Баккара

      Чонгук судорожно выдыхает и поправляет кожаную потёртую куртку на плечах. Он уже дважды проверил ножны, кобуру и колчан — всего в достатке, всего, кроме терпения. Шагая по коридору, который ведёт к выходу из бункера, альфа ощущает только биение чистого адреналина вместо крови, он обжигает вены и сердце, но Пепел почти не ощущает боли. Лишь нетерпение и нужду броситься как можно скорее в пекло. Солнечный свет бьёт по глазам, когда альфа покидает бункер в последний раз. Либо они не вернутся сюда, потому что победят, на что надежда мала у каждого, либо по причине собственной гибели. На плацу тревожно и суматошно — люди снуют туда сюда, их чёрные куртки, как и одежда Чона, пестреют алыми лепестками цветка — последний подарок Натаниэля, найденный Рованом, когда тот прибыл на базу, принадлежащую его отцу. Символ, который продолжает вести их дальше, упрямо не позволяя сдаться — красная роза.        Альфа, громыхая тяжёлой поступью в массивных ботинках, закидывает лук и колчан на плечо, пока направляется к планеру. Он не нарушает своих обещаний, особенно тех, что дал Чимину. И это тоже сдержит — будет с ним до самого конца, всеми силами стараясь сделать так, чтобы конец этот не приблизился ещё долгие годы. А ежели нет… то уйдут вместе, Пепел постарается добраться до омеги, чего бы ему это ни стоило. Он старается дышать ровно, но сердце бьётся, как заполошное, пока Чон приближается к летательному транспорту. Ещё немного — солнце почти встало, знаменуя начало их последней операции как людей, зовущих себя Серой Гвардией.        Замечает краем глаза только вернувшегося Немо — его белоснежные волосы видны издалека, альфа почти бежит по плацу, пока не обхватывает торопящегося ему навстречу Леандра. Оба сжимают друг друга так отчаянно, словно прощаются, и Чонгуку даже больно на это смотреть. Он отворачивается, когда альфа прижимается лбом ко лбу своего омеги и зажмуривает целый глаз. Вивьен не плачет, но дрожит, он не умеет убивать, но даже этот омега идёт на всё, потому что ценен каждый человек.        Чонгук же продолжает идти. Глядит на то, как Салита прижимает ладонь Катберта к своей щеке. Помимо алой розы на спине у омеги ещё и красный крест на груди — медик, он будет помогать раненым в этой заварушке. Сокджин очерчивает пальцами заживающий шрам Намджуна и улыбается пухлыми губами, стараясь не поддаваться волнам страха, затапливающим каждого.        Раунд — пилот планера — уже ждёт Чонгука возле огромной махины, однако сегодня они не будут работать в тандеме. Альфа хлопает Чонгука по плечу и с какой-то грустью оборачивается на верный транспорт, словно прощается со своей малышкой, у которой во всё брюхо тоже нарисована символика, принадлежащая настоящим правителям страны.        — Ну, что же, — грустно улыбается Раунд, сжимая плечо Пепла. — Удачи не желаю, она давно оставила нас.        Чонгук усмехается и кивает Раунду, а тот движется в сторону одного из планеров, засунув руки в карманы замызганных брюк. Юнги оказывается рядом с Чонгуком — растрёпанный, взбудораженный, с опасно блестящими глазами. Он застывает и выдыхает, когда их взгляды пересекаются. Чон скользит по тонкому шраму через глаз омеги, а после стискивает челюсти.        — Только чур без сопливых прощаний. Мы всё ещё не друзья, — отворачивается он, а Юнги ухмыляется одним уголком рта.        — Ты прав, мы не друзья, Пепел, — тихо говорит Глава Гвардии, вставляя в ухо наушник, необходимый для связи между ними, и оборачивается, глядя на машину, чьи лопасти пока молчат, за своей спиной — он снова сядет за штурвал. — Мы семья.        Чонгук переводит взгляд на Терракоту и сильнее стискивает зубы. Страх — нормальное человеческое чувство, но в Пепле его не было раньше. Теперь он боится такого количества вещей: потерять Чимина, не успеть к нему, не спасти его, больше не увидеть эти дурацкие лица, окружающие его во время восстания, не увидеть солнца над головой, не узнать — получилось ли у них то, за что они боролись, а от горя Чонгук хотел бросить и всё равно идёт дальше. Юнги тоже многого боится, тоже ранен и в напряжении, но в его карих глазах решимости — целый мировой океан. И Чонгук гордится, что такой человек зовёт его семьёй. Сильный, решительный, верный. Юнги — достойный предводитель. Чонгук не зря за ним уже раз пошёл. И идёт сегодня.        Альфа протягивает руку в перчатке без пальцев и сжимает плечо Терракоты. Тот вздыхает, и только сейчас Пепел замечает, как мелко подрагивают его губы, несмотря на серьёзное, бесстрашное выражение лица. Омега поднимает ладонь и пожимает кисть Чонгука, прежде чем произнести:        — Если что, увидимся в Небытие, — бросает Терра, усмехаясь скорее от нервов, а после отходит, чтобы двинуться к приготовленному для него вертолёту.        Чонгук в последний раз оборачивается на часть Гвардии, собравшейся тут. Задерживает дыхание и зажмуривается. Это будет ад на земле, Пепел чувствует. Но он готов оказаться в нём ради Баккары.        «Я иду за тобой, звёздочка», — проносится в мыслях Пепла, пока он, запрыгнув на крыло, решительно направляется к кабине пилота старого, потрёпанного войной планера.

🥀🥀🥀

       Чимин безразлично смотрит на собственное исхудавшее отражение в зеркале, пока слуги молчаливо наносят тонну косметики, чтобы сокрыть от посторонних взглядов бледность кожи и синяки под глазами. Но ни одна косметика не скроет пустоту в глубине голубых радужек. Позади стоит регент, его массивная фигура виднеется в отражении зеркала, но Чимин и толики внимания не обращает на ублюдка.        — Ты прекрасен, даже когда измучен, — растягивая гласные, произносит Рафаэль. — Такой же красивый, как и твой папа.        Чимин откидывает от себя руку служки с пуховкой, зажатой в пальцах, довольно грубым движением и поднимается на ноги. Сегодня его коронуют против воли руками людей, обагренными в крови так же сильно, как и его собственные.        — Ты недостоин даже вспоминать о нём, — выдыхает омега хриплым голосом. Видит лежащую на туалетном столике тиару и хватает её, острые грани впиваются в прохладную кожу ладони. — Я даже не сомневаюсь, что ты приложил руку к смерти моего папы.        Рафаэль бесстрастно глядит на пасынка, пока тот внутренне сгорает от ненависти.        — Власть — дело страшное. Когда она есть в людских руках, те мнят себя богом и забывают о смертности рода человеческого, Чимин. Но я никогда не считал себя богом, в отличие от тебя и твоего папы. Он считал, будто любовь народа даст его стране процветать, он мнил себя всесильным из-за этого и оказался ослеплён. Не заметил в лучах этого света, что люди умеют не только любить, а ещё желать, алчно желать обладать чем-то им недоступным. Он позабыл о том, что пред смертью все равны. Власть всегда сопровождается кровью. И ты глупец, если считаешь иначе.        Чимин почти не дышит от злости, когда швыряет корону под ноги Рафаэлю. Металл почти гнётся, а альфа склоняется за тиарой, подцепляет пальцами за край.        — Ты тоже возомнил себя богом, Чимин. Ты подумал, будто если есть отбросы, восхваляющие тебя, значит, тебе по силам одолеть врага умнее и сильнее тебя. Вера — не есть всё. Тебя не спасёт богиня, тебя не спасёт вера твоего народа, почти отчаявшегося и сдавшегося.        Пак стискивает зубы до скрежета, ненавидяще глядит на регента, пока служки за его спиной испуганно сжимаются от их противостояния, в котором победить у Пака нет ни единого шанса. Рафаэль, удерживая венец в руке, подходит ближе к омеге, пока тот сдерживает бессильную ярость, впиваясь ногтями в мякоть ладоней. Его тело ослабло, его сознание едва ли здраво из-за чертовщины, которой принца опаивают, но злость заставляет сердце биться, а конечности — двигаться.        Регент же, приблизившись, цокает языком.        — Эта корона на тебе в последний раз. Твоя судьба была предрешена от рождения, теперь же свершится то, что ты должен перенести. Стать королём. Слабым, глупым королём, которым будут управлять. Я не зря столько лет на это убил и не дам какой-то своре оборванцев всё разрушить.        Чимин не в силах даже сказать что-то. Ему больно и тяжело от того, что Рафаэль стоит слишком близко.        — Власть полна соблазнов. А любовь — безрассудности. Любовь не всё способна преодолеть, тебе пора было давно это понять, Чимин.        Корона опускается на тёмные волосы и давит просто титаническим весом, от неё болит голова и шея. Чимин, всё ещё агрессивно скалясь, смотрит в чёрные глаза отчима.        — Нет, всё, — выдыхает он тихим шёпотом. — Я знаю это. Я верю в это. Мой народ освободится, даже если я погибну. Они не сдадутся и восстанут против тебя снова.        Рафаэль усмехается, а Чимин вдруг вспоминает строчки из любимой поэмы, из «Песни Эллириона», и невольно цитирует тихим шёпотом:        — Даже если тучи свинцовым покровом,        Сомкнутся над головой,        Решится войною и кровью,        Сквозь тернии и даже боль.        Омега выдыхает и отступает от отчима на шаг, глядя сверкающими от ярости голубыми глазами на него. Он верит, всё ещё верит, несмотря на то, что рассудок и душа почти сдались. Вера — всё, что у него осталось. Не только в Саванн, а в них — в тех, кто, Чимин чувствует, продолжают борьбу.        — Igni et ferro, — вдруг произносит Рафаэль, растягивая губы в улыбке, едва виднеющейся из-за густой бороды. — Огнём и мечом, Чимин. Королевства только на этом и стоят. Всё можно добыть огнём и мечом.        Так вот, что говорила ему Саванн. Огнём и мечом. Чимин поникает, его из-за злости быстро покидают силы, и омега пошатывается. В ушах стоит тонкий писк, комната кружится перед взглядом, и служки торопливо подхватывают Баккару подмышки, чтобы тот не рухнул на пол.        — Заканчивайте приготовления, принц должен вскоре поприветствовать свой народ перед коронацией, — развернувшись, бросает регент напоследок. А Чимин чувствует, как его тело уже оказывается на грани, на опасном кончике острия, перед тем как рухнуть. Как бы омега ни злился, недели, проведённые в плену, имеют свой отпечаток.        Он зажмуривается, прокручивая сказанную Рафаэлем фразу, часто дышит, словно долго бежал, и позволяет слугам дотащить его до стула.

🥀🥀🥀

       Хрусталь, коим объят весь дворец, как второй кожей и основанием, сверкает во всё ещё тусклом весеннем солнце. Они смотрят на него, собравшиеся здесь — перед громадой стекла, на то, как должна начаться коронация. Наблюдают. И ждут.        Вера или верность — нет разницы, когда остаётся последний факел надежды. Они верят в то, что справедливость существует, даже глядя в бездушные стёкла шлемов Смотрителей. Даже видя в их руках оружие, когда в их собственных — ничего нет. Они верны, пусть и испуганы до панической дрожи, но стоят на своём.        Солнце всё ещё сверкает над их головами, бликами отражается от хрустальных узоров дворца. Ворота защищают громаду строения, не позволяя подойти ближе, но сегодня особенный день, и им можно. По периметру слишком много стражников и Смотрителей, они готовы в любую секунду оборвать жизни, но движущиеся люди этого больше не боятся. Иногда нужно пожертвовать меньшим, чтобы получить что-то большее, иногда жизнь одного или сотен стоит будущего, за которое они борются.        Дворец мрачно красив — в нём, пусть украшен позолотой и пафосом внутрений двор с площадью, ощущается пока лишь холод. Люди идут, кто пониже опустив голову, кто гордо вздёрнув подбородок. Знают, какую страшную миссию на них возложили, но отказаться уже не в состоянии. Ждут, подходят поближе, разглядывая украшенный балкон с гербом белого лебедя. Не их гербом, не их символом, не признаком отчаянной надежды. Ещё немного.        Стражники бдят за каждым движением, уже проверившие их на наличие оружия, они всё равно следят за каждым случайным движением, толкают тех, кто слишком медлителен, тех, кто спотыкается или громко говорит. Автоматы и электро-ружья наперевес, шлемами закрытые лица. Стараясь не смотреть лишний раз на стражников порядка, альфа проходит дальше, держа супруга за руку. Они крепко переплетают пальцы, глядя на балкон и судорожно ожидая появления принца.        Играет музыка — в их ушах чудится почти похоронной, мрачной и тяжёлой, многие поджимают от эмоций губы. Кто-то дурашливо скандирует и хлопает в ладоши, но слишком много людей опустошены войной, они молчат, и двор эхом отражает имеющиеся звуки. Первым выходит регент. Его лоснящаяся борода отливает иссиня-чёрным в солнечном свете, альфа хмурится, сдерживает рвущуюся наружу ненависть к этому человеку, а омега выдыхает, стискивая его пальцы. Пухлые губы его дрожат от волнения, руки холодны, но во взгляде — решимость, она вспыхивает крошечным огоньком, маленькой искоркой, ведущей их всех вперёд, вместе, создавая негасимое, всеобъемлющее пламя.        Альфа сжимает руку омеги сильнее, и тот задерживает дыхание, как только следом за младшим темноволосым принцем выходит он. Уставший, плотно сжавший губы. Истощённый. Смехотворная корона на его голове посверкивает в цвет лазурным, запоминающимся глазам. Принц смотрит на них, но словно не видит, взгляд у этого человека неживой, и омега, с печалью глядя на него, прижимает к губам пальцы. У них под куртками нет формы, на спинах — алого знамени, но несут его гораздо глубже, чем возможно представить.        — Сегодня знаменательный день, — громом звучит искусственно усиленный голос регента, и альфа сильно нахмуривает брови, тянет идущего за ним спутника поближе к первым рядам. — Рейвен наконец обретёт настоящего короля. Он вернулся домой, он готов закончить ужасы войны с террористами и повстанцами, которые травят наш народ.        Люди перешёптываются, отнюдь не радостно. Кого-то, кто находится ближе к краю, толкают из-за шепотков, стражник прикрикивает, гневно щурится. Альфа и омега же стискивают руки сильнее. Они знают, на что идут, глядя на бездушный взгляд измученного, уставшего наследника. Тот скользит им по толпе, но никого, кажется, не видит, блуждает где-то далеко отсюда.        — Ваш принц вышел поприветствовать вас, получить от своего народа поддержку, в следующий раз вы увидите его королём. Так покажите ему всё, что чувствуете, всё, чем готовы поддержать, — заканчивает регент и отходит.        С этого угла не видно, но принца явно толкает его брат, вынуждая подойти поближе к краю ограждения и придерживая крепко за локоть, чтобы не вздумал отойти. Кронпринц открывает рот, но ничего не может из себя выдавить, и замирает, замечая первые движения. Стражники навостряют уши, когда некоторые люди подходят поближе, и омега с альфой тоже торопятся приблизиться. Оба вытаскивают из-за пазухи чудом добытое, символичное, ярко-красное. Принц замечает, его голубые глаза округляются, когда из толпы бросают первую — прямо к ступеньям дворца, под балкон, на котором он находится. Пухлые губы судорожно сжимаются, он с неверием глядит, как люди всё подходят ближе, как достают из-за курток, из рукавов, из-под одежды. Как бросают одну за одной к его ногам.        Альфа свою тоже выуживает, видя, как его спутник стискивает зелёный сочный стебель замёрзшими на мартовском верту пальцами. Они замахиваются, колет подушечки шипами, но всё же бросают ему навстречу — алые, как кровавое зарево, цветы с нежными, хрупкими лепестками и острыми, обещающими боль колючками. Роз становится всё больше, и принц вцепляется пальцами в край ограждения, неверяще разглядывая целый ярко-красный ковёр. Все, почти все, кто явился ко дворцу сегодня, несут в руках цветы — его цветы, его символ. Они кидают и кидают, даже слыша угрозы и крики охраны, стремятся прорваться к нужному месту и бросить под балкон красочные бутоны. Альфа сжимает руку омеги, выдыхает с дрожью, наблюдая за тем, как принц смотрит прямо на них. Его взгляд оживает, радужки становятся голубыми, словно небо, не тусклыми и увядшими. Как глаза блестят от скопившихся слёз, а ресницы дрожат.        Розы всё летят и летят, заполоняют двор. Позади слышатся крики — стражники явно против подобной демонстрации, кто-то уже страдает, но у них — собственная миссия. Омега подаёт ему огонёк — тонкую, бензиновую зажигалку, и альфа щёлкает кремнием, тут же вынуждая крохотное пламя засиять. Принца хватают за локти, пытаются оттащить, но он не отводит глаз в момент, когда альфа бросает зажигалку в кучу роз. Лепестки немилосердно вспыхивают, огонь их пожирает, не оставляя почти ничего. Розы горят, чернеют, как знак приближающегося. Сзади — за их спинами — кто-то выкрикивает:        — Восставшие из пепла, мы сожжём вас тоже!        Оборачивается, ликующе глядя на толпу, в которую врывается стража, как людей бьют, как слышатся первые выстрелы. Он сам обхватывает охранника за голову и бьёт, бьёт со всей дури, разжигая начинающуюся вакханалию. Не успевает как следует побороться — пули вонзаются быстрее. Они прошивают грудь болезненными прикосновениями, губы орошаются красным, как лепестки сгорающих в честь принца роз, и альфа падает. Видит безжизненно раскрытые в небо глаза своего спутника и стискивает покрепче челюсти. Кровь булькает в горле, крики глохнут на фоне разворачивающихся беспорядков, и их место занимает приближающаяся тишина. Последнее, что альфа видит над собой — в светлеющем весеннем небе — громаду металла с яркой, алой розой на брюхе планера.

🥀🥀🥀

       Чимин видел их. Видел их всех, кто смотрел на него в этот миг, бросая на территории двора красные цветы. Он вскрикивает, глядя, как начинается бойня внизу — прямо под ним, но омегу хватают поперёк туловища и стискивают, не дав вырваться.        — Они бросили города и сбросили на наши войска всё, что было, — отчитывается генерал армии Рафаэлю, лицо которого слишком серьёзно, даже бледно. — Приблизились к столице, несколько машин уже вошло в воздушное пространство. Помощь Пьемонта не поспеет!..        Хелл немилосердно тащит Чимина, подняв над полом, а омега сопротивляется, кусает брата за ухо, тратя на борьбу такие малочисленные силы. Зубы смыкаются на плоти, во рту ощущается металлический привкус чужой крови, и Хеллион дико вскрикивает, когда Чимин буквально отрывает кусок его уха, вырываясь. Но попытка сбежать прерывается двумя стражниками, хватающими его за руки и сворачивающими их. Чимин зверем глядит на регента, его окрашенные кровью губы и зубы растягиваются, показываются в улыбке — в торжествующей, полной надежд улыбке.        — Какой приказ мне отдать? — тихо спрашивает генерал, глядя на мрачного, как грозовая туча, Рафаэля. — Ваша Светлость… они уже могут быть в городе.        — Уничтожить всех. Поднимайте все машины и тяните до прибытия подмоги из Пьемонта, — рявкает регент, прожигая улыбающегося Чимина бешеным взглядом.        — Они пришли за мной, — хрипло выдыхает омега, не глядя на то, как брат прижимает окровавленные пальцы к недостающей части уха. — Они пришли сжечь вас.        — Отведите принца и заприте как следует, не оставлять ни на секунду, — гаркает альфа, а после встряхивает сына за плечо. — Хелл, возьми себя в руки, твари уже здесь! Они обманули нас!        Хеллион ошарашено глядит на отца, стискивает челюсти почти до скрипа, пока Чимин с ликованием наблюдает за их шоком. Они не ждали, что потрёпанная, разодранная на части Гвардия бросится в такой опрометчивый путь. Они отвели внимание регента и армии от себя, умудрились пробраться и агитировать столицу, а теперь… нападают. Чимин взрывается ликующим смехом, сощуривается от того, как по щекам льются слёзы слишком поспешного облегчения.        — Они пришли по ваши души, и вам с этим не справиться, — глухо выдаёт омега, но его уже волокут прочь, туда, где Серой Гвардии принца будет тяжело достать. Саванн услышала его молитвы. Она дала им сил, чтобы выжить и бороться, она благословила повстанцев на самое рисковое, что только они могли предпринять. Загнанный в угол зверь порой опаснее хищника, Чимин знает. И хищник тоже смертен. Рафаэль твердил о том, что власть заставляет людей ощущать себя богами, что ослепляет, и сам же попался в эту ловушку.        Чимин охает, когда его заталкивают в покои на нижнем уровне, здесь темно и пыльно, омега кашляет, когда двери закрываются — его не повели в замкнутое пространство давящих стен проклятой спальни, и теперь мозг начинает судорожно соображать. Открыть окно и сбежать, вооружиться хоть чем-то и вырваться прочь из плена. Чимин стягивает проклятущую корону со своей головы и стискивает в пальцах, двигаясь к окну. Бьёт первый раз, и металл искорёживается, но по стеклу идёт трещина, бьёт ещё, ещё и ещё в надежде разрушить проклятую клетку, заперевшую его так надолго. Больше, чем на целую жизнь.

🥀🥀🥀

       Им с трудом, с ужасающим трудом удалось это сделать. Отвести внимание столицы от слежения за передвижениями, вывезти большую часть людей и спрятать в разгромленном Тирелле, куда высокомерно не обращали внимания, думая, что город пал. Так и было, пока Терра не заставил Гвардию пошевелиться. Он отвёл фокус на Брестель, куда бросил часть людей, чтобы они начали агрессивнее отбиваться, и столица отвлеклась на единое, жалкое мгновение, стоящее слишком много. Пришлось рискнуть множеством жизней, чтобы получилось, слишком многие полегли за эту возможность, но им удалось. Получилось собрать силы для последнего рывка, всё это время не просто бесполезно прозябая, а собирая мощь, оставшуюся в их руках.        Юнги не знал, получится ли, но поставил буквально всё, что имел, на удачу, никогда не сопутствующую им. И швырнул в столицу бомбу, заставляя людей прозреть. Он не ждал, что столькие пойдут следом даже из сердца змеиного гнезда, но жители небольшого гетто Элиуса сделали шоу Серой Гвардии эффектным. Глядя из вертолёта на тлеющие розы, Терракота сворачивает и направляет машину в сторону планера, уже поднявшегося в воздух на защиту дворца. Приходится уходить, избегать столкновения, отвлекая внимание на себя, пока остальные садятся на территории Элиуса для атаки. Где-то там, внизу, Тэхён — борется наравне с ним, молится о победе. Сбоку Юнги слышит рокот остальных машин, надвигающисхся на город.        — Заходи с запада, — старается звучать спокойнее в специальных защитных наушниках омега, и Немо усмехается ему в ответ.        — Как прикажешь.        Стрелок Юнги разрывает обойму пулемёта, расстреливает приближающиеся машины. Их бой — в воздухе, не иначе, и Терра, раскрыв глаза пошире, уходит от ответного удара, стискивая штурвал холодеющими пальцами. Видит, как над его головой, приближаясь к дворцу, несётся металлическая птица с розой на брюхе. Они уводят пока внимание на себя, лишь бы остальные Гвардейцы успели, прикрытые ими, вторгнуться на территорию города. Юнги отдаляется от дворца и загнанно дышит, видя вертолёт Немо и представляя, как альфа безумно улыбается, готовясь к ужасу, разворачивающемуся под ними.

🥀🥀🥀

       Салита идёт рядом, почти бежит с оружием в руках, пока Тэхён огибает толпу убегающих, старающихся спрятаться людей. Разряды его пуль, со свистом вылетая из дула, вынуждают нескольких Смотрителей упасть без дыхания. Их здесь много, катастрофически много. Кардинал не ошибся, когда высчитывал количество хранителей порядка и личной королевской стражи дворца. Он слишком много лет прожил в этом месте, чтобы попасть впросак, потому они предполагали, сколько человек бросится им навстречу, стоит только проникнуть в город. Люди в панике несутся прочь, пока они с Салитой и остальными — навстречу течению. Тэхён почти задыхается, издали видя громаду дворца, куда хочет попасть сейчас больше всего на свете. Пробраться, разворошить всё и освободить Чимина от этого ужаса.        Он не может вспоминать лицо омеги на экранах, транслирующих запись с приветствием с балкона дворца. Бледный, осунувшийся, объятый отчаяньем принц. Тэ не в состоянии воспринимать его таким без болезненных уколов в сердце. Салита выпускает на волю пистолеты, они прячутся за зданием, скрываясь от смертоносных пуль Смотрителей, и Тэ жмурится, выдыхает, собирая волю в кулак. Они с бомбардиром переглядываются, и альфа кивает Тэхёну, говоря, что можно — людей из мирного населения почти не осталось в этом квадрате. Кардинал вытаскивает из-за пояса, срывает с крепления круглое устройство, а после, вцепившись зубами в подобие чеки, изо всех сил дёргает. Считая имеющиеся секунды, альфа размахивается и с криком швыряет бомбу в сторону Смотрителей, всё пытающихся отвоевать шанс на белый свет только для себя.        Да вот не выходит — разработанная Салитой бомба с оглушающим хлопком вспыхивает, разлетается со звуками грома осколками, убивая огнём и разлетевшимися щепками. Гвардейцы прячутся, падают наземь, чтобы переждать взрыв, Тэхён закрывает голову руками и почти не дышит, ощущая, как жар огня заполоняет пространство. Дым застилает глаза, он слышит кашель Намджуна, который вдруг хватает его за плечо и глядит бешеным, сумбурным взглядом. Карие радужки почти светятся от безумного притока адреналина, и альфа помогает Стражу подняться, а после двинуться дальше. Туда, куда им нужно добраться больше всего.

🥀🥀🥀

       Юнги видит, как его машину окружают сразу два боевых планера. Стрелок безысходно пытается отбиться, но ответные удары не заставляют себя ждать, и омега, как может, силится увернуться от огня. Он разворачивается боком, с силой бьёт по спусковому крючку и позволяет вылететь снаряду, попадающему прямо в лоб не успевшему увернуться планеру. Подныривает, отбрасывая от себя штурвал, резко дёргает, вынуждая вертолёт опасно накрениться, и едва вообще дышит от ужаса. С широко раскрытыми глазами старается уйти от преследования второго планера, вывернуться, чтобы осыпать его дождём стали, пороха и огня, но не может подловить момент. Пот стекает по вискам, по шее, копится на лбу, лишь бы не начал застилать глаза.        Юнги утирает его рукавом и судорожно заставляет себя дышать. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и получится разрушить и эту махину, желающую ему смерти. Терракота дёргает штурвал и уходит вверх, вынуждает боевую птицу развернуться, а стрелка — атаковать. Юнги почти до крови из дёсен стискивает зубы, видя, как снаряды летят в сторону планера. Он видит ещё и то, как ответные стремятся к ним, лишь бы уничтожить. Задерживает дыхание, старается увернуть машину, но хвост задевает, и вертолёт сотрясает.        — Терра! — отчаянно выкрикивает в наушник его стрелок, но Юнги и без того всё видит и знает — их подбили.        Старается вывернутья, сбросить высоту, лишь бы уцелеть. Зубы сжаты до скрежета и треска, Терракота часто дышит, видя, как земля уже приближается. Он пытается чуть приподнять нос вертолёта, замечая, как лампочки панели управления судорожно, отчаянно моргают, оповещая о том, что хвост машины уже в пламени. Жмёт на кнопку катапультации, но она не реагирует, вынуждая внутри похолодеть.        — Немо, меня подбили, — выдыхает омега, а его сердце ухает вниз. Неужто Мин сегодня и правда оставит этот мир?        — Юнги!.. — отчаянно кричит альфа в наушники Главе, но Юнги белее снега, он напуган. Вертолёт мотыляет из стороны в сторону, что-то слабо грохает в загоревшемся хвосте.        — Юнги, — слышится голос Пепла — холодный, донельзя сосредоточенный. — Озеро.        И омега мгновенно меняет курс, замечая блеск водной глади. Элиусское искусственное озеро — туда он направляется.        — Выводи его туда! — уже рявкает Пепел издалека, даже не мелькая над головой падающего стремительно Терракоты.        — Увидимся в Небытие, — шепчет омега, уже чувствуя, как с протяжным скрипом махина мчится к воде. Это может смягчить удар… но шансы так малы.        Омега бросает штурвал и подрывается на ноги. Летательный транспорт трясёт, а душа Терры уходит куда-то за пределы хрупкого, смелого омеги. Он дёргает рычаг аварийного люка в полу, но тот не поддаётся — заело. Этот люк — его единственный выход. Вода всё ближе, вертолёт, грозящийся взорваться, гудит, оглушая и почти вынуждая из ушей струиться кровь. Юнги взмаливается Саванн кратко и снова дёргает рычаг, почти не надеясь на спасение. Тот со скрежетом открывается, показывая пространство и землю, а Мин, обернувшись, в фонаре может уже разглядеть блики на поверхности озера. Пронзительный звук оповещает, что машина вот-вот рухнет в воду, и Юнги слабо вцепляется в края люка, едва дыша.        Он падает на пол, отчаянно крича и силясь испуганно не зажмуриться.        А после… боевая машина взрывается и падает всполохами огня прямо в небольшое, спокойное озеро на окраине города.

🥀🥀🥀

       — Юнги, — почти ревёт в его ухе от страха Немо, но Чонгук слишком сосредоточен. Он не ощущает ни страха, ни волнения, ни боли, хотя это грозится затопить альфу из-за взрыва вертолёта Юнги. Разберётся потом, сейчас же — нужно сделать то, что он задумал. Потому, прекращая обстрел вражеской машины, альфа разворачивает старенький планер.        Терракота никогда бы не одобрил этот опрометчивый план, но их силы слишком скудны, чтобы сделать всё так, как они задумали. Конечно, Пепел надеется, что Мин выжил, но картина взорвавшейся машины почти не оставляет надежд, и Чонгуку попросту некогда размышлять на этот счёт.        — Немо, займи позицию и отведи их от дворца, — жёстко отдаёт команду Пепел, на что тот отвечает лишь короткое «Принято», прежде чем начать исполнять.        — Вивьен, — переключает волну альфа, уже теряя всякую чувствительность в пальцах от предвкушения.        — Они увели его в сторону второго уровня, западное крыло, — выдыхает шпион. И снова — они двое собираются вытащить принца из дворца.        Вивьен рискнул всем и опять попытался проникнуть в замок. Ему это почти удалось: пусть и не в сам Хрустальный дворец, но на его территорию, откуда чудом умудрился заметить передвижение стражи по коридору. Омега прячется и ждёт подходящего момента, ведь убийца из Леандра абсолютно никакой.        — Спрячься, — хрипит в ответ Пепел и совсем меняет курс, собираясь обогнуть замок с противоположной названной стороны.        Блики, отражающиеся от хрусталя, слепят. Чонгук держит глаза широко распахнутыми, чтобы не упустить абсолютно ничего, и делает крюк, чтобы сбросить последний планер с хвоста, пока Немо будет их отвлекать. Но тот не отстаёт. И тогда на помощь приходит Раунд — он осыпает вражескую машину вихрем выстрелов, пока Чонгук уходит прочь от ублюдков. Махина пронзительно свистит, когда в неё попадает снаряд, она вздрагивает и свистит, падая. Сносит машину Раунда, и оба планера взрываются, опаляя взор стремящегося ко дворцу Чонгука жёлто-алым огнём.        — Блять, — выдыхает Пепел, видя, что от боевой машины Раунда, как и от вражеского планера, остались только искорёженный металл и пламя, а после упрямо движется дальше.        — Что ты задумал? — почти кричит на него Немо, но Чонгук не останавливается.        Он вернёт Чимина, и если для этого понадобится взорвать весь город, Чон на такое готов.        — Чонгук! — ревёт белокурый альфа по внутренней связи, но Пепел не останавливается.        Дворец стремительно становится больше по мере приближения планера с алой розой на брюхе, хрусталь сверкает и в фантазии альфы почти звенит, ожидая столкновения.        — Чонгук, блять! — продолжает орать Немо в ухо. Он — единственный, кто ещё остался в воздухе.        — Не дай им расстрелять нас с воздуха, — судорожно шепчет Пепел, переключая планер в режим автопилота. Он отпускает штурвал и вскакивает.        Махина несётся прямо в восточную часть огромного дворца в несколько корпусов, всё приближаются стеклянные стенки.        — Пепел… — уже с мольбой взывает Немо.        — Я подорву его. Я уничтожу сраную клетку, — выдыхает он, накидывает на плечи рюкзак с парашютом, а сам бьёт по кнопке люка в потолке.        Над головой — небо, когда Чон выбирается из планера и бросается прочь. В руках — лук и единственная разрывная. Альфа бежит по корпусу, сопротивляясь ветру, его уши закладывает от свиста, с которым планер снижается, направленный прямо в бок здания. Он спрыгивает, и воздух кажется невесомым, Чонгука охватывает свободным падением. И ему бы открыть парашют, но вместо этого Пепел изворачивается: мгновенно, разрезая подушечки пальцев тетивой от отвратительного положения, натягивает её. Стрела вылетает, а Чон бросает лук, тут же дёргая кольцо рюкзака. Нет, подыхать он пока не собирается. Внизу — бойня, сверху — огненные всполохи, они рождаются в миг, когда стрела врезается в самый центр изображённой на брюхе розы. Планер взрывается, и Чонгука обжигающей волной отбрасывает назад, вынуждая закрыть лицо. Парашют тормозит его падение, и альфа начинает медленно опускаться, пока глядит, как трещит стекло и хрусталь, как огонь овладевает проклятым местом, где мучают его омегу. Восточное крыло отсюда рассыпается на вид крохотными осколками, здание дворца сотрясается, дрожит, а Чонгук всё смотрит на него — рушащееся, освобождающее их — широко распахнутыми глазами, пока безвольно ждёт момента, когда его ноги в тяжёлых ботинках коснутся земли.        Он разрушил чёртов дворец. Теперь осталось явиться туда за Чимином.

🥀🥀🥀

       Юнги выныривает из воды и судорожно, с хрипом хватает воздух ртом. Держится на плаву чудом — ногу обжигает сокрушительной болью, а рёбра болезненно гудят от того, что его ударило о воду. Омега едва успел спрыгнуть в мгновение, когда вертолёт взорвался, и теперь возносит молебные благодарности богине за то, что та ещё сохранила его безрассудную голову. Терракота старается плыть, он видит берег, но нога болит так сильно… и всё равно не сдаётся, гребёт и гребёт руками, пока тяжёлая одежда тянет его ко дну. А как только пальцы впиваются в песчаную насыпь берега, стонет, подтягивает себя вверх, чтобы выбраться.        Его штанина сгорела, на бедре виднеется уродливый, пузырящийся ожог, и Юнги отводит взгляд. Когда смотришь — становится больнее. Он с трудом поднимается и, придерживаясь за рёбра, горящие болью, хромает в сторону улицы. Даже отсюда видит, как всё ещё летят куски хрусталя, как горит дворец, молится, чтобы всё не было напрасно и Чимин не погиб.        В Элиусе — разруха. Стражники и Смотрители, крича из-за вида разрушенного дворца, уже не отбиваются и не нападают — бросают оружие и бегут, сдаются. Душа Терракоты ликует, он зверски улыбается, видя, как всё меньше в воздухе вражеской обороны, но больно от факта — их планеров и вертолётов тоже. Однако продолжает хромать среди уцелевших отчасти улиц, старается обогнуть убегающих людей. Ещё немного.

🥀🥀🥀

       Тэхён с ужасом смотрит за тем, как горит замок, они с Салитой, завидев, что враг бросает от отчаянья оружие, сдаётся их воле, припускают в сторону замка, до которого осталось не так много. Оба альфы ранены, Тэхён на адреналине почти не ощущает, как горит голень, как штанина пропитывается кровью, а взгляд Намджуна ожесточён. Он, едва дыша, стремится поскорее достигнуть цели.        Территория замка не охраняется — многие либо мертвы, либо сдались, видя то, во что превратился Хрустальный дворец. И тут и там горят постройки, сыпется камень и осколки хрустальной оболочки. Тэхён ковыляет, уже ощущая накатывающую боль.        — Сюда, — хрипит он Салите, показывая в сторону уцелевшего входа.        Оба влетают во дворец, слыша уже, как вертолёт приземляется за их спинами, но не останавливаются — спешат, спешат закончить этот ад смертью двух тварей. Тэхён не знает, где может быть регент и Хеллион, он двигается почти на инстинктах, глаза — едва ли не алые от злости. Альфа цепляется за перила — лифты разрушены, рассыпались на стеклянные куски, механизмы вышли из строя, потому придётся своим ходом, но им это нипочём. Тэ спешит к принцу, он должен отыскать Чимина, но вместо него натыкается на окружённого стражниками Рафаэля.        Он невозмутим, но при этом Кардинал может заметить страх в зрачках. Это ужас отчаянья, ужас поражения, регент понимает и осознаёт свой проигрыш, но бороться не перестанет. Стражники, охраняющие его, поднимают оружие, и на них сыплется град из пуль и токовых разрядом. Салита пригибается, и они прячутся за аркой, переводя дух. Тэ выуживает второй пистолет и рычит, он всей душой желает прикончить тварь прямо здесь.        Но ни Кардинал, ни Салита не ожидают, что полоумной белобрысой бестией ворвётся Немо, начиная без разбору палить по стражникам. Альфы улучают момент и выскакивают, уворачиваясь от ответных пуль, чтобы открыть огонь. Пули Немо попадают в людей, в том числе в Рафаэля, задевают его плечо, отчего регент падает на спину и стонет. Хосок же звучно кричит, выражая всю ярость и ненависть к этим людям. Он отщёлкивает магазины и бьёт прикладом ближайшего стражника, пока Кардинал, не обращая внимания на собственные раны, до рези в белках распахивает глаза и продирается через тела к пытающемуся встать Рафаэлю.        Регент сталкивается донельзя испуганными глазами с бешеными зрачками Тэхёна, и тот наотмашь бьёт мужчину кулаком, с зажатым в нём пистолетом. Ещё раз. По другой стороне лица, ещё и ещё, пока кровь не усеивает смуглое лицо, пока борода не мокреет и не слипается от алых струёк. Тэ яростко и низко кричит, продолжая бить Рафаэля, пока Салита его не отталкивает.        — Стой! — Намджун крепко стискивает всеми конечностями разъярившегося Стража, не даёт добить врага, а Немо подходит ближе, чтобы почти поднять альфу за шкирку. Рафаэль в сознании, но его глаза едва раскрываются, один из них заплыл и полностью покраснел.        И даже сейчас регент усмехается. С горечью, с досадой и пренебрежением к ним. Однако сказать или попытаться это сделать не успевает — Хосок мощным движением заряжает альфе по затылку, вырубая. А Тэ впервые ощущает, что начинает нормально дышать, для полноценного вдоха не хватает только найти Пака в почти развороченном дворце.

🥀🥀🥀

       Чимин слышит грохот, и его буквально подкидывает на полу — всё здание дворца трясётся, издавая чудовищный стон крошащегося камня и трещащего стекла. Чимин падает, больно бьётся головой о подоконник, уже ощущая, как кровоточит свежая, полученная от этого удара ссадина. Он едва дышит, ему больно и тело пронзает слабостью. Стёкла окна выбиты, омега может сбежать, но почти не находит в себе сил — он истощён, разум подёрнут поволокой, едва разгоняемой притоками адреналина от быстро бьющегося сердца. Баккара упрям, он всё равно тянется и вцепляется пальцами в злосчастный подоконник, старается подняться, чтобы сбежать. Упав с такой высоты навряд ли умрёт, может, что-то повредит. А когда выпрямляется, совсем не ожидает встретиться с бледным лицом и тёплыми карими глазами Леандра, который изо всех сил лезет к нему в окно. Омега дрожит, они оба трясутся от шока, но Чимин не упускает ни мгновения — хватает Вивьена за руку и помогает забраться. Он рискнул, полез за принцем во дворец, не страшась тут погибнуть.        Вивьен, оказавшись на полу, обхватывает судорожно Чимина руками и прижимает к себе, впервые, кажется, за долгое время выдыхая. А Пак вцепяется в его одежду пальцами, глуша нарастающие рыдания. Они пришли за ним, все они, все, кто мог считаться его семьёй. Леандр же переводит дыхание в тот момент, когда дверь клетки Чимина распахивается и в помещение входит стражник. Кажется, это он прикрывал его плащом в ванной, когда нагой омега пытался хоть как-то противостоять брату.        — Мой принц, — хрипло выдыхает альфа, а Чимин, несмотря на боль во всём теле, прикрывает Леандра собой. — Я не… не наврежу. Замок почти сдан.        Стражник протягивает Чимину руки, смотрит с виной и болью, словно стыдится, но омега эту помощь принимает, вцепившись в пальцы мужчины. Он, поддерживая Баккару, выводит из помещения, и перед глазами принца предстаёт ужасающе завораживающая картина: половина дворца разрушена, через раскрошенные стены пробивается солнечный свет, комнаты объяты огнём. Кое-где ещё идут сражения, слышатся звуки стрельбы, но стражник, придерживая Чимина за плечи и держа пистолеты наготове, ведёт их прочь — куда-то на нижние уровни. Хочет вывести из дворца? Точно ли можно ему доверять?.. Чимин испуганно вздрагивает от собственной мысли, с опаской глядит на альфу и сжимается, боясь, что это — очередная ловушка. Вивьен намертво вцепляется в его ладонь, исколотую стеклом и кровоточащую, сжимает трясущимися пальцами пистолет, который прежде никогда не применял.        Альфа выводит их в другой коридор, здесь, ближе к уничтоженному восточному крылу, нет внешней стены, стёкла и битый хрусталь усеивают пол, крошка хрустит под подошвой. Стражник судорожно выдыхает и резким движением заводит Чимина за спину. Омега вздрагивает от импульсов, пронзающих чужое тело из-за каждой попадающей в плоть пули. Стражник падает наземь, а Вивьен поспешно прячет омегу за поворотом, чтобы пихнуть в ладони пистолет. Свой сжимает крепко, бледные губы Леандра дрожат от страха. Этот человек не умеет убивать, но и ему приходится. Чимин мельком выглядывает из-за угла и видит Хелла. На его лице и шее — запёкшаяся кровь из-за откушенного кончика уха, она же венчает губы и уголок рта Пака.        — Ты думал, так легко сбежать? — хрипит Хеллион, и Чимин зажмуривается. Слабость снова начинает одолевать его, а тело не выдерживает её напора. — Давай, иди сюда. Разберёмся один на один, как два брата, это только наш конфликт. Отпусти милого маленького омегу, пусть живёт… если удастся отсюда выбраться.        Солнечный свет падает на почти обезумевшее лицо Хелла со стороны разрушенной стены, альфа медленно шагает, и крошка пронзительно скрипит под подошвами его ботинок. Хеллион часто дышит, держа оружие в пальцах, приближается к месту, где схоронились омеги.        Чимин резко выбрасывает ладонь и принимается отстреливаться. Его руки сильно дрожат от усталости и изнеможения, и не удаётся попасть, Вивьен испуганным котёнком дрожит рядом, не в силах успокоиться. Но рассудок Чимина, как ни странно, холоден. Он готов к этому, он знал, что Саванн их рассудит. И если принцу суждено здесь умереть, он хотя бы утащит эту тварь за собой.        Уже собираясь выскочить из-за угла и дать Хеллиону то, о чём он просит — схлестнуться в схватке, он замечает, как яростный вихрь сносит брата с ног. Они катятся по полу, усеянному хрустальными осколками, рычат друг на друга. Алая роза на спине припорошена пылью и сажей, короткий ёжик волос торчит во все стороны. Чимин оседает, панически грызёт нижнюю губу, пока двое альф схёстываются снова и снова. Слышится выстрел, и Пак испуганно вскрикивает, но Вивьен удерживает его за руку, не позволяя броситься в пекло. Он узнаёт этот голос, этот отчаянный крик, с которым Чонгук вырубает Хелла, и голова младшего принца навзничь падает, знаменуя его потерю сознания звоном стекла под затылком.        Чимин, держась за стену, поднимается на ноги, пока Чонгук шатко встаёт. Он поднимает бессознательного альфу, схватив за волосы, и буквально тащит к нему, как подношение.        — Чонгук… — почти беззвучно от шока и яростной радости произносит омега, он ковыляет к любимому мужчине, а слёзы начинают скатываться по чумазым, впалым щекам. — Чонгук…        Чон оставляет Хелла и бросается к нему уже бегом, сокращая расстояние между ними. Едва ли дышит, глаза альфы широко распахнуты, а губы дрожат. Он быстро преодолевает метры между ними, распахивает руки, и Чимин почти падает в них, прижимаясь к Пеплу. Судорожно стискивает за шею, почти царапает кожу, лишь бы убедиться — это живой, настоящий Чон Чонгук, никакая не болезненная иллюзия. Альфа тяжело дышит, а омега не может прекращать к нему прижиматься. Обхватывает руками за пояс и ощущает вязкость тёплой крови, отчего дрожит, видя, что Пепел ранен.        — Эй, эй, всё хорошо, пустяк, — хрипит он, обхватывая большими ладонями Чимина за щёки и стараясь стереть с них слёзы и кровь. — Я здесь, звёздочка, я пришёл за тобой. Я ведь обещал, что мы будем рядом до конца.        И Баккару прорывает. Слёзы не останавливаются, капают с подбородка, пока Чон отчаянно за ним смотрит, не зная, что делать. Он вжимает омегу в себя, словно пытается слиться с ним, запечатать в своей груди. Дошёл. Несмотря ни на что — ни на огонь, ни на войну, ни на слабость, Чонгук явился за ним. Сердце наконец-то бьётся, словно бы живое, кровь циркулирует по венам и артериям, кислород вторгается в лёгкие, принося облегчения, словно всё то время, что Чимина не было рядом с ним, он был живым мертвецом.        — Я… — Чимину не хватает дыхания, он оседает, глядя на кровь, пропитывающую одежду раненого альфы, а Вивьен с кем-то громко говорит по внутренней связи. Двое Гвардейцев подскакивают, и Вивьен тихо говорит им о том, что Хелла надо где-то закрыть.        — Я никогда тебя не оставлю, — хрипло шепчет Чонгук, вжимаясь лбом в лоб плачущего от облегчения омеги. — Мой король, мой омега. Ты — моё всё. Я твой, а ты — мой, звёздочка. — голос Чонгука садится, он сжимает Чимина обеими руками и судорожно дышит, зажмурившись. — И пусть только хоть кто-то попытается встать между нами, я их уничтожу, как уничтожил это место.        Чимин кивает, жмётся к груди, чтобы столкнуться губами с его, позволяет обхватывать себя, укутывая родным древесным запахом, сейчас перемешивающимся с металлическими нотками крови. Сердце нормализует свой ритм, дыхание кажется доступным, рассудок трезвеет. Чимин дома. Его альфа — и есть его дом.

🥀🥀🥀

       Вивьен говорит, что нужно идти к оставшемуся целым тронному залу. Чимин ковыляет, придерживая немного бледного от раны Пепла за руку, пока они торопливо передвигаются по дворцу, отыскивая уцелевшие коридоры. Здесь светло и тихо, словно не было за стенами зала сражения и подрыва замка, а трон на возвышении с длинной спинкой стоит, мрачно нависая над Чимином. Это из-за него всё происходило, из-за проклятого трона, из-за власти. Омега стискивает зубы, подавляя неизвестно откуда взявшуюся внутреннюю дрожь, отворачивается.        Их привлекает стук двери, Терракота, абсолютно мокрый, едва передвигающийся и держащийся за стенку, хромает к ним. Чонгук стискивает руку Пака, и тот кивает, чтобы альфа двинулся в сторону раненого Главы. А тот, вопреки собственной слабости, швыряет в голову Чонгука камень. Тот едва успевает увернуться от летящего в него обломка, а Терракота вдруг оседает, однако Пепел успевает его подхватить. Чимин и Леандр торопятся к ним, пока омега орёт в ухо наёмника:        — Кто так делает, придурок? Ты не придумал ничего лучше, чем взорвать дворец?! — Чимин смотрит на Терру, дрожащего и уставшего, на огромный ожог на его бедре, выглядящий страшно и мучительно больно.        Чонгук, сморщиваясь от крика на ухо, продолжает с усилием держать Юнги на руках, потому что тот совсем обессилел из-за обширной раны. Пак подходит ближе к Терре, и тот переводит внимательные глаза на омегу. Рассматривает, оценивает состояние.        — Живой, — выдыхает он, смеживая ненадолго веки, а после протягивает ладонь и чуть шлёпает приободрительно Чимина по бледной щеке. — Слава Саванн, живой.        — Чимин! — раздаётся незнакомый голос, и Пак оборачивается. Джин, спотыкаясь, влетает в тронный зал, заливается слезами и весь дрожит. — Богиня…        Омега налетает на принца и стискивает в крепких объятиях, а Пак всё ещё оглушён звуком его настоящего, невероятным образом вдруг вернувшегося голоса. Он стискивает Катберта в объятиях, тот рыдает ему в плечо, пока Чонгук сажает Юнги на ступеньки у возвышения, ведущего к трону. Омега шипит и бледнеет — рана серьёзная.        — Я так рад… — шепчет сквозь слёзы медик, стискивая Пака, а после с ужасом смотрит на Юнги, прежде чем броситься к нему.        — Да нормально всё… — скомкано произносит Глава, но Джин с укором на него глядит и уже начинает раскрывать сумку с медицинскими принадлежностями.        Хосок торопливо входит в зал вместе с Кардиналом и Салитой, его глаза округляются, а после альфа облегчённо выдыхает, видя своего мужа целым и невридимым. Чимин ощущает, как они спешат к нему, а позади — Чонгука, гарпией нависающего над омегой, словно того могут внезапно украсть. Тэхён обгоняет Немо, прихрамывает и с абсолютно круглыми глазами, один из которых заливает кровью из рассечённого лба, заковывает Чимина в медвежью хватку. Салита обхватывает Чона руками, что-то говоря, пока Страж обнимает принца, оторвав его ноги от земли.        — Господи… — хрипит Тэ, — Богиня… Чимин, прости меня. Я не сберёг тебя, не укрыл.        — Всё хорошо, — утыкается щекой в висок названного брата он, позволяет себя держать, а дрожь внутри нарастает. Голова кружится, когда Тэ опускает его на ноги и ощупывает, словно проверяет целостность, прежде чем замечает Юнги. Пак подталкивает его к омеге, и Кардинал бросается к Терре, чтобы упасть на колени и мешать Катберту латать ожог Юнги.        Боль. Его обжигает ею изнутри, пространство начинает кружиться, и Чимин пошатывается. Чонгук тут же бросается к нему, едва дышащему от жгучей боли, вонзающей зубы в кости и мясо прямо в центре грудной клетки. Чимин не слышит голоса альфы, когда тот, подхватив его, зовёт с испуганными глазами, его мир заволакивает мраком.

🥀🥀🥀

       Джин диву даётся, что медицинское крыло дворца чудом уцелело, он стоит над койками, где никто не лежит. Чонгук нервно елозит, ощущая тяжесть бинтов на боку, которыми Катберт настойчиво перемотал его тело, зашив рану на рёбрах. Юнги спит на койке — измученный болью и сражением, ожог серьёзен, и Главе нужно хоть немного времени на восстановление. В лазарет входит Рован, его щёки испачканы кровью, форма порвана, но лорд держит спину прямо, подходя к Салите, стоящему в изголовье койки Юнги. Пока тот пытается восстановиться, Намджун взял на себя главенство.        — Планеры Родриза заняли боевые позиции на границе с Пьемонтом. Если они хотя бы попытаются пересечь её, Родриз считает это как личную угрозу.        Они совсем не ожидали, что дед Чимина — отец Эмана — выйдет с ними на связь. Ни он, ни правитель их страны, не знали, что Эммануил задумал, потому оказались в шатком положении, ведь Рейвен мог ответить на подобное крайне агрессивно. Рован вышел на переговоры с королём соседствующей страны, и те дали обещание поддержать Рейвен, если Пьемонт захочет развязать побоище. Но Рафаэль повержен. Он признан предателем короны и узурпатором, его планы сломлены, а сам бывший регент сидит в темнице под дворцом вместе с сыном, чтобы дождаться правосудия Чимина, пока находящегося в слишком пограничном состоянии. Рован устал и измучен, но старается, как может, держаться — у них много проблем.        Стражи и Смотрители сдались. Понимая всю серьёзность, видя происходящее в столице и агрессию не только повстанцев, но и мирных жителей Элиуса, они не захотели больше бороться против законного наследника престола.        — Хорошо, — кивает Салита, скрещивая руки на груди. — Пока мы всё ещё в военом положении. Что с пунктами помощи?        — Немо и Вивьен этим заняты. Они стараются как могут помочь пострадавшему населению, — выдыхает Рован, а Джин подходит к нему и кладёт руку на плечо.        — Тебе бы передохнуть, — давит Катберт, но лорд Урсу отрицательно мотает головой и слабо улыбается.        — Отдохну, когда придёт тому время.        Омега покидает лазарет, и Салита уходит следом за ним, чтобы взять управление Гвардией, сейчас заправляющей в городе, а Чонгук поднимается, чтобы проковылять к койке, где без сознания лежит Чимин. Его лицо неестественно бледное, под глазами — синяки, на щеках — ссадины, губа разбита. Омега сильно пострадал, и даже если нет внешних ран, его стремительный обморок говорит о многом. Потому что прошло уже несколько часов, а Пак всё ещё не пришёл в себя.        — Опиуматы, — тихо говорит Джин, подойдя ближе, на что Пепел ошарашено оборачивается. — В его организме много опиуматов, Чонгук. Его долгое время накачивали наркотиками, сознание, скорее всего, искажалось. Сейчас я пытаюсь вывести их из крови, но…        Альфа пронзительно глядит на медика, а Сокджин поджимает губы.        — Эффект ломки всё равно может присутствовать, — тихо заканчивает он, а Чонгук обессиленно закрывает глаза.        Война окончена, и вроде бы должно стать легче, но на душе волки воют. Работы ещё критично много, и Чимин, вероятно, не успеет достаточно восстановиться, чтобы начать поднимать страну с колен. Им придётся как следует помочь будущему королю.        — Что с ними будут делать? — жёстко спрашивает Катберт своим мелодичным голосом, становящимся день ото дня всё звонче. Такой тон слышать от этого омеги непривычно.        — Чимин решит. Я бы разодал на кусочки и отдал бродячим собакам, — хрипит Пепел, — перед этим лучше бы им пострадать как следует. Но Салита приказал не приближаться до момента, пока Баккара не придёт в себя.        Катберт недолго молчит, а Чон присаживается на край койки, где лежит кронпринц, смотрит за тем, как слабо и размеренно приподнимается его грудная клетка. Он протягивает руку, чтобы смахнуть с его глаз чёлку, проводит пальцами по изогнутым бровям и выдыхает. Он смог. Они смогли вместе, все Гвардейцы приложили руку, все жители городов, но они победили. Рейвен, наконец, свободен. Но свободен ли их король? Это только предстоит выяснить.        И, несмотря ни на что, ни на какие проблемы, Чонгук теперь точно не отойдёт от Баккары ни на шаг. Как и обещал — до самого конца.