Дама треф

      Сверкает вспышка фотоаппарата, и на рядом стоящую мебель на миг падают чёрные тени.       Золотые рыбки тут же в страхе прячутся за корягу в разбитом аквариуме. Там пуля пробила стекло, теперь вода тонкой струйкой постепенно покидала этот маленький мирок, оставляя беззащитным существам не так уж много шансов на спасение. Удивительно, как быстро может быть разрушена чья-то жизнь.       Маленькие глазки на фоне будто бы потускневшей от горя чешуи испуганно глядели на неподвижную фигуру в углу гостиной. Над ней склонились несколько человек. И по мере того как фотограф в свитере крупной вязки, кружась по комнате в одному ему ведомом танце, фиксировал на снимках важные детали преступления, чёрные тени нескольких мужчин словно играючи перескакивали с игрального стола для покера на хрустальный графин с вермутом и потом с книжных полок на плотно закрытые шторы.       В сумерках это выглядело весьма устрашающе. По-домашнему привычно, как сказала бы Сонька. А вот сам он сказал бы, что смотрелось... эффектно.       Очередная вспышка осветила фигуры уже с улицы, окрасив на мгновение корешки книг в библиотеке дома неоновым лиловым светом. На зелёном бархате стола лежали игральные карты. Будто случайно рассыпанные в хаотичных схемах, они представляли собой единую картину. Понятную лишь ему одному. Он знал, что значит каждая карта в этой ужасной игре на жизнь. И именно это осознание было самым ужасным.       На самом краю — битые двойки трефов. Убитые, если точнее. Только вступившая в игру девятка, восьмёрка и пятёрка червей, битая девяткой треф их же красная двойка. Над той чёрной девяткой — гордая Дама треф, в которую та превратилась. В другом конце стола ровным рядом лежали Валет червей, пиковый Король, Король и Валет бубнов, а до украшенными рубинами бубнов после Короля пик лежал трефовый Туз. И между этими двумя линиями в самом центре валялся Валет треф. Из-под которого таинственно выглядывал серебряный краешек такого же Валета только с пиковой эмблемой.       Пять секунд, и от грома задрожали стёкла. За панорамными окнами тут же начался ливень, спугнувший обитателей аквариума. Те прибились ещё ближе к выцветшим камушкам на дне своего крохотного жилища.       Наивные рыбёшки!       Наверно они думали, что пришедшие на место убийства следователи — чистейшее зло, раз те нисколько не обращали на них внимания и не помогали им спастись. Но майор, даже не склонившись на телом, знал: настоящее зло уже покинуло это место. Очень похожее на них визуально зло. С потёртой в уличных боях золотистой чешуёй, сверкающей ярче летнего солнца. Этого «зла» тут не было. Её тут не было.       Пока опергруппа надеялась найти на бокалах отпечатки пальцев, — ага, конечно! Эти же ребята идиоты, стереть бы вовсе не додумались! — майор знакомым путём пошёл прочь. Туда, где располагалась летняя кухня.       Это был огромный участок земли посреди леса за МКАДом, куда без знания дороги не попал бы ни один посторонний. Несколько десятков зданий, смахиваюших на гостевые домики для туристов, были разбросаны по всей поляне. Красиво облагороженная территория с собственным фруктовым садом и не таких уж маленьких размеров прудом без людей казалась неправильно пустой. Он привык, что в тени деревьев или на середине перекинутого через озерцо симпатичного мостика с чугунными витиеватыми перилами всегда находилась охрана, чьи цепкие глаза так часто буравили его спину. А теперь тут не было никого. Только несколько тел в чёрных целлофановых мешках, что уже грузили в карету скорой помощи.       Главный дом состоял из нескольких «гостевых» домиков побольше, соединённых между собой крытыми переходами. Один из этих переходов был чуть шире, тут была на скорую руку устроена летняя кухня по приказу новоявленной королевы преступников. Её приказу.       Следователь передёрнул плечами от случайно попавших на шею капель, но взять из рядом стоящего комода свою собственную куртку так и не решился. Чёрная лёгкая кофта на плечах ходила лёгкой рябью от ветра. Не унимался ливень. Смешавшаяся с запахом хвойного леса, прохлада ласковой рукой укутала мужские плечи. Майор глубоко вдохнул, набирая в грудь воздуха. Любимый ими обоими запах.       Сам того не заметив, Максимов привычно прислонился к косяку одного из центральных столбов, как делал всегда, когда наблюдал за происходящим здесь. Здесь, на этой самой кухне, что с виду была самым незащищённым местом в доме, обсуждались самые страшные вещи. Зачастую без его ведома. И здесь же она потом лила из-за них слёзы, считая себя чудовищем.       На миг Максу даже показалось, что Сонька сейчас и вправду рядом. Сидит на своём любимом барном стуле, подперев рукой голову. Она всегда подгибала одну из ног к себе, пока другая болталась. И такой ветер, как сейчас, развевал её на самом деле длинные волосы. Но он был на веранде совершенно один. Зато на барной стойке валялась открытая книга, и ветер касался страниц вместо девушки, мерно их перелистывая. В какой-то момент он попытался открыть следующую главу, но что-то помешало. Тяжёлая страница, вся в пометках красной ручкой и липучих зелёных стикерах, подняться не смогла.       Майор подошёл ближе. Это был один из тех старых дешёвых томиков, что она забрала из его квартиры в Москве. И едва голубые глаза коснулись первых строк, следователь горько улыбнулся.       Хотя наблюдавший за ним уже минуту друг, что стоял в начале коридора из основного корпуса в летнюю кухню и далее, в жилой дом с комнатами для хозяев участка, охарактеризовал бы эту улыбку как печальную. — Культурно просвещаешься? — не удержался он.       Макс склонил голову ещё ниже и любовно провёл пальцами по треснувшей местами кожаной обложке книги. Мог бы пошутить, мог бы съязвить, но сил хватило только на глухое... — Это Байрон, Лёш.       Алексей был чуть выше Максимова ростом, его зоркие серые глаза цепко оглядывали каждую деталь в кухне, а полы дорогущего тёмно-синего пальто, которое наверняка только месяц назад было выставлено в Милане, мерно развевались, пока небо над хлипкой деревянной крышей перманентно расчерчивали яркие молнии. Потянувшись после слов друга в карман, Леонидов извлёк помятую пачку «Собрания». — Куда делись «Мальборо»? — спросил Макс, не глядя на него, но чувствуя новый непривычный запах.       Всё его внимание занимали пометки в книге, которую он столько раз видел в женских руках, но о записях в которой не имел ни малейшего понятия. Впрочем, у Соньки всегда были скелеты в шкафу. Он находил по одному, а меж куртками прятались ещё с десяток как минимум. — После случившегося я, знаешь ли, не жалую кнопки, — усмехнулся Алексей. Герб на золотом фильтре чуть касался его губ, угольно-чёрный кончик раскалился. Затянувшись, мужчина выдохнул в противоположную от друга сторону и по привычке попросил. — Только Лене не говори. — Мы ж не в детском саду, — также привычно отозвался опер, чьи голубые глаза вдруг замерли, перечитывая одну и ту же строчку.       Заглянув за плечо друга в книгу, Леонидов прочитал отчёркнутую несколькими линиями строк.       «Когда за дверь своей тюрьмы на волю я перешагнул — я о тюрьме своей вздохнул.»       И примечательно было то, что густые гелевые чернила едва успела высохнуть. На пальце Максимова эти две красные линии остались полуразмытым красным пятном. Кто-то в другом конце хозяйского дома открыл дверь и ввалился внутрь. — Гнездо, ну ты дверь-то хоть закрой! — крикнул знакомый строгий голос.       На место преступления скорее всего полетели с порывом ветра крупные дождевые капли. — Ой, Вахтанг, иди на хрен! — раздалось язвительно в ответ и после громкого хлопка на улице всё вновь слихло. Только ливень продолжал создавать звуковую завесу.       Так пролетело долгих пять минут, в течение которых следователи пытались смириться с теперь уже очевидной истиной, одновременно посетившей их сердца болезненной горечью. — Кольцо не нашли? — спросил Макс, хотя ответ уже знал. — Нет его там.       Снова неловкое молчание, от которого оба чувствовали себя неуютно. — Ты же знаешь, что это значит? — спросил поражённый Леонидов после паузы, пока майор заворачивал книгу в свою куртку и запирал последнюю вновь в комоде на ключ, который всегда носил с собой. Замок хитрый никто не откроет и не найдёт это маленькое сокровище как бы не хотел. — Знаю, — кивнул следователь с небольшой заминкой и встал аккурат между Алексеем и коридором, что вёл в личные апартаменты Дамы в другом корпусе. Брови его были сосредоточенно сведены к переносице, где в последнее время всё чаще залегали морщины. — Они будут её искать. — Да. — Они найдут её раньше. — Угу. — А ещё тебя и вашу... — Завязывай с очевидными фактами, Лёш. Что ты хочешь знать?       Командир опергруппы неторопливо докурил сигарету и, не оглядываясь, через плечо швырнул остатки под дождь. Пока те летели на землю, их ответила вспышка молнии. И Макс вдруг встал как вкопанный, во все глаза рассматривая тут же размокший в луже окурок. Эта молния стала озарением. Как он мог забыть?! — Почему ты всё ещё здесь?       Максимов медленно посмотрел на Лёшу, чьё лицо приобретало всё более обеспокоенный вид, пока он не слышал ответа, и неожиданно широко улыбнулся. — А я и не здесь, — ответил он и вдруг театрально провёл руками перед лицом друга. — Меня око нет, Лёш, тебе показалось.       И резво, окрылённый идеей, с задорной мальчишеской улыбкой, какую у него давно не видели, перемахнул в одной тонкой кофте через перила прямо под ледяные струи проливного дождя. Леонидов долго-долго смотрел ему вслед, пока фигура в чёрном окончательно не скрылась меж деревьями в лесу.       Неожиданно довольно следователь усмехнулся и достал из пачки вторую сигарету. Только что выяснилось, что им необходимо поработать на месте преступления подольше. В идеале до того момента, пока Макс не окажется в кабинете Громова.