Русская сирень

27.09.1926 года. Г. Берлин, Веймарская Республика:       Иван, зевнув, шёл по коридору Рейхстага и искал Веймарскую Республику. Проблемы СССР почти решены. Конечно, его ещё не очень воспринимают на политической арене, но зато пойман Виктор. Остались пару проблем, но они не так значительны. Зато больше не наседает Крупская.       — Ох, СССР, это вы? — знакомый голос. Веймарская Республика. СССР улыбнулся.       — Да.. Здравствуйте, Веймарская Республика. — мило улыбаясь, поздаровался Иван.       Веймарская Республика, или же Веймар Пауль Матцельсбергер, всегда казался Ивану кем-то очень серьёзным и тем, кто добьётся успеха. Рябинин помнил его ещё с учёбы в Мюррене, хоть старший брат Пруссии и учился на пару классов старше, но его всё-таки Иван знал.       Чёрные, как комната в ночи, волосы, зелёные, как сосновый лес зимой, глаза. Кожа бледная, под глазами синяки, показывающие, что Веймар много работает.       Они шли по коридору в полной тишине. СССР иногда кидал взгляды на немца. Немца. Иван усмехнулся, вспоминая и о докторе Равиче, и о Клаусе.       — Герр СССР, вы же не будете против обсудить пару вопросов насчёт поставки ресурсов? — уточнил Веймарская Республика. Иван улыбнулся.       — Конечно, нет. — тихо ответил русский.

***

      Страны – существа странные. Все страны – люди, но не все люди – страны. Хотя весь мир на протяжении многих лет и веков представлял себе вид их страны, как человека. Но для многих их настоящий облик и поведение не соответствует представлению...

***

      Иван расхохотался.       Чем была насыщена жизнь стран, кроме политических интриг, которые давненько всем надоели? В принципе, ничем. У стран много запретов и правил. Например, страна не могла вступать в отношения с людьми, которые не были посвящены в тайну о странах. Также страна не имеет права перечить своему правителю, а ещё страна не может сама стать правителем.       Но иногда... Кое-что можно было себе позволить.       Тихий стон раздался в комнате, а за ним такая же какофония этих приятных для взрослого человека звуков. Приложиться к бутылке после обсуждения политических проблем, вот что успели сделать и Веймар, и Иван. СССР сжимал плечи Веймарской Республики. Матцельсбергер вжался носом в шею русского, вдыхая приятный аромат хозяйственного мыла. Русые волосы Ивана растрепались, а глаза чуть помутнели от чувств. Ноги подрагивали от приятных ощущений. Веймар тихо хихикнул, видя такое состояние русского.

***

06.05.1924 года. Г. Париж, Франция:       Николаус глядел в решётчатое окно. Света в Париже сегодня не было. Прекрасную майскую ночь озаряла лишь луна. Сидеть в темноте Клаусу вовсе не нравилось. Не нравился этот город. Не нравилась эта страна. Пропади пропадом эти чёртовы французы, победители Великой войны. Адлер нахмурился. Он пропадал здесь, ничего, буквально ничего не делая для дальнейшего развития его идеи. Его цели.       Резко встав из-за стола, он опрокинул стол и стул. Злость, бесчеловечная, всепоглощающая злость. Клаус вцепился в решётку на окнах, сильно её дергая, но она так и не поддалась. И не поддастся спустя хоть сотню таких выпадов.       Парижскую ночь окутала луна. По бледным ладоням текла тёмная кровь, с глухим звуком падая на пол.       В этом месте Клаус сходил с ума. Ненависть поглотила его, заставляя ненавидеть тех, кто сделал это с ним. Тех, кто сделал это с его страной...

***

27.09.1926 года. Г. Берлин, Веймарская Республика:       Наверное, сегодня Иван впервые был сверху. Теперь даже сложно было сказать, что приятнее.       Пьяный дурман делал из них зверей, возвращая к изначальному, первобытному.       Веймар лежал лицом в подушку, тихо хрипя.       Это не было любовью, это не было чувствами, это было алкоголем. Иван зализал волосы, облизывая губы. Пот тёк со лба по носу и капал на поясницу немца.

***

06.05.1924 года. Г. Париж, Франция:       Утром на тренировке Клаусу было не сладко, совсем нет. Ладони перевязали бинтами и заставили тренироваться.       — Клаус. — позвал своего кузена Венгрия. Рейх обернулся на Алмоса.       — Что? — спросил он, убирая волосы, чтобы не мешали.       — Что с руками?.. — всё-таки, как не крути, но Венгрия, кажется, переживал за своего младшего кузена. Клаус хмыкнул. Они никогда не были близки, все их встречи заканчивались приветствием и прощанием. Клаус, в принципе, из родственником ни с кем не был близок, кроме Австро-Венгрии. Но единственная встреча, на которой они с Алмосом общались, была около 12 лет назад.       Алмос шёл по коридору своего огромного дворца, ища сестру. Он услышал знакомый строгий громкий с северным акцентом голос. Дитрих Шикельгрубер, Германская Империя. Алмос всегда восхищался братом своего отца. Сзади ГИ шли его два сына: Веймар и Николаус Шикельгрубер. Ни с кем из них Алмос не был в хороших отношениях. Мальчишку заботила лишь его сестра. Но всё же о Веймаре Алмос знал чуть больше, а вот в случае с Николаусом... То он знал исключительно его имя. Алмос притаился за стеной, поглядывая на Николауса. Какой-то отстронённый, худющий и вечно в чём-то недовольный парень. Одет как с иголочки, в отличие от немного растрёпанного Веймара. Он сильно бросался в глаза на фоне своих родственников. Блондин среди черновласых. Странный парень. Ещё и молчаливый. Усядется в беседке в саду вместе с книгой и будет сидеть молча, иногда поглядывая на Гели (это подбешивало Алмоса).       Алмос и не заметил, как семейка Шикельгрубер скрылась из виду. А потом венгр нашёл младшего немца в привычном для него месте. Книга, беседка, цветы и Николаус. Алмос осмелился подойти...       У них закрутился диолог. Слово за словом, и Клаус отложил книгу на лавочку, с интересом беседуя с кузеном. Потом Алмос, не стесняясь, отвёл Шикельгрубера-младшего посмотреть на достопримечательность австро-венгерского сада – чёрные розы.       На этом и была построена личность Николауса. Чёрные розы, темные, будто уже увядшие, но ещё цветущие.       — Ничего. Всё в порядке. — отстраненно ответил Клаус. А потом посмотрел в глаза кузена, видя в них... Непонятное чувство для самого себя.       — Что-то ещё, Венгрия? — уточнил Адлер. Парень уже хотел что-то добавить, но в последний момент передумал и отрицательно покачал головой, уходя к турникам. Клаус на это никак не отреагировал, вновь возвращая взор к своим рукам. Он сидел на скамейке. Палило солнце. Май месяц. Цветёт сирень. Такой образ жизни потихоньку, но сводил с ума Рейха. Клаусу нужно было чем-то себя занять, как он думал – своим предназначением: поднятием Германии с колен. Подать апелляцию, только, чтобы отпустили раньше. Письма высылать запрещено, поэтому Виктор его не получит, Вильгельм тоже.. Отправлять письма Адлер имел возможность только своему брату. Вздохнув, Клаус поднялся со скамьи. Он совсем скоро высвободиться из этого треклятого Парижа.

***

Утром у Ивана болела голова, поясница и ягодицы. Чёрт. Он вздохнул, глянув на Веймарскую Республику, ещё мирно спящего на своей стороне кровати. СССР эта боль уже не пугала, он без проблем встал с кровати, уходя в ванную. Приведя себя в порядок, Иван как любой примерный любовник оставил типичную записку:       «Es war eine schöne Nacht mit dir, Weimarer Republik. Ich hoffe, dass dies unsere politischen Beziehungen nicht verdirbt. — UdSSR (Iwan Rjabinin.)»       И с чистой душой Иван ушёл прочь из комнаты немца, аккуратно закрывая за собой дверь.

***

Клаус потихоньку сходил с ума. С каждым днем, с каждой ночью всё хуже и хуже. Однотипная морока вводила в апатию и безысходность. Каждый день был ничем не отличающимся от другого. Такого состояния Рейх не знал даже в школе... Это была такая же школьная апатия, такое же безысходство, но увеличиные раз в десять. Клаус смотрел в потолок. В голову не шли ни сон, ни какие-либо идеи. Голова гудела, а у Рейха появилось чувство паранойи, как будто вот-вот что-то произойдёт, что-то плохое. Безысходность была слишком сильной. Пруссия подорвался с кровати, подходя к столу и еле находя спички, чтобы зажечь свечу. Рейх имел право писать только Веймару:       «Lieber Bruder, ich kann nicht mehr. Dieser Ort, diese Menschen, diese Mauern, alles hier ist nur eine Last und eine Last für mich. Wir hatten vielleicht nie eine gute Beziehung, aber... Schließlich sind wir Brüder. Brüder väterlicherseits. Wie ich euch hasse, aber immer noch Brüder. Weimar, Sie wissen ganz genau, dass sich der Fall mit der Bierstraße wiederholen wird, und nicht nur ein einziges Mal. Es ist nur eine Frage der Zeit. Aber ich werde meinen Willen bekommen, und du musst nur einen von den hundert nehmen.»       Но это письмо никогда не окажется в руках Веймара Матцельсбергера, ведь на утро оно будет сожженно в пламени свечи. Это – весомое доказательство целей Николауса, которые пока не должны быть известны миру. Не сейчас.       "Он долго жил сказкой, которую сам выдумал, а когда жизнь разрушила сказку, решил, что рухнула жизнь."