднем дворе — обязательно привлечёт внимание братьев, чего она явно не хотела. И поэтому была вынуждлена маяться бездельем в своей комнате.       Она нащупала пульт и включила телевизор. Мама купила лично ей за успехи в учёбе. Чтобы не было споров с малышнёй, которая хотела смотреть мультики или передачи, которые не нравились лично ей. Вернее, мультики смотрел в основном Шисуи, а Итачи — исключительно за компанию. По крайней мере, старший из братьев таким образом мог уговорить младшего смотреть что–то познавательное, когда наступала его очередь выбирать.       Лениво перещёлкивая каналы, она наткнулась на анонс вечернего шоу с участием Наруто. И стоически ждала нужного часа, приглушив звук и нетерпеливо посматривая на изображение часов на экране.       Наконец–то она дождалась. И шоу её действительно не разочаровало. Конечно, первой её реакцией был шок — узнать, что Узумаки Наруто не настолько идеален, как она себе его представляла. Но по мере просмотра Сарада начла понимать, что во взаимоотношениях людей всё не так просто, как в бою или в командной работе. Особенно, если человек весьма известен и его личная жизнь складывалась... весьма неоднозначно. Сарада вспомнила, что её отца, наверняка, в своё время добивалась Узумаки Карин, и могла руку дать на отсечение — весьма настойчиво. А Боруто может быть популярен среди девушек, как и его отец, несмотря на разность в поведении и характере. Сарада поняла, что ревность и собственнические ухватки не давали ей мыслить здраво. А слова Боруто, которые казались ничтожными оправданиями, сейчас, когда она успокоилась, показались ей речами достойного молодого мужчины.       Девушка начала нервно расхаживать перед телевизором, одновременно со своими размышлениями пытаясь уловить суть показываемого.Получалось так себе, но главный смысл она уловила.       В очередной раз восхитившись мудрости и терпению Хинаты–сама, которая не стала отравлять семейный быт склоками и скандалами из–за каждой подошедшей к Наруто девушки или женщины, подозревая мужа в якобы возможной неверности. Даже более того — супруга Хокаге с пониманием и смирением приняла то, что у её мужа, пока он не знал о её чувствах, могли быть другие девушки и женщины, и даже, в последствии — дети от них. В этом же бывшая Хьюга совершила прямо подвиг безусловной любви, с радостью приняв как родную кровную сестру своих детей и не став поливать грязью её мать. При этом Хината публично выступила в защиту супруга и лично прояснив все скользкие вопросы, которые неизбежно возникли. Явив Скрытому Листу и всему миру духовный аспект «мягкой силы», которой славился клан Хьюга. Способностью спокойным и аргументированным убеждением добиться того, что невозможно для настоятельного требования или категорического запрета. Жаль, что подобное культивировали в себе отнюдь не все обладатели бьякугана.       Едва шоу закончилось и диктор уже другой студии зачитал время повторов передачи — Сарада тут же схватила листок для заметок и, тщательно записав, налепила на специальную доску напротив рабочего стола на самом видном месте — она рухнула на кровать, жестом отчаяния сжав виски.       Ками, какой же она была дурой, какой же она была дурой, устроив ту безобразную сцену с Боруто! А ведь Сумире могла специально спланировать это и спровоцировать её, чтобы очернить в глазах Узумаки. Учиха хотелось побиться головой о стену — её, лучшую куноичи класса, «развели», как последнюю двоечницу! Непростительно!       Впрочем, приступ жгучего самоедства одолевал принцессу шарингана недолго. На смену огню чувств пришёл лёд холодного рассудка. Сам собой составился план из нескольких пунктов: тренировки самоконтроля, внимательности, медитации, более глубокое изучение физиогномики и психологии. И главное во всём этом — извиниться перед Боруто и уступить его приглашению на пикник. Если он, конечно, не пошлёт её, обозвав истеричкой и психованной дурой — Сарада трезво осознавала, что подобный исход имеет больше шансов, соответственно...       Её размышления прервал вежливый стук в дверь и голос Карин:       — Сарада, можно войти?       Девушка поднялась на ноги и почти бегом последовала к двери, которую по-спешно открыла:       — Да, конечно!       Карин вошла и буднично спросила:       — Ужинать будешь?       — Буду. Простите, что заставила волноваться... — Сарада нервно ткнула пальцем в переносицу, поправляя очки. Она помнила, что вторая папина жена — именно так — сенсор, могущий читать человека как открытую книгу. Собсвенно, женщина выбрала идеальный момент, чтобы придти. Девушка только сейчас, окончательно успокоившись, почувствовала, насколько голодна.       — Не волнуйся, я смогу уделить тебе своё время после ужина. Обязательно, — опередила Карин невысказанную вслух просьбу Сарады.       — Я не хотела бы, ведь у вас...       — Сарада, — Карин присела перед ней на корточки, чтобы посмотреть прямо в глаза. — Ты же понимаешь, что теперь вы все — и мои дети тоже? И ваши проблемы для меня в большем приоритете, чем даже дела моего клана?       Спокойный тон и уверенный взгляд в глаза убедили Сараду, что это так и есть.       — Спасибо... Я хотела бы услышать ваш совет.       — Понимаю. Но сейчас — ступай поешь, — Карин встала. — А я попью пока чаю, если не возражаешь.       Девушка молча кивнула. Иногда она желела что мамы нет рядом. Не с кем посидеть рядом и просто помолчать. Папа... Папа был для этого слишком тяжёлым человеком, он или она рано или поздно сорвались бы на резкое и грубое беспокойство друг о друге и «наломали дров». А с мамой и Карин было более легко — даже простое их молчание успокаивало и придавало сил.       Теперь Сарада начала понимать, почему почему Учиха тянуло к Узумаки. После опустошительного яркого горения обладатели шарингана оказывались в темноте и холоде одиночества, сомений и растерянности, без направлений и ориентиров. И стремились к беззаботным и всепрощающим друзьям — за светом для разума и огнём для сердца.

***

      Узумаки Боруто не застал семью дома. Все они куда–то умотали и до сих пор не вернулись. Побродив по дому, парень от нечего делать врубил телек на кухне, который иногда погладывала мама, когда что – то готовила. И решил сварганить себе жаренной картошки и сосисок. Он, конечно, ничего не имел против вкусной и полезной пищи, и даже кое–что умел готовить сам... Но душа требовала чего–то вкусного и вредного одновременно.       Поскольку гнетущая тишина в доме начала его нервировать, он добавил громкости. Перебирая каналы, нашёл шоу с участием бати, мамани и Кеттей. И тут же буквально свернул всю готовку — не хватало ещё сжечь сковороду или загадить плиту. Потому что больше маминых нотаций он ненавидел уборку. Особенно на кухне после своих «косяков». Маманя в этом плане была тираншей в не меньшей степени, чем в плане прилежного выполнения «домашки» и соблюдения режима.       И начал вникать в тему бурной, как оказалось, батиной молодости — не только в плане подвигов, но, как оказалось, и личной жизни. Не то, что Наруто это скрывал — во время знакомства их семьи с Кеттей он выложил им всю историю как есть, без утайки. Причём старшая сестрёнка слушала с тем же вниманием, что и он с Химавари — видимо, искала подтверждения от бати того, что рассказывала ей её маманя.       Он заварил пачку рамена быстрого приготовления — распробовал у бати на работе, хотя в последующие дни мама готовила два бэнто — для бати и для него. Именно сейчас этот продукт его выручил — можно было «точить хавку» и при этом смотреть и слушать то, что показывали по «ящику».       Ну что сказать — интересно. Особенно увидеть маму Кеттей. А у бати однозначно есть вкус — Верховная Жрица Шион очень похожа на маму — как внешне, так и характером. А сказанное правительницей страны Демонов во время шоу ещё больше утвердило Боруто в этом выводе. Интересно было бы пообщаться живьём.       По поводу же всего сказанного было двоякое ощущение. Маманя папаню очень любит — и поэтому нив коей мере не ревнует к остальным женщинам, с которыми он общается — как по работе, так и в частном порядке. С другой стороны, напрягало осознание, что батя в зоне риска. Как тот, к кому будут «бить клинья» любые девки и тёлки, решившие хайпануть на теме отношений и поднять свой статус, особенно если каким–то образом заимеют от бати ребёнка. Мама прямо не заявила, что не потерпит подобного, а Шион и Кеттей были исключением из правила. Но слова «Мы обсудим это с моим мужем и придём к решению только по обоюдному согласию» — звучало как категорическое «Нет» — но в обтекаемой форме.       И если зрительницы не совсем дуры — гражданские, возможно, и лелеяли какие–то надежды, то куноичи поняли бы этот толстый намёк и отвалили. И дедушка Хиаши был бы спокоен за честь клана и репутацию дочери и зятя. Но некая лазейка всё равно оставалась и это нервировало. Не то чтобы он был против... Скорее, нервировало то, что мама и Химавари будут страдать от недостатка и так скудного внимания Узумаки Наруто — ему, Хокаге, придётся отнять немного своего света у них, чтобы осветить и обогреть ещё одного своего ребёнка. Да и он... тоже, как бы он, Узумаки Боруто, не хорохорился и не считал себя крутым и самодостаточным мужчиной.       Ну понятно Кеттей — она по–настоящему самодостаточная и и взрослая, и дело не в том, что ей шестнадцать. Она шарит за чё–как и вообще самостоятельная — со своим Путём, целями и мечтами. Ей банально некогда залипать на папаню и чё–то там канючить. Боруто вспомнил буквально недавние свои поступки и ещё раз устыдился своего поведения. Видя пример уже старшей сестры, понял, насколько была права Сарада, обозвав его в сердцах зажравшимся эгоистом.       Кстати, о Сараде...Надо бы извиниться или хотя бы попытаться и глянуть реакцию. Он был уверен, что Учиха не пропустит шоу с участием своего кумира, и дурой она точно не была. Так что стоит «прощупать обстановку».       Вынырнул из размышлений и понял, что пялиться в бормочущий совсем что–то «левое» телевизор и выключил его. Требовательно урчащий живот напомнил, что одной упаковки заварного рамена явно мало. И Боруто принялся за продолжение прерванной на просмотр готовки. Как раз щёлкнул замок и скрипнула входная дверь — родные вернулись. Судя по тому, что голоса удалились в гостинную — все четверо где–то хорошо перекусили и теперь чего–то обсуждают, так что мама вряд ли от-влечёт его просьбой помочь ей приготовить еду на всех. А вот и и она — заглянула на кухню, увидела сына, мрачно помахавшего ей в знак приветствия. Стоящего у плиты в ужасном розовом фартуке — других его размера в хозяйственном магазине просто не было — и кивнув в ответ, вышла. Хината поняла, что сын чем–то расстроен и не стала допытываться о причине. Боруто был за это безмолвно благодарен матери — она, не смотря на строгость и желание мягко, но настойчиво ограничить его энергию полезными применениями, никогда не лезла ему в душу. Надо будет поблагодарить.       Приготовив и умяв всё в одиночку, парень вымыл посуду и прибрался. Затем осторожно проскользнул к себе, даю не привлекать ничьего внимания, особенно Химавари. Впрочем, мама сможет проследить и занять младшую сестрёнку. Или она будет тренироваться или общаться с Кеттей.       Заперся у себя в комнате и включил компьютер. И тут же получил на почту письмо от Катаске и с очень жирным прикреплённым архивом, едва вошёл в сеть. Хандру смело как рукой — Боруто был почётным бета–тестером всевозможных компьютерных игр, поэтому же сейчас получал как вознаграждения за работу, так и бесплатные премиум–версии понравившихся игр. Теперь вот подъехала новая интересная работёнка. Боруто проверял архив антивирусом, а потом поставил распаковываться. Тем временем разбирая свой школьный ранец.       Ожидание годного контента его не подвело — это оказалась реализация давно предложенный им учёному идея — игра–симулятор свиданий. Боруто даже писал тексты диалогов для персонажей мужского пола. И даже для некоторых женских. Основываясь не только на творениях Джирайи–сеннина, но и на собственных наблюдениях и переживаниях. Очень хотелось оценить на практике результат своей задумки и трудов. Но через десяток минут игры в голову опять полезли лишние мысли, Боруто выключил компьютер и вылез из окна на крышу, накинув запасную куртку из шкафа. Потом уставился на звёзды и попытался ни о чём не думать.       Через полчаса он почувствовал, как рядом с ним кто–то приземлился. Не маманя и не батя, и тем более не Химавари — мелкой строго–настрого запретили лазить на крышу — до того момента, когда она освоит технику безопасности при прыжках и падениях, а также прикрепление чакрой к поверхностям. Значит, только Кеттей.       — Тяжёлый денёк?       — Типа, — вяло ответил парень, пытаясь замять разговор. С другой строны — хотелось выговориться. Это противоречие разрывало его изнутри.       — С подружкорй поссорился? — Боруто повернулся на голос сестры, что опять была одета в свой шинобский комбинезон, встретивштсь с ней глазами. — Не хоч отвечать — не надо.       Сын Хокаге вздохнул. Чёрт с ним. Груз с души надо куда–то деть.       — Поссорился.       — И с чего вдруг?       — Да она меня просто приревновала, даттебаса! — не выдержал Боруто. — Да и я сам хорош — подставился как дурак, не понял, что её староста нашего класса спровоцировать хочет! Я — не шиноби, а долбанный идиот!       Помолчали. Затем Кеттей спросила:       — А кто она, если не секрет?       — Хима, наверно, тебе уже все уши о ней прожужжала.       — Учиха Сарада, да?       — Угу.       — Хм. Видела я однажды, кажись ейного папаню. Высокий такой, чернявый, однорукий и жуткий что капец, деттебано. Он? Учиха Саске?       — Угу.       — Ясна–понятна. А почему выбрал?       — Ну... Не знаю. Влюбился и вот...       — Мда... Слушай, а маманя её не Учиха Сакура?       — Ога, да.       — Ну... Я много слыхала про про Учиха Сакуру, И маманя рассказывала. Характер у неё, грит, тяжёлый и взрывной, но отходчивый. Думаю, дочка больше в маманю пошла.       — Ты уверенна?       — Хм–хм... Сдаётся мну, загоняешься ты, братиш. Энта Сарада, наверное, может психануть и начать наезжать поначалу. Но потом, когда поостынет... Может дойти, какую дурость она выкинула. Возможно, прийдёт мириться.       — Ну ладно. А то я уже думал, что если я к ней подойду, она мне первым делом в глаз зарядит. В лучшем случае.       — Хлебнул популярности у девушек и понял что она — отстой?       — Ага. Ну смотря как... Если парень свободен — это помогает найти девушку и самую —что ни есть лучшую, как ты это выражение понимаешь. Но, блин... Если де-вушек много, то каждая изо всех сил выставляет напоказ только лучшие стороны, а худшие — прячет. И ошибиться с выбором можно ещё легче. И даже разнообразие не гарантирует того, что найдёшь... своего человека.       — Полезность некоторых вещей сильно преувеличена, правда?       — Точняк... Слушай, а когда ты бы посоветовал к ней подойти?       — Ну стри, даттебано. Если я, например, злюсь, то пару дней ко мне лучше не то что не подходить, а воще рядом не мелькать. Но если я хорошо потренила или чего вкусного заточила — вполне могу и за полтора дня–день отойти. Если сама отчебучила что херовое и до меня дошло — могу сама хоть на след день идти мириться — но если вижу, что челик сам в контакт идёт.       — О, сяб.       — Да нез. Кроме того... Вот думаю я, что Сарадын батя из тех челов, что больше мозгами всё принимают. Но из –за этого ку них может быть с эмоциями напряг. Они в них не шарят, и поэтому ограничивают, а потом, когда у них накипает — идут в отрыв. Или наоборот — когда ощущают, что накосячили, могут в занык от всех уйти. Похоже?       — Нуу... — Боруто внимательно вспоминал все реакции Сарады на что бы то ни было. В принципе, старшая сестрёнка была права если не во всём, то весьма во многом. И это обнадеживало в казалось бы, безнадёжной ситуации. — Точняк! Спасибо, Кеттей–онэчан!       — Не за что, Боруто–отото, — девушка задорно улыбнулась и парень непроизвольно улыбнулся в ответ. — Во, другое дело! А то сидишь тут в темноте, как домовой сыч — надутый и загадошный.       — У–у–гу–у–у — симитировал Боруто крик ночной птицы. Получилось так похоже, что оба минут пять хохотали.       — Ну как, лучше? — подмигнула Боруто Кеттей.       — Лучше, — улыбнулся тот. Но обоих прервало громкое урчание животов.       — Ты не ты, когда голодный. Идём ужинать.       — Окей!