Midday vēzos [полуденное солнце]

      Тот день 135 года жители Королевской гавани запомнили надолго. Солнце было ярким, пышные облака то и дело закрывали столицу от его лучей, позволяя отдохнуть в блаженной тени. Морские волны тихо накрывали песочные берега, и вода ранней весной была теплее, чем обычно. С утра, как всегда, улицы кипели жизнью: торговцы открывали свои лавочки и, перекрикивая друг друга, зазывали народ; запах свежего хлеба заполонил всю улицу Пекарей и позволял наслаждаться ароматом булочек даже на соседних; кузнецы так звонко отбивали дорогую сталь, что грохот их молотов напоминал перелив колоколов. И было все совершенно обычно, спокойно, если бы пять драконов не заставляли весь народ то и дело вскидывать лица ввысь. Они привыкли к двум, может к трем, но и при их виде охали, тыча пальцами в небо. Но на этот раз огромные существа действительно поражали своими размерами. Особенно темно-зеленая дракониха, которая даже на высоте птичьего полета с земли была схожа с еще одним облаком, отбрасывая тень с широкими крыльями на улицы и дома столицы. А второго, цвета кобальта, даже самые давние жители гавани никогда не лицезрели. Детишки восторгались, что они прилетели из Валирии, старики же сжимали свои семиконечные звезды на шее, молясь, чтобы это не было правдой.       Стражники в логове встретили Дейрона и Эймонда как героев, восхваляя и их, и драконов. Младший был только рад такому отношению, но одноглазый принц совсем не мог насладиться долгожданными почестями. Невесть что застряло у него в голове так сильно, что всеми мыслями он устремился глубоко в свой разум, искренне желая понять причину своей отрешенности. Тессарион и Вхагар забрали, драконы совсем не противились, будто соскучились по подобному отношению. Их было велено откормить и оставить отдыхать после долгого полета — Дейрон попросил об этом, сверкая улыбкой. Братья взяли лошадей стражников и направились к замку вдоль улиц, собирая взгляды, похвалу и лишние прикосновения. Лишние для Эймонда. Младший принц отвечал на них с особой охотой, благодаря каждого и каждую. Девушки смущались, когда он им улыбался и подмигивал, мужчины же только хохотали от девичьей беспечности. И перед вратами Красного замка на дороге встала грязная белошерстная кошечка, останавливая лошадей. Перед копытами она совсем не испугалась, подошла еще ближе и обвила их своим хвостом. Эймонд шикнул на нее, но животное лишь игриво улеглось на спину, подставляя принцу живот.       — Не будь таким злым, брат. — Дейрон спешился и обошел лошадей, нагинаясь над кошкой.       — Тронешь ее и сегодня же покроешься волдырями.       — И пусть. Не могу же я оставить столь прелестное создание без внимания, — принц зарылся пальцами в длинную шерсть и почувствовал мелкую вибрацию под ними. — Готов поклясться, это последняя живая душа здесь, которая искренне рада моему присутствию.       — Отчего же? Матушка по тебе очень скучала. — Эймонд спрыгнул с лошади и повел двоих в уже открытые врата.       — Я теперь дорнийский принц. — Он грустно улыбнулся и позволил кошке сбежать в подворотню.       Стражники в королевском дворе все как один преклонили колено и приветствовали своих принцев. Кто-то, кто знал их еще с детства, не мог сдержать улыбки, видя, как они выросли в статных мужчин. Одному из них было велено известить королеву об их прибытии. Братья же сразу направились в тронный зал, не желая отлагать свое дело. Там было пусто. Только рыцари в белых плащах охраняли тишину Железного трона. Ждать пришлось недолго: Рейнира чуть ли не влетела, держа подолы своего красного платья. А за ней запыхавшиеся Алисента, Эйгон и Хелейна.       — Принц Эймонд, принц Дейрон! Вся столица ждала вашего возвращения, всматриваясь в небо, — на удивление искренне улыбнулась Рейнира, но обнять братьев не решилась. — Ваш полет был спокойным?       — Небеса чисты и спокойны. Сами Боги улыбались нам, — Дейрон склонил колено и голову. — Я не смог присутствовать при Вашем восхождении на престол. Поздравляю, моя королева. Все семь королевств под надежной защитой.       Эймонд позволил себе скривить губы, но быстро спрятал свою неприязнь в ладони, поправляя свою повязку. Подобные любезности совсем забылись ему за годы на юге и стали противны еще больше.       — Благодарю, Дейрон. Как Ваша жена? Свадьба была пышной, как и полагается дорну?       — Принцесса Линна прекрасна, все Солнечное копье отмечало семь дней подряд нашу свадьбу. Ее отец, Кворел Мартелл, шлет Вам свою признательность за покрытие некоторых убытков. — Дейрон прокашлялся и перевел взгляд на матушку с братом и сестрой. Они были до ужаса взволнованы, но не имели права лезть вперед королевы.       — Полагаю, мне больше не стоит вас задерживать. Отдыхайте, вечером устроим пир по случаю вашего возвращения. — Рейнира слегка кивнула и уже хотела отправиться к выходу, но голос сзади ее остановил.       — Есть еще кое-что, что я не хотел бы откладывать.       — Надеюсь, весть добрая?       — Моя жена носит в себе ребенка, будущего принца Дорна. Он будет иметь фамилию своей матери, но ребенок от моей крови. И от крови наших предков. Я прошу у Вас дозволения взять одно из драконьих яиц, чтобы положить его в будущую колыбель. — Дейрон выглядел очень обеспокоенным, нахмурив свои брови, но голос его был решительным.       — Как Вы мудро заметили: и в Вас, и во мне одна кровь наших предков. Я не смею ограничивать Ваши права на наше общее наследие…       Рейниру перебил громкий стук деревянных дверей. В зал вбежала всполошённая Висенья, явно искавшая свою мать. Но первое, что она увидела, — это тех, с кем она разговаривала. Девушка оцепенела и чуть не свалилась со ступеней, роняя из рук свой плащ. Она сняла его, чтобы немного сбавить жар от бега, что сделало ее еще более несуразной: пряди волос выбились из заплетенных косичек, щеки, налитые румянцем, покрывали мелкие капли пота, и рукава женской рубашки были подвернуты явно наспех и неровно. Ошарашенным взглядом она осмотрела всех присутствующих.       — Не так давно мне поведали о новой кладке Сереброкрылой на Драконьем камне. Вы можете выбрать любое яйцо. Как пожелаете отправиться туда? — Рейнира всем своим видом показывала, что обращать внимание на дочь она пока не собирается. Голос ее стал строже, хотя она того не хотела.       — Я бы предпочел отдать это задание Эймонду. Он был рядом со мной все то время, что я находился в Дорне, и стал добрым другом моей жене. — Дейрон улыбнулся брату и положил руку на его плечо.       — Огромная честь для меня. — Эймонд был хладнокровен, как и всегда, но взгляда с племянницы никак не сводил.       — Тогда отправитесь туда с Висеньей. Она покажет Вам путь и сам замок, а драконоблюстители помогут в пещере.       Принцесса чуть не подавилась слюной. Она знала, что матушка точно позовет ее на серьезный разговор насчет Люка, насчет ее побега утром и своей вольности, когда она ослушалась запрета королевы. Она ожидала любого опала, любого порицания, но то, что матушка накажет ее так, буквально выбило из Висеньи дух. Ее губы задрожали в попытке сказать что-то, и ноги сделали первый шаг навстречу к Рейнире, но теперь перебили ее.       — Тогда мой брат в надежных руках. Благодарю, моя королева. — Дейрон снова склонился, оказывая искреннее уважение, и Алисента тут же бросилась к нему, чуть ли не сбивая с ног своими объятиями. Рейнира прокашлялась и, звеня каблуками, уверенно пошла в сторону выхода, все еще не смотря на свою дочь.       — Матушка… Матушка! — Висенья подбежала к ней уже в коридоре и ухватила ее за рукав. — Почему? Чем я могу быть полезна на Драконьем камне? Отправь с ним Джейса, он скоро вернется.       — Ты одна отправилась в пещеры Драконьего логова, не страшась быть зажаренной. Ты улетела на ночь в леса Грачиного приюта, и ты же ослушалась моего приказа и сбежала на Вермиторе этим утром. Эймонд вернулся, и тебе будет полезно провести с ним время и доказать, что о Люке ты более не думаешь. — Королева говорила быстро, но тихо, не желая донести разговор до ушей замка.       — Кому доказать? Неужели и без этого не ясно, что это просто вздор? — Висенья раздражительно вскинула руки и нахмурила брови.       — В первую очередь, докажи себе. И тогда я поверю, что это просто вздор, — Рейнира тяжело вздохнула и взяла руки дочери в свои. — Я люблю тебя, дорогая. Как и всех своих детей, и всегда желала и желаю для вас только счастья, — она посмотрела вниз и погладила тыльную сторону ладони Висеньи так нежно, будто до этого и не злилась на вовсе. — Мы не можем рисковать. Мы в добрых отношениях с Алисентой и ее детьми, но держатся они на нескольких тонких нитях, которые порвать совсем легко. Твое совершеннолетие скоро наступит, и тогда эти нити сплетутся в прочный канат, но до этого времени всем нам стоит быть осторожными. Не позволяй себе затмить голову, и тогда Боги благоволят тебе и твоему будущему браку.       — Ты беспокоишься только о моем браке, но никогда обо мне. Меня едва ли наказали тогда за побег в логово, но сейчас ты ссылаешь меня на Драконий камень с Эймондом! — Висенья вырвала свои руки из теплых ладоней матери и поджала губы. Ее грудь вздымалась от злости, и глаза раздражительно сверкали. — Деймон бы не позволил! — С этими словами она быстрым шагом направилась вниз по лестнице, оставляя Рейниру обеспокоенно смотреть ей вслед.

***

      В своих покоях Висенья провела весь оставшийся день. Больше не было сил оплакивать разлуку с Люцерисом, все мысли были только о несправедливости своей королевы. Она сильная и мудрая, и ее упорство вызывает только восхищение. Но в этот раз ее жесткий характер заставляет принцессу лишь ненавидеть свою кровь и свое положение. Принцесс не только никто не жалеет, все плюют на их чувства и желания, принуждая повиноваться доброй воле короны. Сейчас слова Люка возникли в голове Висеньи его же голосом в ушах, будто эхом: «Железный трон отравляет всех вокруг него». И всех по-своему. Кому-то он терзает разум, кому-то тело, а кому-то перечеркивает всю судьбу, рисуя своими ржавыми тупыми мечами новую — отвратительную и нежеланную. Удивительно для девушки было то, как все остальные этому так покорно повинуются, и никто не захотел хоть как-то изменить старые порядки. Это желание, возможно, и эгоистичное, но она не первая страдает от долга, предначертанного ей, и точно не последняя. Висенья думала, что матушка, которая когда-то пережила подобное, все же сжалится, но, недолго размышляя, она поняла, что ее первый муж — отец Висеньи — был честен и благороден. Своего второго мужа она выбрала сама, не совещаясь со своим отцом и королем. Даже брак Алисенты был по-своему счастливым, хоть и с большой разницей в возрасте. Рейне с Бейлой выбрали самых лучших женихов во всем Вестеросе. И страдать остается лишь Висенье с Хелейной, причем от двух братьев. Непохожих, но в равной мере невыносимых.       Когда вечером в покои зашла Мариэлла, чтобы подготовить принцессу к пиру, та стояла на балконе, вкушая свежий воздух весеннего вечера. Короткие пряди раздувало по всему лицу, спутывая их еще сильнее.       — Принцесса, скоро будет ужин. Какое из платьев желаете выбрать? — служанка держала в руках черное и красное. Просто платья, но Висенья смотрела на них с полным пренебрежением.       — Найди зеленое, не важно какое.       — Но мне запретили…       — А я приказываю. — Принцесса села у зеркала расчесывать мелкие серебряные колтуны.       Мариэлла отсутствовала достаточно долго, чтобы Висенья успела сама заплести себе волосы: две косы, идущие от висков к затылку и соединяющиеся золотой заколкой с драгоценными камнями, и по одной за ушами, спадающие к шее.       Служанка нашла для принцессы светло-зеленое платье с открытыми плечами, треугольным вырезом, широкими длинными рукавами, золотистой вышивкой на корсете и по всему подолу. Вырез украшала золотая пришитая цепочка.       — Затяни корсет посильнее. — Висенья распахнула и скинула с себя красный халат, оставаясь перед зеркалом совсем без одежды. Пока Мариэлла развязывала шнурки на корсете, девушка наклонила голову и осмотрела свое тело: ее фигура уже давно была похожа на фигуру взрослой женщины. Длинная тонкая шея плавно перетекала в ровные острые плечи; грудь была маловатой для того платья, но упругой и круглой; талия узковата, и ее еще сильнее выделяли округлые бедра.       — Прошу, принцесса.       Мариэлла опустила взгляд вниз, не желая смущать Висенью. Но она бы и не смутилась: ее настрой был решительным, словно она шесть лет назад впервые обрезает свои волосы. Она вступила в пустую середину между подолами, и служанка подняла платье, помогая надеть сначала один рукав, затем второй. Вырез действительно был великоват, но умелые руки быстро справились со шнуровкой, позволяя плотному корсету стянуть талию и подчеркнуть грудь. Когда все было готово, Висенья еще раз осмотрела себя в зеркале, поправляя цепочку и рукава.       — В верхнем шкафчике повязка. Подай ее, пожалуйста. — Девушка указала на комод.       Служанка недоумевающе поднесла ей старую повязку Эймонда, которую когда-то в руки принцессы кинул Эйгон. Перед выходом она вздохнула и сосредоточено пошагала к чертогу, откуда уже пахло едой и слышались шумные разговоры.

***

      Продолжительного отсутствия Висеньи никто не заметил. Или почти никто. К пиру были приглашены не только все члены королевской семьи, но и верные рыцари — защитники королевы, Алисенты и Эйгона с Хелейной. Некоторые стали им добрыми друзьями, но за стол их пригласили скорее за неимением множества людей, как было раньше. Также гостями сего грандиозного ужина были все участники малого совета Рейниры, приглашенные по той же причине.       Королева, разумеется, восседала во главе широкого длинного стола в центре зала. Подле нее — Деймон. По его сторону — Алисента и Эймонд. Крайний стул пустовал, ожидая свою гостью. Со стороны Рейниры: Эйгон, Хелейна и Дейрон. Стол рядом занимали дети помладше: Джейхейрис, Джейхейра, Мейлор, Эйгон и Визерис. Эйгону недавно сровнялось уже 15 лет, и его необоснованно обделяли честью сидеть рядом с матерью. Но этот пир устраивался в честь ее братьев — жаловаться было не на что. Визерис рядом с ним шутил и вызывал звонкий смех у кузины. Восьмилетний Мейлор, скрываясь от взора матушки, налегал только на сладкие пироги, пачкая пальцы в липком сахаре. Внуки покойного короля последние несколько лет росли вместе тихо и спокойно, с удовольствием сплетая узы своей крепкой дружбы на последующие года. Если посмотреть на них — ни за что не скажешь, что их родители когда-то были самыми злейшими врагами, думая даже об убийстве друг друга во имя короны. Но мысли те так и остались лишь думами, глубоко убранными в самые далекие закрома разума, и королевская семья проживала свои года мирно и сплоченно. Как казалось.       Пир был в самом разгаре: музыканты своими мелодиями подогревали аппетит, гости шумно разговаривали и смеялись, дети то и дело выбегали из-за стола, спрашивая о чем-то своих родителей. Все были счастливы, но последнего звена не хватало. Висенья вошла тихо, почти не привлекая внимания. Лишь некоторые за столом рыцарей оглядывались ей вслед и пихали сидящих рядом, чтобы те тоже посмотрели. Постепенно глаза каждого человека в чертоге были снова направлены на нее, но теперь не на несуразную девочку в драконьем костюме, а на статную принцессу в… зеленом платье. Голоса постепенно стихали, и Джейхейра, стоя возле Хелейны, обвила ее руку, приближаясь ближе.       «Это же твое платье, матушка».       Алисента замерла с бокалом в руке, который заметно в ней подрагивал. Когда-то она таким же образом заявила Рейнире о нежелании мира с ней, и сейчас ее дочь делает то же самое. Хайтауэр посмотрела посмотрела на Деймона — тот не сводил глаз с королевы.       Висенья прошла между столами совершенно спокойно, не выказывая радости от своей очередной победы. Она кротко помахала младшим братьям за столом и улыбнулась — ей улыбкой не ответили. Теперь ее ждал только стул возле Эймонда. Она села осторожно, поддерживая подол своего платья, совсем не смотря на дядю.       Королеву слегка передернуло, но она быстро убрала весь свой гнев подальше, снова одаривая присутствующих улыбкой. И гости принялись за еду и напитки, считая, что королева дозволила подобное своей дочери. Разговоры и смех снова заполонили все пространство.       — С твоего ли это позволения? — шепнул Эйгон на ухо жене, одаривая ее запахом вина.       — Да. Служанка искала по замку подходящее платье, я сама ей его передала. — спокойно ответила Хелейна, разламывая кусочек земляничного пирога вилкой.       — Да Рейнира же сожжет нас всех! — Эйгон с грохотом поставил бокал на стол, но говорил по-прежнему тихо.       Грудь Висеньи вздымалась пуще прежнего: только сейчас ее догнал тот страх, который она должна была испытать прежде. И в тугом корсете дышать было крайне сложно, подобное заставляло приоткрыть рот в попытке глотнуть очередную порцию воздуха. Но перед Эймондом, как при драконе, нельзя показывать свою трусость. Перед ним вообще нельзя как-либо выражать свои эмоции, ведь только тогда он либо не заинтересуется вообще, либо будет смотреть лишь с толикой презрения, как и всегда. Девушка шумно выдохнула и расправила плечи, невольно задевая длинным рукавом руку Эймонда. Перед ней был ее любимый жареный фазан в меду и травах, совсем нетронутый. Но из-за своего одеяния наесться она бы не смогла даже при полном желании, таком, как сейчас. Ей оставалось лишь аккуратными пальчиками подцеплять ягоды, фрукты и мелкие пирожные с лимоном. Но вину сегодня она отказать не могла. Ей разрешили его уже давно, и за эти пару лет она успела вкусить его действие на разум несколько раз, невольно прощая дяде Эйгону сильную тягу к хмельному напитку.       Разговоры, мелодии, песни за столом рыцарей, вино — всё лилось рекой. И Висенья смогла освободиться от оков страха, то ли из-за первого опустошенного бокала, то ли из-за такой веселой атмосферы вокруг. Визерис с Джейхейрой танцевали уже в третий раз, но сияли так, словно в первый. Висенья и сама заулыбалась, чувствуя тепло внутри. Но, возможно, опять из-за вина.       Отвлекло ее движение справа. Эймонд подлил ей напиток из кувшина, заглядывая в ее красное личико.       — Дорнийское, — утвердил он и наполнил свой кубок.       — Вы привезли? — девушка тут же немного отпила и вскинула брови. Подобного вкуса она еще не ощущала.       — Нет. Полагаю, берегли его в подвалах для такого случая. — Мужчина пригубил и удобнее устроился на стуле, облокачиваясь о спинку.       — Почему Вы задержались в Дорне? — Принцесса ощущала, как тепло снова расходится по всему телу и расслабляет руки и язык. Ее щеки покраснели, а взгляд постепенно становился умиротвореннее.       — Там тепло, красивые девушки и вкусное вино.       Висенья чуть не протрезвела. Да, Эймонд явно изменился. И не только внешне, но и вид его вниманием обделять не стоит: он возмужал, даже подрос, спина и плечи выросли вширь, и теперь только Джейс мог с ним посоревноваться в этом; статная фигура внушала тревогу при каждом взоре на него; точеные скулы и углы челюсти выделялись еще сильнее, а шрам в действительности только украшал строгое лицо; единственный глаз смотрел на племянницу не как раньше: не сурово, а заинтересованно, но лишь на толику. Пряди закаленного серебра по-прежнему спадали ниже плеч, перевязанные черной лентой на затылке. И повязка как прежняя. Повязка…       — Почему ты не отпустила волосы? — Эймонд отвлек свою племянницу от изучения своего лица.       — Мне так нравится. Удобно, — Висенья рукой потянулась к левому рукаву, желая достать вещь, о которой уже забыла. Но Эймнонд резко перехватил ее запястье, дергая на себя. — Дядя…       — Кинжал?       — Вовсе нет. Как Вы могли подумать? — девушка обиженно нахмурила брови и надула губы. Мужчина лишь несколько секунд поизучал ее лицо, невольно оглаживая пальцами запястье. Но поспешил выпустить руку племянницы из хватки, ожидая действий. Она осторожно вытянула старую повязку Эймонда из зеленого рукава платья, протягивая ее дяде и кусая губу в ожидании его реакции. Он одарил вещь безмятежным взглядом и покрутил ее в руке.       — Зачем отдаешь? Это твой подарок от Эйгона. — Мужчина вложил повязку в ладонь племянницы, не отводя взгляда от её глаз. Он осторожно коснулся ее запястья, прошелся кончиками пальцев до костяшек и оторвал руку.       — Такой подарок я не приму. — Девушка стушевалась и оставила вещицу на столе, быстро пряча свой румянец в кубке, отпивая добрую долю вина.       Музыканты заиграли ритмичную бальную мелодию, приглашая всех гостей в центр зала. Но вперед королевской семьи нельзя. Визерис отвел Джейхейру к столу, их танцы были всего лишь ребяческими прыжками друг возле друга. Но пространство между столами пустовало недолго: Дейрон, поправляя свой черный дублет, подошел к противоположному концу стола и вежливо склонил голову, протягивая руку Висенье.       — Позволите, принцесса? Помню Вас еще малюткой, сейчас же не могу упустить возможность и оставить Вас без внимания.       Дейрон украдкой глянул на Эймонда. Тот в замешательстве поднял кубок и покрутил его в руке, пытаясь понять намерения брата. Нарочно ли он заставил вспомнить о geralbar keli перед вратами? Но другого варианта и быть не может — Дейрон слишком умен и слишком хорошо этим пользуется.       — А я помню Вас в грязи и с деревянным мечом. К тому же, смутно. — Висенья явно обрадовалась возможности покрутиться в руках самого доброго дяди из всех троих и шустро встала из-за стола, заставляя кубки и посуду на нем пошатнуться. Девушка выпила уже полтора бокала вина, и дорнийское с особой силой действовало на разум.       — Дурман — плохой спутник в танце. — Эймонд незаметно смел повязку со стола рукой, чтобы никому больше она не показалась на глаза. Но пристальный взор Дейрона это заметил, и он лишь усмехнулся.       — Зато я хороший спутник. Из моих рук Вы не упадете. — Дядя изящно взял принцессу за руку и отвел ее в середину зала, чувствуя жар ее ладони. Второй рукой он взял ее за талию, но так невесомо, словно желал ощутить лишь золотую вышивку на корсете.       Висенья знала много танцев и всегда умело их исполняла, радуя тем самым свою матушку и Деймона. Часто они с Люцерисом в ее покоях кружились вечерами, он иногда наступал ей на туфли, на подол платья, но девушка лишь хихикала, сметая все смущение брата с его лица. Спустя несколько уроков он уже крепко подхватывал сестру за талию и кружил в воздухе, наслаждаясь ее звонким голосом. Если бы и сейчас он был рядом, Висенья уже заливалась беззаботным смехом, не обращая внимания на матушку. Но она лишь кротко улыбалась, при возможности поглядывая то на королеву, то на Эймонда. Они же настороженно наблюдали за родственниками, будто ожидая, что вот-вот произойдет что-то малоприятное.       Дейрон вблизи был ещё более привлекательным. Он, казалось, взял всё только самое лучшее от своей крови, держа в руках золотую монетку с одинаковыми сторонами. Он был грациозен, как Эймонд, двигался также спокойно и уверенно; он улыбался, как Эйгон, завоевывая своей улыбкой всё внимание вокруг; его черты лица явно были от матери: утонченные, симметричные, красивые… А добрым нравом и стремлением к справедливости он был похож на Хелейну и отца. Висенья ни разу не видела его в гневе, хоть и знала его так мало. Дейрон был тем самым принцем из детских сказок, о котором так мечтала Висенья. К тому же, его тоже «продали» ради процветания государства и мира в семье. Оттого для девушки Дейрон, оказывается, гораздо ближе, чем можно было подумать.       Совсем скоро рядом с ними появились новые пары: рыцари приглашали придворных дам, хоть и было не по праву. Деймон дал на это добро, ведь без них в чертоге будет совсем пусто. Джейхейрис на этот раз взял под руку родную сестру, тоже желая её внимания. Эймонд повёл к центру матушку. Даже пара мальчиков-пажей в углах зала тихонечко танцевали со служанками.       — Интересное платье, племянница. — Спустя время, Дейрон первый решил разбавить атмосферу и отвлечь Висенью от постоянного взора за королеву.       — Вероятно, Вы знаете, кому оно принадлежало? — Девушка расправила руки. Широкие длинные рукава напоминали крылья. Она обошла дядю, спиной к нему.       — Не знаю, но догадываюсь. Во всяком случае, оно не твоё. Зачем надела? — Дейрон взял племянницу под руку и повел по кругу.       — Пир в честь вашего возвращения. В моей памяти Вы с дядей Эймондом любили зелёный. Решила почтить вас таким образом.       Дейрон продолжительное время смотрел девушке прямо в глаза. Своим умом он пользовался отлично и научился вычислять ложь молодых девиц очень быстро. Потому бордели его не привлекают: наигранное удовольствие и лесть не способствовали наслаждению. И сейчас ее ответ не удовлетворил его любознательность, но решил более не выпытывать правды.       — Эймонд до сих пор любит. — Принц кивнул на брата, который был в темно-зелёной рубашке с высоким воротником и красивой вышивкой на манжетах.       — Могу ли я украсть у Вас свою сестру, дядя? — Эйгон подошёл к Дейрону и постарался вежливо улыбнуться, но суровый взгляд он никуда не денет.       — Разумеется. Проведу время со своими племянниками. — Дейрон осторожно передал руку Висеньи её брату и, взяв кувшин с вином с одного из столов, направился к Визерису и Мейлору.       — Гнев матушки будет суровым. Зачем ты это сделала? — Эйгон недовольно нахмурился и чуть сжал ладонь сестры, уводя к углу чертога.       — Она и без этого сурова со мной. В таком случае, зачем мне отказываться от своих желаний? Зелёный мне идёт. — Девушка гордо вскинула подбородок, но ее брат все равно смотрел на неё сверху вниз.       — Надеюсь, мама запретит все зеленые ткани в городе после твоей выходки. Как долго ты будешь трепыхаться, как…       — Как птица в клетке? — перебила его Висенья и скрестила руки на груди. — Скоро меня окончательно запрут в неволе, и тогда, возможно, я буду сдерживаться, ведь иначе моя спокойная жизнь будет на кону. Но до этого момента я буду делать то, что пожелаю. Какое еще худшее наказание матушка может придумать?       — Это твой долг, Висенья. Все мы подвластны короне и закону. — Эйгон приблизился к сестре и положил руку на её открытое плечо.       — В пекло такой долг! — Висенья скинула ладонь брата и, отбивая каблуками песнь в такт мелодии музыкантов, отправилась к столу.       Эймонд уже сидел на своём месте и продолжал выслушивать переживания и наставления Алисенты, даже после долгого танца с ней. Хайтауэр заметно расслабилась и нежно поглаживала сына по плечу, улыбаясь так мягко, как может только мать.       — Дорогие гости! — Рейнира встала со своего места и звонко постучала столовым прибором по кубку, в миг занимая все внимание присутствующих. Танцующие быстро вернулись на свои места, и музыка стихла. — Давайте опустошим наши бокалы за принца Эймонда. Он в недавней войне отличился своей храбростью, мужеством и самоотверженностью, благодаря чему разгромил войско Триархии и помог освободить Ступени. — Рейнира подняла кубок ввысь под вой стражников, аплодисменты лордов и придворных дам. Все вторили словам королевы и громко поставили пустые бокалы на столы, заполняя чертог шумом и хохотом.       Эймонд почти незаметно скривил губы в улыбке и кивнул Деймону, который, салютуя бокалом, усмехнулся ему.       — За Вас, принц Эймонд. — Висенья привлекла внимание мужчины и повторила действие отчима, выпивая оставшееся дорнийское вино. Она буквально упала на стул, уперлась локтем о стол и уложила голову на ладонь. Мутный взгляд она не могла свести с дяди, а он не мог свой.       — Тебе стоит отправиться в постель. Два бокала для тебя слишком много. — Мужчина взял ладонь Висеньи, чтобы проверить её состояние. Пальцы, как и вся рука, были максимально расслаблены и податливы, и жар тела чувствовался очень хорошо.       — Пока Вы не мой муж, Вы не можете указывать мне, когда отправляться в постель.       Эймонд нахмурился и сжал пальцы племянницы в своей руке. Кажется, один даже хрустнул, но девушка была по-прежнему спокойна и лишь немного нахальна.       — Поднимайся. Ты достаточно натворила за вечер, не хватало, чтобы все выпитое тобой вино вылилось обратно. — Принц повернулся к матушке и что-то шепнул ей, та лишь довольно кивнула и улыбнулась. Он взял девушку под руку и поднял со стула, придерживая за плечо. Состояние тела Висеньи не позволяло ей сопротивляться, лишь недовольно фыркнуть и закатить глаза. Дядя повёл племянницу вдоль стены ко второму, сокрытому за парапетом выходу.       За дверью весь шум и хохот сразу растворился в тишине ночного замка. Сквозь высокие окна сияние полной луны падало вдоль широких коридоров и стен, освещая родственникам путь так чётко и ясно. Висенья шла, склонила голову, всем телом опиралась о руку дяди, и подобная близость ей была противна до тошноты. В голове, как назло, снова возник образ Люцериса. Нутром она ощущала, что предаёт их искренние тёплые чувства друг к другу, но ничего не могла поделать: конечности не слушались, разум давно превратился в море шумных мыслей, которые водой стекают между пальцев при попытке прояснить их. Ей хотелось поддержки, хотелось, чтобы хоть кто-то понял и принял то, что до головной боли, до слез в глазах она сдерживает внутри себя. С момента его отъезда никто не удосужился узнать о её состоянии, лишь поучают и наказывают, напоминая о чёртовом долге, на который она никогда не соглашалась. Железный трон добрался до её разума.       Но Эймонд снова отвлек её от глубоких размышлений, будто каждый раз делает это специально. Висенья смахнула ресницами капельки слез на глазах и расправила плечи, как могла.       — Зачем тебе платье Хелейны?       — Почему все привязались к этому платью? В третий раз за вечер слышу упрёки по поводу моего одеяния. — Девушка старалась говорить максимально чётко, но слабость этому сильно препятствовала.       — Я тебя не упрекаю. Всего лишь интересуюсь. — Мужчина осторожно повёл племянницу вверх по ступеням, следя за ее ногами.       — Интересуетесь… Но едва ли вам нравится то, что ее платье на мне. — Принцесса свободной рукой приподняла подолы и совсем скоро справилась со всеми ступенями успешно.       — Мне многое не нравится. Твои выходки в том числе.       — Тогда отпустите меня, не мучайте себя столь неприятной компанией. — Она фыркнула и поспешила отпрянуть от дяди, слегка отталкивая его к стене. Но ноги её подвели. Она оступилась и склонилась к парапету открытого коридора, удерживаясь на руках.       — Спустя шесть лет ты такая же взбалмошная и глупая. — Мужчина облокотился о стену, тяжело вздыхая.       Луна освещала его стан, будто сами Боги желали, чтобы он ни за что не пропал из поля зрения Висеньи. Волосы отливали серебром, и только сейчас все черты его лица можно было разглядеть чётко и ясно. Он был похож на ледяного дракона, который родился в снегах за Стеной. За время, проведённое на юге, его кожа ни капли не загорела и осталась такой же светлой и чистой, не считая длинного шрама на щеке. Его грации можно только позавидовать: Эймонд никогда не сутулился, всего держал плечи прямыми; никогда не махал руками, как Эйгон, и изящно клал правую на меч в ножнах или кинжал на поясе. Но сейчас он так легко скрестил руки на груди. И взгляд… Взгляд все так же прожигал ледяным пламенем, заставляя замереть под взором принца.       — Pār ziry jāhor sagon sȳrkta syt ao naejot jiōragon gaomagon naejot aōha lenton tolī sīr naenie jēdri isse Dorne. — Висенья махнула головой, раздувая выбившиеся пряди из незамысловатой причёски.       — Nykeēdrosa raqagon nykeā geralbar keli. — Эймонд взглядом прошёлся по всей фигуре девушки. Она была пьяна, но до последнего старалась стоять ровно и сдержанно. Лишь расслабленные веки и блестящие, смотрящие будто в пустоту глаза выдавали ее.       — Se ao nykeēdrosa nykeā zaldrīzes. — Посмеялась Висенья и направилась вдоль по коридору.       Более Эймонд не решался взять племянницу под руку. Оказывается, она и без этого вполне нормально шла, но иногда спотыкалась о собственное платье.       «Упадет — получит по заслугам», — думал мужчина, но его упования не сбывались. Так они и дошли до двери в покои Висеньи. В тишине.       — Благодарю за компанию, дядя, — она склонилась в реверансе, как несколько лет назад. На миг что-то на лице мужчины дало понять, что он явно не в восторге от воспоминаний. — И в этот раз промолчите? Где Ваше воспитание?       — Не тебе говорить про воспитание, племянница. — Он открыл дубовую дверь и позволил девушке войти первой.       В комнате было совсем темно. Не горели свечи, не трещали поленья в камине, и длинные шторы закрывали единственный источник света. Висенья прошла к балкону и, чуть отодвинув плотную ткань, обернулась на дядю, после чего скрылась за ней. Она облокотилась о парапет и вдохнула ночной свежий воздух. Ветер снова раздувал короткие локоны, играл с подолом платья и осушал мокрые глаза. Она услышала медленную поступь позади, но больше не смела оборачиваться. Не хотела показывать, что, возможно, ждет его.       — Я уже совсем не помню Драконий камень. Я буду Вам бесполезна, — начала Висенья, когда краем глаза заметила фигуру мужчины около себя. — Может, у Вас получится уговорить королеву оставить меня в столице?       — Так противно от моего присутствия?       Эймонд заставил племянницу вздрогнуть своей проницательностью. Но если задуматься, то это очевидно для всех, кроме Висеньи, как бы она ни старалась это скрыть в обществе семьи. Но именно сейчас почему-то не хотелось убежать от дяди прочь.       — Скорее, Вам от моего. Ziry iksos sȳrkta syt ry.       — Se qilōni naejot gūrogon aōha dīnagon?       — Qȳbor Aegon? Nykeā issa lēkia Aegon.       — Глупо думать, что им моя компания менее противна, чем тебе. — Эймонд потянулся к поясу, но Висенья перехватила его запястье. Резво, но совсем неуверенно. Ее пальцы дрожали, сжимая мягкую ткань рубашки.       — Кинжал достанете? — девушка усмехнулась и кивнула на небольшие ножны на ремне.       — Твой подарок. — Вырывать руку из плена он не спешил, лишь пристально наблюдал за дальнейшими действиями Висеньи.       — Мне не нужен этот подарок. Выколите мне глаз — тогда я подумаю. — Вдруг улыбка пропала с ее лица, когда она поняла, что сказала совсем не то, что думала. Началась игра с драконом. Теперь усмехнулся Эймонд.       — Левый или правый? — он с легкостью высвободил руку из слабой хватки и осторожно положил обе на голые плечи девушки, разворачивая ее спиной к себе. Ее кожа была теплой даже под ночным прохладным ветром. Она свободно поддавалась, будто стала куклой в руках кукловода. Эймонд поднял руки к ее затылку и снял золотую изящную заколку, после чего выбросил ее за парапет балкона.       — Зачем?! — возмутилась девушка и прильнула к каменной ограде, смотря вниз.       — Золото тебе не идет. Как и это платье, — мужчина грубо взял ее за плечи, выровнял. — Стой смирно, иначе полетишь за ней.       — И полечу как дракон!       — Tolī raqagon nykeā geralbar keli.       Висенья недовольно выдохнула и склонила голову, со страхом ожидая того, что задумал дядя. Она снова почувствовала прохладные пальцы на своих плечах. Они медленно проскользнули к шее и коснулись золотой тонкой цепочки на ней.       — …Только ее не выкидывайте, это подарок от Деймона. — тихо буркнула она и замерла. Холодные пальцы быстро расстегнули замочек, и цепочка полетела к ногам. Висенья дернулась, чтобы поднять ее, но руки сзади снова схватили плечи и выровняли стан.       — Сказал же: стой смирно.       Пальцы еще несколько секунд дарили теплой коже свою прохладу, после чего на плечах стало пусто. Сзади раздался шорох и звон.       «Действительно кинжал?»       Пальцы дяди перебросили новое украшение через шею и, освобождая ее от упавших волос, закрепили сзади. Теперь прохладу дарили не только прикосновения. Висенья ощущала каждое маленькое звено драгоценности на ключицах и шее. Она ниже склонила голову, рассматривая сапфировые капли, обрамленные серебром. Мелкие цепочки ожерелья скрепляли ажурные завитки, по середине был сапфир размером с ноготь, и еще по два камня поменьше по бокам.       — Раньше это серебро в виде широкой цепи носил Сандро Адарис на шее. Из нее сделали два ожерелья: одно твое, а второе стало подарком принцессе Линне на ее свадьбу. У дорнийских ювелиров золотые руки. — Эймонд говорил спокойно, медленно. Для того, чтобы Висенья в полной мере поняла, проникнулась его словами.       — Они одинаковые? — девушка развернулась к дяде, все еще осматривая колье.       — Нет, совершенно разные. И ее камень — рубин. Твой — сапфир, — он перехватил украшение из тонких пальчиков и теперь сам разглядывал то, как оно смотрелось на теле племянницы. Она подняла голову и растерянно взглянула дяде в лицо. — Под стать твоим глазам.       — Почему именно мне?       — Подарок на все твои прошлые именины. — Эймонд пальцами скользнул к шее, повел вниз и совершенно невесомо погладил выпирающую ключицу. Девушка вздрогнула.       — До этого Вам было все равно на меня и мои именины. — Дышать снова стало трудно, и корсет тут был ни при чем. Длинные холодные мужские пальцы будто острием меча рисовали фигуры на ключицах и плечах. Казалось, вот-вот они рассекут фарфоровую кожу, и капли крови испачкают прекрасное платье.       — До этого ты не была моей невестой. — Он хотел бы продолжить изучать тепло и бархат кожи девушки, но оторвал руку и вынул из коротких черных ножен кинжал, передавая его Висенье. Он был совсем не изящным, как можно было ожидать. Даже староватым. Клинок был тщательно наточен и отражал в себе сияние полной луны. Но на конце эфеса блестел такой же камень, что и в ожерелье. Блестел темно-синий сапфир…       — Дядя, я… — Висенья смятенно сжала сухие губы и не отрывала взгляда от синего камня. — Я бы не спросила об этом в любой другой момент, но сейчас вино придает мне смелости.       — Тогда тебе стоит пить его вместо воды. Epagon.       — Тогда, у тети Хелейны… — Эймонд вздрогнул и задержал дыхание. — Вы рукой закрывали свое увечье…       — Да, этот сапфир был когда-то в моей глазнице. И он смотрится на тебе лучше, чем безвкусный подарок от Деймона.       Висенья подняла голову и замерла. Губы приоткрылись то ли от сильного замешательства, то ли в попытке что-то сказать. Мужчина с высока смотрел на нее так внимательно, проницательно, будто знает каждую мысль в голове девушки. Даже те, которые она еще сама не поняла. Знает множество ее молчаливых вопросов, знает каждое чувство, что смешались в одно целое, и не все она желала показывать. Дядя взыскательно сощурил глаз, когда Висенья сжала кинжал в руке и острие направила к нему. Но вооружён был только Эймонд.       — Так левый или правый? — он кончиком пальца коснулся лезвия и поднял его к лицу встревоженной девушки. Сталь оставила на пальце неглубокий порез, и тёплая кровь просачивалась сквозь ранку.       — Lanta. — Висенья перевела взгляд на руку дяди и сжала губы.       — Skoro syt?       — Не желаю видеть, как Вы надменно смотрите на меня.       Эймонд придвинул лезвие к бледной щеке и более давить не стал. Он пальцем провел по нижней губе Висеньи, оставляя на ней красную полосу и ощущая её горячее дыхание. Ладонью повел по лицу, больше не пачкая кровью. Чистыми пальцами прошёлся по серебряным волосам на виске и чуть выше, и наконец оставил пятно на лбу. Висенья, точно валирийская богиня Мераксес, стояла под темнотой бескрайнего неба. Ее волосы блестели лунным светом, её глаза сияли двумя далёкими звездами и смотрели так томно и так глубоко, что Эймонд вдруг замер, не желая видеть иного.       Она тоже замерла, ведь дядя незаметно для себя самого сделал шаг ближе.       — Тогда позволь мне исполнить твою волю. — Он осторожно перехватил кинжал из рук племянницы и поднес его острие к подбородку.       — Я Вас больше не боюсь. — Она уверенно вскинула голову выше.       Вдруг из комнаты послышался глухой звук открывающейся двери.       — Принцесса? — тихо произнесла служанка и шумом поступи дала понять, что подошла к кровати.       Эймонд одним движением рукой с кинжалом придвинул к себе Висенью за талию, а второй накрыл её рот.       — Свидетели не нужны. — Тихо шепнул он на ухо, чувствуя, как девушка в его руках дрожит и почти не дышит.       Она подняла взор блестящих больших глаз на дядю и в страхе изогнула брови домиком. Тот лишь незаметно ухмыльнулся и прижал ладонь к ее губам ещё сильнее. Жар редкого дыхания чуть ли не плавил его холодную руку; вздымающая грудь была крепко прижата к чужой, и мужчина через ткань чувствовал тепло её кожи. Они были непозволительно близко, но Эймонд знал, что она не сбежит. Останется до конца, ведь таков её характер и такова девичья натура.       Мариэлла, не найдя свою хозяйку, принялась за небольшую уборку, расставляя по местам небольшие вещицы на столе и комоде. Шторы закрывали балкон, и дверь была чуть прикрыта. Ничто, кроме ненужного движения или звука, не могло их выдать.       Висенья поднесла дрожащие руки к предплечьям Эймонда, желая высвободиться из крепкой хватки, но он неодобрительно молча покачал головой и прижал ещё сильнее. И теперь абсолютно всё давило на нее: корсет, руки, атмосфера и ощущение чистого предательства. Предательства Люцериса. Она не желала, чтобы кто-то стал ей ближе, чем Люк. Она клялась себе перед сном, что тепло ничьих рук больше не почувствует так, как чувствовала его. А теперь она стоит даже не в объятиях, а в плену Эймонда. Но самым ужасным для нее было то, что выбраться из лап дракона она желала совсем не искренне.       Девушка глядела глазками загнанной птички. Ее кошачья своевольность резко исчезла и превратилась в испуг самой настоящей жертвы в лапах хищника. Так боятся только козы и овцы, перед тем как увидят пламя в огромной пасти дракона. Время тянулось так, как льётся вода в стоячем озере. Каждый вдох давался с трудом, и от падения её держали уже не свои дрожащие ноги, а крепкая мужская рука на талии. С кинжалом. Спиной Висенья чувствовала твердую острую сталь. Ветер только усиливался, но с тем холодом, что овладел её нутром, он ни за что не сравнится. Он подхватывал волосы Эймонда и сплетал их с ее короткими локонами, насмехаясь над девушкой ещё больше. Чужие серебристые волны падали на лицо и плечи, и их запах она вдыхала вместе с редкими порциями ночного воздуха. Они пропитались пряностями Дорна. Висенья никогда не любила большое количество специй, ей по душе были сладкие ароматы цветов и пирожных. Широкая грудь Эймонда закрывала весь обзор, а крепкая рука запрещала даже повернуть голову. Пришлось изучать темно-зеленую рубаху: взгляд упал на высокий ворот, который плотно прилегал к длинной бледной шее. Вблизи можно было рассмотреть, как вены на ней пульсируют от быстрых ударов сердца, и кадык каждый раз заметно поднимается, когда дядя сглатывал слюну. Как зверь, который вот-вот растерзает свою добычу. Ниже были широкие ровные плечи, и ткань обрамляла их ровно по силуэту, выделяя даже ключицы. Как оказалось, изучала она далеко не рубашку.       — Будешь молчать? — снова шепнул Эймонд так нагло, так довольно. Висенья рвано кивнула, прикрывая глаза. Задышать полной грудью очень хотелось.       Мужчина медленно убрал руку с её рта, чувствуя влажность на ладони от дыхания племянницы. Она сделала осторожный долгий вдох и так же протяжно выдохнула, опаляя его грудь. Эймонд пальцами коснулся плеча, взыскательно всматриваясь в ее глаза. Она вновь вздрогнула и выгнула спину, опасаясь острого холодного лезвия на ней. Соврала. Боится. Изучающе он вновь провел по острому плечу, чувствуя выступающую кость, прикоснулся к впадинке за ключицей и снова приподнял серебряное ожерелье. Оно навсегда станет ей напоминанием об этом вечере, об этих чувствах, о том, что именно сегодня ее поймали и посадили в клетку. Эймонд улыбался совсем незаметно, но разум его просыпался воем множества зверей, которых, наконец, выпустили на свободу. Даже дорнийские умелые шлюхи не вызывали подобного. И победа над пылкой, своенравной, глупой племянницей стала слаще победы на Ступенях.       Второй глухой грохот двери наконец выпустил девушку из ужасного транса. Но не Эймонд. Когда Висенья обернулась на стук в комнате, он повернул ее лицо к себе.       — Не снимай ожерелье. И не носи золото. Зеленый тебе тоже не к лицу. — Поучал так, словно отец свою дочь. И возраст почти позволял.       — Оно мне нравится. И золото нравится. А Вы все еще не мой муж, чтобы указывать. — Висенья говорила нарочито, сознательно еще сильнее раздувала огонь, что зародился в душе Эймонда. Освобождение от рук дяди дало ей чувство ложной независимости.       — Завтра же ни единого золотого кольца не будет в твоей шкатулке, — мужчина сделал шаг и наступил на цепочку, лежавшую на полу. Звенья хрустнули под его ногой. — И платье это тоже будет непригодным. — Кинжалом он ловко рассек подол у колен, оставляя красную царапину на бедре девушки. Она испуганно отпрянула от него, накрывая мелкий порез ладонью.       — За что Вы так? — сдавленно прошептала девушка, исподлобья смотря блестящими глазами.       — Ты должна выучить, что каждая твоя дерзость не останется безнаказанной. Но если ты будешь смиренно прислушиваться ко мне, твоя покорность будет вознаграждена, — он произносил каждое слово медленно и чётко, чтобы они навсегда запечатлелись в памяти Висеньи и всплывали в её сознании всякий раз, когда она увидит Эймонда. Он ее учил, он ее дрессировал. — Jāhor ao gaomagon ziry syt issa? — Мужчина откинул кинжал к стене с громким лязгом и вновь оказался настолько близко, что чувствовал ее дрожь. Руками он накрыл ее холодные плечи и погладил очень нежно, совсем несвойственно для себя.       — Я знакома с Вашим опалом, но не знаю, как вознаграждаете. — Племянница робко уложила ладонь на грудь мужчины, желая отодвинуть его от себя, но тот лишь сильнее сжал плечи, заставляя оцепенеть и задержать дыхание.       — Чего бы хотелось твоей душе?       Эймонд коснулся большим пальцем подбородка Висеньи и поднял ее лицо к себе. Она была близко, очень близко. Совсем не дыша, она взглядом обводила его черты, на секунды останавливаясь на скулах и губах. Быстро проморгалась и снова поднялась к единственному глазу, который ее сжигал синим пламенем. В темноте зрачок был совсем черным, завораживающим. Но глаз блестел так, как рыцарь смотрит на свой меч в крови врагов, как король взирает на свой трон, как дракон всматривается в пустое поле, где пробегает одинокая овечка. С великим наслаждением. В молчаливом забвении она поднесла руку к его щеке и кончиками пальцев и изучающе провела по ней и виску, чувствуя пульсацию вены. Эймонд даже не дернулся и одобрительно наклонил голову ближе к ладони. Своей он накрыл ее затылок, слегка сжал волосы и почувствовал, как ее плечи покрылись мурашками.       — Nyke gaomagon daor gīmigon…       Соврала. Знает. И Эймонд видит, чего ей хочется, как и любой другой девушке в ее годах. Она принцесса: в ее распоряжении умелые слуги, лучшая еда, самые дорогие украшения и свобода, которую ей даруют дракон и небо. Но ее мечтательная своевольная натура жаждет внимания такого же вольного мужа. Когда все остальные придворные девицы хихикали с молодыми оруженосцами, она, вероятно, сидела в библиотеке, упиваясь рассказами о благородных рыцарях. Когда Джейс зажимал Бейлу за углами, она сразу убегала в другую сторону, но невольно оборачивалась, чувствуя, как щеки покрываются румянцем. Висенья смиренно ждала его все шесть лет, чтобы вкусить тепло его рук, запах его волос, его строгую натуру, которая разожжет внутри нее желание и даст насладиться присутствием мужчины рядом. Не принца, не дяди, не защитника — мужчины.       Так думал Эймонд. И почти во всем был прав.       — Тогда подумай об этом, Висенья — Он накрыл губами лоб висеньи и оставил теплый поцелуй, точно отцовский. Поднял кинжал и оставил прохладу ночного воздуха позади. Быстрыми шагами он подошел к двери и, прислушиваясь к движению на балконе, поспешно вышел из покоев племянницы. Он довольно улыбался. Он знает, чего жаждет ее нутро. Он знает, что она уже в клетке, в которую добровольно зашла. Он знает, что буря мыслей в голове точно не даст заснуть Висенье этой ночью.