В паутине чувств

Октябрь 2021

«Впереди счастье, тепло и любовь»

      Я все-таки успеваю завершить подготовку к выставке к началу октября.       Презентация назначена на восьмое число, и команда, которую мы собирали на протяжении всего месяца, заканчивает последние приготовления, а мне остается только руководить процессом.       Четвертого числа я просыпаюсь в полночь от безудержной трели дверного звонка. Прошедший день так вымотал меня, что я уснула, даже не переодевшись. Открываю входную дверь и замираю, удивлённо хлопая ресницами.       Ты, Алина и Никита смотрите на меня с одинаковыми счастливыми улыбками на лицах.       — А ты говоришь, она спит! — Восторженно произносит Никита. — Не спит, а готовится к нашему приезду! С днём рождения, Саня!       Он сгребает меня в объятия, не обращая внимания на то, что в его правой руке зажаты ленточки от воздушных шаров, поднимающихся к потолку подъезда. Волосы моментально примагничиваются к шарам, но я не могу не улыбаться, обнимая друга.       Алина ворчит на него, прося отпустить меня, чтобы я могла задуть свечи на торте, который она держит в руках. Торт маленький, как раз по кусочку для нас четверых, с красивыми узорами и одной свечкой по центру.       Когда эти двое неугомонных ругающихся между собою самых лучших друзей, которые были в моей жизни, проскальзывают в квартиру, мы с тобой остаемся на лестничной площадке вдвоем.       — Я хотел начать петь, когда ты откроешь дверь, но Алина сказала, что я перебужу твоих соседей, — улыбаешься ты, протягивая мне огромный букет из красных роз.       Он оказывается таким объемным, что я едва могу удержать его в руках. Ты подходишь ближе и целуешь меня.       — С днём рождения, — шепчешь, отстранившись, и я сама оставляю на твоих губах поцелуй.       Кухня уже оказывается оккупирована друзьями, так что мне остается только наблюдать за тем, как они залезают во все шкафчики, пытаясь найти тарелки и приборы.       — Тебе не могли предоставить квартиру получше? — Бубнит Алина, морщась от скрипа дверцы ящика.       — Лучше так, чем в гостинице, — пожимаю плечами, пытаясь вспомнить, есть ли у меня что-то, хотя бы отдаленно напоминающее вазу.       Вы сообщаете мне, что приехали до самого открытия выставки. Мы решаем, что места в квартире хватит всем, однако Алина наотрез отказывается спать в одной комнате с Никитой, и поэтому мы с ней размещаемся в моей спальне, а вы с Никитой — во второй комнате, служащей одновременно и кабинетом, и спальней, и гостиной.       — Он написал про тебя песню, — шепчет мне сестра, когда мы все-таки залезаем в постель.       Я поворачиваюсь к ней лицом, положив голову на сгиб руки. Я знаю, что практически все твои песни — а их было уже три — так или иначе связаны со мной. Многие моменты, оставившие отпечатки в твоей душе, в конечном счете находят свое отражение в написанных тобой композициях.       — Начало, конечно, как всегда печальное, — продолжает Алина, вытаскивая из-под подушки телефон, — но зато припев огненный получился.       Она передает мне мобильник, на котором уже крутится видео. Я немного прибавляю звук и вслушиваюсь текст.

И снова улицы города,

Я приеду к тебе даже без повода,

Мне все равно — самолетом, поездом,

Спросишь у порога «Где же ты пропадал?»

Ну, привет, я дома

      На видео ты сидишь в профиль к камере, подогнув одну ногу под себя. В руках — любимая гитара, спина слегка согнута, а глаза прикрыты. Солнце проникает сквозь оконное стекло, оставляя солнечные лучи на стенах. Твой голос слегка хриплый, пальцы как всегда изящны. Я улыбаюсь и отдаю мобильник обратно.       Ты показываешь мне эту песню утром, когда мы вдвоем сидим на лоджии. Я стараюсь бросить курить, но получается у меня это с трудом, так что иногда я позволяю себе выкурить одну сигарету в день. Ты тихо посмеиваешься на моими попытками, а сам пыхтишь, как паровоз — меня это бесит, и я не забываю каждый раз напоминать тебе об этом.       — Это очень красиво, — произношу я, когда ты в последний раз проводишь пальцами по струнам. — Мне нравится, как все строчки, совершенно разные по смыслу, гармонируют друг с другом.       Ты усмехаешься, отставляя гитару и закуривая сигарету.       — Да, наверное со стороны так и кажется, что они не сочетаются друг с другом, но для меня они — единая история. Ты — мой дом, за тобой я тянусь, словно за светом, и мне кажется, что в моей жизни появилось больше красок с того момента, как ты в ней появилась.       Я улыбаюсь, а потом прищуриваюсь.       — Но ты все ещё продолжаешь вставлять в тексты мои фразы, обращенные к тебе.       Искренне удивляешься.       — Это я сказала тебе, что с тобой никакого покоя. Не наоборот. Хотя бы ссылки на источник добавляй, что ли.       Протягиваешь ко мне руку, а потом тянешь меня на себя, заставляя опуститься к себе на колени.       — Ну, зато я точно знаю, что с головой не дружу здесь я — угораздило же влюбиться в тебя по уши.       — И я влюблена по уши, по уши, — вдруг начинаю петь я, чем очень тебя удивляю, тем не менее заставив улыбнуться, — отдала пол души, пол души, пол души…       — Только не спеши, ты только не спеши, — дополняешь ты, заставляя меня широко улыбнуться.       Я обнимаю тебя за шею и тянусь за поцелуем. В пепельнице тлеет сигарета, а на губах остается привкус табачного дыма. Наверное, мне не понадобятся сигареты, если ты продолжишь дарить мне такие поцелуи.       Ещё один факт из моей биографии — до моих шестнадцати лет мы с родителями жили в Питере, и в школу я ходила здесь. Я стараюсь об этом забыть, потому что никто в здравом уме не хотел бы помнить о том, как его доставали в школе.       Земля, оказывается, круглая, а многомиллионный город — это всего лишь большая деревня, и все же я удивляюсь, встретив двух своих бывших одноклассниц в книжном магазине в центре города. Мы с ними никогда не были в хороших отношениях, скорее, наоборот — они вдвоем каждый день находили причину, по которой могли придраться ко мне, а я, в свою очередь, не могла дать им отпор, поэтому к моменту переезда в Москву была счастлива убраться из этого гадюшника.       — А ты все такая же рыжая, как и десять лет назад, — я замираю лицом к книжной полке, услышав знакомый писклявый голос, растягивающий гласные.       Делаю глубокий вдох, желая себе не потерять самообладания, а потом оборачиваюсь, натянув на лицо саркастическую улыбку.       — А ты все так же не дружишь с математикой, — произношу я, посчитав, что шестнадцать лет мне было восемь лет назад. Никак не десять.       В двух шагах от меня стоят две девушки, которые за эти годы практически не изменились, если не считать тонны косметических уколов, которые явно тронули их кожу. Одна из них, та что повыше — Яна, девушка, которая не давала мне прохода в средней школе, издеваясь надо мной и устраивая подставы. Её подружка — Вероника — всегда составляла ей компанию, но никогда не трогала меня, когда Яны не было рядом.       На лицах обеих — смесь презрения с отвращением, и я даже представить себе не могу, чем закончится этот наш разговор. Надеюсь, ты или кто-то из друзей найдет меня в этом книжном храме раньше, чем я разобью их головы томиком «Войны и мира».       — Если честно, я думала, что больше никогда тебя не увижу, — говорит Яна, покачиваясь на десяти сантиметровых шпильках.       — О, я тоже на это надеялась, — я усмехаюсь, ставя книгу обратно на полку, и обхожу их, решив направиться на ваши поиски.       Кто же знал, что разделиться в книжном будет плохой идеей?       И когда я уже замечаю вас около одного из стеллажей, сзади раздаётся стук каблучков, и очередная порция оскорблений врезается мне в спину.       — И как же ты, такая ущербная, живешь? Делишь кровать в хостеле с клопами и тараканами или смогла выбить себе комнату в коммуналке?       Я снова замираю, на этот раз чувствуя, как кровь закипает в жилах. Вы, втроем уткнувшиеся в книгу в твоих руках, обращаете на меня свое внимание, и я разворачиваюсь как раз в тот момент, когда ты с хлопком закрываешь внушительных размеров фолиант.       — Ну, — засовываю руки в карманы пальто, сжав их в кулаки, — мне живется явно лучше, чем вам. С клопами жить можно, без мозгов — с трудом.       Яна уже готовится кинуть в меня очередную гадость, но так и замирает с открытым ртом, вперив взгляд куда-то за мою спину. И я даже могу предположить, что так сильно её заинтересовало.       — Приветствую, дамы, — твой голос раздаётся из-за моей спины, но я не спешу обернуться — мне дико интересно, меняются ли люди.       Восемь лет назад, когда Янина шайка-лейка состояла примерно человек из пяти, не было ни одной девушки в нашем районе, чей молодой человек не перекочевал бы в их загребущие ручонки. Я вниманием парней была обделена, поэтому наблюдала за всем этим издалека.       Подружки едва ли не пускают слюни, смотря на тебя. И я очень хорошо их понимаю. Я всегда питала слабость к мужчинам в рубашках, но потом познакомилась с тобой, и моей новой слабостью стал ты — парень в кожаной куртке. Она, как всегда, расстегнута, так что всеобщему обозрению, представляется черная водолазка, на которой поблескивает серебряная подвеска, висящая на шее.       И прежде, чем кто-то успевает сказать хоть слово, твоя рука по-хозяйки опускается на мою талию. Я наблюдаю, как две пары глаз прослеживают за этим жестом, и не могу не позлорадствовать.       — Любовь моя, — обращаешься ты ко мне, мурлыкая, словно кот, — нас уже заждались друзья.       — Да, идем, — вытаскиваю руку из кармана и переплетаю наши пальцы между собой. Две пары глаз прослеживают и за этим жестом. — Приходите восьмого числа в Арт пространство в Новой Голландии, — обращаюсь я к одноклассницам, обвивая твое предплечье свободной рукой, — познакомлю вас со своими тараканами.       Мы выходим из магазина, и я делаю глубокий вдох. В горле вдруг встает комок слез, и я не могу понять, почему эта ситуация так меня задела. Мне уже давно нет дела до людей, кидающих в мою сторону обидные слова или тыкающих в меня пальцем, меня давно не задевает чужое мнение, и я уж точно не собираюсь плакать из-за слов бывших одноклассниц.       Мы стоим около лавочки в сквере напротив магазина, и я даже не вслушиваюсь в ваш разговор. В голове, словно заевший диск, крутятся не самые приятные фразы почти десятилетней давности. Голос Алины вырывает меня из транса.       — С тобой все хорошо? — Она стоит прямо напротив меня, так что в отличие от вас с Никитой может видеть мое лицо. Предполагаю, что выглядит оно не очень.       Ты наклоняешься ко мне, пытаясь заглянуть в глаза, но я лишь закрываю их, не желая встречаться взглядом. Чувствую, как из-под ресниц выкатывается слезинка. Слышу, что ты просишь друзей купить воды, а потом усаживаешь меня на скамью, присаживаясь на корточки напротив.       Я сама не замечаю, как начинаю плакать, но с радостью прижимаюсь к тебе, когда ты садишься рядом и обнимаешь меня.       — Сколько бы я не старалась, — тихо произношу я, шмыгая носом, — в их глазах я всегда буду замарашкой без собственного мнения.       Алина уже сует мне в руки открытую бутылку с водой, и я делаю глоток.       — Какая разница, что думают другие? — Говоришь мне ты, убирая с лица волосы и большим пальцем вытирая мои слезы. — Они не знают тебя. И не знают, через что ты прошла и кем в итоге стала.       — Неважно, что говорят эти безмозглые, — сестра присаживается на корточки напротив меня, и берет мою ладошку в свои, — мы то знаем, что ты невероятный талант.       Я улыбаюсь сквозь слезы, шепча тихое «спасибо». Она садится на лавочку с другой стороны и тянет меня на себя, так что я из твоих объятий перемещаюсь в её.       Ты театрально ворчишь, за что получаешь нагоняй.       — Мог бы поставить на место этих прошмандовок, — недовольно смотрит на тебя Алина, поглаживая меня по волосам.       Я улыбаюсь сквозь слезы, смотря на тебя. Ты возмущаешься.       — Я предотвратил третью мировую!       Никита смеется.       — Надо было запустить в них той книгой.       Мне становится интересно.       — Что вы там так долго рассматривали? — Я сажусь ровно, переводя взгляд поочередно на каждого.       — Решили скинуться и подарить твоему парню книгу «Сто рецептов для чайников», — говорит мне Никита, и Алина заходится в приступе смеха. — А то он наверное похудел без твоей еды за этот месяц.       Ты снова возмущаешься, кидая в него бутылку. Тот изящно ловит ее и мгновенно запускает обратно. Поймав её, ты ставишь её на скамью и вскакиваешь, видимо, решив проучить друга. Вы носитесь, словно умалишенные, вопя и крича, привлекая к себе внимание прохожих. Алина умирает со смеху, достаёт телефон и принимается снимать все это действо. В конце концов ты догоняешь Никиту, правда, вы улетаете на газон, заставив нас согнуться пополам от смеха. Вы лежите там ещё десяток секунд, а потом все-таки принимаете вертикальное положение.       Мы с сестрой поднимаемся со скамьи, все ещё смеясь, и подходим к вам. Я протягиваю тебе руку, чтобы помочь подняться, — ага, от меня много помощи в этом вопросе — но ты ожидаемо тянешь меня на себя, и я падаю прямо в твои объятия. Никита пытается проделать нечто похожее с Алиной, протягивая ей руку, но она лишь несильно бьет его по ладони и самостоятельно садится рядом.       Я прижимаюсь спиной к твоей груди и откидываю голову назад. Ты целуешь меня в макушку и переплетаешь наши пальцы на моем животе. Я забываю об одноклассницах, которые испортили мне настроение, и могу думать лишь о том, что этот День Рождения был, пожалуй, лучшим за двадцать четыре года моей жизни.