Баккара

      Он понимает — они с Леандром не справятся в одиночку. Им просто необходима чья-то поддержка не только со стороны гвардии, но и изнутри Хрустального дворца. Того, кто знает его, как свои пять пальцев, того, кто верен Чимину. Чонгук всё ещё сомневается в том, что Тэхён не может быть подвержен влиянию регента, но у него нет иного выхода. Сейчас настаёт переломный момент их задумки, когда всё не начавшись может рухнуть и рассыпаться прахом. И что с этим делать, Пепел уже придумал.        Он оглядывается, поправляет мешающиеся бинты под рубашкой. Вивьен — в чём его плюс, помимо отвратительного характера и умения проникать во все недоступные места, так это в недюжинной изобретательности — начал разработку плана. Чонгуку же досталась роль исполнителя. Тот довольно прост, но в то же время невообразимо опасен, и времени на реализацию крайне мало. Но они обязаны довести план до логического завершения. И только рисковый поступок Чонгука может оказаться опасной гранью, соскользни с которой — и канешь в бездну.        Но так же понятие, что без помощи из дворца им не выбраться, давит на наёмника. Одно то, что Терра так быстро согласился, ему благоволит. Обычно мерзавца надо убеждать гораздо дольше, и Чонгук просто из шкуры по идее должен был лезть. Но Глава Серой Гвардии согласился чрезмерно легко. Быть может это потому, что Чонгук надавил и был не как обычно стервозно-наглым, а именно серьёзным. Он редко когда ведёт себя отвественно и не расхлябанно, а тут… О мотивах Терракоты Пепел спросит лично, как только они исчезнут из дворца. Осталось только выбраться.        Он видит, как за окном уже опускается вечер — ему всё ещё противопоказаны перегрузки из-за ранения, но Чонгук, честно говоря, чхать хотел. Либо сейчас, либо никогда. Потому альфа подкрадывается к оранжерее, надеясь, что его никто не заметил. Он застывает, глядя на Чимина.        Красивый стол, накрытый среди кустов пышных роз белой скатертью, атмосфера, которую придаёт зелень сада и небольшие фонарики, уютно сверкающие над их головами. Чонгук ловит отблески их жёлтого свечения, падающие на молодое лицо. И столбенеет. Его голубые глаза кажутся даже ярче сейчас — в таком тёплом освещении, ровная кожа и пухлые губы, медленно растягивающиеся в улыбке. Он двигает ими, проговаривая слова, словно гипнотизирует альфу, который, замерев среди кустов и листьев, даже дыхание задерживает. Ну, дурдом, честное слово, кажется, присутствие в проклятом дворце сводит Пепла с ума. Он то переводит взгляд на губы Чимина, беседующего со своим спутником, то возвращается к сверкающим и ловящим блики лампочек глазам.        Этей просто светится. Он, как начищенная монетка, блистает от каждого направленного к нему взгляда и крохи внимания Чимина. Чонгук ощущает, как что-то мерзко переворачивается внутри, оно жжёт внутренности, почти скалит белоснежные клыки от того, как Чимин кивает на слова Этей и поддерживает беседу, которую Чонгук расслышать не может. В горле резко пересыхает, когда Чимин тихо смеётся, обнажая ряд светлых зубов, один из передних немного выступает вперёд, придавая принцу воздушной очаровательности, а за рёбрами альфы что-то рычит, вынуждая злиться. Чонгук стискивает челюсть, переводя взгляд с Этей на кронпринца, и не понимает, почему всё ещё за ними наблюдает.        Чимин… флиртует? Он часто моргает, кивает на слова альфы, а тот едва ли не на маков цвет сходит, отчего Чонгуку даже смешно — ей богу, как дитя смущается. А сам ощущает, как кислота поднимается ближе к глотке, когда от очередной, по всей видимости, шутки, Чимин снова тихо смеётся и сощуривает свои ведьминские глаза так, что те похожи на щёлочки.        Конечно, альфа понимал, что их ждёт ужин наедине. Чимин сам выставил награду за победу, и Этей сделал всё, чтобы её получить. Чонгук был же так растерян и так задумчив из-за выясненной правды и планов регента, что даже едва вспомнит всё, что происходило до момента боя с маркизом. Ему что-то скребёт внутри, вызывая волны раздражения, когда он снова улавливает едва различимый смех омеги, который уже прикрывает рот рукой, чтобы успокоиться. Этей же сияет сильнее, наслаждаясь вниманием принца. Это бесит. Пнув ни в чём неповинные розы, альфа засовывает руки в карманы простых серых брюк и отворачивается. В конце концов Пепел пришёл не за тем, чтобы наблюдать, как принц милуется со своим кандидатом. У него есть вполне конкретная цель. И цель эта — Ким Тэхён.        Чонгук знает, кто такие Хранители. Это — мужчины, которые едва раскрыв глаза после рождения, отданы родителями на воспитание во дворец. Они принимают обет безбрачия и целомудрия, они не покидают дворца без своего подопечного, навсегда привязанные и лишённые собственной воли и слова. Чонгук видел Стража-Хранителя рядом со старым королём, а теперь наблюдает за тем, кто таковым является для Чимина. Этот альфа отдал свою душу ради наследника престола. Они безвольные солдаты, исполняющие приказы и руководствующиеся только безопасностью монарха, никто не верен настолько же, насколько хранители. Но вот вопрос: правдиво ли отношение Ким Тэхёна к Пак Чимину? В этом месте всё насквозь пропитанно ложью, Чонгук уже и сам не может определить, где она, а где правда, потому верит только тому, что ведёт его дальше. Чимин, который оказался совершенно другим человеком. Регент — ещё большим подлецом. Принц Хеллион — предателем и братоубийцей (хотя пока ещё не прикончил кронпринца, но сам факт — мерзок). И насколько же верным окажется Тэхён, покажет только ситуация, однако без его вмешательства план пойдёт крахом.        Альфа знает, что Страж-Хранитель настолько привязан к своему правителю, что не имеет права даже жить без него. Так случилось с прошлым альфой, охранявшим монаршею особу: Страж прежнего короля ушёл следом за омегой, наложив на себя руки, потому что закон буквально обязывает его это сделать. И Чонгуку даже становится немного жутко от этой традиции и такого рода привязанности. Делать нечего.        Если Чимин здесь, Тэхён тоже поблизости, потому наёмник тихо разыскивает альфу, пробираясь через кусты. Тэхёна найти труда не составляет: альфа громадой высится недалеко от накрытого стола, и Чонгук замирает. Он решителен, но всё же есть доля страха от того, как может закончиться этот разговор. Есть большая вероятность, что отрубленной головой Пепла сиюминутно, если Тэхён его слушать не захочет.        Чонгук осторожно приближается к Стражу, а тот тут же напрягается, услышав копошения за своей спиной.        — Не оборачивайся, — хрипит наёмник, и плечи альфы тут же напрягаются сильнее — он явно узнал Пепла по голосу. — Я не пришёл вредить. Я хочу поговорить. С тобой.        — Что за дело у лорда к обычному смертному, — усмехается глубоким голосом Тэхён, сцепив руки за спиной. Чонгук тут же замечает блеснувший в ладони Стража револьвер — предупреждение для него.        — Это касается безопасности принца, — выдыхает Чонгук, буравит взглядом спину альфы, а тот продолжает стоять, не подавая виду, что вообще заметил его присутствие, потому что камеры, скорее всего, располагающиеся на каждом шагу, могут выдать его. — Это в действительности важно, потому я хочу поговорить с тобой. Приходи после отбоя к библиотеке на четвёртом уровне.        Чонгук давно пронюхал, что поворот к огромной дворцовой библиотеке — слепая зона камер. И как бы он старательно ни избегал внимания электронных глаз в здании, он знает — те всё равно почти всё уже записали. Просто Чонгуку пока удаётся водить наблюдателей за нос. Или же он кошмарно самонадеян. Вивьен говорит, что камеры не всегда просматривают, и что он старается подчищать за Чонгуком хвосты с помощью своих связей, но всё равно вынуждает крайне осторожничать, особенно теперь, когда планы поменялись. И если прежде Чон учитывал вероятность собственной смерти в стенах Хрустального дворца, теперь ему нужно кровь из носу выбраться отсюда.        Он не говорит больше ничего, просто тихо исчезает в темноте, надеясь, что опасливость и любопытство Ким Тэхёна приведут его к Чонгуку в руки. И там уже придётся действовать по ситуации, использовать всю изобретательность, какая только присутствует в альфе. Страж не вздрагивает, не оборачивается, когда наёмник исчезает. А он уходит из оранжереи так же беззвучно, как и проник сюда, да только не может выбросить из головы картинку ужина Чимина с проклятым высокомерным маркизом. Это гложет и беспокоит. Чонгуку сейчас не о том надо размышлять, совсем не о том.

🥀🥀🥀

       Как только часы бьют двенадцать ночи, и стража у покоев Его Высочества сменяется, позволяя Киму отдохнуть, тот, вопреки нужде в сне, отправляется к Чонгуку на встречу. Альфа уже ждёт его за поворотом, сокрывшись от взгляда камеры и патруля, только недавно обшарившего весь коридор четвёртого уровня. Он ждёт, ждёт, пока не слышит шаги — тяжёлые, осязаемые. Этот солдафон совершенно не умеет передвигаться бесшумно, но ничего. Тяжеловесы гораздо эффективнее в защите принца. Шаги замирают рядом с ним, а после раздаётся глухой стук, словно кто-то без особой бережливости облокотился о стену спиной.        — Говори, я пришёл, — раздаётся бархатистый шёпот Тэхёна, несвойственный ему в той жизни, в которой Чону удалось его наблюдать. Словно немного приподнялась маска официоза и надменного спокойствия Стража.        Пепел напрягается всем телом и складывает руки на груди, готовится принять реакцию, какой бы она ни была.        — Принца собираются убить, — выдыхает Чонгук, замирает, дав Тэхёну немного времени на осознание.        — Что ты сказал? — выпаливает Страж, вдруг появляясь перед Чонгуком.        Он отличается от того, каким предстаёт в доспехах: на теле лишь тонкая светлая рубашка, грудь — мощная, массивная, как и руки с длинными крупными пальцами — приоткрыта расстёгнутыми пуговицами. На шее странно прикрывает горло свёрнутая на манер шарфа ткань, будто там что-то… Но Чонгук отбрасывает прочь разные мысли, когда Страж хватает его за грудки. Он и раньше замечал, насколько Тэхён здоровый — словно медведь, разъярённый сейчас и пронзающий наёмника тёмными глазами. Волнистая прядь падает на лоб, где брови почти сведены к переносице.        — Твоего принца собираются прикончить, ты глухой что ли? — вздёргивает бровь Чонгук, будто бы сомневаясь в умственных способностях альфы. — Чтобы захватить трон, солдафон. Чтобы избавиться от марионетки, начинающей брыкаться.        Взгляд Тэхёна чуть яснеет, ярость отходит на второй план.        — С чего ты взял? Есть доказательства? — выдыхает Страж, всё ещё стискивая воротник рубахи Чонгука.        Тот чужие руки скидывает, рассматривает трепещущие от взволнованной злости ноздри Тэхёна и его сузившиеся глаза.        — Я подслушал разговор, доказательств у меня нет, — спокойно отвечает он. — Но зачем бы ещё я к тебе пришёл?        — Ты странный, — бросает несдержанно Тэхён. — Ты вызываешь сомнения у всех, кому случается с тобой столкнуться. Ты явно не гонишься за троном, оттого и кажешься странным. Зачем ты пришёл сюда?        Чонгук предполагал, что Тэхён задаст такие вопросы. Потому что сам бы тоже был в недоумении от своего поведения, он и сейчас в раздрае по-прежнему, если честно.        — Я пришёл, чтобы убить Пак Чимина.        Лицо Тэхёна теряет краски, губы почти белеют, а рука тянется к кобуре, которую Чон заметил сразу же, как только Страж появился из-за угла. Но наёмник успевает раньше разооружить альфу, просто вывернув ему кисть и вырвав револьвер из хранилища. Сжимает металл оружия, пока Тэхён переводит взгляд с дула на лицо альфы.        — Сейчас ты просто выслушаешь меня, — глядя прямо в наливающиеся бешенством глаза Стража, цедит сквозь зубы Чонгук. — Без лишних эмоций и слов. А после уже будешь делать выводы.        Тэхён злопыхает. Он словно напуган и ввёден в транс одновременно, но Пепел понимает — одно неосторожное слово и Страж прикончит его даже голыми руками ради безопасности принца.        — Что ты знаешь о Серой Гвардии?        Лицо Тэхёна удивлённо вытягивается, но Чон не удивлён: если информацию фильтрует регент, то и Стражу-Хранителю он не позволит знать что-либо, что может изменить точку зрения и отношение принца к нему и ситуации в стране.        — Твоего принца, тебя, половину дворца дурит регент. В стране разруха и бедность, разница между классами слишком велика. Серая Гвардия — сопротивление, которое с такой несправедливостью борется. Мы в глазах аристократов мелкие сошки, но это лишь пока. Изначально я появился во дворце, чтобы избавиться от принца и совершить переворот.        Тэхён белеет всё сильнее, его рука, вцепившаяся в запястье ладони, которой Пепел сжимает отобранный револьвер, стискивает Чонгука почти до хруста. Альфа так и ощущает, как велико желание Стража попросту свернуть шею за одни только мысли Чона об убийстве Чимина.        — Ты…        — Дослушай, — шипит наёмник, сощуриваясь. — Планы поменялись. Я понял, что принц не знает ни хрена о происходящем, как и ты. Он… другой.        Тэхён стискивает губы, оглядывая лицо альфы и нахмуриваясь всё сильнее.        — Я больше не собираюсь его прикончить, — тихо произносит Пепел. — Но вот кое-кто другой уже строит планы о том, как лишить Чимина жизни.        — Чей разговор ты подслушал? — хрипит Тэхён, снова хватая наёмника за грудки и впечатывая в стену так, что рана начинает снова саднить. — Чей?        — Регента и младшего принца, — одними губами произносит, будто кто-то в тишине ночного коридора может их расслышать.        Тэхён отпускает Чонгука резко, а тот осторожно проверяет бинты — не напитываются ли кровью из-за вырвавшейся агрессии Кима.        — Я не верю тебе.        Чонгук предполагал такой исход событий. Трудно моментально поменять точку зрения, для самого альфы это невыносимо тяжело признать — что он сменил полюса и вместо убийства теперь желает омегу спасти. След ненависти так и остаётся вдруг следом, но Чонгук больше её к Чимину не испытывает.        — Значит, через меньше, чем месяц, сдохнешь следом за Чимином, — выплёвывает альфа, вынуждая Кима круглыми от шока глазами смотреть на свой профиль. — Его убьют на финальном испытании, если их не остановить. Они изначально не собирались позволять ему править страной. Скажи, что для тебя ценнее — жизнь Чимина или вера в регента? Стал бы я рисковать своей жизнью, являясь наёмником, идти к тебе, если бы не говорил правду?        Тэхён стискивает челюсть так, что на смуглых скулах начинают играть желваки. Он всё ещё сомневается.        — Зачем ты это делаешь? Тебе бы было только лучше, если бы Чимин погиб, — хрипит яростно Страж, но Чонгук продолжает стоять в расслабленной позе, удерживая револьвер и поигрывая им.        — Они подставят Гвардию, чтобы задавить восстание.        — И всё? — скептически спрашивает Тэхён, немного приходя в себя.        Чонгук переводит спокойный взгляд на Стража.        — Какие причины того, что вы изменили план? — шёпотом спрашивает Ким, буравит альфу пристальным взглядом.        — Мы хотим использовать принца в своих целях. Вытащить его из дворца и сделать своим человеком, — ровным тоном добавляет Пепел, но замечает в глазах Тэхёна странную эмоцию.        — Ты лжёшь.        Внутри всё вздрагивает. Сейчас может оборваться его жизнь, оказаться загубленным план по спасению Пака, всё пойдёт по заднице, по полной, беспростветной бездне. Чонгук подходит к альфе и, взявшись за дуло револьвера, протягивает оружие ему.        — Подумай хорошо. Я не лгу. И доказать свою правоту смогу лишь после того, как приблизится финальное испытание, но может быть поздно, солдафон, — делает акцент Чонгук, глядя Тэхёну в глаза. — Подумай несколько дней. Я не просто так к тебе подошёл. Мне нужна помощь, чтобы вытащить его отсюда.        Тэхён поджимает губы сильнее, его волевой подбородок выпячивается, шея напрягается, а край платка вздрагивает от резкого выдоха. Чонгук же, понимая, что сейчас большего от него не добьётся, уходит поспешно прочь, скрываясь в тенях и нишах от вездесущих камер.

🥀🥀🥀

       Чимин, поднявшись по каменной узкой лесенке, замирает в большом помещении голубятни перед огромным окном. Здесь пахнет птицами, помётом и осенним ветром, но омегу это не пугает. Он частенько наведывается сюда, чтобы просто посмотреть на город с большой высоты башни. Ему нравится вид Элиуса с голубятни. Он стоит, разглядывает высящиеся многоэтажные дома столицы, почти закрывающие обзор на весь остальной простор улиц. Омега ждёт. Чонгук должен прийти. Они ведь договорились.        От одной мысли о том, что альфа сейчас явится, у него всё вздрагивает внутри. Несмотря на то, что Чимин знает — не обойдётся без колкостей и язвительности, его сердце всё равно ускоряет свой бег. Уже нет смысла отрицать, прятать свои чувства. Чимин пропал. Наверное, с первого раза, когда они только пересеклись глазами, когда Чонгук впервые раскрыл рот, омега оказался в западне. Она состоит из его низкого голоса с насмешливыми интонациями, из тёмных глаз, похожих на бархатные лепестки Баккары, из его ауры, которая постоянно притягивает внимание.        Чимин прижимает ладонь к груди, ощущая, как птицы волнуются и курлычат из-за его присутствия. Надо же было так глупо и опрометчиво влюбиться? И сперва даже ведь не было понятно, что за буря в нём разгорается и набирает обороты. Чимин уже влюблялся, но то была мимолётная привязанность, которую омега спутал с преданностью и братскими узами. Он тогда был слишком юн и одинок, чтобы различить любовь омеги к альфе и любовь ту, которая связывает его и того человека. Тэхён был и всегда останется ему больше братом, и Чимин то чувство давно перерос и осознал.        Омега замирает, слыша шаги. Страж неподалёку, он стоит в другом секторе голубятни, сокрывшись за толстой вертикальной балкой, Чимин знает — это приближается кандидат. Не оборачивается, когда шаги слышатся совсем близко, но напрягается от волнения.        — Ваше Сияние, — раздаётся усмешка Чонгука за спиной, и Чимин закусывает губу, прежде чем сдержать улыбку.        — Лорд Адаймэ, — усмехается он в ответ.        — Как же? Сегодня я не индюк?        Чонгук подходит ближе и становится рядом с Чимином, направляя взгляд туда же, куда смотрит омега. Сердце предательски колотится в груди, мешая нормально дышать, и принц едва сдерживается, чтобы не уставиться на альфу, не смотреть, пока тот в очередной раз не ляпнет что-то несуразное и опасно граничащее с натуральным хамством.        — Вы всегда гордо носите это звание, — прищуривается омега, ощущает усмешку альфы буквально в воздухе. — Но вообще-то я воспитанный омега и не буду вам слишком часто об этом напоминать.        Чонгук покачивается с пятки на носок и складывает руки за спиной. Его линия плеч расслаблена, голова гордо вздёрнута, а взгляд на принца не падает, словно специально.        — Для чего вы меня позвали? — тихо спрашивает альфа.        — Я хотел узнать вас получше. Вот, — смущается Чимин, опуская глаза на дощатый пол со следами птичьей жизни. — Потому решил немного поговорить.        — Вы желаете задать мне вопросы? — усмехается Чонгук, выглядя по-прежнему невозмутимо.        — Если вы позволите.        Они снова замолкают. Гораздо легче препираться и обдавать друг друга волной жара из-за противостояния, чем вести спокойную светскую беседу.        — Кто вас научил так стрелять? — вдруг всё же поворачивает голову Чимин, не дождавшись разрешения от Чонгука на те самые вопросы, которые хочет задать.        Чонгук недолго молчит, словно подбирает слова, что ему крайне несвойственно, но Чимин его не торопит, лишь молчаливо ждёт.        — Жизнь, Ваше Сияние.        — Что вы имеете в виду? — изгибает он бровь, глядя на профиль альфы.        — Когда хочешь выжить и не умереть с голоду, приходится идти на многое, учиться тому, что вытащит тебя из болота, — приподнимает бровь Чонгук, оборачиваясь на принца.        Чимин хмурится. Неужто ситуация в доме Адаймэ настолько трагичная? Он не похож на лжеца, Чимину отчего-то кажется, что Чонгук зачастую честен с ним, пусть и играет словами, как хочет.        — Милорд, — прочищает горло омега, но тот не даёт закончить:        — Или можете считать, что это врождённый талант, — улыбается альфа, вынуждая Чимина опешить. То ли шутит, то ли нет — по Чонгуку никогда не поймёшь. В какие-то моменты омега явственно ощущает его честность, но сейчас Чонгук настойчиво отводит взгляд от своих слов, будто маскируется.        — У вас есть ещё вопросы, мой принц? — тихо и с хитрой улыбкой спрашивает Адаймэ, прекрасно скорее всего зная, что омега не получает от его ответов полного удовлетворения.        Будто перед ними всё ещё стена, ограждающая друг от друга и не позволяющая рассмотреть детальнее изгибы чужого характера.        — Вы говорили, когда мы обсуждали книгу, что никогда не любили. Это правда? — Чимин и сам раздражается от того, как смущается во время своих слов, будто спрашивает что-то неприличное, а не о чувствах альфы.        — Похоть была, — загибает Чонгук палец. — Влечение тоже было. Были мимолётные симпатии, настолько неглубокие и несерьёзные, что я даже не запомнил их имён.        — Но не было любви? — вздёргивает бровь омега. — Лорд Адаймэ, что для вас вообще любовь?        — Её…        — Да, вы считаете, что её не существует, — машет на него рукой Чимин, опасно подходя к огромному окну, когда мимо него пролетает белокрылый голубь и взвивается в небо, становясь совсем неразличимым среди пушистых облаков. — Но если представить, будто бы…        Чонгук наблюдает за ним, исследует, почти сканирует. Он ухмыляется, но на мгновение принцу удаётся поймать его странный, мелькнувший огнём взгляд. Альфа застывает на голубых радужках.        — Если предположить… — снова вздыхает Чимин. Ему отчаянно хочется приоткрыть эту таинственную дверцу.        Что скрывается глубже ухмылки Чеширского кота? Что там — на подкорке, за пределами красной крови и крепких рёбер? Что составляет Чонгука Адаймэ помимо его острого языка, свободолюбивого нрава и сногсшибательных взглядов? Чимину отчаянно хочется приблизиться хоть на шаг.        — Если предположить, — Чонгук с видом глубокой задумчивости прикладывает указательный палец к красивому, пусть и подёрнутому лёгкой щетиной подбородку, стучит по нему, словно хочет отыскать ответ на вопрос. — Любовь — настолько же прекрасна, насколько и опасна. Ради неё люди готовы сворачивать горы и жертвовать жизнью. Они падают в омут с головой, рискуют собой и другими ради того, к кому подобное испытывают. Что для меня — любовь… В первую очередь — уважение. Наверное, жертвенность тоже сюда входит. Предписания Саванн гласят…        — Возлюби свою половину настолько, насколько не любил бы себя сам, — шёпотом договаривает Чимин, удивляясь тому, что альфа помнит писания богини. Он внимательно оглядывает Чонгука, который пронзает его таким взглядом тёмных глаз, что под кожей струятся обжигающие мурашки. Омега подбирается весь, когда Чонгук мельком смотрит на его пухлые губы.        — Но люди эгоисты, — усмехается тот. — Они не могут любить кого-то сильнее себя.        — А как же Эллирион? — подходит ближе принц, становясь аккурат напротив Чонгука.        — Эллирион — персонаж, Ваше Сияние, — по-кошачьи улыбается альфа. — Он не существовал в нашем мире. Вдохновение авторов, которые придумывают идеальные истории идеальных людей основаны только на том, чего им на самом деле не достаёт в жизни. Отчего, вы думаете, так много историй о любви?        Чонгук вдруг делает шаг навстречу омеге и оказывается близко. Тот даже может слышать его выдох, а от близости альфы нутро подбирается и замирает.        — Любви в нашем мире нет, — шепчет Чонгук. — А если и есть, то её такое мизерное количество, что мало кому достанется. Оттого так много людей хотят её придумать.        — Вы ошибаетесь, — хрипло выдаёт Пак. — Любовь везде.        Чонгук сощуривается, нависая над омегой, а тело того продолжает пронзать тысячью иголками горячих мурашек.        — Вы любили, мой принц?        Чимин сглатывает. Нельзя назвать недолгую симпатию к Тэхёну любовью. А то, что он испытывает сейчас… Чимин раскрыть не может Чонгуку. Не сейчас и, наверное, никогда. Омега вперивается в красивые губы и родинку под ними, не сводит взгляда и медленно, словно ему тяжело, сглатывает. Он бы хотел, чтобы эти губы прикоснулись к нему. Неважно, куда: к щеке, к ладони, к губам или к шее. Чимин бы принял любое, даже самое крохотное касание.        Чонгук выглядит так, словно познал много омег. Уверенный в себе, красивый, он наверняка не обделён вниманием противоположного пола, так что по сравнению с принцем знает и умеет гораздо больше. Каково оказаться в его руках? Что он делает с теми, с кем делит ложе? Чимин внутренне сгорает от стыда за такие мысли, но глядя на губы альфы, а после на лукавый взгляд, сотканный из тёмных лепестков, ни о чём другом думать даже не может.        В глотке кошмарно сухо, омега уже собирается ответить Чонгуку, но тот успевает нарушить молчание раньше:        — Дайте угадаю, это был ваш Хранитель, — усмехается он так, что Тэхён, сокрывшийся за колонной, всё слышит и едва заметно шевелится. — Подростковая влюблённость из-за играющих гормонов.        Чимин краснеет от ушей до кончиков пальцев на ногах. Чонгук растягивает губы, показывая линию светлых зубов, словно смеётся над омегой.        — Вы никогда не любили по-настоящему, — шепчет принц, — но так грезите об этом.        — Откуда вам знать, что я не влюблён сейчас? — неожиданно выпаливает принц, моргая и уставляясь ещё пронзительнее на альфу. Нельзя же! Держи язык за зубами! Хочется выругаться на себя, но омега сдерживается даже мысленно.        Чонгук хмыкает и делает шаг назад, спрятав кисти за спиной.        — Кто знает, — жмёт альфа плечом, со смешинкой во взгляде осматривая всё ещё пунцового Чимина. — Пока вы не скажете, никто и не узнает, влюблены ли вы.        Альфа делает ещё шаг назад, медленно отдалясь от Чимина. И тому никогда ещё прежде не хотелось нарушить правила, протянуть ладонь и остановить Чонгука. Он редкостный индюк всё-таки, но если бы не был таким… скорее всего, никогда бы не привлёк принца. Есть в его наглости нечто обворожительное, привлекающее внимание и направляющие в него чувства, даже если их обладатель такого не желает.        — Я бы тоже, возможно, хотел узнать о вас нечто большее, — практически шёпотом выдаёт Адаймэ, продолжая на Чимина глядеть с прищуром. — Спасибо за свидание, мне понравилось.        Чимин вспыхивает ещё ярче, а сердце в груди делает восторженный кульбит. Омега держится до последнего, пока кандидат не исчезнет из птичьей башни, и только потом закрывает рот рукой, расширяя глаза до предела и шумно выдыхая, сердце же отбивает невероятные ритмы под рёбрами.

🥀🥀🥀

       Приближается ещё одно испытание, и что-то внутри Чонгука подсказывает — оно будет до предела непростым. Однако сегодня, за два дня до него, у альфы есть миссия поважнее: он снова собирается встретиться с Тэхёном. После завтрака Чонгук сунул ему записку с просьбой о встрече на том же месте и в тоже время, что и в прошлый раз, потому что наёмнику нужен ответ Стража. Без него план кажется неполным и оберчённым на провал, потому Чонгук впервые чувствует опасное волнение за последние недели. Тэхён должен согласиться, потому что испытывает к Чимину братские чувства, потому что они связаны на всю жизнь, и безопасность омеги для Стража важнее, чем что-либо другое, даже его жизнь. Опасно и опрометчиво. Тэхён может быть подкупленным регентом, но Чон всё равно рискует. Как говорится, кто не рискует — тот не пьёт шампанского.        И теперь стоит, ожидая появления альфы за тем же углом, что и впервые. Он слышит тяжёлые одинокие шаги и понимает, что Страж не решил сдать его регенту, а пришёл один, и это повышает вероятность на успех.        — Ты принял решение, — не спрашивает, утверждает Пепел, когда Тэхён оказывается перед ним. На шее снова платок, и теперь Чонгуку даже интересно, что под тем альфа скрывает.        — Я хочу узнать твои настоящие мотивы.        Чонгук предполагал об этом. Тэхён — гораздо глубже чем солдафон, каким его кличет сам Чон. Он сильнее, волевой мужчина, готовый положить голову ради будущего правителя. С одной стороны это похвально, с другой — до невообразимости глупо, но сейчас Пепел об этом думать не готов. Он знал, что Тэхёну важна не та горькая часть правды, которую обнажил он при первом разговоре, а жалкий кусочек того, что Чонгук по-прежнему давит в себе, не позволяя вырваться наружу. Однако Чонгук не будет собой, если лишний раз не потреплет Стражу нервишки.        — Я озвучил тебе их.        — Нет, — шипит Тэхён, сморщивая раздражённо красивый нос. — Я хочу знать твои мотивы. Настоящие. Правидивые. Искренние. Если ты сейчас сможешь убедить меня, то я помогу вам.        Чонгук вздыхает деланно раздражённо, отталкивается от стены, преодолевая короткое расстояние между ними.        — Ты хочешь знать, убью ли я твоего принца, и что движет мной и идеей его спасения? — вздёргивает бровь Пепел, всё ещё держа руки скрещенными. — Ты понимаешь, что он ко мне испытывает, и ревностно желаешь знать, в хорошие ли руки доверишь свою драгоценность?        Тэхён поджимает губы в форме сердца и не отводит от альфы взгляд. Он не кивает, но и не опровергает предположения Чонгука. А тому только это и нужно. Они слишком близки с принцем, потому Пеплу удаётся предсказать желание Стража убедиться в той самой крохотной искре, поселившейся внутри наёмника и разжигающей настоящий сумасшедший, но до сих пор непонятный окончательно пожар. Потому Пепел лезет за пазуху, чтобы кое-что выудить. Он и не предполагал, когда тайно схоронил эту вещь у себя, что когда-нибудь она сыграет немаловажную роль в их деле. Не знал сперва, зачем оставил вообще, но делать нечего — штучка пригодилась.        Сложенная вдвое бумага неровно бугрится, она хрустит, и Тэхён вздёргивает удивлённо бровь, но всё же у Пепла её принимает. Кончиками пальцев приподнимает уголок и застывает, глядя, как тёмные кусочки, отломившиеся и осыпавшиеся, падают на пол. Чонгуку немного некомфортно, но у него иного выхода нет, кроме как в действительности стража в своих намерениях убедить. Ким же пристально рассматривает высохший цветок. Он кажется теперь почти чёрным, крайне хрупким и крохотным, стебель потемнел и засох, листья почти отвалились от неосторожного обращения. Прежде Чонгук спрятал его в одной из книг, но сегодня пришлось достать. Лепестки ломаются и крошатся, когда Страж прикасается к ним кончиками пальцев. Самая первая роза, которую получил Чонгук во дворце. Баккара, вдетая в его петличку принцем при первой встрече.        Альфа вздёргивает на Чонгука голову и смотрит так странно, даже удивлённо и неверяще, а стоит Тэхёну раскрыть рот, как Пепел его перебивает:        — Без комментариев, будь добр, — взмахивает впридачу он, а после выхватывает засушенную розу и, укрыв в листке, просто снова прячет за край рубашки. — Это — достаточный довод моей честности?        Тэхён прикусывает нижнюю губу, нахмуривается и кивает.        — Да. Я готов помогать вам, если это спасёт жизнь моему принцу.        Чонгук виду не подаёт, но на деле глубоко в душе выдыхает с облегчением и… смущением. Никто не должен был знать об этом цветке, однако он помог. Даже если нутро Чонгука недовольно ворчит от факта, что Тэхён теперь глядит на него заинтересованно, словно любопытствует, насколько же глубоки чувства, сжирающие наёмника, который внешне этого узнать не позволяет.

🥀🥀🥀

       Для Чонгука является полной неожиданностью, когда накануне испытания к нему в комнату стучатся после полуночи. Ему везёт, ведь Леандр только ускользнул после того, как они обсуждали план, так что альфа тихо подкрадывается к двери и, сжимая кинжал за спиной, с опаской резко распахивает дверь. В коридоре его ждёт Тэхён, полностью обмундированный, и наёмника вдруг пронзает долей страха: вдруг Страж притупил его бдительность, и вот теперь, когда он сдал его, закончилась миссия Пепла, даже толком не войдя в свою новую волну. Но Тэхён лишь кивает привественно, рассматривая немного растрёпанного перед сном Чонгука.        — Его Высочество просит вас о встрече. Сейчас, — тихо произносит альфа, не сводя взгляда с Чонгука.        Он кажется более лояльно к нему настроенным, чем прежде, и Чон выдыхает. Он аккуратно, чтобы не заметил Страж, заталкивает кинжал в стоящий рядом с дверью приоткрытый комод, а после тихо, крадучись, выскальзывает из комнаты.        Для чего Чимин его зовёт прямо сейчас? Что такое случилось? Почему среди ночи да ещё и накануне испытания? Но всё равно идёт, быть может, это что-то важное. И давит в себе проснувшиеся любопытство и нетерпение. Чонгук всегда должен быть настороже, даже несмотря на слова Тэхёна о том, что он будет помогать вытаскивать Чимина из дворца. Кинжал он оставил, потому что попросту не успел бы спрятать, а уж если ему суждено сегодня лишиться жизни, так он и не спасёт наёмника от вооружённого до зубов Стража.        Тэхён ведёт его незнакомыми коридорами для прислуги — здесь нет камер и нет в такой поздний час людей, а вот выводит к уже известной двери. Именно здесь скрывался принц ранее от глаз Чонгука и вездесущих объективов — таинственная комнатка, куда теперь его зовут. Чонгук удивлённо моргает, когда Тэхён застывает рядом с дверью и хватается за металлическую ручку. Он прожигает наёмника взглядом, словно предупреждает — я тебе всё равно до конца не доверяю. Чонгук только кивает Стражу, и тогда ручка с тихим скрипом проворачивается от манипуляций Кима, а створка приоткрывается.        Первое, что слышит Чонгук — щелчки. Множество тиканий, пощёлкиваний, лязга, когда входит в светлое помещение, но без окон. Над его головой большие и мощные лампы, сама комната совсем крохотная, ну или кажется таковой из-за того, как сильно заполнена всякой всячиной. Посредине стоит стол, заваленный различными пластинами, гайками, ключами и приборами, названия которых Чонгуку неизвестны. Вдоль стен протянулись стеллажи с коробками, бумагами и такими же металлическими штучками, о назначении которых альфе только остаётся догадываться. А за столом сидит Чимин. И как только Пепел оказывается в его обители, омега сразу же подскакивает и взволнованно заламывает пальцы, оглядывая его с ног до головы.        У Пепла не хватает слов описать всё, что он чувствует от вида мастерской. Без сомнения, это именно она, потому что тиканье и щёлканье — признак того, что комнатка наполнена тем, что, по всей видимости, создавал и создаёт принц. Чимин же выходит из-за стола и патетично уставляется на альфу, который с невозмутимым лицом осматривается.        — Вы звали меня, Ваше Сияние, — негромко проговаривает альфа, всё ещё во все глаза разглядывая заваленный непонятными приблудами стол. — Для чего?        Чимин моргает и сдвигает чуть в сторону детали и пластинки, чтобы упереться рукой в стол.        — Вы сказали при нашем последнем разговоре, что хотели бы кое-что и обо мне узнать, — почти шёпотом отвечает омега, не глядя на Чонгука. А тот уставляется на него с удивлением. — Я решил показать вам то, что не видел доселе никто, кроме Тэхёна. Сюда не входят по моей просьбе даже регент и Хелл…        Чонгук сглатывает. Тайное убежище кронпринца, его обитель и личное пространство. Место, где он может творить. Нечто вздрагивает внутри альфы, но он упрямо не позволяет этому расти и светиться, борется, не даёт больше чувствам взять над рассудком верх.        — Я… говорил вам прежде, что изредка создаю маленькие никому ненужные вещицы. Я лишь учусь. И регент это дело не одобряет, потому учусь медленно и сам, — прочищает горло Чимин. — Он считает, будто королю непристало заниматься изобретательством. Что для этого есть специально обученные люди в государстве, учёные и инженеры.        Чонгуку вдруг становится кисло-горько. Ублюдок Рафаэль не позволяет Чимину заниматься тем, что ему по-настоящему нравится, тем, к чему принца влечёт. Чимин смущённо смотрит на застывшего Чонгука, который не знает, что ему делать. Спросить омегу о его творениях? Потрогать что-нибудь, что привлечёт его внимание? Что?        — Покажете мне что-нибудь? — вдруг спрашивает он, теряя обыденное саркастичное настроение.        Чимин пустил его в сокровенное место, и нечто внутри не позволяет в данный момент шутить или подначивать принца. Тот же выглядит настолько взволнованным, насколько это вообще возможно, будто бы Чонгук не мастерскую его рассматривает, а обнажённую фигуру. Хотя, наверняка, по ощущениям это несильно различается.        — Вам правда интересно? — выпрямляется принц, прожигая альфу пленящими голубыми глазами.        — Я бы не просил вас, будь иначе, — ухмыляется Пепел, подходя к омеге ближе.        Взгляд Чимина мечется по стеллажам, словно он не может решить, что же показать альфе. Он, смущённо моргнув, обходит застывшего снова Чонгука, чтобы подойти к одной из полок и начать рыться там с шумным лязгом металла и скрипом пластика. Чимин вдруг выуживает из самого дальнего угла овальный коробок с замком, а после медленно двигается к Чонгуку.        — Видели браслеты, которые начали производить для связи на дальние расстояния? — на выдохе произносит Чимин. — Я… подал эту идею, но изначально посыл был немного иной. Мне всегда было грустно смотреть на фотографии папы, так хотелось увидеть его улыбку или как он говорит, даже если без звука, просто изображение, которое… оживает.        — Экраны? — вздёргивает бровь Чонгук.        — Это не то, — вертит омега головой. глядя на альфу и протягивая ему коробку. — Видеозаписи могут потеряться, деформироваться, а это… как фотоаппаратура. Но только она запечатляет не статичное изображение. Откройте. Это — маленькое хранилище памяти.        Чонгук протягивает руку, но не понимает, как ему раскрыть странную штуковину, а Чимин подходит ближе, почти касается его плеча своим, чтобы нажать круглую кнопку сбоку. Овальная крышка с щелчком поднимается, немного пугая от неожиданности Чона, а после виднеется внутренняя составляющая: какая-то штуковина с шестерёнками, что-то вроде счётчика или кодового замка.        — Здесь нужно ввести дату, — возле уха проговаривает кронпринц, а от его тихого голоса, раздавшегося так близко, по шейным позвонкам пробегает колкая взволнованная дрожь. — Я пока… я не внёс сюда многое, так что выбор только из трёх дат.        Чонгук кивает, пока Чимин взволнованно переступает с ноги на ногу и наблюдает, как альфа вводит дату: третье октября хх года. Он едва не роняет коробку, когда с громким щелчком из сердцевины выпрыгивает полупрозрачная голограмма, показывающая юного прислужника-омегу, который, обняв метёлку в оранжерее, медленно пританцовывает, подметая опавшую листву. Изображение вздрагивает и начинает повторяться, а Чонгук вбивает другую дату.        На этой картинке с синеватым оттенком, сам принц. Его красивое лицо восторжено происходящим, губы шевелятся, когда его кто-то — скорее всего, Тэхён, — снимает, но слов не расслышать — звук попросту отсутствует, а Чонгук ошарашенно переводит взгляд на Чимина. Конечно, существуют камеры и видеосъёмка, но изобретение поражает. Это нечто личное и дорогое, чтобы оставить момент, оживить его навсегда в своих руках, затаить и спрятать.        Чимин почёсывает щёку. Почему-то сейчас он не кажется принцем, просто смущённым молодым омегой, творения которого пристально рассматривают. Он поднимает взволнованный взгляд на Чонгука, а у того даже слов не находится. И этому принц научился сам.        — Это… — впервые при разговоре с Паком Чонгук не находит, что сказать. — Это волшебно, — сглатывает альфа, и видит, как лицо принца пересекает светлая улыбка.        Он почти сияет изнутри, как настоящая звёздочка, и снова приходит на ум сравнение, привязавшееся прежде к омеге. Он действительно способен сиять.        — Я… сейчас. Покажу то, что только недавно доделал, — Чимин, скрывая свои пунцовые щёки от альфы, забегает за стол.        Он выглядит, как счастливый ребёнок, корявый рисунок которого хвалят родители, и почему-то у Чонгука сдавливает грудную клетку от этой мысли. Приходит осознание, насколько на самом деле Чимин одинок. Насколько ему нужно чьё-то общество, как омега нуждается в поддержке и одобрении. Потому что когда кронпринц растрёпанно появляется перед альфой снова, голубые глаза горят так, что невозможно от них оторваться. Вот оно — настоящее нутро омеги. Взволнованное, яркое, смущённое, растревоженное похвалой. Смелый, но отчасти робкий из-за одиночества. Умный, просто невероятно способный. Он такой… что у Чонгука невольно захватывает дух от взгляда на разрумянившегося Чимина, который что-то протягивает, чтобы показать. На руке Чимина перчатка из тонкой бежевой кожи, издалека не отличить от его собственной, а на вытянутых пальцах второй ладони сидит… механическая канарейка.        Она жёлтая — цвета золота — недвижима, но выглядит так, словно сейчас вспорхнёт с руки Чимина и примется щебетать под потолком.        — Я хотел разработать что-то, что может помочь в разведке, допустим, — прикусывает Пак губу, глядя сверкающими радужками на Чонгука, у которого ещё сильнее сдавливает грудь. — И… пока не знаю, как её можно правильно использовать. Но она умеет переносить на небольшие расстояния послания.        Чимин вдруг взмахивает рукой, и птичка активизируется. Видимо, перчатка — способ управления механизмом. Канарейка сперва издаёт скрип, а после звук, похожий на реальную птичью трель. И взлетает с тихим шорохом с пальцев Чимина. Зависает над их головами, и Чонгуку удаётся разглядеть маленькие моторчики и лопасти под крыльями, которые двигаются с невообразимой скоростью.        — Протяните руку, — шёпотом просит воодушевлённый Чимин, и Чонгук послушно вытягивает кисть.        Тогда омега двигает пальцами и канарейка мигом приземляется на костяшки Чона, вынуждая того моргнуть. Металл холодом прикасается к коже, заставляя вспомнить — канарейка ненастоящая. Она не живая, а созданная по подобию реальной пернатой принцем.        — У неё есть небольшой отсек, — оказывается омега слишком близко, так что в нос Чонгука бьёт медовым запахом. Таким сейчас сильным и почти тягучим. Непонятно, как такой маленький и хрупкий человек может заполнять абсолютно любое пространство собой. — Туда можно вложить послание.        Чонгук внимательно слушает рассказ кронпринца о своём изобретении, не отрывается лишь от его почти сверкающего лица, пока тот не ловит альфу на наблюдении.        — Почему вы так смотрите? — останавливает рассказ Чимин.        — Как? — хрипло выдавливает из себя вопрос Пепел, продолжая на него глазеть.        Складывается ощущение, будто сегодня голубые глаза обладают некой магией ещё сильнее, они властнее Чонгука сейчас, и альфа попросту не может противостоять их чарам, как бы ни сопротивлялся.        — Как будто хотите съесть. Или будто я восьмое чудо света, — выдыхает Пак, вынуждая Чонгука моргнуть.        — Не утверждаю обратного, — усмехается альфа.        Ему нравится наблюдать за тем, как Чимин борется со своим смущением. Его веселит румянец на щеках и блеск в зрачках омеги. Голубые глаза сощуриваются, а губы поджимаются.        — Не утверждаете обратного?        Чонгук задумчиво жмёт плечом и опирается ладонью в поверхность захламлённого стола, едва заметно соприкасаясь с пальцами Чимина, который собственную ладонь оставил поблизости.        — Знаете, я не могу никак вас понять, — на грани тихого шёпота произносит он, но взгляда не отводит. — То вы ненавидите меня, то в ту же секунду говорите про шаг от ненависти до любви. То вы не хотите меня знать, противоречите своим словам в ту же секунду, встречая меня на каждом шагу. То… отталкиваете злыми, обидными словами, то словно желаете, чтобы при этом я приблизился к вам.        Чимин замолкает, продолжая буравить глазами альфу, но при этом не убирает ладонь, пока они едва ощутимо соприкасаются кончиками пальцев.        — Вот такой я непостоянный, — усмехается Чонгук. — Местный сумасшедший.        — Не сумасшедший вы, — выдыхает растерянно Чимин. — Просто я не понимаю, что вы от меня конкретно хотите. Вы ненавидите меня так же сильно, как в самом начале Отбора?        Чонгук замолкает. Не время, не место, не те обстоятельства, чтобы он нечто такое произносил. Даже несмотря на то, что они наедине друг с другом, Пепел продолжает держать лицо и нагло улыбаться, почти оказываясь при этом в колдовском гипнозе голубых глаз омеги. Он и сам отчасти не понимает, что Чимину должен ответить, а потому вдруг двигает ладонь к его пальцам, чтобы соприкоснуться чуть более откровенно, чем секунду назад. Принц вздрагивает почти незаметно, выражение лица его не изменяется, но альфа видит сверкнувшие яркие отсветы просыпающейся бури эмоций. Его чувства можно прочесть по лицу, но Пеплу гораздо интереснее играть.        Чимин вдруг тоже двигает пальцы ему навстречу. И пусть это запрещено, всё же продивигается ещё дальше, пока руки не отрываются от поверхности стола, а пальцы не оказываются переплетены. Омега шумно выдыхает через нос так, что его ноздри трепещут, а Чонгук не отводит глаза, хотя прекрасно ощущает хватку небольших омежьих пальцев. Они не прикасались прежде. И не то чтобы Чон был обделён когда-либо прикосновениями, сейчас ощущает неясную, едва различимую дрожь в грудной клетке. И сжимает руку Чимина в ответ.        Тот весь каменеет, бросает взгляд на их переплетённые пальцы и хватку, с которой широкая смуглая ладонь сжимает небольшую руку омеги. Ему… явно нравится то, что ощущает и чувствует, это можно заметить по мимолётно закушенной нижней губе. Чонгук проводит большим пальцем по нежной коже тыльной стороны, и от такого, казалось бы, незамысловатого прикосновения, кожу под рубашкой в районе лопаток пронзает стайкой прохладных, приятных мурашек.        — Вы такой злостный нарушитель, мой принц, — шепчет Чонгук, вынуждая омегу снова на него взглянуть. — А как же ваш фаворит? Вы тоже к нему прикасаетесь, даже несмотря на то, что делать это запрещено?        — Нет у меня никакого фаворита, — так же тихо отвечает Чимин, воинственно глядя в глаза альфе, а сам до хруста почти стискивает его руку. — И ни к кому я не прикасаюсь.        — Но вы держите меня за руку. Этей тоже держали? — срывается с губ непрошенный вопрос, вынуждающий омегу взмахнуть поражённо длинными ресницами.        — А вас это так волнует? Не вижу в вас праведника, благоволящего придерживанием правил и писаний.        Чонгук стискивает кисть принца и вдруг делает шаг вперёд, вынуждая того отшатнуться. Руки при этом не расцепляет, всё толкает и толкает к двери — единственному куску комнаты, не заставленному стеллажами. Чимин явно не ожидает момента, когда альфа вдавит его одним своим видом в деревянную поверхность преграды, всё ещё сжимая ладонь.        — Зачем вы спрашиваете? — тихо вздёргивает подбородок повыше Чимин, хотя сам втискивается в дверь, словно пытается и дальше отходить от Чонгука.        — О чём?        — О Этей, — выдыхает омега, а после медленно наблюдает за тем, как Чонгук поднимает их сцепленные ладони на уровень лица. От одного вида их переплетённых пальцев, Чимин чаще начинает вздыхать.        — Как думаете?        — Он вас раздражает.        — Несомненно. Один из самых высокомерных павлинов, которых я видел за всю свою жизнь.        — Я нравлюсь ему, — выпаливает Чимин, когда Чонгук прижимает его костяшки к двери, а сам становится ещё ближе. И остаётся несколько сантиметров до того, как они соприкоснуться грудью и животами.        — Тоже не поспоришь. А он симпатизирует вам, — растягивает губы хитро Чонгук.        Он словно неосознанно старается вывести принца на чистую воду. Ненавязчиво, пробираясь окольными путями и неторопливо отыскивая новые и новые тропки.        — Но, тем не менее, в моей мастерской стоите вы, а не Этей, — шепчет почти неразличимо принц.        Его приоткрытые губы привлекают внимание Чонгука, их неприличная, почти порочная пышность наводит на мысли, которым сейчас совершенно нет места в голове. Наёмник должен продумывать план и то, как им поможет Тэхён, должен молиться Саванн, чтобы всё получилось без лишней крови и потерь. Однако вопреки здравому смыслу, стоит небольшим пальцам кронпринца дёрнуться в его хватке, как разум затапливает совершенно иным.        Мыслями о том, какая у них хорошая разница в росте: Чонгук так и может наблюдать за большими светлыми глазами омеги, за его взволнованным лицом, всё ещё оказываясь гораздо выше. О том, что тот дышит всё чаще, а взор подёрнут неясной (хотя, она как раз таки ясна Чонгуку, просто признавать не хочется ни желания, ни влечения) пеленой. О том, как Чимин вдруг облизывает вмиг пересохшие губы, привлекая ещё больше внимания.        Они, наверное, просто невероятно мягкие. Как облака или что-то сладкое и воздушное, что почти никогда не ест Пепел. И стискивать их зубами, оттягивая на себя — одно удовольствие. Чонгук сглатывает, а принц тем временем выдыхает ещё более шумно. Веки его слегка опускаются, и взгляд становится томным, немного влекущим, словно нечто внутреннее и глубинное берёт верх.        Ещё рывок — короткий и даже не совсем резкий, — и Чонгук оказывается в такой опасной близости от Чимина, что мёд затапливает его нутро целиком. Не даёт вдохнуть, и альфа неосознанно выпускает феромон, даже не успев его спрятать. Потому что хочется перемешать терпкость запахов и их составляющие. И ещё дыхание принца вдруг снова прикасается к его коже на лице. Это… пьянит. Чонгук испытывал страсть. Это нечто похожее, но отчего-то гораздо более сильное, такое, что сердце колотится просто невероятно. Их губам остаётся жалкий миллиметр, чтобы прикоснуться, Чимин весь вытягивается в струнку. Он будто бы ждёт. Неистово, зажмурившись, ожидает, пока его… поцелуют. И выглядит одновременно соблазнительным и невинным со своими алыми щеками, светлой кожей и подрагивающими от ожидания ресницами.        — Я благодарен вам за то, что вы открыли мне часть себя, маленькая звёздочка, — почти неслышно проговаривает Чонгук, отклоняясь от необходимого и правильного маршрута окончательно. — Вы и правда восьмое чудо света. Ну а мне положено спать, чтобы завтра быть бодрым. Ведь для обладания восьмым чудом света, нужны силы.        Чимин резко распахивает глаза, уставляется на альфу, который не целует, но едва заметно проводит губами по чужим, вызывая такой разряд тока в обоих, что дыхание Чимина совсем сбивается. Альфа дёргает его за руку и дотрагивается до бока омеги в прощальном и запретном жесте, отодвигая от створки, прежде чем их пальцы расцепляются, а он исчезает за дверью мастерской, издевательски улыбнувшись на прощание кронпринцу — взлохмаченному и растрёпанному настолько, что и правда может показаться, будто здесь, в мастерской, они делали нечто поистине неприличное.