Баккара

      Тэхён знал всю жизнь только одно: служение. Он был рождён, чтобы служить, так решили его родители, так принял это король, так воспитывался Тэхён с самого мальства. По информации, которую альфа знает, его отдали в Хрустальный дворец, едва ему стукнуло два года. Приняв тягостное, но необходимое решение, родители Тэ, которых тот никогда не знал и не видел, в буквальном смысле подарили мальчика принцу. Он воспитывался во дворце вместе с Чимином много лет, и каждый божий день в его голову вкладывали предписания, которые Страж-Хранитель обязан исполнять. В тринадцать, как только его тело из детского стало обретать мужественные черты, Тэ принял целибат. На алтаре Саванн, отрекаясь от самого большого дара богини, Ким отказался от любви, от продолжения рода и низменных потребностей. А это, между прочим, считается смертельным грехом. Великий дар… дети, те, что могли родиться у Тэхёна и омеги, которого тот бы выбрал, оставаясь обычным, а не… таким.        Первое осознанное воспоминание было связано с Чимином. С тем, как пятилетний принц, сидя на траве в оранжерее, играл с ним в «пальчики» — детскую игру, во время которой нужно щёлкнуть по вытянутым пальцам соперника как можно сильнее. И кто издаст звук или сдастся — проигрывает. Им было совсем мало лет, лишь наивные дети, им ничего не нужно было, кроме игр. Чимину было больно. Его маленькие пухлые пальчики стали красными от шлепков будущего Хранителя, но омега терпел. Терпел и не издавал ни звука, несмотря на то, что ярко-голубые глаза сверкали от подкатывающих слёз.        — Сдайтесь, Ваше Высочество, — уже в своём возрасте Тэхён был вышколен и выдрессирован так, что знал все правила приличия. И нарушал их только во время совместных с Чимином игр, чтобы развлечь принца.        — Нет! — высоко вскрикивал маленький омега, щуря слезящиеся глаза и продолжая терпеть.        Он всегда был бойким, стойким, почти непробиваемым, несмотря на прекрасную и нежную внутреннюю составляющую. Воспоминаний о Чимине в Тэ безумно много — они были неразлучны много лет, пока не стали взрослеть. В десять Тэхёна отправили на рукопашные бои и фехтование, а Чимина — на обучение наукам и этикету. Тэ тренировали до крови из носа, до состояния, когда мальчик не мог даже встать с плаца, дышать ровно, не испытывая боли. Тренер почти издевался над ним, и во многом это послужило становлению личности альфы. Его жёстко пороли за каждый проступок, но Чимин волновался бы, если бы заметил ссадины и следы порки на спине и бёдрах Тэхёна, потому Ким ни разу не поморщился при нём, даже если горело всё тело.        Чимин же был занят своим обучением. Смерть папы сделала его более замкнутым и отчуждённым, омега почти перестал в принципе проявлять эмоции, но при Тэхёне часто плакал, позволяя гладить по взмокшим волосам и обнимать. У Тэ это вызывало чувство ностальгии с нотой горькой, перечной печали. Уже было так, только наоборот: когда принц, поглаживая ребёнка по голове — такого же, как и он сам, — плакал вместе с ним.        Часто случалось лет до восьми, что Тэ было безумно одиноко. У Чимина была семья, у него был младший брат, дворец, забота и любовь. Маленькому альфе было тяжело понять, почему он этой привелегии лишён, почему собственные родители решили, будто так будет лучше — отдать сына принцу. И Тэхён злился на Саванн, на семью, но не на Чимина. Отчего-то он ощущал в омеге родственную душу — тот тоже был птичкой в клетке и заложником обстоятельств во многих вещах.        Если кто-то спросит Стража сейчас, что он испытывает от службы, то он без промедления ответит: честь, гордость, ответственность, теплоту. Чимин стал для него единственной семьёй. Омега никогда не считал Тэхёна кем-то ниже себя, альфа знал, что тот называет его братом, любит и ценит. Любит ли Тэхён кронпринца? Всем своим естеством. Как будущего короля, как единственного близкого человека, как самого красивого и чистого сердцем омегу. Это — платоническая, семейная любовь. Было дело, когда Тэ погряз в своих чувствах, спутав их с настоящими, которые способны возникнуть между омегой и альфой, но в нынешнем возрасте осознаёт, что этого было не избежать им обоим. Просто стадия, которую оба должны были преодолеть, прожить и устаканить собственные чувства. Они — семья. Они — взаимосвязанные души. Он — часть принца, навсегда ему принадлежащая. Привязанность настолько сильная, что Тэ даже оказался готовым предать целое государство, чтобы спасти Чимину жизнь.        Он помнит, как проходил эдакий обряд инициации, который перевёл его из разряда ребёнка в подраздел будущего мужчины. И означало это не просто его взросление, но и то, что навсегда свяжет альфу с Чимином. Он много лет проходил через боль, страдания, угнетение самого себя, подчинение, почти доведённое до ненатурального. Тэхён научился скрывать свои эмоции, свои желания, давить в себе потребности. Идеальный солдат, механизм, созданный исключительно для защиты. Его разум — тёмный лес, населённый чернильными тварями, и только свет связи с Чимином помогает Тэхёну не потеряться и не утратить рассудок.        В тринадцать ему нанесли это. Тэхёну не нравится слово «клеймо», пусть оно таковым на деле и является. И он предпочитает не давать этому имени вовсе, не вспоминать, никому не показывать. Это было так больно, что от воспоминаний и сейчас шею сводит судорогой, не позволяя вздохнуть или сглотнуть слюну. Клеймо, метка принадлежности, символ того, что у Тэхёна нет и никогда не будет собственной воли. Всё во имя Рейвена, всё во благо Чимина. И он был готов. Осознавал, что выбора ему не предоставят, но любил Пака так искренне и безвозвратно, что был готов совершить подобное.        Если приспустить ворот форменных доспехов, то клеймо тут же станет видно, как нанесённый на кожу ошейник. Ему было тринадцать… но он даже не кричал. Правда, потерял сознание, что тоже считает унизительным и старается не вспоминать. Однако теперь оно не даёт забыть альфе о том, кто он таков. Как он привязан и предан принцу, как души не чает в единственном члене своей маленькой семьи, которую обязан защищать всеми силами.        И должен смотреть, как в момент, когда планер спикирует ниже, Чимин стонет от боли. Его веки сомкнуты, губы и щёки белы, под глазом запеклась кровь. Королевская дорогая одежда изгваздана кровью омеги, а Тэхён только и может, что держать голову Чимина на своих коленях подрагивающими руками, чтобы она ненароком не ударилась о металлическое дно летательного транспорта. Жизнь покатилась в бездну, отсчёт пошёл не то чтобы в день последнего испытания Отбора, а довольно давно, лишь у Тэ не получается ухватиться за хвост этой даты, чтобы найти её.        Широкоплечий омега, сидящий на корточках рядом с Чимином, напряжённо поджимает губы. Он вдруг вздёргивает взгляд на Чонгука, который, такой же белый, как и сам принц, теряющий всё больше крови, стоит, прислонившись к стене планера. Омега поднимает окровавленные руки и что-то показывает Чонгуку, что для Тэхёна остаётся загадкой, но тем не менее альфа понимает — язык жестов.        — Что он говорит? — хрипло спрашивает Страж, убирая со лба Пака взмокшие прядки и смахивая холодный, болезненный пот.        — Что его не задело слишком сильно, — так же глухо отвечает Чонгук, — но он потерял прилично крови. Если дотянет до штаба, Катберт его подлатает.        Катберт — то бишь омега, общающийся на языке жестов, — переводит внимательный взгляд на Тэхёна и медленно моргает, словно его сканирует. Глаза у него разные — один каре-зелёный, а второй светло-серый, и это вызывает удивление — точнее, его лёгкий всполох — и заинтересованность.        — Ты спасёшь его? — отчаянно спрашивает Тэхён. Он готов умолять этого Катберта, лишь бы Чимин выжил.        Тот лишь кивает и снова моргает, а Чонгук позади агрессивно трёт руками лицо и шипит от боли: во время попадания снаряда шокера стекло разлетелось и поранило их обоих, благо, глаз остался на месте. Тэхёну смотреть больно за тем, как поверхностно дышит Чимин, как его лицо всё больше теряет краску. И впервые за много лет альфа взмаливается Саванн, несмотря на то, что по её мнению является отъявленным грешником, о благополучии Чимина. Пусть выживет, пусть всё будет хорошо. Они не должны терять друг друга. Чимин слишком молод, чтобы погибать, слишком чист и неопытен.        Планер встряхивает, пахнет дымом, но пилот выравнивает полёт.        — Куда мы летим? — снова пытается спросить Страж, но сидящий прямо на полу альфа с абсолютно белыми волосами, одаривает его ядовитым, почти убийственным взглядом.        — Тебе не положено знать, — рявкает он с жестоким выражением на лице, а самолёт подскакивает на очередной «воздушной кочке».        — Немо, — одёргивает грубым голосом его Чонгук.        С момента, как Отбор завершился на совершенно нерадостной ноте, тот изменился в лице. Он словно утратил лоск натуры, становясь жестоким и бессердечным мужчиной. Тэхён и раньше это замечал, но мог поймать проблеск теплоты, однако сейчас во взгляде Чонгука — только лёд. Он трещит грубыми интонациями голоса, он остужает рассудок, вынуждая подобраться.        — Что? — взвинчивается тот самый Немо, вскакивая на ноги. — Что ты хочешь мне сказать?        Ещё один незнакомец, который выбирался с ними из дворца, с тёмными глазами и непроницаемым лицом, хватает Немо за локоть и загораживает Чонгука, не позволяя развиться потасовке.        — Прекратите, — просит он, но Немо слишком разъярён, чтобы послушать. — Немо, Пепел! — уже вскрикивает он, но альфы продолжают буравить друг друга недобрыми взглядами. Катберт терпеливо зажимает рану Чимина, стараясь унять кровотечение и хоть немного временно омегу подлатать, но взгляд у него напряжённый и настороженный.        Немо отталкивает того, кто его удерживал (или пытался), смахнув белоснежные пряди с лица, хватает Чонгука за грудки окровавленной, грязной кофты.        — Из-за тебя всё! Я изначально был против этой затеи, и там полегли наши люди, мать твою! Из-за твоей самонадеянности, Пепел!        Чонгук, он же Пепел, даже позы не меняет, будто хватка Немо, гораздо уступающего ему в размерах и, кажется, силе, не ощущается на его уже изрядно потрёпанной и грязной одежде.        — Рот свой закрой, молокосос, — хрипит Чонгук с бешеным взглядом и буквально отшвыривает Немо от себя. — Если ты вздумал оспаривать мои решения, умей принимать и поражения. Я знал, на что шёл. И Терракота знал, что мы собираемся делать.        — Терра просто доверяет такому придурку, как ты! — тычет Немо пальцем в воздух, в сторону Чонгука, а губы Катберта сжимаются ещё сильнее. — А ты, поведясь на чужую мокрую задницу, убил наших парней!        Лицо Чонгука искажается от ярости, он весь подбирается, уже не сдерживая гнева и собираясь как следует нахлобучить спесивому Немо, как вдруг все, кто находится в планере, слышат едва различимый за грохотом двигателей щелчок. Тэхён поднимает глаза и удивлённо замечает, как Катберт, выставив в стороны револьверы, направляет дуло на каждого из сцепившихся альф. Немо и Чонгук тут же отскакивают друг от друга, а омега с разными глазами только лишь опускает оружие и мягко им улыбается. Ему нет необходимости ничего показывать на языке жестов — его и без того понимают. И Тэхён берёт себе на заметку, что этого парня лучше не злить.        Планер вздрагивает, и из кабины пилота доносится:        — Подлетаем, приготовьтесь.        К чему готовиться, Тэ не понимает, он всё так же продолжает удерживать голову Чимина на своих коленях, пока летательный транспорт снижается и дрожит всё его «брюхо». Чонгук и Немо расходятся по разным углам трюма, друг на друга глядя неприязненно, с обидой и невыпущенным гневом, Катберт придерживает Чимина, когда начинается тряска.        Посадка выходит жёсткой, их едва не разбрасывает по всему «брюху», и Тэхён выдыхает, как только двигатели замолкают. Чонгук, не дав ему опомниться, под немые указания Катберта, подхватывает омегу на руки и выносит из планера, как только опускается аппарель, а Страж, прихрамывая, спешит за ними, оглядываясь; вся группа приближается к тёмному грязному зданию. Уже смеркается, они так долго были в пути… всё это по-прежнему кажется безумием. Тэхён старается не отставать, адреналин всё ещё плещется внутри него, подгоняя, пока они пересекают маленький дворик с навесом из досок, а после входят в полуподвальное помещение. Чонгук и Катберт впереди, следом за ними Тэхён с оружием наизготовке, замыкают процессию Немо и Леандр (как позже выяснит Тэ). Они петляют по подземным обшарпанным коридорам, но от шока Ким даже не может поразиться чему-то, пока вся процессия не входит в тускло освещаемую комнату с одинокой, висящей на проводе лампочке. Чонгук с осторожностью укладывает омегу на узкую койку, а после отходит, позволяя Катберту приблизиться. Тот жестами даёт указания Леандру, и омега кивает, сразу же срываясь и покидая комнату, оставляя их в гнетущей и крайне напряжённой тишине. Помещение маленькое, пыльное, и Тэ становится ближе к кровати Чимина, пристально следя за тем, как Катберт разрезает напитанную кровью одежду, чтобы иметь доступ к ране. Он сосредоточен и серьёзен.        Возвращается Леандр не только с медицинскими крайне скудными принадлежностями, но и с двумя спутниками: высоким, массивным, словно гризли, альфой и маленького роста, но крайне жёстким на вид омегой. У альфы пустой, непримиримый взгляд и выбритые виски, а омега… Тэхён чует от него опасность даже учитывая то, что тот только вошёл. Закрывает собой Чимина и возящегося с ним Катберта, достаёт из кобуры револьвер и сжимает рукоять ладонью в перчатке.        — Мы потеряли шестнадцать человек, — глухо произносит незнакомый омега, прожигая взглядом Чонгука. — Шестнадцать, Пепел. Когда каждый — на вес золота! Ради кого? Дайте взглянуть. Если этот мальчишка подохнет, я вздёрну тебя за яйца, чёртов мудак, — рычит омега, и Тэ понимает отчётливо — он здесь главный.        По походке, с которой он приближается, по тёмному, разгневанному взгляду, по внутренней энергии, которая от него исходит. Омега становится прямо напротив него и хочет приблизиться к койке, к стонущему от боли Чимину, но Страж вскидывает руку с револьвером. Он не желает, чтобы принцу причинили вред. Шрам пересекает глаз — оба с лисьим прищуром и сталью во взгляде. Тэхёна почти передёргивает от того, каким мощным, сильным и непреклонным кажется этот человек, хотя совсем маленький и хрупкий по сравнению с ним — Тэхёном. Красивые, чувственные губы изгибаются в брезгливом выражении, а острый подбородок вздёргивается в горделивом жесте. Омега приближается, пока дуло пистолета не утыкается в его горло, и вообще нет ни капли страха в его глазах.        — Отойди, — с хрипотцой проговаривает он, и сердце Тэхёна пропускает удар.        Это оказывается шокирующим и оглушающим, но альфа прямо сейчас готов пасть перед ним ниц. Сердце пульсирует от непонятных лишь секунду чувств, дыхания не хватает, а в глотке становится ужасно сухо. Тэхён никогда не видел таких омег, даже Чимин не настолько волевой, он ведь мягкий и терпеливый, нежный, уважительный. Этот же — словно состоит только из острых углов, из пламени. Не омега — чистый огонь. Один его взгляд переворачивает вселенную Тэхёна на сто восемьдесят градусов, швыряет об пол и разбивает вдребезги. Красивый — как острый клинок, жёсткий, как металл, злой, как чёрт. Омега хватается за револьвер и с небывалой лёгкостью и быстротой обезоруживает альфу. Вырывает оружие, грубо и больно выкручивает руку, и пусть лицо Тэ не меняет выражения, тот оглушён и ошарашен.        Он падает перед ним на колени, как мешок с опилками, смотрит снизу и, чёрт бы побрал, как это восхитительно — глядеть, задержав дыхание, на такого омегу, стоя на коленях. Внутри Тэ всё горит и трещит полыхающими поленьями, но он не подаёт виду, пока внутренности превращаются в уголь. Он пропал. Окончательно и бесповоротно. В жёстком тёмном взгляде, в искривлённых губах и тонком шраме через бровь и глаз. Он просто сногшибателен. Тэхён на мгновение забывает обо всём, но спохватывается, когда незнакомец отводит взгляд и, передав скованного хваткой Тэхёна напарнику, продвигается к Чимину. Страж начинает вырываться, но тот самый альфа, пришедший с этим пламенным созданием, удерживает его в захвате и грубо прижимает к грязному полу щекой.        Но вот только омеге не позволяют приблизиться снова: Пепел вырастает перед ним горой, скрещивает руки на груди и смотрит с холодом, с неповиновением. Два огня, встречаются, нахлёстываясь друг на друга и противостоя.        — Свали с дороги, — тихо и убийственно произносит омега, пока Катберт и Леандр стараются вытащить Чимина с того света.        — Нет.        Ответ так же жёсток, как и лицо Пепла, стоящего между ним и Чимином.        — Пепел.        — Терракота, — почти рявкает альфа. — Дай ему выкарабкаться. Он сможет.        — Ты что-то слишком в него веришь. Переживаешь даже, — сощуривается опасно Терракота, а Тэхён может только наблюдать, мощно придавленный тушей альфы.        — Не начинай.        — Я ещё даже не собирался. Как ты намерен отвечать за смерти Гвардейцев? — глухо проговаривает Глава, отзеркалив позу Чонгука и скрестив руки на груди.        — Победой в революции. Знаешь ли, без крови победить можно только в салочках.        — У нас отнюдь опасные вышли салочки.        — Поговорим снаружи, — кровь снова начинает струиться из пореза на брови, и Леандр протягивает Чонгуку марлевый отрез, чтобы пока прижал его к лицу.        — Этого, — кивает на Тэхёна, прижатого весом альфы, Терракота, — в карцер, а то больно буйный. Остальные ко мне в кабинет.        Тэ хочет было сопротивляться, нельзя ему разлучаться с принцем, не хочет оставлять Чимина тут одного, но один чёткий и быстрый удар альфы, сидящего сверху, погружает его в темноту.

🥀🥀🥀

       Боль. Она сжирает всё тело, опаляет его, разливается по венам так стремительно. Кровь. Её так много, такая алая и ужасающая. Чимин попросту купается в ней. Перед ним — Этей с простреленной головой. Струйка крови стекает по белеющему лицу, свет меркнет в глазах, и Этей падает у ног принца. Он мёртв. Слишком много мёртвых людей. Потасовка, суматоха борьбы, разбитое стекло, боль и паника. Бок горит огнём, сквозь морок бессознательности боль пробивается с успехом и жжёт уставшее нутро. Чимин понимает, что спит, что мучим кровавым кошмаром, он не может кричать, словно ему затолкали ваты в глотку и нос, не выходит даже вздохнуть. Но мысленно твердит себе: «Проснись, проснись, проснись».        И медленно, с тяжестью поднимает свинцовые веки. Дышать от боли трудно, бок печёт и сводит, лица словно коснулись раскалённым металлом. Омега шевелится и тут же стонет от новой вспышки в боку. Взгляд фокусируется не сразу, зато мгновенно становятся ощутимыми озноб и дрожь, блуждающие по коже. Чимин видит сперва тусклую, всё время норовящую погаснуть лампочку, узелки паутины на уже почерневшем проводе и грязный бетонный потолок. Он не понимает, где находится, и это не на шутку пугает. Тело болит, сознание путается от дурмана и, кажется, жара, и Чимин пытается сесть. Не с первой попытки у него это получается. На нём — ничего, кроме чьей-то длинной рубашки, лицо стягивает — под глазом больно, — и омега судорожно спускает ноги с узкой койки, отбросив одеяло — тонкое, не спасающее от холода. Где он? Почему один? Что, дьявол, случилось? Ему нужны объяснения, но паника так сильно затапливает разум, что ничего кроме ужасающих картин перед глазами нет.        Серость и затхлость помещения, где его оставили в одиночку, кровь на лице Этей и ужасная, страшная дыра в его лбу, кровь, кровь, кровь, страх. Омега, дыша через раз, ковыляет к кем-то оставленной приоткрытой двери. Его встречает холодный тёмный коридор, освещаемый лишь на небольшие промежутки такими же тусклыми лампочками, как и в той комнате, где он очнулся. Он шагает, едва переставляя ноги, стонет и держится за бок.        Нужно выяснить, где он, отыскать людей и попросить о помощи. Помощь… Тэхён, где его Страж? Омега панически вертит головой и ищет хоть что-то, но есть только грязные, серые стены. Потому, держась за них одной ладонью, шагает. Никого нет, а впереди — почти не освещающаяся лестница. Омега, с трудом дыша, начинает подниматься по ступенькам, пока не оказывается на улице.        Грязно, влажно, видимо, недавно прошёл дождь, и очень холодно. Босые ступни тут же начинают замерзать, но Чимин ступает ими на неровную землю двора, ковыляет дальше. Что случилось? Ни единой догадки в голове не вертится, весь рассудок сосредоточен только на слабых шагах принца, на необходимости отыскать подмогу. Разум оглушает горячими приливами боли и угрозы попросту снова потерять сознание. Он был на Отборе. Началось месиво, его ранили, кажется, пытались убить. Этей погиб. Чонгук… он… он вывез его из дворца. Но где Адаймэ сейчас? Омега медленно и смутно вспоминает планер на крыше дворца, стремящиеся уничтожить их пули, отбивающегося Тэхёна и боль в боку. Он цепляется за низкий заборчик, выходит за пределы странного дома и тут же едва ли не падает на землю от слабости. Она пронзает каждую клеточку тела, иссушает и мучает.        Чимин видит только серое небо над головой, мёрзнёт от холода и пронизывающего ветра. Ступни царапают камни неровной дороги, когда принц заворачивает за угол, и увиденная там картинка вынуждает пропустить удар сердца. Здесь всё полуразрушенное: дома с ветхими крышами, заколоченными дверьми и погасшим в глазницах окон светом. Много людей, почти толпа, и все выглядят истощёнными, измученными, слабыми. Маленький мальчик едва не сбивает его с ног, пробежав мимо в лохмотьях, кто-то выливает что-то из окна, и пахнет просто отвратительно. Чимину чудом удаётся увернуться от зловонной жижи, а сердце в грудной клетке сходит с ума. Дыхание частое, притом кислорода поразительно мало, Чимин случайно натыкается на кого-то в толпе и его с ругательствами отталкивают, так что омега падает наземь и больно счёсывает колени и ладони.        Он оглушён, испуган, слёзы начинают непроизвольно литься, а грудь затапливает паникой. Хоть кто-нибудь, хоть кто-то…        — Помогите, — хрипит омега, а бок снова сводит ужасной болью.        Чимин пытается подняться на ноги, но те от слабости дрожат. К нему приближается грубого, холодного вида высокий альфа и разглядывает обнажённые ноги, усмехаясь. Пак хочет прикрыться и уже в открытую плачет, проглатывая слёзы, когда тот присаживается на корточки перед омегой.        — Сладкий, ты как сюда в таком виде забрёл? — его голос обманчиво мягок, а потерянный, испуганный принц не может считать намерений мужчины.        — Помогите мне, — шепчет от нехватки воздуха сорванно Пак, а альфа протягивает руку и кладёт её на бедро.        Его всего передёргивает, омега силится отползти и уже захлёбывается слезами. В ушах стоит противный писк, нет сил даже закричать, да и кто ему тут поможет? Все безразлично спешат мимо, опустив головы. Чимин отрицательно вертит головой, когда альфа хватает его за запястья и тянет на себя.        — Ну же, давай, я помогу тебе, — с жесткой улыбкой произносит он, но Чимин плачет только сильнее.        Пока в лицо незнакомого альфы не врезается чья-то нога в массивном сером ботинке. Тот отлетает, падает на задницу, а Чимин весь скукоживается.        — Себе помоги, срань господня, — раздаётся до одури знакомый голос, и омега вскидывает голову. — Ну вот, нашёл потеряшку, — Пак видит ставшую любимой улыбку Чеширского кота, и Чонгук опускается на корточки, чтобы тут же подхватить его на руки таким лёгким движением, будто тот ничего не весит.        — Не убегай больше, звёздочка, — выдыхает альфа, прижимая не способного успокоиться принца к себе, а тот судорожно впивается в его странного вида одежду и молится Саванн о том, чтобы проснуться.        Проснуться у себя в комнате, где нет боли и кровавого кошмара. Неважно, что будет, лишь бы проснуться дома, чёрт. Бок кажется влажным, Чонгук прикасается к короткой, едва прикрывающей бёдра рубашке и ругается — сочно, таких слов Пак даже не слышал.        — Швы разошлись, блять, — шипит альфа и поспешно, размашисто шагает в обратную сторону. В ту, из которой Чимин отчаянно бежал.        Сознание ненадолго омегу покидает, потому что следующее мгновение он уже в той же комнате, но без Чонгука. Рядом с ним сидит небесной красоты создание с разного цвета глазами и заново зашивает принцу бок. Боль пронзает до зубовного скрежета, но Чимин стонет тихо, словно боится показать, что пришёл в себя.        — Где я? — хрипло спрашивает, а ответом ему служит только молчание.        Омега лишь вскидывает свои необыкновенные глаза и глядит испытывающе на Чимина, с некой настороженностью, а после опускает голову, чтобы сделать последний стежок. Пак не сопротивляется, у него нет сил, да и учитывая, что его «латают», вреда, по всей видимости, причинять не собираются.        — Где Чонгук? — снова тщетно пытается спросить принц, но незнакомец по-прежнему молчит. — Пожалуйста… пожлуйста, мне страшно, ответьте.        — Можешь не стараться, Катберт не говорит, — раздаётся жёсткий, наполненный холодом голос со стороны входной двери.        Чимин вздрагивает и пытается сесть, но омега, которого назвали Катбертом, шипит на него, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и давит на плечо, вынуждая обратно лечь.        — Не двигайся, иначе швы снова разойдутся, — командует пришедший человек.        Он выглядит жёстким и холодным, каждый его шаг выверен и твёрд, осанка прямая, словно палка. И жёсткость компенсирует довольно миниатюрный вид омеги, шрам же через глаз добавляет ему внушительности. Такие ауры редко встречаются. Чимин, по крайней мере, прежде с такими людьми не был знаком. Он — силён. Бескомпромиссно жесток, собран, хладнокровен. От этого человека веет властью и силой, хотя нет ничего, что указывало бы на то, что тот относится к какому-либо благородному дому.        Омега моргает, мимолётно почёсывает шрам и тянет к себе табуретку, разворачиваясь к Чимину лицом. Он садится, вальяжно закинув ногу на ногу и скрещивая руки на груди, облокачивается на скрипучую спинку стула, чтобы прожечь Чимина ледяным взглядом тёмных глаз. Омегу же пронзает опасливыми мурашками.        — Ты — кронпринц Рейвена. А я — Терракота. Глава повстанческого движения, называющегося Серой Гвардией и борющегося за свободу и равенство народа.        — Что?.. — опешивает Чимин. Для чего людям в его стране бороться за свои права?        И тут внезапно всплывает картинка, лишь мазками из-за боли и шока отпечатавшаяся в сознании раненого Пака. Серые грязные улицы, лохмотья, вонь, бедность, отчаянье. Чимин моргает и снова переводит на Терракоту взгляд.        — Пепел доложил, что ты всю жизнь живёшь затворником в Хрустальном замке. Это правда? — вздёргивает иссечённую шрамом бровь омега.        Чимин судорожно сглатывает мизерное количество слюны.        — Кто такой Пепел? — хрипит он, буравит взглядом этого мужчину, а тот лишь зло усмехается.        — Тот, кто притворялся кандидатом на Отбор, тот, кто вытащил тебя из дворца и привёл сюда. Чон Чонгук. Твой спаситель, ратующий на то, что ты — не такое дерьмо, как твой регент.        Чимина пронзает судорожными уколами боли. О чём говорит этот Терракота? Злость просыпается из-за непонимания, омега привстаёт на локтях и всё же садится, игнорируя боль в боку и суровый взгляд Терракоты.        — Как ты можешь со мной так говорить, тем более про Рафаэля…        — Так, что я живу в реалиях, а ты — в сказках.        — Я…        — Ты принц. Только вот здесь ты не имеешь права голоса, — резко осекает его Терракота, вынуждая Чимина опешить. Его выражение остаётся каменным и непроницаемым. — Ты — мой пленник. Ты — ничто сейчас, пока не примешь сторону, и твоя жизнь находится в моих руках, понял? То, что ты — наследник престола, для меня не имеет значения. Гораздо важнее твоё отношение к народу. Ты знаешь, что твои люди умирают от голода, умирают на рабочих местах от алчности богатеев?        Чимин опешивает и едва ли не прикусывает язык от возмущения.        — Ты ведь видел, что творится на улице, — шипит Терракота, опасно близко склонившись к Чимину. — Ты видел, как мы живём.        — Я не...        — Не разглядел? — округляются со злобой глаза омеги, и Чимин вздрагивает.        — Терра.        Жёсткий, кажущийся внезапно чужим голос разносится по комнате, но Терракота не реагирует, а хватает Чимина за ворот рубашки.        — Ты должен знать, что происходит с твоим народом, если хочешь быть достойным королём, — выдыхает гневно прямо в лицо омеге он, как вдруг хватка исчезает, и Пак падает обратно на кровать, задыхаясь от шока и чужих эмоций.        — Приди в себя, Юнги! — рявкает альфа, отводя Терракоту от койки. Катберт с напряжением наблюдает за ними, пока Чимин сдерживает непрошенные слёзы. Нет, он не будет плакать от нападок этого грубияна… но очень хочется.        Потому что омега оказался в чужом, злом и холодном месте, без своего привычного колпака, защищающего от всего, от бед и злости окружающих. Он вспоминает, как очутился на улице, что там происходило. Глядит на Чонгука, и тот тоже кажется ему чужим. Волнистые волосы ниспадают на лоб и скулы, чёрные кожаные брюки обтягивают сильные ноги, а ониксовая рубашка с закатанными рукавами выглядит потрёпанной. На Чонгуке кобура, много ножен, словно он — воин.        — Не прикасайся ко мне, — хрипит Терра, выдёргивая запястье из хватки. Он потирает одежду, словно испачкался, и брезгливо искривляет губы. — Ты вытащил его из дворца, Пепел, но это никогда не значило, что его здесь ждёт радушный приём.        — Он ранен, — давит своим глубоким голосом Чонгук, пока Чимин судорожно вцепляется пальцами в посеревшую от времени простыню. — И оглушён. Он не знает, в каком мире мы живём, и если ты хочешь убедить его в своей правоте, угроза и давление — не лучший способ.        Пепел. Чон Чонгук. Не Адаймэ. Этот мужчина — не тот, за кого себя выдавал. Он Чимину незнаком. У него серьёзное лицо, много оружия, но глаза… Обращаясь к Чимину, они выглядят прежними.        — Дай я сам ему всё объясню, — усмехается альфа, а Чимин скукоживается и жмётся к стенке спиной. Холодно, больно от непонимания и потерянности.        Терракота жжёт Чонгука взглядом, а после, фыркнув и даже не бросив на Пака взгляда, машет рукой Катберту, прежде чем вместе с ним покинуть комнатушку. Чонгук выжидает, глядит себе под ноги, на стены, на стул возле койки. Куда угодно, только не на Чимина. А тот по-прежнему, запутавшись, молчит. Даже не понимает, откуда начать спрашивать.        — То что сказал Терракота — правда? — сипло произносит он, убито и с горечью, уже предвкушая ответ.        — Что именно? — вздыхает тот и присаживается на стул, но омега поджимает ноги, словно закрывается от него.        — Что ты подставной кандидат.        Чонгук рассматривает свои ладони, выуживает из ножен тонкий кинжал, чтобы занять руки, и только потом поднимает взгляд прямо в голубые глаза. Медленно возвращает кинжал в ножны, чтобы омегу не пугать.        — Если ты позволишь мне рассказать всё с самого начала, я буду тебе крайне благодарен. И так я смогу объяснить абсолютно всё. А после, когда ты сможешь ровно стоять, и показать тоже.        Чимин с сомнением глядит на Чонгука, уже предвкушая, как будет больно, но всё же кивает. Правду ему знать нужно однозначно. Альфа зеркалит это его движение и снова опускает глаза.        — Десять лет назад, когда умер твой папа — наш король, — страна опустилась в разруху. Стали подниматься беспочвенно налоги и подати, многие города, которые производят и добывают что-то, перестраивались. Зарплаты упали. Люди начали голодать. Большая часть производимого нашей страной уходит в небытие, Смотрителям разрешается бить провинившихся рабочих, словно на каторге. Люди молчат и работают, пусть и пытались несколько раз поднимать недовольства, но их быстро подавляла власть твоего отчима. Мы платим за воду, за жилье, за свет, которые нам почти не достаются. Много сирот, которым нечего есть и нет определённых заведений, где их бы содержали. Никакой посильной помощи от короны для бедствующей части населения.        Чонгук ненадолго замолкает, замечая, как округляются глаза Чимина, но всё же продолжает:        — В больших городах гетто ограждены от хорошой и наслаждающейся части населения едва ли не колючей проволокой. Нам не позволяется голосовать, присутствовать на больших праздниках, хотя даже чисто физически из-за непосильной и постоянной работы нет времени и сил. Государство с виду может и правда показаться процветающим, но это только со стороны среднего класса населения. Беднота же, преобладающая, страдает от действий регента. И молчат, боясь за свои жизни.        Чимин поднимает слезящиеся глаза на Чонгука, который сейчас выглядит таким серьёзным и взрослым, что кажется, будто омега не знает его совсем.        — Я — наёмный убийца, — чеканит почти безэмоциональным голосом альфа, глядя в чистые голубые глаза. — Почти год назад я присоединился к Серой Гвардии, которую возглавляет Терракота. Он борется за права простых граждан, за тот слой населения, которому неоткуда ждать поддержки и помощи. Мы хотели показать всем, что не потерпим больше подобного отношения к себе, — голос Чонгука, кажется, дрожит от эмоций.        — Зачем ты пришёл во дворец? — сипит Чимин, начиная догадываться. И от догадок этих что-то холодеет в его душе.        — Я пришёл на Отбор, убив Тахне Адаймэ — настоящего наследника Дома, — чтобы избавиться от тебя, — безжалостно выдыхает Пепел, и Чимин ощущает, как что-то обрывается в его груди. Слёзы застилают взор, руки дрожат, а грудную клетку сдавливает так сильно, что становится плохо, нечем дышать. — Я должен был убить кронпринца Рейвена и устроить государственный переворот.        — Но… — сквозь зубы шипит омега. — Что же изменилось, Чонгук?        — Я узнал правду, — голос альфы словно надламывается, но взглянув на него, Чимин видит всё то же непроницаемое выражение лица.        — Ты врал мне с первой минуты.        — Врал.        — Ты позволил мне влюбиться в тебя, — выдыхает на грани истерики омега.        — Да.        — Ты собирался убить меня.        — Да, — чеканит Чонгук, разрывая омежье сердце на куски.        — Я ненавижу тебя, — всхлипывает Чимин, вдруг вставая. Чонгук с опаской смотрит на яростно сверкающие глаза, на заливающиеся нездоровым румянцем щёки. На слёзы, по этим самым щекам стекающие. И в его взгляде — только понимание и что-то ещё. Что-то… тяжёлое и горькое. — Я ненавижу тебя. Ты лгал… ты обманывал меня, ты хотел устроить революцию…        — Я и сейчас хочу.        — Да пошёл ты! — вскрикивает Чимин. Он замахивается, когда Пепел осторожно поднимается со стула, и влепляет ему хлёсткую пощёчину.        Альфа терпит. Он вдруг не вспыхивает гневом, когда щека в месте удара наливается красным следом, не уворачивается, когда Чимин слабо начинает лупить его по плечам, а мягко хватает за запястья и удерживает на месте, чтобы не дёргался.        — Я ненавижу тебя… — шепчет Чимин, широко от гнева распахнув глаза.        — Я знаю. Ты и должен, — в ухо произносит альфа, вдруг обхватывая руками за талию и стискивая с такой силой, что у ослабшего и раненого Чимина не получается вырваться. — Я хочу…        — Мне плевать!        Чонгук вдруг вжимается носом в висок Пака и судорожно вздыхает.        — Ты можешь ненавидеть меня, можешь убить, но только… помоги нам, Чимин.        — Какого?!        Чонгук стискивает извивающееся омежье тело руками, вынуждая замереть и только гневно дышать.        — Наша страна умирает, Чимин. Помнишь, ты хотел стать хорошим королём, как твой папа? Помнишь? Не получится, если не убрать этих тварей с твоей дороги. Регент и твой младший брат… перед боем на мечах я подслушал их разговор. Это они пытались убить тебя, Чимин, они хотят твоей смерти, понимаешь?        Пак замирает и ошарашено обмякает в руках альфы, слушая его тихий, сбивчивый шёпот.        — Они подставили Урсу, он убил Этей и убил бы тебя, не останови его я. Они хотят, чтобы тебя не стало, ты для них — помеха.        Чимин начинает беззвучно плакать. Он… совершенно один. И никому не имеет права доверять.        — Ты…        — Я обещал тебя спасти, — чётко проговаривает альфа. — Даже если ты за это всё будешь меня ненавидеть. Пусть так. Но… ты живой. И ты можешь помочь Серой Гвардии, стать достойным правителем, слышишь? Мы уничтожим этих мразей, сотрём их в порошок.        Чимин судорожно всхлипывает, зажмуривается, безвольной, поломанной куколкой повиснув в чужой хватке.        — Я увидел тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты раскрывался все четыре месяца, я понял, что ты — ещё не потерян. Тебя можно спасти, ты сможешь после спасти нас, — выдыхает горячо на ухо омеге альфа, но его нутро слишком сильно заполнено болью. — Позволь нам объединиться, возродить страну, твою страну, а после — делай со мной, что хочешь.        В комнатушку влетает грязный и потрёпанный Тэхён, Чимин смотрит на него заплаканными глазами, а после из последних сил старается вырваться из рук Чонгука, а тот внезапно смиренно его отпускает. Тэ… его Страж, его защитник, он пошёл за принцем даже сюда. Чимин едва успевает рухнуть ему в руки и беспомощным клубком там свернуться, не замечает за поглощающей его внутренности болью, как Чонгук безмолвно покидает помещение.

🥀🥀🥀

       Как же… оглушающе больно. Мир Чимина, который тот считал настоящим, рассыпается трухой, ускользает песком между пальцев, и показывается настоящая, отвратительная картинка, которую скрывали от Чимина долгих десять лет. Омега разрывался несколько часов, не в состоянии успокоиться, цеплялся за единственного человека, который остался у него — за побитого, потрёпанного Тэхёна, которого лишили всего оружия и доспехов, с трудом допустив к нему. Он обмяк в руках альфы и попросту вырубился на недолгие часы беспокойного сна, который снова причинял ему боль. Лицо Рафаэля — жёсткое и холодное, его грубый голос, твердящий, что Чимин — слабое звено и помеха для короны. Пуля, пронзающая лоб Этей, оказывается, закрывшего его от смерти, алая кровь, стекающая между его пальцев из простреленного бока. Всё это даже в бессознательности мучило омегу, издевалось над его уязвлённым и воспалённым сознанием.        Чимин совершенно одинок. У него, кроме Хранителя, никого нет. Его отчим — предатель, издевающийся над народом. Его родной брат хочет его смерти, по словам одного из Гвардейцев и Тэхёна, Хелл пытался его убить, именно он ранил Пака в бок. Мужчина, который украл сердце омеги, альфа с улыбкой Чеширского кота, оказывается совершенно вдруг чужим. К нему тянет с прежней силой, неимоверно хочется трясти Чонгука и молить, чтобы он признался — это всё жестокий, отвратительный розыгрыш. Но нет. Чонгук — убийца и повстанец, который изначально пришёл во дворец с целью уничтожить принца. И сделал бы это, если бы… Если бы что? Чимин отбрасывает эти мысли, он не желает оправдывать Пепла, даже слышать его не хочет. Не сейчас, когда это слишком больно.        Проснувшись, физически омега чувствует себя так же паршиво, как и морально. Его голова раскалывается, бок горит огнём из-за ранения, ноги и руки содраны от недавней пробежки, а душа истекает алыми бисеринками крови без остановки. Все вокруг него имеют собственные цели и нужды, Чимин, кажется, никому не имеет права доверять. Даже тому, кого любит и не может избавиться от этого. Потому что Чонгук выжжен внутри него первыми горящими чувствами, и та наивная часть омеги, раненая и окровавленная, она почти мертва, но продолжает верить в то, что хоть что-то между ними было настоящим. А сам Чимин, разбитый на тысячи осколков хрусталя и рассыпавшийся по земле, отчаянно затыкает ей рот и заставляет молчать.        Он не может быть таким слабым. Чимин знал, что он не такой, как его папа. Но даже предположить не мог, какой на самом деле бесхребетный слизняк. Его так просто обманывали десять лет, им манипулировали, управляли, убеждали в том, в чём было нужно. Рафаэль по щелчку пальцев подчинял омегу и его сознание себе, и Чимину становится до тошноты от этого мерзко. Он пользовался пасынком в своих целях. Он хотел смерти Чимина, чтобы заполучить престол. Неужто на деле кронпринц не так умён, как думал? Неужто он… идиот?        Чимин моргает, безэмоционально глядя в противоположную стену и кутаясь в тонкое одеяло. Нос забит от слёз, покрасневший, он почти не дышит, и омега изредка жалобно им хлюпает, привлекая к себе взгляды альфы, сидящего рядом на стуле.        — Швы в норме? — спокойно спрашивает Тэхён, подтыкая под Чимина одеяло.        — Почему ты согласился ему помогать? — гнусаво спрашивает принц, не глядя на Стража. Тэ уже успел рассказать ему свою часть истории, но эмоций в Чимине почти не осталось после истерики.        Тэ молчит, просто замирает и глядит сквозь омегу.        — Потому что он правда хотел вас спасти, — отвечает коротко альфа.        — Он убить меня хотел.        — Поначалу да, — кивает он под беспомощным, но наполненым яростью взглядом принца. — Он честен в этом отношении.        — Он лжец! — вспыхивает Чимин, но истощение и усталость накатывают с новой силой.        — Бесспорно, лжец тот ещё. Но он хотел спасти вас. Потому что узнал вас настоящего, потому что понял, что вас обманывают, потому что…        Тэхён замолкает и многозначительно глядит на Чимина. Тот ослабше садится и облизывает пересохшие губы. Страж поднимается и наливает немного воды в потёртую сколотую кружку.        — Только не говори, что он спас меня, потому что любит, — выплёвывает омега, а Тэ нахмуривается. — Он абсолютно бессердечен и имеет свои собственные выгоды от моего спасения.        Тэ устало вздыхает, пока Чимин, морщась и шмыгая носом, пьёт. Отдаёт стакан и без сил валится на койку, зарываясь лицом в тонкую, жёсткую подушку.        — Вы очень устали и потрясены, мой принц, — терпеливо вздыхает альфа. — Отдохните сперва. Пусть ваши мысли найдут каждая своё место, а потом вы уже сможете сделать выводы. Верные выводы. Для себя и для Рейвена.        Чимин ничего не отвечает, лишь снова шмыгает носом и окончательно замирает, свернувшись калачиком.

🥀🥀🥀

       Он думал, что готов принять волну ненависти, но она оказалась настолько сокрушительной, что Чонгук пошатнулся. Ненавидящий взгляд, который несколько суток назад был искренне влюблённым, сломанный Чимин, не верящий в реальность. Чонгук никак бы не смог подготовить омегу заранее ко всему, что ждало появления принца за пределами его золотой клетки. Даже если бы попытался — ему не поверили бы. И теперь, когда вся правда обнажена, когда отвратная сторона той красивой и благостной жизни предстала перед Паком, тот не выдержал. Сломался со звучным треском пополам, растрескался, как прекрасная хрустальная ваза. Он оказался раздавлен, и Чонгук ничем не способен ему помочь. Ничем. Потому что Чимин теперь ему не доверяет и, возможно, доверять не сможет никогда.        Но есть нечто важнее их чувств. Нечто больше, нечто серьёзнее их совместной боли. Чонгук понимает и ненависть Пака, и его желание уничтожить его, всё принимает. И должен убедить Чимина остаться с ними. Потому что на кону стоит кое-что большее, чем они все, что-то, что, если сломается, восстановлению уже не подлежит. Сотни тысяч человеческих душ и их будущее против двоих маленьких людей, каждый переполненный своими демонами. Чон должен быть рассудителен и жёсток с собой. Он не может больше позволить проявиться этой слабине.        Потому, входя в кабинет Терракоты, мужественно готовится выслушивать его недовольства.        — Он ещё не отошёл? — тихо спрашивает альфа, опираясь бедром о край чужого стола.        — Нет. Никто, кроме Катберта к нему не приближается, — безразлично бросает Терра, глядя в окно. Его кабинет — единственное помещение, которое находится над уровнем всего штаба.        — Спасибо, что послушал и не стал на него давить.        Омега поджимает губы и жёстко переводит взгляд на Пепла.        — Мне кажется, я слишком часто стал к тебе прислушиваться.        Чонгук усмехается и прячет кисти в карманы кожаных брюк, а вместе с ними всю свою боль и все переживания. Последний раз так плохо было, когда не стало Шаола.        — Мы — сюзники. И движемся только во благо собственного дела.        Терра горько усмехается и осматривает со скепсисом наёмника.        — Ты сам себе-то веришь? Я же по лицу твоему вижу, насколько тебе хреново.        — Давай не будем обо мне, — холодно выговаривает альфа. — Уж со своими чертями я справлюсь самостоятельно.        — Главное, чтобы это не мешало революции, — бросает наплевательски Терра, отводя от Пепла взгляд. — Пак Чимин должен встать на нашу сторону. Иначе гибель наших ребят будет зазря.        Чонгук поджимает губы. Он уже получил хорошенько по роже за смерть шестнадцати Гвардейцев от Терракоты и осуждающий, тёмный взгляд Салиты. Все, кому не лень, осуждают его, но срать Пепел на это хотел. Чимин должен был выбраться живым, потому что он — не пешка, а королева, способная поставить шах и мат регенту.        — Он не откажется, — тихо отвечает Чонгук, издевательски над Террой усмехаясь. — В нём повышенное чувство справедливости. И тебе нужно его к себе расположить, чтобы вы смогли по-человечески поговорить. Ты должен показать ему город и жизнь гетто. Будь спокоен, рассудителен. Будь с ним честен. И сможешь обрести верного союзника в лице принца.        Терракота внимательно оглядывает почти безразличное выражение лица Чонгука, который взгляд отводить и показывать свои слабости не собирается.        — Почему я?        — Ты ведь прекрасно понимаешь, что он меня ненавидит, — вздыхает устало наёмник, словно ему приходится объяснять неписанные истины.        — Тем не менее, любит, да? — изгибает губы в усмешке омега.        Чонгук его эту реплику решает игнорировать. Он не собирается обсуждать с Юнги чувства Чимина к нему.        — Отведи его в город, как только он сможет стоять на ногах.        И уже собирается, развернувшись на каблуках ботинок, покинуть кабинет, как голос Терры его останавливает:        — Ты так оставишь это? Так и позволишь ему ненавидеть себя, Пепел? И даже не попытаешься открыть глаза на причины, по которым спас?        Чон поджимает губы и уходит, не ответив на вопрос Главы. Может быть, когда-нибудь, когда они оба окажутся готовы, Чонгук скажет это. Будет с Чимином по-настоящему откровенен. Но не сейчас, когда омега слишком сломлен, и мир его перестраивается, переворачивается и изменяется вместе с мышлением. Он готов принять ненависть Пака, готов с нею смириться на время.        Снова в голове вертится сцена с их первым и, возможно, единственным поцелуем. Как Чимин был открыт и нежен, как он нуждался в его — Чонгука — прикосновениях. Почему так сложно? Потому что их взаимоотношения начались со лжи. Чимин — его Вайнел, ради которого Чонгук готов пойти на всё. А сам он — предатель Эллирион, который хотел для омеги хорошего, но остался ненавистен. И сможет ли Саванн позволить им это изменить, покажет только будущее.        Как всё же судьба порою иронична.

🥀🥀🥀

Проходит ещё несколько дней, прежде чем Чимин может успокоиться и хотя бы чувствовать себя сносно. Ему не позволяют никуда уходить, но принц и не стремится, ведь идти ему, по сути, некуда. Его кормят и дают воду, одежду, пусть простенькую и скудную, но всё же чистую и тёплую. Чимин себе кажется опустевшим, пока снова не погружается в размышления. Он думает. Лежит, смотрит в потолок и не прекращает думать. О Рафаэле и Хелле, о том, что за дрянь творится в Рейвене, о том, как он может исправить всё, что случилось. Единственное, о чём омега думать оказывается не в силах — это Чонгук. Слишком свежа рана, слишком она огромна. Первая любовь его заканчивается разрушением и предательством, оттого так тоскливо и сумбурно в душе, что нечем дышать. И чтобы справиться с этой болью, Чимин медленно и верно заменяет его тлеющими углями ярости.        Он просто вне себя от гнева. Той маленькой картинки пока не хватает, чтобы сложить мнение о жизни в стране за пределами богатых и благополучных районов, но Чимин уже осознаёт: Гвардия, пусть и использует такие методы, хочет просто в действительности добиться справедливости. Терракота жесток, но он лишь уставший от беззакония и тирании человек, который хочет жить в нормальном мире. Да и жестокость его, скорее всего, взялась не из пустого места.        Чимин впервые решает встать с койки не для того, чтобы сходить в туалет. Он морщится от простреливающей боли в боку, направляется к стене и принимается ходить, разминая ослабшие ноги. Ранение и навалившиеся события подкашивают его. Но Чимин не должен сдаваться. Он должен идти дальше, а гнев станет топливом для машины, которую принц обязан запустить в будущем. Конечно, ещё теплится надежда на то, что его просто дурят. И Хелл, Рафаэль, придоворные — на самом деле не обманщики. Но для чего в процветающей стране существовать такой организации, как Серая Гвардия? Для чего довольным всем людям воевать и устраивать революцию? Какими же лицемерными теперь кажутся слова Рафаэля, все до единого его изречения отныне чудятся Чимину отвратительными настолько, что комок кислой тошноты подкатывает к горлу.        Сейчас в помещении, ставшей его каменной клеткой, Чимин один — Тэхён отошёл, чтобы поспать, потому что принц приказал. Он должен был побыть наедине с собой. Потому Пак вздрагивает, стоит раздаться короткому стуку в тишине комнатки. Оборачивается, замечая Терракоту в простой грязно-коричневой рубахе, чёрных брюках и сапогах, опершегося плечом о дверной косяк.        Чимин окидывает его слабым, безэмоциональным взглядом и продолжает стоять босыми ногами на каменном полу. Ему хочется как можно скорее заставить свой рассудок протрезветь, оказаться собранным, чтобы сделать хоть что-то полезное, хоть что-то стоящее, кроме постоянных проливающихся слёз.        — Как твоя рана? — у этого человека ни грамма почтения к Чимину, но тому уже наплевать. Он понимает, что его титул не делает в данной ситуации погоды, и чтобы Глава Серой Гвардии его уважал, уважение это нужно заслужить.        — Терпимо.        — Катберт говорит, ты идёшь на поправку, — хмыкает Терра, оглядывая переворошённую, смятую постель Чимина. — Пришёл к каким-то умозаключениям?        Они, естественно, хотят знать, что будет делать Чимин. Встанет ли он на сторону повстанцев или вернётся во дворец к регенту. Можно ли ему доверять или же омега ничем не отличается от тех, кто много лет их угнетает и травит. А отличается ли на деле? Чимину больно думать об этом, но сейчас принц окончательно приходит к выводу, что незнание не освобождает его ни от ответственности перед гражданами страны, ни от последствий того, что ему запудрили мозги. Он поджимает губы и несколько минут попросту молчит, не глядя на Терракоту.        Чимин слабак. Тот самый слабак, который считал себя едва ли не богом только потому, что он — принц. И от этого просыпается доля отвращения к самому себе. Он позволял десять лет его дурить, десять лет управлять собой, словно марионеткой, пока люди страдали. И из-за него тоже, пусть он причастен не настолько к бедам жителей Рейвена. И единственное, что может сделать сейчас омега, это убедиться в правдивости мотивов Гвардии. А после начать исправлять то, что натворил Рафаэль.        — Отведи меня в город, — просит глухим голосом Чимин, поднимая голубые глаза на омегу. — Отведи и покажи мне всё без прикрас.        — Тебе тяжело поверить нам наслово, понимаю, — с усмешкой кивает Терракота. Он отлипает от дверной рамы и подходит ближе, вытаскивая что-то из мешка за своей спиной. — Обуйся, — ставит перед принцем простые потрёпанные ботинки Глава, а на кровати оставляет серый, тусклый плащ.        Чимин сглатывает. К такому, наверняка, приготовиться невозможно, но он должен. Даже если будет больно, даже если это сломает омегу снова. Его люди терпели десять лет, и Чимин не поймёт их, если не испытает то же самое, что и его народ.

🥀🥀🥀

       Чонгук не знает, что ему говорил Терра, какими словами убеждал, но не проходит и двадцати минут, как оба омеги выходят из комнаты. Чимин выглядит слишком ссутулившимся и маленьким, его взгляд будто бы потух и стал менее лазурным за время, которое он находится в одном из штабов Гвардии. Но стоит ему захлопнуть дверь за своей спиной и направиться по коридору к ждущему его отряду Гвардейцев, как спина выпрямляется, лицо становится непроницаемым. Он даже не бросает взгляда на Пепла, когда подходит в сопровождении Терры, укутанный в какой-то невзрачный плащ, но по-прежнему ослепляюще красивый.        Глава же довольно растягивает губы в хищной улыбке, а Тэхён, стоящий недалеко от Пепла, весь вздрагивает, и взгляд его ненадолго застывает на Терре, что вызывает смутный, острый интерес к подобной реакции.        — Ну, что же, — хлопает в ладони, спрятанные тканью чёрных перчаток, Терракота, — пора прогуляться, ребятки, и показать Его Высочеству реальный Рейвен.        Чимин вздрагивает, и на единое мгновение их взгляды пересекаются. И голубые радужки не отражают ничего, кроме ненависти к Чонгуку. Это ранит. Правда ранит. Пепел совсем размяк от чувств к омеге, но показывать свою слабость и подранное нутро не намерен, потому, не изменяя безразличного взгляда, тянет уголок губ вверх в ухмылке. Он бы хотел, скорее, обнять и успокоить Чимина. Пообещать, что они справятся, несмотря ни на что, но тот теперь и на пушечный выстрел к себе альфу не подпустит.        И это дерёт нутро. Чонгук хочет, чтобы на него снова посмотрели большими влюблёнными глазами, ему отчаянно не хватает этого, так что воспоминания о проклятом дворце — единственное, что осталось тенью прежнего отношения кронпринца к нему. Но… сумеет ли Пепел в действительности всё оставить так? Позволит ли Чимину ненавидеть его или всё же попробует изменить положение вещей? Будет ли он смиренно терпеть свою боль от первой в жизни влюблённости, так обернувшейся разочарованием, ненавистью? Что он чувствует к Чимину на самом деле? Сейчас, конечно, не самое лучшее время, чтобы о таком рассуждать.        Но вдруг вспышка осознания поражает Чона: нет. Нет, он не позволит этим чувствам угаснуть. Нет, он не разлюбит, кажется, больше этого омегу никогда. Не сможет, потому что тот разодрал его защиту, воскресил чёрствое, каменное сердце, а теперь вздумал просто оставить всё так кровоточить? Пепел этого не допустит.        Пусть ненавидит Чонгука, пока может. В итоге альфа всё равно не даст ему забыть о том, что они в действительности, кажется, друг другу принадлежат. По крайней мере, Чон своё засохшее, жёсткое сердце Чимину уже отдал, пусть и подбросил тайком в карман, рано или поздно омеге удастся то найти. И пока Чонгук даст ему время прийти в себя, а после, стоит только омеге немного встать на ноги и выровнять душу, он постарается снова его завоевать. И будет пробовать раз за разом, пока не получится. Это Чон знает. Он чувствует, что собственное нутро не позволит ему отойти в сторону.        Потому, подойдя впритык, альфа подцепляет края капюшона принца, а тот жжёт его ненавидящим взглядом. Чонгук натягивает капюшон плаща на голову Чимина, скрывая лицо от любопытных глаз, способных его узнать. Склоняется к уху и шепчет быстро, пока остальные продвигаются к выходу, и только Тэхён напряжённо ждёт их, так же набросив на голову ткань.        — Я ведь говорил тебе, звёздочка, что узнав меня, ты не сможешь уйти от последствий, которые скрываются у меня внутри, — произносит Чон и слышит яростный выдох принца. — А ещё, помни: от ненависти до любви всего один шаг.        — Как и наоборот, — цедит Чимин сквозь зубы, а после, оттолкнув Чонгука, проходит к лестнице в компании Тэхёна.        Чонгуку нравился нежный и воздушный, немного загадочный и меланхоличный принц. Но такой Чимин ему нравится гораздо больше. Он любит омег с характером. Особенно с чёртовыми колдовскими глазами.