Баккара

      Голова Чимина кажется яснее с тех пор, как он начал тренироваться с Чонгуком. Ловким движением виртуозный наёмник заставил его сбросить напряжение и очистить разум, за что Чимин ему молчаливо благодарен. Избавившись от всепоглощающей ярости, становится проще дышать. Чимин сидит за столом в общей комнате, Тэхён рядом с ним. Добившись того, чтобы ему вернули оружие, альфа начинает его разбирать и чистить, пока принц корпит над картами и пытается найти выход. Тирелл. Территория дома Урсу. Лорда Урсу Натаниэля, его мужа Валенсия и четверых их детей: погибшего на Отборе при покушении на принца Равьеля, троих его братьев-омег — Самюэля, Рована и Джайèме. Лорд Урсу — зажиточный аристократ, его основная прибыль поступает от продажи за границу оружия, снабжает сам Рейвен боеприпасами и техникой. Под его влиянием находится вертолётная военная база недалеко от Тирелла. Как иронично, ведь именно она и нужна Серой Гвардии, чтобы усилить свои возможности.        Быть повстанцами и голодранцами по совместительству — плохо. Чимину, как стратегу, нечем тут аппелировать, в руках регента вся мощь страны, и самому принцу только и остаётся, что пытаться захватить силой собственную армию и свои же территории. Рафаэль мощно вцепился в государство, он контролирует всё, и оставшемуся с пустыми руками Чимину придётся несладко. Он вздыхает, снова глядит на карту и на точку города Тирелла на ней. Постукивает пальцем по шершавой поверхности стола, привлекая тем самым внимание Тэхёна.        — Как я могу захватить большой город, если в моём распоряжении лишь один планер и небольшие группы людей против до зубов вооружённых Смотрителей и солдат, — под нос себе бубнит Чимин.        Но поток его мыслей нарушает влетевший в помещение Леандр в компании с серьёзным Терракотой.        — В чём дело? — испуганно выпаливает Пак, сразу же поднимаясь на ноги. В связи с недавним обстрелом они все находятся во взвинченном состоянии, боясь, что подобное может повториться.        — Новости есть, — проговаривает Терра, бросив нечитаемый взгляд на пялящегося во все глаза на него альфу, который даже замер с револьвером в руках.        Леандр выходит вперёд и прочищает горло.        — Из Тирелла мне от связного поступило сообщение, что некий лорд Урсу ищет связи с Серой Гвардией.        Лица всех присутствующих моментально напрягаются и становятся донельзя серьёзными и сосредоточенными. Урсу сам идёт Чимину в руки, но может ли омега ему доверять?..        — Чего хочет лорд? — тихо спрашивает он, вынуждая Тэхёна отложить чистку пистолетов и подняться с табурета.        — Переговоров с Гвардией, — на грани шёпота отвечает шпион.        Чимин ненадолго смеживает веки и выдыхает.

🥀🥀🥀

       — Да твою за ногу, — вдруг от бессилия из-за упрямства омеги бьёт по столу Пепел. Он уже изрядно потрепал нервы всем окружающим, но остаётся при своём мнении.        Полчаса назад Терра созвал всю верхушку Гвардии, чтобы обсудить предложение лорда Урсу о встрече и беседе с кронпринцем.        — Нам это нужно, — продолжает буравить альфу глазами Чимин, оставаясь по другую сторону стола и упираясь в него ладонями, словно повторяет раздражённую позу Чонгука. — У нас нет выхода, кроме как выслушать предложение лорда, его позицию и, быть может, разработать стратегию, если удастся что-то вызнать!        — Это прямая дорожка в ловушку, — в этот раз Тэхён становится на сторону Чонгука, отчего Чимин поджимает губы. Они все — Чон, Тэ, Терракота — против того, чтобы двинуться к лорду Тирелла на переговоры.        — Я знаю, — рявкает Пак, нахмуриваясь. — Я знаю, чем мы рискуем. Но перед нами задача: захватить Тирелл и военную базу, относящуюся к нему. И у нас не хватит ресурсов и людей. Лорд может что-то предложить нам или дать лазейку для размышлений.        Все, кто присутствуют при обсуждении, выглядят взвинченными. Они понимают, что жизнь Чимина многого стоит, и будет опрометчивым шагом отправляться к Урсу, потому что тот может вывести на них регента. Альфа буквально скалит зубы и почти рычит, не стесняясь своей злости и непринятия плана Баккары. Чимин же продолжает стоять на своём, не склоняя головы.        — Голосуем, — выдаёт сквозь зубы омега, прожигая Чонгука взглядом. — Кто за то, чтобы послать лорда Урсу и не принимать предложение о встрече?        Терракота, нахмурив брови, поднимает руку в чёрной перчатке. Следом за ним взвинченно вздёргивает ладонь Чонгук, а вместе с ним и Кардинал, который ратует только за безопасность своего принца и охрану его жизни. Трое.        — Кто за то, чтобы отправиться на переговоры и почерпнуть из них всё, что способно помочь Серой Гвардии? — выдыхает Чимин.        Он резко вздёргивает руку к потолку. За его спиной Салита решительно голосует в пользу Чимина, а следом Немо, отбросив белокурую чёлку, тоже поднимает ладонь. Вивьен, стоя в углу и скрестив руки на груди, только прожигает их взглядом. Все оборачиваются к нему и ждут выбора, потому что голос Леандра может перевесить в данном противостоянии.        — С одной стороны мы рискуем полечь на этой встрече все, потерять козырь в виде Баккары и потерпеть полный крах, — тихо произносит Леандр, а Немо прожигает его недовольным взглядом. — С другой стороны, Баккара прав, и мы можем из риска извлечь выгоду, — прикусывает ноготь на указательном пальце омега.        Терра буравит его тёмными глазами, но ничего не говорит. Вивьен тяжело вздыхает и отлипает от стены, прячет ладони в складках старенькой куртки.        — Прости, Глава, — хмыкает шпион. — Я мало, чем могу помочь Гвардии, не замарав рук. Но в этой ситуации я хочу, чтобы Гвардия взяла большее, из того, что сможет. Я за Баккару.        Терра фыркает и отворачивается. Спор оканчивается, перевесив в сторону Чимина, и тот напряжённо выдыхает. Пепел вдруг огибает стол и оказывается перед омегой, прожигая его темнотой своих багровых радужек.        — Ты можешь погибнуть там, — хрипит альфа. На его лице почти нет никаких эмоций, но глаза полыхают так, что, кажется, скоро спалят весь штаб.        — Я могу погибнуть в любой момент, — моргает Чимин.        Его не то чтобы пугает гибель. Он, возможно, её ещё не осознаёт из-за сумасбродной храбрости, бьющейся внутри вместе с пылким сердцем. Тёмнота взора Чонгука вызывает колкую дрожь под кожей, его ходящие ходуном желваки выдают эмоции, которые наёмник пытается скрыть.        — Безрассудный омега, — встряхивает головой Чонгук, впиваясь пальцами добела в стол, словно ещё надеется, будто Чимин от самоубийственной идеи откажется.        — Но ты же будешь рядом, чтобы уберечь меня от безрассудства? — сощуривается Чимин, вызывая ещё один всполох в глазах альфы. Тот распахивает глаза пошире, успокаивается понемногу, однако всё ещё горит окончившимся спором.        — До конца.        Что-то внутри Чимина вздрагивает. Они ещё так и не говорили больше откровено с того раза, когда снова поцеловались. Это вызвало настоящую бурю внутри Чимина, та не утихает и по сей день. Пепел по-прежнему остаётся для омеги непонятным до конца, его эмоции слишком хорошо спрятаны, когда дело касается разговора наедине, а теперь он так просто прилюдно говорит… такие вещи. Чимин сглатывает и отводит взгляд, ощущая, как альфа продолжает жечь глазами его макушку.        — Значит, разобрались. Передай связному, чтобы выявил согласие на встречу. Условия встречи выдвигаем мы, место назначаем тоже мы, а подробности передадим чуть позже.        Терра хмыкает и окидывает Чимина взглядом, а тот тушуется, словно случайно начал отдавать указания вместо Главы, да только Терракота отчасти не против, лишь устало вздыхает и потирает переносицу.

🥀🥀🥀

       Чимин пальцами распутывает уже подсохшие волосы, которые слишком сильно отросли за время, пока он находится в штабе. Дни утекают просто неимоверно быстро, никуда не деться от течения времени, но ещё быстрее сменяются события, которые наваливаются на омегу и оглушают периодически с такой силой, что сдавливает грудную клетку. Но он держится. Чимин больше не желает быть слабаком, он старается ощетиниться в ответ злому миру, сделать его хоть немного теплее.        В резервуары набралось достаточно дождевой воды, и он наконец смог хоть немного вымыться. Ощущение чистого тела непередаваемы, даже кожа чувствуется иначе. Находясь здесь, принц иначе смотрит на многие вещи, по-другому начинает воспринимать то, что было прежде обыденностью, он осознаёт ценность некоторых благ. Натягивая кофту посильнее, немного зябнет после торопливого купания и раздумывает. Злость на Пепла никуда не делась, в груди всё ещё болезненно колит от того, что он когда-то говорил и делал. Но разум, всё сильнее трезвеющий на тренировках с наёмником, подкидывает новые темы для размышления.        Чонгук… во многом для Чимина непонятен, во многом скрытен. И теперь ещё больше Пака запутывает. Почти не остаётся сомнений в том, что альфа нечто испытывает к нему, да только упрямо отказывается произносить это вслух. Почему — всё ещё остаётся загадкой. Но Чимин теперь не может избавиться от влияния чувств, особенно после последнего их разговора, того, случившегося между альфой и омегой во время тренировочного боя. Чонгук снова пошатнул нутро Пака, снова ввёл его в ступор и довёл до дрожи в коленках. Омега хочет его. Сильно. Как морально, так и физически Пепел вызывает такую бурю, что сносит все барьеры и устои. Чимин этому желанию, кажется, сопротивляться не может, судя по тому, как тянется вся сущность к наглому коту.        Вздыхает, зажмуриваясь и дёргая себя за кончики волос. Пьянит. Присутствие, высказывания, прикосновения и поцелуи этого мужчины просто сводят с ума, бросая из огня да в полымя, так что Чимин уже не знает, что с этим делать. Он с ясностью понимает, что Чонгук не сдастся, что он не собирается от Пака отступать. Только…        Чимин прикусывает губу и раскрывает глаза. Так ли важно то самое признание? Оно что, способно вмиг заставить Чимина измениться? Слова любви из уст наёмника кажутся такими соблазнительными и притягательными, что становятся навязчивой идеей. Он медленно прокручивает всё, что с Пеплом связано, в мыслях. Он отказался от идеи убийства омеги. Он приложил массу усилий, чтобы вытянуть Чимина из дворца живым, рассказал правду о Рейвене, о Гвардии, о регенте и Хеллионе. Он просит его помочь с восстанием, говорит, что верит — Чимин будет достойным королём. Щёки предательски краснеют, и Пак сощуривается, уставляясь в потолок и заваливаясь на жёсткую койку.        Чонгук тренирует его, чтобы омега смог в любой момент за себя постоять. Чонгук надевает на его ноги свои тёплые носки, зная, как тяжело достать в гетто зимние вещи. Чонгук позволяет бить себя (или, в случае Чимина, пытаться), чтобы сбросить зашкаливающее напряжение. Он говорит, что вырвет свой шанс зубами. Что будет с Чимином до самого конца. Что омега выжжен внутри него. Чимин переворачивается и сворачивается клубком. Обхватывает ладонями подушку и стискивает челюсть. Тэхён прав. Не всегда броские слова о любви оказываются правдивыми. Рафаэль тоже говорил, что любит его как родного сына, он делал вид, что заботится об омеге, а на деле запер его во дворце и отобрал всё. Хелл говорил, что любит своего старшего брата, но попытался убить, выстрелив в Чимина. Так ли необходимы эти злосчастные слова? Так ли они нужны, чтобы выразить всё то, что чувствуешь?        Чимин любит Чонгука, в этом нет сомнений. И даже горечь ненависти из-за предательства не умаляет этого факта. Но Чимин не говорит и не скажет альфе об этом, потому что Чонгуку не нужны слова, ему нужны действия. Как показывает сам своё отношение, наёмник будет ждать не «люблю», а чего-то большего, чтобы понять: он нужен омеге. Нутро альфы по-прежнему тёмный лес для принца, и остаётся только надеяться, что туда его впустят ещё раз. Они, наверное, оба должны дать друг другу вторую попытку.        Дверь скрипит, открываясь, и взлохмаченный Пак садится на постели, воззряясь на предмет своих размышлений, воочию предстающий перед ним. Чон опирается лопатками о косяк и разглядывает принца, подбирающего ноги под себя.        — Что? — моргает Чимин. Он уже не испытывает испепеляющей злости в отношение альфы.        — Пойдёшь со мной или мне снова нести тебя? — тихо спрашивает Пепел, скрещивая руки на груди.        Чимин сглатывает и спускает ноги с кровати, чтобы обуться.        — Тебе же нравится носить меня на руках, — фыркает он, искоса посматривая на наёмника, пока тот ухмыляется.        — Естественно. Как и тебе.        Пак насупливается и, зашнуровав ботинки, в несколько шагов оказывается рядом с Чоном.        — Нести? — вздёргивает весело бровь тот, вызывая новую волну смущения внутри омеги.        — На своих дойду. И вообще, тренировку мы на сегодня, вроде, закончили, — шагает за пределы комнаты Чимин.        Они действительно уже потренировались, и за окном — глубокая ночь. Тэхён в этот раз был с ними, недовольно наблюдал за тем, как Чимин тщетно пытался победить в этом раунде альфу, но все его попытки оканчивались провалом. Он бил и бил, а Чонгук просто лениво уворачивался и поддевал его высказываниями.        — Ты уже не такой деревянный, — посмеивался альфа, отбивая атаки Пака. — Может, даже, сможешь меня когда-нибудь завалить на пол.        — Вообще-то в прошлый раз я тебя свалил, — пыхтел омега, всё пытаясь достать до ухмыляющегося лица Пепла.        — Только потому что я позволил, — альфа обхватил его руками и, сжав в захвате, развернул к себе спиной.        Чимин застыл, ощущая, как его лопатки прикасаются к груди Чонгука, дрожь мурашек снова пересекла тело.        — Ты слишком напряжён, — проговорил ему на ухо Пепел, а после положил руку на живот, отчего тот почти свело. — Нужно больше контроля для верного напряжения и расслабления мышц перед ударом. Ты должен учиться правильно дышать, это важно, — слова у уха и ладонь на животе омеги не давали воспринимать слова здравым рассудком, а сердце в грудной клетке сходило с ума.        Тэхён всё ещё недоволен тем фактом, что Чонгук тренирует Чимина, и сидит с ними на спаррингах, боясь, что Пепел омеге может навредить. И выпроводить альфу удалось только перед самым долгожданным душем. Чимин боялся, что Ким опять начинает дежурить возле его комнаты, и выдыхает, когда замечает, что под дверью никто не торчит.        — Куда ты меня ведёшь? — вполголоса спрашивает омега, когда они поднимаются на уровень кабинета Терры, находящегося вне подземной части штаба.        — Увидишь, — жмёт плечом альфа и идёт дальше, пока они не оказываются у шаткой лесенки, не доходящей немного до потолка.        Чонгук забирается по ней и манит за собой Баккару, а тот хлопает глазами, как только альфа раскрывает чердачный люк, чтобы, подпрыгнув, ловко уцепиться за край и подтянуться на крышу. Он свешивается из люка, а после протягивает Чимину руки, чтобы тот схватился. Чонгук сильный. Без особого труда ухватывается за ладони Пака, когда он, балансируя на лесенке, вкладывает их, словно тот пушинка, подтягивает наверх и вытаскивает Чимина на крышу. Ветер холодный, но слабый, так что Пак ёжится от прохлады. Ноябрь всё же, уже совсем скоро зима.        Чонгук же ведёт его к какому-то предмету, с трудом различимому из-за непроглядной ночной темноты. Он вдруг хлопает по чему-то, словно приглашает омегу присесть. Чимин, держась за его руку, садится, ощущая жёсткий материал ягодицами. Чон же молчаливо усаживается рядом и поближе к омеге, чтобы прижаться плечом. Что-то щёлкает, и Пак ощущает горьковатый, терпкий и знакомый аромат.        — Ты позвал меня ночью пить чай? — почему-то омега всё ещё тихо говорит, обернувшись к альфе.        — Ага, — кивает Чонгук и наливает в крышечку крохотного термоса напиток, исходящий паром и приятным ароматом, после чего протягивает Чимину. — На звёзды посмотреть.        — Ты не романтик, — вздёргивает бровь омега, принимая крышечку-чашку.        — А вдруг, — прыскает Чон, — попробовать никогда не поздно.        Чимин смущённо молчит, греет руки о чай, вдыхая его аромат. Давно он не пил его, словно всё произошедшее во дворце случилось целую вечность назад и совсем не с ним. Всё кажется обманом, ложью и подменными воспоминаниями. Чонгук тоже молчит и шумно сёрпает чай из термоса, глядя на тихий, почти не освещающийся город. Чимин тишину эту нарушить боится, лишь сосредотачивается на том тепле, которое ощущает, соприкасаясь с Чоном плечом.        — Мне было около восемнадцати, когда заболел папа, — тихо начинает Чонгук, выдёргивая омегу из размышлений. Чимин застывает и вслушивается в чужие слова, едва различимые, интонация скованная, будто Пеплу тяжело говорить. — Лекарства стоили дорого. Король посылал обозы с довольствием, и я часами стоял в очереди, чтобы получить месячную дозу препарата. Он купировал болезнь и позволял папе жить дальше. Симптомы лишь немного ослабевали, но он чувствовал себя лучше, пусть и не мог работать. В тот день, когда умер твой папа, я стоял в очереди за лекарствами. Их не отдавали даром, но продавали подешёвке, настолько дёшево, как только могли. Планер рухнул прямо на рынок, где стояли возы с помощью. Много людей погибло в тот день, а я заработал себе ожог на руке.        Чимин вздрагивает, вспоминая слова альфы о тату.        — Но единственное, о чём я жалел, что разбились ампулы, — добавляет Пепел, глядя только перед собой. Чимин весь съёживается рядом, ему трудно слышать о том, что пришлось пережить альфе, но нужно, жизненно, кажется, необходимо.        — Его сердце остановилось из-за новости о падении планера. Наверное, он винил себя, что я пошёл за его медикаментами, папа думал, что я погиб в тот день. Отец умер немного позже. Он работал на износ, и его тело попросту не выдержало. В основном добывал пропитание я, охотясь и продавая дичь, — продолжает литься рассказ Чонгука, вынуждая Чимина внимательно слушать. — У папы был маленький сад, а отец брался за любую подработку. Мы были бедны, как церковные мыши, но… счастливы. Это — единственное время, которое я помню именно с такими эмоциями. В те годы мне казалось, что мы живём ужасно, но ужасно настало после смерти родителей.        Чонгук ненадолго замолкает, отпивает ещё глоток медленно остывающего чая и доливает омеге, словно берёт паузу, чтобы перевести дух.        — Ты спрашивал, как я научился стрелять. Отец. Он научил меня ещё до того, как получил травму. Дал мне в руки лук и отправил стрелять. Я стирал пальцы о тетиву, чтобы повысить свой навык, мне нужно было зарабатывать, чтобы жить. Король помогал, но он не мог обеспечить всех абсолютно безбедным существованием, — Чон снова замолкает, поджав губы. Чимин по чуть вздрогнувшему запаху чужих феромонов ощущает, что ему правда непросто всё это вспоминать.        — После гибели родителей я остался один. И по сути был уже взрослым, но слишком потерянным. Родной город рухнул, люди уехали, не осталось ничего. Я только и мог, что находиться в лесу, ища животных, потому что дом причинял слишком много боли. Там раньше были папа и отец, а осталась только пустота. Меня нашёл Фэй. Он увидел, как я стреляю, подошёл ко мне и заговорил. Предложил у него обучаться делу. Мол, за него хорошо платят. И я согласился. Мне некуда было идти, не к кому. Фэй приютил меня, возил с собой по городам и обучал. Он знал множество способов убить человека и каждый поведал мне. Как только посчитал, что я стал достаточно самостоятельным, то просто… ушёл. И я остался сам по себе, — Чонгук замолкает и отпивает ещё чая, чтобы, видимо, упорядочить мысли и остудить разум.        Чимин же просто сидит рядом и поджимает губы. Ему грустно от истории альфы, ему волнительно от того, что тот её рассказал. Соприкасаясь с ним плечом, омега думает. О том, что для них это значит. Что значит для него самого. Поднимает голову на Чонгука и встречает взором его профиль, задумчивый, почти блуждающий взгляд. Наёмник не с ним словно, где-то далеко от этого места.        — Расскажи о своей тату, — тихо просит Чимин, боясь, что лимит искренности у Чонгука на сегодня уже исчерпан.        — Я набил её, чтобы забыться. Ожог оставался историей, следом смерти моих родителей и слишком масштабных изменений. Я не мог на него смотреть, потому что каждый раз воспоминания накрывали меня с головой.        — Что она означает? — Чимин начинает замерзать, оттого неосознанно жмётся к Чону поближе.        — Ты хорошо её рассмотрел? — вдруг тихо спрашивает альфа, обернувшись к Паку, отчего голос его касается уха и будоражит кровь омеги.        — На твоей руке птицы, волны, надписи, — перечисляет Чимин. — Слишком много всего. Фразу я не смог прочесть, этот язык мне не знаком.        — Valeyla des aratos, — звучание крайне красивое, Чимин ощущает предательские мурашки. — Мёртвый язык. Я случайно нашёл эту фразу в одном трактате Фэй. Он сказал, что с Валейского, она переводится как: «Блеск золота тусклее блеска твоей души».        Чимин переводит взгляд на альфу и застывает. Его глаза почти не различить в кромешной темноте, но омега отчётливо может представить багрового цвета радужки, густую кайму ресниц и кошачий прищур.        — Хочу задать вопрос, — шёпотом произносит омега, боясь повысить тон и спугнуть момент. Они слишком близко.        — Задавай, — моргает альфа.        Чимин сглатывается и собирается с силами. Что он хотел спросить? Слишком многое, чтобы уместилось в эту ночь. Он хотел бы завалить Чонгука бессмысленными вопросами. Но вопреки его воле изо рта вырывается лишь:        — Ненавидишь меня?        Чонгук зависает на мгновение, переводит взгляд на звёздное полотно над их головами, прежде чем вернуть внимание к омеге и растянуть красивые губы в улыбке. Внутри Чимина всё вспыхивает от этого движения. Как раз в эту минуту выходит из-за облака луна и мягко бросает свет на чужое лицо.        — До смерти, — выдыхает Пепел, улыбаясь, и сердце трепещет в груди принца.        Какой всё же Чимин неискушённый в этом. Поверив в написанное на страницах книг, он просто не учёл, что люди в реальности не говорят так, как привык к этому мечтательный Пак. И ему придётся смириться с тем, что у Чонгука собственная вариация слова «любовь».        Чимин, нутро которого неистово дрожит, вдруг протягивает руку и касается его костяшек кончиками пальцев. Птица внутри трепещет, стирает ненависть в прах, успокаивает душу. Пусть Чимин будет наивным дурачком, пусть он должен ненавидеть Чонгука за то, что тот делал и делает, пусть этот альфа не благородный рыцарь на белом коне из сказки. Его внутренности горят синим пламенем в тот миг, когда Чон переворачивает кисть внутренней стороной вверх и вцепляется в руку Чимина так, словно тот — единственное, что удерживает его на этом свете. Чимин дрожит то ли от холода, то ли от наплыва эмоций. Странно видеть Пепла не подкалывающим его, не язвящим, но есть в этом своя очаровательная прелесть. В том, что альфа просто тихо и сдержанно молчит, передавая всё, что хотел бы сказать в прикосновении и контакте двух ладоней.        Он вдруг, чего совсем не ожидает Пак, поднимает их сцепленные кисти и, перевернув тыльной стороной ладонь Чимина к себе, мимолётно прикасается к ней губами, обжигает кожу. Весь воздух из лёгких Чимина исчезает, его глаза горят, щёки алеют, и улыбка, ведомая дурацким влюблённым сердцем, невольно сверкает на губах. Звёзды над Сапхаром особенно красивые сегодня. Красивее любых звёзд, прежде увиденных Чимином.

🥀🥀🥀

       — Пришёл ответ, — протягивает Терре конверт Леандр, когда возвращается с места передачи посланий из Тирелла. Омега напрягается, нахмуривается и тут же бросает взгляд на Баккару. Тяжело вздыхает, прежде чем передать бумагу ему.        Чимин разламывает печать и раскрывает торопливо послание от лорда Урсу. Он вглядывается в строчки и решает, что послание лучше всего будет прочесть вслух.        «Многоуважаемой Серой Гвардии», — Терра жёстко хмыкает на этом моменте, на что Чимин понимающе поджимает губы. — «И Его Высочеству принцу Пак Чимину. Я, лорд Натаниэль Урсу, хранитель города Тирелл, ваш верноподданый слуга, готов принять всякие выдвинутые условия для нашей возможной встречи. Как вы и просили, мы можем провести её на нейтральной стороне. Выбор места оставляю за вами. По вашему требованию, я приеду один, без охраны и Смотрителей, сдам всё оружие и буду честен с вами. Премного благодарю за предоставленную возможность объясниться. Натаниэль Валлейн Урсу.»        Чимин поджимает губы, заканчивая читать. Подозрения не оставляют ни его, ни кого бы то ни было из Гвардии. Это может быть ловушкой. Баккара с надеждой смотрит на Терракоту, который задумчиво пялится в грязное и старое окно своего кабинета, словно продумывает план.        — Поедем я, ты и Пепел.        — Так мало? Не опасно? — выдыхает находящийся всё ещё рядом Леандр.        — Мало. Но мы поедем официально. Остальные будут за нами наблюдать. Немо возьмёт третий отряд. Твой Страж, естественно, будет с тобой. Я хочу, чтобы поехал Катберт и управлял седьмым отрядом. Пусть держит этого Урсу на мушке каждую секунду и даже не моргает.        Вивьен кивает и сразу же покидает кабинет, чтобы передать приказ остальным.        — Я напишу ответ, — тихо произносит Пак и садится за стол Терры, тут же хватая карандаш и бумагу.        — Пиши, что встречаться будем на бывшем полигоне восьмой группы захвата. В их казарме. Там будет много возможностей спрятать наших парней и в случае чего укрыться и отбиться. Я не верю, что он приедет один.        — Я тоже не верю, — кивает Терре Чимин и торопливо карябает письмо, передавая все указания Главы относительно встречи.        — Ты уверен? — обращает своё внимание омега на принца.        — Нет. Я ни в чём уже в этой жизни не могу быть уверен. Я не верю, что хотя бы один придворный предан мне.        Терра кивает и задумчиво мычит, пока Чимин над свечой греет воск, чтобы запечатать письмо.

🥀🥀🥀

       Тэхён направляется к Терракоте, только когда совершает привычный вечерний ритуал: он следит за тем, чтобы после тренировки Чимин остался в своей комнате и лёг отдыхать. Да, кронпринца раздражает то, что Тэ следит за каждым его шагом ещё пристальнее, чем было то в Хрустальном замке, но альфа просто не простит себе, если что-то случится с Чимином. Он из шкуры вылезет ради его будущего. И готов даже спать под дверью, если того потребует ситуация.        Шагает тихо и размеренно, чтобы никому не попасться на глаза. Даже в такой поздний час он может наткнуться на патрульных или на тех, кто выполняет указания Терры. Он тихо приближается к чужому кабинету и едва слышно стучит в створку. Ждёт, пока из-за неё раздастся холодный голос омеги, его сердце привычным движением вздрогнет и затрясётся от одного только тембра, а после уж Страж войдёт, стараясь не выдать своих эмоций. Терракота уже сидит за столом, закинув обе руки за голову и покачивая мыском сапога. Он, будто ястреб, следит за каждым движением и каждым вдохом альфы, пока тот молчаливо приближается.        Они и правда только учатся читать. Терра не отвечает на его вопросы, никаких разговоров не заводит. Просто по окончанию занятий выставляет Кардинала прочь без малейших эмоций. Тэ знает, что ему не положено сближаться с омегами и вообще с кем бы то ни было, однако тяга, каждый раз волочащая его сюда, с новым днём всё сильнее.        Садится рядом с Террой, тот выпрямляется и напрягается, держа дистанцию, тянет к себе букварь. По-прежнему слишком стесняется того, что только-только учится читать.        — Мы остановились на сорок девятой.        Уже прошло несколько таких уроков, так что Тэ уверен — ещё немного и Терре не понадобится его помощь. От этого становится тоскливо и даже больно. Смотреть на него, слышать тихие попытки прочесть то или иное слово, видеть изгиб челюсти. Он бы хотел узнать о Терракоте что-то большее, что-то, что сейчас остаётся для альфы недосягаемым. Хотел бы, чтобы омега снял хоть один тяжёлый металлический замок со своего нутра.        — Прав-да то и-ли вы-мы-сел, ска-жут лишь на-ши гла-за и у-ши, — тихо читает Терра. У него поразительно быстро получается, скорее всего, омега тренируется каждую свободную минутку, чтобы поскорее иметь как можно больше навыков.        Он вдруг застывает на слове и хмурится, не в силах его прочитать.        — Пред-ки… твер… — Терра прочищает горло и нахмуривается сильнее, тычет пальцем в неподдающееся сочетание букв, сжимает губы почти добела. — Тверд…        Тэхён наблюдает за ним. Когда Глава немного опускает маску непроницаемости, то становится донельзя очаровательным. Альфа заметил это, ещё когда они только начали обучение. Его черты чудятся более мягкими, по-настоящему омежьими, его красивые губы имеют лисий изгиб, а раскосые глаза похожи на внимательные огоньки. В Терре много жёсткости и стали, но это делает его только прекраснее. У Тэхёна кровь стынет от его серьёзного, непримиримого взгляда.        — Твердили, — приблизившись, тихо, почти на грани шёпота произносит Кардинал. Он оказывается слишком близко к омеге, и всё тело его вибрирует.        Терра отшатывается. Стискивает губы, сжимает челюсть и часто дышит через нос. Его пылающий взгляд направлен с гневом на альфу, который непонимающе моргает, глядя в ответ. Ноздри омеги трепещут от сорванного дыхания, руки в потёртых перчатках стиснуты так, что Тэ уверен — костяшки под тканью побелели.        — Терракота…        — Отодвинься, — хрипло и надорванно произносит Глава, и Тэхён снова замечает мелькнувший страх в его зрачках.        Сперва Страж думал, что ему показалось, ведь как такое может яростно сквозить от омеги, управляющего повстанческим движением, способного убить человека не моргнув и поставить на колени массивного взрослого мужчину парой ловких движений. Он думал, что это лишь мираж. И пусть данное чувство присуще всем живым людям, однако в тёмных глазах Терракоты оно так дрожит, почти доходя до паники и истерики только от того, что Тэхён к нему приблизился на несколько несчастных сантиметров.        — Почему ты боишься меня? — шёпотом спрашивает альфа, непонимающе моргает, а Терра вскакивает с места и отходит на несколько шагов.        В его взгляде настоящий ужас. Он смешивается с животным страхом, который прежде и уловил Тэ, от осознания, что его раскрыли. Терра часто и поверхностно дышит, его красивое лицо бледнеет, и омега с широко распахнутыми глазами буквально прижимается лопатками к стене. Тэхён и сам пугается за него, ведь ничего не понимает, встаёт со стула, но грудная клетка Главы начинает вздыматься сильнее, а глаза горят опасно, слишком опасно.        — Терракота, — выставляет руки перед собой Кардинал, словно пытается показать, что не причинит вреда. — Я не подойду… успокойся.        Омега судорожно втягивает воздух снова, словно кислорода в кабинете ему катастрофически не хватает. Тэхён почёсывает платок, которым повязывает шею в штабе, когда находится без доспехов. И вдруг его пронзает осознанием. Терра боится его. Его. Тэхёна. Несмотря на то, что тот не думал даже причинить вред, несмотря на то, что альфа безоружен. Ему нужно прежде всего остановить чужую паническую атаку, ведь тело Главы ужасно трясётся, а сам он застыл у стены. Кардинал вдруг тянет за край платка, распутывает узелок. Его бьёт в темечко какой-то догадкой и, действуя на инстинктах, Тэхён стягивает платок с шеи. Его тоже колотит дрожью, ведь альфа никому и никогда не показывал клеймо. Но бросить Терру в таком состоянии он не может, должен сначала убедиться, что омега придёт в норму, что он успокоится. А для этого, Тэ понимает: ему нужно дать чувство безопасности.        Ткань исчезает с шеи, открывая обзор на выжженную и заполненную чернилами татуировку. Она отвратительна, чёрным пятном выступает на смуглой коже, и Терра скользит по клейму взглядом. Шесть часов. Её создавали шесть часов на тринадцатилетнем Тэхёне, выжигали точку за точкой, заполняли чернилами. Ошейник для альфы, изображённый в виде колючей проволоки, обвивающей в два обхвата горло, метка принадлежности Чимину и Рейвену. Тэхён опускает голову и, удерживая платок, начинает связывать им себе руки. Удерживает края зубами, затягивает посильнее, чтобы даже стало больно. Чтобы Терра поверил ему. Омега продолжает стекленеющим взглядом смотреть на Кардинала и на то, что тот делает. Альфа затягивает последний узел, отходит к противоположной стене медленно, а после оборачивается и показывает Терракоте скованные руки, подняв повыше. Садится прямо на холодный пол и опирается спиной о камень стены.        — Я не причиню тебе вреда, — одними губами произносит Тэ, он сидит смирно, но Терра не двигается и не успокаивается.        Ему нужно время. Время, чтобы паника сошла на нет, чтобы страх отступил, а глаза перестали выглядеть так, словно сердце омеги вот-вот остановится. Терра раскрывает губы и судорожно, надрывно выдыхает. Опускает голову и сползает по стене, почти повторяя позу замершего Тэхёна, который только и может, что наблюдать. Глава закрывает голову и застывает на несколько секунд, чтобы привести себя в норму окончательно, а когда встаёт, его лицо кажется ещё жёстче, чем обычно.        — Встань, — хрипло и низко рокочет омега, и Тэхён подскакивает.        Терра приближается и кивает на руки.        — Развязывай.        Тэхёна электрическими импульсами пронзает от повелительной интонации омеги, бёдра напрягаются, внизу живота скручивает горячим комком. Он послушно, подчиняясь, зубами принимается развязывать скованные запястья.        — Ты никому не скажешь о том, что видел, — голос Терры явно сел после недавнего приступа.        — Не…        — Заткнись.        Тэ замолкает, по его позвоночнику проходится стайка наэлектризованных мурашек. Не скажет. Это приказ, и от данного факта Тэхён весь этими мурашками покрывается. Чимин почти никогда не приказывает альфе. Он говорит мягко, размеренно, даже в гневе оставаясь собой. Терракота же давит, одной его интонации хватает для того, чтобы тело Тэхёна напряглось. Он… он знает, что есть определённые проблемы. Слишком жёсткие условия тренировки. Тэхён долго, очень долго это скрывал, но, видимо, больше не получится, потому что горячий ком разрастается и захватывает его тело целиком.        — Ты будешь молчать. И ничего не спрашивать. Не приближайся ко мне. С этого дня между нами должно быть не менее метра во время… занятий.        — Понял, — хрипит альфа, ощущая, как напрягается от жёсткого голоса его живот.        — Проваливай. Тэхён на негнущихся ногах вылетает из кабинета и пробегает почти половину коридора, прежде чем вспоминает про то, что нужно закрыть шею. Его тренировки, его сломленная во дворце личность демонами находит отклик здесь. Черти пробужаются, давят на разум. Тэ не суждено завести семью и любовь, потому что он дал клятву Чимину. Тэхён и омег-то не знал. Он не предполагал, что приказы командиров, истязания, психологическое давление с детства, ужесточившееся в подростковом возрасте, а особенно порки в период пубертата, когда ему отбивали всякое желание даже думать о чужом теле, когда приказывали властным голосом забыть о том, что у него есть желание и нужда в чужой близости, так аукнется сейчас, когда альфа является взрослым мужчиной.        Тэхён пошатывается, завязывая платок на горле, хватается за стену и дрожит. Сползает по ней, как сползал минуту назад Терракота, а после зажмуривается и стискивает колени. Нет… ну что за проклятье… возбудиться до белых кругов перед взором только от того, что ему приказали в кабинете закрыть свой рот и проваливать. Тэхён часто и судорожно дышит, зажмуривается и выуживает тонкий кинжал из ножен. Оружие ему вернули, хоть что-то хорошее. Альфа вдруг сжимает лезвие и мычит, ощущая, как тело пронзает разрядами. Они болезненны, но приносят покой. И дыхание тут же выравнивается, успокаивается ритм сердцебиения, разум становится более чистым. Терра сведёт его с ума окончательно, если прикажет что-то ещё раз. Кардиналу надо быть осторожнее.

🥀🥀🥀

       Бывший полигон встречает их пронизывающим ветром и холодом середины ноября. Чимин ёжится и кутается плотнее в куртку, ощущая то же напряжение, что и все остальные. Он бросает взгляд на Тэхёна, который не отходит от омеги ни на шаг, на вооружённого до зубов наёмника и горделиво шагающего впереди Терракоту. Они все волнуются. Все на взводе, потому что эта встреча может стоить кому-то жизни, если Урсу — приспешник Рафаэля. Предчувствие твердит ему остановиться и не идти, но Чимин, перебарывая страх и опасения по поводу переговоров, шагает дальше между двумя альфами, стараясь выглядеть хоть малость так же, как уверенный Терра.        Они приближаются к бывшим казармам и останавливаются. Первыми входят Терра и Пепел, держа оружие покрепче, а уже после Чимин и следом за ним — Тэ. Лорд и правда стоит один, сложив руки перед собой, он, заметив вошедших людей, напрягается. Чимин видел Натаниэля лишь раз и так давно, что не вспомнит, как тот выглядел. Сейчас же перед ними альфа в возрасте, тёмные волосы испещрены проседью, а во внешних уголках глаз залегли глубокие морщины. Точно такие же венчают его рот, словно этому человеку знатно непоздоровилось в последние годы жизни.        Натаниэль смиренно ждёт, пока Пепел приблизится к нему, даже Чимин слышит довольно тихий, но холодный голос наёмника:        — Одно лишнее движение и я убью тебя, — чеканит альфа, воззряясь на лорда, а тот, одаривая его довольно высокомерным взглядом, лишь кивает.        Чонгук осматривает лорда, выражение лица которого холодно-недовольное, но всё же он терпит, потому что таковы условия — при Урсу не должно быть оружия. Когда Чон кивает, Терра машет рукой Чимину, позволяя приблизиться. Тэхён тенью следует за принцем, а Чонгук становится по другую сторону, чтобы Баккара оставался защищённым с любого ракурса.        — Он правда пришёл один, — доносится с шипением в наушнике, которые выдали каждому, голос Леандра. Чимин знает, что члены гвардии притаились почти за каждым углом и потолочной балкой, чтобы сделать встречу как можно безопаснее.        — Мой принц, — склоняется Натаниэль, как только Чимин приближается и чуть отодвигает капюшон, чтобы появилась возможность видеть его лицо. — Я рад видеть вас в добром здравии.        — Так ли это, милорд, учитывая, что ваш сын почти справился с задачей меня убить и оборвал жизнь маркиза перед моими глазами, — яростно, почти хрипяще выдаёт Пак, оглядывая со злой горячностью Натаниэля, не смеющего выпрямиться.        — Мой принц, для того, чтобы всё объяснить, я и пришёл, — шепчет лорд, его плечи поникают, но Чимин слишком зол, чтобы проявить эмпатию и сочувствие к этому альфе. — Позволите ли?        — Говорите.        Чонгук становится ещё чуть ближе, когда Урсу выпрямляется и сглатывает. Лицо лорда бледно, губы дрожат, и нет следа былого высокомерия.        — Я знаю, что Равьель поступил ужасно, он совершил непростительный грех, покусившись на жизнь Его Высочества. Но вы не знаете всей правды. Наша семья… мы давно не угодны регенту. Он всё порывался заткнуть нас, не допускал во дворец, грозился многими ужасными вещами. То… что вы сказали в ролике… мы давно пытаемся его остановить. Мы не знали, что вы даже не ведаете о происходящем. Простите, не ведали.        Натаниэль взволнованно переводит дыхание.        — Семья Урсу не хотела и не хочет видеть Рафаэля Отт на престоле, а тем более его потомка. Мы всегда поддерживали королевскую власть, вашего папу, готовы поддержать вас.        — Не тяните, — грозно произносит Чимин. Ни Терра, ни Пепел не влезают, просто наблюдают и слушают.        — Из-за того, что мы активно противостояли власти регента и его решениям, мы стали не то что неугодными — опасными для него. Теперь мне ясно с кристальной чистотой, что мы мешали ему дурить вас и народ. Мы хотели, чтобы вы заняли трон раньше Отбора, и выдвигали прошения на отмену регентства, так как вы уже достигли совершеннолетия, — продолжает Натаниэль. — И тогда регент взбесился. Он… Равьель не должен был участвовать в Отборе, так как уже был на тот момент женат.        Чимин вздрагивает и сдерживается, чтобы не округлить глаза от удивления.        — Равьеля заставили явиться на Отбор. Регент приказал ему избавиться от вас. Он должен был победить, а после убить вас. И всё потому, что… его супруг — Дэйрèн, и его младший брат, который совсем недавно связал себя брачными узами и находился в положении, они были в руках регента.        Чимин выдыхает через нос. Это… это не оправдание, однако Пака пронзает ужасающими мурашками. Сына этого человека — беременного омегу — взяли в заложники. Мужа Равьеля тоже. Регент буквально не оставил им выхода. Все они люди. Чимин задумывается: что бы делал он, оказавшись в такой ситуации? Верность короне — одно. Семейные узы и любовь — другое. Двоякое ощущение, сердце вздрагивает в груди.        — У нас не было выбора. Если бы мы попробовали сопротивляться снова, регент бы убил Дэйрена и Джайеме, — голос Натаниэля вздрагивает. — А теперь…        Голос альфы тухнет, взгляд стекленеет и возраст явственно отражается на его лице.        — Теперь у меня не осталось наследника, и мой младший сын с нерождённым внуком, а так же зять — мертвы.        Чимина прошибает током такой силы, что едва не подкашивает ноги. Равьель погиб на Отборе от руки Чонгука, спасавшего принца, а младший сын лорда и зять убиты, скорее всего, по приказу Рафаэля. У него поднялась рука на омегу в положении… Ярость снова затапливает Чимина от кончика носа до ногтей на ногах, взгляд стекленнеет на несколько мгновений, а ноздри вздрагивают от накатывающих чувств. Он хочет разорвать этого скота собственными руками, регент пререходит всякие границы человечности.        — И потому я больше не боюсь его. Зная, что вы теперь видели всю отвратительную правду, рассказав вам о судьбе моих детей, я могу лишь просить вас.        Натаниэль Урсу медленно опускается на колени, вынуждая Чимина дрогнуть.        — Ваше Высочество… нет… мой король, спасите Рейвен! Умоляю вас, чтобы родители и дети не теряли друг друга, чтобы наши люди не страдали, — глухо проговаривает лорд, почти упершись лбом в грязный бетонный пол. — Прошу, я хочу верить, что благостный дух и любовь к вашему государству в вас достаточно велики, чтобы нас спасти. Я окажу любую поддержку Серой Гвардии, я дам всё, что вам потребуется… только…        Голос альфы срывается, а лицо Чимина кажется восковым. Слишком большой накал снова внутри, глаза горят неистовой яростью, и от выражения её спасает только выдержка Баккары. Натаниэль поднимает голову и отчаянно глядит на омегу.        — Встаньте, милорд, — глухо и сипло произносит Пак, а Урсу поднимается на ноги. — Я… выслушал вас. И если вы действительно готовы помочь Гвардии, то я приму эту помощь.        Натаниэль дрожащими руками оттряхивает брюки и снова глядит на принца.        — Нам нужна вертолётная база близ Тирелла, — тихо произносит Чимин, а Натаниэль кивает.        — Да, я так и понял. Потому написал первым. Я преполагал, что Гвардии понадобиться нарастить мощь. Я отдаю Тирелл в ваши руки и помогу избавиться от прихвостней Рафаэля Отт, а после и завладеть базой.        Чимин сдержанно кивает, всё ещё пребывая в шоке после рассказа Урсу.        — Я…        — Мы должны перебраться в Тирелл как можно скорее, — выдыхает Чимин и оборачивается на Терру, прожигающего альфу взглядом. — Это Терракота. Глава повстанческого движения.        Омега выходит чуть вперёд, но лица своего не открывает.        — Нам необходимо место, где мы могли бы разместить свой штаб. Провизия для Гвардейцев и зимняя одежда. Гвардия переберётся через недели две, тогда мы сможем начать разрабатывать планы.        — Я всё подготовлю, — кивает Натаниэль.        — Милорд, — голос Чимина становится ниже. — Если это какой-то извращённый план по предательству и вы хотите сдать нас регенту, — Пак ещё сильнее понижает голос, — я найду вас даже в аду. И заставлю заплатить. Я не простил вашу семью за то, что произошло, но могу проявить некоторую долю понимания. И мы будем пристально следить за каждым вашим движением и словом.        — Клянусь Саванн, — шепчет с округлившимися глазами альфа, словно пугается взгляда и голоса омеги. — Я честен с вами. Я не предам.        Чимин молча продолжает буравить лорда взглядом, пока Терракота не прерывает их зрительный поединок.        — С вами свяжутся, — бросает Глава и командует остальным уходить.        Чимин знает, что Катберт держит Урсу на мушке, как и все остальные Гвардейцы, пока они покидают старую тёмную казарму. Сердце в груди омеги колотится как сумасшедшее от ужаса и адреналина, когда они оказываются на свежем воздухе, но Чимин старается держаться и не показывать, как его подобное задевает. Чонгук и Тэ движутся по-прежнему близко на случай какой-либо опасности. И у самого поворота, где они оставили планер, омега ощущает, как Пепел прикасается мимолётно к его пальцам в жесте поддержки.

🥀🥀🥀

       И снова они ощущают себя за столом в общей комнате, как на поле боя. Снова по разные стороны, только теперь битва эта между Террой и Чимином. Чонгук может пока только наблюдать.        Их отношения сдвинулись с мёртвой точки, Чонгуку пришлось сделать непосильный рывок и быть до предела откровенным с омегой, но у Чимина нет полумер, он не примет искренность наполовину. Чонгук это знает, потому приложил просто титанические усилия, вспоминая о гибели родных и прошлом. Ему нужно было дать знать Паку, что действительно не собирается сдаваться. И сделает, и скажет, что угодно ради того, чтобы завоевать доверие омеги.        Чон на это готов пойти. Теперь, после их последнего поцелуя, он уверен в этом на все сто процентов. Его так заволокло туманом от их контакта — почти агрессивного, нетерпимого, но тем не менее наполненного тоской и страстью, что это вновь пробудило внутренний пожар альфы. Он не откажется от Чимина. Даже если придётся переступать через свои травмы. И Чимин, сделав крохотный шажок ему навстречу, дал факелу надежды разгореться с новой силой.        Глядя на то, как принц и Глава, сидя напротив, непримиримо буравят друг друга взглядом, альфа молчит. В это противостояние влезть он пока не может, до тех пор, когда спросят его мнения. Сейчас это территория двоих сильных омег, один из которых должен уступить.        — Я не буду брать заложника, — твёрдо говорит Чимин, добела стискивая пальцы, сцепленные в замок.        — Нам нужна гарантия его верности, — цедит Терра, не собираясь уступать.        — Чем я буду отличаться от регента, если буду поступать, как он? — понижает голос Чимин.        От таких его интонаций все внутренности Чона идут рябью. Ему, несомненно, нравится нежный Чимин, трогательный и трепетный, однако когда омега показывает зубы и свой характер, раскрывающийся всё больше с момента, как он оказался в гнезде Гвардии, его буквально током прошибает. Сильный. Он, наконец, раскрывает внутренние силы. Упрямый, своевольный, принципиальный человек. Благородный, Пепел не постесняется его таковым назвать. Даже учитывая то, что Равьель Урсу должен был его убить, Чимин поступает по совести с его отцом.        — Баккара, — давит Терракота, — нет никакой гарантии, что он не предаст тебя.        — Я знаю, — отвечает Чимин и моргает. — Я знаю. И я тоже этого опасаюсь. Однако не желаю становиться таким, как Рафаэль, я не хочу заставлять других страдать. Я не хочу заложников. Верность не на том строится, Терра.        Юнги моргает и сощуривается. Он думает, Чонгук почти слышит, как трещат шестерёнки в его темноволосой голове.        — Этот человек уже потерял двоих детей, — тише произносит Баккара. — Он и без того виноват. Но сейчас нам необходима его помощь. Держите на мушке его, но не трогайте младших сыновей.        Терракота гневно раздувает ноздри, уже собираясь начать спорить снова, но Чимин гордо вздёргивает подбородок и выпрямляет спину. От его взгляда даже по рукам Пепла струятся мурашки, а низ живота горячо скручивает. Красивый, гордый, сострадательный, справедливый. Чонгуку кружит голову его личность, всё сильнее захватывающая наёмника. Сейчас он бы хотел сжать его в руках, целовать до синих мушек перед взором только за то, как Чимин держится.        Он не слабый. Вообще ни разу. Просто регент не давал принцу расправить крылья. Сила этого омеги в его характере, в его сострадании и человечности, в его стане и взгляде лазурно-голубых глаз. Чонгук ощущает, как медовый аромат феромона заполняет комнату почти целиком. Он чувствует его везде — в носу, в глотке, под кожей, в лёгких, и хочется прикусить губу. Чимин до дрожи соблазнителен.        — Он прав, — вдруг подаёт голос Салита. — Если наше влияние будет держаться на страхе, многого мы не добьёмся. Баккара позиционирует себя диаметрально противоположным регенту, будет большой ошибкой подвергать опасности сына человека, который пока что является нашим единственным союзником.        Терра выразительно цокает языком и закатывает глаза. Он явно недоволен результатом.        — Верность и страх — разные вещи, — кивает Чимин, сощуриваясь. И Терра с размахом проигрывает этот поединок лидеров, видя, как его приближённые склоняются в сторону Баккары.        — Ладно, как скажете, — стучит ногтем по столу он. — Но я тогда хочу, чтобы за домом Урсу наблюдали круглыми сутками. Видели, куда он уходит, с кем контактирует он и его семья. Каждый шаг.        — С этим соглашусь, — моргает Чимин. — Я всё ещё ему не доверяю. И верность нужно доказать.        Юнги усмехается и, подперев пальцами скулу, окидывает Баккару взглядом. Этот взгляд и эта ухмылка знакомы Пеплу: Чимин интересен Главе. Он любит наблюдать за людьми, за их характерами и изменениями. Альфа сам любит таким промышлять. И наблюдать за Чимином хочется ежесекундно. Пепел, поддаваясь желанию, окидывает победившего в споре по поводу лорда омегу терпким взглядом. Тот, ощутив внимание, поворачивает голову и сталкивается с тёмными радужками своими колдовскими глазами. И, дьявол, прикусывает губу. Когда-нибудь Пепел потеряет голову окончательно и не останется ничего вокруг, кроме него. Пока может представлять лишь, как сам прикусит эту пухлую губу.

🥀🥀🥀

       Снова. Это приходит снова. Ощущение собственной беспомощности, слабости, ужаса. Тело дрожит. С губ срываются жалобные мольбы прекратить, надрывные, смешивающиеся сперва с тихими всхлипываниями, а после перерастающие в отчаянные крики. Завершается всё это скулежом и тихим, сорванным плачем. Почти беззвучным. Он опять ощущает на себе руки, зубы, его дерут на части, сжимают запястья, бьют головой об пол. Он снова и снова боится. Угловатый, можно сказать, крошечный, юный. Хорошо помнит то, как выглядел в тот день. Обычная мешковатая одежда, привычная улыбка покупателям: он торговал пряностями и перемолотыми травами, науженной рыбой — мелкой, но даже такую покупали. Он был худым и невысоким с остро торчащими коленками и пухлыми губами. В тот день эти мужчины пришли не впервые, один из них постоянно покупал у него базилик.        Не было даже подозрений к тому, что, когда маленькая лавка под открытым небом свернётся, его застигнут врасплох. Никогда никого не было кроме него и дедушки, некому было заступиться. И даже когда кричал, никто не отозвался. А вскрикнуть он почти не успел: ударили по голове, и темнота заволокла сознание так быстро, что моргнуть не успел.        Их было шестеро и он один — не способный сопротивляться, не умеющий этого делать. Он омега, для альф априори слабое создание, которое можно подавить. Умолял пощадить, умолял оставить, но они оставались глухи к мольбам. Рвали одежду, рвали так безжалостно, упивались видом несовершенного подросткового тела. Дотрагивались до выступающих рёбер и тазовых косточек, оставляли ужасные синяки и следы своих пальцев на молочно-белой коже.        Он сорвал горло, звонкий омежий голос пропал, губы кровоточили, когда по ним били и впихивали омерзительно и глубоко в глотку. Они наслаждались его слабостью, издевались над беспомощностью и невинностью, им по-животному нравилось то, что они делали с ним. Им доставляло удовольствие видеть слёзы и безысходную ярость да страх в тёмных абсолютно круглых от шока глазах. Их до трепета и аппетита забавляло то, как он пытался уползти.        Сколько прошло времени, не помнит. Не хочет вспоминать. Много раз падал в небытие и забывался обмороками, но его быстро приводили в чувство. Хочется забыть навсегда, но разве можно?.. Разве такое получается забыть? Хоть кто-нибудь забывал? Его порвали. Безжалостно, лишь бы укротить бешеную, почти демоническую похоть, разодрали нутро, он был слишком юн для такого, он сопротивлялся и кричал первое время. А после его губы разбили и глотка оказалась задавленной немотой. Голос с тех пор так и не вернулся. Больше нет в нём звона, только если треск стали.        Они наигрались. Жестоко посмеялись над избитыми ногами и вывихнутыми руками, сломали несколько пальцев, выдрали душу и разум, а после, перемолов в мясорубке, бросили обратно под ноги. Он лежал на каких-то грязных досках и едва дышал, изгвазданный кровью, спермой, слюной, грязью. Он сам — грязь. Единственное, чего ему хотелось — умереть прямо сейчас. А после он вспоминал о дедушке-омеге, который ждал его дома. Как он мог вернуться? Как он мог показаться такой родному человеку? Слёз не было, он их истратил, когда умолял зверей остановиться. Крика тоже — только страшные, почти нечеловеческие хрипения из груди. Он лежал и взмаливался Саванн, чтобы она забрала его к себе, приняла в объятия и пощадила иссушенное, измученное тельце. Чтобы ему не было так больно. Тело гудело, он ощущал, как из разодранного ануса текло, и хотелось рыдать. Что такого он им сделал? За что так с ним обошлись? Альфы… неужто они все-таки животные? За что?        Но Саванн не смилостивилась, и его случайно нашли. Нашёл мальчишка-омега, как он кричал, а тот мог лишь молиться, чтобы заткнулся и дал ему издать последний вздох. Но нет, его вытащили на свет, ему дали шанс выжить, которого не просил. Грязный, изуродованный, навсегда поломанный и испорченный. Он кричал без голоса, задыхался и хрипел. Он не мог терпеть, чтобы к нему прикасались, даже дедушка. А тот, найдя своего маленького омегу, рыдал и не был способен себя простить. Он всё взмаливался, чтобы внук простил, но разве дедушка был виновен в том, что альфы — чудовища?        Он выжил, но больше не смог жить. Там, на грязных досках, Саванн забрала всё, что от него осталось, выбросила пустую, истерзанную оболочку прозебать дальше.        Юнги тяжело дышит, рубашка противно липнет к телу от холодного пота, а он даже пошевелиться не в состоянии. Он давно не поддавался страху, давно не делил с ним тело до состояния паралича. Пот стекает по переносице, струится по вискам, смачивая тёмные волосы, а грудная клетка беспорядочно вздрагивает от поверхностных вдохов. Ему больно. Зачем кошмар вернулся? Он давно от него избавился. Давно старался забыть. Но этот… этот альфа, который подобрался слишком близко, он снова спровоцировал весь ужас.        На что он появился тут? Чёртов Ким Тэхён, который вызнал, что Юнги до сих пор не научился читать, а после предложил обучать. В этот раз Юнги не удалось сохранить контроль в своих руках, Кардинал даже не прикасался к нему, лишь оказался слишком близко, нарушая купол забвения и мнимой безопасности теплом кожи, ощущаемом даже на расстоянии, и грузным мужским запахом феромонов. Он пахнет тяжёлыми, спелыми ягодами вишни, даже можно ощутить кислинку на языке, если сосредоточиться. Он был чрезмерно близко, что заставило Терракоту вспомнить — альфы равно чудовища.        И его накрыло. Сейчас снова. Кошмар возвращается в сознание омеги, мучает его, испытывает разум на прочность.        Эйден шевелится рядом, движется ближе и прижимается к родителю, потому что холодно. В подземном штабе холодно всегда. Эйден — тоже альфа. И больше всего Юнги боится того, что его мальчик вырастет чудовищем, как все остальные.        Он ненавидит их, от всей души, каждого, омеге без разницы, кто каков, он ненавидит их без остатка. Прошло больше десяти лет, но воспоминания так свежи, словно он лежал на проклятых досках всего несколько минут назад. Дыхание восстанавливается, Юнги прижимается к блаженно спящему сыну и весь дрожит. Его колотит, страх не покидает, ранит нутро Мина вновь и вновь, и тогда омега стискивает крылья-подвеску в кулаке, пока ладони не становится больно — впиваются острые края в мякоть. И читает молитву. Саванн не спасла его тогда, разве чистая богиня способна уничтожить таких чудовищ? Саванн лишь помогла ему выжить и дала сына, пусть от выродков, пусть от насилия. Но Эйден другой. Он чист и невинен, таков, каким был раньше сам омега. Эйден не принадлежит им, этим чудовищам, только ему — Юнги. Ровное биение сердца мальчика успокаивает, молитва приносит в разум трезвости, и Терра затихает. Больше почти не вздрагивает, но вряд ли уснёт снова. Это всё проклятый Ким Тэхён. Появился в его Гвардии, всё время смотрит своими чудовищными глазами. Кажется добрым и честным, но Юнги знает — внутри всё равно обитает монстр. Монстр, который может сожрать омегу целиком. Тяжёлый запах вишни оседает на самом дне лёгких, и Терру начинает тошнить, но он зажмуривается и контролирует дыхание, а после крепче сжимает сына в руках.