Самое настоящее проклятие

      Душ помог, но как будто не до конца. Я поёжился, снова оказавшись в прохладной полутьме спальни.       — Что? Выглядишь ты... — донёсся до меня приглушённый голос Римуса. — Совсем не спал сегодня? Ковырнув мизинцем в булькнувшем ухе, я уступил очередь Маклаггену. Потёр лоб — уснёшь тут, когда в голове крутится, как уговорить одну рыжую занозу в заднице сменить гнев на милость — впрочем, почти сразу сообразил: Римус (цепляя глаз светлыми волосами и белизной рубашки, Лунатик обнаружился рядом с моей кроватью) говорит с невидимым за плотным пологом Джеймсом.       — ...о святости некоторых традиций. Понимаешь, да? Большой пир перед каникулами, рождественские ёлки, шары там, свечи...       — Скажи, что ты шутишь! — воскликнул Римус и тут же понизил голос, — ...повторить прошлогодний бардак? Это ты называешь традицией?! Он поспешно скрылся с глаз. Недолго думая, я надвинул на брови «чалму» из полотенца и, ухмыльнувшись, осторожно взялся за тяжёлый полог — со стороны Джеймса. Расхристанный и до жути встрёпанный, он сидел на кровати ко мне спиной, по-птичьи поджав одну ногу к груди и упираясь локтем в колено. В правой руке держал волшебную палочку, слегка помахивая ей в такт словам, а в левой — сложенный в несколько раз пергамент. И мне даже необязательно было смотреть Джеймсу в лицо, чтобы угадать, с какой вдохновенной миной он разглагольствовал:       — ...что-нибудь запоминающееся. Такое, чтобы МакГонагалл, наконец, откупорила бутылку огнев... успокоительного из шкафчика в своём кабинете. Вот засада! Ничего не придумывается, так что давай, зануда, расслабляй унылые префектские булки или...       — Спасибо за разрешение. Мои сведённые судорогой «булки»... — Римус на миг растерялся, затем кивнул мне, бесшумно отпускающему край полога, и, посмотрев на Джеймса с каким-то непонятным выражением в глазах, туже затянул галстук (вид образцовый, если, конечно, не обращать внимание на торчащие из-под мантии пижамные штаны), — ...уверяю тебя, они оценили твою щедрость. И сарказм мимо ушей пропустить... Откровенный, как наряд у девчонки из рождественского выпуска «Игривой ведьмы»!       ...что, собственно, Джеймсу удалось на ура. Он выдержал торжественную паузу, во время которой сосредоточенно подтягивал носки, поочерёдно тыча в них палочкой.       — ...или не расслабляй. У меня тут утречком появилась пара мыслей, как неким достойным господам довести до совершенства штуку... — оставив дракклово издевательство над своим носками (жаль, я как раз начал болеть за левый), Джеймс вскинул волшебную палочку в значительном жесте, — ...безусловно полезную в славном деле облапошивания Филча и прочих охотников поубавить рубинов в часах, а именно... Твоё лицо, Лунатик — видел бы ты его сам! Умора! Под смех Сохатого Римус закатил глаза, но до ответа не снизошёл.       — Да послушай же! Всё будет просто... Не договорив, Джеймс небрежно кинул пергамент на подушку. Попытался дотянуться до Римусова плеча, не смог и снисходительно похлопал рукой по воздуху. Посматривая на Лунатика, он принялся застёгивать мелкие пуговицы на рубашке. Больше ничего интересного? Я уже собирался обнаружить своё присутствие. Размышлял, что лучше — изобразить пердёж или сымитировать голос МакГонагалл — когда этот придурок, не отрывая пальцев от рубашки, внезапно задрал голову к едва светлеющему потолку и рявкнул:       — Гондон голохвостый! Питер, мать твою, просыпайся! Ты мне необходим как воздух! Прямо сейчас! И где... — шумно втянув сквозь зубы, Джеймс продемонстрировал своим направленным на Римуса взглядом высочайшую, как я подозревал, степень негодования, — ...в каком, скажи на милость, исчезательном шкафу застрял Бродяга?! Короткое мгновение тишины, пока Лунатик хлопал глазами, разбил страдальческий голос:       — А-а... Дай поспать, урод, — вроде бы Гилла голос? — Ебанулся ты там, что ли? Вопрос, надо понимать, риторический. Я прикусил губу, чтобы не выдать себя смешком. Джеймса, очевидно, тоже слегка пробило — он влупил ладонью по кровати. Римус же недолго думая скорчил недовольную физиономию и высунулся в общий проход.       — Нейтан, Питер, в самом деле, вставайте! Весь завтрак пропустите! — громко проговорил он, но тон выбрал, как по мне, отвратительно извиняющийся. Ещё бы «пожалуйста» и «спасибо» добавил. Кто такую мямлю всерьёз-то воспримет? Естественно, Гилл послал непрошенного советчика... в Большой Зал, надеюсь? Префект всё-таки. А разве префектов не уважают? Конечно уважают. Особенно если за спиной у одного такого стоит парочка приятелей с волшебными палочками... Хотя я уже не слушал. Всё ещё не замечая позади себя прислонившегося к прикроватному столбику зрителя, Джеймс нетерпеливо потёр руки и заметил:       — Кстати о завтраке. Как ты думаешь, если я сейчас вытащу Сириуса из душа, то не продолжит ли он, гм, полировать свою волшебную палочку в Большом Зале, прямо на...       — На твоём месте я бы сменил тему разговора, — быстро перебил его Римус, возвращаясь за полог. Он снова встретился со мной взглядом и, кашлянув, отвёл глаза, часто моргая. — Так. На всякий случай. Представил, да? Какой извращенец!       — Эй, о чём это ты сейчас подумал? — вслух поддержал моё возмущение Джеймс. — Я же сказал «волшебную палочку», а не... Хотя... — он провёл ладонью по волосам и тихо фыркнул: — честно, не понимаю, чем ещё можно так долго заниматься в душе, кроме...       —...полировки волшебных палочек, конечно? — невинным тоном договорил я, наклоняясь к вздрогнувшему Джеймсу, — как бы то ни было, а я уже кончил... водные процедуры. Не то чтобы я ожидал от него именно этого. И не то чтобы ему нужна была особая меткость — попасть подушкой мне в лицо! Отступив на полшага, я выругался — импровизированная чалма свалилась с моей головы и от рассыпавшихся волос сразу стало холоднее. Джеймс заржал.       — Ко-о-ончил? — издеваясь, он приложил ладонь к уху. — Кто там за тобой занимал? Дэвид? А почему я не слышу его возмущённых криков «кто опять разлил кокосовый шампунь по всей душевой»?!       — Ну, мы-то с тобой знаем: тебе об этом гнусном происшествии известно куда больше моего, — парировал я, потирая лоб.       — Эй, скажи, чем... — в одно время со мной обескуражено пробормотал Римус, — ...чем тебе так не угодили кокосовые шампуни? Я сейчас же прекратил изображать из себя оскорблённого и засмеялся — понятно, что за шампунь обычно выдавливает себе на голову Римус! Джеймс же «отбивался» с прыткостью, достойной ловца — сначала мне, едва не подпрыгнув на кровати:       — Наглый поклёп! — затем Римусу: — И мысли не промелькнуло, что я вообще-то об опрокинутом пузырьке «рецептов мадам Агаты», да? Для префекта ты слишком испорченный, Лунатик! — скалясь, он погрозил ему пальцем. — «На твоём месте я бы... На всякий случай!» — а нормально сказать не судьба?! Римуса как будто тянуло рассмеяться, но в последний момент он сдержался и неодобрительно покачал головой:       — Вот не надо. Не перекладывай с больной головы на здоровую. По...       — Джеймс, стой! Подожди... Джеймс! Я уже... я тут... Я видел: Сохатый с трудом остался невозмутимым, когда Хвост ворвался в небольшое пространство между кроватями. Ни дать ни взять запыхавшийся метеор в пижаме. Пряча усмешку, я глянул вниз — ну, точно! Так топотать по каменному полу можно только голыми пятками! Подумал: бедняга, кажется, сильно переоценил срочность дела, ради которого его потребовал к себе Сохатый. Питер перегнулся через спинку кровати и обессиленно упал на постель, утыкаясь раскрасневшимся лицом в скомканное одеяло Джеймса. Но, не успев перевести дух, поднял голову и во все глаза уставился на белую подушку, валяющуюся на полу.       — А? Что... Потом, с таким же беспомощным недоумением — на меня и на Римуса, который одной рукой уже взялся за полог. По-моему, до Питера начало доходить, что мы здесь занимались ещё чем-то, кроме бесконечного ожидания, когда же явится его сонная персона.       — Пойду я, что ли, закончу одеваться — буркнул Лунатик себе под нос, отворачиваясь и опуская голову. Кажется, прятал лицо, и в целом — я проводил Римуса взглядом, но сначала даже не понял, почему это сделал — выглядел так, будто вдруг обнаружил на своей мантии навозного жука: мелочь, а неприятно... Меня отвлёк голос взявшего себя в руки Сохатого.       — Что-что! — ворчливо передразнил он Питера, едва полог за Лунатиком качнулся в обратную сторону. Ищуще скользнул глазами по сторонам. — Блин! Подними, да? Вне всяких сомнений, нестандартным способом познакомившаяся с моим лицом и лежавшая теперь совсем не на своём месте подушка — она Хвоста гипнотизировала и притягивала больше всего... Поэтому моя ухмылка сделалась совершенно как у венгерской хвостороги — уже не скроешь, да и смысла нет. Я бросился вперёд, наклонился и сцапал подушку за уголок, на долю секунды опередив Питера. Тот ойкнул, отдёрнул пальцы, как от огня, и втянул голову в плечи — видно, сообразил, что Джеймс толкует вовсе не о драккловой подушке! И, разумеется, не о упавшем с моей головы полотенце. Вообще-то... Выпрямившись, я поправил полотенце на бёдрах, (чтоб оно не свалилось в самый неподходящий момент) и смерил Джеймса, в нетерпении трясущего ступнёй, пристальным взглядом. Вообще-то, это даже хорошо, что Римус ушёл снимать с себя пижамные штаны и натягивать скучные брюки. Как пить дать, от слов, что крутились у меня на языке, (ведь, помилуйте, не оставлять же последнее слово за этим любителем поорать с утра пораньше) Лунатик снова смутился бы.       — Так и быть, Сохатый, я раскрою эту тайну. Раз уж ты так просишь, — сообщил я негромко, крутанул подушку в руках и мягко шагнул в сторону (прицеливался, но, естественно, вида не показывал): — Про душ и свои утренние занятия. На самом деле, я так долго всего лишь...       — Не уверен, что хочу знать, — торопливо вставил Джеймс.       — ...размышлял об Эванс, — одновременно со словами я швырнул в него подушкой (он поймал её перед самым лицом, машинально, но, кажется, именно это не дало ему упрямо заткнуть уши!). — Ага, в красках представлял её, скажем так, довольно заметные достоинства, и слегка забыл о времени. С кем не бывает! — Я скакнул мимолётным насмешливым взглядом по Питеру (избегая смотреть на меня, он разгладил пергамент и теперь протягивал его Джеймсу). Вернулся к Сохатому и с прозрачным намёком плавно повёл голыми плечами. — Ну, ты же понимаешь, Джейми? Правое и левое... достоинство. Предвкушение — вот, что я чувствовал, занимаясь таким «кощунством». Прищурился, ожидая возмущённых воплей. Возможно, даже попытку избить меня до полусмерти пресловутой подушкой, однако, похоже, снова не угадал. Отшвырнув гипотетическое орудие избиения на прежнее место — в изголовье кровати — Джеймс, не глядя ни на меня, ни на Хвоста, забрал у последнего пергамент, в котором я, наконец, узнал Карту. И только потом буркнул вполголоса:       — Ну ты и ублюдок. Какой кошмар. Теперь я должен вызвать тебя на дуэль. Я скептично фыркнул и нарочито лениво подцепил ногой мокрое полотенце, некогда бывшее чалмой.       — Потянешь?       — Если продую, то не смогу смотреть Эванс в глаза, как минимум месяц, — продолжил Джеймс, с тоскливым и обречённым лицом разглядывая желтоватый пергамент. Кто-то другой, кто знал его не так хорошо, как я, мог бы решить, что он предельно серьёзен. — А если выиграю, то твой брат, пожалуй, пришлёт мне благодарственный букет, обвязанный лентой. Такой же зелёной, смею заметить, как... как твоя распрекрасная физиономия после десятка-другого выблеванных слизняков. Я подумал, неторопливо наматывая полотенце на ладонь: слизняки — те звучат довольно убедительно, а вот про букет — увы, переигрывает.       — Ну и ну. А я-то склонялся к канкану или танцу живота, — в свою очередь доверительно «признался» я, усмехнулся. — Ну, ладно, считай, что мне жаль... твою самооценку и мышцы ног, — поднял руки и повысил голос: — Исключительно в платоническом ключе, дружище, исключительно!       — Правое и левое? — вкрадчиво уточнил Джеймс, поднимая на меня смеющиеся глаза.       — Полушария мозга, естественно, — подходя к своей кровати, я слегка шлёпнул полотенцем Хвоста, чтоб не торчал на дороге. Оглянулся на Джеймса через плечо. — А ты о чём подумал, подкаблучник? Неужели я только что, совершенно случайно, отомстил за Римуса?       — Иди в задницу! Подкаблучник? Как будто на моём месте ты бы не... — оборвав себя на полуслове, Джеймс округлил глаза и всплеснул руками, как будто резко о чём-то вспомнил. — Ну и чего ты стоишь, Хвост? Уши развесил, а? Капуша! Так и знай: не успеешь собраться — уйдем без тебя... Блин! — поправился он, уже спрыгивая с кровати, и широким движением закидывая мантию себе на плечо. — Без тебя же вообще-то ничего не получится... Джеймс вытолкнул Питера за полог и вышел следом, по всей видимости, решив проконтролировать «капушу» и, если что, придать ему ускорение дружеским пинком. А вот что интересно — одеваясь, я слышал невнятные голоса в другом конце спальни и среди них, кажется, снова разобрал голос Гилла — спросил ли Джеймс у своего загонщика, насколько дальновидно было называть капитана команды «ебанутым уродом»? И сколько килограмм пообещает сбросить Гилл на тренировках за то, чтобы эти слова не превратились в его собственное погоняло. Вытащив ремень из тумбочки и галстук из-под подушки, я мельком обернулся на кровать Сохатого. Да. Кстати, насчёт вопросов... «Не уверен, что хочу знать!» Мне же не показалось? Некоторое время (пока всовывал ремень в брюки) я размышлял о напряжении, тенью мелькнувшем по лицу Джеймса. Потом взялся за волшебную палочку и вдруг развеселился до тихого смешка. Ну, конечно. Такой подлости, как приплетание Эванс, он от меня не ожидал! Но после всех своих «палочкополировочных» шуток, не будь дураком, просёк — я просто обязан был что-то ответить. И точно не что-то безобидное, ну, скажем, о сисястых девчонках из журнала или о симпатичных семикурсницах, затраханных либо подготовкой к ЖАБА, либо ушлыми семикурсниками. Любопытно... К тому моменту, как мы вчетвером снова, словно первокурсники вокруг первой в их жизни метлы, столпились возле кровати Джеймса, мне оставалось привести в порядок мантию.       — Слава Мерлину, наконец-то все в сборе! Итак... — бодрым тоном начал Джеймс. Однако вместо того, чтобы перейти, собственно, к делу, он покосился на полог (Дэвид и Нейтан ещё находились в комнате, но когда это Джеймса останавливали возможные зрители, так что причина была, увы, вовсе не в осторожности) и, с нечленораздельным звуком продемонстрировав Карту в поднятой руке, обвёл всех торжественным взглядом... Кажется, обвёл. Может быть, он даже сказал что-то ещё из числа высокопарных слов? Наверное. Я не слушал, возясь с манжетой. Застегнул пуговицу и рассеянно погладил её большим пальцем.       — Сириус? — окликнул Джеймс, заставив мой палец замереть. — Ты здесь или всё ещё... среди шампуней и мыльниц? Спускайся на землю, старик, ты нам пока нужен, и желательно в здравом рассудке! Я быстро облизнул губы, вскидывая глаза. По правде говоря, нет. Не о шампунях, а о другой, единственной в своём роде, пуговице я думал — пуговице, упавшей в снег, но перед этим ударившейся о бледную щёку. Немного — о бледных руках, с силой схвативших меня за мантию. Ещё чуть-чуть — о чужой ноге в вылинявшем ботинке, которая в стремлении оказаться как можно ближе придавила мою. Момент и в самом деле что надо... если вспомнить его в тесноте душевой кабинки, среди потоков горячей воды, голым, расслабленным, унесённым в далёкие дали мыслями о том, с кем не прочь разделить эту кабинку, несмотря на всю её тесноту — моё воображение работает, знаете ли, ничуть не хуже, чем у Джеймса! Но я всегда считал, что заставить Сохатого покраснеть — задачка не из простых. И что же? Перспектива услышать кое-что о Северусе (что хуже — о Северусе в условиях ванной) его всё-таки смутила.       — ...правильно? — тем временем, размахивая пергаментом, продолжал Джеймс, слишком увлечённый игрой в «Гриндевальда на парижской демонстрации» перед Лунатиком и Хвостом, чтобы дольше пары секунд обижаться на моё мимолётное пренебрежение его ораторскими талантами. — Сколько можно тянуть низзла за яйца! Но не всё так просто, господа! Главная наша проблема, как попасть, ну, допустим, в гостиную Слизерина? Конечно, просто так никто нас не пропустит, но... «Какая наглость!» — буквально вопило его лицо. Я не удержался и, предварительно изобразив, что проверяю свою волшебную палочку на наличие царапин или жирных пятен, фыркнул:       — Астрономическая башня — самая высокая башня в Хогвартсе, а МакГонагалл носит шерстяные панталоны до колена... Ой, простите, мы разве не очевидными фактами делимся? — поверх палочки пристально и насмешливо посмотрел на Джеймса. — И ради этого ты грозился вытащить меня из душа? Мило. Может, поинтересоваться у этого бедолаги: не захотелось ли ему воскликнуть «слава тебе, Мерлин!», когда я заговорил всего лишь про Эванс и её прелестные, хм, мозги?       — Полагаю, он очень любит звучание своего голоса, — пока я раздумывал, в насмешках неожиданно меня поддержал Римус. — И будет просто счастлив оставить нас всех без завтрака...       — Эй, я не понял! — нахмурился Джеймс. — Один спит как глиноклок, бомбардой не добудишься. Другой...       — Думаю, это он про тебя, Хвост, — самодовольно вставил я, — очередной очевидный факт.       — Другой по полтора часа намывается, — упрямо довершил мысль Джеймс, — или что делает... Мечтает...       — Неважно, — отозвался я с великодушной ухмылкой и, «удостоверившись», что волшебная палочка в порядке, сложил руки на груди.       — О, боже... — простонал Римус.       — Неважно, — покорно повторил Джеймс и тут же вскинулся, глухо ударив полог, чтобы не мешался — а виноват я? Прошу заметить... да у меня с полседьмого сна ни в одном глазу! Ну... Теперь доволен? Рисуясь, он остановился около двери в общую гостиную, как будто был готов выйти прямо сейчас. В незашнурованных ботинках и криво повязанном галстуке.       — Ну, знаешь ли, тебя никто не заставлял так рано просыпаться, — пробормотал Римус себе под нос. Притормозил, пропуская мимо себя Гилла с помятым спросонья лицом. — Сам себе хуже делаешь, и, что характерно, не первый раз, когда... Что-то в его тоне заставило меня повернуть голову, однако, поймав мой взгляд, Римус моргнул и мгновенно продолжил:       — Слышали этот рёв? Клянусь, это был желудок. Пойдёмте, а? Ещё немного и я, честное слово, съем кого-нибудь из вас.       — Напугал, — с убийственной серьёзностью согласился я и протянул ему кулак для удара. Джеймс, уперев, словно греческая ваза, руки в боки, наблюдал за всем этим с видом человека, преданного самыми близкими друзьями.       — Суки. Просто бессовестные сволочи... — внезапно прикусив язык, он затаился, подождал, пока я не подойду ближе, а затем выпалил: — Разве не ты вчера ныл, что хочешь поскорее покончить с белыми пятнами на Карте? Я вскинул брови, посмотрел на ткнувшийся мне в грудь указательный палец и тоном, не предвещающим Сохатому ничего хорошего, переспросил:       — Ныл? — в этот момент за его спиной громко скрипнула дверь. — Что за грязную клевету... Что мог я увидеть, невольно повернув голову на звук? Лестницу, уходящую вниз, маленький кусочек общей гостиной и мелькнувшие где-то внизу рыжие волосы. Гилл задержался на пороге, копаясь в сумке, и не глядя подпирал дверь коленом. Палец Джеймса всё ещё утыкался мне в грудь, и я чувствовал на себе его то ли вопросительный, то ли подначивающий взгляд.