Баккара

      Три часа, чтобы во всей громаде Хрустального замка отыскать одного хитрого омегу. Как только Тэхён объявил, хлопнув в ладоши, о начале этого испытания, четверо альф рассыпались по разным сторонам, чтобы приняться искать кронпринца. А Чонгук стал думать о подсказках. Он бредёт по коридору, где часто гуляет принц по дороге к оранжерее. Он умный и предусмотрительный. И если это — игра в прятки, и искать должны Чимина, то тот, вероятнее всего, оставил такие подсказки, которые могут разгадать только кандидаты. Вот только в чём они заключаются и где находятся — неизвестно.        Альфа всё идёт и идёт, поглощённый собственными мыслями, по коридору. Он внезапно останавливается, замечая тот самый балкончик. Он часто сидел здесь, прослеживая каждый шаг омеги и стараясь попасть ему на глаза. Здесь же случился их первый спор, тот самый, связанный с поэмой «Песнь Эллириона». Рассказ о жертвенной любви, о том, что она может быть несчастной, справедливой, трагичной, обманчивой, но спасительной. С тех пор минуло столько времени, что это с трудом укладывается в голове наёмника. Пак Чимин своим существованием искоренил некоторые вещи в нём. Месть. Ненависть. Неверие. И ведь даже не старался, просто был, просто говорил с ним и убеждал в том, во что со всей искренностью верит.        Чонгук хмыкает, оглядывая пустующий балкон. Ничего. И что он должен искать? В каких местах? Стоит ли ему наведаться в мастерскую или лучше не привлекать к обители Чимина лишнее внимание, которое сконцентрировано сейчас на мужчинах, проходящих испытания? Скорее всего, Чимин бы не стал рисковать и выдавать тот факт, что они так много наедине проводят времени. И правда, в последние дни они с Пеплом несоизмеримо много минут рядом, и не сказать, что тому это не нравится. Зверь внутри — какой-то низменный, дикий — затихает и замолкает, потому что Чимин здесь, у него на виду, а не гуляет с Этей. Принять тот факт, что альфа ревнует, для него равносильно поражению, потому Чонгук вновь отбрасывает эту мысль, уже намереваясь уйти с балкона, как вдруг замечает крохотный лепесток, лежащий на ограждении.        Бархатный на вид и на ощупь, он привлекает внимание и заставляет наёмника задуматься, а после, стоит ему опустить глаза, Чонгук замечает ещё рассыпаные лепестки на полу — багрово-алые, плотные и на вид неимоверно тяжёлые. Альфа склоняется и подцепляет один пальцами. Что это может значить? Эти лепестки ведь не могут лежать тут просто так, рассыпанные по ковровому настилу балкона. Они, скорее всего, и есть подсказка. Альфа хмурится. Они могут иметь переносный смысл, могут прямо вести к необходимому, а могут быть лишь частью подсказки.        Он решает не торопиться. Вот — он уже наткнулся на часть ответа и начало пути к тайному убежищу Чимина, значит, сумеет отыскать и остальные пазлы, способные помочь вычислить омегу. Он нахмуривается, когда из-за угла показывается Урсу. Но альфа его не замечает, потому что Чонгук скрывается за нишей и наблюдает за соперником. Тот выглядит болезненно и бледно, в его тёмных глазах горит неестественный, нездоровый огонь. Широкими шагами он пересекает коридор и поспешно спускается по лестнице к оранжерее, отчего Чон хмурится — неужто Урсу нашёл свои подсказки? Ему так же следует поторопиться.        Альфа не хочет поддаваться панике, а она всё норовит поймать его нутро острыми цепкими коготками и ввергнуть в сомнения. Но Чонгук держится, идёт вперёд, раздумывая. Лепестки. Куда они могут привести? Только в оранжерею с розами. И та настолько огромна, что Чонгук потратит не меньше двух часов, чтобы обойти все кусты в поисках подсказок. Пепел сворачивает в коридор, сталкивается взглядом с запертой сейчас дверью мастерской омеги. Буравит створку взглядом, желая словно проникнуть внутрь и проверить — не спрятался ли Пак там. Невольно накатывают воспоминания, в которых Чонгук прикасался к Чимину. Ощущал тепло его мягкой кожи, когда переплетал их пальцы, сгорал в желании большего. Запах мёда в тот миг заполонил всё тело, врывался — терпкий, отражающий желания омеги, сладкий и тягучий — в его лёгкие, оставлял там призрачный шлейф, осевший и сохранившийся в дыхательных путях даже сейчас. Этот феромон, кажется, на всю жизнь останется с Чонгуком, пленив однажды. Когда-нибудь у Чона, возможно, хватит сил и решимости признать — Чимин нагло украл его каменное, скукожившееся сердце, отдавать отказывается, лишь продолжает заливать теплом, которое топит все айсберги внутри.        Чонгук должен найти его первым, облапошить Этей и добиться улыбки омеги. Навязчивая идея, которой становится эта мысль, набатом стучит в ушах вместе с пульсом. В миг, когда Чон единожды коснулся его губами, уже понимал: это ломает все его установки. Ломает самого Пепла, обнажая явственную печаль и нерешительность. И вина поднимает морду, рыча на альфу, потому что между ними, помимо грозящего убийства, восстания, дворца и врагов — слишком многое стоит. И даже это не мешает Пеплу тонуть в мыслях о нём. О единственном омеге, который за двадцать восемь лет покорил его безвозвратно.        Чонгук замечает неладное не сразу. Приглядывается, подходит поближе и только тогда получается разглядеть торчащий крохотный уголок. Подцепив пальцами его, наёмник тянет и выуживает кусочек пергамента. На белой бумаге рукой Чимина — завитками и углами символов — выведено:        «То, что вы не верите в любовь, не значит, что её не существует».        Альфа застывает. Неспроста эти слова тут. Неспроста… Это — выражение, которое кронпринц сказал Чонгуку, когда они обсуждали «Песнь Эллириона». На балконе начался их спор, он продолжился… в оранжерее! И Чонгук мгновенно срывается с места, чтобы в быстром темпе пересечь коридоры и лестничные пролёты замка. Лепестки роз; слова о «Песни», принц настойчиво ведёт его в оранжерею. Но как найти там ответ, если пространство цветочного сада такое огромное?        — Не существует, — шёпотом повторяет альфа написанное.        Он пытается вспомнить любую мелочь из разговора, который случился так давно. И мозг его судорожно соображает, пытаясь отыскать нитку-подсказку, оставленную Чимином. Они говорили о том, каков на самом деле был в поэме Эллирион, что этот омега — персонаж из книги — сделал ради Вайнела — своего возлюбленного. Это было вечером, когда оранжерея освещалась светом маленьких жёлтых фонариков. Чимин сказал так, когда они стояли у большой ивы, находящейся в самом конце сада, а её ветви ниспадали пологом до земли. Тогда колдовские глаза всё не отпускали Чонгука; он сгорал от растущей ненависти, а та пыталась заглушить пробуждающееся нечто — сильное, мощное, как цунами, от чего сейчас сердце неистово колотится в груди из-за желания найти омегу.        Ива. Подсказка там. Чонгук слетает по лестнице — да, у него больше времени, чем в прошлый раз, однако альфа не желает терять ни минуты. Он должен прийти к принцу первым, он должен доказать, насколько хорошо успел изучить его за четыре месяца. Потому, ворвавшись через кованые ворота оранжереи, без промедления наёмник бросается в сторону вьющихся по всему саду дорожек. Ива показывается издалека, а у Чона сбивается дыхание — почти дошёл. Он должен найти следующую подсказку, дальше должно быть горздо проще, путь уже начат.        Часы на башне дворца отбивают удар — прошёл ровно час с начала испытания. Чонгук, дождавшись, пока утихнет эхо, моргает и движется дальше. Отодвигает ветви ивы, наконец её достигнув, врывается в крохотное уединённое пространство и застывает. Здесь несколько маленьких шёлковых подушек, плед — лёгкий, из тонкого материала, которым прикрывают в прохладные вечера ступни. Чашка с недопитым чаем и толстая старая книга с потрёпанным переплётом. Отчего-то, позабыв об утекающем времени, Чонгук замирает. Рассматривает маленькую свечку, хотя ими уже давно не пользуются в столице и богатых домах, где есть электричество. Глядит на место, где обитает Чимин. Его сердце заполошно содрогается, когда альфа присаживается на корточки и прикасается к пледу. Фантомно кажется, будто Чонгук может ощутить след его присутствия, но отбросив от себя лишние мысли, он протягивает ладонь к книге. Ожидаемо, «Песнь Эллириона», омега слишком любит эту историю, чтобы не сделать на ней акцент, учитывая, что уже несколько раз они спорили по поводу персонажей и их поступков. Тот, кто любит любовь и каждое её проявление. Что-то тесно сдавливает в грудной клетке, когда альфа замечает кончик белого пера, использованный вместо закладки.        Чонгук раскрывает том на странице, где заложено перо. Взгляд тут же застывает на фразе, обведённой чернилами:

       И даже если рухнут небеса, а Боги обозлятся на весь мир за мои чувства,

Пусть сгинет всё, что держит нас, пускай разрушатся города, иссякнет искусство.

Я не перестану быть твоим, а ты — мне принадлежать.

Эллирион, моя любовь, ты должен знать…

       Чонгук промаргивается, его веки горят от прочитанного, его сердце пропускает удар. Потому что сбоку есть приписка, словно Чимин использует книгу вместо личного дневника.        «Может, настанет миг, когда я услышу такие же слова?»        — Ты заслуживаешь гораздо большего, чем просто слова о чёртовой любви, — с придыханием шепчет альфа и смущённо моргает.        Его внимание снова концентрируется на пёрышке, которое лежит на страницах. Оно небольшое, абсолютно белое. Кроме того, он уже осмотрел всё, что омега здесь оставил. Плед, подушки, книга, чай, свеча. Что из этого скупого набора является подсказкой? Повертев перо в руке, Чонгук вдруг вспоминает их разговор в голубятне. О той же проклятой любви, о том, что Чимин влюблён. И симпатизировал прежде своему Хранителю. Это воспоминание вынуждает Пепла поджать губы, а после его обухом бьёт по голове осознание — голубятня!        Это — очередное место, где они были вдвоём, если не считать тенью за принцем следующего Тэхёна. Это снова вызывает гнев внутри Чонгука, в такой важный момент Страж запросто оставил омегу, зная, что за его головой охотятся «родственнички». Ну, ничего, Чон после ему скажет всё, что об альфе думает. Потому снова бросается прочь из оранжереи. Ему нужно как можно быстрее добраться до голубятни в башне, так что Чонгук отбрасывает свою нелюбовь к предметам роскоши и прогресса — лифтам. Забежав в стеклянную кабину, жмёт на нужную кнопку уровня, и лифт в мгновение ока доставляет его к самой высокой башне дворца.        Чон торопится, словно пламя опасности кусает его за пятки, пробегает по ступенькам, обходя особенно активное проявление птичьей жизни. А когда достигает точки, где они с Чимином уже бывали — рядом с огромным окном, откуда виднеется вся красивая часть Элиуса, закрывающая обзор на гетто и бедняцкие халупы, замечает золотистый отблик. Рамка небольшой картины привлекает внимание напряжённого Чона. Он присаживается на корточки и поднимает её с пола, разглядывая. На холсте изображён обычный люд, которые всей большой семьёй готовятся к ужину. Маслом написано то, как изящный омега в фартучке ставит большую глиняную миску перед тремя детьми, а отец альфа о чём-то говорит со старшим сыном. Что Чимин хотел этим сказать? Что он старается передать Чонгуку, оставив тут эту картину?        Чонгук выпрямляется и принимается бродить по голубятне, беспокоя птиц. Те курлычат и тревожатся на своих местах, взмахивают белоснежными крыльями, а некоторые и вовсе слетают с насестов и выпархивают в окно, пролетая так близко от альфы, что беспокоят тёмные отросшие волосы Чона. Тот замирает, судорожно размышляя. Это трапеза. Быть может, следующая подсказка в трапезной, где омега проводит время со всеми кандидатами с первого же дня? Может, и так. Потому, уцепившись за эту догадку, Чонгук опрометчиво срывается с места и бросается на второй уровень, туда, где находится общая столовая. Он слышит второй удар часов уже на подходе к трапезной и вздрагивает. Остался всего час на поиски. Пусть Саванн и дальше благоволит ему.        Удерживая прихваченную с собой картину, альфа толкает двери в помещение и застывает. Здесь непривычно пусто и тихо, стулья плотно придвинуты к столу, а солнце заливает пространство, падая лучами из больших витражных окон. Нет ничего, кроме крохотного блюдца, накрытого салфеткой. Чонгук сомнительно сдвигает брови к переносице, подходя ближе, и без раздумий стягивает кружево с тарелки. Его сердце снова пропускает удар, потому что на фарфоре стоит песочная корзинка лимонного тарта. Подлец. Чимин — подлец, потому что невозможно таким быть. Нереально узнавать такие мелочи, когда обычно скрытный альфа не позволяет никому уловить ни его привычек, ни его эмоций. А омеге удалось поймать его споличным на обожании сладкого. И теперь улыбка касается губ непроизвольно, потому что этот подлец так ловко и скрытно очаровал наёмника… Почему именно сейчас, когда стоило бы волноваться о конце испытания, Пепел ощущает себя так? Почему теперь нет ни толики сомнения и ненависти, с которыми наёмник пришёл во дворец? Почему теперь Чонгук ощущает себя так, словно его швырнули в бассейн из лепестков роз, которые шёлковым пленом сковывают его по рукам и ногам?        Альфа вздыхает, проводит указательным пальцем по крему сверху и слизывает угощение, продолжая размышлять. Эта подсказка ему непонятна. Где дальше искать? В руках — картина с трапезой, перед ним — лимонный тарт, но где Чимин? Снова и снова вглядываясь в изображение семейного ужина, альфа не может поймать нить взаимосвязи. «Где ты?» — мысленно продолжает повторять он свой вопрос.        — Где ты, звёздочка? — шёпотом произносит Пепел, оглядывая пустое пространство трапезной и снова возвращая взгляд к картине.        Семья на картине ужинает… богиня, как иронично, рататуем. Тем самым блюдом, которое тогда стало причиной их разговора впервые в этом зале. Чимин очень любит символизм, что вызывает короткую усмешку у наёмника. И тогда его снова осеняет: рататуй, тарт… чёрт! Кажется, он знает, где следующая подсказка!        Чонгук бросается к непримечательным дверям, имеющим своё назначение, огибает большой стол, едва не цепляет стул, на котором обычно сидит, и достигает кухонных створок в мгновение ока. Толкает их, чувствуя, как вздрагивают его внутренности в предвкушении и предчувствии, а после застывает, когда, оказавшись на кухне, где им готовит дворцовая прислуга, видит, как…        Как принц с совершенно спокойным лицом отпивает глоток чая из белоснежной фарфоровой чашки. Проглатывает жидкость, а после ставит чашку на блюдце, рядом с которым стоит ещё один лимонный тарт.        — Вы не захватили угощение, которое я для вас оставил, — улыбается омега, складывая руки на коленях и сидя рядом с высоким столом для готовки. — Но ничего.        Подле чашки с чаем и пирожным лежит тёмная, с почти поглощающими свет лепестками роза. Чонгук обжигает взглядом сначала Баккару, после — Чимина, который медленно поднимается с места и пальцами подхватывает цветок за стебель.        — Снова крадёте для меня лимонный тарт? — с кошачьей ухмылкой интересуется Пепел, складывая руки за спиной, чтобы те не дали себе волю.        Потому что единственное, чего хочется Чонгуку на самом деле — не язвительные комментарии, не светские беседы, даже не просто прямой взгляд на Пака. Горящее внутри желание — протянуть ладони, как только он приблизится к альфе, обхватывая пальцами нежные щёки, притянуть к себе как можно ближе и дать его губам то, что они требуют и заслуживают. Прикоснуться к ним. Захватить.        — Нашёл ведь путь к вашему сердцу, милорд, — растягивает те самые пухлые губы омега, оказываясь всего в шаге от Чонгука. — Вот, следую ему.        «Дьявол, оно и так…» — даже мысленно Чонгук вынуждает себя осечься. Не позволяет эмоциям и желаниям взять над собой верх, прорваться этому цунами, захлёстывая их обоих.        Но как дальше сохранять в своих руках контроль, если Чимин стоит так близко, протягивает ему Баккару и улыбается. Так, как умеет только он — вздёрнув уголки губ и сощурив глаза, делая их похожими на полумесяцы. Голубизна радужек пленит, и Чонгуку кажется, что он тонет в кристально чистой воде, не сопротивляясь. Не сопротивляется альфа и тогда, когда стебли с шипами опутывают его внутренности, принимает с благодарностью каждый укол острия шипов и каплю пролившейся крови. Глупое, глупое сердце, чего ты так колотишься? Глупый, глупый альфа, не верящий в любовь и так просто попавший в её ловко расставленные силки.        Чимин протягивает Чонгуку розу, и тот с молчаливым трепетом принимает бутон, незаметно дотронувшись до его пальцев подушечками. Невозможность коснуться — худшая пытка. Быть влюблённым в того, кого должен ненавидеть — наказание за самодовольство Пепла. Предавать его — то, что раздирает нутро. Разве Пепел не предаёт принца? Он ведь обманывает Чимина с первой секунды, с первого взгляда и вдоха рядом с омегой. Он ненавидел его, желал ему смери, а теперь? Теперь, кажется, готов рухнуть на колени, просить, дьявол, прощения. Чонгук осуждал Эллириона, а сам встал на его место, как только ступил во дворец.        — Я рад, что вы добрались сюда первым, лорд Адаймэ, — снова режет слух обманчивое, не принадлежащее наёмнику имя. — Это значит, что вы хорошо меня знаете.        «А ты меня — нет, звёздочка», — проносится в голове. Чимин не знает о Пепле ничего. Он — убийца, обманщик, подлец. Он пришёл сюда за головой Пака, и ничто не сможет искупить его мыслей и поступков. В груди противно сдавливает. От чувств, затапливающих с головой, от прогорклой, затхлой вины, забивающейся в глотку подобно хлопьям пепла, в честь которых Чон себя назвал.        Чимин возненавидит его, когда правда вскроется.        Но сейчас взгляд принца, наполненный неприкрытой влюблённостью, скользит по лицу Пепла. Яркий, почти исторгающий собственный свет. Чонгук может только сжимать стебель розы, отрезвляя рассудок шипами, вонзившимися в кожу и пустившими ему кровь.        — Да, Ваше Сияние, — хрипло отвечает Чонгук, но лицо его остаётся каменной, непроницаемой маской.

🥀🥀🥀

       — Всё готово? — глухо спрашивает Пепел, когда Леандр является в очередной раз.        — Да, осталось только ждать, — кивает шпион, видя пустой, блуждающий взгляд альфы, направленный в сторону тёмного окна.        — Что говорит Терра?        Вивьен садится напротив наёмника и пристально его профиль оглядывает.        — Все в напряжении. Салита всё ещё считает план бредовым, но Главе не перечит. Немо беснуется, он по-прежнему за то, чтобы прикончить принца, но ничего сделать не может.        — Немо слишком молод, — усмехается с долей печали Чонгук. Отбор подходит к концу, и чем ближе к финальному испытанию, тем тревожнее на душе. — Он ещё не знает, что иногда люди не те, кем нам кажутся. Что мир иногда не тот, каким мы привыкли его видеть.        Вивьен вздыхает и отводит от него глаза. Разглядывает показывающееся крыло Хрустального дворца, виднеющееся с этой стороны. Громада света и прочного стекла, сияющая и сверкающая так, словно и правда насыщенно магией и чарами, хотя на деле — проект гениальных умов, умеющих с помощью физики и инженерии создавать иллюзию волшебства.        — Ты переживаешь, — констатирует Леандр, подбирая ноги и обхватывая колени руками.        — Мы можем полечь тут все, естественно, я переживаю.        Но Вивьен мотает отрицательно головой, словно не верит Чонгуку — тот замечает это движение боковым зрением.        — Я не о том. Ты никогда не боялся смерти. Ты не боишься ничего, или, по крайней мере, не боялся. Но твоё беспокойство буквально ощущается в воздухе.        Да, тревога всё сильнее накрывает альфу с головой, а всё из-за гнетущих мыслей, преследующих Чонгука с прошлого — предпоследнего — испытания. Он ощущает всепоглощающую вину перед Чимином. Четыре месяца назад альфа даже не подумал бы, что его обман так сильно будет на душу давить, но есть что есть. И теперь Пепел оказывается подожжён собственной совестью, горит ярко, словно факел. Чимин возненавидит его, как возненавидел Вайнел Эллириона. Больно и иронично, вот только нечего Леандру этого знать. Чон хмыкает и переводит внимание на Вивьена. Во взгляде того — понимание и ни грамма осуждения. Словно омега понял кое-что гораздо раньше, чем это дошло до самого наёмника. И там теперь только: «Я ведь говорил». Слова Вивьена во многом оказываются правдивыми и предсказывающими будущее, правда Пепел омеге в этом никогда не признается, как и себе самому.        Пока они не достигнут необходимого результата, Чонгук отказывается об этом думать. Сейчас их первостепенная задача — вытащить Чимина из дворца, а со всем остальным разберутся по мере необходимости и важности. Пусть ненавидит, лишь бы живой.        Чонгук ненадолго смеживает веки и вздыхает, привалившись лбом к прохладному стеклу, ограждающему комнату от холодного осеннего воздуха. Чон устал. От мыслей, образов и чувств, которые обнажают душу — режь наживую без жалости. Он справится со всем, лишь бы выжить и выбраться из хрустального капкана.

🥀🥀🥀

       Чимин не хочет идти, когда его зовёт Рафаэль. Ему до ужаса надоело слушать лекции о правильном выборе, о том, что Чонгук — погубит и его, и королевство. Чимину больно всё это слышать. И, казалось бы, он уже принял решение, что должен следовать долгу и чести, однако сердце болит и колит от осознания, от чего ему приходится отказаться. Омеге тяжело. Он всего лишь человек, просто маленькая блошка, в руках которой окажется после Отбора огромная власть. Та ответственность душит и давит, падая на плечи. Чимин любит Рейвен, любит своих людей и хочет о них заботиться, однако несправедливость выбора и решения, рухнувшего ему на голову, огорчает и вводит в шок, в панику и стресс.        Но делать нечего, и Пак покорно шагает в сторону кабинета регента. Ему положено явиться, раз отчим просит, нужно поговорить с ним в очередной раз, чтобы Рафаэль отчитал его, будто маленького и беспомощного воробушка, указал на непосредственные обязанности и клятвы будущего короля. Тэхён молчаливой тенью следует за принцем, как всегда наготове, но сегодня отчего-то мрачнее и напряжённее обычного.        — Я зайду с вами, — на грани шёпота, чтобы его слышал только омега, произносит Страж. Чимин удивлённо моргает, но кивает. Тэхён никогда не делает ничего просто так, и ему Пак доверяет безоговорочно.        — Мальчик мой, — сдержанно, даже скупо улыбается регент, как только он и Тэ оказываются в его кабинете.        Почему-то Рафаэль сегодня обращает внимание на присутствие Хранителя рядом с Чимином, да и взгляд Тэхёна холодный, как лёд, и колкий, словно сталь. Альфа прожигает регента им лишь секунду, но это вынуждает насторожиться.        — Если вы позвали меня в очередной раз…        — Нет, — качает головой Рафаэль, смежив веки. — Я уже знаю, что убедить тебя не получится. Лишь надеюсь на твоё благоразумие.        Тон регента кажется резковатым, Чимин вытягивается и скрещивает руки на уровне живота, продолжая буравить мужчину взглядом. С начала Отбора что-то между ними изменилось, Пак отчётливо ощущает напряжение и недомолвки Рафаэля. Быть может, это их внутренний конфликт? Попросту не сходятся во мнении и отношения терпят изменения, перестраиваются. Чимин впервые перечит отчиму, прежде всегда слушая каждое его слово, но сейчас он хочет отстаивать собственное мнение, впервые отвоёвывать точку зрения, пусть и так робко.        — Тогда для чего вы меня позвали? — склоняет голову по-птичьи омега и изгибает бровь.        Регент обходит стол, что-то с него подхватывает пальцами и неспешно приближается к пасынку. Тэхён едва заметно шевелится за спиной омеги, но тому не удастся посмотреть на Стража, потому что внимание концентрируется на Рафаэле, вставшем прямо перед ним. В одной руке — большой, широкой — он зажал маленький, пожелтевший конверт с целой печатью… розы. Папа. Это — его личная печать.        — Ещё до того, как твой папа заболел, он написал это для тебя. Чтобы мысли и чувства получилось передать в самый важный для тебя момент, — тихо проговаривает альфа, а в горле принца встаёт ужасающий комок. — Он хотел тебя поддержать, но ты ведь знаешь, как был немногословен…        Чимину не хочется плакать. Не сейчас, быть может, наедине с собой, когда прижмёт конверт с письмом, написанным рукой покойного родителя, упадёт на кровать и будет ощущать, насколько сильно скучает.        — Ичхоль просил, чтобы ты открыл этот конверт, когда Отбор будет завершён и альфа окажется выбран, — дополняет регент, протягивая конверт омеге. Чимин же едва сдерживает накатывающие эмоции, но дрожащими руками тот всё-таки принимает.        Глядит на Рафаэля блестящими от накатывающей влаги глазами, а альфа только грустно улыбается. Это тревожно и печально — воспоминания о папе захватывают его, и нет сил даже слово вымолвить.        — Завтра тяжёлый день, отдохни как следует, — Рафаэль напоследок сжимает плечо омеги, мгновенно будто уменьшившегося и ставшего даже тоньше, чем есть на самом деле. У Чимина хватает только сил кивнуть, прежде чем они с Тэхёном покинут кабинет отчима.        За пределами дверей его, оказывается, сторожит Хелл. Брат выглядит мрачно, он буравит поникшего Чимина тёмными радужками и стоит, подперев плечом стену.        — Нам надо поговорить, — сдержанно и довольно холодно произносит принц-альфа, прожигая Тэхёна глазами.        — Не сейчас, Хелл, — просит Чимин, всё ещё разглядывая письмо, которое ждало его больше десяти лет.        — Нет, сейчас, брат. Ты слишком сблизился с тем альфой, — шипит Хеллион, отлипая от стенки и приближаясь к кронпринцу. — Ты ведь знаешь…        Хелл протягивает руку и хочет было схватить потерянного омегу за плечо грубым движением пальцев, однако крепкая, затянутая в перчатки ладонь Тэхёна останавливает его. Страж выглядит массивным и грозным. Тэ гораздо выше Хелла, шире в плечах и сильнее, так что младший принц прожигает Хранителя агрессивным взглядом. Чимин вздрагивает и окидывает их расфокусированным взглядом.        — Какое право ты имеешь меня останавливать? — ледяным тоном проговаривает Хеллион, буравит Тэхёна взглядом.        — Вы взвинчены и агрессивны, — коротко отвечает Тэ, а Чимин взволнованно прижимает письмо к груди и переводит взгляд со Стража на брата. — Разговор стоит отложить.        — Какого х… — понижает опасно тон Хелл и сощуривается.        — Я — защита принца. И я подчиняюсь в этом замке только ему, делаю всё ради его безопасности и благополучия. Вы мне не указ, Ваше Высочество, — довольно жёстко одёргивает младшего принца Тэхён. — Разговор лучше отложить до лучших времён. Мой принц, нам пора идти.        Чимин только вяло кивает и поддаётся на манипуляции Стража, когда тот, окинув странно холодным и даже злым взглядом Хелла, дотрагивается до его лопаток, уводя прочь. В голове только колокольный звон, который омега слышал десять лет назад во время похорон папы, и слёзы, замёрзшие от воспоминаний в груди.

🥀🥀🥀

       На рассвете состоится испытание, последнее и завершающее Отбор. Трое альф, трое кандидатов на руку Чимина и престол Рейвена. И только один должен выйти победителем. А Пепел знает, что победителей в этом раунде не будет, потому что правда — грязная, неприкрытая, испачканная красным — гораздо более отвратительная и кровавая. Он шагает по коридору, чтобы мигом оказаться в выделенных покоях последний раз. С рассветом он покинет эту комнату и не вернётся сюда вне зависимости от результатов Отбора. Пепел либо не выйдет из дворца совсем, либо он, соотвествуя плану, исчезнет из этого места просто с феерическим зрелищем, какого Элиус ещё не знал. Любой из исходов имеет свои минусы, но в случае провала те окажутся слишком масштабными, потому напряжение внутри ощущается словно пружина, готовая выстрелить — она тугая, жёсткая, взволнованная.        Вряд ли у него получится сегодня уснуть, так по крайней мере кажется. Ночь темна, звёзд почти не видать на осеннем небе, даже бляшка луны сокрыта за тяжёлыми тучами, кажущимися чернильными пятнами на иссиня-чёрном полотне. Чонгук бросает взгляд в сторону окна, где сегодня особенно яркими кажутся огни дворца, словно издеваясь над ним. Альфа старается же отбросить все переживания в сторону — уж слишком за последние месяцы и недели он оказался подвержен собственным эмоциям, а завтрашний план не располагает к тому, чтобы окунаться в них с головой. Наёмник должен быть рассчётлив и строг с собой, холоден и отчасти жесток с окружающими. Стать таким, каким он проникал сюда. Чимин меняет его, делает более отходчивым и пробуждает давно забытое, давно закопанное под землёй. И Чонгука волнует, повлияет ли это на результат их с Вивьеном стараний.        Скинув жилет, Чонгук уже намеревается стянуть и простую рубашку, выделенную ему прислугой для ношения, как вдруг в дверь кто-то постукивает. Совсем тихо, едва вообще различимо даже в тишине его одиноких покоев, но чуткий слух альфы замечает этот звук. Его волнение достигает такого апогея, что Пепел сразу же взвинчивается, напрягается сильное натренированное тело, и он разворачивается к преграде. Что за стук в такой поздний час? Альфа с опаской подхватывает один из своих кинжалов, движется к двери, нахмурив брови так, что они едва не сходятся на переносице. Однако когда распахивает створку, никого там не обнаруживает. Ну, по крайней мере никого живого и человеческого вида.        Крохотные моторчики нарушают тишину спальни, когда золотая канарейка впархивает в комнату, успев в последний миг. Чон ошарашенно хлопает глазами, когда птичка приземляется ему на макушку и скрипуче чирикает на всё помещение, словно просит о чём-то, а после Чонгук догадывается и вытягивает руку внутренней стороной вверх. Механическая пташка приземляется в его ладонь и замирает. Отсек! Точно, Чимин говорил, что у птички-почтальона есть отсек для тайных коротких посланий. Но обычно кронпринц присылал к нему Стража, если хотел увидеться. Тем более сейчас, перед самым финалом Отбора, Пепел не уверен, что это верно выбранное время. И всё же протягивает пальцы, чтобы нажать на крошечный клюв. Брюшко канарейки открывается, и оттуда выпадает свёрнутый в рулон кусочек пергамента. Оставив механическую птицу на краю комода, альфа принимается разворачивать нежданное послание от Чимина.        «Я жду вас у ивы. Пожалуйста.»        Последнее слово словно в груди отражается дрожащей интонацией — отчаянной, просящей. Ещё никогда Чимин не просил прийти его так… Чонгук сглатывает слюну и зажмуривается ненадолго. Не стоит ему сейчас идти туда, не тогда, когда он только настроился на предстоящее испытание и всё, что за ним последует. Каждый раз, когда они с Чимином встречаются, внутри альфы запускаются неизведанные механизмы, сбивающие работу всего организма. Встречи с принцем — его Ахиллесова пята. Но отказать, когда Пак просит так… почти умоляюще, он не способен. Проклятый подверженный его влиянию орган колотится в основании глотки и гонит кровь, а вместе с ней — Чонгука. Прочь из комнаты, прочь из коридора, в чёртову оранжерею, где, запутавшись в длинных ветвях ивы, его ждёт омега.        Потому, засунув кинжал за пазуху, альфа хватается за дверную ручку. Заталкивает короткое послание в карман серых брюк, замечает, как птичка вылетает следом и скрывается под сводчатым огромным потолком. Тихо затворив за собой, Чонгук движется вперёд. Он старается сокрыться от камер, точно помня, где они расставлены и где у объективов слепая зона (спасибо, Вивьен). Быстро перебегает коридоры, огибая проклятущие лифты, которые по-прежнему ненавидит, пересекает холл и сворачивает к оранжерее. Темно, лишь жёлтые фонарики освещают ему путь, как только Пепел шагает по дорожкам, выложенным из камня, в сторону самого края сада. Там, где стоит ива, ждёт Чимин. Потому альфа торопится, но старается двигаться как можно незаметнее и тише — не стоит дразнить дворцовую стражу своими шагами.        Он видит иву, направляется к ней, едва сдерживая себя от того, чтобы ускорить шаг или, упаси Саванн, сорваться на бег, хотя противное, гулко бьющееся сердце только этого и желает. Чонгук успокаивается, прежде чем приближается к стоящему у самых ветвей омеге. Тот нервно теребит край белой блузы со свободными полами и чуть расстёгнутым воротником. Шаги Пепла он замечает и оборачивается, оглядывая альфу ставшими почти круглыми от волнения голубыми глазами.        — Не боитесь здесь стоять в одиночку, мой принц? — выдаёт Пепел хриплым тихим голосом, когда между ним и омегой остаётся около семи шагов.        — Нет, — отвечает на грани шёпота тот, моргает и обводит Чонгука взглядом.        Пепел мог бы его убить. Прямо сейчас. Лишить Чимина жизни, привести их изначальный план с Терра в действие, возможно, умереть следом, но совершить то, что задумывал четыре месяца назад. Тэхёна нет нигде поблизости, скорее всего, омега попросту сбежал из спальни, потому послание принесла канарейка. А ещё он выглядит очень взволнованным. И красивым в чёртовом свете жёлтых фонариков. Они падают лучами на тёмные волосы и те кажутся слитками чёрного золота, отражают сияние лазурные радужки, и даже в полумраке есть возможносить заметить пунцовый румянец на щеках.        — Зачем вы позвали меня, мой принц? — глубоким голосом спрашивает альфа. — В такой поздний час, перед финальным испытанием Отбора, без Хранителя.        Чимин опускает взгляд и жуёт пухлую нижнюю губу. Пепел бы тоже хотел её прикусить, но старательно это желание в себе давит, придавливая едва ли не гидравлическим прессом, чтобы не прорвалось наружу.        — Хотел поговорить.        — О чём же? — сегодня, именно в это мгновение, Чонгуку не хочется подшучивать над Чимином. Нет желания его поддеть или заставить очаровательно морщить нос, а тем более, чтобы омега злился. Пак же смотрит внимательно, с долей сомнения и потерянности.        — Удачи хотелось пожелать вам, милорд. Последнее, решающее испытание всё же.        Чонгук смотрит пристально.        — Вы не боитесь меня? Совсем? А если я — убийца, посланный за вашей головой? — слова срываются раньше, чем Чон успевает подумать. Лицо принца даже не изменяется первые секунды.        Он медленно, мучительно томно растягивает рот в приятной, ласковой улыбке, от которой душа Чонгука в миг разрывается на части. А слова, которые Пак произносит следом, растаптывают уцелевшие кусочки.        — Вы не причините мне зла. У вас была сотня, если не тысяча возможностей, но вы никогда не были мне угрозой. Я… — Чимин запинается, а грудную клетку Пепла стискивает клещами, трещат рёбра и ноет кровоточащий орган, из последних сил качающий кровь.        Они молча несколько мгновений глядят друг на друга.        — На самом деле, — шёпотом молвит кронпринц, — я хотел вас кое о чём попросить, милорд.        — Чонгук, — осекает альфа. Как осточертела эта вежливость. Как надоел титул, ему не принадлежащий.        Чимин удивлённо хлопает глазами, заливается краской снова и глубоко втягивает воздух через нос. Он так волнуется, что это передаётся даже альфе. Кончики пальцев покалывает, веки горят, а ноги словно приросли к земле.        — Я хотел вас попросить, Чонгук, — снова запинается от волнения омега и продолжает торопливо, с придыханием, вкладывая в эти слова столько чувств, сколько вообще в его фигуре есть: — победите в Отборе.        — Что вы сказали? — ошарашено переспрашивает Пепел, моргая.        — Победите в Отборе. Прошу вас, — хрипит омега, стискивая пальцами добела собственные рукава. — Я… знаю, что вы не подходите на роль короля, что вы вообще редкостный индюк, который не упускает и шанса меня укусить. Но… — Чонгук ощущает, что ему нечем дышать, совсем. — Я… — альфа не ожидает услышать слёзы в его голосе. — Я не хочу видеть никого, кроме вас. Не хочу, даже если это вред Рейвену. Даже если я стану грешником и сгорю в пламени преисподней. Это стоит того. Вы стоите того.        Чимин замолкает, моргает, смотрит на Чонгука испытывающе, а у того словно земля из-под ног уходит. Теряет значение всё: революция, Терракота, восстание, чёртов регент, дворец и престол, честность и преданность. В тот миг, когда Чимин закусывает свою неприлично пухлую губу и глядит на него с наивной толикой доверия и открытости, альфа теряет все мысли, все решения, прежде населяющие его голову. Нет ничего. Только колдовские голубые глаза.        — Потому я прошу вас победить в Отборе, — добавляет Чимин, словно сомневается в том, что Чонгук его расслышал и понял.        Альфа чувствует себя истуканом. Сильный, подлый убийца оказывается сломлен и привязан к небольшого роста омеге с омутом глаз и волей, хлеще которой не видел. Он готов на всё, чтобы Чонгук был рядом. Он готов рискнуть своей душой, согрешить и противоречить Богине, чтобы быть с ним. Чтобы любить его.        Чонгук поднимает отчаянный взгляд на Чимина, впервые сбрасывая все маски разом. Моргает, и чувства не пропадают, не скрываются за железобетонной стеной. В ушах набатом стучит кровь, гонимая сошедшим с ума органом, когда Чон делает первый шаг. Приминает траву, растущую вокруг ивы, вынуждает фигуру Чимина вытянуться в струнку, замерев и задержав дыхание. Сколько раз он был на грани, чтобы совершить эту ошибку? Сколько ночей это лицо и эти глаза не давали ему спать спокойно? Сколько дней альфа давил в себе любую попытку подумать о том, какова кожа его на ощупь и на вкус?        Чимин не двигается, кажется, даже задерживает дыхание в момент, когда Чонгук обхватывает обеими ладонями его щёки. Он мгновенно зажмуривается, а после их рты сталкиваются. Тепло — первое, что ощущает Чон. Тепло его тела, тепло кожи и души. Он теряет опору и ориентиры, обхватив губы Чимина так, словно он — последний глоток кислорода на большой глубине. И омега вздрагивает. Он застывает истуканом, пока до него доходит происходящее, а после, осознав, судорожно, шумно и неседержанно выдыхает. Чонгук целует его. Целует отчаянно, надорванно, как никого в жизни ещё прежде не целовал. Вкладывает всё, что копилось последние четыре недели, и не был альфа ещё ни разу за все свои прожитые годы настолько откровенен. Сминает пухлые губы, всасывает их по очереди, продолжая удерживать принца за щёки. А Чимин, кажется, плачет, ведь ладони альфы постепенно становятся мокрыми.        Они ненадолго отстраняются друг от друга, пересекаются взглядами, и пламя вспыхивает снова в ту же секунду. Чимин, будто бы дорвавшись, в этот раз обхватывает Чонгука за шею и плечи руками, притягивает к себе и просит на выдохе ещё. Остервенело, но крайне неумело целует альфу, подхватившего его за талию и оторвавшего ноги омеги от земли. Чон кусается, проталкивает между зубов Чимина язык, ощущая, как небольшие пальцы с жадностью зарываются в его тёмные волосы и тянут у самых корней. Он не ощущал подобного много тяжёлых, мучительных лет. Чонгук давно не ощущал себя дома, а Чимин — именно то, что отождествляет дом. Не место, не здание, саму атмосферу: запах, вкус, состояние. И потому Пепел старается упиться всем, что даёт ему кронпринц сиюминутно, не потерять и крупицы того, что дарят. Кусает губы, тянет на себя. Обводит кончиком языка кромку зубов, слыша, как часто и надорванно дышит омега, как цепляется за него пальцами и сминает ими ткань рубашки.        Голова от эмоций идёт кругом, пока они с отчаянием прижимаются друг к другу, сплетаются руками и стискивают одежду. Чонгук продолжает его целовать, понимая, что этого катастрофически мало, не хватит, нужно больше. Чтобы каждый божий день ощущать Чимина в руках, чтобы знать — его сердце принадлежит Пеплу. Только ему. Однако… тот, кого любит принц — обманщик. И боль смешивается с наслаждением в непередаваемый коктейль стыда и ужаса. Чонгуку впервые становится до паники страшно, что он всё это потеряет, не успев обрести, как только омега узнает правду.        Но не сейчас. В этот миг, наполненный ночной темнотой, жёлтым светом фонариков, есть только они двое: Чонгук и Чимин. Без титулов, без ноши на плечах, объятые пламенем поцелуя и прижимающиеся друг к другу. Запах мёда усиливается, омега вздыхает всё чаще, а Чон срывается, принимаясь осыпать его лицо касаниями. Ведёт влажными от слюны губами по щекам к линии челюсти, дотрагивается ими до шеи, вырывая вздох из горла Чимина, и продолжает. Целует, целует, как голодный и жадный, не в состоянии насытиться. Всегда будет мало. Это — хмель и кровь, плоть и желание, потому Пепел изо всех сил сжимает принца в объятиях, позабыв и о холодности, и о развязности, обо всём, кроме омеги в своих ладонях.        Но остраниться им придётся: ночь быстро закончится, а следом за нею настанет ужасающе тяжёлый день. Чонгук с трудом заставляет себя оторваться, напоследок оставив мягкий поцелуй на припухших губах. Чимин смотрит в его глаза зачарованно и влюблённо, часто моргает, не желая отпускать и вцепившись пальцами в рубашку на плечах. Чон тоже не хочет оставаться без его тепла, но нужно. Нужно сделать шаг назад, и Пепел не знает, что будет там — за границей, принадлежащей только им двоим. Потому, запечатляя самый последний поцелуй на сладких пухлых губах, вынуждает Чимина болезненно, голодно зажмуриться и отпустить.        Объятия расцепляются, тихий шёпот на ухо секретом повисает между ними, путается во взлохмаченных волосах принца, а тот слабо улыбается, кивая.        Чонгук болезненно морщится и слизывает вкус Чимина, оставшийся на губах, прежде чем скрыться в розовых кустах, оставляя омегу одного и судорожно ища пятый угол в проклятом дворце. Он хочет навсегда сохранить этот миг в своей памяти. Миг, когда сорвал первый поцелуй с чужих губ, кажущийся и его настоящим первым.

🥀🥀🥀

       Чонгук так и не сомкнул глаз до самого рассвета, прокручивая снова и снова ощущение мягких губ принца на своих, его тёплых, сравнимых с шёлком по ощущениям, ладоней на плечах и в волосах, сохранял в груди и горле его медовый запах феромона. Он вертелся с бока на бок, пока рассвет — тусклый и сероватый — не обжёг чернильное небо лучами. А после поднялся. Ему нужно подготовиться.        Есть много мест, куда можно спрятать оружие, которое необходимо достать во время последнего испытания, однако их обыскивают перед каждым, потому Пеплу придётся постараться. Стражи уже ослабили контроль за прошедшие четыре месяца, и зачастую досматривают их лишь визуально. Потому Чонгук, видя приготовленную форму для испытания — брюки из эластичного материала и чёрную кофту с рукавами, прикидывает, куда ему разместить хотя бы некоторые клинки и револьверы. Один пистолет альфа прячет в нижнем белье, стараясь не морщиться от ощущений. Кинжал из блестящей стали — совсем небольшой, но крайне смертоносный — Чонгук прячет под стопой и молится не спалиться. Ещё один пистолет подмышкой. Ремни кобуры тесные, но так даже лучше. Кофта просторная и Чонгук ещё раз молится, чтобы сегодня их не досматривали по полной программе.        Остальное оружие оставляет у окна — потому что Леандр должен его забрать. А после, вздохнув, покидает комнату, окинув светящийся звёздный потолок в последний раз. Волнуется ли Пепел? До усрачки, мать вашу. Он должен выкрасть Чимина и вытащить его живым из Хрустального замка, конечно ему страшно. Но альфа столько раз выбирался из различных задниц разной степени тяжести, что сегодня ратует только на благосклонность Саванн. Если им всем суждено здесь умереть сегодня, ничего этого факта изменить не способно, вот только Пепел будет стараться зубами выдрать себе шанс на ещё один рассвет. И для Чимина тоже.        Испытание скоро начнётся, потому Чонгук, следуя указаниям слуги, ждавшего в холле дворца, выходит за пределы строения и движется на арену, где проходило самое первое. Уже издалека альфа замечает, что арена изменилась: трибуны расположены дальше, пол опущен и накрыт большим пологом, не показывая, что находится внутри. Их осталось только трое после пряток — Этей, Чонгук и Урсу. Последний кандидат выглядит нервозным и болезненным, что сразу привлекает внимание Чонгука и вызывает подозрения. Но сейчас не до этого. Чон внимательно следит за Урсу, а тот переминается с ноги на ногу и бросает ответный взгляд. Да только такой короткий и мимолётный, что ничего по этому взгляду понять или считать не выходит.        Чонгук отвлекается от рассматривания оставшихся кандидатов в момент, когда трибуны начинают заполняться гудящими и переговаривающимися придворными. Они рассаживаются по местам, но только королевская ложа пока остаётся пустой. Мелькают туда-сюда слуги, подносят напитки, и Чон медленно осматривает прислужников, которые выглядят, как обычно. Из арки появляется регент. На его лице нет ни капли волнения — уж маску этот ублюдок умеет держать. Следом за ним — Чимин. В красивой голубой блузке и белых брюках, сапоги — высокие, кожаные — закрывают голень до самого колена и чуть выше, а согревает омегу тёплый тёмно-бирюзовый плащ на плечах.        Осмотр кандидатов прошёл гладко, и альфа смог выдохнуть, а выданный костюм хорошо защищает от холода и октябрьского ветра, потому Пепел не мёрзнёт. Он просто ждёт. Провожает взглядом последнего принца, двинувшегося в сторону лестницы, ведущей на трибунах к королевской ложе. А после примечает, как Вивьен, переодетый в слугу и скрывший глаза за тёмной чёлкой, встаёт рядом с кронпринцем, удерживая в руках поднос. Отсчёт до переворота пошёл.        Чимин поднимается на ноги и подходит к краю ложи, ограждённому перилами. Вздыхает судорожно, когда они пересекаются взглядами, и в голове Чонгука набатом стучит просьба омеги победить в проклятом Отборе. «Я сделаю это, звёздочка», — шептал наёмник ночью в ухо омеги, прежде чем они расстались. Он не уточнял, что именно имел в виду в тот миг, но конкретно знал, что из шкуры вылезет, но не позволит ему умереть сегодня.        — Я рад видеть вас, милорды, — взволнованно проговаривает Чимин, вздыхая и обращаясь к троим оставшимся альфам. — Вы — самые умелые и отважные представители ваших домов. И для меня честь обращаться к вам сейчас. Это — последнее испытание Отбора, которое решит, кто из вас достоин встать рядом со мной и стать королём-консортом Рейвена. От всего сердца желаю вам удачи, милорды, в прохождении… полосы препятствий.        Полог-навес исчезает с углубления в земле, и всё оказывается гораздо масштабнее, чем Чон мог себе изначально представить. Он нахмуривается, замечая брёвна и тонкие пеньки, по которым, скорее всего, придётся преодолевать участок. Небо над головой становится всё пасмурнее, тучи хмурятся и темнеют, предвещая дождь. И если он прольётся, полоса препятствий усложнится из-за глиняно-земляного составляющего. Чонгук вздыхает и закатывает для удобства рукава, чтобы ничего не мешало сосредоточиться ему на прохождение испытания. Этей рядом разминает шею, и лишь Урсу стоит, словно истукан.        — Пусть победит достойнейший, — громко выпаливает Чимин, глядя только на Чонгука, а тот хитро улыбается и получает такую же — только более светлую — улыбку в ответ. — Испытание начинается!        Перед кандидатами появляются ступеньки, ведущие к старту полосы, и они проходят соответственно положению: Этей, следом за ним Урсу и последним оказывается Чонгук. Становятся на стартовую линию, и даже воздух кажется более густым, чем несколько секунд назад. Всё тело наёмника напряжено до предела, мышцы гудят и поют от адреналина. В мгновение, когда бьёт гонг, позволяющий кандидатам стартовать, молния пересекает графитово-серое небо, и с него срываются первые крупные капли. Что же, Саванн не собирается упрощать им задачу. Но даже так Чонгук не сдастся.        Он срывается с места молниеносно, и лишь на секунду у них разница с Этей. Первое испытание полосы — брёвна. Идеально балансируя, Пепел пробегает по вертящимся в разные стороны деревяшкам, даже не затормозив. Тут ведь как раз главный принцип — не останавливаться и ноги сами тебя донесут до следующего промежутка полосы. Дальше — качающиеся на цепях металлические столбики, которые, если замешкаешься, сильно стукнут тебя по телу, даже, возможно, вырубят, если попадут по голове. Этей падает на землю и принимается ползти под столбиками, так и норовящими ударить железными боками по туловищу и лицу. Но это — медленно. Потому Чон, рискуя всем ради скорости, припускает и начинает вилять между снарядами, обходя и огибая каждый так, словно он — река, обтекающая препятствия. Один из столбиков всё же задевает альфу в самом конце, когда грохот громового раската Чонгука оглушает, и ливень срывается с небес почти сплошной стеной.        Блять. Блять! Чонгук почти ничего не видит из-за стены воды!        Чимин взволнованно перебирает край плаща, сидя под навесом, ограждающим ложу от остальных трибун. Рядом с ним какой-то слуга, он слишком близко к принцу, но даже стоящий по другую сторону Тэхён ничего не говорит. Нестрашно, если прислуга получше спрячется от ливня. Дождь мешает обзору, и омеге подают бинокль, но тот положение едва ли упрощает. Чимин взволнованно прикусывает губы и выдыхает, почти не делая вдох с новой порцией кислорода. Ему боязно. Ливень усложняет прохождение полосы, и перед поворотом трудно заметить, что же там с участниками.        Чонгук едва не поскальзывается на размякшей и растёкшейся из-за дождя глинистой земле. Его ботинки тонут в грязи, но альфа, урвав фору у Этей, спешит к следующему этапу. Пеньки. Как бы не поскользнуться… Но всё равно прибавляет скорости, уже почти ощущая дыхание соперника на своём затылке. Чонгук старается не смотреть вниз, куда может упасть, если оступится, просто быстро шагает с пенька на пенёк, которые на деле оказываются высокими круглыми балками, вкопанными в глубокую яму. Оступишься — и можешь запросто свернуть себе шею, упав с такой высоты в «чащу», густо усеянную столбами. Этей, пыхтя и смахивая капли дождя с бровей, нагоняет его, и Чонгук, отбросив прилипающие мокрые волосы с лица, ускоряется. Но опасно оступается и начинает балансировать на одной ноге. Он вот-вот рухнет… Но Саванн, дунувшая в его сторону удачей, позволяет устоять и двинуться дальше.        Стоит только спрыгнуть на землю, как ноги вязнут в месиве. Спасибо, что ливень ослабевает и теперь только капает крупными, почти ледяными каплями сверху. Лишь бы не упасть. Последний этап — отвесная планка, по которой надо забраться. Вся обувь Чона в скользкой грязи, руки мокрые, у него может не получиться взбежать по деревянной преграде, чтобы оказаться по ту сторону препятствия. Но он рискнёт. Чонгук, отойдя на несколько шагов и замечая, как подбирается к концу брёвен Этей, начинает разбег. Ноги скользят, однако альфа продолжает упрямо набирать скорость и игнорировать боль в ступнях от напряжения и попыток удержаться на мягкой земле. Он почти добирается до самой верхней точки взбегая по деревянной стене, но испачканные ботинки скользят, и Пепел срывается, падая вниз. Больно бьётся скулой о преграду, валится на грязь, уже слыша попытки разгона Этей. Ему приходится отойти не так далеко, как он начинал, и поспешно снова разгоняться. Единственное, что помогает Чонгуку — выуженный из ботинка незаметно кинжал. Альфа стискивает его в грязной ладони и с рыком снова пытается взобраться. Глаза заливает дождём, но Чонгук не сдаётся, взлетает, опять не доставая до пика преграды. Кинжал с тихим стуком вонзается в дерево, помогая Пеплу удержаться, и альфа протягивает ладонь, чтобы тут же подтянуть себя, схватившись за край. Оружие прячет за пазуху, едва втиснув в кобуру, однако Этей… всё же замечает стальной блеск и недобро хмурится.        Они падают на землю по ту сторону ограждения почти одновременно. Этей больно бьётся спиной, и это позволяет сгруппировавшемуся Чону вскочить на секунду быстрее. Финишная черта в этот раз означает не победу. Спасение. Если Чонгук раньше всех достигнет её, то сумеет предотвратить гибель омеги и начать план по его побегу из дворца.        Но у Этей другие планы. Догнав из последний сил Чонгука, альфа валит его прямо в вязкую грязь, едва ли не заставляя нахлебаться её. Чонгук получает жёсткий удар кулаком в скулу и опешивает лишь на секунду, прежде чем начать бороться с ублюдком, решившим выиграть нечестным путём. Хотя кто из них в этом блядском дворце честен?.. Они катаются в грязи, стараясь перебороть один другого.        Чимин, заметив то, как завязывается драка между кандидатами, вскакивает с места. Чонгук. Он может постарадть. Неужто Этей настолько отчаялся, что готов навредить другому участнику из-за победы?        — Чимин… — начинает было Хелл, но омега его не слушает.        Срывается с места и бросается прямо под дождь к финишной черте, чтобы остановить этот беспредел. Тэхён следует за ним, как и Хеллион, поднявшийся с места.        Альфы же катаются в грязи, молотя друг друга кулаками: Этей с явным намерением угробить соперника, а Чонгук в попытке вырваться.        — Чонгук! — слышит альфа вскрик Чимина — испуганный, судорожный. А после замечает стальной блеск со стороны полосы препятствий.        — Блять! Он убьёт его! — отчаянно ревёт наёмник, привлекая внимание Этей к… Урсу. Доходяга, измученный и болезненный, удерживает в дрожащей мокрой руке револьвер, пока дулом вниз.        — Что…        — Идиот ты конченный, Чимина убьют! — орёт в ухо белобрысому маркизу Пепел, и глаза того шокированно округляются.        — Нет… — выдыхает Этей и тут же бросает борьбу с Чоном. Вскакивает на ноги, поскальзываясь на грязи, и наёмник переводит дыхание лишь секунду после тяжёлого удара альфы поддых. Он встаёт, но, чёрт, не успеет. Урсу вскидывает оружие и снимает его с предохранителя. Чонгук слышит щелчок, а ещё — громыхающие шаги Этей, с белым лицом, перепачканным грязью, бегущего к омеге.        — Что… — не успевает ничего даже спросить Чимин, как пуля врезается в затылок кандидата. Испачканные слипшиеся от грязи светлые волосы теперь обагриваются бордовой кровью.        Взгляд Этей стекленеет в то же мгновение, и альфа мешком с камнями падает замертво у ног кронпринца. Между губ Чимина вырывается испуганный, судорожный крик, его лицо усеяно мелкими брызгами крови. И Урсу… собирается выстрелить снова. Но Чон этого не допустит.        — Солдафон, мать твою! — ревёт Чонгук, рывком вытаскивая кинжал и опасно прицеливаясь. Его лицо горит, разум твёрд и чист, а рука — метка. Оружие с хлюпаньем вонзается между глаз Урсу, и тот не успевает выстрелить в Чимина.        Вивьен подозревал, что Хеллион попробует завершить начатое предателем, что он последует за принцем, и не ошибся. А потому тенью следует за младшим братом Пака, который, держа под кителем серебристый револьвер, быстрыми шагами приближается к кричащему от ужаса, вызванного мёртвым телом у его ног, Чимину. Вивьен нутром чувствует опасность. И в миг, когда Тэхён, обнажив оружие, движется к выходу с арены, чтобы обеспечить им путь побега, а Чонгук метает кинжал в чужую голову, Леандр подбирается к Хеллиону. Омега не может убить, но способен ранить. И сейчас он думает о Пепле, который срывается и бежит к принцу, но явно не успеет. Щёлкает предохранитель, заряженный револьвер готов выстрелить Пак Чимину в сердце, но Леандр успевает метнуть крохотный нож раньше. Тот попадает Хеллиону в предплечье и блокирует движение, так что пуля не достигает сердца, но вонзается в бок кронпринца и выходит со стороны живота.        — Блять, — ругается Леандр и толкает раненого Хеллиона, который вскрикивает от боли, чтобы понестись в сторону Чимина.        Их людит блокируют и перетягивают внимание Стражей, переодетые в служек, они выуживают оружие, чтобы дать им несколько жалких секунд.        Чонгук едва не теряет возможность дышать, когда пуля ранит Чимина, а после светло-голубая ткань блузки начинает пропитываться кровью. Омега судорожно дышит, его лицо начинает бледнеть, и наёмник у самой грязной земли подхватывает принца, тут же волоча подальше. Леандр подхватывает Чимина под другое плечо, и оба уже слышат призывный крик Тэхёна, вовсю отстреливающегося от Стражи. Регента поспешно укрывают и стараются увести, к принцу-альфе бросается ещё несколько Стражей, и им срочно нужно, мать его, валить! Чонгук старается быстрее шагать, а Чимин выпутывается из хватки Леандра, прижимая пухлые пальцы к ране. Блять, блять, блять! Ранен, чёрт возьми.        Они пригибаются от града электрических разрядов, и Пепел рывком вытаскивает револьвер из-за пояса, тут же попадая в голову одному стражнику. Чимин, кажется, стонет от боли и ничего не понимает. Попробуй, пойми в такой мясорубке и суматохе…        — Они на подлёте! — выкрикивает Леандр и пытается отстреливаться от Стражей, старающихся приблизиться к принцу.        Из ниоткуда возникает Тэхён и прикрывает Чонгука с другой стороны, стреляя, чёрт, по когда-то своим сослуживцам.        — Нам нужно на крышу, — выдыхает Чонгук, пока Чимин в его хватке вздрагивает.        — Чонгук… что…        Но альфа не отвечает, потому что Тэхён выкрикивает:        — Лифт! Лифт для персонала! — они бросаются к лифту, уворачиваясь от выстрелов стражников, пытающихся их остановить, но падающих от точных пуль Хранителя и прикрывающих их Гвардейцев.        Они вчетвером вваливаются в стеклянную кабину, и Чимин едва не оседает на пол. Его блузка и брюки пропитаны кровью, дышит принц тяжёло.        — Мне кто-нибудь вообще скажет, что за дрянь творится?! — надорванно вскрикивает белый, словно мел, омега и хватается за Чонгука.        Никто не успевает ответить: в стенку лифта врезается разряд тока из электрического оружия. Чонгук едва успевает зажмуриться, как его бровь обжигает болью ото лба до щеки. Лицо вмиг становится влажным, альфа немного успевает прыкрыть Чимина от осколков, но один царапает его под глазом, пуская новую кровь. Вивьен пригибается, а стёкла отлетают от доспехов Стража, пока кабинка, трясясь, но продолжает двигаться на самый верхний уровень — крышу. Они все слышат грохот двигателей сверху, когда тень планера, нависает над замком. Стражники не останавливаются, достигают крыши на лифтах и начинают попытки обстрела их кабинки.        Чонгук заставляет омегу пригнуться, пока бледный от напряжения Вивьен дрожит и смотрит на планер.        — Мы оставили их. Их всех, — шепчет Леандр, но Чонгуку некогда думать о Гвардейцах, оставшихся в западне внизу. Совесть загрызёт его после, возможно, но только уже когда наёмник вытащит Чимина отсюда.        — Надо добраться до планера, — выдыхает едва Чон, глядя, как пули и разряды отскакивают от блестящего металлического корпуса аппарата.        — Я не пойду. Отпусти меня, — принимается испуганно брыкаться омега в его руках, истерит от шока, его лицо бледное, словно маска, от кровопотери и страха.        — Чимин, — зовёт его Чонгук, пригибаясь от очередной порции летящих в них пуль и слыша, как Тэхён стреляет сосредоточенно в ответ. — Посмотри на меня, взгляни мне в глаза, Чимин! — уже кричит на омегу он, вынуждая их зрачки пересечься. — Нам нужно уйти, тебе нужно уйти со мной! Иначе тебя убьют!        — Нет… — едва двигает губами тот, а голубые радужки почти затоплены зрачком от ужаса.        — Я обещал тебе не победить, я клялся тебя спасти, — на выдохе произносит альфа, крепко удерживая в ладонях лицо Пака. — Прошу тебя, успокойся. Поверь мне. Первый и последний раз я умоляю тебя, — отчаянно не даёт кронпринцу вырваться наёмник. Он судорожно прижимается к его губам, коротко, но горячо, словно вкладывает всё, что бушует внутри. — Пожалуйста, — шепчет Пепел, глядя в колдовские глаза.        Взгляд принца ненадолго трезвеет, и тот, обернувшись мимолётно на отстреливающегося Тэхёна, неуверенно кивает.        — Схватись за меня, — подхватывает его на руки Чонгук, — а вы прикрывайте! — командует жёстким голосом наёмник, и замечает только кивки.        Пока Тэхён и Вивьен отстреливаются, Чон, удерживая в руках уткнувшегося в его шею лицом Чимина, выбивает стеклянные створки лифта ногой и бегом бросается к планеру. Он замечает Немо, выбравшегося на крышу летательного транспорта, этот полоумный придурок, держа два автомата в руках и хохоча, палит по Стражам, не давая им выдохнуть. Леандр кричит ему что-то, но за двигателями у Пепла не выходит расслышать. Он думает только о трапе, по которому несётся с омегой на руках, чтобы скрыться в брюхе планера и покинуть проклятый дворец. Почти падает с тяжёлой ношей, пытается отдышаться, и как только Леандр и Тэхён оказываются внутри, трап со скрипом поднимается, а планер начинает набирать высоту.        Тэхён, истекая потом, валится на пол в отсеке, Вивьен раскрывает люк, чтобы сумасбродный Немо забрался внутрь с крыши, а Чимин… медленно закрывает глаза. Рана всё ещё кровоточит, и Пепел начинает зажимать её рукой, но омега болезненно стонет и закатывает глаза.        — Нет, не умирай, — шепчет Пепел, округляя глаза. — Ты не должен умирать! Нет!        Тёплая рука прикасается к плечу наёмника, и Леандр оттаскивает Чонгука в момент, когда тот встречается с разными глазами Катберта. Омега молчаливо и быстро присаживается на пол рядом с почти бессознательным Чимином. Теперь жизнь принца в его руках. Чонгук же шокированно приваливается к металлической стене воздушного транспорта, жмурит залитый кровью глаз и силится угомонить сходящее с ума сердце. Они выбрались из дворца. Но, блять, какой ценой…

Конец первой части.