Самое настоящее проклятие

      Книга лежала поверх всей стопки учебников, на столе у камина. Я взглянул на неё краем глаза и вдруг подумал о дне, когда Блэк вернулся в школу. Помню: утро я провёл в библиотеке — разбирался с... некоторыми непредназначенными для моего курса пособиями. Успел пролистать от корки до корки. Однако, по сравнению с кошмарным замыслом и серой полосой Запретного Леса, как пелена, вставшая перед глазами — тихие поиски среди страниц учебника казались мне чем-то... мелким, бесполезным и незначительным. И вправду сказать, какое мне было дело до существа из украденных воспоминаний? Пустая трата времени! Ведь это не стул был неудобный — просто я не мог дождаться, когда... ...молчаливые деревья; теплая рукоять волшебной палочки; нестерпимо громкий щебет; солнце, которое отражается в твёрдой корке подтаявшего и вновь замёрзшего снега. Блядски ослепительно чистого, незапятнанного снега... Воспоминания оставались отчётливыми, даже неестественно яркими, как галлюцинации при высокой температуре. Ничего ещё не успело изгладиться в памяти. Да, в том числе и гнусное, тяжёлое разочарование на душе, я... — хмурясь, я царапнул по глянцевой обложке и почти бессознательно взял книгу в руки — ...разочаровался не то в окончательном способе решить чёртову проблему, не то в самом себе, трусящем этот способ... применить. Дерьмовое, конечно, ощущение. Я знаю, на это бывает неприятно смотреть: ящерица, зафиксированная на доске (блестят глазки, длинный хвост хлещет по сторонам) и маленький первокурсник, весь зелёный, точно гоблин или кусок заплесневелого сыра — перед тем, как он крепко зажмурится и неверным ударом размозжит ящерице голову... Отводишь глаза не от мёртвой тушки, которую, конечно, после разделают и пустят в зелье — от лицезрения никому не нужной... мягкотелости. Я тихо потянул носом и невольно попытался загородиться книгой от посторонних взглядов. Учебник туго захрустел, раскрываясь, когда я впился в него ногтями. Никогда я не был таким первокурсником. Почему же сейчас чувствовал... сходство? Прямо-таки до мерзкой, противной дрожи. И как же раздражало. Ну, разумеется. Что ему! Сраный Блэк ходит, говорит, ест, спит, справляет нужду, положив ногу на ногу, качает ступнёй, равнодушно смотрит в потолок, так что факелы пляшут в его зрачках — и не знает ничего об убитой в Запретном Лесу птице! Не подозревает, что я, может, сравниваю его со ждущей ножа, скользкой чешуйчатой тварью на разделочной доске — руки, ноги и голова, красная кровь, розовый желудок, коричневая печень... Горло вдруг перехватило, будто я от души хлебнул гнилой болотной жижи. Понятия не имею. Хотелось уткнуться лбом в пахнущие краской страницы. Я понятия не имею — что со всем этим делать. Всего мгновение, прикрыв глаза, я наслаждался мыслью... Но ведь правда же! Вчера сумасшедший извращенец так жаждал вытрясти из меня ответы, так хотел... А в итоге проглотил оскорбления, как воду. И дал мне сбежать с Астрономической башни, прихватив его собственный ботинок! Перевёрнутый стол. Погасшие свечи. Разбитая бутылка. Обрушившийся слой снега на краю каменного парапета — отпечатки подошв. Я был уверен. Я съем свой прикроватный полог, если, вися в темноте, кверху ногами, Блэк не почувствовал себя униженным. Не ощутил себя жалкой обыгранной псиной. Мимо меня молча прошёл Селвин с меховым плащом через локоть и холодным выражением лица — я отодвинул книгу и проводил его глазами, непроизвольно вспоминая события раннего утра, эту их дурацкую ссору с Булстроудом, голос Мальсибера, вырвавший меня из сна. ...просыпаешься измученным. Злорадство завяло, оставив обыкновенную горечь. Даже под зельем «розовых очков», сомневаюсь, что ситуацию можно назвать сносной и приемлемой, если утром вытягиваешься на кровати, как при судороге, и зажимаешь рот, чтобы однокурсники не услышали... Я вздрогнул и прекратил улыбаться, исподлобья уставившись на светлый затылок Селвина. Как... как же быть? Если бешеная собака всё ещё преследует меня, должен ли я, в конце концов, пересилить дрожь в слабых руках, «зажмуриться» и... раздробить твёрдый собачий череп? Нелепо. Едва ли не смешно. Столько времени сомневаться и оттягивать удар — я подумал, что по отношению к извивающейся в верёвках ящерице это было бы невероятно жестоко...       Сжимая учебник ЗОТИ, я не мог сказать точно: книга ли виновата в том, что ничего мало-мальски полезного я из неё не узнал? Или вышло так потому, что в тот день мои мысли — взбудораженные, словно... словно хвост испуганной ящерицы — постоянно ускользали в сторону от чёрной простыни букв? Не видя особого смысла спешить на общий завтрак, я собирался выяснить это сейчас, только перелистнул страницу с крупно напечатанным в центре «Тёмные силы: пособие по самозащите», как из дальнего угла гостиной — для самостоятельных занятий там стояли, (обычно пустовали), точно голые чёрные деревья, треножники под котлы — донёсся резкий хлопок. Кто-то вскрикнул. По полу со звоном покатилась металлическая крышка. Сверкнуло оранжевое пламя, высветив растерянное лицо, и почти сразу затем вверх ударила толстая струя белого дыма, едкого, воняющего гарью, такого густого, что он походил на вскипевшую воду. На секунду я оцепенел, глядя, как быстро комната наполняется дымом. В стороне заверещали:       «Что случилось? Мерлиновы подштанники! Что происходит?!» — и я был согласен с недоумением, звучавшим в голосе полузнакомой старшекурсницы. Какого... Взгляд упал на крышку, которая откатилась на середину гостиной. Я сглотнул и поспешно прикрыл лицо рукавом — что бы там не взорвалось у облажавшегося зельевара, вряд ли этим стоило дышать. Вокруг уже поднималась суета и неразбериха. Одни махали руками, надсадно кашляли и пытались отыскать выход. Натыкались друг на друга и на мебель. Столы, шкафы, кресла теперь действительно напоминали плавающие в молочном тумане кусты и деревья. Другие — выкрикивали заклинания, но чары не действовали на удушающие белые клубы. Кто-то догадался, что надо предупредить оставшихся в спальнях, чтобы они тоже бежали из гостиной. Не опуская рукава, я тенью отступил к стене и, держась возле неё, без столкновений, достиг прохода наружу. Собирался уже выскочить в коридор, когда стал случайным свидетелем...       — Давай! Быстрее... Ой! ...весьма печальной картины: двое мальчишек с первого или второго курса пронеслись мимо и взбежали по ступеням, но на полпути их откинуло назад, будто большим невидимым батутом — разумеется, ведь дверь в конце лестницы вела в спальню девочек! Я понял, чего они хотели добиться, и против воли скривился. Впрочем... потные красные лица обоих «героев», свалившихся на ковёр у первой ступеньки, хотя и не были отмечены каким-либо интеллектом, казались очень озабоченными. Секунду помедлив, я сделал шаг в сторону, пропуская кого-то в открытый проход. Быстро отнял руку от лица, достал волшебную палочку и запустил в деревянную дверь, кажется... шахматной доской, странной птицей пролетевшей над головами младшекурсников. В гвалте не расслышал удара, но через пару секунд дверь отворилась — сквозь завесу дыма я увидел вопросительное лицо девчонки, которое почти сразу же сменилось на испуганное. По лестнице сбегали уже втроём. Этим безмозглым и беспомощным соплякам стоило быть благодарными! Жаль, что в дыму и в толпе невозможно, конечно, рассмотреть, кто именно отправил доску в полёт... Вновь закрыв лицо рукавом, я чувствовал лёгкое тепло на щеках и лихорадочно размышлял: как же, должно быть, нелепо летела по воздуху шахматная доска... Было бы хорошо, нет, было бы просто замечательно, если б никто не заметил мое заклинание. Лили — я знал это наверняка — удивлённо вскинула бы брови и спросила: почему? Что в этом такого, Сев? Разве ты поступил плохо? А я, спешно перешагивая через порог, думал, что, пожалуй, сделал бы что-то ужасное с тем, кто решится назвать меня... «добросердечным малым». Но если б я даже попытался объяснить это Лили, то во-первых сгорел от смущения, а во-вторых... да всё равно она меня не поняла бы. Осёл, наряженный под единорога. Толстуха в обсыпанной блёстками балетной пачке. Что может быть отвратительнее? Нет, я ни за что не покажу, что меня задевают...       «...мистер-всегда-плохое-настроение...» ...шепотки, смешки, неприязненные и опасливые взгляды. Не дам повода подумать, что теперь я — точно пытаюсь натянуть на себя грёбанную поросячью пачку — строю из себя добряка, блять, и умницу. Всеобщего любимца. Того, кем не являюсь... Выругавшись, я со всей силы пихнул локтем парня, который лез впереди меня и больно наступил мне на ногу. ...я же, в конце концов, не Джеймс Поттер. Оказавшись в холодном коридоре, наконец, вдохнул полной грудью и, одёрнув мантию, сипло высказался на счёт криворукого придурка за котлом — после такой «катастрофы» я бы чистку ножей, тёрок и ступок ему не доверил! Даже просто зажечь под днищем огонь не разрешил бы, пустоголовому кретину — не говоря уже о варке зелья! Сделав несколько быстрых шагов от неприятно гомонящей толпы, машинально оглянулся на выход, из которого с возгласами и кашлем продолжали выбегать люди и плотными струями валил дым. Внезапно поймал на себе пристальный взгляд какого-то проталкивающегося в двери младшекурсника. Моргнул. Показалось? В этих чёртовых клубах не разберёшь. Я собирался пойти в Большой Зал (при этой мысли пустой желудок уныло задрожал), я не видел никакого смысла толкаться в коридоре и ждать не известно чего. Впрочем, думаю профессора Слизнорта вот-вот известят о случившемся...       — Подождите! Что вы делаете? Или... не показалось? Через пару мгновений, не успел я дойти до первого факела, и в правду, услышал позади себя звонкий торопливый возглас. Вовсе не с благодарными излияниями.       — Верните мой учебник! — напряжённо прилетело в спину. Такое чувство, что мальчик сильно сомневался и был согласен убрать гостиную после всеобщего панического бегства. Без применения магии — лишь бы не заговаривать со мной. — Вы... Вы его со стола взяли, я видел! Обстоятельства вынудили его открыть рот. Голос вроде даже знакомый. Я замер, машинально опустил глаза и, действительно, только сейчас заметил, что в моя рука всё ещё сжимала книгу, которую я хотел почитать перед завтраком. Поморщившись — вот ведь дерьмо, что мне стоило кинуть учебник по ЗОТИ обратно на столешницу? — обернулся. И ощутил, как неконтролируемый жар волной прокатывается по телу. Чей же это был новый глянцевый учебник, оставленный без присмотра? Не будь я так рассеян... Потрудись я прежде выяснить фамилию на обратной стороне обложки — пожалуй, вовсе бы не прикоснулся к аккуратной стопке на столе у камина. Остерёгся щекотать собственного дракона. Однако, несомненно, в потных пальцах я сжимал твёрдый переплёт чужой книги, а Блэк... Блэк-младший, разумеется, смотрел прямо на меня, и не было никаких шансов, что он обращается к кому-то другому.