Баккара

      Они так и не впустили Эммануила в домик лесничего. Чонгук просто заблокировал дверь столом, хотя каджый из присутствующих в доме осознавал, что при желании это мало спасёт их. Но так хотя бы появлялась иллюзия того, что они под защитой.        Чимин по-прежнему ощущает потерянность и непонимание, витающие в воздухе. Он не видел Эмана с тех пор, как его семья покинула пределы Рейвена, когда его двоюродный дед вышел замуж второй раз после смерти отца Эммануила. Папа тогда бесновался, ещё будучи живым, что последний из ближайшего ответвления семьи покидает короля, но традиции Родриза перекроить не мог: Рашкас уехал и забрал с собой тринадцатилетнего Эмана. Сейчас же по подсчётам Пака ему должно быть больше двадцати семи, Эман — взрослый альфа, герцог одного из пристоличных регионов, так как Рашкас и его новый супруг так и не сумели, по сведениям, данным Паку, зачать потомство. И герцог провинции объявил Эмана своим наследником.        Потому Чимин не понимает, как ему поступить: принять ли длань, протянутую родственником в качестве поддержки, или отклонить его предложение. Чимин потеряно сидит прямо на полу возле очага, пока Эллдион обеспокоенно мечется от одного угла дома к другому.        — Мы должны хотя бы выслушать его, — вздыхает Пак, поднимая глаза на опершегося о стену рядом с очагом из камня Чонгука.        Альфа обдаёт его мрачным взглядом. В глазах Чонгука Баккара замечает явственное недоверие к прибывшему альфе, настороженность. Почти слышит, как шестерёнки в голове Пепла начинают судорожно скрипеть, приходя в действия и запуская механизм размышления. Он прикусывает губу и треплет бахрому одолженной у Эллдиона рубахи. Ему не помешают союзники, особенно сейчас, когда Тирелл оказался в таком затруднительном положении, когда Гвардии как никогда необходима поддержка извне. Чимин грызёт губу, продолжая смотреть на настороженного и слишком непривычно сосредоточенного Чона, который по-прежнему ничего не отвечает.        — Я знаю, о чём ты думаешь, — тихо проговаривает омега, поднимаясь на ноги и становясь напротив наёмника. — Что Эман может быть врагом, что нас ждёт ловушка. Но посмотри, в каком положении мы оказались? Он и так осадил проклятый домик посреди леса, мы сбежать не сможем, если даже захотим.        — Знаю, — тихо отвечает Пепел, скрещивая руки на груди. — Но он мне не нравится.        — Он мой дядя, — тихо отвечает Пак, подходя ближе и прикасаясь к чрезмерно напряжённым предплечьям альфы. — Я… хочу просто попробовать его выслушать. Так или иначе мы на грани гибели. Если Эман задумал нас убить — он сумеет запросто взорвать дом. А при ином раскладе… мы можем получить сильного союзника.        Чонгук недоверчиво поджимает губы, но Чимин приближается ещё на шаг и заглядывает альфе в лицо. Бордовые радужки сталкиваются с голубыми, происходит искристая ментальная борьба, в которой Чонгук отступает. Он даёт Эммануилу шанс, шанс им обрести ещё больше поддержки в моменты, когда Тирелл терпит крах вместе с Гвардией, оставшейся там.        — Я убью его, если хоть подышит как-то странно, — низко и угрожающе произносит Пепел, а в подтверждение своих слов обнажает пистолет, вытянув его из кобуры.        Чимин согласно кивает, сглатывает ставшую вязкой слюну и движется в сторону входной двери.        — Эй, старик, — зовёт Чонгук Эллдиона, вынуждая и Чимина замереть на месте. — В погреб. И сиди тихо.        Чимин поджимает губы, понимая, что Чонгук всегда готовится только к худшему исходу. Он, кажется, предполагает, что им не выжить во время этого разговора. Но не показывает эмоций, просто дожидается, пока Эллдион не схоронится в погребе, а альфа и омега не останутся одни в помещении. Чонгук же не позволяет принцу раскрыть двери: он отводит Пака к себе за спину, а сам, держа оружие на изготовке, распахивает створку. Страшно ли Баккаре? Без сомнения. Он уже много раз с момента побега из дворца оказывался в опасных для жизни ситуациях, был на волоске от смерти, потому дрожь ощутимо кусает мурашками под кожей, вынуждая все чувства обостряться до предела.        Эммануил замечает открывшуюся дверь домика и спешит покинуть планер, всё ещё стоящий недалеко от строения. Он движется к ним, и Чимин не может разглядеть силуэт родственника в непроглядной темноте света, зато замечает двоих охранников в лазурно-голубых доспехах.        — Ты зайдёшь один, — чеканит низко и угрожающе Чонгук, выставляя пистолет перед собой.        Стража Эмана реагирует моментально, они так же направляют дула в Чона, пока тот даже усом не ведёт, словно страха в нём нет от слова совсем. Эман взмахивает ладонью, немо отдаёт стражам приказ, и те делают шаг назад. Сердце Чимина готово выпрыгнуть из груди, когда дядя приближается. Его большие зелёные глаза сверкают, стоит радужек коснуться свету из открытой входной двери, лицо — обеспокоенное и бледное, когда герцог поднимается по двум косым ступенькам крыльца. Сам принц уже успел присесть на табурет, словно ждал с расслабленностью чужого появления. Однако волнение всё же берёт верх, и Баккара подскакивает, стоит Эману переступить порог дома лесничего и попасть в круг света от пламени очага.        — Чимин, — выдыхает дядя и бросается к омеге, чтобы стиснуть его сильной хваткой рук.        Эммануил невероятно изменился: его смоляного цвета волосы острижены по плечи и собраны лентой на затылке, зелёные глаза стали жёстче, а между бровей залегли морщинки. Он из тринадцатилетнего мальчишки превратился в настоящего мужчину, какого Пак не ожидал увидеть спустя столько лет разлуки.        — Эман, — но не успевает омега поприветствовать дядю, как того зверски сильной хваткой отбрасывает от Баккары на несколько шагов. Эман удивлённо вскидывает брови, уставляясь на Пепла, который загораживает кронпринца собой.        — Ещё раз без моего позволения приблизишься к нему, я тебе глотку вскрою, — холодно и чётко выговаривает альфа, нависая над обоими ставшей мрачной громадиной убийственной силы. Даже Чимин вздрагивает и покрывается мурашками от настолько непривычного тона наёмника.        — Ты кто такой? — сразу становится жёстче лицо Эммануила, и тот почти ощеривается, собираясь выудить револьвер из кобуры, но Чонгук молниеносно бросает маленький метательный нож.        Лезвие свистит мимо предплечья Эмана, вынуждая его остолбенеть и задержать дыхание, так и не достав оружие.        — Твоя возможная смерть, — хрипит наёмник с широко распахнутыми бордовыми глазами, и такой вид Чонгука не на шутку пугает омегу.        — Пепел! — шипит на него Чимин и дёргает за рукав одолженной одежды, но тот — несдвигаемая скала.        — Я не доверяю ему, звёздочка, пусть не приближается. У тебя достаточно хороший слух, чтобы воспринять информацию, сказанную с расстояния полутора метров, — не оборачиваясь, произносит альфа, а Чимин вздрагивает, переводя взгляд на Эмана.        Альфа хмурится, глядя на рукав куртки, на котором остался порез, когда метательный нож проскользнул мимо, прежде чем воткнуться в стену позади герцога.        — Хороший у тебя телохранитель, Минни, — вздыхает Эман, поднимая на них взгляд. — А что с твоим Стражем?        — Вы тут не славное прошлое собрались обсуждать, — холодно выдаёт Чонгук.        — Эй, тебе не следовало бы…        — Так, — взмахивает ладонями омега, становясь между альфами, — мы тут и не для перепалок точно! Эман, для чего ты явился и как нашёл нас? — Чимин уставляется на родственника, который продолжает ещё несколько секунд буравить зелёным взглядом непроницаемое и становящееся всё ближе к привычному лицо Пепла.        — Я лишь недавно узнал о происходящем в Рейвене, — переводит внимание Эммануил на Чимина, и тот подбирается. — Регент блокировал поступление информации за пределы государства, но и его возможностей хватило ненадолго. Просочились ваши агитационные речи, весь Родриз на ушах стоит из-за вашей гражанской войны.        Эман ненадолго замолкает, сглатывает.        — Рашкас был разбит этой новостью, — пронзительно глядит на омегу он. — Его едва приступ не хватил, когда папа узнал, что ты ведёшь войну прямо с линии фронта против Рафаэля. Для всех это было большим шоком.        Чимин поджимает губы.        — Я… долго не понимал, что мне делать, — разводит Эман руки в стороны, а выражение его лица становится до предела виноватым. — Моим домом стала другая страна вот уже четырнадцать лет, но я не сумел оставить тебя в беде, племянник.        Чонгук всё ещё выглядит напряжённым и до крайней степени настороженным, не выпускает из ладони пистолет, готовый в любую минуту прострелить Эммануилу голову. И Чимин его за это не осуждает. Кто угодно может предать кого угодно, но сейчас хочется верить — Эман и правда прибыл из Родриза в Рейвен, чтобы помочь своей родной крови. Хочется снова быть наивным, вот только у кронпринца Рейвенского такого права, увы, больше нет. Потому Чимин включает рассчётливую и холодную свою сторону, произнося:        — Как ты нашёл нас?        — Когда я прилетел в Рейвен, нас едва не расстреляли воздушные силы. Мы приземлились на территориях Примроуз, так как там было более миролюбивое к нам отношение. Я объяснил, кем тебе прихожусь, но мне не верили и прогнали, — устало рассказывает Эман, опустив голову. — Потому мне пришлось прибегнуть к слежке. Я выяснил, что на Тирелл напали силы Рафаэля, а по всем сведениям, которые мне удалось заполучить, я понимал, что Тирелл — ваша центрально-опорная точка. Послал людей проведать обстановку. Несколько моих парней погибли, но сумели достать информацию, что ваш штаб наполовину разрушен, а ты скрылся от преследования. У меня ушло несколько дней, чтобы понять и отыскать твои следы. А после… мы просто прочёсывали лес, пока не увидели вас, — пожимает словно бы смущённо плечом Эммануил, снова поднимая взгляд на племянника.        — Так ты…        — Я прибыл, чтобы помочь тебе — наследнику престола. Я верю тебе, — выдыхает чувственно Эман. — Этот ублюдок никогда мне не нравился.        Чонгук скептично оглядывает альфу и фыркает, держась поблизости от Пака.        — Я хочу, чтобы власть оказалась в руках того, кто этого по-настоящему заслуживает. И готов предложить тебе силы герцога Мазратского, благородно поддержавшего тебя в этом противостоянии, — Эман вдруг опускается на одно колено, словно присягает Чимину, и омега вздрагивает.        Чонгук напрягается ещё больше.        — А что правитель твоего государства? — вздёргивает Пепел бровь. — Разве он давал позволения тебе вступать в противостояние, не относящееся к вашим территориям?        Эман поднимает голову и пронзает Чонгука ледяным взглядом.        — Мой император выказал противность этого союза, но папа напомнил, какую поддержку Рейвен оказал Родризу браком Рашкаса и его подданного герцога, — низко проговаривает Эммануил, глядя на альфу, словно на грязь под ногами — с презрением и брезгливостью.        А Чимин начинает судорожно соображать. Подмога в лице герцога — его дяди — окажет им значительный перевес в силах, подсобит в восстановлении Тирелла и избавлении его от осады. Чимину нужен этот союз. Ему нужен ещё один человек, которому омега смог бы довериться. Кто-то кроме Серой Гвардии и Натаниэля, ибо всем остальным веры со стороны Пака нет. Он не может полагаться полностью на тех, кто переметнулся от Рафаэля к нему, не может окончательно отпустить поводья. И это по-прежнему гложет кости, доводя тело до тревожного тремора. Чимин сглатывает и переводит взгляд на Чонгука. Может, альфа глядит на всё это с другой стороны? Может, трезвость его рассудка направит Чимина? Стыдно полагаться на Чонгука в делах, которые тот не курирует — все эти родственные связи, союзники, вся кутерьма и паутина престолонаследия и чужих мотивов. Но по взгляду Пепла понимает: альфа готов стать его опорой, чего бы ему это ни стоило.        Омега вцепляется в рукав Чонгука и не может поднять взгляда. Тот переплетает их пальцы и снова загораживает собой. Широкая спина ненадолго позволяет выдохнуть, а дрожь, прошедшаяся по всем внутренним органам, холодит кровь.        — Принц подумает над вашими словами, — резко и холодно выдаёт Чон, кивая Эману на дверь.        — Да кто ты, мать твою, такой, чтобы говорить от лица Чимина? — вздёргивает агрессивно бровь тот, скрестив руки на груди.        — Это мой альфа. И я даю ему разрешение говорить от моего имени, — тихо, но твёрдо произносит Пак из-за спины Пепла. — Пока он стоит на моей защите, пока он является моим, такое право имеет, Эман. Мне нужно время на раздумья, поэтому, пожалуйста, оставь нас и дай этот срок.        — Какой конкретно? — устало потирает переносицу Эммануил.        — Три дня, — чеканит Чонгук. Он, скорее всего, завысил срок обсуждения в надежде на то, что Гвардия подоспеет раньше и успеет им обеспечить прикрытие.        Буравит Эмана тяжёлым багровым взглядом, ожидая, пока герцог, недобро на него зыркнув, покинет домик лесничего, и только когда створка закрывается за чужой спиной в утеплённой стёганой куртке, малость расслабляет линию плеч. Чимин прижимается к Чонгуку со спины, обхватив его руками за пояс и надеясь получить хоть каплю решимости от своего партнёра. Чонгук же поглаживает бездумно мягкие ладони с небольшими пальцами, а взгляда с двери — подозрительного, агрессивного, злого — не сводит. Лишь нахмуривается сильнее.

🥀🥀🥀

       Тэхён, вспотевший и порядком измученный, садится на пыльный табурет, чудом уцелевший в обеденной. Они уже несколько дней разгребают завалы. Не только, чтобы отвлечься от поисков Пепла и Баккары, не только для того, чтобы починить штаб, но и чтобы достать тела тех, кому не повезло. Удар по штабу пришёлся крайне нехилый. В Тирелле по-прежнему громыхают автоматные очереди и взрывы — в южной и западной части города продолжаются ожесточённые бои: Гвардия уберегает остальные части и население — выжившее в мясорубке — от наступления врага. Терракота с ног сбивается, не понимая, за что ему хвататься, кого искать и кличать для помощи. Иршель не сдан. Примроуз, Брестель — города, захваченные Гвардией, подвергаются таким же нападениям со стороны Рейвенской армии. И Терра уже почти валится без сил.        Как и все остальные. Салита находится в одной из горячих точек сражений, обеспечивая Гвардии припасы и взрывчатые вещества для атак на пару с Химиком, Катберт падает от усталости, возясь с ранеными, Немо и Леандр помогают солдатам и Гвардейцам, которые на грани истощения, но не сдаются.        И Тэхён тоже без дела не сидит. На передовую ему броситься не позволили: через Катберта Терра передал, что Тэхён должен оставаться в штабе на случай, если внезапно обнаружится Чимин. Чтобы броситься за принцем сиюминутно. Они все понимают, что принц ещё жив, просто прячется где-то с Пеплом, причём крайне успешно, раз до сих пор враг их не отыскал. В другом случае — в том, о котором Тэ даже думать не хочет, их бы уже оповестили о поимке кронпринца. Потому ничего иного себе в качестве занятия не нашёл Страж, кроме как разбирать завалы и помогать восстанавливать штаб даже частично.        Его душу пронзает беспокойством и болью из-за отсутствия Чимина. Где принц? Что с ним? Он прячется в здании? Не замёрз ли его названный брат? Была бы воля Тэхёна, он бы уже бросился искать его, чтобы вернуть под своё крыло, укрыть от опасности, но стоило Киму даже попытаться, как его бросили в карцер и приказали не рисковать своей жизнью. К тому же, Ким Тэхён — явная мишень. Всем прекрасно известно, что Страж будет следовать за своим королём, а оттого повышается вероятность, что даже если Кардиналу удастся отыскать Баккару, то за ним могут следить. И тем самым альфа подставит своего подзащитного, выведя на него врага.        Тэхён, конечно, недоволен тем, что ему не позволяют отыскать Чимина, но Терракота даже не думает объясняться. После того, что между ними произошло в кабинете Юнги, они больше не разговаривают. Не то чтобы Тэ боится его гнева или смерти от руки омеги, просто тот всегда под завязку занят и окружён союзниками и командирами, так что не пробиться. Да и…        Тэхёну правда нужно было время, чтобы обдумать и принять все слова омеги. Его рассказ… почти уничтожил Тэ. Тот факт, что Юнги, будучи подростком — почти ещё ребёнком — пострадал от рук насильников, больно ранил Кардинала. Он не мог поверить, что у каких-то тварей поднялась на него рука. Даже не зная, как Терра выглядел, воображение подкидывает образы. Образы того, как маленький, тонкий омега, быть может, улыбчивый и ещё по-детски округлый подвергался надругательствам, выводят Тэхёна из себя. Он бы, будь его воля, воскресил бы чудовищ, которые так поступили с Терракотой, которые сломали его, и убил бы ещё раз. Жестоко, по-животному бы растерзал голыми руками. Каждый раз вспоминая, что пришлось пережить Мину, к горлу Тэ подкатывает тошнота.        И сразу становится объяснимым поведение омеги, его нетерпимость к прикосновениям, его реакция на даже самую простую человеческую близость. Он действительно боится Кима, не только, правда, его, а, получается, всех альф, которые могут потенциально приблизиться к Терре и иметь недобрые намерения. Боится до панических атак. Мин Юнги — сломленный и разодранный человек, его выпотрошили много лет назад, истерзали и забили ногами, задавив всё прекрасное и омежье, что могло в будущем в этом молодом мужчине расцвести. Они уничтожили омегу, заставили стать жёстким и нетерпимым, из-за них красивые тонкие пальцы окрасились красным.        И гнев Тэхёна от этого только разрастается. Эйден — дитя, родившееся из-за насилия. Но настолько светлое и чистое дитя, что Тэ полюбил его, как своего собственного. После истории Юнги, после его истерики, так подло накрывшей омегу с головой — а это, несомненно, была именно истерика, как уверовал Кардинал, ведь в тот момент Терра был ещё больше сломлен прощанием с сыном, — Тэхён не испугался. Мин его не оттолкнул, просто альфа сделал шаг назад, чтобы дать ему глоток кислорода. Потому что Юнги, видимо, все свои проблемы и трудности несёт единолично на плечах. Оставленный раненым и распотрошённым, Терракота привык защищаться, ему трудно, почти недостижимо оказывается принять чью-то защиту. А Тэхён очень хотел его защитить, настолько, что заставил сорваться.        Он по-прежнему хочет. Оберегать, снять невыносимый груз с хрупких, но сильных плеч, забрать его тягости и печали себе. Чтобы Юнги чувствовал себя в безопасности, чтобы он мог разделить с Тэхёном свою боль. Вот только до этого, как до луны — недосягаемо. Юнги не может его подпустить. Раны в его душе ещё не затянулись, несмотря на то, сколько утекло лет. И, наверное, не затянутся никогда. Но даже это не заставит альфу отступиться. Либо Юнги, либо одиночество и клятва, даже если Чимин её отменит.        Он вытирает горячий пот со лба и закатывает рукава тёплой куртки. Не положено Стражу обращаться к Саванн, нельзя, ведь он отрёкся от дара Богини, однако Тэ не знает, кого ещё просить об этом омеге. Он возводит взгляд к небу и часто моргает. Хочет сделать, как лучше, просто пока не понимает, каким именно способом попытаться. Как подобраться к Юнги, как продолжить добиваться того, чтобы омега расслабился и хоть немного ослабил давление на себя. Тэ настойчив, он и не предполагал, что ради своей любви будет так упрямствовать, будет так отчаянно идти дальше, готовый погибнуть от рук омеги, в которого влюблён. И сейчас зажмуривается, молясь Саванн, чтобы та дала Юнги терпения и спокойствия, чтобы дала ему ещё толику сил. Потому что по ощущениям Терракота скоро упадёт без энергии из-за проблем и войны. А Тэхён не хочет, чтобы этот человек сдался.        Хочет было достать книжицу из внутреннего кармана. Ту самую, куда записывает свои мысли с тех пор, как попал в Серую Гвардию, но останавливается, заслышав шаги. Сперва сердце безнадёжно наивно вздрагивает в ожидании того, что Терракота придёт первым, что решит с ним поговорить, однако падает вниз — к самому желудку, стоит заметить светлые волосы Рована, которые тот повязал на затылке, чтобы не мешались. Вопреки тому, что Тэ считал его достаточно бесполезным для Гвардии, омега этот умеет удивлять.        Непокладая рук Рован трудится, помогая Катберту. У них не так много медиков в рядах, и помощь лорда оказывается чудом, потому что в одиночку Сокджин явно бы уже упал и умер от истощения за последние дни. Рован тоже выглядит достаточно уставшим: под его тёплыми оленьими глазами затесались чернильные тени, губы слегка потрескались, а скулы стали ярче проявляться. Тэхён знает, что Гвардейцы почти не спят и не отдыхают, разгребая последствия нападения.        — Так и думал, что ты здесь, — улыбается тепло Рован.        Сразу возникают в разуме слова Юнги о том, что Тэхёна ждёт другой омега. Тот, кто жаждет внимания альфы, тот, кто заслуживает, по мнению самого Мина, Тэхёна больше. Вот только альфа так не думает. Рован… хороший омега, настойчивый, влюблённый и упрямый. Нежный, добрый, спокойный. Готовый идти на что угодно, лишь бы заполучить его внимание. Но не тот, к кому без устали рвётся сердце Кима. Наверное, было бы проще, если бы Тэхён влюбился в Рована, но сердцу не прикажешь, а вот приказать себе не думать даже о таком Тэ в состоянии.        — Ты должен отдыхать после лазарета, — устало произносит Кардинал, но Рован будто его не слышит — приближается, удерживая в руках плошку супа.        — Знаешь ведь, что нет времени на отдых, — скромно улыбается омега и присаживается на обломок рядом с альфой, чтобы протянуть исходящую паром миску. — Поешь, Тэхён.        Альфа принимает еду — не дело ею брезговать, и отправляет в рот первую ложку. Омега лишь сидит и наблюдает за ним, изредка покусывая кончики тонких изящных пальцев. Глаз не сводит, таких мечтательных, что Тэ даже моментами становится совестно, но он в себе это бесполезное чувство давит — он ясно дал Ровану обо всём знать. Они сидят в молчании, пока Рован нервно ёрзает на обломке, то и дело вскидывая глаза на альфу, бессмысленно держащего опустевшую посуду.        — Спасибо, — прочистив горло, протягивает он её омеге, а тот тут же подскакивает с места.        Взгляды соприкасаются, оленьи глаза Рована с надеждой и блеском устремлены к Тэхёну, а тот не находит в себе сил, чтобы снова его оттолкнуть. Тэхён просто чувствует себя выжатым лимоном из-за последних событий. Из-за пропажи Чимина, из-за Юнги, из-за прощания с Эйденом. Внутри скапливается просто невыносимая масса усталости.        — Я… — начинает и вдруг заикается Рован, хлопая глазами. — Я твои вещи постирал. Те, которые ты откопал из завала.        Рован хочет быть к нему ближе. Но из-за его отчаянных попыток альфа испытывает только вину и нервозность. И как он должен отстранить омегу, при этом не ранив его и смертельно не обидев? Тэхён профан в моментах, связанных с такими темами, он прежде и влюблён-то не был. Потому просто поднимается, намереваясь молча заняться работой, продолжить разгребать обломки и выносить их прочь из штаба, чтобы как можно быстрее заняться починкой здания. Но Рован не уступает дорогу. Судорожно прижимает к себе посуду, словно она — единственное, что может удержать его сейчас ногами на полу.        — Спасибо, не стоило, — моргает Тэхён, его плечи напрягаются, альфе хочется сделать шаг назад и отстраниться от Рована. В ином случае, если тот продолжит напирать, то Тэхён не сдержится и, возможно, скажет что-то из ряда вон.        — Тэхён… — взхдохнув, начинает омега. — Давай…        — Милорд, чтобы вы не предложили, мой ответ вам известен, — довольно холодно прерывает его альфа. Губы Рована поджимаются от досады.        — Ты влюблён в принца? — несчастно спрашивает он. — Ты любишь того, кого тебе любить нельзя? Того, у кого уже есть мужчина? — голос Рована срывается. Выронив плошку, омега делает шаг к Тэхёну. Тот жёстко смотрит в ответ, но не отшатывается.        Для него смешно то, что подумал Рован. Да, он любит Чимина. Как брата. Как короля. Как свою семью. Но эта любовь не сравнится с тем ураганом, что альфа испытывает к Юнги. Вот только чувства к Главе Гвардии настолько личные и важны для Кима, что тот не хочет, чтобы Рован даже подозревал. Чтобы он прикасался к искренней яростной буре внутри альфы, чтобы даже смотрел на неё. Потому молчит и ничего не отрицает. Уж лучше пусть Рован думает, будто Тэ влюблён в Чимина.        — Ты ведь сам прекрасно знаешь, что Баккара с Пеплом… — надрывается тон Рована, когда тот оказывается слишком близко. — Ты… я бы всё принял, если бы ты хоть шаг мне навстречу сделал. Не всегда любовь появляется вспышкой, Тэхён, не всегда она сразу просыпается. Если бы только дал мне хоть крохотный шанс…        Шанс для Рована — разрушение себя для Тэхёна. И альфа это прекрасно понимает. И всё равно почему-то не отступает. Снова душа рвётся на лоскуты, ведь между ними такой яркий контраст. Замкнутый, агрессивный, нелюдимый Терракота. Он не позволяет себе отпустить поводок, он, кажется, правда не сможет полюбить из-за своего прошлого любого мужчину. Он слишком стальной, чтобы быть уступчивым или покорным. И Рован. Тёплый, уравновешенный, спокойный. Добрый, старательный, напористый, смелый в проявлении чувств. Тот, кто нуждается в Тэхёне, тот, кто хочет его внимания и любви.        — Только шанс, — губа омеги начинает дрожать, когда он кладёт ладони на грудь погружённого в прострацию альфы. — Я бы… что угодно сделал для тебя. Я бы… пожалуйста, Тэхён. Ты не пожалеешь, позволь мне хоть на шаг приблизиться.        Тэ моргает. Он не понимает, каким туманом ему заволакивает сознание. То накреняется, уставшее и измученное от переживаний, движения становятся       заторможенными от недостатка сна, и альфа почему-то не сдвигается, когда Рован, приподнимаясь на носочках, тянется к нему. Тэхён не отталкивает омегу, но и не поощряет его в момент, когда тот осторожно кладёт руки на его плечи. Ладони у Рована тёплые и мягкие. Рован может спокойно к Киму прикасаться, его не накроет паникой от любого контакта. Тэхён потерян в пространстве, он не понимает, что ему делать. Юнги… Юнги нужен ему, но Тэхён омеге — нет. Он сам так сказал.        Потому, когда губы Рована прикасаются сначала к щеке альфы, а после невесомо скользят до самого уголка губ, Тэ почему-то не отпихивает наглеца. Смотрит незряче перед собой, не понимая, в какую сторону рвётся его душа. Он… устал? Устал бороться за Терракоту? Сдастся так быстро только потому, что с Рованом у него больше шансов и возможностей? Мерзкий голосок обиды на омегу, которая всё равно, пусть и в мизерном количестве, есть у Кардинала внутри после того, как Терра ударил и прогнал его, попискивает, вызывая вспышки головной боли. Вот он — омега, который нуждается в твоей защите. Который хочет тебя. Который это показывает. Обхвати его руками, и Рована не накроет от контакта. Дотронься, поцелуй — ему это понравится.        Сознание снова накреняется. Готов ли Тэхён отказаться от Юнги только потому, что Рован доступнее? Что Рован не отталкивает и не боится его? Готов ли?.. Омега целует его в губы. Настойчиво, горячо, сминая рот альфы и прижимаясь к его груди. Крепко обхватывает за шею, зарывается в волны волос пальцами, уже проводя кончиком языка по стиснутым губам. Тэхён мечется. Он… он ненавидит себя в это мгновение за сомнения, ненавидит за то, что даже подумать посмел о том, чтобы отказаться от мужчины, с первого взгляда захватившего его душу и сердце. Тэхён ненавидит себя за эту поганую секунду, в которую приоткрывает рот. Рован считывает это как согласие и углубляет поцелуй, настойчивее напирая на Кардинала. Пока обухом того не хлещет по разуму взглядом карих глаз, один из которых пересекает тонкий старый шрам.        Тэхён отшатывается от Рована и, часто, сорвано дыша, пятится на несколько шагов. Он… он только что едва не… Остервенело вытирая рот от следа чужого поцелуя, альфа уставляется шокировано на Рована, который прикасается к чуть влажным из-за слюны губам кончиками пальцев. Его щёки раскраснелись, во взгляде снова полыхает надежда.        — Рован, я правда прошу тебя: не приближайся ко мне, — хрипит Тэ, отходя ещё на несколько шагов.        Омега хочет было сократить расстояние вновь, но Тэхён выставляет вперёд ладонь.        — Ну почему, Тэхён? — отчаянно спрашивает омега, глаза его наполняются слезами. — Я люблю тебя. Я готов бегать за тобой, словно щенок, почему так?..        Рован всхлипывает, закрывает лицо руками, но Тэ слишком поглощён ненавистью к себе за то, что оступился даже на мгновение и поддался его чарам, чтобы сострадать. Рован тихо плачет, склоняется за миской и прижимает её к животу.        — Я… всё равно не сдамся, понимаешь? — шмыгает носом, продолжая плакать. — Принц не будет с тобой. Я дождусь момента, пока ты не поймёшь, что я серьёзен.        Тэхён молчит. Отворачивается, смурно глядя на уцелевший табурет, пока омега пробегает мимо, всхлипывая и шепча то, отчего альфа сереет:        «Спасибо за поцелуй», — и совесть Тэхёна сжирает его без остатка.

🥀🥀🥀

       — Я ему не доверяю, — серьёзно произносит Чонгук.        Чимину всё ещё непривычен он в таком облике, когда кажется на свой возраст и на свой настоящий характер. Чимин привык видеть насмешливого кота, но никак не альфу на шесть лет старше него самого, которого уже потрепала жизнь. Но он продолжает стоять на своём.        — Нам нужна его поддержка, — упирается омега, стоя напротив Пепла.        Чонгук сдерживает эмоции, но желваки на скулах всё же дёргаются в противовес его спокойному виду. Чимин хочет, чтобы альфа поддержал его решение, оказался на его стороне, однако у Пепла имеется своё собственное мнение, которое радикально отличается от того, что запланировал омега.        — Чонгук, — тянет его за рукав принц, вынуждая бордовые радужки обратиться в его сторону. — Он нам нужен.        — Я не доверяю ему, — снова с нажимом произносит альфа, упираясь. — У меня дурное предчувствие.        — Если бы Эман хотел нас убить, он бы убил. Эман уже много лет как покинул Рейвен. Какая выгода ему подставляться и быть на стороне Рафаэля? — старается надавить аргументом Пак, вынуждая Чона присесть рядом, пока Эллдион дремлет неподалёку. — Он поможет отбить Тирелл. И выровнять ситуацию.        Чонгук напряжённо молчит, сидя рядом с омегой, скрестившим ноги в позу по-турецки. Чимин же намерен стоять на своём. Он упрямо глядит Чону в глаза, моргает медленно, будто пародируя кошачью манеру поведения Пепла, и тот устало, даже с долей досады выдыхает.        — Хорошо. Хорошо, звёздочка. Я верю тебе, но не ему, — вновь они сталкиваются взглядами. — Я приму его помощь, как и вся Гвардия. Но я всё ещё чувствую, что с этим твоим Эммануилом что-то не так.        Чимин благодарно утыкается лбом в плечо Чонгука и зажмуривается. Сейчас омеге негде ещё искать поддержки для своих решений. Он порой кажется себе до безобразия беспомощным и неразумным, будто годы его обучения не имеют никакого значения в противовес махине войны, куда Пак ввязался, желая добиться справедливости для себя и своего народа. Чимину кажется, что останься он один, то не справился бы с этой тяжестью. И от того просыпается дикий стыд. Омега должен быть стойким человеком. Будущий король, наследник чужих судеб, жизней, семей — он должен в одиночку нести это бремя, однако постоянно ищет в ком-то поддержки: Тэхён, Терракота, Чонгук. Он… несамостоятельный? Пристыженный собственными мыслями, Чимин принимает лёгкий и почти неосязаемый поцелуй в макушку от Пепла, который тут же отстраняется и давит на плечи омеги, вынуждая того лечь спать.        И всё равно кажется, будто у Пепла есть свой план, своё решение проблемы, так сказать, пути капитуляции. Интуиция омеги подсказывает, что Чонгук всегда подобное продумывает, уж слишком тот рассчётлив и предусмотрителен.        Три дня проходят незаметно. Чон ещё несколько раз пытается отговорить Пака от безрассудной затеи союза с Эманом, но кронпринц стоит на своём. И по истечению третьего дня, им нужно дать Эману ответ: вернутся ли они в Тирелл с ним, приняв в ряды союзников Серой Гвардии и восстания во имя законного короля. Чимин тяжело вздыхает и движется к двери, в этот раз не позволяя Чонгуку себя прикрывать. Он должен быть сильным, стойким, он должен вести себя как настоящий правитель, а не прятаться за спиной своего мужчины. Да, Чонгук хочет его защищать, но не от всего получится. От принятых решений и последствий, преследующих их, не сможет. Не сумеет оградить от ответственности, которую несёт за собой лазуритовая корона, оставшаяся во дворце. Иногда Чимин будет оставаться один на один со своими демонами, со своими поддаными, со своими трудностями. И даже Пепел не сможет прикрыть в такие моменты его своей спиной.        Как и сейчас, когда омега стоит и ждёт мгновения, когда раскроется «брюхо» планера, а Эман не приблизится к домику лесничего, чтобы услышать ответ. Чимин набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы хоть немного унять волнение, и выпрямляет спину, расслабив плечи, как и положено будущему королю.

🥀🥀🥀

       Юнги не понимает, то ли это происки Саванн, которая постоянно его подталкивает к тому, чтобы оказываться свидетелем чужих бесед и контактов, то ли это у него вошло в дурную привычку подслушивать и подсматривать, но лучше бы ему прекратить. Потому что каждый раз, когда Терракота видит этих двоих, почему-то попадает на мгновения, когда проклятый Рован тянет свои клешни к Тэхёну.        Признание самому себе во влюблённости в альфу проблемы махом не решило, жизнь не облегчило, а только прибавило проблем и… стыда. Стыда, чувства вины, головомойки после их последнего разговора. Потому что от того, что Терра влюблён в Ким Тэхёна, что, кажется, некоторым близким людям было понятно ещё с самого начала (спасибо тяжёлым вздохам и взглядам Джина, да словам сына), не упрощает характера Главы Серой Гвардии. Неизменным остаётся факт того, что Юнги очень болезненно оттолкнул альфу, в котором погряз, словно в болоте. И от этого гложет до одури все кости.        Признание существования чувств усложняет жизнь Терракоте. Оттого тяга становится всё сильнее и неистовее, тот факт, что Юнги позволил этим мыслям вырваться из своего сокровенного сундука, вводит в апатию и нервозность, мало ведь ему боевых действий на территории города, о котором нужно заботиться.        Он сказал, что не нуждается в Кардинале, а после сидел на коленях, стараясь уловить хоть шлейф тяжёлого запаха вишни. И это прямо раздражает своим непостоянством и граничащим с идиотизмом поведением. Зачем Юнги сюда пришёл — сам не знает. Зачем ищет альфу взглядом — Саванн одной известно. Он просто уже не может по-другому. Он не способен оторвать себя от него. Нахальным поведением Ким укоренился в его нутре, заставил думать о себе, ощущать мягкие прикосновения характера и чувств, и теперь всё внутри бунтует от этого факта.        И в очередной раз стоило омеге заметить, как проклятущий лорд целует Тэхёна, а тот… не отталкивает его сразу, становится до кислого привкуса на языке больно. Почему?.. И Юнги вынуждает себя осечься. Он ведь сам оттолкнул Кардинала, сам велел ему валить к Ровану, наслаждаться этим омегой, а теперь скрипит зубами от того, как альфа мимолётно отвечает на чужой поцелуй.        И снова после увиденного Терра позорно удрал, сверкая пятками. Потому что грудную клетку сковало дикой болью, потому что ком обиженного омеги внутри встал прямо в глотке. Потому что от того, как Рован притрагивается к альфе, нечто древнее и звериное пробуждается внутри, скалит клыки и рычит на соперника. Юнги тяжело представить, чтобы его раздирало таким ревностным чувством. Он может хоть до самой старости отрицать наличие этих чувств, но… не сможет избавиться.        Потому, видя, как альфа заканчивает с разбором завалов в обеденной, омега бесшумно подбирается к нему. Они не говорили. Не пересекались, — по инициативе Терры — не контактировали. И Юнги ощущает взволнованную дрожь. Его здесь быть не должно, но внутренний, казалось бы, слабый омега гонит его смоченной в соли плетью, подгоняет и подстёгивает оказаться в окутывающем с головы до ног аромате спелой вишни. Словно в коконе. Юнги помнит, что ему было… спокойно. В тот миг, когда Мин рухнул в обморок после нападения, он ощущал покой. Потому что позволил себе упасть в чужие руки, потому что в глубине души знал — Тэхён защитит. Убережёт, закроет собой от всякой опасности. Он…        Юнги встряхивает головой, и альфа замечает его присутствие, когда каменная крошка хрустит под подошвой обуви. Как только оборачивается, Терракота замечает, насколько альфа выглядит уставшим, насколько он измотан последними днями и часами. В нерешительности застывает в нескольких шагах от Тэ, а тот, поджав губы, продолжает на Юнги глядеть. На лице омеги — ни эмоции, только холодная непроницаемость, зато внутри — за пределами грудной клетки, где заперта его маленькая и оказывающаяся сильной часть — настоящий пожар. И снова перед глазами воздушные занавески, тихий очаг и дом, куда с шумом возвращаются двое альф после своих важных дел. И Юнги. Юнги, которого целуют в лоб по возвращении.        — Что-то случилось? — немного хрипло после долгого молчания за работой спрашивает Кардинал.        — Ублюдки просят переговоров, — выпаливает Юнги.        Это правда. Противники запросили мирных переговоров и несколько дней отдыха, во время которых прекратятся военные действия в частях города. Тэхён нахмуривает брови.        — Быть может, во время переговоров у нас получится отыскать Чимина? — с надеждой проговаривает Страж, и ревностное животное внутри Юнги снова рычит, но омега в себе это давит.        — Со мной на них пойдёшь, — не спрашивает, как всегда жёстко ставит в известность о приказе Терракота. Тэхён лишь слегка нахмуривает брови, но всё же кивает.        — Скажешь, когда назначено время, — спокойно и тихо говорит альфа, и вдруг Терре кажется, что он слишком отстранённый.        Безразличный к нему? А чего, собственно, Юнги ожидал после того, как с ним обращался? Он сам себя толком понять не может. Как только схлынул гнев, Терра даже частью своей души пожалел о том, как поступил по отношению к Кардиналу.        Терра разворачивается и уже собирается уйти, чтобы ни взглядом, ни вздохом не показать своего состояния, как останавливается. Судя по грохоту, Тэхён снова принялся за то, чтобы расчищать остатки завала, а омега почему-то не может сдвинуться с места. Будто ноги приросли к земле, нечто не отпускает Мина из этой развороченной комнаты. От этого человека. Он медленно, почти со скрипом разворачивается.        Перед глазами всё ещё картина того, как Рован прикасался к его губам. С такой лёгкостью и страстью, что Юнги пронзает уколами зависти. Он будет идиотом, если вздумает отрицать. Он — обычный, живой человек. Он тоже хочет покоя, тоже желает самого обыкновенного — счастья. И пусть движим революцией и будущим, но с появлением Тэхёна застарелые мечты и образы снова начали заполонять сознание.        Юнги крайне беззвучно и медленно приближается к альфе, но тот всё равно замечает и выпрямляется. У него красивые руки с узловатыми пальцами в каменной пыли и ссадинах, плечи выглядят уставшими и напряжёнными, волнистые волосы взмокли и запутались во время работы.        — Не оборачивайся, — едва различимо произносит Терракота, сам не понимая, что делает.        Сердце колотится как сумасшедшее, когда Юнги смотрит ему между лопаток. У них такая большая разница в росте, а прежде омега этому не придавал значения. Тому, что дышит Киму в лопатки, а макушка едва дотягивается до шеи. Странно стоять за его спиной, странно не видеть за нею всего остального — только прилипшую от пота рубашку к коже.        Он ненавидит прикосновения, но всё равно поднимает ладонь. Стан альфы напряжён, словно выточен из древесины, он ждёт, молчит, подчиняется приказу. И Юнги робко и дрожаще тянет к нему кончики пальцев. Запах вишни вздрагивает от неожиданности, когда альфа ощущает прикосновение. Юнги дрожит вместе со взволнованным феромоном, не веря, что дотрагивается до мужчины. Его губы добела сомкнуты, его брови сведены к переносице, а взгляд — калёная сталь. Но омега, замерев, даже не дышит от страха и волнения. Словно помня и понимая, Тэхён держит кисти в пределах видимости Юнги, а тот трясётся и молится Саванн, чтобы его сердце выдержало, чтобы психика окончательно не прикончила его очередным всплеском паники.        Он ведёт вдруг по линии позвоночника пальцами в перчатках, выдыхает с надрывом, а после трогает Тэхёна второй рукой. Тошнота мимолётно дразнит его, но быстро пропадает, стоит втянуть неслышно носом запах чужого тела. Юнги прикасается позади к плечу Тэхёна, едва ли ведёт от косточки до локтя, но всё равно замечает, как шея, нескрытая платком и воротом, покрывается мелкой россыпью мурашек.        — Не вздумай пошевелиться, — шепчет омега, часто от страха дыша.        Глубже вдыхает вишнёвый дух Тэхёна, а после… опрометчиво становится ещё ближе. Его глаза широко распахнуты от ужаса, но Юнги всё равно вдруг утыкается между лопаток Кардинала лбом. Тёплый. Он тёплый даже через одежду, живой, твёрдый из-за обилия мышц и позвонков, куда упёрся лбом омега. Так близко запах заполняет его целиком. Дрожащий, взволнованный, перепуганный внезапным порывом, феромон струится по пространству, вынуждая Юнги сдерживать зуд в ноздрях. И омега зажмуривается. Пальцы плотно смыкаются на ткани чужой одежды, Терракота дрожит, слышит, как за задней стенкой грудины колотится сердце Тэхёна, словно бы прямо отдаёт ему в лоб, стараясь вырваться из чужого тела. Тэхён не двигается, почти не дышит, пока Юнги стоит позади него и, стискивая рубашку руками в перчатках, просто утыкается в чужую спину.        Но всё имеет свойство заканчиваться, и этот миг — тоже. Терракота отстраняется, ведёт носом в последний раз. Облизывает пересохшие губы, словно не хватает воздуха без насыщенного вишней кислорода. Не хочет, мать вашу, он не хочет уходить, но всё равно заставляет себя это сделать. Глядя прямо в место, куда недавно прикасался, Юнги проводит едва осязаемо по поясу альфы, слегка надавливает подушечками, будто хочет, чтобы Тэ ощутил прикосновение, а после делает шаг назад. И ещё один. И так, пока не покидает Кардинала, оставляя потеряно пытаться угомонить сердцебиение в одиночестве.

🥀🥀🥀

       — Западная часть сдалась! — выкрикивает, вбегая в кабинет, Салита. Альфа запыхался, он опирается о косяк, чтобы восстановить дыхание, пока Юнги поднимается с кресла в своём кабинете. — Южная ещё борется, но внезапно появились два планера с чужим гербом и просто разбомбили вражеские орудия и осадные баррикады, — поясняет Джун.        Юнги слышит рокот двигателей за пределами здания и тут же бросается почти бегом к выходу из штаба. Он видит, как Гвардейцы стекаются во внутренний двор. Над их головами в тусклом свете зимнего солнца зависает летательное средство. Сверкает брюхо планера с гербом соседствующей страны, а после каждый из Гвардии обнажает оружие и направляет его в сторону рампы, как только транспорт приземляется. Юнги затаивает дыхание, замечая, как Тэхён продирается через толпу Гвардейцев. Он словно что-то чует, потому в глазах нет страха.        Альфа становится в первом ряду недалеко от Юнги, и омега вздрагивает, вспоминая вчерашнее наваждение. Рампа опускается, и они замечают растрёпанного омегу, который тут же поднимает руки, видя, какое количество огнестрельного направлено в его сторону.        — Отставить, — громом звучит голос Мина, и бойцы опускают дула, понимая, что это — Баккара.        — Чимин, — судорожно выдыхает Тэхён.        Он тут же срывается с места и, игнорируя всё вокруг, летит к кронпринцу. Тот распахивает руки для объятий, а альфа сгребает его медвежьей хваткой, пока верхушка Гвардии стекается к Пеплу, выходящему из планера следом.        — Чёрт, чёрт, — тихо ругается Кардинал, осматривая омегу и ощупывая его, за что ловит возмущённый взгляд Чонгука, но игнорирует его. — Прости, что не нашёл тебя сам, я должен был…        — Тише, — едва слышно выдыхает Баккара, стискивая плечи Кардинала снова со всей силы. — Ты ничего не мог сделать, Тэ.        Тэхён же болезненно зажмуривается, обхватывая кронпринца руками. Кажется, была бы его воля, он бы сгрёб омегу в охапку и уволок в ближайший тёмный угол, чтобы сберечь. Чимин терпеливо и радостно альфу обнимает.        — Кто это? — грубо и настороженно выдаёт Терра, замечая, как у вершины рампы замирает молодой зеленоглазый альфа, пристально их рассматривает.        — Эммануил, дядя Баккары, — недовольно бросает Пепел, пряча кисти в карманах брюк. Оба воззряются на Эммануила, — он сказал, что прибыл для помощи Его Высочеству.        Одного взгляда на Пепла хватает, чтобы понять — альфа не доверяет ему и не принимает союзника. Но Чимин слишком занят тем, что обнимает теперь уже плачущего Катберта, который повисает на омеге.        — Тише, Джин, — шепчет Пак, поглаживая тёмные волосы омеги. — Я дома.        Юнги бросает взгляд на омегу, когда того вместе с медиком сгребает в объятиях Салита. Хосок хлопает Чонгука по плечу и мимолётно сжимает в коротком жесте, мол, рад, что ты не сдох.        — Терракота, — выдыхает Баккара, когда бурная встреча заканчивается. — Это Эман, мой дядя. Он… он нашёл и вытащил нас из леса. А ещё он направил силы на западную часть, чтобы отбить её.        Юнги хмурится на Эмана, недоверчиво сканирует. Он никому не доверяет до самого конца, потому этого названного, но не приглашённого будет держать на расстоянии, пока не убедится в его честности.        — Мы всё рады, что ты жив, — сдержанно произносит Глава Гвардии, но к Чимину не прикасается, а лишь передаёт всё интонацией. Он ведь и правда готов выдохнуть с радостным облегчением из-за того, что Баккара к ним вернулся.        — Что с лордами? — вдруг холодеет тон Пака, взгляд становится нечитаемым.        — Они в карцере. Мы держим их, пока ты не вернёшься, — проговаривает Терра.        — Отведи.        Юнги, Тэхён, Чимин и Чонгук молчаливо движутся в сторону камер, а остальные предусмотрительно им не мешаются под ногами. Терра замечает, как Баккару пронзает гневной дрожью, как его плечи чрезмерно напряжены. Это же примечает и Кардинал, ястребом следящий за своим нашедшимся подопечным. Группа спускается на нижние уровни, где находятся камеры для заключения, и Юнги выуживает связку тяжёлых, массивных ключей, чтобы приблизиться к нужной решётке. Лицо Чимина серое от волнения, пухлые губы плотно сжаты, когда кронпринц оказывается перед заключёнными мужчинами. Альфы подбираются, а Баккара, выставив руку, не позволяет остальным приблизиться.        — Ваше Высочество, — подаёт голос Живетт.        — Замолкните, милорд, — жёстко одёргивает его омега. — Объясните мне закономерность: как так вышло, что как только вы появились в городе, началось нападение? Никто не знал местоположение штаба, мы всегда следим за своими «хвостами», и узнать его было реально только с помощью других людей. Так разъясните мне, как так произошло, что прямиком после вашего появления, погибло множество моих людей и бойцов?        Лорды бледнеют, это становится заметно даже в темноте тюремной камеры. Но Чимин непреклонен.        — Признайте вину. Это вы погубили половину мирного населения Тирелла.        — Мой принц! — вскрикивает альфа и бросается к прутьям, но взгляд Чимина становится только жёстче.        — Вам нечем доказать свою невиновность, — рявкает Пак, выходя из себя.        Чонгук рядом с Чимином почему-то взвинчивается, бросает странный взгляд на омегу, который просто полыхает гневом и нетерпимостью. Но им остаётся только наблюдать. Король наказывает предателей, никто не имеет права вмешиваться.        — Мой принц, это не наших рук дело! — почти молебно произносит Люмьер, едва в состоянии подняться с пола. — Это…        — Я не верю. Вы изначально вели со мной войну. И когда я запер вас и лишил всего после сдачи, вы решили отомстить, ратуя на мою наивность. Вы решили напасть на Гвардию изнутри, прикинувшись союзниками! — голос Баккары срывается, и уже Терракота начинает не на шутку волноваться.        — Мой принц… — в голосе лорда звучит отчаянная безнадёга. — Вы совершаете ошибку…        — Я совершил её, когда оставил вас в живых, — чеканит омега, сцепляя руки на уровне живота. — Именем наследного принца Рейвена, помазанного Саванн, я обвиняю вас в измене, — лица лордов теряют всякие краски, — и приговариваю к смерти посредством расстрела. Прямо сейчас.        В подземелье повисает потусторонняя тишина. Никто не ждал от Баккары такого радикального шага, но голубые глаза выглядят жёсткими и неприступными.        — Баккара, — сипло пытается начать Пепел, но Чимин вскидывает руку в повелительном жесте, и рот альфы непроизвольно захлопывается.        — Тэхён.        Альфа вздрагивает, его плечи нежданно сильно напрягаются. Юнги хочет было обратиться к Кардиналу, однако по одному взгляду, брошенному на чужой профиль, понимает: Тэхён не услышит его. Ничто не сыграет на руку омеге, когда Стражу отдал приказ его Правитель. Тэхён морщится, словно от боли, когда поднимает выуженные из кобуры пистолеты. Его лицо через мгновение становится непроницаемым, и Страж спускает курок не думая. Тэхён — солдат. Он подчиняется королю, будущему королю в их случае, и он не имеет права ослушаться. В момент, когда Чимин отдал приказ, Юнги видел, как взгляд Кардинала стал бездушным, бессмысленным, затравленным. Тэхён — выдрессирован до блеска, он не сможет взбунтовать против слов Короля, даже если захочет. А сейчас, когда он столько провёл в ужасе после пропажи наследника, и подавно сделает что угодно ради него.        Терра жесток, но не несправедлив. И не понимает порыва Чимина. Раздаётся череда бежалостных выстрелов, и три тела падают навзничь в пределах клетки карцера. Кардинал убирает оружие и застывает, словно под гипнозом, стоит свершиться казни. Чимин отчаянно и судорожно дышит, а после, развернувшись на каблуках, покидает коридор.

🥀🥀🥀

       — Какого хера только что было? — почти рычит Пепел, стоит им оказаться наедине в новой, выделенной вместо разрушенной, спальне.        Он яростно жжёт поникшего и вмиг ослабшего Чимина взглядом, а тот только бессильно присаживается на постель, словно бы и ничего не слышит. Чонгук же от злости едва ли не полыхает.        — Чимин, ответь мне: какого хрена ты сейчас устроил? — альфа нависает над Баккарой, пока тот бессмысленно поднимает на него глаза.        — Ты же видел, что было в городе, ты видел все эти тела, пока мы летели, — голос омеги надрывается, руки плетьми повисают вдоль тела. — Ты видел…        — Видел, блять, — выдыхает яростно Пепел. — Но ты с порога без суда казнил своих подданных, не убедившись в их вине.        Чимин поджимает губы и подтягивает к груди колени. Его лицо искажается. Они и правда видели весь ужас, творящийся в Тирелле, всё, во что превратилась людская жизнь, пока они прятались в лесу от преследования регента. Тела, которые не успевают убирать, разрушенные здания, пожары, которые некому тушить. Погребальные костры на улицах. Чимин глядел на весь этот ужас убитым взглядом и даже не моргал. Чонгук словно ощущал его непринятие ситуации и возрастающий гнев.        — Это они виноваты, — шептал Баккара себе под нос, оглядывая последствия побоища и взрывов в Тирелле. — Это они привели его сюда. Он воспользовался ими, они… помогали.        Но тогда, в планере Эмана, Чонгук даже помыслить не смел, что всё так обернётся. Что Чимин, взбеленившись, просто убьёт лордов, даже не допросив. И не то чтобы альфа жалел чужие жизни, однако со стратегической точки зрения понимает — Баккара, скорее всего, допустил ошибку, поддавшись собственному горю и импульсивности. Он оступился. Он использовал свою власть и своего названного брата, чтобы отомстить, чтобы закрыть этот кошмар, чтобы у него появился виновник и понёс наказание.        И Чону не нравится то, что делает ситуация с омегой. Не нравится его абсолютно пустой и безвольный взгляд.        — Чонгук, я поступил так, как посчитал нужным, — тихо отвечает принц. — Они виновны в смерти невинных, в том, что Гвардия пострадала. Они воспользовались моим положением и человечностью.        — Ты даже не разобрался, — низко проговаривает альфа, и плечи Чимина ссутуливаются сильнее. — Если твой здравый рассудок затмило болью и гневом, будь добр, обопрись на нас. Мы станем твоим рассудком и совестью. Но ты не должен так скашивать тех, кто мог оказаться твоим союзником, звёздочка.        К концу фразы голос альфы на каплю смягчается. Он всё ещё злится на омегу за его поступок, интуиция подсказывает Чонгуку, что этот опрометчивый шаг ещё будет иметь последствия. И ничего поделать, к сожалению, не сможет. Ярость хлещет его по щекам, и Чонгук вздыхает. Сжимает переносицу пальцами, зажмуриваясь, думает. Что ему делать с Чимином, как успокоиться, какие вообще дальнейшие действия их ждут. Дни в лесу, нападение, большое количество жертв — всё это надавило на принца, и тот сорвался, выпуская свою злость в мир. Чонгук должен иметь холодное мышление, но пока успокоиться не выходит, хотя альфа должен. Он должен поднять Чимина из бездны, куда тот катится на его глазах, желая мести. Он должен подставить плечо.        — Звёздочка… — начинает было Чон, но дверь вдруг открывается, и в помещение входит мрачный, как туча, Салита.        — Пепел, по поводу произошедшего в карцерах, — глухо проговаривает Намджун, и Пак тут же спускает взволнованно ноги на пол. — Леандр и Немо кое-кого… поймали.        Пепел и Баккара тут же срываются с места, а Салита ведёт их по уцелевшим коридорам в сторону кабинета Терракоты. Повисает тяжёлое, напряжённое и давящее молчание, Чимин, кажется, трясётся похлеще флажка на ураганном ветру.        — Они выслеживали крысу, пока вас не было, — хрипло и опасливо тянет Намджун, бросая осторожный взгляд на Чимина. — И… как раз после казни кое-что сообщили, потому что их «птички» добились результатов.        Чимин судорожно сглатывает, а в голове у Пепла пронзительно и предупредительно пищит. Кабинет Терры встречает их полной, почти вакуумной тишиной. Терракота испытывающе и даже осудительно глядит на омегу, когда тот влетает в помещение, а после застывает. Но Глава выглядит так же гневным, бросая следующий взгляд на человека, лежащего у его ног.        — Немо и его муж поймали крысу в Гвардии, — жёстко проговаривает Терра. — Настоящую крысу. Они долго следили за ним. Это он передавал регенту данные, сливал наши локации, он предупредил базу о газовой атаке в последний момент, когда планер уже вылетел. Он же и сдал местоположение штаба, — чеканит Терракота, глядя в голубые и абсолютно круглые глаза принца. — Он. Не лорды.        Чимин на негнущихся ногах шагает к пленнику, узнавая его ещё с затылка. Чонгук поражённо следует за ним, бросая взгляд на стремительно бледнеющие щёки. Он понимает, что сейчас из груди омеги поднимется не только злоба на предателя, не только боль, но и вина. Потому что Чимин казнил невиновных из-за собственной вспышки ярости.        — Твою мать, — матерится альфа, закрывая глаза рукой, пока Терракота пихает пленного в живот и мыском сапога вынуждает перевернуться.        Пеплу приходится подхватить накренившегося омегу, который белый, словно бумага, смотрит себе под ноги неверящим взглядом. Не может сфокусироваться на чём-то одном, хотя прекрасно узнаёт этого альфу. Он не может сдержать подступающих горьких слёз к глотке, глядя на Мишу, конечности которого сильно связаны, а в рот затолкан кляп.