Реальность

Фокусник встал в центр арены. Рядом с ним находилась большая клетка. Заиграла ритмичная мелодия. Красный свет и красный манеж. Этого цвета было слишком много в жизни парня.  Он плавными движениями стал расхаживать по кругу, тасуя в ладонях карты. Затем вновь встал в центр и распахнул руки в стороны. Одним резким движением небрежная колода карт превратилась в два веера.  Сердце застучало сильнее.  Иллюзионист притянул веера к лицу и встал на носок. Он быстро прокрутился на месте, после чего разжал свои руки: на тонких пальцах теперь сидели белоснежные птички, крутя головы по сторонам. Артист поднял руки выше, показывая соек публике. Послышались аплодисменты.  «Если тебе будут хлопать - ты на верном пути»  Фраза Леонида Аркадьевича пробежалась в голове. Парень развернулся спиной к зрителям, поместил птиц в клетку, а затем снял цилиндр, всё ещё не разворачиваясь. Из шляпы посыпались карты. Когда вся колода вывалилась на пол, фокусник медленно поднял руку вверх и щелкнул пальцами. Карты вспыхнули.  «Да ты не парься. Не на канате же колдуешь. Просто покажи всем, что ты - мамина гордость. И всё»  Иллюзионист усмехнулся про себя. Вильгельмина всегда знала, куда целиться.  Парень обернулся к зрителям. Он подошел к кучке разбросанных карт. Языки пламени танцевали на бумажках, не давая даже рассмотреть масть. Артист сложил все карты в колоду. Горящую колоду. И сразу же сжал её ладонями.  А когда раскрыл, на белоснежных перчатках теперь красовался воробушек.  Хлопки стали громче. Фокусник спрятал птичку под цилиндр и, как ни в чем не бывало, направился к клетке с сойками. Он накрыл вольер бордовым платком, чуть подождал и резко стянул ткань.  В клетке, где ранее сидели птицы, теперь стоял во весь рост Леонид Аркадьевич*.  «Не давай детишкам зевать. Увидишь в их глазах искру - подлей масла» Артист открыл дверцу клетки в поклоне, а когда мужчина вышел, встал ровно и сложил руки за спину. Вольер быстро увезли работники.  Леонид Аркадьевич лучезарно улыбнулся. Парень, естественно, знал, что сейчас будет и теперь искал среди зала взглядом нужного человека.  - А теперь, дамы и господа, позвольте представить вам нашего особого гостя. - Прогрохотал голос начальника. - Надежда Горьковская! Публика взревела аплодисментами, услышав знакомое имя. Иллюзионист прикусил язык, чтобы не улыбнутся с растерянного вида девушки, чьё лицо теперь освещал один из прожекторов. Она что-то прошептала рядом сидящему человеку, на что тот ответил ей с мягкой улыбкой. Надежда ещё секунду испепеляла взглядом собеседника, а затем медленно встала и поплелась на арену.  Балерина не скрывала своего недовольства. Когда она оказалась в метре от фокусника, Леонид Аркадьевич уже ушел, хлопнув по плечу подчиненного.  Надя крепко сжимала кулаки и парень готов был поклясться, что, если бы взглядом можно было убивать, он бы сейчас не дышал.  Горьковскую прожектор освещал белым светом, в то время как на  иллюзиониста был направлен алый. Он достал из внутреннего кармана пиджака ромашку, показал её публике, затем из другого кармана достал коробок спичек и протянул гостье.  Девушка рывком выхватила коробочку и с хмурым выражением лица зажгла спичку. Артист благодарно кивнул и аккуратно забрал спичку. Он поднес огонь к ромашке. Когда пламя начало поедать тоненькие лепесточки, фокусник вновь быстро прокрутился на одном носке, после чего развернулся к зрителям и поднял руку вверх.  На месте маленького цветка теперь тянулась белая роза. Её стебель был отчищен от шипов, а белоснежные лепестки будто сияли, просачиваясь сквозь алые лучи прожектора.  «Не думай. Вообще. Мысли выбивают, возвращают в реальный мир. Просто лети по миру своих фантазий. Слушай сердце» Не думай, не думай… Вильгельмине то легко говорить, когда она проработала в цирке больше десяти лет.  Иллюзионист в поклоне протянул балерине розу. Та чуть потупила взгляд на цветок, после чего осторожно взяла. Как только между пальцев перестал ощущаться стебель, парень вскочил и в прыжке рассыпал по воздуху золотое конфетти.  Зрители наблюдали за всем представлением с горящими глазами. Играли завершающие аккорды, когда Надежда возвращалась на место, а парень выполнял фокусы с картами, что порхали в воздухе, складываясь в узоры. Затем он снял цилиндр. С головы парня разлетелись белоснежные сойки, которые позже сели на подготовленные жердочки у кулис.  Последние ноты.  Медленный поклон.  Артист стоял с расправленными руками и осматривал зрителей: дети энергично подскакивали на местах, дергая опекунов на края одежды и что-то вереща; взрослые широко улыбались и пытались унять младших.  Стук сердца больше не слышен. Только голоса публики. Все голоса смешались в один и пульсацией отзывался в голове. Женя вспомнил, как в детстве он показывал свои первые фокусы братьям, сестрам, родителям и Вильгельмине.  Он вновь вернулся в те времена, когда в горле не было удушающего кома.  Когда не нужно было скрывать эмоции.  Когда не было этих уродливых отметин слабости на торсе.  Когда не нужно было стоять на коленях перед туалетом.  Он вновь вернулся в те времена, когда он был ребенком.  Глаза стали застилаться слезами. Женя направился в гримерку.  *** Ну…тот факт, что Надя была в ахуе, поняли, кажется, все. А тот факт, что она разозлилась - точно все.  Когда прожектор ослепил ей глаза и она повернулась в сторону Алексея, тот лишь улыбнулся, проговорив: - В искусстве нужен шум, дорогая.  - А я хочу тишину.  - Не выйдет, уж прости. Давай так: ты выйдешь и подкинешь театру деньжат за интернет статьи, а я в следующем представлении дам тебе главную роль. - Балетмейстер не выглядел зловеще, но и сочувствующим назвать его было нельзя. Скорее, расслабленным: он знал, что говорить и чего ожидать.  Хотелось покрыть мужчину всеми матами, что выучила девушка за всю свою жизнь.  Но главная роль… Алексей не знал ни о ногах Нади, ни о её настоящих родителях. Он не знал ни о чем. Он просто выполняет свою работу. Он просто балетмейстер. Балетмейстер, работающий в театре не первый год. Балетмейстер, работающий с балеринами не первый год.  Алексей знает о слабости Нади не потому, что он что-то знает о её семье, а потому, что она - балерина. Он знает, что в этой работе либо главная роль, либо никто.  Но если другие балерины могли проработать с психологами свой «проигрыш» и признать поражение, то Надя… Она не могла.  «Если ты не поступишь в балетное училище - ты умрешь» И пусть такое громкое слово из уст родителей в адрес одиннадцатилетней Нади звучало не в прямом смысле, девочка тогда подумала о физическом теле. Сейчас же Горьковская не была уверена, что боялась…этого.  В любом случае ей нужна эта роль. И она направилась вниз по ступенькам. Прямо к арене. Прямо к фокуснику.  «Чертову фокуснику». - Поправила себя мысленно балерина. Она конечно понимала, что иллюзионист тут ни при чем, но её это как-то не волновало.  Она заберет эту роль. Вырвет. Убьет за неё. Что угодно, но она будет её. И никто - ни этот чертов фокусник, ни балетмейстер - не заберет эту роль.  Надя готова была сжечь эту арену той самой спичкой, что отдала артисту, но растерялась, увидев белоснежную розу.  А когда фокусник протянул ей эту самую розу, растерялась ещё больше.  Несколько кудряшек высовывались из-под цилиндра и прилипали ко лбу от пота. Однако грим оставался нетронутым: все масти карт четко видны на белом лице. Но Надя пригляделась и… «Что, блять, происходит?» Она узнала эти глаза.  Это он. Тот парень.  Эти серые, словно туман, глаза. В них не виделось злобы или издевки, как тогда в театре. Нет. Они были сейчас такие безмятежные, что хотелось смотреть вечно. Хотелось затеряться в этом тумане, ощутить прохладу на коже и тепло внутри. Хотелось спокойствия.  Горьковская поймала себя на мысли, что на миг ощутила то самое спокойствие, когда глядела в глаза фокусника, которое не ощущала уже очень давно. Быстро выметнув все эти мысли из головы, она вернулась к креслу.  Не успев напомнить о выполненной сделке Алексею, как с другого соседнего кресла возникла Евангелина.  - Ой-ой, как краси-и-иво вышло. А родители ругаться не будут? - Коллега наклонилась всем корпусом и почти перегнулась через подлокотник к Наде.  - Чего? Причем тут родители? - Открыто недоумевала девушка.  - Ну как же… Горьковская общается с низшим слоем общества… - Она дотронулась ледяными пальцами до предплечья Нади и оскалила улыбку, понизив голос до шепота. - С бедными.  Балерина нахмурила брови и попыталась выдернуть руку от коллеги, но та впилась ногтями в мягкую кожу. «Вот сука. Она бухая что ли?» Подумала девушка. Ева всё ещё держала её за руку и не отпускала. Она пялилась в лицо Нади с хищным оскалом и молчала. Ее черные волосы были собраны в низкий хвост. Некоторые пряди выбились и свисали до подбородка, чуть перекрывая бешеные карие глаза. Надя прищурилась. Она кое-как отцепила от своей руки средний палец Евы. На коже стал виден красный полумесяц, но Горьковская это проигнорировала. Она уцепилась за палец и стала медленно гнуть его к тыльной стороне ладони коллеги.  Надя наклонилась к лицу Евы и процедила сквозь зубы: - Не твоё собачье дело, что будут говорить или делать мне мои родители. - Палец всё гнулся, а Евангелина ощутила неприятное натяжение. - Подумай лучше о том, как остаться в театре, ведь я всегда буду забирать все главные роли и, уж поверь, мне не составит труда вышвырнуть тебя. - Палец хрустнул. Надя наклонилась к уху девушки. - Ещё раз посмотришь, скажешь или подумаешь что-то не то — следующий хруст будет не от пальца, а от шеи.  Надя встала и направилась к выходу, так как, пока она беседовала с коллегой, выступление уже закончилось. Она не обернулась на Еву - ей было плевать. Сейчас она хочет лишь выбраться наружу, вздохнуть свежий воздух.  Неважно, в каком настроении будут родители. Неважно, разойдутся ли сегодня её шрамы.  Она забрала роль. Добыла её. Цель достигнута. Об остальном думать нельзя - нет смысла.  «И у тем более нет смысла думать об этом фокуснике» - Добавила Надя про себя.  *** - Боже, ты здесь вообще? - Спросил Женя, кинув взгляд через зеркало на Вильгельмину.  Он стирал грим после представления, а Мина, у которой выступление через два дня, сидела рядом с Женей за грим столом. Ее голова покоилась на сложенных на столе руках, глаза полузакрыты. Где-то сзади переодевались другие артисты, иногда подходя к грим столику. - Как думаешь, - равнодушно протянула девушка, - вы с ней ещё встретитесь? - Ты про кого? - Не понял парень.  - Я про Горьковскую.  Вильгельмина устало потянулась, хрустнув спиной, и тяжело выдохнула, распластавшись по стулу.  - А-а-а, ты про Надежду. А почему мы с ней должны встретится? - Громов повесил цилиндр на крючок возле стола и закинул рюкзак на плечо.  Так как у него по сути обычный костюм, то есть не такой, как, например, у воздушных гимнастов, ему не выделили отдельные полки, поэтому Женя переодевался уже дома.  Женька махнул коллегам рукой, мол, «я ухожу, до свидания» и направился к выходу. Вильгельмина поплелась за ним.  - Ну ты рассказывал, что вы вначале встретились в коридоре в театре, затем также случайно встретились в парке, а теперь - здесь.  Входная дверь скрипнула. Холодный ветер приятно обволок разгоряченную от представления кожу Жени. Он на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь прохладой.  - Ох ешкин, какая холодрыга то. - Поежилась Мина.  - Что, протрезвела? - Хмыкнул Громов и прислонился спиной к стене цирка.  Он оглядел подругу с ног до головы и недоуменно спросил.  - Ты в чём вообще?  Девушка взглянула на свою одежду, будто в первый раз её видит. Она стояла в черной футболке с изображением TRIX и в розовых штанах с hello kitty. К слову, вся одежда была намного больше самой Вильгельмины.  - Э-э-э, - Мина почесала затылок, - в…пижаме? Ну я вроде в ней спала. Да какая разница то-о-о-О-О-О-Ё-Й.   Женя закусил щеку, чтобы не рассмеяться. Он проследил за взглядом подруги и теперь его мысли совпадали с речью девушки.  Рядом с ним стояла, облокотившись о стену, Надежда Горьковская.  Балерина смотрела вдаль, спрятав одну руку в карман пальто, а другой держала белую розу.  - Ну-с, я пойду, - Вильгельмина подошла к Жене и перешла на шепот. - Что-то случится — напиши потом.  Парень кивнул и вновь обернулся к балерине.  Её распущенные блондинистые волосы слегка покачивались от ветра. Лицо оставалось непроницаемым, нечитаемым. Зелёные глаза смотрели куда-то в пустоту. Складывалось ощущение, что девушка сейчас находится за тысячу километров отсюда.  Женя дожидался Ларису из цирка, которая присутствовала в зале на его выступлении, когда телефон в кармане коротко завибрировал. СМС от контакта «Мама»: Мама: У тебя есть планы на сегодня? Может, Никиту к нам позовём? Вы: Мне за ней зайти? Тебя ждать? Мама: Нет. Я сама выйду. Тут красиво, я погулять хочу. Иди пока к Никите, проводи её.  Вы: Окей.  Он убрал мобильник обратно в карман и, поднимая голову, встретился взглядом с Надей. Девушка, видимо, задумавшись, чуть дрогнула. Она резко сжала челюсть, после чего послышался глухой стук зубов. Надя зажмурила глаза то ли от боли, то ли от звука, а Женя снова закусил щеку.  Он направился к дороге: лишних денег на проезд не было. Где-то в середине пути Громов достал телефон и начал печатать Вильгельмине.  *** После того, как Надя вышла из зала, её накрыла какая-то волна усталости. Она буквально благодарила мысленно Господа, когда такси наконец-то приехало к цирку. В салоне чуть не вырубилась и поплелась к дому, выбиваясь из последних сил. Очень хотелось сейчас лечь на кровать и провалится в бездну сна, утягивая за собой последние крупицы сознания.  Однако только Горьковская ступила через порог своей комнаты, сзади раздался голос матери.  - Приведи себя в порядок. К вечеру отец хочет видеть тебя. Для разговора.  Её ужасающе спокойный голос отозвался гонгом в голове. Холодный пот тут же облепил тело.  - Да, матушка.  Сзади послышались шаги — ушла. Надя упала на колени и с силой зажмурила глаза, чтобы не заплакать, а когда открыла, по потолку заиграли звездочки.  Язык стал ватным. Надя нащупала кончиками пальцев что-то твердое.  Роза.  Она взглянула на цветок.  Он отличается от других роз. Он не такой яркий, не такой ароматный, не такой заметный. Он просто белый. Блеклый. Невзрачный. Но тот фокусник всё же выбрал его. Почему? Почему именно белый? Почему не алый? Почему не тот вариант, который выбирают все?  Означает ли белая роза что-то в цирке или он взял её по собственному желанию? Потому что нравилась?  Внезапно Надя заметила что-то между лепестками.  Бумажка.  Маленькая, что не сразу заметна в бутоне.  Серым графитом было аккуратно выведено: «Показывай эмоции чаще. Тебе это к лицу»