Самое настоящее проклятие

      Глядя в окно поезда, чего проще, — замечтаться о... Ну, о том, как зашуршит ногами садовая дорожка, к примеру. О мамином пироге и знакомой от паркетного пола до плюшевого Микки Мауса в изголовье кровати комнате — твоей «единоличной (наконец-то!) собственности». С другой стороны, совсем не сложно под перестук колёс вообразить себе великолепный праздничный ужин в Большом Зале Хогвартса, тысячи свечей, гром аплодисментов на церемонии распределения... Потом — болтовню с соседками по факультетской спальне (обо всём на свете!) и темноту поздней ночи, пронзённую белым «светлячком» на конце волшебной палочки... Ещё не там, уже не тут. Лили часто думает о месте, куда уносит её Хогвартс-экспресс, как о лучшем месте на земле — неважно, родительский дом это или волшебный замок. Жаль, что едва путешествие подходит к концу — фантазии тускнеют, точно залитые ночной мглой окна купе. Остаётся лишь действительность, неизбежно неидеальная. Обычная жизнь, в которой своя комната слишком тихая и одинокая, а общая спальня — наоборот, чересчур шумная и тесная. Наверное, именно поэтому, когда Лили смотрела в окно — время от времени в мыслях у неё возникало: «Нет! Пусть никогда поезд не останавливается!»

***

      Собирая с сиденья свитки и выравнивая их у себя на коленях в аккуратную стопку, Лили то и дело отвлекается.       ...чирк-чирк-чииирк... Хотя, казалось бы, кто её просит возвращаться к теме учёбы и учебников? Но любопытство сильнее неловкости, возникшей после их последнего разговора. В конце концов, она решительно откладывает свитки в сторону и вполголоса прокашливается...       ...чирк-чирк...       ...Сев пишет, не останавливаясь, не поднимая головы. Тогда Лили прикусывает губу, сползает на край скрипучего сиденья и легонько дёргает толстую книгу с желтыми страницами за угол.       — Что за вандализм, Сев? Перо замирает, как и тенью скользящая по странице тонкая прядь. Вздрогнув, Сев бросает растерянный взгляд сначала на вытянутую руку...       — Что?       ...затем на саму Лили. В этот раз это он её не слышал! Считай квиты. И нет, Лили вовсе не злорадствует — только если самую малость.       — Вандализм! — повторяет она и щурится. — Тебя совсем не устраивает рецепт зелья... — не дав себе стушеваться, тычет указательным пальцем в страницу, — ...кроветворного зелья? Ты, наверное, каждый пункт тут пишешь как-то по-своему! Скользнув глазами ниже печатного заголовка, где всё черным-черно от исправлений и заметок — даже не пытается что-либо прочесть: почерк у Сева мелкий и убористый, похожий на плотный забор — вверх ногами и подавно не разберёшь. Между тем, замешательство на лице Северуса сменяется выражением... которое Лили (вновь быстро взглянув на друга) тут же разгадывает. Ещё до того, как тот открывает рот.       — Рецепт? Какой рецепт? — цедит он сквозь зубы.— А! Ты говоришь про эту инструкцию для клинических идиотов: как не ошпариться отваром кровохлёбки и не разнести котёл на оплавленные куски олова? Хмыкнув, Лили убирает руку и выпрямляется. Она может поклясться: книга, лежащая на коленях у Сева — «Стандартный курс...», а не «Зельеварение для чайников». Было бы чему удивляться, честное слово. Сев дёргает верхней губой, нетерпеливо отмахивается:        — Ты не поймёшь! Там всё дело в пропорциях. Не глядя он окунает перо в пристроенную на сиденье чернильницу, сверлит глазами исписанную страницу. Лили чешет нос, затем пожимает плечами, но повернуть голову к окну (за пределами поезда уже полмили как тянется однообразная местность, иногда оживляющаяся зелёным папоротником и розово-фиолетовыми цветами вереска — очень по-шотландски!) или спросить что-то ещё не успевает — так и не коснувшись страницы пером, Сев вдруг возвращается взглядом к Лили.       — А хочешь... гхм... Хочешь, объясню? Смотрит так пристально, и желтоватый свет лампы так дрожит в его зрачках, что... Лили не остаётся ничего другого, как ещё раз пожать плечами и кивнуть.       — Там очень сложно? Давай попробуем. Осторожно (она, по правде говоря, всё ещё чувствует неловкость) садясь рядом, она заставляет чернильницу взлететь, чтобы случайно не опрокинуть её. Можно ли считать это «бумерангом» за тот неудачный вопрос про родителей? Ароматные пучки сушёных трав, звонкие сверкающие склянки, стук ножа по деревянной доске, пузыри на поверхности кипящего зелья... Идиоткой, которой необходима «инструкция, как не ошпариться отваром кровохлёбки» Лили себя не считает. Это уж точно! Зельеварение ей нравится. Больше, во всяком случае, чем Нумерология или ЗоТИ, и всё же...       — ...используй теперь котёл как плевательницу! Вперёд! Используй его как ночной горшок...       — По-моему, ты преувеличиваешь. Так что там с эффективностью?       — Говорю же, снизится, если использовать иглы дикобраза в тех пропорциях, что указаны в этом... чтиве бульварном. Процентов на двадцать пять, не меньше! Как тебе?! Непревзойдённое тупоумие.       — Но как насчёт взрывоопасности этих самых... Ну, игл. И потом...       — Я тебя умоляю, если у зельевара прямые руки, ничего не взорвётся!       — ...семьдесят пять процентов всё же останется, да?       — И что с того?       — Это учебник для школьников, Сев. Три четверти — результат, который совершенно точно устроит большинство наших однокурсников, потому что...       — Устроит? Ага. Вот из-за такого вот «устроит» зельеварение уже полвека стоит на месте!       ...всё же определённо не так сильно, как Севу. И, между прочим, своему «самому горячему почитателю». Зельеварение, неприступное и коварное, отвечает взаимностью — это любому заметно. Или почти любому... Не дав Лили усмехнуться и договорить «потому у них, к сожалению, таких прямых рук, как у тебя, нет!», Северус чиркает ногтем по странице. Продолжает так, словно Лили задела его за живое:       — Думаешь, я эти цифры — двадцать пять процентов — с потолка взял? Ну, допустим, — он делает вдох и поджимает губы, — допустим, поверили мы этому кретину с купленными бумагами Мастера, делаем, как он тут пишет, и так что же..? Техника эффективных помешиваний. Виды паровых завихрений. Затем — таблица сочетания ингредиентов. Наверняка для Сева все эти переходы с темы на тему выглядели логичными и понятными. Просто очевидными, но... Лили слегка морщит лоб и шевелит губами — как же не хватает под рукой котла для наглядности! И почему, чтобы быть во всех этих зельеварческих премудростях как рыба в воде, недостаточно вообразить себя злой колдуньей из сказки, к примеру?! Разглаживая складки на юбке, Лили невольно качает головой и, глядя на Северуса... «Несомненно! Вы природный талант и пример для подражания всему вашему курсу!»       ...улыбается виновато. Правда, недолго — в следующее мгновение Сев замечает её рассеянный взгляд и улыбку. И вскидывается:       — Ещё не поняла? Да ты чего! Тут же всё элементарно, если не быть «большинством наших однокурсников»! И дать себе труд пошевелить тем, что у них давно усохло и вышло с ушной серой, мозгами, то есть... ладно! — пару мгновений он хмурится, затем хватается за перо и рисует (прямо поверх «трёх признаков, что стручки дремоносной фасоли вызрели и готовы к использованию») котёл. — Объясню ещё раз. Смотри: это, три к одному — отвар из-под игл дикобраза, а это... Никто не скажет, что следить за несущимися со скоростью молнии рассуждениями Сева — легко. Но бесконечно пропускать мимо ушей колкости — это тоже... Искоса глянув на схематичный рисунок, Лили слегка откидывается назад на спинку сиденья, и закатывает глаза.       — Котёл? Какой котёл? — тянет она вполголоса, как будто про себя, — пошевелив мозгами, я ясно вижу, что это ни что другое, как плевательница. Или ночной горшок? Сев отрывается от рисунка, кидает на неё подозрительный и в то же время смущённый взгляд.       — Опять меня не слушаешь! Ведь не слушаешь, да? Лили удаётся не расхохотаться прямо ему в лицо — не иначе, как чудом каким-то. Она примирительно треплет Сева по локтю.       — Продолжай! Ты говорил, что отвар листьев мяты хорошо влияет на иглы дикобраза... Сев прерывает её стремительным жестом ладони.       — Чушь! Так и знал, что не слушаешь, — заявляет категорично. — Я говорил совсем не так, но ты вспомни, к какому типу ингредиентов относятся... Лили думает: неважно. Она достаточно долго знает Сева, чтобы не удивляться его язвительным словам в адрес оружающих. Не то чтобы это до конца Лили устраивает, конечно. Когда-нибудь она соберётся с духом и серьёзно поговорит с Севом. Попросит его не быть грубым хотя бы с её друзьями... Но он ведь тоже её друг, да? И, к тому же, так великодушно поступает: если б не его подсказки на уроке, зелья у Лили удавались бы куда реже. И были бы далеко не такими превосходными. Чем бы восхищался тогда Слизнорт? Когда-нибудь профессор протрёт глаза и увидит правду об ученице, которую так хвалит... Незаметно вздохнув, Лили садится прямо, ёрзает и, касаясь локтя Сева своим, пытается сосредоточиться на объяснениях. Может быть, если она сейчас хорошенько всё поймёт, то перестанет чувствовать себя обманщицей?

***

      Тихий скрип со стороны входа в купе и почти сразу за ним глуховатое:        — О... Снейп! Видимо, вернувшись из туалета, Лили не до конца закрыла дверь, оставив узкую щель, через которую их голоса вполне могли быть услышаны и в коридоре... Длинной тенью застряв на пороге, Эйвери переминается с ноги на ногу. Честно говоря, он кажется Лили каким-то нерешительным: сейчас уберёт руку с косяка, отвернётся и зашагает прочь как ни в чём не бывало... Может, притвориться, что за шумом поезда и обсуждениями зельеварских тонкостей она не услышала чужой низкий голос?       ...не ушёл — не успел. Зато Северуса (оборвавшего на полуслове рассказ о том, что ядовитость игл дикобраза — идиотский миф, подхваченный, вероятно, от невежественных магглов) будто что-то подбрасывает с сиденья. Так, словно светлая обивка под ним внезапно превратилась в батут. Или раскалилась добела. Книга, хлопая страницами, слетает с колен. Рукава мантии взвиваются, как крылья летучей мыши. Выглядело бы забавно, если б не... Лили вновь бездумно проводит рукой по юбке. Закусывает губу, со смутным недовольством глядя вниз, на растрёпанный учебник. Разве можно так обращаться с книгами? Хотя дело не в книге. Конечно, не в ней. И как будто в ответ на её странную, незаконченную мысль, уже сделавший широкий шаг к дверям Северус останавливается и, резко развернувшись, смотрит на неё. Его губы кривятся, руки сжимаются в кулаки.       — Эм... Лили, я... Лили втягивает полную грудь воздуха. Она действительно хочет, чтобы Сев сейчас оправдывался? Глупости.       — Сколько мы едем, Северус? Я думаю, самое время переодеться в мантии, — нарочито громко произносит она (снова опережая, как с тем неловким вопросом), быстро поднимается на ноги и деловито оглядывает купе. — Ну, куда же я сунула свой чемодан? А! Вот он... Сев, не мог бы ты на пару минут... На Эйвери она не смотрит вовсе — ну его. Северус едва заметно краснеет, прилипая глазами к её маггловской одежде, но почти сразу же спохватывается.       — Да... Да, я... Я вернусь. Он торопливо вытирает руки о мантию (кажется, совершенно не отдавая себе в этом отчёта), и, уже не колеблясь, выходит в узкий коридор между купе.       — ...к Мальсиберу? — слышит Лили приглушённое предложение Эйвери, прежде чем дверь захлопывается и купе становится непривычно тихим. — Я слышал от Вильяма, он везёт в школу новый...       ...ту-дух-ту-дух... Лили всё же достаёт из чемодана школьную одежду, но переодеваться не спешит, рассеянно глядя на мелькающие в окне вересковые пустоши. Серебряный значок, поблёскивая, лежит на сиденье, рядом с книгой и чернильницей. Полчаса... Какой! Минут сорок уже прошло. Опустив взгляд на мантию, бесформенным комом лежащую у неё на коленях, Лили снова чувствует смутное не то беспокойство, не то раздражение. Сводит брови. Ну правда же, успела бы раз двадцать переодеться и волосы поправить, и значок прицепить, вот только Сев, он...

***

      — ...потом не смог тебя найти! Разве так делают?       — Извини, но я не обязана была ждать тебя целую вечность. Что такого, если мне надоело сидеть одной?       — Ничего. И... и не обязана, просто...       — Да... Как, кстати, поживает Мальсибер? Разве не удивительно: стоило нам вспомнить о нём, как...

***

Кожаный чемодан влетает в коридор медленно и плавно, словно дирижабль. Глянув на прощание за спину — туда, где солнце по-вечернему розовит светлую обивку сиденья, лампы горят всё ярче — Лили свободной от волшебной палочки рукой задвигает за собой дверь. Кажется, Сюзи с Анджелой выбрали места неподалёку? И даже если Северус вернётся в пустое купе... Она оглядывается, но вскоре её взгляд утыкается в парящий над полом чемодан и перестает быть таким растерянным и сомневающимся.       ...не велика ведь беда, правда? Чемодан бесшумно рассекает воздух, следуя за Лили, как необычный воздушный змей. Когда ей исполнится семнадцать... Конечно, её планы на совершеннолетие не настолько грандиозны, как у Сева, но как на насчёт того, чтобы бесконечно пользоваться левитационными чарами? Даже дома. Поднять любимое мамино кресло, тёмного дерева, привезённое из Плимута. Или... Скрип открывшейся за спиной двери. Глухие шаги по ковру.       ...или швейную машинку Туни, которая весит, наверное, не намного меньше взрывопотама. Или кухонный сервант — вот будет переполох, если перенести эту белую, позвякивающую стёклами громадину на дорожку к дому! Или, может... Шаги вдруг исчезают — прямо у Лили за спиной. Будто человек, шедший следом, просто растворился в воздухе. Или почему-то передумал идти дальше.       ...может быть, на задний дворик, туда, где растут большие кусты сирени? Ещё размышляя о серванте и вытянувшихся в удивлении лицах родителей, она машинально останавливается, оборачивается и нос к носу сталкивается...       — Эй! — вскрикивает от неожиданности Лили — Что ты делаешь?!       ...с отвратительным навозным жуком! Конкретно этот — часами готов болтать о спортивных журналах и командах, мётлах и мячах, и без конца ерошить себе волосы, словно кому-то его причёска может показаться слишком аккуратной. Разумеется, это далеко не весь список причин, почему Лили терпеть его может. И вот уж кто за лето едва ли изменился!       — Ни... Ничего я делаю! — огрызается Поттер, отступая и быстро пряча руки за спину. — Эванс. Своей поспешностью — только подогревает в Лили подозрения и сводит на нет её мимолётное смущение за такое грубое «эй!». К тому же, через пару мгновений на его возглас из открытого купе... Ну, конечно. Чтобы Поттер — и появился где-нибудь один? Да скорее высохнет Чёрное Озеро. Скорее профессору МакГонагалл надоест превращаться в кошку всякий раз, когда очередной курс доходит до темы «анимагия» — и делать при этом вид, что ей абсолютно не льстят удивление и аплодисменты учеников!       ...высовываются Петтигрю и Блэк. Последний — с ухмылкой на лице, окончательно убивающей желание нормально поздороваться.       — Правда? — холодно уточняет Лили, заставляя Поттера перевести глубокомысленный взгляд от зависшего в воздухе чемодана на его владелицу. — А мне показалось, ты только что чуть ли в затылок мне не дышал. Неужели что-то... — поперхнувшись внезапной догадкой, она резко выпрямляется и ощупывает затылок и шею, — ...прилепил что-то сзади?! Вопреки ожиданиям — никаких дурацких наклеек или чего-то подобного. Блэк и Петтигрю прыскают. Поттер прочищает горло — наверняка тоже маскирует смех — и становится в позу оскорбленной невинности. Но (выпутывая пальцы из волос, Лили определённо замечает это) как будто не сразу. Будто, уставившись на руку Лили, поднятую к волосам, он вдруг обнаружил в ней что-то настолько интересное, что без зазрения совести прослушал её слова... Что ж, это похоже на Поттера — не слушать, что ему говорят!       ...затем почему-то снова цепляется глазами за чемодан. Дался он ему, честное слово! Или Поттер думает, что заклинание левитации помешает Лили хорошенько облить приставучего хама ледяной водой, если что?!       — Ну, ладно, — наконец, цедит она и крепче сжимает волшебную палочку. — Всё равно это подозрительно. Безусловно, Лили теперь староста и должна уважать правила, подавать пример, вот только учебный год ещё не начался, да? Так что пусть только этот навозный жук попробует дёрнуть её за подол мантии или кинуть за шиворот горсть каких-нибудь слизняков или колючек, когда она повернётся к нему спиной! Может... Поттер и не осмелился бы так явно подтвердить свою незрелость и дурное воспитание? Кто знает. Однако, заметив, что Лили собралась уходить, он, наконец, решается на что-то: качнувшись с носка на пятку, вскидывает руку, указывая на чемодан...       — Он нюхал твои волосы, детка! — громко говорит Блэк, скаля зубы... Кажется, вовсе не подозревая, что через каких-то пару мгновений его приятель подскочит к нему, как ужаленный. — Нюхал, да?       — Иди в жопу. Лили с чего-то уверена: Поттер намеревался сказать совсем не это. И, допустим, сама она выразилась бы по-другому, но... Пытающийся затолкать Блэка обратно в купе, словно какую-то вещь — в переполненный шкаф, Поттер вдруг прерывается и, оцепенев, бросает на Лили невменяемый, совершенно дикий взгляд.       — Это неправда. Неправда! Да... да сдались мне твои волосы, Эванс?! Выглядит при этом так, словно Лили всё-таки выполнила свою мысленную угрозу — искупать наглеца под холодным душем! Его лицо с каждой секундой всё больше розовеет, словно ему надавали пощёчин. Неправда, кто бы спорил. Лили и представить себе не может, зачем Поттеру вздумалось бы... Так глупо!       — Занюхивал её волосами огневиски? — тянет Блэк чуть тише, щуря глаза, цепляясь руками за дверной проём, легкомысленно пожимает плечами, — если первый вариант тебя не устраивает.       — Щ-щаз я тебе лицо сломаю, придурок.       — Знаете что! Это просто... — начинает Лили, с тихой яростью глядя то на одного, то на другого раздражающего болвана, но осекается, потому что в следующий момент Поттер ещё раз, со всей дури, пихает Блэка в грудь, и оба они кубарем улетают куда-то вглубь купе. По правде говоря, Лили хочется проверить, на месте ли челюсть: либо Поттер не рассчитал силы, либо он действительно хотел снести Блэка с ног. Может, даже выбить его спиной окно? И причиной этой идиотской потасовки — шутка Блэка про её волосы... Упаси Мерлин (как говорят волшебники, когда чем-то неприятно удивлены)! Лили чувствует, что её лицо тоже горит. Отвратительно. Нелепо. И... как ни странно, Поттер, кажется, с ней полностью согласен. Что это нелепо и отвратительно, и...       — Э-э... Привет! — застенчиво произносит Люпин, как-то незаметно сменив Блэка в дверях купе. — Прости за... — он быстро косится себе за спину где, вроде бы, ещё продолжается возня. И нервно поправляет галстук. — Как каникулы, Эванс?       — Да, всё... всё в порядке, — рассеянно кивает Лили, хмурится. — просто... Вот это и самое удивительное! Когда это они с Поттером в последний раз сходились во мнениях? Люпин вдруг охает и округляет глаза:       — Тебя тоже назначили старостой? Поздравляю!       — Тоже? — переспрашивает Лили, приходя, наконец, в себя. Мелькнувшая мысль показалась ей странной. Ведь из всей этой компании только один, пожалуй, имел виды стать старостой. Ужасно глупая мысль. Лили стоит рассердиться на себя за подобное непревзойдённое, как выразился бы Сев, тупоумие! Взглянув на Люпина, она всё-таки расягивает губы в вежливой улыбке::       — Значит, будем следить за порядком вместе, да? Никакой интриги. Люпин торопливо кивает, хочет что-то добавить, однако из купе снова доносится сбивчивый голос Блэка (неужели Поттер ещё не затолкал его под сиденье?):        — Римус, ты... Ты там что, с Эванс под шумок болтаешь?! Каков нахал! Не думаешь, что Джейми это...       — ЗАТКНИСЬ! Белая вспышка — яркая, как молния — и разъярённый вопль Поттера тонет в громоподобным грохоте. Римус мгновенно меняется в лице и исчезает внутри, со звонким лязганьем захлопнув дверь купе. Лили, невольно выпучив глаза и открыв рот, почти делает шаг, но останавливается. Наверное... Наверное, до смерти они всё же не передерутся и поезд не подожгут, а остальное — не её проблемы. Так ведь? Ещё секунду она встревожено смотрит на дверь — изнутри не доносится ни звука — потом берёт себя в руки и отходит от злосчастного купе. И вовремя.       — ...говорю тебе! Что-то тут только что... упало? — в шагах десяти от неё и с другой стороны открывается другое купе. Оттуда выглядывает недоумённая голова Анджелы. — Тут Лили! Подруга призывно машет рукой.

***

      — ...его не могу! Он, как всегда, такой напыщенный, грубый...       — И что Поттер натворил в этот раз?

***

      «...во избежание возникновения несанкционированных разрушений, магических пожаров и прочих...»       — А? — Люпин, оторвавшись от застёгивания манжеты, какое-то время удивлённо глядит на Лили, а потом круто (она успевает только втянуть воздух сквозь зубы и вскинуть руку, но никак не остановить его) оборачивается, глядя на другой конец стола. — Да нет, что ты! Никаких пожаров и выбитых окон. А насчёт драки — разумеется, они не дрались. Они... идиоты, они просто соскучились друг по другу за лето, поэтому...       — Ну и чудесно, — быстро отвечает Лили, с неловкой поспешностью возвращая ладонь на стол. И зачем только решилась уточнить! Хотя интересно... что бы она стала делать, узнай, что Поттер устроил Блэку взбучку? Пожала бы Поттеру руку?       — М-м... Лили? — через какое-то время, покончив с манжетами, Люпин неуверенно подаёт голос. И Лили ужасно рада, что секунду спустя в Зале воцаряется торжественная тишина — МакГонагалл заводит в Зал вереницу взволнованных первокурсников. Можно сделать вид, что очень внимательно наблюдаешь за ежегодной церемонией распределения и отложить разговор о навозном жуке Поттере до лучших времён. Не сразу она понимает, что Люпин, понизив тон, говорит вовсе не о... Ох, он спрашивает о книжке.       — Читаю про обязанности старосты факультета и школы, — негромко бросает Лили в ответ, без всякой цели шелестя страницами брошюры. А после слов Шляпы, что в Хогвартсе каждому найдётся место, добавляет, не удержавшись: — может, тебе тоже их изучить, эти обязанности, Римус? Здесь, между прочим, есть отдельный пункт о беспристрастности. Лили не знает, как так получилось, но когда она отводит насмешливый взгляд от определенно смутившегося Люпина, то на короткое мгновение встречается глазами... Вот ведь... жук навозный! И чего уставился? Завидует значку? Лили перебарывает острое желание показать Поттеру язык и отворачивается. Старосты не корчат физиономии и показывают языки, да? Они внимательно изучают свои обязанности, поэтому... «...чрезвычайных ситуаций, обладающих потенциальной угрозой нанесения вреда здоровью и имуществу...»       ...дочитав до места, где она остановилась в прошлый раз, Лили машинально поправляет блестящий значок. Она уверена, Поттер лопнул бы от самодовольства, если б такой достался ему, а не Люпину! Потом она немного размышляет о том, что могло избавить бы её от сомнительного удовольствия — учиться с Джеймсом Поттером на одном курсе. Например, он мог бы наплевать на объяснения МакГонагалл и превратить себя в... Неожиданно улыбка скисает на лице Лили, как если бы она только что проглотила лимон. Целиком. «...нюхал твои волосы...» Было бы просто замечательно, если бы Блэк следил за своим гнусным языком! Сказал ли Люпин ей всю правду о том, что случилось тогда в купе, или нет... Но пусть Блэк только попробует пожаловаться, что синяки и ссадины портят его идеальную внешность — сочувствия от неё он не дождётся. Вот уж дудки! Фыркнув, Лили захлопывает книжку (пожалуй, громковато, но ей везёт — одиночный хлопок тут же тонет в овациях в честь распределённого на Гриффиндор первокурсника) и не глядя суёт её Люпину — всё равно с чтением не ладится. Равнодушно скользнув взглядом по усаживающемуся между Фоули и Петтигрю веснушчатому мальчику — снова чешет нос и заводит прядь за ухо. Надежды, конечно, мало, что Блэк когда-нибудь пересмотрит свое отвратительное поведение (ну, допустим, не раньше, чем перестанет сцеживать яд за счёт окружающих Северус). Он неисправим! Все его шутки дурацкие, и эта — не исключение! Почему она вообще всё ещё о ней думает?!