Der Schülermord im Namen von...

|

Стрейд лениво открыл глаза. Глянул сначала вправо, затем влево. Тихо. Зыркнув на будильник, товарищ узнал, что сейчас раннее утро, около шести часов утра. На стены маленькой комнатушки падает неуверенный солнечный свет. В основном, тут царил приятный сизый полумрак. Выбираться из тёплой кровати вообще не хотелось. Даже отрывать голову от подушки. Но какое-то неприятное чувство поселилось в груди ещё задолго до пробуждения. Подросток уже собирался блаженно смежить веки, что ни на секунду не хотели открываться и отчего всё вокруг слегка размывалось, как тут же подскочил на месте. Так, минуточку, а что собственно заставило его так рано проснуться? И что это за чувство-то такое? — Scheisse... — с осознанием протянул Стрейд. До него дошло. Недавние воспоминания начали медленно всплывать в памяти. Он должен был сегодня пойти в новую школу. Его мать с трудом, а, если быть точнее, то с превеликой ленью и вечными отговорками, что ей некогда, наконец-то соизволила собрать все документы для приёма в старшую школу их захолустного городка. Подросток закинул руки за голову, и, вытянувшись во весь рост на кровати, спихнул на пол пол-одеяла. Он думал. Вообще для него это далеко не первая школа, которую он меняет. Учебные заведения ярким калейдоскопом менялись в его жизни. Ни в одной он особо долго не задерживался. А причиной тому был его несносный характер. С самого детства, ещё до школьной каторги, он всегда стремился попасть в историю. Поначалу это были обычные детские шалости хулиганистого парнишки. Но с каждым годом изобретательность чадушки росла. Вот и трупики невинно убиенных животных стали появляться на заднем дворе дома, где он жил. Стрейд не всегда успевал их закапывать, посему складировал там. Но мясо-то быстро разлагается. Вскоре трупный запашок плыл над улицей. Соседи, чьи животные пострадали от рук неуправляемого подростка, да и не только соседи — чуть ли не всей улицей граждане топали к дому исчадия ада и вызывали его мать "на дуэль". Та лишь отмахивалась, говорила, мол "ну, он так играет", либо "со временем пройдёт" и спешила на свиданку с очередным кавалером. Как вы уже поняли, чадушко ей не особо был нужен. Мать, кстати, была женщиной очень привлекательной наружности, посему отбоя от ухажёров не наблюдалось. Бесконечный поток богатеньких мужчин в её жизни — вот что интересовало сию даму. К слову, их двор был самым красивым и ухоженным на улице — фавориты старались, нанимали рабочих, делали ремонт. За газоном ухаживал нанятый садовник, приходя раз в месяц к этому странному семейству, молча делал положенную работу, молча терпел насмешки и тычки от матери и сына, молча получал деньги, и так же молча уходил, насупленно поглядывая на этот чёртов дом. После потянулась вереница из самых различных учебных заведений. Однако нигде чадушко долго не задерживалось. Посему заведения сменялись вновь и вновь с пугающей быстротой. Основная причина исключения — прескверный характер и отвратительное поведение. Затем родительнице вновь и вновь требовалось собирать очередную, внушительных размеров пачку документов для приёма в очередную школу. После нескольких месяцев, либо, дай Бог, несколько лет — всё по новой. Такая жизнь их вполне устраивала: мать где-то шаталась до полуночи, вовсе не занимаясь своим чадом, а сын терроризировал окрестности. И вот, спустя несколько лет подобной жизни, наступил её новый виток — такой же скучный и предсказуемый. Ну, по крайней мере, Стрейд так думал до недавнего времени. Что ж... Новая школа — старые проблемы. И старая модель поведения. Однако за опоздание по головке не погладят, хоть и можно будет своеобразно себя зарекомендовать. Подросток, превозмогая себя, поднялся с налёжанного места. Включил старенькое радио, что тут же, хрипя, начало изрыгать из себя какие-то популярные песенки. В комнате царил жуткий бардак, где обычный человек мог бы с лёгкостью заблудиться и пропасть без вести. Однако Стрейд очень хорошо ориентировался в этой мусорке, им же и созданной. Подобрал валяющуюся на полу мятую, видавшую все закутки Преисподней, зелёную рубашку, напялил её на себя. Поискал взглядом штаны. Те, грустной бежевой лентой свисали со спинки стула, что, в свою очередь, стоял перед рабочим столом. На ходу надевая носки, он подошёл к стулу, схватил штаны (к слову, те были в относительно приличном состоянии), влез в них. После чадушко скучающим взглядом принялся изучать "поле боя" на столе. Какие-то огрызки карандашей, потрескавшиеся корпуса ручек без стержней лежали в хаотичном порядке. На тетради в скомканных обложках и растрёпанные учебники страшно было смотреть. Подросток побросал нужные вещи в рюкзак, закинул его за спину и собрался выходить из комнаты. Но что-то его остановило. Опять чувство чего-то неизбежного и страшного охватило чадо. В чём была причина такой беспричинной тревожности, Стрейд не знал. Постоял немного, обшаривая нутра своих мыслей. Чувство, что сейчас обуревало его, было очень знакомым, словно тот уже когда-то испытывал его. А когда? На сей вопрос подросток не мог ответить. И тут же подскочил, словно его ударило током. Неожиданно в уши громовыми раскатами влетел церковный хор, что доносился из не выключенного радио. Как странно. Вот только что играл тяжёлый рок! Стрейд гневно обернулся. На него, почему-то, слишком негативно действовала эта музыка. Ну вот всё равно, что беса засунуть в ведро со святой водой. Возможно потому, что Стрейд был по характеру как бес. Либо причина была зарыта в совсем другом месте. Шагнув к радио, тот с ненавистью выключил его. Несчастный прибор захрипел, но не заглох. Хор ещё некоторое время продолжал свою спокойную, немного жалобную песню, даже когда прибор был выключен. Чадушко в ужасе застучал по поверхности радио, своеобразно уговаривая его заткнуться. Наконец оно издало свой последний вскрик и заглохло окончательно. До сего момента подобные выходки были не редкостью. Однако в этот раз всё было несколько иначе. Поёжившись, подросток стал зыркать по сторонам, словно за ним из тёмных закутков комнаты следили множество влажных глаз с абсолютно чёрной радужкой и ярко-красными капиллярами. Тряхнув головой, да так, что грязноватые каштановые патлы высоко взлетели в воздух, Стрейд в последний раз окинул свою берлогу. Не заправленная, разворошенная, холодная кровать вытянулась у одной из стен. Над кроватью висела внушительная коллекция самых различных ножей. Рядышком — стол, где бунтарь делал домашку и строил самые грандиозные планы мести всему живому в округе. Узкое окно было не до конца зашторено пыльными жалюзи, сквозь решётку которого пробивались тёплые лучи восходящего солнца. Массивный шкаф с постерами на дверцах ютился где-то в углу, грозно нависая над всей комнатой. Вздохнув и вновь поёжившись, до чадушки только сейчас дошло, что его бьёт очень сильная дрожь, и что он едва стоит ровно на ногах. Фыркнув, Стрейд круто развернулся, и громко топая, скрылся в коридоре, закрыв свою комнатушку на ключ. Но его мысли невольно возвращались к жуткой музыке. Да если бы вдруг неожиданно врубился похоронный марш, он и то меньше испугался. *Соберись, Dummkopf !* — рыкнул на самого себя бунтарь, пытаясь заглушить непрерывный поток тревожных мыслей. Ему, к слову, это удалось. И вот, нисколько не беспокоясь о том, что тот может разбудить мать (та всегда вставала не позже одиннадцати), он проскакал по лестнице на первый этаж. На втором этаже находилась, помимо его мусорки, ванная комната, куда он очень ленился заходить. Вот и сейчас нагло проигнорировал её существование. А вот и первый этаж. Здесь располагались кухня, гостиная, крошечный туалет, кладовка и спальня женщины, что родила его. И всё в этом дому казалось бунтарю слишком маленьким, даже кукольным. Завтракать дома подросток не собирался. Он всегда питался в небольшой забегаловке, примостившейся почти что на окраине городка. Пусть туда и долго добираться, всё же это того стоило, чем трапезничать дома. Только в редких случаях он мог снизойти до пожирания съестного на кухне родного дома. А в закусочной, хоть и царила некоторая антисанитария, а блюда были сделаны из подозрительно выглядящих продуктов, вкус у этих блюд был выше всяких похвал. Не то что стряпня матери. Однажды подросток спросил её, почему та не наймёт кухарку, ведь эта прекрасная женщина не только отвратительно готовит, но и само чадо не горело желанием есть с руки этой мадам. На что любящая мать послала своего сынишку куда подальше и заявила, что ей с лихвой хватает расходов на садовника и дополнительную деньговыжималку она заводить не собирается. Хотя жили они, как я сказала ранее, не бедно. А всё благодаря стараниям кавалеров, не жалеющих средств на даму сердца. Запрыгнув в штиблеты, и, несмотря на то, что на календаре всё указывало на начало осени, на улице было достаточно прохладно, посему подросток, решив закутаться в кожанку, поспешил убраться из ненавистного дома. На улице, опёршись локтями о перила светлой терраски, неспеша сделал пару вдохов и выдохов, чтобы несколько отрезвиться. А затем бодрой походкой поспешил к гаражу, на ходу вытягивая из кармана куртки ключи. Открыв гараж, выгнал оттуда потрёпанный жизнью мотоцикл. Подготовив всё, он оседлал чёрного железного коня, и даже не надевая шлема (всё равно медленной полиции в этом захолустье не угнаться за ним), Стрейд, громко тарахтя и разгоняя пугливые жёлтые листья в стороны, выехал на спящую дорогу, уносясь в голубовато-розовую дымку прохладного сентябрьского утра.

***

Школа находилась далековато от его кукольного дома, посему решение прокатиться с ветерком на железном коне было просто отличным. Подъезжая к новому месту учёбы, Стрейд на мгновение задумался, а вообще почему его всё же взяли в сие заведение? До этого все директора очень долго колебались, прежде чем взять под своё крыло проблемного подростка, и всё-таки в конце давали своё согласие, ведь ребёнку, каким бы он не был, необходимо получать знания. Директор этой же школы даже не обратил особого внимания на то, что он сменил кучу школ, а чуть ли не с распростёртыми объятиями принял его сюда. Возможно из-за нехватки учеников в этом захолустье ему приходиться подбирать с дороги всякий сброд, который, в последствии, вытреплет немало нервов не только учителям, но и порядочным школьникам. Возможно по доброте душевной. Либо причина, как и в случае с непереносимостью церковных песен у Стрейда, таилась в совсем другом месте. Припарковав байк неподалёку от нового места лишения свободы, бунтарь закрепил на нём специальную колодку, чтобы какие-нибудь подшиванцы не угнали его. Хотя, даже если металлического коняшку украдут, он быстро вычислит негодяев и заявится к ним на дом. И естественно они спокойно поговорят по душам, о том, что так делать некрасиво. Однако никто, даже сам Стрейд не давал гарантии, что без мордобоя дело не обойдётся. Точнее, оно никогда без этого не обходилось. У воришек всегда к концу встречи лица напоминали кровавое мессиво. Что ж, больше смысла тянуть нет. Рано или поздно ему придётся переступить порог сего заведения. Чадушко раздражённо вздохнуло и, поправив потёртую лямку рюкзака на плече, засунул руки в карманы брюк и угрюмо потопал в сторону старого здания школы. С каждым шагом его уверенность росла и уже вошёл он в ворота трёхэтажного, покосившегося чистилища с гордо поднятой головой и надменной ухмылочкой на лице. Шрам на левой щеке, полученный в одной из детских потасовок с ножичками, изогнулся, придавая лицу хищное выражение. Никто особо не обращал на него внимания, несмотря на помятый внешний вид и немытую репу. Пару раз его провожали внимательные взгляды учащихся, но тут же теряли интерес к данному субъекту. Обычный фрик — ничего более. Прежде всего бунтарь должен был зайти к директору в кабинет, чтобы типо отчитаться, что вот он я, я здесь и иду батрачить в сем заведении. Но директор уже поджидал проблемного подростка на крыльце школы, вальяжно облокотившись на стену из жёлтого кирпича. Завидев фигуру, полностью облачённую в чёрные одежды, у Стрейда под одеждой начали маршировать туда-сюда мурашки. Этот человек вызывал у него лютый ужас и беззаговорочное подчинение. Подобные эмоции не были присущи чадушке, посему тот дико бесился и начинал откровенно ненавидеть себя за проявление подобных животных слабостей. На плохо гнущихся ногах подросток подошёл к директору, исподлобья зыркая на него. Мужчина в чёрном лишь усмехнулся, поглядывая на парнишку поверх чёрных солнцезащитных очков. Зачем он носит этот аксессуар в любое время года и суток — загадка. Возможно не желает светить неестественной желтизной радужки глаз? — Не бойся, я не кусаюсь. — ухмыляясь, начал разговор директор, — а вообще, добро пожаловать. — Здрассти. — пробурчал Стрейд. Мужчина вопросительно приподнял пушистую чёрную бровь. — В чём дело? — Ни в чём. — съязвило чадо. — Остришь с самого начала? Интересно... Ну ладно. Дело твоё. — тут директор поднял вверх указательный палец, — но если что вдруг произойдёт — не плачься, пожалуйста. Бунтарь с вызовом хранил молчание. Мужчина, глядя на это ребячество, громко рыкнул нечто нечленораздельное, отчего парнишка дёрнулся от неожиданности. Теперь уже директор ухмылялся. После подобного обмена любезностями мужчина в чёрных одеяниях круто развернулся на каблуках и, щёлкнув длинными изящными белыми пальцами — своеобразно прося ученика следовать за ним, быстро зашагал ко входу в чистилище. Чадушке ничего не оставалось делать, как последовать за старшим. Школа как школа. Этими заведениями буквально усыпаны земли мира, словно берега Рейна замками. Каждая из них вполне обыкновенна. Безусловно какое-то заведение намного хуже, чем положено, какое-то получше. Но, в целом и общем, все они одинаковы. И учиться везде тяжело, если, конечно, прикладывать усилия, а не приходить сюда просто потусить. А наше исключение пришло сюда как раз по второму поводу — где-то потусить, где-то поотдыхать, где-то просто отбыть срок уроков. И вот, плетясь по бесконечно длинному, выкрашенному синевато-грязной краской, запруженному школьниками всех мастей коридору, Стрейд буравил взглядом идеально прямую спину, что маячила перед его взором чёрным пятном. Директор словно чувствовал, что подростку такое отношение к себе не нравиться, что бунтарь хочет проявить себя, но побаивается мужчины в чёрных одеждах. Вообще чадушко встречалось с сей персоной во второй раз. В первый же раз он был с матерью, сидел, дёргая кадыком, вместе с ней в кабинете директора и ловил очередной приступ ужаса, когда мужчина, оперевшись подбородком об изящный замок из сплетённых пальцев, напрямую смотрел в хамоватые глаза проблемного подростка, что сейчас немного притих. Прошагав мимо бесчисленных рядов железных шкафчиков и обычных зевак, мужчина, заложив руки за спину, резко остановился перед дверью в свой кабинет, открыл дверь и, сделав элегантный жест, пригласил Стрейда зайти внутрь. Бунтарь с удивлением и непониманием смотрел на столь важную персону, что сейчас почти что играла с ним. Да. Он буквально играл с ним, словно те были лютыми корешами с первого класса. Некоторые ученики начали откровенно глазеть на эту парочку. Все замерли на своих местах будто мраморные изваяния. Стало очень тихо, отчего можно было услышать приторный шорох сплетен, уже стремительно растекающийся по школе. Недовольно цыкнув, чадушко всё же решил показать характер и повыше задрал голову, не забыв злобно зыркнуть на присутствующих (в том числе и на директора). Громко и с ненавистью фыркнув, Стрейд шагнул в раскрытую пасть кабинета. Дверь за ним со скрипом закрылась. И тут всё вновь вернулось на круги своя. Ученики мгновенно потеряли интерес к данному персонажу, хоть и пошушукались ещё некоторое время, обсуждая данный инцидент, а затем и вовсе разбрелись каждый в свой угол.

***

Щелчок. Дверь отрезала его от внешнего мира, оставляя один на один с директором. Однако чадо продолжало прожигать взглядом улыбающееся лицо мужчины, с вызовом засунув руки в карманы. Стрейд попытался принять как можно более непринуждённую позу, однако всё его существо периодически сотрясалось от внимательного взгляда жёлтых глаз. — Присаживайся. Чувствуй себя как дома. — пророкотал мужчина в чёрных одеяниях, вновь хитро ухмыльнувшись. — Danke schön . — выплюнул бунтарь и с размаху плюхнулся на любезно предложенный стул. Обойдя стол, мужчина уселся на своё законное место и, словно судья, что решает судьбу преступника, стал разглядывать подростка. Чтобы случайно не пересечься со взглядом персонажа в чёрных одеяниях, что совсем не походили на обычную одежду обычного взрослого человека, проживающего конец двадцатого века (если быть точнее, то восьмидесятых), проблемный подросток решил вторично осмотреть кабинет. Как и его владелец, он был престранным и вообще ни на мгновение не вписывался в общий дух эпохи. Старый массивный стол явно повидал не одно поколение школьников, что здесь бывали. А может быть и не одно поколение учителей. На столе — писчие принадлежности, что стояли в своеобразной изящной подставке-черепе. К слову, череп был человеческим. И Стрейду очень сильно хотелось знать, настоящий ли это череп или искусный муляж? А если черепушка настоящая, то кому она принадлежала раньше? Незадачливому ученику? Халатному учителю? А может быть прошлому директору?! На столе ничего особо интересного не было — куча аккуратно сложенных папок и документов, лампа со старинным зелёным абажуром. Любопытство чадушки пошло изучать обстановку дальше. Плотные и очень тяжёлые красные занавески элегантно обрамляли окно, ни в коем случае не забранное жалюзи, что придавало свой особый шарм кабинету. На стенах — несколько дипломов в элегантных рамках. Вдоль стен тянулись ряды тумбочек, что доверху забиты всякими важными бумажульками. Короче, всё как полагается. И, в целом, вся комната была пропитана атмосферой конца прошлого столетия. Хоть и очень винтажная, а ужаса всё-таки нагоняла и на учеников, и на их родителей и на учителей, что заходили сюда. — Нравится? — вопросил мужчина в чёрных одеждах, — Что ж, впрочем неважно. Я тебя сюда не за этим пригласил. Нужно обкашлять пару вопросиков. Стрейд, конечно, ещё больше удивился, когда у столь почтенной особы выскочило словцо "обкашляем". Не по статусу как-то ему использовать подобный сленг. Однако директор нисколько не смутившись продолжил: — Итак, запомни раз и навсегда. Меня зовут Раер Гослинг. Я буду вести у тебя английский язык, посему мы будем достаточно часто пересекаться. Со мной лучше дружить или, по крайней мере, уважать, иначе последствия будут очень непредсказуемыми. Вот общее расписание (до сего момента у бунтаря было расписание исключительно на сегодняшний день), плюс аудитории, где будут проходить уроки. Далее.. А далее директор рассказал в довольно сжатый срок (за что ему отдельный респект) о школе в целом, о правилах в ней, об обязанностях учащихся. Так же была информация о клубах по интересам, куда, при желании, можно было поступить. Затем последовало несколько бумаг на подпись. И если до сего момента чадо сидело относительно спокойно, развалившись мешком картошки на стуле, то когда мистер Гослинг подсунул ему под нос бумажки, тот резко запаниковал. Взяв подрагивающей рукой протянутую ручку, ошалело уставился на документы. Затем схватив их, стал внимательно, чуть ли не носом вчитываться в их содержание. Мало ли, на что он тут подпишется. Ещё душу умудриться продать. Посему всё, даже то, что было написано мелким шрифтом он изнюхал вдоль и поперёк. После поставил размашистую, неказистую закорючку. Раер, глядя на все эти этапы принятия решения, удовлетворённо кивнул, когда ручка вывела последний штрих. Он продержал подростка в своей обители ещё некоторое время, а затем, смилостивившись, отпустил. Закрыв за собой дверь, проблемный подросток, слегка прислонившись к ней, наконец-то смог нормально дышать полной грудью. Ну и умеет же сей мистер Гослинг нагнать страху! Ладно, уже давным-давно звенел звонок, а он ещё и не думал топать в класс. Быстро зыркнув в расписание, чадушко направилось в нужный кабинет.

***

А тем временем Раер слышал как тяжело вздохнул ученик, как облокотился на дверь. И всё его эмоции, конечно же, он тоже хорошо считывал. Положив подбородок на сцепленные в замо́к пальцы, директор задумчиво улыбнулся. — Ну и ну... — негромко протянул он, — И на кого же мне теперь ставить ставку? Тут он полез в дальнюю шуфляду своего огроменного стола и вытащил одну-единственную папочку учащегося. Та была достаточно пухленькой, ввиду того, что туда было подшито много самых разных дел и документов. В этих документах хранилась информация о выходках одной преинтереснейшей девчушки, что тоже училась в этой школе. И даже в том же классе, что и новенький. Открыв первую страницу, директор всмотрелся в фотографию ученицы, которая была же здесь и прикреплена. Сгорбленная поза, блондинистые гладкие волосы, что болтались спереди двумя тощенькими крысиными хвостиками, чёрное, старомодное платье и огромный, тоже чёрный бант на затылке — вот облик сей мадемуазель. Ах, да! Ещё рассеянный, не сфокусированный ни на чём взгляд жёлтых глаз и глуповатая улыбка, играющая на тонких красных губах, дополняли картину этого пациента. Мистер Гослинг ещё немного посидел так, рассматривая обычную фотографию, барабаня пальцами по столешнице. Затем с грохотом закрыл папку и зашвырнул обратно в шуфляду. Для надёжности ещё запечатал её, несколько раз повернув ключ в замке́. Сложив ключик в карман жилета, Раер глянул на дверь и прислушался к звукам в коридоре. Тишина. Значит товарищ уже ускакал на урок. Да и других школьников поблизости не слышится, хотя мужчина долго вслушивался в шорохи, что шатались по коридору. Затем принялся "ощупывать" здание своим необыкновенным чутьём. Итак, что тут у нас? Несколько уборщиц моют полы на разных этажах. Учительская пуста, значит всё наставники разбрелись по классам и теперь втолковывают школярам разные науки. Ученики почти все на местах. Некоторые прогульщики столпились кучкой возле школы, рассаживаясь по скамейкам, в небольшом скверике, что скрывал их от глаз посторонних. Ну, кроме самого директора. От него ничего не скроется, ни одно действие, ни одна мысль. Чутьё продолжило красться дальше. Ага, вот и новенький! Стоит перед всем классом, и надменно ловит взгляды окружающих его ребят. Ну-ну! Стоп, а где та мадемуазель с фотографии? Ещё не соизволила явиться? Или заболела? В таком случае где заявление, иль хотя бы предупреждение от родителя, что дочурка сегодня пропустит занятия? Что ж, будем надеяться, что госпожа Заргман сегодня изволит подойти в учебное заведение. Надо же как-то познакомиться этим двоим: новенькому и этой девушке. *Полагаю, что они поладят. Уж они-то не смогут не поладить.* — думал мистер Гослинг, — * Вот только на кого ставить-то? Кто первее устроит глобальную катастрофу? Кто явит миру свой звериный лик?* Часы продолжали отмерять время, оставшееся до инцидента.

***

Бунтарь стоял перед огромной аудиторией, насмешливо на всех поглядывая. Когда он ввалился в класс, все дружно перестали галдеть и резко обернулись в его сторону. Ситуация показалась ему шаблонной и очень комичной, отчего захотелось рассмеяться этим чудикам прямо в лицо. Особенно его веселил учитель. Тот абсолютно безразлично скользнул взглядом по новоприбывшему, вообще не удивляясь новому лицу. После махнул рукой, произнеся следующую реплику: — Новичок? Полагаю, особого смысла нет тебя представлять классу. Сами разберётесь на перемене. Садись куда-нибудь и попытайся вникнуть в тему. Стрейд не переставал поражаться этому учебному заведению. *Что ж. Возможно в этом году в сем чистилище будет повеселее, чем в предыдущих.* — мысленно выразило некую надежду чадо. А пока быстро пробежался глазами по рядам, ища свободное место. Если вдруг ему приглянётся какое-нибудь местечко получше, то всегда можно согнать его владельца. К счастью для всех, свободное место нашлось. На него очень активно указывал некий паренёк, с блондинистыми, немного закрученными кверху кончиками волос. Одет он был в белую майку, а сверху красовалась жёлтая рубашка, застёгнутая почему-то только на две верхние пуговицы. Яркие жёлтые глаза, приветливая улыбка и, в целом, внешний вид заставляли ассоциировать данного персонажа с какой-нибудь собакой. Скорее всего с лабрадором. А активно машущая рука, что указывала на свободное место перед ним, напоминала бешено влияющий собачий хвост. Паренёк указывал как раз на место перед собой. И это был даже не просто жалкий клочок свободного пространства, а целая парта с двумя свободными местами! Да ещё и у окна! Конечно подростка не совсем устраивало то, что парта находилась в непосредственной близости от учительского стола, а именно была второй по счёту. Но, как он уже успел оценить, у этого преподавателя можно было и на ушах постоять — тому было решительно всё равно. И вот, под спокойный гундёж препода, чадо уселось на обозначенное место. Сам сел на один стул, на второй же поставил рюкзак. Быстро доставая необходимые вещи, бунтарь чувствовал, как множество пар глаз с любопытством смотрят на него. Особенно чувачок сзади, что тогда, улыбаясь, активно жестикулировал. *Вырвать бы эти гляделки...* — задумчиво протянул Стрейд. Итак. Вещи разложены, можно теперь и попытаться послушать учителя. Хотя как-то не особо хочется. Особенно если даже со второй парты плохо слышно, о чём он там бубнит. Посему проблемный подросток принялся исподтишка рассматривать своих новых одноклассников. Школяры как школяры. Все какие-то фрики. Взять хотя бы парочку, что сидела за спиной у чадушки. Парня-то мы обсудили, да только с ним ещё сидела девушка. Её стиль можно было расклассифицировать как "эмо". Вроде бы так. Чадо не особо разбиралась во всех этих субкультурах. Поначалу, когда он только поудобнее устроился, парочка сзади начала вовсю обсуждать его. Точнее обсуждал только блондинчик. Эмо-готка-или-как-там-её лишь односложно отвечала своему собеседнику, не отрываясь от какой-то потрёпанной книги. "Призрак оперы" — как выяснилось позже. В конце-концов бунтарю это откровенно надоело, что его так внаглую обсуждают. Посему повернулся к сплетнику и доходчиво объяснил, чтобы он заткнулся по-хорошему. Иначе будет по-плохому. Паренёк тут же умолк, растерянно хлопая жёлтыми глазками. Дама только криво ухмыльнулась уголком аккуратно накрашенных губ, продолжая пялить в книжонку, не обращая никакого внимания на взбешённого новичка. Проблемный подросток даже зауважал такой пофигизм. Хотя, если посмотреть вокруг, то всем в той или иной степени было всё равно на речи учителя. Тот продолжал что-то невнятно объяснять. Позыркав по сторонам, чадо поняло, что ошиблось. Из серой массы школяров только один ученик что-то яростно записывал в тетрадь. Он сидел на третьей парте возле стены, немного сутулился, когда писал, отчего длинная чёлка иссиня-чёрным водопадом стекала по правой щеке, полностью закрывая её. Но на эмо не был похож. *Ну, с этим всё понятно. Зубрилка.* — догадываясь, протянул Стрейд. Сзади зубрилки сидел очень похожий на первого товарищ. Но у этого чёлка торчала по боевому. *Значит близнецы. Ага.* Тот чувак был одет в похожую кожанку, как у Стрейда, только количество карманов во много раз превышало норму. Поглазев на своих новых сокамерников, бунтарь отвернулся, явно не удовлетворённый подобным контингентом. Обычная школа, зачем здесь искать нечто выдающееся? Но, поверьте, "нечто выдающееся" уже поджидало чадушко. Урок наконец-то закончился. Тихий гундёж учителя потонул в дикой трели звонка, а позднее — в радостных воплях учащихся. Преподаватель просто махнул рукой на это безобразие, никак не прокомментировав, и устало разлёгся на парте, положив голову на руки. Плюнув на нездоровый пофигизм препода, Стрейд, собрав свои манатки, укатился в новую аудиторию на новый урок. В целом, первая часть рабочего дня прошла вполне себе приемлемо. К нему никто не лез, даже та странная парочка, сидящая позади. Вообще сам день можно было условно поделить на две части: до трапезы в столовой и после неё. И вот сейчас чадушко неспеша топало в направлении помещения, откуда выплыли вполне себе симпатичные запахи пищи. Войдя в храм, где главное божество — школьные кулинарные изыски, Стрейд, набрав себе некоторой еды, принялся обшаривать взглядом столовую, ища свободное место, где можно спокойно покушать и никто к тебе не будет докапываться. Уселся, и уже принялся отпить соку из кружки, как перед ним появилось две фигуры: жёлтая и чёрная. Раздражённо вскинув голову, бунтарь вопросил: — Ну? Что надо? Эмо-девушка молча потянула парня за рукав и взглядом попросила отойти от агрессивного подростка, оставить его в покое наедине с самим собой. Но пареньку было как-то всё равно. Он плюхнулся на стул напротив и с улыбкой до ушей, сцепил руки в замок, а после положил их на стол. Стрейд хотел было начать перепалку, и возможно даже набить лицо этому назойле, однако блондин резко на выдохе начал свою речь, тем самым давая себе отсрочку: — Приветик! Ты же тот новенький? Да? Бунтарь вновь, уже который раз за день был шокирован поведением людей в этом здании. *Что-то тут не чисто...* — подумал он, однако вслух произнёс совсем другое: — Предположим. И? Вы закончили? — Да мы же только начали! — вскрикнул назойла, — Узи, садись! Чего стоишь, как не родная? Эмо-девушка-или-как-там-её до этого тихо стояла, скрестив руки на груди, тяжело вздохнула и, закатив глаза, аккуратно присела рядышком с блондином. По её виду явно было видно, что она уже давно привыкла к подобным выходкам своего... друга? Или...? — Раз уж ты к нам перевёлся, — не переставал трещать блондинчик, — то мы хотели познакомиться. Всё равно нам учиться вместе, тем более в непосредственной близости наших парт. Теперь глаза уже закатил Стрейд. Ладненько, посмотрим, послушаем, что эти фрики скажут. — Вообще-то это ты хотел познакомится. — прикрыв глаза и наклонив голову, достаточно громко перебила девушка. Этот чел же назвал её Узи? Так ведь? *А она мне нравится.* — с уважением к эмо подумало чадушко, — *Спокойная, видно что рассудительная дама.* — Ну... Быстро замявшись, он так же быстро нашёл, чем парировать. — Не суть. *Глуповато отбил, ну да ладно.* — Короче, меня зовут Эн, а вот это лучшую девочку во всей Вселенной — Узи! — когда он заговорил про свою подругу (?) его глаза заблестели чистейшим золотом. Он придвинулся к покрасневшей девушке поближе и мягко, даже трепетно обнял за плечо, притягивая к себе, словно под защиту. *А, ну теперь всё ясно. Достаточно увидеть этот взгляд полный обожания. Ух, даже немного неловко.* Однако внешне Стрейд оставался невозмутимым. — Стрейд. — сухо выплюнул он, — Не могу сказать, что приятно познакомиться. Эн опешил от подобного заявления, а Узи медленно растянула губы в дьявольской ухмылочке, весело поглядывая на своего парня. А чадушко, уже мысленно потирая руки, добавил: — И не могли бы вы свалить куда подальше. Я, между прочим, всё собираюсь поесть. Паренёк неожиданно подскочил, разгоняя недавнее разочарование в собеседнике, и с широкой улыбкой сообщил следующее: — О! Так это наш столик. Мы со звёздочкой тут всегда обедаем. — Я же просила не называть меня так! — прошипела, стремительно розовея, эмо, что вновь уткнулась в своё чтиво. Пофигистичная поразительная дама! — Значит так, — угрожающе начал скандалист, покрепче сжимая в руках острую вилку, — теперь это моё место. Либо вы принимаете сей факт, либо убираетесь к чёрту на рога! Подростки ошеломлённо молчали, не сводя удивлённых глаз с собеседника. Они оба были дико похожи, особенно когда удивлялись — одно и тоже выражения лица. Наконец Узи, пробурчала, позыркивая на предполагаемое орудие пыток и убийств, что чадо обхватило своими толстыми, мясистыми пальцами: — Ладно. Будь по-твоему. Но имей ввиду, что сюда ещё заявиться сестрица Эна. Та ещё штучка. — на последних словах дама слегка поморщилась. — Узи! — обиженно вскрикнул блондин, мягко переплетая свои пальцы с её, и несильно пожимая руку, — Не говори так! — затем, не переставая держать эмо-или-как-там-её, повернулся к собеседнику, который со злостью уплетал свой обед, недобро посматривая на нарушителей покоя, — Да, она с некоторыми... особенностями, но это не делает её хуже других! — Да что ты. — оперевшись подбородком о ладонь, сказал бунтарь. Паренёк горячо закивал, не замечая сарказма. Стрейд лишь закатил глаза на это. А вообще, пока он с ними "беседовал", его всё никак не покидало чувство, что всё это как-то неправильно, всё не то. Нет, их не должно быть здесь, это неправильно. Он не должен был с ними встречаться и разговаривать. Они не из этого мира, не отсюда... Неожиданно в храме еды поднялась шумиха. Многие повскакивали со своих мест и, благодарно кивнув поварихе (к слову, безобиднейшей женщине), предпочли исчезнуть в грязном коридоре. Заглядывая в глаза беглецам, чадушко видело исключительно искры ярости и страха, что было очень удивительным, ведь казалось бы, эти эмоции абсолютно несовместимы. Но что-то же заставляло их бежать с исковерканными от отвращения лицами к выходу? Повариха, следуя примеру учащихся, тенью утекла на кухню. Однако не все сбежали. Некоторые школьники остались на своих местах, хоть и второпях доедали свой обед, съёживались, пытаясь слиться с окружающей средой. Но больше всего не повезло тем, кто только что подошёл к дверям. Школьники с плохо прикрытым отвращением отпрянули от чёрной фигуры, что вразволочку ломанно вошла в помещение. Обогнув её по широкой дуге, те удрапали восвояси. Длинное, не по эпохе подходящее чёрное платье облепляло худощавое тельце, несильно било своими складками по ногам. Из-под длинного, казалось, бесконечного подола выглядывали аккуратнейшие чёрные туфельки, обутые на искривлённые, худые ноги в чёрных чулках. Даже под тканью было хорошо видно, что девушка ставила ноги неправильно — она сгибала их в коленях, как будто они не могли выдержать её жалкий вес, плюс создавалось впечатление, что они способны гнуться под разными углами. Голова с впалыми щёчками не могла удержаться на тонкой хлипкой шее, посему дама поддерживала свой череп худой рукой с длинными пальцами, на которых хищным блеском белели острые ноготки. Вторая — безжизненно висела вдоль тела. Блондинистые волосы выглядели либо как шёлк, либо как ртуть, ибо очень сильно блестели и напоминали даже больше жидкость, нежели обычную здоровую копну волос. Две передние прядки, больше всего напоминающие тонкие крысиные хвосты, обессиленно висели спереди. Сзади волосы были достаточно коротко подрезаны, немного растрёпаны и даже мерзко спутаны. Сразу бросалось в глаза, какая часть волосни более любима и расчёсываема. Закрученная чёлка — единственное, что выглядело не траурно на этой мадемуазель. Сзади — чёрный атласный бант с длинными хвостиками. На груди болтался чёрный, очень пышный галстук-брошь с миниатюрным жёлтым камушком, явно очень ценным. Повернув голову в сторону столика, где сидели бунтарь, прилипала и эмо, девушка, шатаясь и изгибаясь, словно сильно подвыпивши, заковыляла к ним. Стрейд засомневался, сможет ли она дойти без посторонней помощи к ним, учитывая ещё то, что её жёлтые глаза смотрели в разные стороны и постоянно перебегали из одного угла в другой. Хищная и какая-то натянутая улыбка озарила мордашку, сделав девушку похожей на безумного маньяка. Вошедшая особа внешне была точной копией Эна. Пару раз запнувшись о собственные ноги, мадемуазель пошатнулась и едва не растянулась на холодном грязном полу. Однако всё же не обошлось без неловкой ситуации. Одна туфля соскользнула с ноги девушки и, проехав со свистом несколько метров, остановилась точно возле сиденья Стрейда. Чадо уставилось на девушку. Его щекастое табло пересекла гримаса отвращения. Но саму даму, кажется, вся эта ситуация и отношение окружающих к ней вообще это не смутило. Она невинно улыбнувшись, слабо взмахнула рукой. Сухие губы медленно разомкнулись и хрипло выплюнули слова так, словно данная мадемуазель являлась заглючённым компьютером, а не человеком: — Подай..., по-жа-луй-с-та-с-та, ту-У-фельку! Смущённая улыбка. — и она действительно улыбнулась, когда произносила последнее предложение. При этом, когда девушка говорила, она вся судорожно тряслась. Грудная клетка прерывисто понималась и опускалась, словно ей было больно произносить слова, посему с силой выталкивала их из глотки. Стрейд только вопросительно выгнул бровь. Однако что-то кольнуло его в сердце, а под ложечкой тянуще засосало. Опять это предчувствие недоброго. Этой мамзель тоже не должно быть здесь! Она не отсюда! Не отсюда... Пожав плечами, чадушко, не задавая никаких вопросов, потянулся вниз за туфлёй. И только он взял и протянул владелице обувь, как в неё со всей силы и на полной скорости влетела кривоватая дамская ножка. Бунтарь отшатнулся, не ожидая подобной прыти от такой болезненной особы, рявкнул: — Что творишь, Arschgesicht ?! Однако дама даже ухом не повела, несмотря на то, что её, по сути, грубо обозвали. Только произнесла, сделав неуклюжий, корявый книксен, завалившись на бок и опасно покачнувшись: — Благодар-рю! Смотрела она во время книксена исключительно на Стрейда. Наконец она плюхнулась на стул рядом с чадушком и внаглую потянулась за печеньем, что мирно лежало на подносе Эна. Тот, несколько смутившись из-за множества взглядов, что были устремлены на их компанию, толкнул поднос на середину стола, чтобы девушке не пришлось далеко тянуться и скромно объявил: — Что ж... Стрейд, знакомься, это Син — моя старшая сестричка-близнец. — Стар-ша-я-я на тр-ри ми-нуты. Довольный взгляд. — поправила Син, пожирая нагло взятое лакомство. Чадушко, конечно, не совсем понимало, зачем комментировать свои эмоции. Его это очень сильно раздражало, особенно манеры этой мадемуазель, но что поделаешь, если кое-кого, скорее всего, тюкнули в детстве по голове чем-то увесистым. Хотя, видя данную персону, можно было предположить, что она и сама могла приложиться черепушкой о что-нибудь. А вот о манерах хотелось бы рассказать поподробнее. Син не умела аккуратно есть за столом. Она постоянно вертелась, вращала головой так, что иногда казалось, что ещё вот-вот — и она свернёт себе шею. Постоянно громко чавкала, испачканный рот не вытирала салфеткой, посему крошки красовались на бледной коже яркими крупинками. — Син, аккуратнее! — попросил Эн, боковым зрением подглядывая на окружающих, когда его сестра в очередной раз с жадностию вгрызлась в вкусняшку, да так, что крошки полетели во все стороны. И после этой реплики за столом воцарилось молчание, прерываемое только громким чавканьем Син и долетающим шушуканьем из-за других столиков. Таким образом, мадам выжрала всё печенье, что взял её братишка. А во время трапезы ещё и пялилась постоянно на новичка, которому уже в который раз за сегодня хотелось устроить здесь дебош и разбить парочку самодовольных рыл. Ну, и свою разрушительную роль играло то непонятное чувство, что постоянно крутилось около разума. Внезапно девушка уверенно произнесла, резко склонив голову к плечу, обращаясь к Стрейду, и прямо, без малейшего стеснения заглянула в его поганые янтарные глаза: — Всадник без го-ло-вы? Восхищённый взгляд-д-Д. Грудная клетка дамы, при этом, едва не лопнула от напряжения, словно эта фраза выжала из неё все силы. Бунтарь, пообещав себе больше ничему не удивляться, особенно поведению и некоторым комментариям данной особы, сказал сухое "ja" . Узи и Эн переглянулись, услышав чужеземную речь. Глаза Син заблестели от непонятных эмоций, однако чадо предпочло не разбирать их. И тут ему влетел в голову со всей силы вопрос: а откуда эта хрупкая девушка знает его байкерское имя? Он задал ей этот вопрос, но та лишь пожала плечами, прикидываясь глупышкой. *Ну ладно, не хочешь, как хочешь.* — с плохо контролируемой злостью подумал бунтарь, — *А вообще, я сваливаю!* Подросток бросил одиноко лежащим свой пустой поднос на столе и поспешил удалиться на следующий урок. Как только чадо отошло на пару шагов от стола, Син, как и ожидалось, тут же кинулась проверять содержимое подноса: а вдруг что-то вкусное завалялось? Но увидев, что тот сияет пустотой, отвернулась, фыркнула и, высунув длиннющий язык, облизала свои губы, одну щеку и даже достала до косого глаза. Он тоже был облизан. А Узи негромко сказала своему парню: — Кажется, мы его достали. На что Эн возразил: — У нас ещё получиться подружиться! Вот увидишь! Эмо только потрепала паренька по волосам, зарываясь в них пальцами, тем самым пытаясь его как-то поддержать, хотя сама не особо верила в дружбу с этим отчуждённым подростком. Если ему комфортно одному, то зачем зря лезть со своим глупым предложением дружбы? Но так думала только Узи. У близнецов было иное мнение на сей счёт. И если парень искренне хотел подружиться с этим букой, то планы его сестрицы были очень туманны и неопределённы. Точнее, сама цель уже давно была поставлена. Когда Син впервые увидела новичка, что-то громко щёлкнуло в её голове, некая неведомая сила потянула её к чаду. А имя этой силе — Liebe. Starke Liebe . Настолько сильных чувств мадемуазель ещё никогда и ни к кому не испытывала. Это был первый и последний раз, когда настолько светлые чувства просачились в её душу. Вскоре эти светлые чувства запятнают изысканные багровые узоры. А вообще, между прочим, некий план действий в отношении новичка уже выжигался в больном, искажённом сознании Син. К столику, где сидела мадемуазель подошли ещё две дамы. К слову, это были самые крутые девочки школы, которые, скажем так, делили власть в данном заведении. Звали их Лиззи и Селия. Лиззи — крашенная блондинка, которая очень любит брендовые шмотки розовых оттенков. Селия — шатенка с окрашенными в блонд кончиками волос, всегда облачается в достаточно открытую одежду более тёмных цветов. Но несмотря на небольшую разницу в стилях, эти двое не разлей вода. Можно сказать, что по значимости в школе они стояли сразу после мистера Гослинга. Того ещё никому не удавалось переплюнуть. Да и вовек не нашлось бы смельчаков, которые попытались бы "подвинуть" директора. Итак, дамы, ловко жонглируя пассивной агрессией и откровенной ненавистью, решили вновь унизить Син. Для них девушка была своеобразной грушей для битья, только красотки избивали морально. И только тех, кто по каким-то причинам не смог социолизироваться в обществе. Хотя, пару раз мадемуазель валялась избитой на холодном кафельном полу школьной уборной, а над ней возвышались высокие, злобно хихикающие фигуры на тонких каблуках. Но Син всегда было всё равно на оскорбления в её сторону. Да даже в чью-либо сторону. Её это попросту не волновало. Она "блокировала" своё сознание, "отключаясь" от этой реальности, не слушая насмешек, не чувствуя больных пощёчин. А теперь и подавно. Полностью занятая мыслями о новичке, она, ничего не слыша, резко встала со стула, случайно задевая Селию плечом. Красотка поспешила возмутиться и уже хотела было вцепиться чудачке в лицо, но её опередил Эн, что ближе всех стоял к Син. Поддерживая сестрицу за плечи, что, шатаясь, неровно стояла на полусогнутых ногах, блондинчик, обернувшись через плечо, попросил Узи не вступать в словесную перепалку с местными селебритис. Эмо его не расслышала. Она уже вовсю доказывала дамам, что их политика не только в отношении Син, но и прочих отвратительна. Те активно доказывали неправоту Узи. В конечном итоге Эн подцепил и свою звёздочку, а затем, обнимая за одно плечо Син, а за другое — Узи, увёл всех подальше от эпицентра бури. Селии и Лиззи только оставалось кричать проклятия в спины, особенно те стремились побольнее ударить словом в скрючённую спинку чудачки. А вот к бунтарю их не особо тянуло. Да, посплетничать о нём они всегда могли, и даже распустить пару-тройку слухов, а после гаденько хихикать в сторонке, наблюдая за тем, как их жертва пытается выпутаться из липкой сети неправды. Но, знаете ли, своим таблом дорожишь, а, насмотревшись на поведение новичка, дамы поняли, что лучше никаких дел с ним, кроме сплетен и слухов, не иметь. Иначе лицо будет подкрашено и подправлено увесистой волосатой ручищей. Посему, договорившись избегать данного подростка и возможных проблем с ним, красотки, громко цокая каблучками, поспешили закончить перемену курением за школой и выяснением отношений с другими мамзельками.

***

Стрейд собирал свои вещи, блаженно выдыхая. Наконец-то школьный день официально закончен, а это значит, что можно валить в забегаловку за кулинарными изысками. И никакие Эн и Узи, а уж тем более Син, не смогут помешать тебе. Неожиданно за спиной новичка раздались уверенные шаги. Лениво обернувшись, бунтарь увидел паренька в красной майке и кожанке со множеством карманов. Отсалютовав рукой, сложенной "пистолетиком", растрёпыш коротко поприветствовал чадо: — Всадник без головы. Стрейду почему-то вспомнилось, с какой интонацией произнесла его кличку Син. *Го-ло-вы.* Хотя бунтарь был очень доволен, что уже является неким подобием знаменитости. Величаво кивнув головой, тот тоже поздоровался: — Здоров. А ты...? — Акира. Красный змей. Стрейд вообще не состоял ни в одной из подобных "банд", да и не стремился запоминать клички всех байкеров. Чадо было само по себе. И, самое главное, его это на все сто процентов устраивало. — Чего хотел? — сразу взял быка за рога новичок. — Эм, просто поздороваться. Поприветствовать, так сказать, более уважаемого байкера. Стрейд только кивнул. — Gut . Это всё? Теперь уже Акира кивнул. Причём чадо заметило, что растрёпыш делал всё без заискивания, не старался расположить бунтаря к себе. И это было похвально. Перекинувшись ещё парой фраз, Стрейд оборвал беседу, сказав, что ему сейчас не до Красного змея. Паренёк с растрёпанной чёлкой всё понял и обернулся к такому же своему челкастому брату-близнецу, который, нервно постукивая ногой, уже ждал его невесть сколько. Отругав незадачливого Змея за ожидание и несобранность, зубрилка потянул его за собой. Акира на прощание нагло подмигнул Стрейду. Бунтарь смерил наглеца высокомерным взглядом, но растрёпышу было как-то всё равно. Быстрым шагом проблемный подросток не шёл, а буквально летел по коридору, стремясь как можно быстрее покинуть здание. А на сегодня он уже насмотрелся на здешних фриков. Всё как обычно. Всё как везде. А это значит, что можно вести себя как обычно — нагло и отвратительно. Сегодняшний день был пробным. С завтрашнего можно начинать дебоширить. Главное потом не нарваться на Раера, иначе будет плохо. И, возможно, больно. Бунтарь выскочил, как пробка из старой бутылки шампанского, на школьный порог. Сентябрьское солнце мягко погладило его по голове, а приятный ветерок легко мазнул по лицу. А за рукав куртки кто-то требовательно начал дёргать. Взбешённый подросток повернулся и увидел кривую мамзель, что косила жёлтыми глазками и натянуто улыбалась. Она продолжила держать край рукава его кожанки, нисколько не смущаясь. — Что надо? — угрожающе начал разговор Стрейд. — Ты куда-А? Вопросительный взгляд. — Куда надо. Отстань. Надоела. — и вырвав одежду из цепких ручонок, чем-то напоминающих тонкие паучьи лапки, удрапал к своему железному коняшке, что верно дожидался своего владельца всё это время. Слава Богу, на байк ещё никто не позарился. Даже ни единой царапинки на его блестящем корпусе не наблюдалось. Приготовив железного коня к дальней поездке, Стрейд лихо запрыгнул в его комфортное седло и, рыча мотором на всю округу, усвистел на окраину городишка. Уже давно не слышно было рёва мотоцикла, однако скрюченная, задеваемая другими учениками, фигурка девушки всё ещё одиноко стояла на пороге школы, мечтательно смотря вдаль на медленно розовеющее небо у ровной черты горизонта. Она даже не обратила внимание на то, что её вниманием активно пыталась завладеть звёздочка её брата, махая рукой перед искажённым личиком. Да и он сам чуть ли не умолял сестрицу сдвинуться с места и пойти домой.

***

Стрейд бойко подкатил к покосившемуся зданию закусочной "Ревущий мул". Заведение работало с утра до поздней ночи, однако основной наплыв из честных тружеников Америки приходился на вечер и, естественно, охватывал часть ночи. Вообще, владелец забегаловки плевать хотел не только на очевидную антисанитарию, но и на возраст своих клиентов. Сюда могла заявиться шпана четырнадцати лет и их бы не выгнали. Грубо говоря, принимали всех, у кого есть деньги. А у нашего чадушки они были, и даже не маленькая сумма. Он уже предвкушал отличное вечернее времяпрепровождение в компании пиццы и пива, однако в эту самую компанию вклинилась совсем неприятная особа. Она гордо восседала на стуле за барной стойкой, нахохлившись, как ощипанная курица. Чадо застыло как вкопанное. А после ярость обжигающим пламенем захватила всё его существо. Громко топая, бунтарь пошёл вперёд, не глядя кивнул владельцу, что батрачил за стойкой, и некоторым знакомым, которые сидели за столиками. Подойдя достаточно близко к причине его плохого настроения, он, со всей силы схватив девушку за худое плечо, развернул её к себе лицом. — Ты что здесь забыла?! Син бесхитростно ответила, невинно болтая ножками в воздухе. — Те-бя ждала. Милая улыбка. И почему сейчас чадо не удивилась подобному ответу? Однако тот хотел знать, каким образом тщедушная инвалидка-аутистка смогла быстрее добраться до забегаловки на окраине города, чем здоровый лоб на хорошем мотоцикле? Подвёз кто-то? Слишком много вопросов и так мало ответов. Что ж, первый день вышел слишком насыщенным. Даже вечером за своей законной трапезой не получиться расслабиться. Стрейд вскарабкался на соседний стул и, стараясь не обращать внимание на пристальный взгляд Син, заказал себе огроменную пиццу и бокальчик пивка. Но девушка настолько умоляюще на него смотрела, что тот, смилостивившись, кинул перед ней небольшой кусок. Та с невероятной проворностью подцепила его и в мгновение ока сожрала. Бунтарь всё надеялся, что она уйдёт и наконец-то оставит его в покое. Однако дама, словно Хатико, сидела не двигаясь, без единой мысли об уходе. И вот уже спустя несколько бокалов пива и пицц, что поглотило чадо, потекла ленивая беседа. Люди приходили и уходили, а подростки всё сидели и разговаривали обо всё на свете. И кто бы мог подумать, что Стрейду будет интересно общаться с этой калекой? Сегодняшний их разговор плавно перетёк завтрашний, а тот в свою очередь — в послезавтрашний. Неожиданно для всех и самого себя Стрейд "подружился" с Син. Это была очень странная дружба, хоть и весёлая. Они вместе прогуливали уроки, иногда срывали их, взрывали петарды в толчке и на стадионе, дрожали за партой на уроках английского под пристальным взглядом мистера Гослинга, рисовали карикатуры на учителей и одноклассников, вместе зависали в этой тошниловке. Школьная жизнь окрасилась в новые цвета, стала ярче и насыщеннее. Только мужчина в чёрном продолжал портить яркую картинку, в основном появляясь на уроках английского в качестве учителя, либо прохаживаясь где-то за спинами учеников, внушая одним только своим видом ужас и беззаговорочное подчинение. Но даже это чёрное пятно по-своему вписывалось в общий пейзаж. И если бунтарь вполне признавал эту дружбу с мадемуазель, то у той были более обширные планы на чадушко.

***

Син, вытянувшись, лежала на шезлонге, что стоял на заднем дворе её дома. Она облачилась в элегантный чёрный купальник с достаточно откровенным треугольным вырезом на шее. Эна не было дома. Тот пошёл зависать со своей звёздочкой на очередную школьную дискотеку. А вот Стрейд остался дома. Посему и мадам тоже решила не тащиться на праздник тщеславия и насладиться последними тёплыми лучами закатного октябрьского солнца. Конечно осенью особо не позагораешь, но просто принять солнечную ванну не помешало бы. А бледной болезненной девушке — и подавно пошло бы на пользу. Запрокинув голову назад, мадемуазель принялась изучать лёгкие белые штрихи облаков на нежно-розовом небе. Её жёлтые, ни на чём не сфокусированные глаза погрузились в эту мягкую розовую пелену, придавая им добренького, даже мечтательного оттенка. Но мыслишки под милой черепушкой копошились далеко не розовые. Они больше походили на жирных, мокрых трупных червей. Несколько недель назад Син подошла к Ви — одной из своих одноклассниц и задала вопрос прямо в лоб: — Те-ебе нр-рави-тся Э-н? Пристальный взгляд. Всего на одно мгновение с медовых глаз Ви спала та пелена обыденности и спокойного безразличия, обнажая искромсанный, окровавленный лик дикой, нечеловеческой боли. Син даже на секунду показалось, что девушка вот-вот сейчас заплачет — на глазах застыла плёнка, какая обычно возникает перед плачем. Но это длилось всего мгновение. После невозможно было сказать, правдива была эта эмоция, иль мадам это только показалось. Однако Ви с головой выдавали поджатые губы. Попытавшись принять вид тотального безразличия, девушка отчеканила, смотря свысока на кривую мамзель: — Ты знаешь ответ. Я ни за что в жизни не встану между этими двоими. — и слегка поморщилась, словно эти слова застряли у неё в горле сотней острых как бритва лезвий. Однако Син видела, как она мучается, денно видя своего фаворита с обществе эмо. И даже мамзель могла понять и, возможно, ощутить боль Ви. — Я то-ль-ко хоте-ЛА... — начала мадемуазель, как собеседница, сказав близнецам Кодзима с которыми она только что разговаривала, что ей нужно отлучиться ненадолго, быстрым шагом вылетела из аудитории. Несколько школьников непонимающе оглянулись её вслед. Ну конечно. Им никогда не понять эту всасывающую, разрушающую до фундамента сознания боль, что каждый день грызёт тебя без передышки. Никто не поймёт бедняжку Ви, как её прозвали Лиззи и Селия. Бедняжка Ви — вполне оправданное прозвище. Она всегда была одна, хоть и общалась с разными людьми. Взять хотя бы близнецов Кодзима. Да, они втроём хорошо общались, но Ви отчётливо чувствовала, что она лишняя. Она всегда была лишняя, и лишь один человек смог пригреть её теплом своей доброты. Но этот человек не её, до него не дотянуться. У него уже есть своя звёздочка... И зачем ему она, Ви? Син резко мотнула головой, да так, что поплыл взор, а глаза собрались в кучку. Захотелось блевануть, однако дама сдержалась. Заложив руки за голову и слегка размяв кривоватые ножки, девушка задумалась. Грудную клетку сжало от предвкушения завтрашнего дня. Но сжало как-то странно: резко, словно чья-то стальная рука хотела задушить и переломать ей рёбра. Сердце, от осознания животного страха и чувства неизбежного сходило с ума, колотясь как птица о прутья клетки. Несмотря на то, что Син тщательно продумала все нюансы завтрашней жизненно важной миссии, ей всё равно было очень и очень страшно. Она была почти уверена, что всё пройдёт как нельзя лучше. Однако ядовитый червячок сомнения со вкусом точил её мягкое сердце. Девушка основательно мысленно прошлась по всем своим приготовлениям, отметила, что и где находиться и какую мелочёвку нужно будет прихватить с собой. *Е-если вдруг что, я-я-я всё под-гото-ви-ЛА.* — Дьявольская улыбочка. — уже вслух произнесла девушка. Она подтянула колени к груди и положила на низ подбородок. Вдобавок обняла себя руками, словно очень сильно замёрзла. Син, не мигая, уставилась на закатный диск солнца. Что ж, завтра всё решиться. И если вдруг он не поймёт её серьёзных намерений — она уже будет готова к худшему. Она — его единственная звезда.