Безумные будни Учиха

      Весь оставшийся день Карин была словно не в себе. Позвонила Шизуне и попросила дать ей отгул на завтра. Оставила записки близнецам, в которых говорилось, что сегодня уроков не будет: она себя плохо чувствует. И заперлась в своей комнате. Просто легла на кровать и начала вспоминать. Всю свою жизнь от первых сознательных впечатлений до сегодняшнего дня.       Она хотела понять, что же ей нужно, чтобы стать главой клана. Клана, который, казалось, был навсегда уничтожен, а его оставшиеся представители рассеяны по миру, словно последние листья с дерева, павшего под ударами беспощадного топора. Но, как оказалось, дерево было достаточно упрямо, чтобы дать новую поросль. Пусть слишком далеко от рассыпавшегося трухой пня.       Краем сознания промелькнула мысль, что Узумаки Нагато, не знавший о своём происхождении, пусть ненамеренно, но сполна отплатил Листу за то, что тот не сберёг доверившегося ему союзника.       А ставший жертвой политических интриг советников и Хокаге один из последних Узумаки знатно покуражился над теми, кто обрёк его на ненависть и одиночество. Они бросили ребёнка на растерзание толпе, которой нужен был зримый виновник их бед и жертва, на которой можно выместить свою злобу. Ну а несносный мальчишка, который не понимал, почему к нему относятся как к прокажённому, не сломался, а устроил тем, кто ненавидел его за запечатанного в нём демона, «весёлую жизнь». А последствия его выходок приходилось разгребать тем самым «великомудрым» старцам, которые незатейливым образом решили ускользнуть от ответственности за свои промахи.       Карин усмехнулась. Надо же, Узумаки могли мстить страшно, но при этом никто не догадывался о том, что это — месть. Слишком уж всё естественно выходило...       Значит...       Значит нужно, во–первых, забрать причитающиеся клану. Скрытый Лист, ставший лидером Альянса и разросшийся чуть ли не вдвое по сравнению с собой прежним, не обеднеет. Долг платежом красен, а сумма долга оказалась немаленькой. Узумаки ещё поступят по–божески, если потребуют только необходимый для не стеснённой жизни минимум.       А во–вторых — при случае, если от них начнут нахрапом требовать всего и сразу задаром, потрясая рассыпающимися от ветхости документами, пахнущими старыми книгами и пылью, поставить на место. Когда один из союзников требует всего, а сам плюёт со скалы Хокаге на свои обязательства — это не союз, а наглая эксплуатация.       И если с первым могут возникнуть проблемы — ибо Хокаге, даже всемерно уважаемый, отнюдь не всесильный диктатор, то со вторым... Карин усмехнулась. В своём добровольном отшельничестве она нашла немало свидетельств того, что её клан нагло «кинули» власти Листа. А Орочимару помог, как бы невзначай «оставив для ознакомления» несколько прелюбопытных документов, не иначе как украденных им очень давно, ещё до поспешного бегства из Листа. Небольшая месть за все причинённые неудобства. Или — кто знает — просто забавное зрелище склоки внутри Листа, за которым просто наблюдаешь, посмеиваясь и ехидно комментируя?       Как бы то ни было, Карин принялась за дело. Сначала приготовила ужин для всей семьи — с обедом без разговоров помог Саске, заглянувший после условного стука к ней в комнату. Увидел вторую супругу молча глядящей в потолок и всё понял без слов.       Затем устроив глажку камисимо и косодэ. А также таби. А церемониальные сандалии она купила вечером того же дня, что и познакомилась с роднёй.       Осталось только тщательно выкупаться и заняться волосами, которые нужно уложить в причёску. Хотя бы завтра, перед приходом на церемонию прощания, чтобы не пришлось спать сидя.       Перед сном тщательно выкупалась, позаимствовав фен. Саске увидел её, спешащую к себе в тёмно–синем халате с узором из красных горизонтальных ромбов, окинул взором и скептически хмыкнул.       Только потом до Узумаки дошло, что она, повинуясь своему воинственному настрою, неосознанно надела нечто, напоминающее по дизайну плащ «Акацуки»...       «Ну и что?» — подумала она, досадливо дёрнув плечом и аккуратно орудуя расчёской перед зеркалом. — «Это тоже было».       Какими бы неприятными и даже кошмарными ни были воспоминания о вторжении в Скрытое Облако, она ими дорожила. Потому что она была рядом со своим кумиром. Она спасала его, и даже мутный расфокусированный взор Саске, в котором не было ничего, кроме боли, направленный на неё, был самой большой наградой. Ну а укус вообще считался ею тогдашней чуть ли не залогом совместного счастливого будущего.       Женщина усмехнулась. Да, тогда она была наивной влюблённой дурочкой. Сошедшей с ума от одиночества и страха быть походя раздавленной огромным враждебным миром. И отчаянно, словно утопающий в бревно, вцепилась в первого же мужчину, который покорил её своей спокойной уверенностью, независимостью и силой — Учиха Саске.       Ведь раньше она испытывала перед мужчинами только страх: они могли её избить, принудить, унизить. Так было в Скрытой Траве, где она ничего не видела, кроме пинков, насмешек, побоев и постоянных укусов. Когда она оказалась у Орочимару, она делала всё, чтобы не попасть на лабораторный стол, видя своими глазами и чувствуя сенсорным чутьём итог подобной участи. Училась, хоть и очень неумело, драться. Осваивала врождённые сенсорные способности. Крайне жестоко обращалась с подопытными, мстя роду мужскому за свои страхи и ночные кошмары. Именно тогда она, пользуясь относительной свободой любимой игрушки Белого Змея, взяла привычку вульгарно и крайне вызывающе одеваться. Опять же, ради стремления поквитаться за свои прошлые обиды, ещё более унижая узников–мужчин, которые, невзирая на своё крайне незавидное положение, не могли не реагировать определённым образом на столь откровенно полураздетую особу женского пола. Что давало Карин обоснованную возможность унижать и избивать их.       При этом Узумаки фанатично хотела быть рядом с Саске. Потому что он не только сразил её своей мужской красотой и брутальной холодностью. Не только тем, что однажды в далёком детстве спас её от гибели в когтях медведя–людоеда из Леса Смерти. Он был ДРУГИМ. Он ничего от неё не потребует, а скорее — добьётся всего, что ему нужно, сам. Её выставленные на всеобщее обозрение на самой грани приличия «прелести» его совершенно не волновали. При одном его появлении галдящие и расхаживающие узники мгновенно замолкали и выстраивались вдоль решёток, провожая взглядами юношу в фиолетовых штанах и свободной белой рубахе.       Этот парень мог одним взглядом заткнуть кого угодно. Любой, посмотревший на него чересчур дерзко или вякнувший что–то не то, тут же оказывался лежащим мордой в пол. В тренировочных боях ему не было равных. Он — небывалое дело! — осмеливался дерзить самому Орочимару–сама. И за слова, после которых любого иного подчинённого ждала либо немедленная смерть, либо внеочередной перевод в подопытное «мясо», Учиха Саске получал лишь кривую усмешку или саркастически–шутливый упрёк.       Естественно, за такого парня любая девушка уцепилась бы всеми конечностями, понимая, что она будет за ним, словно за каменной стеной. И Узмаки Карин дурой отнюдь не была.       Но ей тогдашней было совершенно невдомёк, что Учиха Саске сосредоточен совсем на другом и все её попытки заигрываний и откровенных приставаний вызывают в нём лишь недоумённое отторжение и глухое раздражение. А она воспринимала эту грозовую свежесть с нотками металла совсем по–другому — как дразнящее предложение показать, на что ещё она пойдёт ради кумира.       Осознание снизошло на неё только когда она, умирая на Мосту Самураев от потери крови и вспоминая самую первую встречу с Саске, на вбитых в подсознание рефлексах ощутила рядом присутствие другой куноичи и услышала её и командира «Ястреба» разговор...       Поняла, насколько её чувство мелко и эгоистично по сравнению с искренним и глубокими порывом той, кого Саске назвал Сакурой. Как полупустая чашка в сравнии с океаном... И когда Саске попытался ударить уже Сакуру, из остатков последних даже для Узумаки сил прохрипеть:       — Не делай этого... Пожалеешь...       Потом было мягкое касание Мистической Руки той, которая могла бы без колебаний её убить — будь она такой же влюблённой до беспамятства дурой. И холодная, ломящая зубы, как вода горного ручья, решимость — убить. Того, кого любишь, но не можешь выносить творимых им безумств.       Потом был плен, сильные и жёсткие плечи Копирующего Ниндзя, которого она узнала почти сразу по описанию, как того, кого следует избегать в любом случае — ещё по службе у Орочимару. Первая встреча с Наруто — чья чакра была удивительно солнечно–тёплой, словно августовский вечер на берегу реки... И жуткое ощущение в глубине — как в реке, когда мягкое песчаное дно резко обрывается в глубокий холодный омут...       Плен в Листе, в отделе Допросов и Пыток, Карин вспоминала со смешанными чувствами. Она сразу невзлюбила холодного как лёд Морино Ибики, чьи слова и взгляд были похожи на прикосновения и перемещения по обнажённой коже массивного куска льда, только что вытащенного из морозильной камеры. Который имел поразительное свойство менять себя от холодно–безразличного до яростно–гневного, когда его слова и чакра несли в себе свойство расплавленного воска, льющегося на голое тело. Но в большинстве случаев его чакра была похожа на разъедающую сознание и душу кислоту, отдающую трупными миазмами...       Её побег и присоединение к отправляющимся в бой воскрешёнными Хокаге, Орочимару и командой «Ястреб». Саске тогда даже извинился перед ней за тот удар на мосту, который едва не лишил её жизни. Карин в тот же миг чуть не расцеловала его при всех, и её не остановило ни застывшее в оторопелом напряжении лицо Учиха, ни рвотный вкус его чувства отвращения...       Ужас, когда она чувствовала, как чакра Саске медленно угасает, словно оплывающая свеча, и как бросилась к нему, готовая выцедить из себя кровь до последней капли, но спасти! А возникшая перед ней дурацкая деревянная статуя была разнесена в щепки внезапно активировавшимися Цепями Чакры. Не после изнуряющих тренировок, занявших три четверти жизни — после неистового желания, готового разрывать на части реальность и составлять заново в угодной ей рисунок...       После победы же... она оказалась никому не нужной. Саске исчез из её жизни: обретался в Листе, где его содержали под стражей и лечили. Карин понимала, что ничем не может помочь, да самому Учиха сейчас точно не до неё: не казнили бы.       Осталось только помогать Орочимару, которого по факту посадили в тюрьму, оформив это как домашний арест. Впрочем, воскресший и сильно изменившийся по сравнению с собой прежним — видимо, потому что не давили на мозги последствия техники Переселения Души, да и копия души Белого Змея из печати Митараши Анко была самой первой из существующих — Орочимару был тем доволен. Дали оборудование и ресурсы, вручили ворох неразобранных материалов из закрытых исследовательских программ Листа — живи да радуйся.       Единственный раз за все эти годы она увидела Саске и Сакуру — когда Учиха ввалился в убежище, почти задыхаясь от бешенной гонки, опустив на скамью побледневшую от сдерживаемого крика Сакуру с большим животом, до крови закусившую губу.       Тогда она без слов поняла всё: сенсорика сказала ей больше, чем нужно. Выразительно зыркнула на Суйгецу и Орочимару, и те мгновенно исчезли, явившись через секунду с каталкой и вкатив роженицу в пустовавший операционный зал...       А несколько часов, проведённых там, Карин просто не запомнила. Нужно было дать Сакуре нормально разродиться. Принять первенца Учиха. Остальное, личное — в сторону. Да, она любила Саске. До того, что решила, что его счастье будет её счастьем. Даже не с ним.       А когда с облегчением приложила новорожденную дочь Учиха к груди Сакуры, молча развернулась и вышла. Саске, маявшийся у входа, словил её облегчённый кивок и кивнул в ответ. И сразу отвернулся. Молча. Всё понял сам.       Провожать обоих она не хотела, но вышла. Просто чтобы убедиться, что всё нормально и родители с новорожденной выдержат путь до Листа.       Когда же Карин, погрузившись в чёрную депрессию, неприкаянно мыкалась по базе, не зная, чем себя занять, Орочимару как бы невзначай подсунул ей несколько конспектов и какую–то пустячную тему по расчёту грузоподъёмности запечатывающих свитков, которой ему недосуг было заниматься самому. Карин взялась за работу ни шатко ни валко, но змеиный мудрец не торопил и не стоял над душой. И она, изнывающая от одиночества и скуки, неожиданно увлеклась. А потом, узнав, сколь интересным и захватывающим может быть фуиндзютсу как наука, начала изучать всё всерьёз. Орочимару лишь довольно скалился, подсовывая ей новые задачки и расчёты для своих экспериментов, не давая погаснуть интересу...       Карин была потрясена до глубины души обширностью и глубиной фуиндзютсу, которое в подавляющей массе изучали Узумаки. Призыв и удержание потусторонних сущностей, составление контрактов призыва, даже фундаментальные исследования по таким невероятным областям, как открытие проходов в параллельные измерения и даже параллельные миры и путешествия в будущее и прошлое...       Исследование природы чакры, способы её распознания, концентрации, применения и преобразования...       Такие невероятные теории, как погружение в прошлое через собственную чакру, передаваемую от предков, научное обоснование родовой памяти и способы работы с ней...       Карин отчаянно хотелось найти хоть ещё одного Узумаки, чтобы... Чтобы быть понятой и принятой. Чтобы вместе разбирать невероятное наследие, находить в глубине собственной крови тайны, казалось бы, навсегда покрытые мраком забвения.       Она побывала почти всюду в Элементальных странах, не говоря о малых, несколько лет жила отшельницей на архипелаге Узу, исследовав там почти каждую щель и закуток. И благодаря свой крови, сенсорике и знаниям открыла много тайников, недоступных иным охотникам за наследием Узумаки...       И искала, искала, искала хоть кого–то из своего рода... Пусть полукровку, пусть квартерона, пусть кого–нибудь хотя бы с каплей крови Узумаки... Тщетно...       А её дети... После Саске... остальные мужчины вызывали в ней всего лишь раздражение и тягостное недоумение... Умом понимала, что хочет слишком многого, но ничего не могла с собой поделать...       А её детьми стали книги и свитки, в которых она по крупицам собирала то, что смогла добыть и восстановить. Чтобы в Чистом Мире, куда она уйдёт, предки не отвернулись от последней из своего рода, а с почтением приняли в свой круг...       И уже почти смирилась с тем, что счастье — это не для неё.       Её Путь к счастью занял долгих пятнадцать лет...       И на неё снизошло озарение: нужно всего лишь понимание и терпение. Понимание чужих потребностей и слабостей. Терпение, чтобы не сорваться и не упрекнуть, терпение, чтобы не соблазниться якобы лёгким кратчайшим путём. Понимание и терпение, чтобы найти компромисс, а не просто добиться чего–либо хитростью или силой в ущерб противоположной стороне. И только тогда возможны мир и взаимопонимание. То, что ценили Узумаки, когда отказались от кровавых игр за власть и влияние, уйдя на острова Узу. То, чего желали все люди этого мира, и, как робко надеялись, после столетий крови, боли и ненависти, наконец обрели.       «Пусть будет так», — подумала Карин, проваливаясь в сон.       Ей снилось, как она вместе с покойными родителями — мамой и незнакомым, но удивительно–родным человеком — своим отцом — гуляет по песчаным пляжам, а вдалеке, в ярком сине–зелёном море, что в туманной дали плавно перетекает в небо, вечно ведут свой неспешный, но смертоносный танец водовороты...       А по пробуждении в сознании Карин ещё долго звучали слова песни, которую пела в далёком детстве её мама:       И когда одиночество через край       Переполнит уставшее сердце,       Нам снится кем–то обещанный рай,       Место, где мы бы могли отогреться.       Островок покоя,       Среди хаоса и круговерти,       Там, где кто–нибудь нас укроет       От ледяного дыхания Смерти...

***

      Утром следующего дня Карин, облачившись в церемониальное кимоно и сандалии, двигалась в сторону малого Храма Огня, зная, что все церемонии прощания чаще всего проводятся там. Особенно кланами, которые, по своей малости или финансовым возможностям не имеют возможности содержать клановый квартал, пусть не самый обширный.       И оказалась права. Во внутреннем дворе выстроились около сорока человек разных возрастов. Что их объединяло — у каждого из общего тона волос выбивалась ярко–красная прядь. Все как один были облачены в церемониальные кимоно с гербом Узумаки на спине.       Карин, молча кивнув в знак уважения, приблизилась к портрету Асэми – сама и молча положила букет. Сложив руки молитвенным жестом и поклонившись. Затем безмолвно двинулась к свободному месту в первом ряду справа. Справедливо полагая, что раньше это место занимала покойная. Место главы клана.       Своим чутьём она не ощутила враждебности или и раздражения. Скорее тёплые вспышки одобрения, напоминающие солнечные зайчики, что в жаркий полдень скользят по открытой коже.       Она видела своих соклановцев лишь мельком, но ощущения сенсора давали несравненно больше. Непередаваемое чувство единения. Листа на громадном дереве. Кирпичика в крепкой стене. Фаланги пальца в здоровой и сильной руке...       На глаза невольно навернулись слёзы. Слёзы счастья. Счастья обретения того, что она, казалось, навеки потеряла в далёком детстве. Счастья обретения семьи.       Казалось даже её родители — и мама, и отец, которого она никогда не знала — незримо стоят у неё за спиной. Пусть нельзя приконуться, увидеть — но скажи она слово — её услышат. И лёгким прикосновением ветра, шелестом листвы — ответят. Потому что кровь шиноби, пролитая в землю, их плоть, ставшая невесомым прахом — не уходили в никуда. Они становились водой — кровью мира, камнями — его костями, плодородной почвой — его плотью. И их души входили в бесконечный круговорот природной чакры, поддерживающей единство мира.       И Узумаки поняли это раньше всех и прочнее всех. Они открылись всей полноте мира в жажде не обладать и расхищать, но защищать и оберегать. И мир открылся им в ответ, и эту мудрость «красноволосые дьяволы» вместили в фуиндзютсу. Которое было подобно законам природы, что проникали всюду и действовали даже вопреки усилиям и ограничениям человеческого разума. Не зря даже со всемогущим владыкой всего живущего — Шинигами — у Узумаки были особые отношения.       Карин вспомнила о том, что Наруто рассказывал Саске — о встрече с тенью своего отца, когда будущий Хокаге едва не потерял себя от ярости и недоумения во время битвы с Пейном. О том, что воля, сила и знания Узумаки — это то, что помогает миру устоять даже тогда, когда разрушение и всеобщая гибель, казалось бы, неизбежны.       Пусть Узумаки Кушина и погибла жуткой смертью в самый расцвет своих лет, но её воля и любовь к Скрытому Листу, даже не смотря на страх и недоверие окружающих, остались жить в её сыне. А сама Узумаки Карин чувствовала с нею глубинное родство — родство ответственности за новую Родину и своих близких.       Карин вспомнилась песня, которую на слышала когда – то давно. Песню, которая описывала последний день жизни родителей Седьмого Хокаге. И посмертие — тоже. Но теперь она видела в ней не только прямой смысл...       Долгая осень, холод серых стен,       На окне темницы — ангел Смерти.       Жестокая память умножает боль измен,       Сердце рвёт в последней круговерти.       Наутро — казнь, построен эшафот,       И позорный меч наточен остро.       Я любил королеву, одного не взяв в рассчёт,       Что любовь и кровь — родные сёстры.       След на песке смоет вода,       Камни рассыпятся пылью,       Глыбою льда станет звезда,       Но я не уйду навсегда.       Я буду здесь — среди живых.       Я буду здесь — почти незримо.       Шорохе трав, в цвете зари,       В облаке дыма…       Я буду здесь — в твоей судьбе,       Я буду здесь — в твоей ладони!       Только ты знай, только ты — верь,       Только ты — помни!       Намикадзе Минато сделал на самом деле самое важное в истории Листа — он не только подарил жизнь будущему Герою Пяти Наций и спасителю селения, но и смог возродить веру своей любимой в доброту и искренность тех, кто носит повязку с символом Листа. И их общий ребёнок стал символом возрождения союза кланов и деревень после подлого предательства. Совершённого из выгоды или просто глупых недоверия и страха.       Как только прозвучали все положенные молитвы, гроб с телом был закрыт крышкой, после чего несколько крепких мужчин–Узумаки, отдавая дань уважения покойной, понесут его по улице до крематория — после Четвёртой Мировой шиноби взяли за правило кремировать умерших. Чтобы тех нельзя было призвать из Чистого Мира с помощью Эдо Тенсей.       — Соболезную вашему горю.       — Спасибо, Карин–сама.       Новоявленные родичи сдержанно поклонились в ответ.       Карин подошла к группе людей, стоящих отдельно.       — Я очень опечалена уходом Асэми–сама. Я виделась с нею лишь раз перед смертью, но она произвела на меня неизгладимое впечатление своей силой духа и верностью долгу. Для меня было честью предстать перед нею и принять из её рук великую ответственность и услышать из её уст важные наставления.       — Спасибо, Карин–сама, — сдержанно поклонилась уже наполовину седая пожилая женщина — похоже, дочь Асэми. — Я рада слышать добрые слова о моей маме.       — Как и все мы, — рядом встала Амата. Было видно, что она плакала, но, слава Ками, не убивалась. Наверняка, её смогли утешить не только близкие, но и её парень.       — Спасибо. Не знаю, как вы воспримете меня...       — Карин–сама, — понимающе улыбнулась женщина, что годилась Карин в ба-бушки. — Не нам, тем, кто разумеет равенство всех живущих перед лицом Смерти, чиниться всякими глупостями вроде присхождения и старшинства. Есть родные — не важно, телом или духом — а есть те, кто заблуждается. Остальное — не важно.       — Спасибо, — Карин не посчитала зазорным поклониться первой. — Я сделаю всё, чтобы... Чтоб все жили достойной и счастливой жизнью.       Как только поминальная церемония закончилась и большинство соклановцев, впервые за многие годы одевшие церемониальные одежды с гербом в виде красной спирали, двинулись на выход, к молодой женщине подошло несколько досаточно бодро выглядевших пожилых людей. — Мы хотели бы обсудить с вами некоторые вопросы, если вы не возражаете, Карин – сама. — Да, конечно.       Безмолвные переглядывания и тёплые одобрительные улыбки. Старейшины совершенно не выглядели стариками. Может потому, что ясность ума и сердечная открытость миру, воспринимаемые сенсорным чутьём как спокойное и ровное согревающее пламя очага, пусть некоторые поленья в нём припорошились пеплом седины, но от этого их теплота не стала меньше.       — Итак, что вы намеренны делать в ближайшее время?       — Выяснить все вопросы, касающиеся собственности клана Узумаки, находящейся в Скрытом Листе. Будет очень кстати, если это будет подкреплено официальными документами, подтверждаюшими право владения. Лично я не верю, что у союзников Сенджу не было ни клочка собственной земли в пределах стен селения.       — Действительно, — согласно склонил голову один из пожилых мужчин, жестом фокусника извлекая из рукава несколько свитков. — В этих документах — земельные замеры и договоры на право собственности участков. Там, конечно, сейчас находятся здания в коммунальной собственности.       — Но эти земли могут быть отторгнуты без возмещения, поскольку клан не вносил за них арендную плату.       — Не всё так просто, — хитро усмехнулся собеседник. — Эти земли всего лишь находятся на правах аренды Скрытым Селением до официального предьявления прав собственности. Так что часть денег автоматически списывается договором арендной платы.       — Хм...       — Кроме того... Любой Узумаки, официально служащий Скрытому Селению, своей деятельностью подтверждает действительность союзного договора. После трагической гибели Кушины–сама этот договор начал выполнять её сын, официально носящий фамилию матери. Причём выполнять не с момента становления генином, а с момента запечатывания в нём Лиса.       — То есть в договоре есть специальная статья, оговаривающая деятельность на благо Листа джинчурики, принадлежащих к нашему клану.       — Совершенно верно. Кроме всего прочего... Уже факт воскрешения всех убитых во время нападения Пейна не только возмещает ущерб, причинённый якобы по вине джинчурики, но и намного перекрывает понесённые убытки.       — Даже так...       — Наши предки были отнюдь не глупы. Тогдашний глава клана Узумаки Ашина–сама учёл в договоре с Сенджу Хаширамой все возможные и даже невозможные случайности и застраховался со всех сторон.       — Итого, союзный договор был составлен явно на наших условиях, при всех якобы кабальных обязательствах.       — Так и есть.       — Я буду рада, если вы сможете уделить мне внимание для разбора всех нужных документов.       — Не волнуйтесь, у нас уже всё готово и всё с собой, — новой главе клана почтительно, но без подобострастия — как первой среди равных — протянули свитки с нужными документами.       — Тогда я отправляюсь к Хокаге. Немедленно, — сказала Карин, принимая их в строгой последовательности. Впрочем, свитки были маркированы определёнными символами, указывающими на суть содержимого.       — Наша помощь нужна?       — Нет. У вас был скорбный день. Лучше предаться созерцанию и воспоминаниям об ушедшей. И не поганить такое важное время бюрократическими склоками.       Старейшины клана переглянулись — как почувствовала Карин — с одобрением, пахнувшим на неё свежестью перечной мяты. И согласно кивнули.       — Ждём вас с добрыми вестями, Карин – сама.       — Я не подведу вас.       Карин мысленно сжала всю волю в кулак. Впрочем, не только свою волю — поправила она себя. Воля всех выживших, сохранивших свое имя и свою силу, сейчас в ней. Как сила ладони, пальцев и запястья — в сжатой в кулак кисти.       Наруто как всегда был занят. Однако, увидев Карин в официальном кимоно с гербами, он понял, что случилось нечто неординаное. Поэтому отложил в сторону не доконца прочинатанный отчёт и поприветсовал гостью:       — Что привело тебя ко мне в таком официальном виде?       — Я хочу официально возродить клан Узумаки и стать его главой.       Наруто кивнул.       — Что требуется от меня?       — Все документы, касавшиеся прав собственности Узумаки Кушины и иных, если они осели в Листе. Заодно — подписи под документами, что передают в собственность Узумаки земли, которые арендует у них Скрытый Лист.       За спиной Карин скрипнула дверь.       — Не так быстро.       Карин непроизвольно дёрнулась. Чакра сокомандников Третьего Хокаге была противной. У Утатане — похожая на мокроту — влажная и склизкая, а у Митокадо — отдававшая запахом гнилых овощей.       — Хомура–сан, Кохару–сан, разве вы не...       — Тебя забыть спросили, мальчик, — высокомерно прошамкала старуха. — Дай тебе волю, ты бы разбазарил Скрытый Лист. До Хокаге, который думает о селении, тебе ещё расти и расти. А поэтому — слушай старших.       Седьмой, улыбаясь, сжал под столом руку в кулак. Между едва сошедщихся бровей пролегла складка, выдававшая едва скрываемое раздражение.       «Да сколько можно, даттебайо! Старику Третьему мозги выносили, отцу докучали, на Цунаде–баачан давили и даже сенсею от них доставалось! И насоветовали, блин! С Учиха не смогли договориться, покрывали Орочимару, лебезили перед Данзо, заставили меня выживать на пособие и без нормальных учителей! И ещё строят из себя мудрецов, которых я обязан слушать! Достали!».       Но тем не менее спросил:       — Что по–вашему, мешает вернуть Узумаки собственность, которой, по факту, распоряжался Совет Селения на правах аренды до предъявления на неё прав закон-ными владельцами?       — Узумаки обязаны соблюдать союзный договор с Сенджу и предоставить Скрытому Листу следующее...       Красноволосая не вытерпела и повернулась к древней карге.       — А теперь послушайте меня, Кохару–сан! Вы требуете от Узумаки кучу всего, а сами соблюли ли этот самый договор?       — Порядок для всех один, и вы не имеете права... — подал голос молчащий до того Хомура.       — Имею! Потому что я — из тех самых Узумаки, которых предал ваш любимый Лист! Вы получали от нас всё — наработки по фуин, готовую продукцию, даже людей, подходящих на роль джинчурики для Лиса! А что мы получили взамен? Игнорирование просьбы о помощи, когда на Узушио обрушился альянс Тумана и Облака при поддержке их джинчурики и Семи Мечников? Удар в спину, когда врагам неожиданно стали известны схемы защитных контуров селения? Не потому ли уцелевшие после резни предпочли бежать куда угодно, только не в объятия предавшего нас союзника?       — Это гнусная клевета!       — Это правда! — на стол легло несколько свитков.       — Это подделка! — едва не завизжала старуха, желая выхватить свитки, но её руку остановила ладонь Хокаге, лёгшая на документы сверху.       — В таком случае можете не рассчитывать ни на одно татами земли в пределах страны Огня!       — Можете подтереться этим самым договором! Я забираю родичей и мы уходим на архипелаг Узу! Ваши руки слишком коротки, чтобы достать нас там!       — Ну и катитесь, чёртовы предатели!       — Никто никуда не уходит! — на всех присутствующих обрушилась жажда крови. Наруто встал с места, а вокруг него полыхал покров из чакры Хвостатого. — Я, вообще то, тоже Узумаки, и у меня тоже есть к вам вопросы, уважаемые старейшины.       Старуха хотела было потребовать от наглого сопляка заткнуться, но встретившись взглядом с глазами, обретшими звериное подобие, проглотила слова и лишь открывала и закрывала рот, словно вытащенная из воды рыба.       — Почему я рос в приюте, где меня втихую ненавидели и делали пакости, а не в приёмной семье? Почему каждая шелудивая псина в Скрытом Листе знала, что я — джинчурики? Почему от меня до последнего скрывали правду о том, кто мои родители? Почему я жил впроголодь на сиротское пособие, с учётом того, что торговцы задирали конкретно мне цены в несколько раз? Я не верю, что мои родители жили в нищете!       — Потому что мы хотели защитить тебя от кровников твоего отца, неблагодарный мальчишка!       — Ну хорошо, допустим! Почему тогда дошло до того, что меня презирали и ненавидели все подряд? Почему ко мне не подпускали ни извращённого отшельника, ни Какаши–сенсея? Пусть они и не мои кровные родственники, но оба хорошо знали моих родителей и даже в мыслях не причинили бы мне ничего дурного! Или вы сомневались в их преданности Листу?       «Насчёт Джирайи я бы поспорил, — хохотнул Курама в голове у блондина. — Вспомни–ка, как он швырнул тебя в пропасть!».       «Тц, не напоминай! Но это было ради тренировки! И вообще — если бы ты не строил из себя обиженного на весь мир...».       «Ладно, признаю, в этом была немалая часть моей вины. Но бросать собственного крестника в бездонный провал — чересчур, не находишь?».       — Это был план. План, принятый нами, старейшинами Листа, и одобренный Третьим Хокаге.       — Это вы о чём, Хомура–сан?       — Неужели?!       — Хомура, идиот, ты что, совсем рехнулся на старости лет?! — чуть не набро-силась на него сокомандница по отряду Второго.       — Нам всё равно не слишком долго осталось. Не хотелось бы тащить на себе груз раскаяния в Чистый Мир. Те, кто ждут нас там, по крайней мере, будут к нам более снисходительны.       — Ну точно, святоши из Храма Огня тебе окончательно плешь проели...       — Думай как знаешь, — отмахнулся старик. — Так, о чём я? — О том, почему ко мне относились как относились.       — Проект «Абсолютное Оружие». Его инициировал Шимура Данзо. Он хотел, чтобы ты вырос сильным, решительным, преданным Листу и Хокаге... но не шибко умным. И чтобы единственный рычаг влияния на тебя был в руках Хокаге. Чтобы никто не мог не тебя повлиять и тем пытаться диктовать условия нам или Хирузену.       — То есть все эти лишения, всеобщая ненависть, отсутствие друзей и жизнь чуть ли не как у бродячего пса на помойке — только ради того чтобы я был вашим послушным инструментом, так?       — Простите, Наруто–доно...       Старик–советник хотел было глубоко поклониться, но тут же охнул, схватившись за поясницу, и едва не упал. Но его поддержал мгновенно оказавшийся рядом Седьмой. С другой стороны к нему подошла Карин и приложила руку, окутанную чакрой, к пояснице. Да, она не могла исцелить Хомуру — годы, помноженные на последствия старых травм и ран, неумолимо истончали нить жизни, приближая встречу старого шиноби со Смертью. —       Благодарю, Карин–сама, — выдохнул совсем древний по меркам своего по-коления старец. Почти все, кого он знал, уже давно покоились под гранитными над-гробиями, а сам ученик Второго пережил не только свою супругу, но и всех детей. И, увы, даже некоторых внуков. Поэтому не особо беспокоился о своём здоровье, принимая лекарства лишь чтобы не доставлять неудобств родне и в меру сил пытаться сослужить хоть какую–то службу Родине если не телом, то хотя бы умом.       — Мне трудно было бы простить вас... раньше. Но сейчас я чувствую, что ваши слова искренни. Посему больше не держу на вас зла.       Карин хотела бы добавить пару ядовитых фраз по поводу слишком уж запоздалого раскаяния, но, чувствуя непреклонность настроения родственника, сдержалась. Пусть неумелая попытка отмолить грехи словами, стоя одной ногой в могиле и могла считаться крайней степенью лицемерия, но по крайней мере следовало понять, что это было совершенно искренне, от чистого сердца.       — Я рад, что вы не держите на меня зла, Хокаге–сама. — Старик повернулся к молодой женщине. — Я сделаю всё, что от меня зависит, Карин–химэ.       Карин повернулась к Кохару, которая вся сжалась под взглядами двух Узумаки, став напоминать загнанную в угол облезлую крысу, что ещё щерит полусгнившие зубы в тщетной попытке испугать двух матёрых пантер.       — Вижу, что моё несогласие уже ничего не будет стоить, — исподлобья зыркнула старуха. — Но учтите...       — Договор со Скрытым Листом остаётся в силе — в обмен на наши земли и имущество.       — Пусть так, но я прослежу, чтобы вы не смели отходить от его положений.       — Как угодно, Утатане Кохару–сан. Пусть по мне и не скажешь, но мне знакомо понятие «клановая честь».       — Соизвольте... — проскрипела старейшина, словно давно не смазанные петли старой двери.       После чего на стол Хокаге легли уже другие документы — подготовленные на-кануне старейшинами Узумаки договоры собственности и земельные замеры.       — Поскольку эти земли находятся в коммунальной собственности, их необходимо освободить от неё. Впрочем, этот район сейчас — одни сплошные трущобы, которые, по–хорошему, уже должны пойти под снос.       — Но опять же, вам следует оплатить предоставление новой жилплощади та-мошним жителям, — советница криво усмехнулась, представив, как этим загоняет несносную девицу в угол.       Карин на это даже бровью не повела.       — Это — неблагополучный район, большинство из обитателей которого мало дружны с законом. Если они куда и переедут — то за решётку. И это будет уже головная боль Скрытого Листа — где искать деньги на содержание арестантов.       Ухмылка понемногу стёрлась с лица древней карги, словно карандашные кара-кули под движением ластика.       — А мой хороший знакомый — Учиха Саске–сан — наверняка не откажет мне в помощи с этим маленьким дельцем.       — Верно говорил Тобирама–сенсей — на вас, красноволосых, где сядешь — там и слезешь...       — Ему ли было не знать, — вернула шпильку Карин.       — Всё это конечно, хорошо, но давайте не задерживаться, — поторопил всех присутвующих Хокаге, видя, как к нему в кабинет заносят ещё пару стопок бумаг на подпись.       Карин кивнула советникам, что могло расшифоровываться как «ваш черёд». Старики не обманули её ожиданий и споро поставили свои визы под докумантами. Окончательное оформление бумаг было за Шикамару, который вернулся с перекура и вежливо придержал дверь, пока оба советника, помнящих живыми ещё основателей Скрытого Листа, не покинут кабинет.       — Мне кажется, или Саю пора перепроверить своих сотрудников у ментали-стов. Слишком быстро эти двое узнают обо всём.       — Хрен его знает, Шика... Мне вот кажется, что у них на прикорме те, кто уже официально на пенсии...       — Хм. В таком случае, кое–кому грозит профилактическая беседа с твоим со-командником.       — А может не надо?       — Тогда с Ибики?       — Не, это слишком! — Наруто хлопнул себя по лбу. — Даттебайо, совсем забыл!       Хлопок — и появившийся радом с креслом Хокаге теневой клон резко открывает окно, чтобы выпрыгнуть на улицу и нагнать удаляющуюся Карин.       — Сестрёнка... тут такое дело...       — Конечно же, я познакомлю тебя с родственниками. Но и ты...       — Всё что угодно!       — Приведи Хинату с детьми. И, будь любезен, приди сам. Лично, а не клоном... — Карин, видя немного перепуганное выражение лица копии Наруто, оригинал которого остался сидеть в кабинете, а также чувствуя назойливо–звенящие, будто противный комариный писк, ощущения подавляемой паники, решила сбавить тон. — Братишка.       — Отлично, даттебайо!       — Но если забудешь — выставишь всем соклановцам рамен! Столько, сколько съедят!       — Ни за что не забуду! Ладно, бывай! — и клон тут же с хлопком рассеялся, оставив после себя облачко дыма.       Карин усмехнулась. Угроза оставить семью голодной из–за собственного раздолбайства будет лучшей мотивацией для её блондинистого родственничка.

***

      На следующий день с сорок четвёртом районе уже кипела работа. Не менее десяти нарядов Полиции прочёсывали район, ещё больше стояло в оцеплении. Казалось, все силы стражей правопорядка брошены на всеобщую зачистку этого места. Впрочем, это было не совсем так — слаженно действовали команды шиноби, кое–где мелькали даже плащи и маски АНБУ. В сторону Штаба Военной Полиции и тюрьмы при нём выдвигался уже целый этап весьма колоритных личностей под усиленной охраной. Отдельно стояла группа людей, гружёных всевозможными баулами, свёртками рюкзаками. Их оформляли чиновники, ради благого дела вытащенные из комфорта, тиши и прохлады кабинетов под паляще солнце, в гам и вонь неблагополучного района. Впрочем, бюрократы не особо страдали, сидя за раскладными столиками и под зонтами от солнца, ведя приём граждан на относительно свежем воздухе.       Это всё застали Наруто с семьей, что пришли в гости к новоявленным родичам. Которые уже работали над одним из домов в центре квартала, расстилая квадратом длиннющие свитки и проверяя перпендикулярность их укладки. Действиями руководила Узумаки Карин в рабочей одежде и завязанными в тугой пучок на темени волосами, покрытыми платком. Но даже рабочая одежда носила на себе гербы клана.       Сделав жест в сторону нескольких мужчин и женщин, глава возрождённого клана подошла к родне.       — Здравствуйте. Разрешите представиться — Узумаки Карин, глава клана Узумаки.       — Узумаки Наруто, очень приятно познакомиться, — дал пример своей семье Седьмой Хокаге.       — Узумаки Хината.       — Узумаки Боруто, даттебаса!       — Узумаки Химавари, очень приятно!       Впрочем, официальная часть была свёрнута очень быстро.       — Простите, ребят, но нам тут нужно подсобить. Наруто, можно тебя?       — Конечно, даттебайо!       — Сюда.       Карин указала на место, где стояли ещё двое мужчин.       — Дарова, мужики.       — Дарова, Хокаге.       — И вам не хворать.       Карин подождала, пока Наруто пожмёт руки мужчинам и попросила:       — Братиш, сообрази ещё троих клонов, пожалуйста.       — Нужно мощно, но с балансом?       — Угу, давай. Только тебя ждали.       — Ща, момент...       Хокаге создал ещё троих клонов и они разошлись по остальным углам здания. Сам глава Скрытого Листа опустился на одно колено, приложив руки к фуин–кругам со схематическим изображением ладоней. Как и его соклановцы.       Боруто не был бы самим собой, если бы не попытался выяснить суть присходящего у отдыхающего в отдалении лысого мужика с роскошными красными усами.       — Дядь, а чё это делать будут?       — Это, шкет, будут ща вот эту хибару сносить.       — А не проще было бы её... ну, дотоном?       — Проще, но геморнее. Потом же кучу мусора стройтехникой или ручками раз-гребать–выностить, платить за это. А мы ща сделаем умно и с прибытком.       — А эт как?       — Не кипиши и зырь внимательно. Ща твой папка подсобит и всё увидишь.       — Так, ребята! Ещё раз повторяю — сигареты нахрен затушить! Все источники открытого огня, нагревательные–осветительные приборы вырубить! Готовность! — раздался зычный командный голос Карин.       — Есть!       — Начали!       — Фуиндзютсу! Техника расщепляющего барьера! Вверх взметнулись стены прозрачно – белого света. Ярко полыхнула ослепи-тельная вспышка и всё погасло. Раздался громкий хлопок, будто кто лопнул сильно накачанный воздушный шарик. Боруто открыл глаза, проморгался и увидел внутри периметра, ограниченного расстеленными свитками, котлован правильной формы, словно от погружённого в землю невидимого куба. И никаких следов стоящего на том месте здания.       — А это как?       — Помнишь технику стихии Пыли Третьего Цучикаге?       — Так она тольк расщеплять может!       — Внимательнее гляди.       Сын Хокаге присмотрелся и увидел в кругах знаков фуин расстеленных свитков аккуратные слитки разного цвета и фактуры.       — Энергия взрыва вместе с распылёнными на атомы вещами поглощаются барьером. А барьер слеплен так хитро, что сам сортирует атомы разложенного взрывом объекта.       — Абалдеть!       — Они ещё и абсолютной чистоты получаются. Кроме тонкой плёнки сверху — почти не окисленные. Промышленники эту байду с руками оторвут и денег прорву насыпят.       — А хлопок — это гремучая смесь, значит? Водород с кислородом?       — Разумеешь. Вот поэтому противопожарку соблюдаем.       — Слушайте, а научите! Пожалуйста!       — Придержи коней, Боруто. Для начала научись хотя бы запечатывающий свиток сам сделать.       — Нда...       — Ну извиняй, Лист тоже не сразу строился. На этот диалог обратила внимание Карин, которая, как бы невзначай оказалась рядом вместе с Наруто.       — Желание обучаться клановому искусству — весьма похвально, Боруто – кун. Потому я буду очень рада видеть тебя, Химавари – чан и твоего отца в доме Учиха, где я пока временно проживаю.       — Ура, в гости! — возликовала мелкая.       — Э–э–э?! — синхронно потянули отец с сыном, шестым чувством почуяв неладное.       — Не годиться носить фамилию Узумаки, не создав самостоятельно даже захудалой взрыв–печати. Так что — все трое — будете брать у меня обязательные уроки.       — Но я же занят! — попытался отвертеться Наруто, нутром чувствуя, как ма-лодушно выглядит в глазах своей же семьи.       — Всего лишь ещё один клон, братик. На три часа в день.       — Ладно, даттебайо...       — Для вас — только начала. Остальное — по мере желания, — сжалилась Карин, видя, что эксплуататорскими замашками вряд ли поспособствует единству клана.       — Ух, даттебайо.       — Фу–у–ух, даттебаса.       — Ой, а что такого страшного?       Эта фраза Химавари мгновенно разрядила обстановку.       Грянул многоголосый дружный хохот. И дочь Хокаге смеялась вместе со всеми. Вскоре всех позвали к столам под навесами, где в полевых условиях готовили обед. За едой начались знакомства и непринуждённые разговоры. А после все вместе снова начали работать над расчисткой территории будущего кланового квартала Узумаки. Который, как ни странно, соседствовал с клановыми землями Учиха, что остались в запустении после трагических событий многолетней давности.       Через пару часов Хокаге и его семья засобирались домой. Впрочем, домой от-правлялись только Хината, Боруто и Химавари, а главе семьи осталось разгребать все дела, накопившиеся в Резиденции Хокаге.       Карин уловила это и захотела переговорить с родственником приватно, обра-тившись к Хинате:       — Хината–сама, разрешите переговорить с вашим мужем пять минут. С глазу на глаз. Дела клана, извините, — Карин виновато развела руками, давая понять, что подобное — даже не для супруги Хокаге, которая вы курсе если не всех, то очень многих дел своего мужа.       — Да, конечно, Карин–сан. Идёмте, дети, — позвала она Боруто и Химавари, которые уже вовсю обменивались контактами с младшими Узумаки и договаривались о встречах.       Карин оттащила Наруто к пирамиде из каких – то бочек и штабелям бетонных плит, создавших естественное заграждение. Наруто почуял неладное, но было уже поздно сбегать. И понимал, что даже вздумай он это сделать — Карин его догонит. И решил не портить знакомства с роднёй скандалом. Хотя почуял, что вот это всё — не просто так. И предчувствие его не обмануло.       — Давай поговорим.       — В смысле?       — Мне нужны дети. От тебя.       — Э–э–э?! — по вытянувшемуся лицу и шокированно расширившимся глазам было ясно, что Герой Пяти Наций в полном замешательстве и даже чутка в панике.       — Что слышал.       — Н–но… — теперь это был страх и попытка уйти в отказ, отдающие холодом и запахом земляной осыпи.       — Это — ради твоего же клана!       — Да блин! Сначала Саске... Теперь ты, даттебайо! — это уже было агресси-вывным неприятием. Напоминающим запущенный в лицо Огненный Шар, отдающий жаром и запахом горящей земли.       — Теперь я.       — Но я же Хокаге! — жалкая попытка защититься после с треском проигран-ной игры в «гляделки». Опять чувство паники, отдающее звуком назойливого комариного писка и вкусом, напоминающим жидкое мыло. С непреодолимым желанием сплюнуть и тщательно прополоскать рот.       — Я обещаю, что не предам огласке этот факт!       — Но дети всё равно будут похожи на меня! — это уже было стремление отвертеться, напоминающее забивающийся в глаза и рот песок, поднятый в воздух пустынным ветром. Во рту стало нестерпимо гадко, словно от растолчённых минералов.       — У тебя уже есть один внебрачный ребёнок.       — Это было давно! И я не был женат! — последняя попытка защитится, похожая на выплюнутые осьминогом в лицо чернила. Такие же противные на вкус.       — Обещаю, что все твои дети будут расти вместе.       — Но... — это уже была капитуляция. Напоминающая по запаху дождь.       — Отбрешешься тем, что восстанавливаешь клан и укрепляешь оборонную мощь Альянса!       — Но... — запах раскисшей земли и шум дождя. Принятие с переходом в смирение.       — И вообще, людям ли не пофиг, что делает тот, без чего вмешательства они бы медленно гнили в коконах?!       — Ну… — задумчивое смирение, пахнувшее зимним холодом и ощущением падающего снега.       — С твоим тестем я переговорю лично. Как глава клана с главой клана.       — Он уже не глава! — опять звенящая комариным писком паника и запах затхлого малярийного болота.       — Пофиг. Старейшина. И вообще, выжирать тебе мозг будет он, а не Ханаби.       — М... Логично, — кивнул Наруто. От него повеяло холодным вечерним бризом и нагретым за день песком — облегчение от того, что в неприятный разговор ему не придётся встревать лично. Хотя бы поначалу.       — Я, по некоторым причинам, даю тебе время на размышления и действия. Но если ты спустишь всё на тормозах — мы вернёмся к этому вопросу. Понимаешь?       — Конечно–конечно, — это было сказано спокойным тоном, напоминаюшим шум прибоя с запахом водорослей на жарком солнце. Успокоение.       — Очень рада за тебя. И спасибо за помощь.       — Всегда рад, даттебайо! — улыбка и оттопыренный большой палец. Спокойное тёплое солнце — каким он почувствовался Карин шестнадцать лет назад, при первом знакомстве.       — Нужно будет развеяться — приходи. У нас меж своими всё по–простому, без показухи.       — Не могу обещать... Но за приглашение — спасиб, — тот же самый спокойный тёплый свет. Карин мысленно улыбнулась. Седьмой Хокаге смог хотя бы ненадолго отрешиться от забот и испытать чувство единения с семьёй и родными. Что для него, выросшего сиротой – одиночкой, было совершенно бесценно.       — Хокаге тоже хоть иногда нужен отпуск! Чтобы проверить компетентность подчинённых!       — А это мысль, ттебайо! — счастливая улыбка и словно треск феерверков и запах сгоревшего пороха... Шкодливая радость от возможности устроить шикарную проделку, которую никак не заподозришь в солидном мужчине — семьянине и главе Великого Скрытого Селения.       — Я дурного не посоветую, братишка.       — Ну ладно… — уверенность и сила, подобные прохладному воздуху на горной вершине.       — Ну, пока, сестрёнка Карин! Извини — служба!       Глава клана Узумаки, улыбаясь, смотрела, как её родич удаляется молодцеватой походкой и с расправленными плечами и гордой осанкой. Как мало нужно человеку для счастья — всего лишь благожелательное общение с роднёй да уверенность в будущем.

***

      Впрочем, у вышних сил были свои планы на Узумаки Наруто. И испытания этого дня для него только начинались.       Едва он вышел на улицу, ведущую к Резиденции, как из паланкина, который несли тяжело дышащие слуги в сопровождении десятка стражников из гражданских — почему–то в смутно–знакомой униформе, выскочила некая особа и буквально повисла на нём с воплем:       — Здравствуй, папа!       Подобным вряд ли можно было стеснить или же ввести в замешательство Седьмого Хокаге. В пору его молодости бывали случаи, когда многие девушки и женщины, беззастенчиво домогались его внимания, причём весьма экстравагантными способами. Многих не останавливало даже то, что он был помолвлен или даже уже женат. Даже после его свадьбы с Хинатой находились нахалки, которые заявляли, что якобы беременны от него или даже родили от него детей. Таковых приходилось не столько таскать по судам за клевету, сколько под программой защиты свидетелей вывозить подальше от Листа. Ибо Хиаши, взбешенный подобным отношением, объявил войну клана Хьюга против влюблённых дурочек или же корысных стерв. Решивших заполучить свою долю скандальной славы и материальной выгоды от своих беспочвенных заявлений. Одновременно за Наруто шествовал целый отряд АНБУ, который, во–первых, охранял его от нападений фанаток во время тренировок, учёбы и миссий внутри деревни, а во–вторых — зачищал любые следы его генетического материала, даже теоретические. Потому как поклонницы, среди которых были и куноичи, не оставляли своих попыток добыть хотя бы семя великого шиноби, раз им был категорически запрещён доступ «к телу». Второй волной пошли уже «дети Узумаки Наруто», которые даже разорялись на пластику и красили волосы, чтобы походить на него. Доходило до абсурда, когда, судя по возрасту «детей», Узумаки Наруто должен был стать отцом в девять или десять лет. — О... Привет...— сказал Наруто, осторожно отпуская девушку, что бросилсь ему в обьятья и разглядывая. Увидев своё почти зеркальное отражение, разве что в женском облике. Только волосы были гладкими и длинными, заправленными под жреческую шапочку. И черты лица были весьма знакомыми, напоминая Шион — Верховную жрицу из страны Демонов. Да и фигурой, скрывающейся под свободным жреческим одеянием, Боги его дочурку — в этом уже не приходилось сомневаться — не обделили, и в том была немалая заслуга Шион, которая тоже была очень красива... Но самое главное — он почуял в ней родственную чакру, и поэтому без колебаний добавил.— Дочка. — Сюрприз! Ой, па, а ты прям... ну совсем такой, каким представляла, вот!       Девушка, тем не менее больше походила на отца — тот же смуглый тон кожи, шрамы–полоски на щеках, выразительные ярко–синие глаза и золотисто–жёлтые волосы. Кроме всего прочего, порывистостью движений, эмоциональными реакциями, мимикой и голосом она тоже была больше в Седьмого Хокаге, чем в действующую Верховную Жрицу. — Как зовут–то вас, ваша святость? — Кеттей, даттебано! Наруто только мысленно покачал головой. Наследственность, что называется, на все сто. — Как там мама? — Передаёт привет. Ну а так всё хорошо. Не скучает. — Хочу представить вам мою дочь, Кеттей, — обратился Хокаге к свидетелям этой необычной сцены.       — Узумаки Кеттей, очень приятно!       — Доча... Ты... это...       — Папа, ну ты скучный, даттебано! Я пошутила...       «Мама, роди меня обратно...», — молча взмолился сникший Седьмой Хокаге, из которого будто выпустили весь воздух.       «А вот и новая порция наказаний за твоё юродство в детстве подъехала...» — раздался ехидно – довольный бас в голове.       «Курама... Ты не лис, а чёртов тролль!».       Ответом был добродушный смех, не слышимый остальным.       «Сговорились!»       — Пап, ну ты это, даттебано… Извини?       — Ладно, проехали.       Повисла неловкая тишина. Наруто, чтобы скрыть стеснение, выдал первое, что пришло в голову:       — Идём в приёмный зал Резиденции, что ли…       — Па–ап, ну что ты как неродной! — надулась молодая Верховная Жрица.       И тут же повернулась к сопровождающим:       — Народ! В честь воссоединения семьи — веселитесь за мой счёт! Но только этот день, даттебано!       Миг — и от многочисленной свиты не осталось ни одного человека. Только вдали слышался топот ног тех, кто желал донести радостную весть до остальных носильщиков и прочей не присутствующей по статусу обслуги. Оставив даже паланкин, в котором до того несли Кеттей.       И тут же обратилась к всё ещё не выходящему из перманентного шока отцу, который не нашёл ничего лучшего, чем призвать четвёрку клонов и отправить их вдогонку за улепётывающими слугами, относя архаичное средство передвижения юной Верховной Жрицы к той гостинице, где она остановилась:       — Ну вот так действительно же лучше, правда, даттебано? — вопросительно – извиняющимся тоном заявила девушка, заглядывая в глаза родителю.       «Наруто... Твоя старшая дочурка, кажись, переплюнула даже твоего сына...».       «И не говори, Ку...».       Осталось только продолжить «день семейных знакомств», пытаясь совместить всё это с деятельностью Хокаге.       — Минуту, — Наруто создал клона, а потом, прикоснувшись к его спине, неко-торое время стоял неподвижно, войдя в режим отшельника. Передавая природную энергию своей копии, которая также не шевелилась.       — Шуруй в кабинет. С этого момента будешь разгребать всё, что принесут, и будешь присутствовать там, где попросят.       — Шеф, а меня надолго хватит?       — До десяти вечера, если не влезешь в неприятности. Если надо — найдёшь меня и получишь подпитку.       — А...       — Вспомни, кто тебя постоянно отвлекает?       — Точняк, деттебайо!       — Вот.       Оригинал тут же передал клону плащ и шляпу.       — Извини, приятель, так надо.       — Ничё, понимаю.       Затем, проследив взгядом за клоном, повернулся к нетерпеливо переминаю-щейся дочери:       — Куда первым делом?       — Мне б пожрать чего, даттебано.       В голове раздался истерический ржач Курамы. Наруто представил, как Девяти-хвостый, согнувшись от хохота, катается по измерению печати и долбит в пол сжатой в кулак лапой чисто человеческим жестом.       «Я… не могу… эти… Узумаки…».       — Пап, чегой ты?       — Да не обращай внимания... Курама чего–то развыступался.       — Твой биджу?       — Он мой лучший друг.       — А, ну это много лучше.       — Угу. Кстати, а чего это ты так по–простому...       — Маманя уже задолбала, даттебано — так не ходи, так не говори, то не делай... Все эти пни трухлявые, которые жрецы, а слуги — эт воще печалька.       — Ну ты эт, не молчи — звучи.       — Ой, даттебано, я тебе столько всего расскажу!       Кеттей рассказывала много и охотно, начиная чуть ли не от первых своих соз-нательных впечатлений. Наруто начал понимать, почему Шион таки спровадила на-следницу к нему в гости. Догадаться было проще простого — его старшая дочь во дворце–храме всех просто уже достала. Потому что родилась, как выражались бесклановые шиноби, «с шилом в жопе», к тому же неизвлекаемым. Ей было интересно всё на свете, кроме занудных и долгих служб и ритуалов. И наказывать и ограничивать её было бессмысленно — простая суета, которую наводила Кеттей в обычном состоянии, превращалась в бессмысленный и беспощадный бардак. После которого запасы успокоительных трав и алкоголя в храмовом комплексе резко сокращались, а люди, ответственные за поимку и приведение к послушанию юной Верховной Жрицы, запирались в своих покоях и грозились отставкой и отъездом хоть к Шинигами на рога, если их не оставят в покое.       Кроме всего прочего, молва о подвигах Героя Пяти Наций докатилась даже до страны Демонов, и тут уже только слепоглухонемой не понял бы, чьё дитя постоянно ставит на уши столичный храм–дворец и окресности...       А мелкая паршивка, ко всему прочему, оказалась очень смышлёной, наблюдательной и большой любительницей подглядывать и подслушивать чужие разговоры. Не говоря у же о том, что перемещаться по огромному комплексу зданий с ловкостью и бесшумностью кошки. Одновременно с этим все и всяческие лазейки, тайные ходы и укромные уголки находились и запоминались. И если Кеттей думали искать — она сама выходила к поимщикам, потому что ей становилось скучно убегать.       Насколько её не любили взрослые, настолько же простую и компанейскую девчонку, которая совсем не походила на отстранённо–чопорную Верховную Жрицу, обожала детвора. Потому что с Кеттей никогда не бывает скучно, а фантазия любительницы играть в шиноби была просто неистощима.       И самое важное — его наследница с истинно узумаковским упрямством решила, что станет «первой Верховной Жрицей–куноичи». И уж если решила... то все старшие жрецы дружно молились светлым Ками, чтобы дочь Шион когда–то столь же резко передумала. Но Ками почему–то оказались глухи. Видимо, в кои то веки у небожителей появилось ещё одно развлечение среди их вселенской скуки и терять его они не собирались.       Посему Кеттей больше интересовалась не ритуалами и службами — хотя, скрепя сердце, уделяла им внимание, чтобы не расстраивать «маманю», и чтобы не слышать, как родительнице «каплят слюнями в уши» старшие жрецы — а военными науками. Отлично стреляла из лука, сражалась на копьях — в пику жрецам, которые со-крушались, что «молодая госпожа» попирает традиции, сражаясь не женским оружием — и примеряла руку к фехтованию на мечах. Впрочем, брала уроки владения тэссеном и нагинатой от стражей–воительниц чисто ради успокоения «старых пней». А уж борьба и преодоление всевозможных препятствий были самыми любимыми развлечениями. В воде себя чувствовала словно рыба, а у ж в альпинизме и арбристике могла заткнуть за пояс любого из стражников.       Собственно, именно близость к народу и любовь к Кеттей простых работяг и служак, с чьими детьми она росла и общалась на равных, живо интересуясь их проблемами и жизнью, помогла официально утвердить её как новую Верховную Жрицу. Ибо самые консервативные жрецы одно время требовали, чтобы «эту возмутительницу спокойствия» отослали с глаз долой к отцу в Лист, а Шион родила ещё одну дочь от кого–то «более нормального».       — М–м–м, отпад, даттебано! Приказом выделю лучшие места под филиалы «Ичираку»!       — Смотри, советники мозг сожрут.       — Мне? — его одарили скептически–обидчивым взглядом. — Папань, да ты стебёшься, даттебано.       Наруто мысленно покачал головой. Он представить себе не мог, как намучилась Шион с этой непоседой, у которой была врождённая аллергия на все и всяческие уставы и ограничения, которым должна следовать Верховная Жрица. А уж в каком шоке были от неё жрецы и слуги — это вообще отдельный разговор.       — А вот эта фигня с Морьё... Блин, это ж бред, даттебано. Держать эту скотину вечно в полуживом состоянии только для того, чтобы каждое поколение перезапечатывать. С немалым шансом отъехать в Чистый Мир.       — Мда...       — Ну понятно, что если бы Морьё убить, нужно и самой умереть... но блин. Каждый долбанный раз передавать это всё новой Жрице, чтобы всё было по–новой... По мне, так совет жрецов просто держится за фигову власть, даттебано! Потому что если не будет Морьё, они все станут нахрен никому не нужны. Это на показуху они смиренные–скромные–бедные, а ты бы видел, что они от людей прячут! И это чуть ли не тысячу лет наворовывалось! А то и больше! Чёрт, аж жрать снова захотелось... Ещё одну порцию, пожалуйста, даттебано!       Наруто молча смотрел на разкрасневшуюся от волнения и без умолку тараторорящую дочь, задумчиво подперев голову ладонью. В душе щемяще–сладко отдавало чувство счастья от того, что его, не смотря на отсутствие в жизни, не ненавидят и тепло называют «папаней».       «Интересно, а у Саске наверняка с Сарадой тоже самое?»       — Эй, папань, ты меня слышь, даттбано?       — Ой, прости. Так чего?       — С братишкой и сестрёной познакомишь, не?       — Конечно, даттебайо!       — А твоя жена против не будет?       — Не.       — Точно или свистишь? — Кеттей внимательно посмотрела на отца. Тот не-произвольно вздрогнул от этого холодного пристального взгляда ярко–синих глаз.       — Точно, Богами клянусь!       — Смотри мне… — впрочем, тут же широко улыбнувшись, будто ничего и не было. — Ладно, не стремайсь, даттебано. Верю.       За тринадцать лет до описываемых событий.       Хината не припомнила такого, чтобы Наруто был настолько неуклюже вежлив и щепитильно–предупредителен. Насколько она могла понять из советов старших женщин клана и рассказов одноклассниц, так мужчины ведут себя, когда пытаются загладить какую–то действительную или мнимую вину перед женщиной. Да, Наруто был грубоват и, что уж говорить — невоспитан, за что частенько нарывался на обсуждения без пяти минут новой родни — впрочем, исключительно за глаза. Но молодая женщина не припомнила за любимым каких крайне серьёзных промахов или нелицеприятных поступков.       — Слушай, Хина, тут такое дело...       Она просто осторожно взяла его тяжёлую ладонь с свои руки и одобряюще кивнула. Мол, я внимательно слушаю.       — Ну как бы... Есть за мной один грех по молодости...       — Твой поцелуй с Саске? — решилась придти на помощь Хината, видя, как Наруто всё ещё мнётся и не решается сказать.       — Ой, то фигня воще... Я не о том. Просто... однажды у меня был один раз с девушкой... и мы с ней... того–этого, в общем. Ну сексом занялись, короче.       — Не понимаю, в чём может быть проблема? Шиноби вообще могут заниматься сексом, чтобы войти в расположение клиентам или чтобы втереться в доверие к врагу.       — Не–не–не... Там другое было. Давай я расскажу, чтоб понятнее было.       Хината внутренне натянулась струной, чувствуя, что такие откровения не к до-бру, но всё же приготовилась слушать.       Очень подробное описание миссии в страну Демонов и спасение Верховной Жрицы Шион от последователей демона Морьё, а также от самого демона, сопровождающиеся крайне эмоциональной пантомимой от лица Наруто, заняло очень много времени. Хината слушала со спокойным вниманием, понимая, что самое важное будет в конце.       — И вот, короче, эта самая Шион возьми и скажи: «Демону нужно страшно бояться генина. Ты ведь поможешь мне с этим»? Ну а я, дурак, взял и согласился! Ну сама понимаешь — драка, всё кругом расфигачено в хлам и дым, на месте святилища — действующий вулкан, я на отходняке от боя...       — То есть ты думаешь, что у этой... Шион, я правильно помню? — пришибленно–виноватый кивок от поникшего молодого мужчины. — Есть от тебя ребёнок?       — Я не уверен на сто, сама понимаешь. Не до всего вот этого было. Да и проверять... — Наруто выдал резко, словно сбрасывая с плеч почти раздавивший его груз. — Да зассал я просто, даттебайо!       Хината облегчённо вздохнула. Всё не так уж и страшно.       — Хината, ну если ты подумаешь что я типа тебя не люблю и воще вот...       — Глупый... Не накручивай себя, не надо.       Наруто осторожно, будто не веря, прижал к щеке её ладонь. Долго, не отрываясь, смотрел ей прямо в глаза.       — Значит...       — Ну откуда ты мог знать, что я в тебя влюблена, если я всё никак не могла тебе признаться? Если ты не знал ничего о моих чувствах, как ты мог хранить мне верность, ну подумай.       — То есть...       — Я не в праве винить тебя за твой поступок, Наруто.       — Ч–ч–т–т–то, п–пр–равда?!       — Совершенная.       — Йехууу!!!       Её оторвали от земли и закружили. Хината испуганно взвизгнула, а потом расхохоталась.       Оба упали с траву и начали шутливо бороться. Хорошо, что подобное Наруто решился озвучить наедине во время пикника. И всё происходило на пологом берегу реки у небольшой заводи.       — Ой, а помнишь... миссию по поиску бикойчу? Ты тогда ещё ночью на воде танцевала... совсем без одежды...       — Ой да... Помню... Постой...       — Я тогда по нужде отходил... И случайно увидел. Хотя думал, что мне это... примерещилось. Ну знешь, когда не до конца проснулся и ещё не можешь понять, где выдумка, а где реальность. Но я частенько вспоминал это видение. Оно было... таким красивым, что просто ух!       Хината заговорщицки–лукаво усмехнулась.       — Хочешь, повторю?       — Э–э–э, а как?       — Превращение, глупенький!       — Ой, хе–хе–хе, не подумал... Хотя когда рядом такая красивая девушка...       Хината смущённо порозовела. Наруто был неуклюж во всём, что касалось романтики, но такие вот нечаянные комплименты–признания были искренни.       Представление и знакомство Кеттей с его семьёй прошло, против ожиданий Наруто, гладко. Хината сердечно поприветствовала новую родственницу — видимо, не забыв тот давний разговор и просто принимая её как дочь своего любимого мужчины — значит и её тоже нужно любить. Боруто очень удивился, но как только они зацепились в разговоре за тему бытия шиноби... Контакт был найден. Ну а Химавари... Девочки после знакомства уже в минуту начали разговор о своём, девичьем.       После ужина и небольших семейных посиделок младшие вылетели на задний двор — к полигону, меряться удалью. Старшие наблюдали за ними из окна, слыша постоянное:       — Как тебе, ттэбано?       — Попробуй это, ттэбаса!       И дружные подколки вперемешку со взрывами смеха.       Кроме того, Кеттей ещё раз удивила всех. Под скромным одеянием Верховной Жрицы оказался обтягивающий, как вторая кожа, комбинезон из паучьего шёлка, выкрашенный в тёмно–фиолетовый, почти чёрный цвет. Образ дополняла перевязь и пояс с выжжеными на них пространственными печатями. В которых, наверняка, была просто прорва оружия. Что и было продемонстрированно, едва все трое затея-ли соревнование по сюрикндзютсу. Показав, что дочь жрицы Шион, хоть и не учи-лась в Академии Ниндзя, владеет многими дисциплинами шиноби вполне на уровне генина. Видимо, упросила мать достать ей учебники и методички, а то и пригласить настоящих шиноби в качестве наставников. Благо, самые ушлые и главное — умные шиноби, видя, что в связи с формированием Альянса сократился рынок услуг ниндзя, сменили специализацию, но не профессию — нанимались в службы безопасности коммерческих фирм и других предприятий, в телохранители к знатным особам... Особо сообразительные даже наставляли охраняемых в азах науки диверсий и шпионажа, дабы упростить себе работу и повысить шансы на выживание подопечных, если вдруг случится совсем уж хреновая ситуация. Некоторые наниматели, как Кеттей, и вовсе шли в ученики к своим охранникам, в меру сил и способностей перенимая мастерство и иногда добивась в том немалых успехов.       После тайдзютсу и сюрикендзютсу настал черёд кэндзютсу. Молодая жрица не удержалась и продемонстрировала воронёную катану из настоящей чакростали. Впрочем, показав при этом осторожность, после показа запечатав оружие обратно в перевязь и пояснив, что сражаться ею не будет, чтобы никого не ранить и не искалечить ненароком. Боруто, сверкнув глазами, тут же организовал из теневых клонов «коня», с помощью которого впрыгнул в окно своей спальни, вернувшись с тремя бокенами — по одному для себя и сестёр. Причём для Химавари был более короткий тренировочный клинок, имитирующий танто. А также запечатывающий свиток с масками и защитным снаряжением. Ко всеобщей радости.       После все трое устроили сначала показ приёмов, а потом — и вовсе импровизированный турнир.       Старшие только дивились тому, сколь много умеют младшие.       — Кеттей замечательная. Правда, Наруто?       — Ага. Но самое важное другое — она меня не ненавидит, хоть и выросла без отца. Знаешь, я Саске начал больше понимать... после вот этого.       Понимание, что его дети приняли кровную сестру и поладили, а главное — Хината не восприняла его дочь от другой женщины как врага, грели. Всё же его жена — идеальная. И быть с ней — это самое большое счастье в мире.       После тренировки–соревнования дети ввалились в дом — взмыленные, запыхавшиеся и счастливые. После небольшого перекуса все поочередно приняли душ и разошлись спать.       Наруто же не спалось. Всё же события этого дня очень сильно переволновали его. Пришлось идти на кухню — запивать капли снотвоворного и лежать, глядя в потолок, ожидая, пока пойдействиет лекарство.       Вспомнив упрямое выражение на лице Карин, Наруто только мысленно застонал. Мало ему внебрачной дочери, которая прибыла проведать «папаню». И пересудов, которые будут будоражить Лист ещё добрый месяц. А то ещё и весь Альянс.       Журналисты, которых наплодилось немерянное количество, уже наверняка начали строчить предположения одного другого нелепее — причём правдивой подоплёкой случившегося никто из них не заморачивался. Ибо правда, по большому счёту — это скучно и пресно. То ли дело ложь — яркая, гремящая, острая, словно свето-шумовая бомба, которую для пущего эффекта окружили оболочкой с перцовым порошком. Ложь зачастую лучше и больше продаётся — потому её охотнее тиражируют и выдумывают. Значит, нужно сказать всё как есть Хинате — это раз.       Наруто не хотел причинять боль своей любимой женщине и матери его детей. Но зная характер своей соклановки, понимал, что иначе никак. Карин своего добьётся. И уж лучше он скажет всё как есть и выслушает ответ, чем допустит, чтобы глава возрождённого клана Узумаки самовольно решала всё за него и портила отношения с Хьюга и вообще со Скрытым Листом и Альянсом, разрушая его имидж примерного семьянина.       И нужно выступить по телевидению с официальной версией рождения Кеттей, дабы опровергнуть досужие вымыслы «акул пера». Вместе со старшей дочерью и Хинатой, без супруги — ну никак. Это — два.       Да и Хиаши будет не вполне доволен всей этой шумихой вокруг своего зятя. Слишком большой удар по консервативному крылу клана Хьюга, которое хоть и было теснимым, но ещё не сдало позиций.       Кстати, надо будет поинтересоваться, можно ли наладить видеосвязь со страной Демонов и устроить прямое включение. Если Шион официально подтвердит озвученную им версию событий, пишушей братии останется только лично сожрать свои жёлтые статетейки и принести официальные извинения семье Седьмого Хокаге и Верховной Жрице.       Наруто торопливо, чтобы не разбудить спяшую рядом Хинату, записал это в блокнот, лежащий на прикроватной тумбочке. В потоке дел и всевозможных авралов память уже начала подводить. Что поделать — работа почти на износ.       А потом, улёгшись обратно, молча обнял лежащую спиной к нему жену. Та вздохнула сквозь сон и прижалась к нему поплотнее. Вскоре оба, согратые теплом друг друга, спокойно спали.