Самое настоящее проклятие

      Тук-тук-тук... Одиноко и резко стучали ботинки. Чушь — ботинки звучали как всегда, и только из-за окружающей тишины казалось, что как-то особенно громко. Светловолосая колдунья в чепчике и в тяжёлой раме разлепила сонные глаза и проводила меня взглядом. Я считал вполне справедливым: если рано встаёшь, то за день больше успеваешь. Правда, попробуй с этим согласись, когда проспал часа четыре и на лицо признаки откровенной разбитости. Буквально, на — нездоровом, опухшем, словно мокрая губка, и злом — лице, которое я мельком увидел в блестящем рыцарском щите. Думал ядовито: с трудом отрываешься от нагретого одеяла — какая уж тут, мать вашу, «деловитость»? Мантию бы задом наперед не надеть, не затянуть бы на шее старый дырявый носок вместо галстука... Быстро шагая по тихому замку, я искоса поглядывал на статуи и окна, прятал руки в рукава, смаргивал пелену с глаз, глотал зевоту, и всё же не мог не испытывать некое превосходство — точно опрокинул в себя кубок тёплого тыквенного сока — над теми, кто ещё храпел и мял щекой подушку. Тук-хруп-хруп... Лицо обдало морозом, каменные плиты сменились слоем свежего снега — я спешил к Астрономической башне, надеясь, что в утреннем свете её холодный и мрачный вид не толкнёт меня в омут дурацких воспоминаний. Зря, конечно, надеялся, что больше никогда не вспомню о... вчерашней ночи. ...Запах свечного воска, бутылочные осколки под ногами и тянущаяся к груди рука. Невидимая, но твёрдая и осторожная... Она врезалась в память как нож — глубоко в деревянную ножку. Одно отличие: ножке-то плевать, а мне выкинуть бесполезные мысли о свечах и разбросанных по плитам яблоках помогло бы разве что отсечение головы. Неплохой выход из ситуации... будь я каким-нибудь безмозглым зелёным богомолом! Ветер свистнул в ушах, засвербел в носу, забился под воротник, как трепыхающаяся птица, стоило мне повернуть за угол. Поддёрнув мантию, я с досадой поморщился, сошёл с тропинки и начал пробираться напрямик, через рыхлые сугробы, напоминающие чистые, идеально выглаженные подушки. Но вскоре невольно остановился и поднял лицо — из-за ближней башни Когтеврана выплыл зубчатый верх «самой высокой». Точно огромная старая корона из камня на фоне белых облаков. Где-то под ребрами кольнуло плохое предчувствие... или просто от напряжения какая-то мышца заныла? Постоял, пялясь вверх и восстанавливая дыхание. Мне уже не очень-то и хотелось подходить к каменной громадине, но выбор... У меня был выбор? Очень смешно. Я не верил Блэку — в этом всё дело — не доверял его словам. Если б только мне удалось отыскать записку, что он кинул мне под ноги на Астрономии, и наверняка уничтожить грёбанное... «невинное приглашение». Последнее, что я об этом помнил: задрав голову, стою посреди парт, бессильно стискиваю зубы. А чёртов клочок пергамента, крутясь, как кленовое семечко, исчезает во тьме. Я вполне ожидал, что поиски в снегу затянутся (до тех пор, пока любопытные школьники не высунутся из каждого окна, точно грибы — из щелей гнилого пня) или вообще, кончатся ничем, кроме очередного простуженного чихания. Пару раз ругнувшись, выбрался, наконец, на ровное место, отпустил мантию, сделал ещё несколько быстрых, свободных (вполне деловитых) шагов к башне и... И нет, этого я точно не предполагал. ...замер. В первый момент задохнулся от изумления. Потом инстинктивно закрыл рот ладонью и спиной влетел в синюю тень из которой выходил всего полсекунды назад. Нога проехалась по ткани, низ мантии натянулся и затрещал. Я вжался в камни — снег между ними быстро таял, там, где ладони касались стены. В ушах звенела утренняя тишина. Обман слуха? Но как бы не хотелось мне внезапно обнаружить у себя слуховые галлюцинации или что-то в этом роде — действительно же, даже не глядя, я отчётливо различал «лай» бешеной собаки... Снова выглянул из-за пузатого выступа (это ведь не сон! Не сон, от которого можно избавиться проснувшись!) и уставился на четыре тёмные фигуры, от которых протягивались едва заметные тени. В ярдах двадцати пяти от меня, у самого подножья Астрономической башни. Гриффиндорцы, пожалуй, были далековато, чтобы внятно расслышать, о чём они говорят. Постойте, что эти четверо — четыре кляксы на безупречно белом листе — вообще тут забыли?! Разве они не должны относиться к числу спящих и видящих сны про разную ерунду, вроде проделок, мётел и золотых крылатых мячиков? Нелепые... сны. Усилием воли я затолкал отчаянное, но абсолютно несвоевременное желание: обхватить себя руками и тут же, на снегу, свернуться подвывающим клубком. Ища на что опереться, ткнулся пальцами в снег, острые камни и постарался сосредоточиться на гриффиндорцах, которые, честное слово, появились — под громкое «Хлоп! Ласка!» — как уродливый клоун-из-коробки, которого подарили Лили, когда ей было пять. Разумеется, я удивился. В такую рань... Домовые эльфы ещё не выставили пустую посуду в Большом Зале; завхоз не принялся за патрулирование коридоров; даже библиотека была закрыта, потому что Пинс пока не пришла туда — нарушая собственные правила — с большой чашкой крепкого кофе. Разумеется, усмирив первые панические мысли, я заскрипел зубами от злости: меньше всего мне хотелось искать злосчастный клочок пергамента под чьим-то немигающим наблюдением! Поттер хлопнул себя по мантии и отделился от общей компании — я догадался по обрывкам слов, что он сказал: «Пойду туда» — и зашагал в сторону боковой терассы. Я чуть отстранился от стены. Сам не заметил, как прилип к ней животом, словно ящерица. Рассеянно облизал губы — сухие и холодные — скривился, будто вспомнил что-то... что-то весьма плохое. Отскочил от стены, как ужаленный, и в ярости пнул сугроб. Дерьмо! Однако... что теперь? Просто развернуться и уйти, как ни в чём не бывало? Да, вероятно, это самая лучшая и благоразумная вещь, которая могла прийти мне голову в подобный момент, когда мои планы на глазах рассыпа́лись, как детский замок... Я слепо посмотрел на оставленные мною следы. Кровь прилила к лицу и с болезненной громкостью загудела, застучала в висках. Уйти, даже не попытавшись найти пергамент? Та чёртова записка! Я ощущал себя мухой, барахтающейся в паутине. Чтобы успокоиться, убрал с лица волосы, глубоко вдохнул. И тут же бросил в сторону злой взгляд. Ну, почему?! Во всём Хогвартсе почему Блэку и его дружкам приспичило прийти именно в это место! Как нарочно! Как... Поттер, я помню, выразился ясно: все мои опасения по поводу «если кто-то о чём-то узнает» — не более, чем трусость. Драконьей отрыжкой до сих пор жгло грудь и глаза. Я чувствовал солёный привкус собственных соплей, натёкших на губы. И желание отомстить самодовольному придурку колючим комком встало в горле. ...нарочно? Нарочно. Неужели? На секунду даже дышать перестал. Не двигаясь с места, я до мокрых ресниц всматривался в Поттера — он прохаживался по пустому пространству между башней и террасой, с волшебной палочкой в руке и с опущенной головой. Как если бы спал на ходу. Или искал что-нибудь в высоких сугробах. Я колебался. Что-то мешало скрестить руки на груди и саркастично усмехнуться. Безапелляционно ответить самому себе: да нет же! Быть того не может! Невозможно, чтобы эта невыносимая четвёрка когда-либо прислушалась к моим словам и захотела... ...загладить вину, исправить ошибки, словно всё было чем-то вроде неверно решённой задачи по нумерологии... ...отыскать пергамент, раздражающий одним фактом своего существования! Не знаю, сколько времени я пялился на Поттера, словно запоминал глазами сложный многосоставный рецепт. Подозреваю: моё лицо светилось самым что ни на есть отвратительным гриффиндорски-пурпурным. За ушами у меня повлажнело и щекотно сползло по шее. Хотелось закатать рукава, распахнуть плащ или хотя бы дёрнуть его за ворот.       «Ты что? Извиняешься?» Я стёр с шеи пот, сделал движение расстегнуть плащ, думая: конечно, для исчерпывающей мести маловато, но... ведь лицо Поттера, наверняка, помрачнело, когда Блэк предложил выйти на улицу и найти улетевшую с башни записку? Поттер вдруг бросил бродить кругами и, уперев, руки в бока, поглядел на Блэка. Мне почему-то стало неуютно, точно с размаху макнули головой в снег... Ветер ударил в лицо. Я сделал шаг назад, чтоб меня не было видно, отвернулся и вытер слёзы. Доказательств никаких не было. Что стоят одни пустые невероятные домыслы о причинах, заставивших гриффиндорцев покинуть замок? Ничего. Слишком хорошо и вовсе не обязательно: Мародёры ошиваются здесь в полном составе только потому, что я однажды сказал Поттеру, что он поступил, как осёл! Зачем-то потрогал одеревеневшее ухо и перевёл изучающий взгляд на Блэка. Какое-то время смотрел на его ноги. Очень пристально. Больно прикусил щёку изнутри: как можно быть таким идиотом? Конечно, он нашел другую обувь взамен... взамен потерянной! Блэк стремительно повернулся (от неожиданности что-то кувыркнулось в абсолютном пустом желудке, хотя сумасшедший гриффиндорец вряд ли мог заметить меня), поднял руку и указал пальцем на Люпина, едва не ткнув его в лоб... Я твёрдо решил не щекотать дракона и уйти незамеченным, сделал ещё полшага. ...слегка откинул голову. Я не расслышал, что он сказал Люпину. В глупом воображении всё ещё горел чёткий след босой ступни на снегу. Мне показалось, я увидел вскользь широкую улыбку Блэка, адресованную старосте Гриффиндора... Камень стены врезался в ладонь, но боли я почему-то не почувствовал. Хотя нет. Что-то чувствовал... не в руке. По ощущениям, и правда, я мог бы лопнуть — тихая и кислая, как муравей, ярость захлестнула, точно дикая волна. Скрутила и унесла, оставив от меня только безумный взгляд, впивающийся в чёрный силуэт на фоне снега. Лживый... Он улыбался, а я не мог унять дрожь в пальцах и совершенно нелепое желание — подбежать и ударить Люпина в живот. А потом поймать за воротник и взять его за подбородок. Ты... Бешеный пёс. Конечно, лживый. Я тебе не верю.       «Я тебе не верю» — всего лишь слова, от которых у Блэка лицо меняется. И, клянусь, я буду их повторять, пока эти слова не потеряют всякий смысл... Блэк медленно опустил руку, кончиками пальцев задев мантию Люпина. Я посмотрел на ладонь — немного кожу содрал, не до крови, но приятного мало. ...бе не верю. Возможно, Блэк вскочил с постели ни свет ни заря, и правда, с той же целью, что и я — найти записку. Не для того, чтобы угодить мне, разумеется, но чтобы обезопасить себя. Похоже на разумное объяснение, да? ...не верю Этот несчастный бешеный пёс с взволнованным голосом, навязчивой, слишком яркой улыбкой и не умеющими притворяться глазами. ...верю. Я с трудом отвёл взгляд и надавил ледяными пальцами на горячие, как в лихорадке, виски: какая же ужасная путаница и непоследовательность... Лучше б я вчера не пошел на Астрономическую башню. Лучше б Блэк никогда не возвращался в Хогвартс. Лучше б он никогда не находил меня в Зале Славы. Я уже хотел развернуться и, разочарованный, потащиться к входу в замок — в последний момент меня отвлекло какое-то движение на боковой террасе. Гриффиндорцы могли видеть только её край, но... с того места, где я стоял, она проглядывалась довольно хорошо. Даже не понял сначала, что заставило повернуть голову и всмотреться: у дальних перил, в тени определённо кто-то был. Девушка — решил я, щуря глаза, — в ученической мантии, но лица не разглядеть за полами надвинутой остроконечной шляпы. К тому же она быстро шла по террасе, повернувшись ко мне полубоком. Видимо, на ходу, как и я, наблюдала за четвёркой гриффиндорцев внизу. Быстрая мысль: Лили? Нет, не её рост, и волосы темнее... Спустя мгновение девушка исчезла в замке, оставив смутное ощущение тревоги. Когда я вернулся в гостиную, то постарался сделать вид, что никуда не выходил. Но, думаю, меня выдавали мокрые ботинки и розовые, как сбрызнутые Птерокарпус анголенсис щёки. На столе возле камина лежала стопка книг — наверное, их оставил какой-то младшекурсник. Вспоминая о чём-то... о чём-то важном, я потянулся к учебнику по ЗОТИ.