Midday vēzos [полуденное солнце]

      Одноименный корабль Нессарии с самого утра готовили к отплытию. Мужчины с опытными, уверенными движениями натягивали и проверяли шелковые паруса, подготавливая судно к предстоящему плаванию. По приказу Висеньи на борт погрузили несколько ящиков с продовольствием и бочку крепкого вина, достаточного для длительного путешествия. Однако от предложенных денег жрица отказалась с той же непринужденной уверенностью, что всегда была её спутницей.       — Этот стол приказал вырезать Эйгон Завоеватель, — заговорила Висенья, мягко ведя тонкими пальчиками по неровной, холодной поверхности стола, высеченного из камня. Её сонный взгляд был направлен на карту, олицетворявшую материк. — Перед тем, как он высадился на берегу Черноводного залива. Вы знали, что когда-то Вестерос насчитывал более ста королевств?       — Не вдавалась в историю так глубоко, — ответила Нессария, уложив свои тёплые ладони на острые вершины, изображавшие горы Севера. Её голос был тихим, однако он звоном отражался от темных стен, оставаясь глубокой мудростью в сознании принцессы. — В стенах этого замка я чувствую ещё не погасший огонь великих амбиций. А ещё скорбь, предательство и смерть. Воистину удивительное место.       — Вы правы, — устало выдохнула принцесса, голос прозвучал тише — в нём можно было услышать отражение тяжести её собственного наследия. Она села возле тлеющего камина, слабый огонь которого уже не отбрасывал причудливые тени на пол. Утренние лучи солнца скользили по стенам, отражаясь на лице Висеньи, иногда слегка слепя её, когда попадали прямо в глаза. — Для кого-то Драконий Камень стал обителью любви и беззаботной жизни, а кто-то жил тут, словно в темнице.       — А где живёте Вы, принцесса? — вопрос Нессарии прозвучал мягко, однако в нем ощущалась неожиданно удивительная глубина. Жрица медленно приближалась к Висенье, плавно ведя тонкой кистью по рельефному столу, её прикосновения были нежными и уверенными, в них чувствовалась сила, словно она впитывала историю этого места с каждым шагом.       Принцесса неуверенно взглянула на Нессарию, её сердце замерло. Взгляд встретился с глазами жрицы. Там был скрыт немой вопрос, не тот, что звучал вслух, но глубже, значительнее. Ответ был очевиден, но Нессария ждала другого — она не искала обычных слов.       — Это мой настоящий дом. Каким бы мрачным ни казался этот замок, воспоминания из беззаботного детства всегда будут преображать его в лучшее место, — Висенья медленно подняла руку, указывая на кресло возле себя, и одарила Нессарию дружелюбной, немного ленивой улыбкой, вызванной ранним пробуждением. Принцесса старалась вложить в слои слова всю искреннюю любовь к мрачному поместью, который останется в ее памяти навсегда таким: холодным и теплым одновременно. Она приподняла голову навстречу свету и её глаза мягко сверкнули в лучах утреннего солнца, которые пробивались сквозь узкие окна зала.       — Он должен стать Вашим. Вряд ли кто-то ещё будет относиться к этому месту с такой же теплотой, как Вы. — Нессария заняла свое место возле принцессы и наградила ее удовлетворенной улыбкой.       — Возможно, — задумчиво произнесла Висенья, её взгляд устремился вниз, на собственные ноги, а пальцы нервно потянули подол платья. — Мой старший брат любил тренироваться во дворе, но вечерами часто грезил о светлой столице, о её искусных воинах и шумной жизни. Матушка могла проводить целые дни в библиотеке — это было единственное, что её здесь по-настоящему интересовало. Но мой отчим… Он восхищался этим местом. Он часто говорил, что только здесь чувствует глубокую связь со своими предками, — Висенья слегка наклонила голову, и передние волнистые пряди, выбившиеся из-за ушей, игриво качнулись, обрамляя её лицо нежным сиянием. — Теперь я начинаю понимать это чувство. Раньше я думала, что столица стала мне родным домом, мечтала остаться там. Но, как выяснилось, моя душа всегда тянулась к Драконьему Камню. И теперь я даже не сержусь на матушку за то, что она отправила меня сюда… с Эймондом, — добавила она, нахмурившись. Внезапно к ней вернулось осознание истинной цели её прибытия на остров, которое она успела забыть за то недолгое время спокойствия. Ладонью она неуверенно провела по бархатной ткани шарфа, сжимая губы.       — Мудрое решение королевы. Это место Вас изменило, — её речь мягко вплеталась в тишину вокруг девушек. Мягкий полушепот будто облаком обволакивал принцессу, даря ей прежнее спокойствие.       — Почему Вы так думаете? — Висенья слегка приподняла брови, в ее сапфировых зрачках читалась быстро возникшая внимательность и, возможно, немного настороженность.       — Ваш взгляд стал увереннее. Остались лишь отголоски детской наивности. А как всем известно, глаза — это зеркало души, — проговорила жрица, в её интонации прозвучала лёгкая искорка проницательности.       — Ваша наблюдательность поражает своей точностью. — Висенья слегка кивнула, её губы тронула легкая улыбка.       — Дело вовсе не в этом, принцесса. Поверьте, подобное Вы услышите ещё не раз, — уверенно заключила Нессария, её слова прозвучали с непоколебимой простотой и искренностью.       Их разговор прервал протяжный скрип тяжёлых дверей, которые открылись, пропуская в зал Лорру. Девушка подошла ближе, её движения были спокойными и уверенными, и она почтительно склонила голову перед своей леди и жрицей.       — Леди Нессария, Ваш корабль готов к отплытию, — сказала она вежливо, но в её тоне чувствовалось скрытое облегчение, как будто она наконец-то избавилась от своих прежних сомнений.       Жрица изящно поднялась с кресла, придерживая подол своего алого платья. Её улыбка была тёплой и немного победной, ведь она все же смогла завоевать доверие девушки, которая раньше относилась к ней с настороженностью.       — Мы проводим вас, — предложила Висенья, поправляя сползающий с шеи шарф. Она вновь приблизилась к Нессарии и, мягко обвив её предплечье рукой, они направились к выходу. Их шаги, сопровождаемые тихим звоном каблуков, звучали уверенно, раздаваясь в утренней тишине каменных коридоров замка.

***

      Морской бриз, мягкий и прохладный, играл с локонами Висеньи, приятно щекоча её лицо и шею. Ветер был северный, свежий, принося с собой лёгкую прохладу, из-за которой на открытых участках кожи выступили мелкие мурашки. Принцесса невольно обхватила себя рукой, ощущая прикосновение природы. Солнце уже взошло пару часов назад, его яркие лучи проникали в каждый уголок пирса, согревая щеки и заставляя слегка жмуриться от слепящего света. Даже пышные ресницы не спасали от этого солнечного тепла, и ей приходилось то и дело поднимать руку, чтобы прикрыть глаза от его лучей, при этом она довольно щурилась, наслаждаясь тихим утренним моментом.       Небо было чистым, без единого облачка, в нём раздавались крики чаек, которые, казалось, переговаривались между собой, словно делясь последними новостями и сплетнями о прошедшей ночи. Жизнь на пирсе уже кипела: мужчины готовили свои лодки к утреннему улову, кто-то возвращался с ночной рыбалки с полными сетями, а дети, с плетёными корзинами, наполненными рыбой и моллюсками, бегали среди взрослых, смеясь и перекликаясь друг с другом. Женщины с усердием распутывали сети, их лица были сосредоточенными, но с улыбками, которые иногда освещали их черты. Рядом с деревенским пирсом на якоре стоял корабль с шелковыми парусами, его бока были окрашены в глубокий красный цвет, который ярко выделялся на фоне голубого моря. Корабль был готов к отплытию, и матросы, заметив появление принцессы и жрицы, вмиг подобрались, выпрямив спины и опустив подбородки в знак почтения.       На простой деревянный пирс взошли три девушки, их сопровождала группа рыцарей в сверкающих доспехах, охранявших их безопасность. Каждый из них выглядел гордо и бдительно, их мечи поблёскивали на солнце, а броня отражала утренний свет. Весь пирс, казалось, замер на мгновение, когда они ступили на него, привлекая к себе всеобщее внимание.       — Вам хватит людей, чтобы спокойно доплыть до Волантиса? — Висенья отпустила руку, которой держала Нессарию за предплечье, и подняла голову, осматривая небольшую, но явно опытную команду матросов, занятых на корабле.       — Вполне, Ваша милость. Каждый из них — мастер своего дела. А благодаря Вашему отчиму и дяде, острова Ступеней больше не кишат пиратами и наёмниками. Никого из людей я не потеряю, — с изящной улыбкой ответила Нессария, её взгляд на мгновение задержался на новых корзинах с провизией и бочке вина, что были заботливо погружены на борт. — Благодарю, принцесса.       — Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за Вашу помощь, леди Нессария, — ответила Висенья с искренней, тёплой улыбкой, её глаза на мгновение заискрились уважением. — Чем Вы планируете заняться в Волантисе?       — Помогать, наставлять и верить, конечно же, — спокойно выдохнула жрица, её лицо оставалось безмятежным, как гладь моря в тихую погоду. — Возможно, в ближайшие несколько лет мне удастся обосноваться в местном храме, — она уверенно направилась вдоль по пирсу к деревянной лестнице на корабль, но перед тем как взойти на борт, остановилась возле ступеней. Обернувшись, Нессария вновь одарила принцессу своей дружелюбной улыбкой, но в её чёрных, слегка прищуренных глазах теперь отражалась стальная решимость. — Если захотите связаться со мной, передайте послание любому красному жрецу, — её голос стал более глубоким и пророческим, словно ветер подхватил её слова и унёс их в морскую даль. — Я буду ждать Вашего письма, леди Драконьего Камня.       Висенья на мгновение растерялась, её губы чуть приоткрылись, словно она хотела возразить против упомянутого титула, но Нессария уже ловко поднялась на корабль, её алое платье на мгновение вспыхнуло на солнце, и она скрылась в трюме. Оставшиеся на пирсе моряки поспешили за ней, выкрикивая команды своим товарищам на палубе. Ветер усилился, наполнив паруса корабля, и тихий треск канатов разнёсся над утренним пирсом.       Корабль Нессарии тихо и плавно отплыл от берегов Драконьего Камня, отправляясь в долгий путь по сверкающей морской глади. Его шелковые паруса мягко трепетали на ветру, словно прощаясь с островом, оставляя за собой лишь рябь на тихих водах. Погода оставалась по-прежнему благосклонной: редкие облака, лениво плывущие по небу, не скрывали яркого утреннего солнца, которое освещало всё вокруг. Солёный бриз, прохладный и освежающий, мягко касался щёк и рук, наполняя каждого человека на берегу бодростью и ощущением свободы. Этот ветер, словно дыхание моря, приносил с собой предвкушение новых приключений и долгого, благополучного пути. И этот момент, наполненный умиротворенностью, заставил уже подумать, что весь день пройдет тихо и без прежних переживаний.       Висенья, наблюдая за удаляющимся кораблём, решила прогуляться по улочкам небольшой деревни на побережье, прежде чем снова вернуться в холодные объятия мрачного замка. Её сопровождали Лорра и три стражника. Принцесса медленно прошлась по прибрежному песку, слегка зачерпывая его в свои туфли с каждым шагом. Кончиками пальцев она нежно прикоснулась к танцующим тихим волнам, которые лизали берег, словно пробуя на вкус. Вода была уже заметно теплее — это напоминало ей о скором приходе долгого лета. Легкое спокойствие разливалось по её душе, пока она наслаждалась этим коротким мигом безмятежности.       Но внезапно её взгляд зацепился за фигуру мужчины, что готовил свою лодку к рыбалке. Он стоял к ней спиной, но его волосы сразу привлекли внимание Висеньи. Светло-платиновые, как у неё самой, они спутанно падали на его плечи, грязные, но всё же выдающие редкий цвет, который она знала так хорошо. Это были не просто светлые или пшеничные волосы, а именно те, что носили члены её семьи. Сердце Висеньи сжалось в странном чувстве. Она хотела повернуться и расспросить Лорру, надеясь найти объяснение этому видению, но тут же отдёрнула себя.       «Может, он просто рано поседел… Или ему просто повезло родиться с таким цветом», — подумала она, но беспокойство уже начало зарождаться колючим клубком где-то глубоко внутри.       Её прогулка продолжилась через импровизированный рыночек, который расположился на старой, неровной мостовой. Из лавок, с которых торговали деревенские женщины, раздавались аппетитные запахи жареной рыбы, свежеиспечённого хлеба и подрумяненного мяса. На улице не было толпы, как в Королевской Гавани, но тем не менее, жизнь бурлила. С одной стороны, дети весело бегали с корзинками, полными продуктов, помогая своим матерям, с другой — уставшие мужчины лениво выходили из таверн, щурясь от яркого солнечного света, словно тот резал их глаза после долгих дождливых ночей.       Но вскоре Висенья вновь заметила нечто странное: молодая девушка, выкладывающая на деревянный прилавок свежие булочки, имела светло-платиновые локоны, которые выглядывали из-под чепчика. Её волосы были точно такими же, как у принцессы, как у мужчины с пирса, как у королевы. Пройдя чуть дальше, она увидела мальчишку с кривыми чертами лица, чьи такие же волосы были собраны в простой хвостик. Оба ребёнка выделялись среди остальных своим необычным, почти королевским цветом.       Чувство тревоги вновь накрыло Висенью. Она вдруг ощутила странное чувство чуждости, как будто её присутствие здесь было неправильным. Прохожие кланялись ей вслед, улыбались, гордо называли «принцессой» или «Вашим Высочеством», но каждый поклон лишь усиливал её беспокойство. С каждым шагом она всё сильнее осознавала, что находится в месте, где пороки её семьи стали видны, как никогда раньше. Драконий Камень не пустовал без Таргариенов — тени прошлого всё ещё жили здесь, среди этих людей, их взглядов и жестов.       — Почему у неё такой цвет волос? — тихо, почти шёпотом, спросила Висенья, наклонившись к уху Лорры. Она кивнула в сторону девушки за прилавком, её брови были нахмурены от сомнений.       — Таких, как она, называют «драконьим семенем», — Лорра опустила взгляд, сжав губы, явно испытывая неловкость от столь личной темы. — Понимаете… Некоторые лорды и наследники часто не пренебрегали правилом первой ночи или просто красивыми девушками. Бордель на берегу был им по вкусу, ведь на острове развлечений немного. — служанка смущённо начала перебирать пальцами, стараясь не встречаться взглядом с Висеньей.       — Сколько их здесь? — Висенья нахмурилась ещё сильнее, стараясь осознать всю глубину сказанного служанкой.       — Я не знаю, миледи, — с трудом ответила Лорра, её голос звучал чуть тише, как будто ей хотелось избежать этой темы.       — На острове есть несколько свободных драконов. Неужели никто не использовал своё… право?       — Насколько мне известно, пещеры хорошо охраняются стражниками. — Лорра вновь опустила взгляд, её лицо было сосредоточено на каменной мостовой под ногами, словно там находился ответ на все вопросы.       Висенья, осознавая глубину тени своей семьи, ещё крепче сжала подол своего тёмно-красного платья, края которого уже успели испачкаться в пыли дороги. Она слегка встряхнула головой, желая освободить мысли от всепоглощающего ощущения противоречивости. Несколько небрежных локонов выбились из её простой прически, падая на лоб, придавая её облику легкую неряшливость, которая, однако, только подчеркивала её естественную красоту. Принцесса спрятала своё внутреннее недовольство и смятение за сдержанной, почти отработанной улыбкой, чему её обучала септа, наставляя сохранять лицо при любых неприятных обстоятельствах. Но всё же напряжение выдавали едва заметные складки в уголках её губ и чуть нахмуренные брови. Лорра, стоявшая рядом, тихо вздохнула, понимая, какой клубок мыслей сейчас переплетается в голове её госпожи.       Принцесса подошла к прилавку, на котором лежали свежие булочки. Запах тёплой выпечки окутывал её, словно приглашая забыть обо всех тревогах. Висенья аккуратно достала пару медяков из своего кожаного омоньера и положила их на деревянную дощечку. Девушка за прилавком удивлённо взглянула на принцессу, явно не ожидая такого жеста от принцессы, но её глаза были полны благодарности. Висенья кивнула в ответ, взяв две тёплые булочки, которые ещё источали пар.       — В деревне есть ювелир? — спросила Висенья, передавая одну из булочек Лорре, её голос звучал с лёгкой ноткой надежды, будто она искренне верила, что её вопрос не будет напрасен.       — Нет, конечно, — Лорра тихо хихикнула, счастливо улыбаясь, её глаза заискрились от неожиданного угощения. — Не стоило, миледи. Благодарю!       — Ты проснулась даже раньше меня, — улыбнулась Висенья, отломив кусочек булочки и спрятав его за губами. Вкус был нежным, теплым, как само утро. — Неужели никто здесь не занимается украшениями?       — Кузнец иногда кует цепочки из металла. Раньше даже покупал у торговцев драгоценные камни, — ответила Лорра, её улыбка слегка угасла, уступив место воспоминаниям.       — Тогда идем к кузнецу, — уверенно сказала Висенья, ускоряя свой шаг.       Лорра повела её через узкие улочки, по которым пробивался мягкий солнечный свет. С каждым шагом звук молота, ударяющего по стали, становился всё громче, отдаваясь ритмичным эхом в каменных стенах домов. В самом сердце деревни находилась кузница, откуда веяло жаром, смешанным с запахом горящего угля и свежей стали. Кузнец, мужчина в годах с мускулистым загорелым торсом, ловко орудовал молотом, каждый его удар был точным и мощным, словно он вкладывал в работу все свои жизненные силы.       — Ваше Высочество! — услышав звук лязгающей брони и приближающихся гостей, кузнец мгновенно отложил своё орудие и низко поклонился, его голос был уважительным и несколько удивленным.       — Как Ваше имя? — спросила Висенья, её взгляд был пристальным и совсем немного строгим. Тем самым она хотела уподобиться своей матери, отчего выражение лица сильно разилось с тем, как она неожиданно для себя сильно напряглась от несвойственной эмоции.       — Флинн, Ваше Высочество, — ответил кузнец, слегка хрепя, словно от долгих лет работы у горячего горна.       — Флинн, мне сказали, что Вы обладаете навыками ювелира. А ещё, что у Вас иногда бывают заморские драгоценные камни, — произнесла Висенья, сделав шаг ближе, её голос был спокойным, но требовательным.       — Я давно этим не занимался, миледи. Да и остался только осколок аметиста из Наата, — с сомнением в голосе ответил Флинн, его тёмные глаза забегали, словно он пытался вспомнить что-то важное. — Вряд ли мои умения Вам пригодятся.       — Думаю, Ваши руки всё ещё помнят, — мягко, но уверенно сказала Висенья, расстегнув замочек на своём серебряном ожерелье и подойдя ближе. В пустом касте, где когда-то был сапфир, теперь зияла пустота. Она показала украшение Флинну. — Осколка хватит для этого?       — Вполне, Ваше Высочество. — кивнул Флинн, его лицо приняло сосредоточенное выражение, как у мастера, вновь приступающего к любимому делу.       — Дополните ожерелье аметистом, — Висенья передала украшение в руки кузнеца и улыбнулась, её лицо вновь стало мягким и дружелюбным. — Сколько это будет стоить?       — Я не могу взять с Вас денег, миледи, — с легким поклоном ответил Флинн.       — Тогда скажите сумму моей служанке, — Висенья кивнула в сторону Лорры, которая стояла чуть позади. — Это её заказ.       Флинн нахмурился, явно озадаченный, но быстро согласился. Он тихо прошептал что-то Лорре, а та кивнула в знак согласия, повернувшись к своей леди с лёгкой улыбкой.       После кузницы Висенья, медленно отламывая кусочек булочки за кусочком, продолжила неспешно прогуливаться по деревенским улицам. Утренние часы были наполнены суетой, но она не была слишком шумной, как в больших городах. Вокруг всё ещё царила атмосфера тихого спокойствия, смешанного с радостной энергией нового дня. Люди занимались своими делами, встречались и улыбались ей с почтением, кланялись и приветствовали её, но принцесса всё ещё ощущала тень чего-то давнего и тягостного, что сопровождало её на этих улицах.       Ближе к полудню Висенья уже стояла перед величественными вратами Драконьего Камня, глядя на мрачные и древние стены замка, которые поджидали её возвращения, словно напоминая о долге, от которого не убежать. Молодой драконоблюститель, по-юношески увлечённый беседой со стражниками, говорил с ними так оживлённо, что не заметил приближения Висеньи.       — Где всё это время был Вермитор? — спросила она, ненароком прерывая их разговор, её голос был твёрд, но в нём чувствовалось скрытое беспокойство.       Стражники синхронно склонили головы в знак почтения, но молодой парень заметно вздрогнул, быстро обернувшись на её голос.       — Все две недели он находился в пещере с Сереброкрылой, — ответил он, часто моргая, слегка растерявшись от внезапного появления принцессы. Его голос звучал сдержанно, однако в нём проскальзывал оттенок гордости. — Я видел его издалека, но другие подходили ближе.       — У него хороший аппетит? — Висенья смотрела на юношу с вниманием, её глаза слегка прищурились.       — Иногда он улетал и приносил диких коз в пасти, но ему скармливали баранов и одного быка, — уверенно ответил парень, даже слегка расправив плечи, словно находился в центре важных событий.       — Что насчёт кладки Сереброкрылой?       — Три яйца, — с гордостью протянул парень, его лицо озарилось счастливой улыбкой. — Но она уже стара, поэтому целыми днями отдыхает в пещере.       Висенья благодарно кивнула, готовясь сделать следующий шаг к раскрытым вратам замка, которые, казалось, обещали ей укрытие в своих древних, мрачных стенах. Но внезапно её хрупкий мир был прорезан звонким, гортанным рёвом, доносившимся с запада. Этот звук разорвал тишину, как острый клинок, и все её внутренние барьеры треснули в одно мгновение. Принцесса вздрогнула всем телом, ощущая реальную волну ледяного страха, которая, как казалось, поглотила все вокруг. Она замерла на месте, дыхание стало сбивчивым, а сердце болезненно сжалось в груди, как будто стараясь спрятаться от боли, которая вернулась с этим рёвом.       За первым оглушительным ревом последовал второй — более грубый и сиплый, который сразу же эхом отозвался в её памяти хриплым голосом прошлого. Её внутренний мир окончательно пошатнулся, как зыбкая почва под ногами. Висенья бросила боязливый взгляд на Лорру и сира Гаррольда, и хотя они были рядом, их присутствие казалось таким же беспомощным, как и её собственные чувства. Её губы сжались в тонкую, напряжённую полосу, а дыхание стало прерывистым и неглубоким, словно воздух внезапно пропал.       Лорра вторила ей в испуге, её пальчики дрожали, когда она прижала их к своим губам, стараясь сдержать опасливый вздох. Висенья видела, как тревога отражается в глазах её служанки, и этот страх только усиливал её собственные эмоции. Каждый приближающийся звук хлопающих крыльев, каждый взмах отдавался в её голове эхом. Эти могучие удары, казалось, синхронизировались с её сердцебиением, которое теперь отзывалось глухим стуком в её висках и ушах. Висенья чувствовала, как каждый ее собственный вздох только усиливал нахлынувшую тревогу, возвращая воспоминания о недавней боли, которые она старалась забыть. Отчего-то привычные ей возгласы могучих существ, хлопки крыльев о тихие воздушные потоки и само ощущение их приближения превратились в тягучее ожидание неизбежности. Слова жрицы о ее собственной судьбе скрылись за тем штормом, что резко поглотил ее мысли и чувства. Хотелось все бросить и сбежать с этого острова, лишь бы не видеть прежнего мрака в одиноком глазу своего дяди.       Но где-то глубоко внутри, словно единственный листок зелёной травы прорастал сквозь толстый, тяжёлый слой снега, поднималась другая эмоция — решимость. Она была столь невесомой, столь незаметной, что Висенья даже не поняла странного ощущения, из-за которого пальцы крепко сжались в кулаках, а нижняя челюсть заметно напряглась. Этот рёв принадлежал дракону того, кто посмел разорвал её душу на части, кто оставил шрамы на её сердце, которые совсем не успели зажить. Эймонд вернулся. Но вместе с ним вернулась причина возможного разрушения спокойствия не только в её сердце — в сердцах всех её окружающих. Висенья не могла себе позволить похоронить слова Нессарии, которые та будто выжгла раскалённым мечом глубоко внутри неё. Быть может, обуздать бушующее пламя — это единственный выход для сохранения долгого мира в семье и стране, а если нет, то она хотя бы попытается. Но одно Висенья знала точно — она больше не позволит ему подчинить свою волю.       — Если пожелаете, он сможет добраться до Вас только через всю стражу Драконьего Камня, — прервал тишину сир Гаррольд, его голос был глубоким и спокойным, как каменные стены замка, готового защитить её.       Эти слова, казалось, на мгновение дали ей опору, позволили наконец найти точку равновесия. Но Висенья знала, что дело не в стражах и не в каменных стенах. Дело было в ней. Она сглотнула, стараясь унять дрожь в руках и сердце. Её голос, когда она заговорила, был тихим, однако только принцесса могла чувствовалась всю глубину её внутренней храбрости.       — Нет, — выдохнула она, и с этим выдохом ушёл последний след сомнения. Она сглотнула, приводя свои мысли в порядок, как полководец, готовящийся к битве. — Он мне больше ничего не сделает. — За смутным фасадом ее напряженных губ и хмурого взгляда скрывалось внутреннее удивительное самообладание. Противоречивое, идущее врозь с осознанием того, что возможный ужас может повториться. Но теперь её сердце билось с другой целью — не просто защититься, но и отыграться, взять судьбу под свой контроль.

***

      Тессарион и Вхагар приземлились на холм возле входа в пещеру с мощным, но усталым треском крыльев. Огромные драконы замедлили свой бег, и, как будто по молчаливой договорённости, оба отказались заходить внутрь пещеры. Вхагар, старая и мудрая, тяжело уложила свою массивную морду на потертое крыло, иногда издавая низкий рык, когда её младший сородич игриво задевал её хвостом. Её усталость казалась отражением не только возраста, но и накопленной мудрости, в то время как Тессарион, полный энергии и юношеской дерзости, искал забаву в простых провокациях.       Дейрон, убирая свои кожаные перчатки за пояс, весело улыбнулся, наблюдая за драконами и ощущая почти комичную параллель между ними и их всадниками. Его взгляд скользил от игривого Тессариона к спокойной, неторопливой Вхагар, и он не мог не заметить, как их поведение отражало его собственное общение с Эймондом. Однако старший брат оставался холодным и замкнутым, его лицо было сосредоточенным, как будто каждый мускул был выточен из камня. Все шутки Дейрона о схожести драконов и о том, как приятно наконец увидеть Драконий Камень, оставались без внимания. С самых похорон Эймонд не расслаблял своих бровей, хмурясь так глубоко, что его лицо казалось погружённым в тень.       — Что-то не так, брат? — неоднократно спрашивал Дейрон с весёлой, но искренней заботой. Но каждый раз Эймонд лишь бросал краткий, сухой взгляд в ответ, словно не находил в этих словах особого смысла.       Рейнира не вырезала ему глаз — этого достаточно, чтобы Эймонд не чувствовал себя спокойно. Возможно, это произошло благодаря притворному доверию, которое её дети проявляли к нему. А может быть, благодаря разумному решению Деймона сосредоточиться на церемонии. Но что-то в этой ситуации всё равно не давало покоя Эймонду, словно невидимая тень преследовала его мысли. Люцерис, теперь лорд Высокого Прилива, не мог просто так оставить Висенью, узнав о запрете Эймонда. Джейса же, преданного своей семье и чести, было сложно представить покорным и молчаливым — его огненная натура вряд ли позволила бы ему оставить младшую сестру без защиты, если бы не была на то серьёзная причина.       Эймонд глубоко задумался над этой мозаикой, где ещё не хватало важных деталей. Возможно, все неприятные подробности вскроются позже, но он знал одно: Дейрон, несмотря на свою близость с ним, всегда испытывал особую тягу к интригам и тайнам. Его любопытство, искреннее и неуёмное, было, пожалуй, единственным недостатком в образе улыбчивого, добродушного принца. Однако этот недостаток мог стать решающим в судьбах многих, кто доверился его беззаботному обаянию. Не просто так он решил прилететь сюда. И Эймонд прекрасно осознавал это. Он понимал, что Дейрон, сам того не желая, мог стать опасной фигурой в игре, чьи последствия непредсказуемы. Но, несмотря на это знание, Эймонд не мог отвернуться от брата. Их связь, выкованная ещё в детстве, была крепка, как драконья чешуя. Дейрон оставался, возможно, единственным союзником Эймонда на поле битвы. И это заставляло его смириться с возможными последствиями — с той роковой ролью, которую Дейрон мог сыграть в судьбе не только своей, но и их общей.       На церемонии Эймонд, конечно, не присутствовал. Он и без того часто размышлял о будущем, представляя тот момент, когда юный мальчишка займёт трон в Дрифтмарке, а перед ним будут склонять колено старые моряки, испытавшие на себе всю силу морей и ветров, видевшие куда больше, чем он. Он ясно представлял себе горделивое выражение лица Рейниры, когда ещё один её хитроумный план воплотился в жизнь, словно она сама расставляла фигуры на шахматной доске, и каждый ход был ей подвластен. В его голове мелькали и образы косых взглядов Рейны, которые она бросала на него каждый раз, как только он оказывался в пределах её зрения. Её глаза говорили больше, чем она сама — в них читались упрёк и скрытая ненависть, словно в его присутствии она видела напоминание о том, что было отнято.       Но для Эймонда она не представляла ничего большего, чем завистливая девчонка, чьи обиды были жалкими по сравнению с тем, что он пережил. Вхагар — дракониха, которую он честно заслужил — теперь подчинялась ему безоговорочно, их души сплелись воедино, и это знала не только Рейна, но и каждый, кто видел их вместе. Вхагар была его гордостью, его силой; и эта одна из его побед давала ему чувство превосходства. Люцерис, который когда-то осмелился противостоять ему, питал искренние, но позорные чувства к Висенье. Эймонд знал, что Люцерис любил её, может быть, даже горячо и самозабвенно, забывая о Рейне, которая должна была стать его будущей женой. Висенья, в конечном итоге, получила обоих — и Люцериса, и внимание Эймонда, и даже больше — дракона, который чудом не сжёг её в пещере.       Принц с каждым новым рассуждением всё больше понимал её зависть. Когда-то он сам несправедливо находился в тени своего старшего брата и, что ещё хуже, в тени королевских бастардов, которым не было дела до его стремлений и амбиций. Он знал это чувство, как никто другой, — чувство обиды, несправедливости, когда твои заслуги остаются незамеченными, а чужие успехи возвышаются над тобой. Но сейчас Эймонд больше не был тем, кого можно легко затмить. Долг уплачен, и возможность увидеть глаз Люцериса на блюде больше не прельстит так, как раньше. А Стронгу отныне всю жизнь нужно исполнять свой долг перед королевой и нелюбимой женщиной.       Поднимаясь по длинной каменной лестнице, Эймонд всё ещё погружался в свои мысли, в то время как Дейрон с лёгкой улыбкой оглядывался вокруг, отмечая вслух завораживающую красоту спокойного моря, сверкающего под мягким светом дня. Но внезапное появление нескольких фигур у ворот Драконьего Камня застало обоих принцев врасплох. Темно-красное платье принцессы мягко колыхалось на ветру, словно продолжение спокойного моря, пока она, не отрывая хмурого взгляда от своих дядей, спокойно скрестила руки за спиной.       Дейрон, не упустив этот жест, заметил её пренебрежительную улыбку. Стражники и служанка почтительно склонили головы перед Таргариенами, а принцесса лишь едва заметно изогнула уголки губ, играя с выражением лица.       — Дорогая племянница! — с радушием в голосе Дейрон подскочил к Висенье и обнял её за плечи, при этом заметив алый след, выглядывающий из-под изящного шарфика. — Как строги твои глаза.       — Вовсе нет, я рада Вас видеть, дядя. Но мне нечего Вам показать. — с лёгкостью отбросив строгий тон, Висенья улыбнулась, подхватив игривую манеру Дейрона. Ласково проведя ладонью по его спине, она ненавязчиво отстранилась, развернувшись всем телом к дяде.       — Я знаю. Но сегодня погода хороша, и Эймонд вернулся, — кивнул Дейрон в сторону старшего брата, чей взгляд оставался холодным и отстранённым, как всегда.       — Верно, вернулся, — Висенья провела глазами по стану Эймонда, словно оценивая его с головы до ног, но не задерживаясь надолго. Ловко обхватив предплечье Дейрона, она мягко потянула его к открытым вратам. — Вы ведь здесь впервые? Позвольте мне показать Вам всю прелесть родового замка.       Дейрон невольно задержал взгляд на её запястье, где белые бинты едва заметно выглядывали из-под длинного рукава красного платья. Едва уловимо усмехнувшись, он позволил себя увлечь во двор, прислушиваясь к её рассказу о недавно прибывшей заморской гостье.       — Сир… Прошу прощения, как Вас зовут? — в это время Эймонд окликнул одного из знакомых ему стражников, который последовал за ними вместе с тихо идущей служанкой, и подошёл ближе.       — Гаррольд, Ваше Высочество. — Мужчина стремительно развернулся и покорно склонил голову.       — Сир Гаррольд, Вы ослушались моего приказа, — задумчиво произнёс Эймонд, скрещивая руки за спиной. Его нахмуренное лицо выражало такую сосредоточенность, будто он тщательно обдумывал каждое следующее слово.       — Насколько я помню, Вы приказывали не дать принцессе сбежать из замка.       — Что означало — не выпускать её за его пределы. Неужели она так скоро вышла лишь затем, чтобы встретить своих родственников? — Эймонд слегка склонил голову и изучающе вгляделся в лицо собеседника, выискивая следы сомнений или колебаний.       — Принцесса пожелала прогуляться по улицам деревни на берегу. Я исполнял её приказ. — Сир Гаррольд глубоко вдохнул и замер, мгновенно осознав, что его слова могли быть расценены как дерзость перед принцем, известным своим отсутствием жалости.       — Вряд ли она может лишить Вас головы за неповиновение, — голос Эймонда прозвучал тихо и угрожающе, когда он подошёл ближе и медленно уложил ладонь на холодное стальное наплечье мужчины, склоняясь к нему. — А я могу.       — Позвольте, мой принц. Я не могу исполнять приказы, которые противоречат друг другу, — процедил Гаррольд сквозь сжатые зубы, однако взгляд его оставался прямым, словно утверждая собственную правоту.       — Тем не менее, Вы ослушались меня, — отозвался Эймонд и, убрав руку, медленно двинулся к воротам. — Но я дам Вам ещё один выбор. Снимите свой белый плащ — или немедленно покиньте этот остров. Однако учтите: если я увижу Вас в Красном замке рядом с королевой, второго выбора уже не будет.       Гаррольд шумно выдохнул, кивнув резким, рваным движением, и отвёл глаза от самодовольной ухмылки Эймонда, словно опасаясь, что любое выражение на его лице будет истолковано неверно.

***

      Висенья крепче сжала тряпичный рукав камзола Дейрона и уверенно направилась к небольшой круглой септе. Она уже успела показать кухню в форме лежащего дракона, рассказала о жрице, что отплыла этим утром, и вместе с дядей разделила восхищение замком. Оба выглядели гармонично рядом: улыбка Дейрона заставляла глаза Висеньи сверкать звёздочками счастья, а она, в свою очередь, искусно утоляла его любопытство своими многочисленными рассказами. После двухнедельного заточения ей было особенно приятно встретить хоть кого-то из родни, помимо Эймонда, и принцесса даже не задумывалась, почему вместо братьев прилетел именно дядя.       Дейрон сначала тоже не понимал, но теперь пазл в его голове начал складываться.       — Драконий Камень не может похвастаться роскошной септой, но вся её прелесть скрыта внутри, — сказала Висенья, обернувшись к дяде и останавливаясь на каменных ступенях перед тёмным зданием с высоким куполом. Она скромно улыбнулась и отворила двери, впустив звонкий стук своих каблуков в пустое пространство. — Возможно, это чересчур, но так только кажется из-за скромного облика снаружи. — Она негромко засмеялась, доходя до середины септы и останавливаясь в кругу плиток на полу.       — Будь я септоном, сказал бы, что и людям следовало бы так выглядеть, — задумчиво заметил Дейрон, проходя между каменными скамьями и останавливаясь у статуи Матери. Вдоль стен выстроились Семеро, украшенные золотом и драгоценными камнями, сияя на белых мраморных пьедесталах. — Откажись от лишнего блеска и позволь себе светить изнутри. — С лёгкой усмешкой он взглянул на племянницу.       — Вам не идёт, дядя, — с улыбкой ответила Висенья и вскинула голову, разглядывая солнечные лучи, что пробивались сквозь высокие окна и мягко ложились на каменный пол.       — Жаль, а ведь когда-то я хотел стать септоном, — многозначительно произнёс Дейрон, медленно обходя помещение и внимательно изучая сверкающие в камнях блики. — Мне нравилась мысль о том, чтобы стать таким, как эта септа: простым снаружи и ярким изнутри, благодаря свету веры. Но когда мне рассказали обо всех запретах, я быстро передумал.       — Было бы несправедливостью оставить Вашу доброту лишь для молитв и грешников, — Висенья присела на каменную скамью, придерживая подол тёмно-красного платья. Её взгляд следил за каждым шагом дяди.       — Потом я захотел стать рыцарем, — продолжил Дейрон, словно её слова утонули в его мыслях. — Или королевским гвардейцем, чтобы быть рядом с семьёй. Я готов был принять обеты, ежедневно тренировался с братом матушки, а в свободное время подавал вино лорду Хайтауэру. — Он остановился у статуи Воина и скрестил руки за спиной, как Эймонд. — Даже стал оруженосцем сира Гвейна. Но потом пришло письмо из Королевской Гавани: королева заключила мирный договор, и я должен был взять в жёны дорнийскую принцессу, — Он посмотрел на Висенью, его взгляд скользнул куда-то мимо её лица, в пространство, где будто хранились старые воспоминания. — Потом была свадьба, война и триумф Эймонда. А я сидел в Призрачном Холме, пресыщаясь фруктами до тошноты, и даже не мог предложить помощь на Ступенях — иначе это бы расценили как побег.       — Но Вы же дорнийский принц. Разве Вам нужно спрашивать разрешения? — Её голос прозвучал тихо и мягко, как эхо в пустой септе, и в нём мерцала боль.       — Только на словах. В Дорне я всего лишь игрушка в чужих руках, отданная Линне Мартелл. Вернее, проданная. Моя собственная мать продала меня Рейнире, и с того дня моя судьба была в её руках. — Его лицо переменилось: улыбка и лёгкость исчезли, осталась лишь тонкая полоса сжатых губ и дрожащие от сдерживаемых чувств брови.       — Мне жаль, дядя… — прошептала Висенья, опуская взгляд, а её нижняя губа дрогнула под тяжестью несказанных слов.       — Зови меня по имени. Мы ведь с тобой похожи, — с тенью иронии отозвался Дейрон, медленно сокращая дистанцию между ними. Его пальцы нежно подцепили серебряный локон и начали неспешно прокручивать его. Когда Висенья подняла глаза, полные молчаливого сожаления, он кротко улыбнулся. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы смотреть правде в лицо. Тебя тоже продали, но, боюсь, твой покупатель гораздо хуже, — шепотом добавил он, опуская руку на её шарфик и осторожно отодвигая край, чтобы разглядеть алые следы. Пальцы принца замерли на мягкой ткани, и взгляд стал чуть мрачнее. — Знаешь, Тессарион понравилось в Дорне, — продолжил он, словно успокаивая не только её, но и себя. — Даже моя жена чем-то напоминает тебя: такая же улыбчивая и благородная. И мне, в отличие от тебя, не на что жаловаться, — он аккуратно натянул шарф повыше, скрывая следы на шее, и краем глаза уловил, как пышные ресницы Висеньи дрогнули. Она уводила взгляд вниз, пряча его в складках платья, которые машинально теребила. Дейрон мягко уложил ладонь на её макушку и провёл пальцами по светлым волосам. — Королева должна была это предвидеть… Я не оправдываю Эймонда. Всё это — между тобой, моим братом и Люком.       Висенья резко подняла голову, её глаза расширились от неожиданного страха, замечая тень любопытства во взгляде дяди.       — Ты знаешь, Дейрон? — почти утвердительно прошептала она, тяжело выдыхая.       — Нет. Я не знаю, что случилось. Но сначала Эймонд прилетает на похороны один, потом довольно скалится на Люцериса, а вчера лорд Приливов передал мне письмо, о котором не должен узнать твой жених. Произошло что-то ужасное, и за всем этим стоит Эймонд?       — Нет, — быстро выпалила Висенья, а затем смутилась. — Не совсем… Он виноват в том, что ты заметил. Но на самом деле нас всех предал один человек. — Её голос сорвался на глухой вздох, и она сжала ладони на холодном камне. — Но злость на Эймонда не проходит. Я должна его простить… но не могу. Мне всё ещё страшно.       Дейрон что-то неопределённо пробормотал и сел рядом с ней, накрыв её тонкую кисть своей рукой.       — Ты имеешь право злиться на него, — тихо сказал он, кончиками пальцев поглаживая её костяшки. — Он поступил ужасно по отношению к тебе. Но если ты думаешь, что отстранение поможет, это ошибка. Если так пойдёт дальше, вы не заговорите друг с другом до самой свадьбы, — принц на мгновение задумался и, понизив голос, добавил: — Один мудрый человек как-то сказал мне: «Золотое правило брачной жизни — терпение и снисходительность».       — Так мне просто простить его? — Висенья подняла на дядю растерянный взгляд.       — Ты не наивна, чтобы простить его так легко. Но покажи, что он не сделал ничего неисправимого, и тогда дракон внутри него будет бороться за твоё доверие, — Дейрон мягко заправил серебряную прядь за её ушко и улыбнулся с нежностью. — Я знаю Эймонда даже лучше, чем наша матушка. Он не чудовище. Он просто привык притворяться им.       Висенья нахмурилась, словно что-то вспомнив.       — Какое письмо передал мой брат?       Дейрон чуть заметно вздрогнул, и его глаза блеснули усмешкой.       — Ах да! — Он порылся в кармане брюк и вынул сложенный в несколько раз пергамент с тёмной ленточкой, передав его девушке. — Постарайся скрыть это от Эймонда. Иначе все наши усилия будут напрасны.

***

      Дейрону выделили покои, которые некогда принадлежали наследному принцу — Джейсу. Принц предпочёл остаться там до вечера, взяв пару книг из библиотеки, и теперь Висенье снова нечем было заняться. Даже Лорра ушла на кухню, чтобы заменить заболевшую подругу. Принцесса устало опустилась на широкий резной стул возле зеркала и стола с несколькими ящиками. В одном из них лежала старая серебряная шкатулка, которую служанка принесла ей в первый день.       Висенья лениво уложила голову на ладонь, перебирая украшения тонкими пальцами, словно надеялась найти среди ожерелий и колец что-то большее, чем просто следы прошлого. Золото, жемчуг, драгоценности, которые когда-то носила её мать. Королеве золото шло, это она подметила давно. Но к себе оно казалось чужим: она прикладывала золотую цепочку к шее, и в отражении что-то диссонировало. А серебро привычно смотрелось на её ключицах, но теперь отсутствие сапфиров неосознанно вызывало странное беспокойство.       Даже когда Эймонд был не рядом, он находил способ оставить о себе воспоминания. Его колье — не просто украшение, а начало всепоглощающей бури, той самой, что затмевала разум и тревожила сердце. Эти сапфиры стали её. Они казались идеальным завершением её образа, но Висенья до сих пор не понимала, почему Эймонд отдал столь ценную вещь ей. Почему не Хелейне, которой он так искренне улыбался, держа её лицо в ладонях? Почему не матери, которой он столь безоговорочно поклонялся?       Ответ Нессарии только усугубил её сомнения:       «Чью кровь должен обменять Эймонд за этот камень?»       Мысль о том, что кто-то ещё может пострадать, пронзала холодом. Если уж кому-то суждено нести это бремя, то пусть это будет она — лишь бы не увидеть ещё чьи-то увечья. Жрица говорила, что её предназначение — стать связующим звеном между двумя враждующими стихиями. Но как пятнадцатилетняя девушка, не сумевшая справиться даже с собственными чувствами, может усмирить бушующее пламя?       Её пальцы машинально крутили слегка помятое письмо. Благодаря предостережению Нессарии Висенья точно знала, что должна с ним сделать. Но отправить его в огонь сразу не хватало духа. Письмо от Люцериса. Она бы с радостью увидела его сейчас, прижалась к нему, поделилась своими тревогами и выслушала его советы. Хотела бы она знать, догадался ли он, почему она так и не прилетела. Но Эймонд знал. Слова Дейрона о том, что он видел, оставили тревожный след. Между дядей и племянником произошло что-то, что не могло остаться незамеченным. Улыбка Эймонда, напоминавшая хищный оскал, всегда вызывала у неё дрожь, потому что появлялась лишь тогда, когда он был уверен в своей победе.       «А зачем гадать?» — подумала Висенья, внезапно ощутив прилив самоуверенности. Она знала, где его найти.       Принцесса спрятала письмо в серебряную шкатулку и скрыла её в ящике стола. Выйдя из покоев, она не обнаружила мужчину, что последнее время сопровождал её повсюду, но, не желая отвлекаться, уверенно направилась в центральный зал, прислушиваясь к ритмичным ударам своих каблуков по каменному полу. Здесь ему было одиноко так же, как и ей. Но если для неё замок был домом, то для Эймонда — лишь временным пристанищем. Единственным, что удерживало его здесь, оставался зал с расписным столом.       Висенья остановилась у входа и, медленно развязывая шарфик, кивнула стражникам, которые тут же распахнули тяжёлые двери. В тусклом мерцании камина он сидел, сосредоточенно вглядываясь в очертания Дорнийских Марок на столе. Рядом стоял позолоченный кувшин с вином и одинокий бокал. Поначалу Эймонд не обратил внимания на звук дверей, но стоило раздаться размеренной поступи — он резко вскинул взгляд. Висенья пересеклась с ним всего на мгновение, прежде чем опустила голову и, дёрнув концами шарфика, оставила его узкой накидкой на плечах. Под ним скрывались следы его несдержанности. Возможно, единственное, что могло удержать её от нового витка боли.       — Как прошли похороны? — с легкой нервозностью спросила она, подвигая к столу тяжёлый стул с оглушительным скрипом.       — Спокойно. На этот раз обошлось без кинжалов, — Эймонд шумно выдохнул, выпрямляя спину.       — Как матушка и мои братья? — Висенья села напротив него, стараясь скрыть затаившийся страх.       — Переживают за тебя, — его взгляд задержался на её лице, изучая каждую эмоцию. Он неторопливо поднёс бокал к губам и продолжал следить за ней, как хищник, наблюдающий за жертвой.       — Вы вернулись целым. Чем объяснили моё отсутствие? Соврали, вероятно.       — Ты болеешь. Отчасти это правда, — ответил он, не отводя взгляда. Его глаз медленно скользнул к её шее, где его взору открывались три тёмные полосы. Девушка заметила, как он смотрит, и нарочито заправила передние пряди за уши, оголяя синяки ещё больше. Эймонд поморщился и допил вино до дна, нахмурившись — от горечи на языке или внутри себя.       — Моя сестра была рада моему отсутствию?       — Ты всё ещё считаешь её сестрой? — усмехнулся он, ставя бокал на поднос. — Не знаю, какой из её взглядов можно считать радостным. Может, все.       — Жаль, — искренне ответила Висенья, сжимая губы и отводя взгляд к кувшину с вином. — Добились ли Вы правды? Вряд ли бы полетели на похороны Корлиса в одиночку без веской причины.       — Какая догадливая, — с усмешкой протянул Эймонд. — Люцерис отчаянно доказывал, что ваши отношения не выходили за рамки родственных. Но он не настолько глуп, чтобы после прочтенного письма поверить, что ты и впрямь заболела, и смог догадаться, что лететь к тебе стремглав — прескверная затея. Лорд Приливов оказался не таким безрассудным, как я думал.       — Лорд… — повторила Висенья и тяжело вздохнула. — Думаю, через год у меня самой уже появятся племянники. — Сдавленно улыбнувшись, Висенья тщетно старалась скрыть вновь подступившую горечь к горлу. Люцерис исполнил волю их почивших отца и деда, но принцесса, как и они, этого не увидела.       — Даже раньше, — кивнул он.       — Что Вы имеете в виду?       — Леди Бейла заметно округлилась, хотя живота пока не видно.       — Правда? — Висенья вскочила со стула, прикрывая щеки ладонями. Вся её печаль испарилась в миг, уступив место искренней радости.       Эймонд не смог сдержать улыбки. Он кивнул, совсем немного разделяя воодушевленность принцессы. Но не за Джекейриса и Бейлу — было отрадно видеть прежний огонек в глазах племянницы, который, как казалось, он потушил собственными руками.       — Но они всё ещё не в браке…       — В скором времени нас ждёт две свадьбы, — он встал и медленно приблизился к ней, не разрывая зрительного контакта. — Сначала они, потом мы.       Девушку будто резко скинули с небес на землю. Поглощенная мыслями о пророчестве жрицы и о великом наследии, она совсем забыла о том, что ей предстоит в недалёком будущем.       — Тогда нам стоит быстрее отправиться за яйцом и вернуться в столицу, — Эймонд подошел настолько близко, что подбородок пришлось высоко поднять, дабы первой не проиграть в эти странные гляделки. Однако отчего-то все это показалось очень знакомым, привычным, как будто он и не опустошил её душу своим жестоким нравом. — Хочу как можно скорее поздравить брата и сестру.       — Нам? — переспросил мужчина и, чуть щурясь, напористее вгляделся в сапфировые оленьи глаза пониже. Ладонью он плавно провел по её предплечью выше и, стянув шарфик так, чтобы он упал к ногам, пальцами огладил тёплые красные пятна на шее.       — Нравится то, что видите? — на грани шепота спросила Висенья и недовольно нахмурилась.       В ответ Эймонд лишь шумно выдохнул и почувствовал, как девушка дёрнулась от столь нежных, практически невесомых прикосновений к синякам. Но Висенья выждала ещё с полминуты в надежде услышать хоть какой-то ответ. Обречённо взглянув в его одинокий глаз, она повела плечами и ладонью убрала руку мужчины со своей шеи. Резво подняла шарфик и направилась к выходу, вновь гордо отбивая марш своими каблуками.