Самое настоящее проклятие

      Ощущаю себя так, будто мгновение назад выбрался из Адского Пламени. Зверской драки. Долбанного. Бассейна. С огневиски. Будто меня жёстко толкнули на пол, который — какого хуя? — оказался раскалённым, как земля вокруг извергающегося вулкана, как жидкая, удушающая лава. Еле заметное движение бледных губ круче всякого кулака вышибает воздух из лёгких.       «Это ты мне скажи: хочешь, Блэк? Хочешь в меня войти...» Я рефлекторно убрал со лба растрёпанную прядь.       — Говорю ей: нет у меня никакой подружки! — вполголоса коротко хохотнул, не сводя глаз с жёлтого шарика в опущенной и обманчиво небрежной ладони Джеймса. — Понял, наконец, Хвост? Подружки у меня нет. Мерлинова борода! Всё ещё не допёр, дубина? Питер, не отвечая, морщил острый нос, тёр лицо и так заразительно зевал, что ученики, проходя мимо моего приятеля, непременно тоже начинали осоловело моргать и сцеживать зевоту. Странно, себя таким уж сонным я не чувствовал. Виной всему была недавняя прогулка на свежем воздухе? Я бросил снисходительный взгляд на розовощёкого Питера — по-моему, бесполезно пытаться объяснить ему всю соль шутки! — дёрнул уголком рта и быстро вернулся к Джеймсу и маленькому мячику для пинг-понга. Забавная штуковина... То неподвижно лежит в руке и ничего с ней не происходит, то с треском и свистом взлетает в воздух: ракетка — стол — ракетка — стол — ракетка... Вот так бывает. Вчера вокруг меня всё гремело, звенело, искрило, взрывалось, полыхало — как если бы я обвесился всем ассортиментом Зонко. А сегодня, кажется, что попал в тихую заводь с мягким золотым песком. Словно «жизнь» — этот мячик — поймала и остановила чья-то ловкая натренированная рука. Признаться — наверное, и не поверят — ощущение небольшой... заминки мне даже нравилось. Приятно было вот так, с ленцой чесать языком, массировать шею, равнодушно скользить по предметам взглядом. Не обращая внимания на собравшихся перед входом в Большой Зал людей, убивать время за маггловскими играми на трансфигурированной каким-то старшекурсником школьной парте. Подгоняя Джеймса, я пихнул бедром край столешницы, вскинул брови, как бы без слов говоря: ты заснул? Давай уже решим чья взяла и — независимо от итога — пойдём завтракать!       — М-м, думаешь, это... безопасно? — Лунатик, слышавший мой разговор с Питером — безуспешные старания донести до Хвоста суть «каламбура» — глянул вслед когтевранке и покачал головой. — Ты дразнил её, а она, между прочим, может посчитать, что ты даёшь ей шанс. Римус что, волнуется, что она будет ходить за мной попятам?       — Тебе не кажется, это не проблемы Бродяги — что там подумает Маккиннон? — фыркнув, опередил меня Джеймс, цепче перебирая пальцами на ракетке (из чего, интересно, он её наколдовал? Мой собственный спортивный э-э... инструмент имел цвет и узор стащенного со стола плоского медного блюда). — Главное, что мы уже не будем незваными гостями. Мерлин, храни Бродягу! Римус снова судорожно обернулся, опасаясь, что Маккиннон не ушла достаточно далеко, чтобы не слышать наших голосов. Посмотрел на Джеймса неодобрительно, но, кажется, с трудом сдержал на последних его словах усмешку. Джеймс умильно соединил ладони... Длинноногой лягушкой время словно прыгнуло назад после вчерашней ночи (нас чудом не взяли тёпленькими прямо там, на лестнице, но второе или третье отпирающее заклинание совладало с дверью... о которую я громко стучал задницей, в экстазе откручивая Сохатому голову, словно это была не голова, а крышка от баночки с джемом). И о какой-то размолвке напоминали разве что... немного нарочитые попытки Сохатого в любом разговоре встать на мою сторону. ...а в следующую секунду он резко подкинул шарик и с силой — будто, как минимум, хотел пробить им стену — ударил ракеткой. О, я ухмыльнулся. Джеймс цыкнул и разочарованно выкатил нижнюю губу. Я столько раз видел: он «отвлекается», становится расслабленным и словно вовсе забывает про мячи, зрителей, игру — перед тем, как неожиданно для соперника двинуть коленями по древку метлы и что есть мочи помчаться за снитчем. С чего вообще Джеймс взял, что он сможет меня подловить?       — Ага... — выдохнул, следя за метаниями мячика по полю (границу мы очертили четырьмя наваленными в ряд сумками). В перерывах между звонкими ударами протянул: — «Храни Бродягу»? Слишком горячая благодарность для того, кто и так собирался пойти, нет? И к дракклам всякие приглашения!       — Конечно, — кивнул Сохатый, ничуть не смутившись. — Это же мой долг, как капитана. Знаешь, когда Флоренс выпустится, с Когтевраном на поле будет скучнее, — произнёс он с искренним сожалением. — Я почти восхищаюсь этой сучкой! Честно!       — Ты про осенний матч? — с кривой улыбкой уточнил я, медленно двигаясь вдоль своего края, — Когда она обыграла тебя? Набросала Лонгботтому полные кольца... И правда... какова сучка!       — Ну, — Джеймс наклонил голову и ковырнул в ухе мизинцем, едва не пропустив мячик прямо в нос — в последний момент вскинул ракетку, точь-в-точь как волшебную палочку, и отбил. Теперь тень смущения мелькнула по его лицу. — Мы все её недооценили. Признаю, я тогда немного поддавался... Прыснув, я на мгновение опёрся ладонью на стол и закатил глаза.       — Значит так: если ты выиграешь — то это только потому что я тебе поддался! О намечающемся развлечении я слышал и раньше, кажется, ещё в начале месяца... Небольшая вечеринка в башне Когтеврана, в первый день каникул, то есть... через три дня. ...но с учётом приключившегося за последние две недели — можно сказать, что да, слышал, однако как в другой жизни.       «Посмотри-ка!» — когда Джеймс увидел старшекурсников перед завтраком перебрасывающихся мячом двое на двое, то вытянул от любопытства шею. Потом опомнился и, тщательно взлохматив волосы, подошёл к ним с самым независимым и небрежным видом. Я тоже хотел посмотреть на маггловскую игру, но услышал в стороне торопливые шаги — внезапно, шурша мантией, невысокая темноволосая когтевранка перегородила мне дорогу (Ма... ну, как её? М... моя бывшая девушка), будто только и выжидала подходящую секунду, чтобы заговорить со мной.       «Сириус Блэк — раньше я как-то не замечал раздражающую манеру называть меня именем и фамилией — Ты ведь помнишь? Ты пойдёшь поздравить Синтию Флоренс с семнадцатилетием?» И в тот момент, когда я решил спародировать Римуса — взглянуть в сторону, куда ушла Маккиннон, мячик скользнул по краю моей ракетки и, отрикошетив, весело запрыгал по полу. Джеймс пропорол локтями воздух в жесте «да, детка» и завопил больше для публики:       — Очко! Выругавшись, я показал ему средний палец. Достал волшебную палочку, повернулся к Римусу, наверняка, ещё дувшемуся, и негромко сказал:       — Просто вычти с меня сто пятьдесят баллов, уверяю, тебе сразу полегчает. Лунатик поперхнулся. Судя по оторопи на его лице, он вообразил: какой переполох вызовет исчезновение из факультетских часов в одночасье такого количества рубинов.       — Вот ещё, не буду я этого делать! — буркнул Римус, всплеснул руками, — и дело вообще-то в другом...       — О, Римус — проговорил я, растягивая губы в ухмылке, — так ты считаешь, что я должен был сказать правду, когда Маккиннон спросила есть ли у меня подружка, с которой я хотел бы пойти? Едва произнёс последнее слово — тут же вспомнил о человеке, которому жуть как не хотелось, чтобы та самая «правда» когда-нибудь вышла на свет... невольно посмотрел на Джеймса. Сохатый поймал быстрый взгляд, вопросительно дёрнул подбородком, думая, что я собираюсь ему что-то сказать. Однако я... Я промолчал. Меня — не то чтобы очень сильно — но всё же расстроил тот факт, что в сугробах у Астрономической башни нашлись валяющиеся тут и там писчие перья, астрономические таблицы, использованные промокашки, фантики от леденцов Сладкого Королевства, парочка потерянных контрольных, шерстяные перчатки — всё, кроме фантиков и чёрной промокательной бумаги Римус как староста забрал с собой, чтобы позже вернуть в хозяйские руки. Но, как бы не рыскали вокруг башни, мы не могли обнаружить и клочка от накарябанного мной... гм, послания. Джеймс, подбоченясь, уверял, что оно извалялось в снегу. Превратилось в совершенный мусор, который бесполезно искать. Даже если бы нам удалось найти мокрый и мятый обрывок пергамента, из-за расползшихся чернил Северус не смог бы прочесть ни словечка.       «Так что... тебе лучше сделать ещё одну попытку вступить с Северусом в переписку». Нет... Прогулка не оказалась совсем уж напрасной. Вообще, я слышал, гулять пешком полезно для здоровья. Да и для настроения тоже — по мне, гораздо лучше искать приключений, бродя по окрестностям, чем безвылазно сидеть в замке. Но я не про это. ...Словно какое-то время беспорядочно болтался в воздухе, а потом, наконец, выправил метлу. Словно нашёл потерянную вещь, о которой прежде сильно беспокоился.       «Спасибо за совет, я обязательно ему последую», — невинным тоном ответил я Римусу, выдернул ногу из сугроба и потянулся взлохматить Лунатику волосы. — «Ты же научишь меня писать любовные письма?»       «Эй! Бродяга!» — воскликнул он, в шутку увёртываясь. Кончик носа у Лунатика совсем покраснел, глаза слезились, а обветренные губы слабо улыбались. — «Прости, но, думаю, ты справишься и сам, если перестанешь, наконец, зевать на уроках!» Если с Джеймсом мы «разбирались» ночью, грея холодный камень башни своими задницами и выдыхаемыми оболочками пара, то... Налетевший порыв игрался с шнурками и нитками на Римусовой мантии, сбивал натянутый на подбородок воротник. ...с Римусом разговаривать о чём-то, может, и не надо было? Иногда легко понять друг друга и без слов. Перекидываясь таким образом ничего не значащими шутками, я вдруг подумал весело: ссоры, споры, разногласия... На всё плевать. Вчера я поднял Римуса на смех — а ведь классный же парень, не смотря, что чуть-чуть молчун, немного зануда и (о, Мерлин!) староста.       — Она же... о себе говорила, да? — вырвав меня из раздумий, Питер глядел то на Римуса, то на меня. — Хотела с тобой пойти?       — Вау, как проницательно, — хмыкнул Джеймс, подмигнул мне (я подманил мячик и, не спеша вводить его в игру, несколько раз без особого интереса подкинул) — Что это ты, Бродяга, в самом деле? Хвост вовсе не дубина.       — Очевидно, что Марлин имела в виду себя! — произнёс Римус задумчиво и вдруг покраснел: строгое впечатление подпортило бурчание голодного живота. Римус вновь качнул головой и пробормотал неразборчиво: — Обязательно нужно было подшучивать над ней? Уверен, у неё ещё остались к тебе чувства.       — Да? Что ж, весьма сожалею, — ответил я, сделав серьёзное лицо, хотя, правда, это было сложно. — Мне что теперь, каждой влюбленной в меня девчонке носить отворотное зелье? Каждой, кто... — Римус засопел и поднял руки, капитулируя, я чуть поморщился, машинально крутя шарик в пальцах, — ...возомнил себя будущей миссис Блэк? К тому же, я думаю, Маккиннон всё прекрасно поняла...       — Эй, ты собираешься подавать или будешь до пробуждения Мерлина оправдываться перед Лунатиком? — перебил меня Джеймс, нетерпеливо хлопая ладонью по ракетке из... теперь я узнал учебник трансфигурации.       — Да пошёл ты, — беззлобно отозвался я и, покрутив головой, кинул мячик проходившему мимо пуффендуйцу. Тот довольно ловко его поймал, чем заслужил оценивающий взгляд Джеймса. Я скосил глаза на Сохатого — он чесал подбородок и явно размышлял: по какому такому вселенскому недоразумению способные к квиддичу люди встречаются не только на Гриффиндоре! Налюбовавшись на философски-просветлённое лицо Джеймса, я спросил пуффендуйца:       — Хамфри, будешь играть с этим придурком? Мне надоело. Есть хочу! Что ответил пуффендуец мне было все равно. Джеймс пожал плечами и, схватив со стола сумку, пошёл за мной следом — к двери в Большой Зал.

***

      «Когда приеду домой, то первым делом...»       «...обещали подарить большую...»       «...если войду в десятку лучших учеников курса!»       За четырьмя столами царило радостное и шумное предчувствие близких праздников. Куда ни глянь — улыбчивые лица, отовсюду слышались весёлые голоса. И опять среди всей этой оживлённой суматохи я, сколько бы ни щурил глаза, никак не мог найти...Чем он питается, интересно? Книжной пылью? Осколками пробирок? Собственным ядом?       — Дай Карту. Я бы написал целый талмуд. Как настоящий исследователь и учёный, хотел лично выяснить такой непростой вопрос: что едят слизеринцы. Помимо жареных гриффиндорцев в собственном соку — уверен, это больше смахивает на праздничное блюдо, не на каждый день!       — Зачем ты... — Джеймс недоумённо смотрел, как я заворачиваю в пергамент горячий сэндвич с говядиной. Потом рассеянно засунул ложку за щеку, будто леденец и пробормотал: — Карта... А-а. Ясно.