Самое настоящее проклятие

      На вершину холма круто взбегают деревья. Издали — точно конфетти всех оттенков жёлтого, красного.... И немного — зелёного. Словно напоминание: ещё вчера было лето. Как красиво. Но поезд мчится дальше: перелески вдруг сменяются домами, совсем игрушечными на гребне длинной зелёной волны. Далёкий блик — крошечный автомобиль, посверкивая лобовым стеклом, несётся по извивающейся ленте-дороге... Наверное, Лили могла бы долго просидеть так, прислонившись краешком лба к окну. Очень долго... Какие же они бесконечные, эти холмы! А что насчёт той книги у неё дома? В ней ведь определённо было что-то о «добрых соседях», живущих под холмами и творящих всякое волшебство. Смех да и только! Сейчас-то Лили известно: под холмом можно встретить разве что землеройку. Или червяка. Или верескового тролля. Интересно, сильно удивились бы домовые эльфы, узнай, как их описывают магглы? Она усмехается своему отражению в стекле. Помнится, однажды вечером... Это запрещено, конечно, и уж наверняка Лили не стоит совершать что-то подобное в этом году! Какая же тогда из неё староста?       ...и всё-таки, когда Лили, будучи на втором курсе, пробралась на кухню... «Мисс! Присядьте, мисс! Не хотите ли яблочного пирога, мисс? Маппи принесёт мисс пирог! Маппи мигом...»       — ...ешься отвечать или нет? Лили! Лили непроизвольно ойкает, отлипает от окна и растерянно поворачивает голову. Но почти сразу меняется в выражении: Точно! Едва тема последних двух недель лета — она провела их с родителями и Туни в Манчестере — оказалась исчерпана и пауза в разговоре слегка затянулась, Сев предложил немного размять мозги...       — Ну уж нет! — поспешно отрезает он, по-своему истолковав смущение на её лице, хлопает ладонью по колену. — Что не помнишь, даже не говори. Это же элементарно!       ...погонять друг друга по пройденной программе перед новым учебным годом. И, между прочим, Сев сразу круто взялся за дело. А Лили всё как-то — не удержавшись, она скашивает глаза на окно... И опять холмы — от солнца и облаков леопардово пятнистые — проносятся за окном, покачиваясь в такт Хогвартс-экспрессу. Только теперь нет ни домов, ни деревьев. Лишь трава, которую колышет неощутимый, несуществующий для пассажиров поезда ветер.        ...ну вот, снова отвлеклась! Справедливости ради, Лили не затыкала уши специально. Не могла же она совсем ни словечка не слышать? Нет, конечно... Кажется, вопрос Сева был о составе напитка Живой Смерти? Каком-то важном ингредиенте?       — Асфодель, я так думаю, — выпаливает она наудачу, кривится. У неё, похоже, первоклассный кочан капусты вместо головы сегодня. — То есть, разумеется, асфодель. Я уверена, что... Ну да, ты ведь спрашивал про асфодель или... Или нет. Ладно. Сдаюсь, — и прежде, чем брови Сева (в этот момент они были сама скептичность) достигли бы верхней полки купе, Лили вскидывает руки, потом опускает их и делает виноватое лицо: — прости! Я... Я прослушала вопрос. Вынужденное признание вязнет в тишине, нарушаемой приглушённым перестуком колёс поезда. Сев тем временем укоризненно качает головой. Потом, взяв с сиденья толстый потрёпанного вида фолиант, он замечает негромко:       — Когда я отвечал на твой — о мандрагорах... Я подумал было, что мне показалось. Но на девятом способе ты меня уже не слушала, — недовольно поджимает губы и почему-то сам отводит взгляд. Волосы падают ему на лицо. — Ничуть не слушала! Что с твоей сосредоточенностью сегодня? Асфодель в зелье Смертной Жизни... скажешь тоже! Ладно я — я-то могу сделать вид, что ничего не слышал, но, продолжая в том же духе, ты рискуешь завалить СОВ. Лили молча упирается ладонями в скрипучее сиденье. Ёрзает и мысленно вздыхает: некрасиво, конечно, получилось, кто бы спорил. Но всё-таки... Мерлин, храни (как восклицают волшебники, когда благодарны чему-то) мандрагоры! И двенадцать способов их использования в зельеварении. И Северуса Тобиаса Снейпа, который из этих двенадцати знает целых пятнадцать. Хотя нет... Двадцать пять. Это же, чёрт возьми, Сев. В любом случае, пока его занимали мандрагоры, несомненно, входящие в десятку самых используемых зелийных ингредиентов — Лили могла, в свою очередь, разглядывать холмы за окном, ловя себя на странной, лёгкой, как стрекоза, мысли: «так не хочется, чтоб эта поездка заканчивалась!», думать об эльфах-домовиках и своём давнем «ужасном преступлении» против школьного распорядка... другими словами, делать всё, что душе угодно.       — Завалю СОВ? — наконец, переспрашивает она, прищуривается и решительно складывает руки на груди. — Ещё чего. Ты же помнишь теорию «О превосходстве»? Математика. География. Английский язык, в конце концов. Дети из маггловских семей раньше начинают учиться, а значит, мозг маглорождённого более развит по сравнению с мозгом того, кто до школы только и знал, что носиться на метле за совами и вертолётами... Её тон назидательный и ехидный одновременно. Нет, не «кочан капусты», это уж точно! Сев красноречиво фыркает. Лили пожимает плечами с самым невинным видом, потом освобождает одну руку и неторопливо чешет нос, скрывая улыбку. Может, ей просто кажется, что за то время, что они не виделись, Северус ещё немного вытянулся? Он вообще сильно изменился за последние годы, её дорогой друг детства... Ну вот как так неожиданно вышло, что ей нужно запрокидывать голову, чтобы говорить с ним?! Ещё немного, и абсурдная шутка: «Эй, Сев, как там наверху погода?» — будет в тему, честное слово! Забавно и мило (пусть и довольно хлопотно для шеи Лили) ну, и... И смущает. Несильно. Совсем чуть-чуть...       — Помню. АнтиМальсиберовская, — после небольшой паузы (всё ещё обращаясь к книге или к углу сиденья) произносит Сев название иронической теории, которую Лили выдумала когда-то в пику возмутительным высказываниям некоторых... из числа тех, кого она на дух не переносит (и эта неприязнь абсолютно взаимная, надо сказать). — Но, кроме шуток, тебе не кажется, что ты слишком высокого мнения о маггловских науках? Не думаю, что на СОВ по... — Сев неопределенно взмахивает рукой, второй — придерживая лежащий на коленях фолиант, — ну, к примеру, по Зельеварению знание грамматики сильно тебе поможет.       ...это всё Сюзи! Разорви её горгулья (как восклицают волшебники, когда чем-то раздражены)! А Лили однажды заявила (и, если честно, не совсем в шутку), что иначе как ведьмой её и не называли бы, даже будь Сюзанна Камбелл стопроцентной магглой, неспособной отличить Хогвартс от продуваемых всеми ветрами развалин! Впрочем... по мнению Лили, сверхъестественная проницательность Сюзи, касающаяся всякого «её он страстно любит, но ей приглянулся другой», на этот раз дала фатальную осечку. Вне всяких сомнений, здесь кроется какая-то ошибка. А если и нет, то она... Да! Лили просто не будет об этом думать. И, скорей всего, у неё получится — не думать и всё — ведь Северус сам ничегошеньки не... С наигранным вздохом Лили закатывает глаза.       — Как это не поможет, Сев? — возражает она скучающим тоном, снова вскинув подбородок и сложив руки на груди — строгая и надменная поза, она прекрасно это знает. — Хочешь поспорить? Ну, хорошо. Только я, в свою очередь, уверена, что экзаменаторы окажутся милыми и понимающими людьми. Если, конечно, с самого начала не шокировать их чем-то вроде «зельИвОренЯ», — Лили нарочито презрительно хмыкает, скраивает весьма высокомерную физиономию, но тут же улыбается, уже совершенно открыто. — А ты меня дразнишь, только и всего.       — Ничего я и... Прервав бормотание, Сев упирается локтем в толстенную книгу и поднимает глаза. Смотрит сквозь чёрные пряди, снизу вверх. Смотрит и тоже улыбается. Да ну. Будет она слушать Сюзи, когда уверена, что ерунда всё это. Ведь даже... в Хогсмид никогда не звал, кроме как за чем-нибудь необходимым — пополнить запас пергамента или купить ещё несколько колб. Лили снова трёт кончик носа, задумчиво переводит взгляд на свои колени под белой плиссированной юбкой.       — Знаешь, Сев... — говорит, в конце концов, поборов секундное колебание, — давай не... В этот момент неназойливое колёсное «ту-дух-ту-дух» как будто начинает звучать по-другому. Лили, осёкшись, отвлекается на окно — не сбавляя ход, поезд въезжает на мост и вспугивает с воды стаю птиц... «Дикие... утки?» — предполагает Лили не очень твёрдо и машинально теребит пуговицу на манжете блузки, шире раскрывая глаза.       ...серовато-бурые и пёстрые, они беззвучно проносятся прямо мимо окна. И если б не стекло — вне всякого сомнения, она услышала бы сейчас громкое хлопанье крыльев, резкие, пронзительные голоса птиц. Ощутила бы, как взбаламученный воздух ударяет ей в лицо...       — Итак... — кашлянув, нарушает воцарившуюся тишину Сев. Его голос — точно брошенный в озеро кусок гальки, разбивающий безупречную чёткость отражения. — Я повторю вопрос, ладно? В прошлый раз я спрашивал о... И, наверное, он просто не заметил, что она опять его не слушает. Лили встряхивает головой, с досадой отворачивается от окна и, наконец, находит в себе силы сказать:       — Хватит, Сев! Не надо снова про учёбу... Ну, правда же! — быстро добавляет она, видя, как вытягивается лицо друга, нетерпеливо всплёскивает руками. — Учебники, СОВ, зельеварение... Мы буквально через несколько часов загрузимся всем этим по самую макушку! Давай, пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом, а? Например, о том, ка-а-ак... Пристукнув туфлей по полу, она торопливо окидывает глазами купе, точно в поисках чего-то, что помогло бы ей найти тему для разговора, и, неожиданно для себя самой, теряется на середине фразы.       — О чём это ты... не хочешь про Зельеварение? — Сев хмурится, со странным напряжением глядя на Лили и то, как она в лёгком замешательстве заводит волосы за ухо. С шорохом он убирает локоть с фолианта и стискивает толстую книгу, будто хочет оставить вмятины на обложке. — Но вряд ли ты имеешь в виду Трансфигурацию или Чары. Или я тебя неправильно понимаю? А может...       — Вообще-то, это тоже сплошное обсуждение учебников и уроков! Лили громко фыркает, однако в голове у неё — белый лист, звенящая пустота. Да что это такое?! Секунду Лили растерянно разглядывает Сева, отвечая на его темный загадочный взгляд: какая бы мысль только что не пришла ему на ум — она моментально сделала его лицо мрачным, даже каким-то неприятно-желчным. И раньше, чем он, кривя губы, успевает продолжить своё «а может» — спрашивает:        — Как... Как твои родители? Короткое мгновение Сев выглядит так, словно Лили только что выплеснула ему в лицо стакан холодной воды... Ответит? Нет?       ...затем он медленно моргает и закрывает рот. «Не стоило спрашивать» — молчание тянется, вовсе не такое безмятежное, как раньше — крепчает и её уверенность в этом. За окном блестит речная гладь, но, едва посмотрев на окно, Лили морщится и возвращается взглядом к Северусу. Невольно задерживает дыхание и тоже моргает, часто, раз пять подряд, заметив, вздувшиеся у него на щеках желваки. Ей уже кажется, Сев так и будет всю оставшуюся дорогу молчать, напрягая плечи и вглядываясь в побледневшие от времени буквы на обложке фолианта, но, как на зло, в голову ничего другого не пришло! И разве в детстве они — иногда, когда мистер и миссис Снейп ругались слишком сильно — не разговаривали о родителях Сева? Между прочим, Лили неплохо помнит то короткое и, вместе с тем, наполненное важными событиями и переворачивающие и её прежний мир разговорами лето — до поступления в Хогвартс... С тихим вздохом, нечаянно вырвавшимся из груди, она отводит глаза от её дорогого друга и смотрит на разбросанные по сиденью свитки. Один, упавший на пол, рассеянно поддевает ногой.       ...Правда, чем старше они становились, тем меньше Северус посвящал её в дела своей семьи, ограничиваясь двумя-тремя словами в адрес «мамы» и «Тобиаса». Хотя Лили вовсе не ослепла и видела сжимающиеся кулаки и превращающиеся в бледную полоску губы. И то, конечно, что Сев рассказывает далеко не всё. Чуть-чуть обидно, с одной стороны: кажется, она имеет право знать, что происходит! А с другой... С другой стороны, Лили никогда не считала себя любительницей рыться в грязном белье. Даже если не брать во внимание натянутые отношения Лили с Туни, её семья тоже не идеальная, разумеется. Время от времени папе приходит на ум взъесться на какую-то мелочь, вроде разлитой воды в ванной или беспорядка в шкафу. А мама в сердцах хлопает дверью и потом жалуется кому-то по телефону, что немедленно, вот прямо завтра с утра, собирает вещи и уезжает на неделю к своей матери — бабушке Кэтлин — в Плимут, потому что «я им не домработница» и «так жить невозможно». И всё же спустя день или два взаимных препирательств и закатывания глаз Лили обязательно увидела бы, как папа целует маму перед уходом на работу, поэтому... Поэтому не то чтобы это было для неё как-то особенно приятно — представлять себе подобные сцены и ссоры, бывшие, по всей видимости, привычным делом для семьи её друга: ежедневные, нескончаемые и без малейшего намёка на примирение. Лили всегда расстраивалась — такое просто не должно происходить. Почему происходит? Почему?! — да и Северус, наверняка, тоже не хотел бы слишком часто вспоминать об этом. Лили чувствует себя немного не в своей тарелке, придя к этому умозаключению. Ещё раз морщится, затем, опомнившись, наклоняется и подбирает упавший свиток пергамента — свиток-то что ей сделал? И в эту самую секунду Сев перестаёт изображать из себя статую, резко втягивает носом воздух.        — Не хочу жить с ним под одной крышей, — вдруг говорит он быстро, тихо и зло. — Ещё полтора года... но когда мне исполнится семнадцать, я хочу вместе с мамой переехать куда-нибудь.        — Ох... Это ведь не так просто сделать. — замечает Лили, выпрямляясь и кладя свиток к остальным. Ей не нужно объяснять, кого Сев имеет в виду под "ним", но... Какая же всё-таки дура! Неужели им не о чем поговорить, кроме как о его родителях и учёбе? Совсем не о чем?! Ужасно неловко.       — Я знаю. Северус неохотно кивает, нервно заламывает пальцы. Был бы в его руках тот свиток — изорвал бы в клочья без всякой задней мысли.        — Я думаю, — отводя взгляд от беспокойных рук Сева, неуверенно произносит Лили, чтобы сказать хоть что-то, — на переезд нужны будут деньги... так ведь? С последними словами ей вдруг отчётливо припоминаются насмешки Туни насчёт дружбы «с оборванцем из Паучьего Тупика». Правда, чаще всего, сестра улучает момент, когда Сев её слышать не может.        — Да, — роняет Северус после довольно продолжительного молчания и, низко склонившись (так, что становится похожим на рыболовный крючок), шуршит страницами книги. Почти касается их носом и явно не собирается возвращаться к вопросам о зельеварении... Лили могла бы радоваться этому, и всё же её снедает смутная тревога. Она какое-то время сочувственно смотрит на Сева. Потом щипает себя за кончик носа и переводит взгляд на окно. За окном уже ни моста, ни реки, ни птиц — лишь холмы. Обыкновенные холмы.