В паутине чувств

Июнь 2022

«наверное, я любил ее больше, чем себя.

потому что, даже засыпая в своей постели, я представлял, как она спит. где-то там, далеко от меня.

я представлял, и мне хотелось поправить ей одеяло.

или ее мир, если он не в порядке»

      Сказать, что наши друзья удивлены нашему желанию пожениться — это не сказать ничего. Алина смотрит на нас, открыв рот в удивлении, не в силах вымолвить и слова, а потом, словно сумасшедшая, срывается с места и принимается обнимать нас, будто мы сообщили ей о том, что спасли мир. Никита тоже безумно рад — улыбается своей самой широченной улыбкой, счастливо пожимает мне руку и стискивает тебя в объятиях.       Я не сомневался ни секунды, когда покупал кольцо — я знал, что все делаю правильно. Ты — мой мир, мой дом, моя семья, и я хочу, чтобы этот факт был официально задокументирован. Я так сильно хотел подарить тебе кольцо, что даже не стал планировать романтичное предложение. Решил, что отыграюсь во время свадьбы. Ты от меня такого шага не ожидала — думала, что я шучу, что я пьян и несерьезен. Однако плакала и улыбалась, говоря мне «Да» и позволяя надеть кольцо на твой пальчик.       Мы решаем отметить это событие, поэтому через несколько дней после афиширования новостей встречаемся с друзьями в одном из кафе недалеко от дома. Моему брату невероятно льстит тот факт, что я последовал его примеру и тоже решил жениться, о чем он не устает мне напоминать. Его жена лишь улыбается и отвешивает ему шутливые подзатыльники, говоря не дразнить меня.       Алина издевается над Ником, вынуждая его принять тот факт, что теперь подобного шага будут ждать и от него, а Настя лишь краснеет и прячет лицо за меню.       Я не перестаю кидать взгляды на телефон — ты едешь с работы и опаздываешь уже почти на сорок минут. Телефон непривычно выключен, и я не могу связаться с тобой. Саня шутит на тему «сбежавшей невесты», и следом получает сразу два подзатыльника — к Лориному присоединяется ещё и Алинин, которая сидит рядом с шутником.       Я начинаю нервничать — в голову закрадываются самые страшные мысли, и мое сердце вдруг пропускает удар, когда во время телефонного разговора с матерью Алина вдруг бледнеет. С серьезным лицом она завершает разговор, а потом смотрит на меня с ужасом в глазах.       — Саша в больнице, — я забываю, как дышать, — попала в аварию.       Я не помню, как мы добрались до больницы, не помню, с какой скоростью мы ехали, не помню, сколько красных светофоров проигнорировали. Единственная мысль, которая крутилась у меня в голове все это время — я хочу тебя увидеть. Немедленно.       Мы бежим по больничному коридору, и шум от нашего топота эхом разносится по помещению. Нужная нам палата находится в самом конце, около окна, и там мы обнаруживаем Алининых родителей, сидящих на диванчике напротив двери, и брата, занявшего подоконник. Анна Николаевна поднимается со своего места, когда замечает нас, а потом спешит обнять дочь, по лицу которой бегут слезинки.       — Что случилось? Врачи говорят что-то?       — Была авария, в Сашину машину влетели сбоку, со стороны водителя. Она несильно пострадала, врачи говорят, что все обойдется.       Мне не становится легче от этих слов. Я представляю тебя, пострадавшую из-за ошибки другого человека, и невероятная злость охватывает меня, накрывает с головой.       Ожидание длится вечность, и я, не в силах сидеть на одном месте, ухожу чуть дальше по коридору. Больничные стены ужасно давят, и мне кажется, что воздух в легких заканчивается. С баннеров, развешенных справа и слева на меня смотрят улыбающиеся люди, и я вдруг вспоминаю о том, как сильно люблю твою улыбку. Мысль о том, что я мог бы больше её не увидеть, заставляет меня закрыть глаза и начать глубоко дышать.       Чья-то ладонь опускается на мою спину, и я оборачиваюсь. Настя смотрит на меня с неимоверной грустью в глазах, а потом предлагает выйти на улицу, я соглашаюсь, хотя одна половина меня и кричит о том, что я должен сидеть под дверью твоей палаты, пока мне не разрешат зайти туда.       — Твой брат не может до тебя дозвониться, — говорит она мне, когда мы выходим на крыльцо.       Саня, Влад и Лора не поехали с нами, решив, что и без них народу в больничном коридоре соберется немало, и оказались правы. Вместе с нами у твоей палаты толпится уже семь человек. Недалек тот момент, когда нас всех выставят за дверь.       Я пишу брату сообщение, а потом дрожащими пальцами достаю сигарету из пачки и закуриваю. Настя стоит рядом, с беспокойством смотря на меня, а потом переводит взгляд куда-то за мою спину. Обернувшись я вижу Ника. Он останавливается рядом со мной и тоже затягивается сигаретой.       — Все будет хорошо, вы же знаете это? — Спрашивает у нас Настя, обняв себя руками.       В её глазах столько беспокойства, что кажется, будто она сейчас разразится в истерике и заплачет. Я молчу, оказавшись не в силах разговаривать о чем-то, и друзья поддерживают это мое стремление.       Мы ждём ещё около десяти минут после возвращения обратно к палате, прежде чем к нам наконец выходит врач. У тебя обнаружили сотрясение мозга, ушибы по всему телу и перелом правой руки.       — Отделалась малой кровью, — говорит нам врач, прежде чем Анна Николаевна заваливает его тонной вопросов про дальнейшее лечение.       Нам не разрешают навестить тебя, аргументируя это тем, что ты спишь после лекарств и в ближайшие двенадцать часов будешь недоступна для разговоров.       Квартира кажется такой пустой без тебя, что сердце сжимается от тоски. Запах твоих духов все ещё витает в помещении, и мне становится плохо от мысли, что я мог потерять тебя.       Совсем. Без возможности вернуть.       Часы над барной стойкой показывают семь вечера, и мысль о том, чтобы лечь спать и забыться до завтрашнего утра кажется мне слишком заманчивой. Я уже собираюсь воплотить её в жизнь, когда позвонившая мне Катя напоминает о том, что я бессовестно забыл про наше с ней занятие.       Я не могу позволить себе отменить занятие, но и сил тащиться в студию совершенно нет. Скидываю Кате свой домашний адрес, решив провести это занятие дома. Ты бы точно осталась не в восторге, узнав, что я буду заниматься со своей ученицей у нас дома, ты точно закатишь мне скандал, если узнаешь об этом, но сейчас я могу думать лишь о том, что хочу закрыться в своей скорлупке и никого не видеть.       Игра на гитаре Кате дается неплохо. Мы занимаемся два раза в неделю, и все наши занятия идут ей на пользу. Она уже выучила все аккорды, практически не путается в пальцах и струнах, однако игра «боем» все ещё дается ей с трудом.       — У тебя все хорошо? — Музыка вдруг стихает, и я, видимо, не сразу заметил это, потому что Катя окликает меня по имени несколько раз, прежде чем я обращаю на неё внимание.       — Что?       — У тебя что-то случилось? Ты выглядишь очень загруженным.       — Саша попала в больницу, — Катя ахает, прикрыв рот ладошкой, которой до этого держалась за гриф, — и я очень переживаю.       Она причитает, когда я рассказываю ей подробности, а потом принимается утешать меня, говоря, что раз врачи сказали, что все будет хорошо — именно так оно и будет.       От её слов легче не становится, однако я благодарю её и предлагаю вернуться к занятию. Видимо, выгляжу я слишком уж несчастным, потому что девушка в конце концов прерывается на середине композиции и откладывает гитару в сторону.       — Тебе нужно прогуляться, — говорит она мне, и я удивлённо вскидываю брови, — выйти на свежий воздух и подумать о чем-то другом. Тебе не станет легче, если ты будешь сидеть здесь, погруженный в свои мысли.       Я не упираюсь, когда она предлагает мне погулять, и мне становится чуть лучше, когда мы выходим из дома. Дышать становится легче, грустные мысли потихоньку выветриваются из головы, и к середине прогулки я даже слегка посмеиваюсь над нелепыми историями, которые мне рассказывает новая знакомая.       — Я постоянно попадаю в неприятности, — говорит она, идя по невысокому бордюру, расположившемуся вдоль тротуара, — то наступаю на свои шнурки, то ударяюсь обо что-нибудь, однажды не заметила столб и врезалась в него.       Я усмехаюсь, смотря вперед, где в просвете высоток видно закатное солнце. Мои руки в карманах брюк, и я стремительно вытаскиваю их оттуда, когда Катя, запнувшись, начинает падать с бордюра.       — Неприятности любят меня, — грустно хмыкает она, когда я ловлю её, не дав встретиться с асфальтом. — Спасибо.       — Как вы познакомились с девочками? — Спрашиваю я, решая отвлечься от проблем, углубившись в чужие истории.       — Нам было четыре или пять лет, точно не помню, — Катины косички смешно подпрыгивают в такт её движениям, и я вдруг вспоминаю, что ты не любишь, когда твои волосы собраны в косички. — Они стащили у Кирилла ракетки для игры в бадминтон, а я увидела это и сказала, что нажалуюсь ему, если они не возьмут меня с собой.       Я улыбаюсь, представив подруг, несущих ракетки размером больше их самих, а потом снова засовываю руки в карманы.       — Мы дружили до того момента, пока они не переехали — Саша уехала в Питер, а Алину перевели в другую школу, и они переехали в квартиру поближе к городу. С тех пор мы редко видимся.       Ты ни разу не рассказывала мне про свое детство и друзей, поэтому я с интересом слушаю истории, которые Катя рассказывает мне. Это помогает мне отвлечься, и на пару часов я забываю о том, что моя голова занята мыслями о твоем самочувствии. Я позволяю себе немного расслабиться, хотя совесть и не позволяет мне сделать это полноценно — мне кажется, будто я предаю тебя.       Когда следующим утром я захожу к тебе в палату, ты лежишь в постели, смотря в окно. Твоя кожа бледная, на лице — ранки и ссадины, правая рука запечатана в гипс, а в левой красуется катетер.       — Привет, — ты слабо улыбаешься мне, повернув голову, когда слышишь, как закрывается дверь, — как ты себя чувствуешь?       Ты ничего не отвечаешь, лишь кивая, а потом взглядом следишь за тем, как я подхожу к стулу, стоящему рядом с кроватью, и сажусь на него.       — Ты очень меня напугала, — касаюсь твоей руки, и ты слегка сжимаешь мою ладонь пальцами, — я чуть с ума не сошел.       Ты слабо улыбаешься мне.       — Я тоже испугалась, — твой голос хриплый, будто горло болит уже несколько недель.       — Твой врач сказал тебе что-нибудь?       — У меня сотрясение мозга, сломанная рука и куча ушибов и гематом, — усмехаешься, а потом хмуришься, — а ещё голова постоянно кружится и болит, и из-за этого я не могу долго находиться в вертикальном положении.       Я вздыхаю, поглаживая тебя по руке, не зная, чем я могу тебе помочь.       — Вчерашняя вечеринка пошла не по плану? — Я удивлённо приподнимаю бровь, не совсем понимая, о чем идет речь. — Алексей Владимирович сказал, что «толпа народу дежурила около палаты весь вечер».       Предполагаю, что Алексей Владимирович — это тот самый доктор, который вчера пытался выпроводить нас с друзьями из больницы, пока мы сопротивлялись, желая дождаться твоего пробуждения.       — Нам не разрешили навестить тебя вчера, — пожимаю плечами, — хотя мы очень хотели.       Ты хихикаешь, а потом переводишь взгляд на наши переплетенные пальцы.       — На тумбочке лежит кольцо, — говоришь мне, поворачивая голову в сторону упомянутого предмета мебели, — его сняли, потому что надо было загипсовать руку. Забери его домой, чтобы не потерялось.       Тоненькое колечко поблескивает в моих пальцах, когда я послушно убираю его в карман с мыслью о том, что через месяц снова смогу надеть его на твой пальчик. Раздается тихий стук в дверь, после чего она открывается, и в дверной проем просовывается голова Кати. Я удивлённо смотрю на неё, когда она проскальзывает в палату, закрывая за собой дверь. Ты тоже удивлена — я вижу это по твоим поднятым бровям. Катя тоже видит это, поэтому начинает оправдываться сразу после приветствия.       — Саша, мне очень жаль, что так вышло, — она смотрит на тебя с сочувствием, а ты продолжаешь молча изучать её взглядом, — я решила проверить тебя, не могла остаться в стороне.       Ты благодарно киваешь, а потом в палату заходит врач, который просит нас подождать в коридоре, пока он будет проводить медицинские манипуляции.       — Ты вернешься? — Смотришь на меня своими огромными карими глазами, и я, улыбнувшись, киваю.       В коридоре я встаю напротив окна, смотря сквозь него на улицу, засунув руки в карманы. Мне стало легче, когда я увидел тебя, когда ты улыбнулась мне и взяла меня за руку. Мне стало гораздо легче, когда я понял, что ты здесь — в безопасности. С высоты четвертого этажа мне хорошо видны люди, заходящие в здание, и я улыбаюсь, когда вижу Настю, Никиту, Влада и Алину, вылезающих из Никитиной машины, припаркованной вдоль тротуара.       — Тебе лучше, чем вчера? — Раздается тихий голос из-за спины, и я оборачиваюсь.       Катя смотрит на меня беспокойно, сцепив руки в замок перед собой. Киваю ей.       — Да, лучше, — думаю секунду, — можно тебя попросить не рассказывать Саше про то, что мы занимались вчера у меня, а потом ещё гуляли? Она может неправильно понять. Я сам расскажу ей попозже.       Даже если мои слова и задели её — блондинка виду не подает и лишь кивает, оборачиваясь на голоса, раздавшиеся в другом конце коридора. Друзья тоже удивлены ей, и если Влад и девочки ничего не говорят, заводя с ней беседу, то друг шепотом интересуется у меня, с каких пор мои ученицы сопровождают меня к моей невесте.       — Я понятия не имею, почему она приехала, — пожимаю плечами.       Ник хмыкает, а потом мы отвлекаемся на врача, вышедшего из палаты. Он окидывает нас взглядом, а потом просит не слишком тревожить тебя и не задерживаться надолго. Ты рада видеть друзей — улыбаешься, касаясь рукой каждого, потому что не можешь подняться с постели, а потом заверяешь всех, что чувствуешь себя нормально и очень скоро будешь в строю.       Я сижу рядом с тобой до самого позднего вечера, и к концу дня меня уже не выгоняют из палаты, чтобы поставить тебе капельницу.       — Очень неожиданно, что Катя пришла навестить меня, — говоришь мне ты, повернув голову в мою сторону и периодически смотря на капельницу, возвышающуюся над кроватью, — это мило. Откуда-то она узнала про аварию.       — Я сказал, — выпаливаю, надеясь, что ты не будешь слишком сильно нервничать и спокойно воспримешь информацию, — у нас было занятие вчера.       Ты складываешь губы буквой «О», и я практически вижу, как шестеренки крутятся в твоей голове.       — И как позанимались? — Я пытаюсь расслышать нотки возмущения в твоем голосе, но слышу лишь усталость.       — Не слишком продуктивно, я был озабочен тобой и мне было не до занятий.       — Я хотела протянуть к тебе руку, но эта дурацкая штуковина мешается, — ты хмуришься, а потом, к моему ужасу, тянешься к катетеру, видимо, решив вытащить его.       Благо, загипсованная рука оказывается не слишком подвижной, поэтому у тебя ничего не выходит. Я беру тебя за руку, поглаживая пальцами по тыльной стороне ладони, а пальцами второй руки убираю упавшие тебе на глаза пряди. Ты смотришь на меня стеклянным взглядом, и я предполагаю, что раствор, уже почти закончившийся в капельнице, начал действовать — я знаю, что там были обезболивающие и седативные средства, помогающие тебе бороться с головной болью и бессонницей.       — Тебе нужно поспать, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать тебя в лоб, а потом свободной рукой накрываю одеялом, натянув его чуть повыше.       — Ты будешь здесь? — Глаза уже слипаются, и ты почти провалилась в сон, однако все ещё ловишь мой взгляд, усердно разлепляя веки.       — Конечно, — слегка поднимаю твою ладошку, касаясь её губами.       Я буду рядом с тобой. И ничто не заставит меня уйти.