Баккара

      Чонгук выглядит странно. Он словно глубоко погружен в свои мысли, потому даже не заметно привычной усмешки и шального взгляда, а Чимина это настораживает, причём сильно. Словно что-то случилось. Тревога просыпается в душе, стоит омеге взглянуть на немного бледное лицо, почти незаметно, что Чонгук выглядит так, но Паку удаётся приметить: его бронзовая кожа едва подёрнута серостью волнения. Он беспокоится из-за испытания? Что не так? Принц не может сосредоточиться, чтобы объявить кандидатам о начале соревнования. Это он выбрал по настоянию Рафаэля, потому что отчим заявил: будущий муж короля должен быть силён, ловок, сноровист, уметь постоять за себя и за него — тем более. Потому, как только последний кандидат — потерянный в пространстве Чонгук — оказывается на трибунах, Пак спускается по ступенькам с королевской ложи.        Да, он мог бы послать Тэхёна объявлять об испытаниях, но отчего-то омеге кажется, что это — его ответственность. И личное объявление испытаний — некая доля уважения к оставшимся кандидатам. Девять человек, три испытания перед финалом, который определит всё. Чимин взволнованно подбирается, когда встаёт на возвышение перед трибунами и набирает в лёгкие побольше воздуха.        — Вы все прошли путь длиною в три месяца, чтобы оказаться здесь. Это — последние четыре испытания, прежде чем Отбор завершится. И я рад, что самые стойкие, самые благородные мужчины сейчас стоят передо мной, — проговаривает принц. Он силится поймать взгляд Адаймэ, но тот будто смотрит сквозь него.        Это задевает, кусает за внутренности тонкой обидой, потому что, даже игнорируя и избегая альфу, Чимин продолжал ощущать на себе его взгляд. Неужели Чонгук сдался? Неужели у принца вышло его оттолкнуть? От этого отнюдь не становится легче. Будто бы с тем, что альфа не прекращает смотреть на него при каждом удобном случае, внутри Пака теплилась надежда. Глупая, опрометчивая и дрожащая надежда на что-то, что кронпринцу на деле недоступно.        Он прочищает горло, ожидая, пока слуги с грохотом вывезут тележку с необходимым для испытания. Чимин не хотел сильно их заставлять перетруждаться, но согласен с позицией регента — ему нужен сильный мужчина. Он бросает взгляд на оружие, уложенное в тележке, а потом слышит ропот участвующих альф. Они тоже всё понимают.        — Я думаю, вы всё поняли. Это испытание — бой на мечах. Но и в нём существует ряд правил, нарушение которых варьируется от изгнания до смертной казни, — Чимин не говорил Рафаэлю о том, что задумал, потому лицо того, сидящего на верхней ложе, удивлённо вытягивается. Кандидаты подбираются и замолкают. — Для начала — бой до первой крови, бой честный.        Чонгук переводит всё же взгляд на омегу, но не задерживает надолго, словно что-то Чимин может вызнать, ежели они долго будут удерживать зрительный контакт.        — Как только прольётся первая капля крови или соперник сдастся, бой окончен, — громко проговаривает Чимин, вкладывая всю имеющуюся силу, власть, весь свой характер в эти слова — они нерушимы. — Убийства запрещены. Тот, кто лишит жизни кандидата в надежде выиграть — пойдёт на плаху, — Чимину не нужен убийца. Даже в случае опасности омега понимает, что участники могут воспользоваться ситуацией и попросту перебьют друг друга, что может сильно ударить по благородным домам и разразить конфликт. — Последнее правило: тот, кто покажет лучший результат, получит приз вне очереди Отбора.        Рафаэль напрягается и вытягивается, глядя на Чимина.        — Ужин со мной.        Отчим столбенеет, Чимин замечает мелькнувшую в его взгляде злость, которую альфа сразу же давит в себе. Пак смотрит пристально, но отводит глаза, оглядывая всполошившихся кандидатов. Этей весь светится, подбирается и словно настраивается, и лишь Чонгук передёргивает плечами, а на Чимина по-прежнему не смотрит.        Оружие звенит, когда его подвозят ближе к принцу: мечи. Тонкие и тяжёлые двуручные, световые, бьющие разрядами тока, состоящие из ярких лазеров — на любой вкус и цвет. Способ известен и обнесён правилами. На выбор же у них лишь подвид, модификация оружия.        — Первыми выходят маркиз Миро и герцог Салан, — объявляет Пак и покидает возвышение, которое сразу же исчезает, скрывшись внизу для удобства кандидатов.        А Чимин в сопровождении Тэхёна, покидает арену, чтобы вернуться в королевскую ложу. Брат странно на него глядит, напряжённо как-то. То ли Чимин чего не понимает. Что за день сегодня такой, раз все ведут себя так необычно. Хелл ничего не говорит, бросает опасливый взгляд на Рафаэля, а тот на Чимина не смотрит, и омега знает — это явственный признак злости регента. И пусть так. Чимин — кронпринц. Он должен подогревать интерес и желание кандидатов бороться за руку омеги. И Рафаэль сам ему дал волю в выборе испытаний и их подробностей.        Этей выходит на площадку и быстро закатывает рукава, пока Чимин наблюдает за тем, как герцог спускается следом. Оба мужчины напряжены до предела, буравят друг друга глазами. Сегодня должны вылететь четверо как минимум, Чимин знает. Потому, подперев подбородок костяшками пальцев, внимательно наблюдает. Оба альфы в прекрасной физической форме, они подготовлены, их движения отточены. Салан двигается как пантера, постоянно переходя в атаку, которую каждый раз успешно отбивает Этей. Они оба выбрали световые клинки — те режут, обжигают, сильно травмируют, — и пока кандидаты словно разогреваются, танцуют вокруг друг друга, легко отбивая встречные удары. Но это до поры до времени. Этей становится агрессивнее, его светлые волосы падают на лоб и прилипают к вспотевшей коже, герцог не намерен ему уступать, он сражается почти во всю силу, но и этого не хватает. Этей крупнее, быстрее, несмотря на комплекцию, с каждой минувшей минутой становится понятно: удары альфы настолько сильные, что герцог едва умудряется их отбивать, быстро уставая. Салан переходит в оборону. Напор Этей не позволяет ему нападать, так что альфа отходит всё дальше и дальше, оттесняемый маркизом. Чимин весь напряжён, ему страшно, что кто-то из кандидатов может быть ранен, но принц держит себя в руках, не позволяя эмоциям показаться на лице. А ещё ощущает гневную ауру Рафаэля, который старательно омегу игнорирует.        Этей одним движением, взмахнув рукой, оставляет на щеке герцога царапину, и алая капелька крови стекает к подбородку. Бой окончен, Этей взял верх над соперником. Альфа, лучисто улыбаясь, оборачивается к Чимину с горделивым видом. Он направляет все эмоции в сторону принца, но тот… не ощущает ничего. Этей хорош собой, невообразимо силён и образован, но для Чимина это, кажется, не имеет никакого значения. Однако омега заставляет себя улыбнуться и поаплодировать победителю, пока маркиз сердечно кланяется в сторону королевской ложи.        Следующие две пары пролетают, как в тумане, потому что Пак может думать лишь о том, как пройдёт испытание Чонгука. Ему не досталось партнёра, а значит, сражаться он будет методом жеребьёвки — будут выбирать из уже победивших кандидатов. Чимин чувствует, как замирает его сердце, омега почему-то взволнован, быть может, из-за блуждающего в пространстве взгляда альфы. Принц задерживает дыхание, когда Адаймэ выходит на арену. Он бросает на Чимина взгляд — тёмный, почти не читаемый, и вдруг склоняется в своём привычном поклоне. А после… приложив пальцы к губам, нахально посылает принцу воздушный поцелуй. Толпа наблюдающих ропочет, обсуждает выходку кандидата, а Чимин ничего, чёрт возьми, не может сделать с румянцем, заливающим его щёки. Индюк эдакий… Нахальный, совершенно игнорирующий этикет и правила, он послал Чимину воздушный поцелуй, который горящим угольком попал прямо в центр грудной клетки. Обжег своим жаром, вынуждая щёки пунцоветь, а глаза шире раскрыться. Сердце ускоряет свой бег, но Чимин, сдержавшись, просто взмахивает рукой, позволяя приступить к жеребьёвке.        Он давит в себе смущённую улыбку, ощущая, как в животе неясно порхает что-то нежное, воздушное, но тем не менее яркое и горячее — словно искры от костра, которые тот выбрасывает целыми обжигающими снопами в небо. Рафаэль выглядит ещё мрачнее, ещё напряжённее. А Страж, которому доверили проводить жребий, подходит к кандидатам. Выбывших сразу же отсеяли, они теперь понуро сидят на трибунах и наблюдают за тем, как трое мужчин выбирают, кто из них будет бороться с Чонгуком.        Этей, граф Ривьерра, лорд Урсу. Каждому Страж протягивает соломинки, и альфы, вытянув их, сразу же прячут в ладонях. И по команде Стража раскрывают пальцы. Лорд Урсу — длинная, сердце Чимина вздрагивает, когда альфа усмехается. Граф Ривьерра — длинная. Этей. Маркиз ястребом — хищным, перевозбуждённым после своего боя — глядит на Чонгука, а тот, принимая положение, обходит соперника кругом. Они по очереди выхватывают оружие из тележки, прежде чем слуги увозят ту прочь.        Чимин весь подбирается, выпрямляет спину, снова привлекая внимание Рафаэля, который обжигает его тёмными глазами и устремляет взор к арене. Чимин взвинчен. Он переживает, ведь Чонгук… может выбыть. И пусть Пак знает — им не суждено быть вместе, потому что Адаймэ — не тот альфа, сердце всё равно от мысли, что он может покинуть дворец, болезненно ноет.        Омега внимательно глядит на кандидатов. Раздаётся свист, означающий начало боя.        Чонгук чувствует себя смешанно, даже в неком роде потеряно, но сейчас старается сосредоточиться на сражении. Этей — наглая белобрысая рожа — обходит его кругом, покручивая светящийся клинок, от которого буквально сыплются искры. Чон же выбрал себе попроще — обычный стальной меч, которым гораздо легче управлять, нежели проклятым изобретением. Он знает, что электрический разряд может прерваться, может подвести бойца, тогда как сталь — никогда. Потому, растягивая хищно губы, Пепел повторяет дивжения маркиза — обходит его на приличном расстоянии, пока готовится.        Тело взвинчено; без долгих нагрузок оно уже ноет и гудит, потому альфа, разминая плечи, поигрывает клинком. Тот отсвечивает в лучах осеннего солнца и привлекает внимание, бросив в лицо противнику солнечного зайчика.        — Готов поваляться на земле? — громко спрашивает Пепел без всякого почтения. Этот мерзавец так и светится негодованием, он хочет разорвать Чонгука и оказаться первым в этот раз, чего бы альфе это ни стоило. И всё из-за приза, который обещал принц.        — Милорд, — тянет гласные Этей, напрягая руку, в которой удерживает клинок. — Как думаете, сколько пыли наберётся в ваш грязный рот, когда я уложу вас?        — Достаточно, чтобы плюнуть вам в рожу, милорд, — растягивает красивые губы Чонгук, предвкушая бой.        Он любит это. Адреналин, жёсткость, кровь и раны. Пеплу нравится видеть поражение противника, внутри него просыпается притупленное за три месяца во дворце нутро. Чонгук — убийца. Он отбирает людские жизни, и как жаль, что у напыщенного павлина её забрать не выйдет. Альфа бы с удовольствием взглянул на то, как свет покидает его наглые глаза. До чего же Этей желает оказаться на ужине с Чимином? Он прежде так открыто не выказывал неприязнь к Чонгуку, а теперь… Чувства сшибают ему голову.        Пепел безмолвно бесится, напитывается агрессией, которая обычно помогает ему в таких делах. Напудренный говнюк этот Этей. Так рдеет, так старается ради принца, так хочет оказаться с ним наедине. И что там будет делать? Глазеть на Чимина? Пускать слюни? Обласкивать высокопарными словами? Чонгук раздражённо фыркает, сощуриваясь. А может… хрен ему?        Он первым опрометью бросается в атаку, а Этей удерживает напор альфы. Чонгук знает, что его стиль борьбы — скорее уличный и бандитский, чем присущий высокородным мужчинам, но сейчас это мало волнует. Почему-то от мысли, что засранец Этей будет тет-а-тет сидеть с принцем и ужинать, разговаривать с омегой, внутри всё вспыхивает. Он должен облапошить наглого маркиза, должен спустить его с неба на твёрдую землю.        Снова атака, новый выпад Чонгука, который Этей отбивает со звоном столкнувшегося оружия. У обоих сбивается дыхание, но альфы продолжают бороться, напирая друг на друга и не позволяя сопернику взять верх. Чонгук отскакивает, чтобы перевести дух и перекидывает клинок из руки в руку. Замечает, с каким волнением на них смотрит омега, и сердце — проклятый предательский орган — вдруг стучит громче, глубже от вида голубых глаз, следящих за каждым шагом бьющихся кандидатов.        Этей нападает, улучив секунду отвлечённости, давит сверкающим и сыплющим искрами мечом на сталь в руке альфы. Чонгук скалит от усилия зубы — засранец сильный, как медведь, но он всё равно не ровня гибкому и юркому наёмнику. Пепел ускользает от давления, проскочив под рукой маркиза, и едва не задевает его кончиком клинка, однако альфа умудряется извернуться в последний момент.        Чонгук рычит от досады, нападает первым, но и этот удар отбивают.        — Что ты? — спрашивает Этей, когда они оказываются в непосредственной близости друг от друга, столкнув мечи, свои слова маркиз почти шипит. — Думаешь, что у тебя есть шанс? Думаешь, тебе позволят стать королём-консортом?        Чонгук отскакивает, уходя от вывернутого удара Этей, ярость поднимается внутри. Да что этот павлин напыщенный о нём знает вообще? Что он себе возомнил? Чонгук, конечно, в курсе, что не ровня им, но он изначально и не за Чимином сюда приходил. А теперь для чего Пепел здесь остаётся?.. Альфа отгоняет от себя ненужные вопросы и отбивает очередной удар.        — Серьёзно считаешь, что достоин его? — выдыхает Этей. Он давит не только физически, но и психологически на соперника, пробуждая всё больше гнева внутри. Чонгук не понимает, в какой момент его внутренности воспламеняются. — Неотёсанный, наглый орангутан. Ты думаешь, его интерес долго будет держать фокус на тебе? Думаешь, ему будет вечно нравиться твоё поганое отношение?        Чонгук пинает маркиза в голень, вынуждая зашипеть и отскочить. Альфами обуревает ненависть друг к другу, горячая, ревностная, оба начинают бороться едва ли не насмерть. Чонгук нападает, быстрыми и хлёсткими ударами клинка отгоняет Этей назад. По его виску катится капля пота, а взгляд — тёмный, яростный, практически чёрный от эмоций. Он придавливает Этей, давит клинком, почти вынуждая сдаться.        — А ты? Серьёзно считаешь себя лучше? Сраный ты белобрысый павлин, — выдыхает яростно Пепел, не в силах больше сдержаться. — Ты реально думаешь, что он когда-нибудь посмотрит на тебя так?        Этей отвлекается, бросает беглый взгляд на Чимина, сидящего в королевской ложе.        — Даже если ты победишь в Отборе и одолеешь меня, ты никогда не станешь тем, кто заставляет эту звезду сиять, — на грани шёпота выдыхает от клокочущей ярости Чонгук, почти не понимая, что несёт. — Он никогда тебя не…        Этей ревёт, как самый настоящий зверь. Он впадает в безумство от ревности и отбивается от Чонгука так, словно и правда собирается его убить. От неожиданности Пепел спешно фехтует, сдерживает удары и шумно, почти с рычанием, выдыхает. Пока Этей не выворачивает его собственное оружие, не выхватывает из руки, а после, замахнувшись, не полосует по груди Чонгука. Альфа ощущает, как кожу обжигает резкой, режущей болью, его ноги подгибаются, да только он успевает выбить клинок из руки соперника и проехаться по его плечу самым кончиком. Этей вскрикивает, они отстраняются друг от друга: Чонгук неосторожно падает на задницу, ощущая, как одежда пропитывается вязкой тёплой кровью и ткань прилипает к коже, а Этей зажимая рану рукой.        Чимин вскакивает неосознанно, сжимает длинный рукав рубашки, глядя на то, как бой останавливается.        — Сядь, — раздаётся грозный, до одури низкий голос регента, и Пак вздрагивает.        Он никогда не слышал таких интонаций от отчима, мужчина никогда так с принцем не говорил. От испуга омега потерянно садится обратно в кресло, пока Этей, менее пострадавший в поединке, поднимается на ноги. Почему… почему Чимин должен подчиняться? Почему ему нельзя? Паника от ранения Чонгука затмевает его взор, сердце, словно сошедшее с ума, колотится за рёбрами, а дыхания не хватает. Пак Чимин — кронпринц Рейвена. Он не куколка. Он будущий король. Почему он не имеет права на беспокойство? Почему, чёрт возьми, омега должен подчиниться даже сейчас?        Нечто яростное внутри принца начинает подниматься вверх, обжигая стенки пищевода, и Чимин, стиснув челюсть так, что на скулах начинают играть желваки, снова поднимается на ноги.        — Чимин, я сказал тебе сесть, — снова доносится голос регента, а Хелл перепуганно переводит взгляд с брата на отца. — Веди себя, как подабает.        Чимин, уже намеревающийся исчезнуть с королевской ложи, медленно оборачивается.        — Нет.        Хелл вздрагивает, его глаза округляются, когда он смотрит на старшего брата.        — Ты не должен давать никому надежд, — поднимается с места и Рафаэль, но Чимин не сдаётся. Пусть внутренности подрагивают от волнения и неподчинения, омега стоит на своём.        — Я будущий король. Мои лорды ранены. Что я за правитель, если не окажу им поддержку, регент? — Чимин впервые грубо называет отчима этим словом, хотя раньше никогда его не использовал в личных беседах. — Им нужен медик.        Чимин резко разворачивается, а Тэхён, пересекая пространство широкими шагами, кивает на тихую просьбу вызвать медика. Рафаэль грузным взглядом провожает лебедя на спине Чимина, у которого ноги трясутся от шока. Он ослушался. Впервые в жизни выразил открытое неповиновение. Потому что Чонгук на арене истекает кровью, а к нему никто не подходит, потому что сердцу больно от вида раненого альфы, оно плачет и трескается. Каким бы ни был подготовленным омега, сейчас над ним эмоции берут верх.        Шаги торопливые, поднимающие тонкий слой каменной пыли на площадке; омега пересекает пространство, стараясь не оборачиваться на перешёптывающуюся толпу, сидящую на трибунах. Он ощущает, как Тэхён верно спешит за ним следом, как тяжело и странно больно бьётся обеспокоенное сердце.        — Помоги ему подняться, — тихо, так, чтобы слышал только Страж, произносит кронпринц.        Тэ быстро исполняет приказ: подхватывает раненого Чонгука, который и без того уже в процессе того, чтобы встать, а после придерживает под локоть. Грудь пересечена порезом — довольно глубоким и сильно кровоточащим. Страж прижимает палец к наушнику в ухе и повторяет просьбу медику поторопиться, пока светлая рубашка альфы всё сильнее пропитывается алой кровью.        — Испытание окончено, — ровно проговаривает Чимин, не сводя глаз с лица Чонгука, который оглядывает его шокированно, словно не ожидал того, что омега приблизится. — Где медик? — раздражённо произносит он, глядя на спокойного Тэхёна.        — Мой принц, — приближается Этей.        — Я сейчас оглашу результаты, — не даёт ему влезть принц, — и все вы отправитесь в лазарет. Победитель — маркиз.        Лицо Чонгука бледнеет, словно он пугается на самом деле вероятности вылета, глядит впервые на Чимина так открыто, что у омеги сдавливает грудь. Почему он сегодня такой странный, почему так ведёт себя нетипично для собственного характера.        — Что же… — тянет лукаво Чонгук, но принц взмахивает рукой, вынуждая его замолкнуть.        — Я не закончил, лорд Адаймэ, — голос всё равно надламывается. Чимину на деле так страшно от вида его крови, что все внутренности дрожат. Но ещё страшнее от того, что сейчас все сочтут, будто Чонгук выбыл. — Вы ранили маркиза практически одновременно с тем, как он пустил вам кровь. Вы оба остаётесь в Отборе.        Чонгук застывает, а после кидает хитрый, наполненный торжеством взгляд на Этей. Чимин взгляд прослеживает, видит, как тёмные глаза маркиза подёргиваются ревностной болью. И отводит глаза.        — Хорошо насладиться победой, — усмехается альфа, буравит Этей взглядом, а тот совсем не выглядит радостным, словно в чём-то для себя утвердился, словно разочаровался.        И Чимину это не нравится. Он хочет открыть рот, чтобы съязвить, умерить пыл Чонгука, снова почувствовать этот всепоглощающий огонь, однако альфа вырывает руку из хватки Стража и склоняется в поклоне. Кровь капает на камень из раны, рубашка всё сильнее краснеет, а Чимин прижимает ладони к груди.        — Благодарю вас, Ваше Сияние, — Пак моргает — никто так не обращается к принцу, а после, когда Чонгук, довольно бледный из-за раны, но не показывающий и толики того, что ему больно, растягивает губы в своей извечной кошачьей улыбки. — Приятно вам отужинать с вашим фаворитом.        Чимин вздрагивает от того, как звучит эта фраза, поджимает губы и делает шаг назад. Сердце колотится, словно сходит с ума и вот-вот остановится. С чего Чонгук решил, что Этей — его фаворит? Почему?.. Больно становится, саднит в горле, омега хочет было запротестовать, но Чонгук, увидев медика, размашисто шагает ему на встречу, почти игнорируя рану на груди. И Чимину ничего не остаётся, кроме как смотреть ему вслед.

🥀🥀🥀

       — Ты в своём уме? — грохочет Рафаэль, глядя на Чимина так, словно он кого-то убил.        Омега молчит, стоя перед регентом и не отводя взгляда. В своём. Он знает, что поступил так, как не полагается поступать кронпринцу. Он знает, что показал зубы в присутствии сотен людей, но не мог иначе. Чонгук был ранен, и ему попросту снесло голову от этого факта, а теперь приходится выслушивать грозный, давящий тон альфы. Тэхён, вопреки обыкновению, стоит у входа, а не за пределами комнаты, потому что Чимин так приказал.        — Чимин, чем ты думаешь? Ты продолжаешь выделять этого ободранца среди высокопоставленных лордов? — ревёт Рафаэль, а Хелл стоит у окна, опустив глаза.        — Я не выделяю никого, — отрицает омега, хотя даже его нутро подтверждает — да, принц готов был слететь с ложи и нарушить все правила, но лишь ради одного кандидата. — Я только хотел удостовериться, что ничего ужасного не произошло с наследником благородного дома, и кандидаты не перешли допустимые границы. Вы ведь видели, как они яростно сражались.        Рафаэль отходит к столу и упирается в него руками. Он выдыхает гневно, но постепенно смеривает пыл, зажмурившись, а Хеллион лишь молчит, слушая, что происходит между его отцом и братом.        — Чимин, тебе нужно остановиться, до добра это точно не доведёт, — выдыхает регент, а принц, всё ещё взвинченный после испытания шумно выдыхает.        — Я не имею права ни с кем посторонним разговаривать. Я не могу сам выбрать мужа, для этого существует Отбор. А традиции, свод правил и нормы этикета на его протяжении тому доказательство. Я не могу с ними контактировать. Соблюдаю все предписания Саванн, чтобы стать достойным королё…        — Это ты сейчас соблюдаешь все предписания? — оборачивается с каменным спокойствием Рафаэль к Чимину, и тому приходится сглотнуть слюну, ибо аура у альфы убийственная. — Ты несправедлив. Ты выделяешь одного мужчину, когда вообще не должен вмешиваться в ход испытаний. Чимин, твои чувства прокладывают тебе неверную дорогу. Как, скажи мне, Саванн должна благословить на восхождение к престолу омегу, который поступает так?        Чимин теряет свою спесь. Он ведь… и правда… нарушал правила, предписанные их богиней, подстраивал результаты, выделял Чонгука… он испытывает к нему чувства, хотя по наставлениям должен быть бесстрастным.        — Очнись, сын, — завершает Рафаэль, глядя на пристыженного принца. — Прости меня за всплеск эмоций, я просто не смог сдержаться, видя, как ты загоняешь себя в яму. Адаймэ не должен был пройти дальше, но теперь этого уже не исправить. Отбор рассудит всех по справедливости. Думаю, тебе бы стоило обдумать своё поведение на вечерней молитве в часовне.        Чимин не находит, что ему ответить. Он теряется, кивает, утратив свой пыл и понимая, что перешёл все допустимые границы. А после уходит, как только Тэхён раскрывает перед ним дверь.

🥀🥀🥀

       Часовня встречает его тишиной и почти кромешной темнотой. Богиня Саванн — высшее существо, самое верховное для них. Она — Судья, она — Матерь, она — Честность, она же — Любовь. Саванн строга, настойчива, непримирима. Она награждает верующих, тех, кто соблюдает все предписания, дарованные ею, чтобы по окончанию жизни Вознестись в Райские сады, а порочных и грязных низвергает в бездну, где они обречены на муки. Саванн, тем не менее, справедлива и милосердна к тем, кто поистине раскаивается.        Шагая по тёмному предалтарному пространству, омега в длинной ночной рубашке — молитвенном наряде — приближается к большому неостановимому, неспящему фонтану — обители Саванн. Он вздыхает, прикрывает пламя свечи, чтобы не потухло, зная, что Страж ждёт его за пределами храма. Тэхёну сюда заходить нельзя, пока принц молится.        Омега продолжает свой путь. Он босыми ногами, ведь перед богиней они предстают без всяких благ и грехов, продолжает шагать. Останавливается у каменного серого края фонтана и присаживается на колени, глядя на воду. Тяжело признавать, что ты — согрешил. Тяжело понять, что именно плохого ты сделал.        — Матерь, разве любовь так плоха? — шепчет Чимин. Ему бы пристало молить о прощении Саванн, а не задавать глупые вопросы, но в этом храме так плохо получается сдержать собственные чувства. — Скажи же мне, дай знак. Я — отъявленный грешник? Я слишком многого хочу? Неужто я должен отказаться от всего?        Чимин прикусывает кончик языка. Неподобающие речи, недостойные короля. Король — априори равен жертве. Он жертвует всем во имя страны и людей, как праведник, должен быть отречён от мирского, чтобы приблизиться к богине и ратовать на её поддержку и мудрость. Чимин всегда так считал, но с появлением Чонгука в его жизни нечто изменилось так сильно… Омега запутался. Он глядит на тонкую струю, стекающую с самой верхушки. Она вьётся по узорчатым ступеням фонтана и ниспадает в большой бассейн.        Чимин ставит свечу на край бортика и вздыхает, прикладываясь к камню лбом. Ему нужно читать молитву, а Чимин только и может думать, что Адаймэ — его испытание, которое кронпринц проваливает всё сильнее. Может, Чонгук — его соблазнение и грех? В одном из заветов написано было, что Саванн изгнала дочь свою, когда та поддалась искушению и отошла прочь от заповедей, лишь бы предаться низменным чувствам. И с тех пор женщины больше в их мире не появляются. Саванн создала таких, как Чимин, — омег. Сильных созданий, похожих на её дочь-грешницу Лили, способных произвести на свет жизнь.        Чимин смотрит на большую статую Богини. Её лицо жёсткое, но в то же время ласковое, смотря с какой стороны и с какими чувствами на очертания смотреть. Чимин не понимает ничего: ни того, какие чувства испытывает здесь, в храме, и ощущает ли себя грешником, ни того, что ему делать дальше. А что, если… если ему всё равно уже гореть в низменности преисподней? Что если его грехи уже не отмыть и не исправить? Он ощущает, как даже сейчас его голову наполняют мысли об альфе. О том, чувствует ли он себя хорошо. О том, почему он так реагировал на него по окончанию испытания. О том, что вообще сегодня с ним происходило в самом начале турнира.        Чимин прикусывает губу и зажмуривается. Разве достоин он стать правителем?        — Укажи мне путь, — шепчет одними губами омега, глядя на каменные черты Саванн. — Потому что я не могу просить прощения за любовь у богини любви.        Храмы и часовни — единственное, что из века в век, несмотря на технологии, остаётся неизменным в их государстве. Саванн позволяет людям пользоваться благами, но лишь в её дом — в дом Белокрылой Вестницы — не разрешено входить, отличаясь от состояния и вида того, какими в этот мир они явились. Потому Чимин поджимает ноги, замёрзшие на каменном полу, и вздыхает. Свеча от его выдоха тухнет, и омега зажмуривается снова.        Молитва длится семнадцать минут. Он здесь — тринадцать. Ещё четыре минуты и Чимин сможет покинуть храм. Но молиться он сегодня не желает. Ощущая себя предателем, омега укладывает голову на сложенные на краю фонтана руки. Пусть ему придётся сгореть в огне низменности, он больше не может так. Любовь — единственное, о чём кронпринц мог позволить себе тайком мечтать. И когда она явилась, все зовут её грехом. Тогда… быть может, проще быть грешником?        Чимин покидает часовню, бросив пристыженный взгляд на крылатую фигуру богини. Она рассудит его, когда придёт нужный час, но пока молчит, Чимину и только ему строить свой дальнейший путь. Принц выходит в прохладный воздух сентября, видит, что Страж уже ждёт его с плащом и лёгкими туфлями на крыльце. Он помнит, почему Тэхёну нельзя заходить в храмы — он дал обещание не продолжать свой род, а это — грех. Они все — грешники. Чимин грустно улыбается, подходя к альфе.        — Молитва облегчила ваше состояние? — тихо спрашивает Тэхён, набрасывая плащ на плечи Чимина и оставляя перед ним обувь. Хрустальный дворец вблизи кажется громадой из стекла.        Пак каждый раз замирает, стоит ему увидеть великолепие замка — он выполнен в таких техниках строительства их века, что в действительности кажется, будто строение состоит из тончайшего стекла, однако это — лишь иллюзия и мастерство их изобретателей. Тысячи огоньков пронзают зрение, освещая территорию замка и почти щёлкая от напряжения электричества, затраченного на освещение.        — Нет, — мотает в ответ на вопрос Тэ омега. — Я не молился.        Альфа удивлённо моргает, но его красивое мужественное лицо не выдаёт слишком много эмоций.        — Тэхён, ты ведь всегда на моей стороне? — шёпотом спрашивает он. — Ты никогда не пойдёшь против, даже если я стану грешником?        Альфа внимательно смотрит на кронпринца. Они сталкиваются взглядами и молчат несколько минут в тишине возле часовни. Чимин ждёт ответа Стража, потому что для него это важно.        — Мой принц, я был подарен вам почти с самого рождения, я принадлежал только вам. Сердцем, телом, душою и волей, — тихо проговаривает Тэхён. Он не моргает и кажется титанически спокойным. — Я был с вами почти с первых дней жизни. Я был воспитан в преданности и покорности вам.        Чимин сглатывает. Ему неловко даже спустя столько лет из-за того, что Тэхён — почти безволен рядом с ним. Но больше ни с кем омега не ощущает себя так спокойно.        — Единственный, кому во всём Хрустальном замке я служу — это вы, — склоняет альфа голову. — Никто, кроме вас не указ мне. Даже регент.        Кажется, Тэ быстро понимает его ход мыслей, уточняя в конце. Это может значить, что Стражу Чимин может доверять безоговорочно.        — Тогда проведи меня к нему, — шепчет Чимин, доверительно глядя на него. Он понимает, что лишь Тэхён, как и всю их жизнь, заслуживает доверия и искренности принца.        Тэ только моргает и едва заметно кивает.

🥀🥀🥀

       Уже давно солнце опустилось за горизонт, а Пепел всё так же недвижимо лежит на кровати. Его подлатали, так сказать, рану зашили, наложили повязки и велели отдыхать вплоть до следующего испытания, исключив все физические нагрузки. И теперь альфа может только пялиться в потолок и думать. И ведь обмозговать есть что. Во-первых, поступок и поведение омеги. Он не может никак нормально устаканить нутро после того, что увидел до испытания, а то, что вытворил Чимин, ещё сильнее волнует Пепла.        Он ведь не должен был спускаться к нему. Не имел права оставлять на Отборе. Чонгук уже не знает, что думать и что делать. Хотя, если быть точнее, что делать, он знает. Особенно после того, что случилось незадолго до испытания. Это выводит наёмника ко множеству мыслей, опуская в очередной раздрай. И из этого вытекает пресловутое «во-вторых».        Вечером, накануне испытания, он случайно наткнулся на младшего брата Чимина. Следя за принцем, который снова скрылся в своей таинственной комнатке, альфа заметил странное и скрытное поведение Его Высочества Хеллиона Отт. И что-то внутри, что обычно люди зовут интуицией и «чуйкой» подтолкнуло наёмника проследовать за ним. Он брёл по тёмным коридорам, увиливал от внимания Хелла, скрывался в нишах, а принц тем временем уходил всё на более нижние уровни дворца, что вызывало в Чонгуке массу подозрений.        И в конце скрылся в тёмной комнате, затворив за собой дверь. Чонгук не слышал сперва, о чём шла речь в том помещении, а после заметил выход на балкон. Прикинув, понял, что балкон этот должен быть очень близко к той самой комнатушке, где сокрылся Хеллион, и, понадеявшись на удачу и то, что его не заметит патруль Стражей, тихо прокрался туда. Как кстати оказались открытыми окна… Чонгук пробрался в темноте балкона нижнего уровня дворца, чтобы оказаться на самом краю. И всё равно расслышать слов не получалось, однако стали различимы голоса.        Альфа решил рискнуть. Он буквально нутром чуял — там происходит нечто подозрительное и говорят о каких-то важных вещах. Потому, зацепившись за балкон, повис на руках. Парапет под окном был для Чонгука надеждой, потому альфа прыгнул, ловко, словно обезьяна, повисая там. Высота тут небольшая, но падать не хотелось, чтобы не привлекать внимания, потому Пепел «переполз», передвигаясь почти на одних руках, к соседнему тёмному окну, чтобы встать на самый край водостока и замереть. Один шаг был преодолён, второй, и вот — наёмник уже стоял у необходимых створок, как нельзя кстати распахнутых. Он смеривал сердцебиение, которое говорило об усилиях, необходимых Пеплу, чтобы добраться к окну, прислушивался, пока тихие слова не достигли его разума:        — …если бы не Смотрители, которые предупредили экипаж, он мог увидеть ту дрянь, — выдыхает грубый, низкий голос регента. Ошибиться было невозможно. — Одного фрагмента того видео хватило бы, чтобы разрушить всё.        — Как долго ты ещё сможешь от него всё скрывать? — а это уже достопочтенный младший принц Рейвена.        — Я не думаю, что получится даже до конца Отбора. Твари становятся всё настойчивее, — выплевывал регент. — Они уже переходят все границы. Мне и так стоило довольно много усилий подделывать документы, которые я позволял ему смотреть. Этот глупый омега готов поверить в любую блажь, которую я ему вяжу на уши, — усмехался подлец. — Но до поры до времени. Он начинает что-то пронюхивать. Мне сдаётся, это кто-то из кандидатов способствует.        — Этот Адаймэ… — выдыхал Хелл, а после раздался стук, кажется, кулака о стол. — Чёрт бы его побрал. Он слишком много внимания к себе привлекает. Не удивлюсь, что науськивает Чимина к чему-то.        — Я тоже так думаю.        — Изначально мы хотели представить всё так, будто он погибнет в первых же родах. И тогда его муж мог бы стать новым регентом под твоим началом, но так не сработает, папа, — выдыхает гневно Хеллион, а Чонгука вдруг пронзает тысячью маленьких иголок. Эти твари… они изначально не собирались делать так, чтобы Чимин долго правил.        Судя из слов, их намерения были гораздо страшнее. Они бы использовали принца, как инкубатор для нового наследника престола, а после избавились бы от омеги, как от ненужной вещицы. В горле стоял гневный комок, Чонгука всего пробивало бешеным ознобом от этих слов. Неясный гнев стучал в черепе вместе с нарастающим пульсом. Чимин и его жизнь для этих двух выродков — просто игрушка.        — Значит, он должен исчезнуть ещё до того, как выберут кандидата, — давит Хелл, поражая Чонгука. Он так по-доброму относится к Чимину, на деле же оказывается волком в овечьей шкуре. Стало даже больно. У омеги нет абсолютно никого, кто бы любил его по-настоящему, кто бы был ему семьёй. За исключением, быть может, Стража, и то — не факт, что Тэхён не подкуплен и не подговорён регентом.        — Нет, так не пойдёт, — отметал Рафаэль, и судя по звуку топота, расхаживал по комнатке. — Отбор должен закончиться. Мы не можем просто избавиться от засранца во время испытаний. Начнутся расследования, Дома будут испуганы. Но можем подстроить всё так, будто один из кандидатов убьёт его во время финального испытания.        — Разве это тоже не поднимет смуту?        — Есть Дом, от которого нужно избавиться, уж слишком они спесивы, — усмехался регент. — Мы всё равно уже не сможем подавить ублюдков из гетто, но если мы подставим их и этот спесивый Дом, то только разожжём среди всех остальных аристократов ненависть к повстанцам. Они будут на нашей стороне. Представь лишь: погибший от рук предателя-бунтовщика юный принц, который даже не успел познать вкуса правления. Мы задавим их на корню.        Хеллион хмыкнул. Чонгук едва не взорвался от злости. Чимин для них — проклятая игрушка, и от этого почему-то так щемило сердце. Он… словно вещь. Ничего не значащая, но необходимая для какого-то этапа исполнения плана. Они обливают его сладостными речами, кутают омегу в мнимую заботу, растят, будто затворника, вынуждая исполнять все предписания богини, пока сами… Чонгук едва не задыхался от злости, но продолжал стоять и слушать двоих тварей, которые за спиной показывают свои настоящие подлые рожи.        — Этот влюблённый дурак пойдёт на что угодно, — хмыкал Хелл, а в комнате тихо звенела посуда.        — Закрой окна, холодает, — вдруг выдал регент, и Чонгук весь покрылся кошмарными мурашками.        Если его застанут здесь, то не получится помешать их планам. А альфа уже понимал — он должен. Створка окна, с водостока которого изначально перебрался наёмник, поддалась легко, и он почти бесшумно исчез в старом пыльном помещении. Лишь бы схорониться, пока ублюдок-принц его не застал. В груди ещё бухало испуганно сердце. Они хотят убить Чимина из-за того, что тот начинает срезать нитки со своих рук, он перестаёт быть удобной марионеткой. Чонгук закрыл глаза ненадолго, чтобы хоть немного успокоиться, но не выходило. Что-то болезненно сдавливало грудь. Отчего? Разве сам он не лицемер? Разве он сам не за этим сюда явился? Так чего сейчас думать о справедливости? Чего обвинять таких же скотов, как и он сам?        Чонгук замер и затих, прислушиваясь к тому, как захлопывалась створка в соседней комнате. Он сидел прямо на пыльном полу, — по всей видимости, эти помещения замка уже не используются. И думал. Долго думал. Он уже принял решение, что убивать омегу не будет. Он думал о том, чем тот может оказаться полезен Гвардии, просто не находилось вариантов. Чимин — кронпринц. И если регенту удастся от него избавиться, то он посадит своего выродка, этого скота Хеллиона, на престол. И тогда им всем конец. Гвардию раздавят, не дав раскрыть крыльев, их страна упадёт в окончательную разруху. Всему настанет конец.        Чонгук думал о том, кого из кандидатов они собираются подставить и как, но мыслей не было. Только одна билась в голове — он должен предотвратить смерть омеги. Ведь если тот выживет, если он… если он встанет на сторону Гвардии и увидит истинные лица тех, кого считал семьёй, он может попросту перевернуть всё, что они делают. Чимин — законный наследник трона. Люди пойдут за его кровью, за его пылом и характером, тот лишь нужно направить в другом, более верном русле.        Чонгук вздохнул с отчаянием. И как ему вывернуться из ситуации?        Он провёл в прострации всю ночь, так и не сомкнув глаз, он не мог прийти в себя, когда увидел Чимина в королевской ложе, прибыв на испытание. Он потерялся, стоило омеге снова показать свою истинную натуру. Его сопротивление регенту выбило из-под ног наёмника почву. Он понял — должен двигаться в намеченном направлении, в том, о котором опрометчиво подумал. Чимин — не просто наследник престола. Он может стать смертоносным оружием против регента, который хочет низвергнуть Рейвен в окончательный ад. А сердце всё болело почему-то, будто Чонгук себя обманывал.        Альфа не ожидает мгновения, когда в его дверь тихо-тихо постучат. Он было думает на Леандра, но тот никогда не входит через парадный вход — либо проникает, словно призрак, либо уже ждёт наёмника в комнате. Потому альфа настораживается и прячет за спиной керамический нож, прежде чем встать с постели. Медленно движется к двери, слышит, как стук так же тихо повторяется. Опасливо схватившись за ручку, Чонгук дёргает её на себя и застывает, сталкиваясь с лазурными радужками взглядом. Он и опомниться не успевает, как принц опрометчиво толкает его в забинтованную грудь и испуганно влетает в комнату, где быть не должен.        Омега, насторожившись и будто не обращая внимания на него, спешно закрывает дверь и ненадолго прижимается к ней лбом, пока Пепел задумчиво и немного шокировано почёсывает край плотного марлевого бинта. Только переведя дух, принц разворачивается, сталкиваясь глазами с альфой, переводит взгляд на его грудь, обмотанную бинтом, на подтянутый живот и обнажённые руки, одна из которых увита чернильными узорами татуировки. Чимин поджимает губы и втягивает воздух носом, ничего не произнося, Пепел стоит напротив и вздёргивает бровь, пряча кисти в карманах низко сидящих брюк.        — Вы бы хоть прикрылись, — шипит принц, округляя глаза, а сам… продолжает смотреть. Обводить торс альфы взглядом, рассматривать белые бинты и остро выступающие ключицы под широкими смуглыми плечами.        — Ну, вообще-то, вы ко мне ворвались в такой поздний час. И вам сюда нельзя, — усмехается Чонгук, продолжая вальяжно стоять перед омегой, пока тот силится не разглядывать его грудь и живот. Быстро прячет нож. Это даже немного интригует. — Зачем вы пришли?        — Мой дворец, куда хочу, туда хожу, — выпаливает потерявшийся Чимин, всё ещё держась за дверную ручку.        Чонгук усмехается, рассматривает принца, который выглядит каким-то взлохмаченным, взвинченным и донельзя напряжённым. Обычно он так умело держит маску на своём лице, однако сейчас что-то идёт не по плану. Альфа замечает, что Чимин что-то удерживает в свободной руке.        — И местом своего пристанища Его Высочество сегодня выбрал комнату полуголого альфы, примчавшись в одной… ночнушке, — прыскает Чонгук, замечая, что принц одет в тонкую материю рубашки, прикрытой лишь слегка полами плаща.        Чимин медленно переводит взгляд на своё одеяние и лицо его бледнеет.        — Никакая это не ночнушка, — проговаривает принц с таким серьёзным выражением, что Пепел едва сдерживает смех. Напряжение, витавшее у него в голове, вдруг куда-то испаряется от комичности ситуации.        — Как по мне, вполне ночнушка, — пожимает плечами. — Надеюсь, вы надели нижнее бельё, а то у меня подозрение, что она прозрачная на свету.        Чимин покрывается красными пятнами, вызывая у Чонгука волны веселья. Это… смешно, правда. То, как омега старается удержать лицо, хотя так наивно попадается на провокации наёмника. Он выпрямляется, чуть выпячивает грудь и вздёргивает подбородок, что смотрится ещё смешнее вкупе с алеющими щеками и чуть взлохмаченными волосами. Чонгук намеренно обводит фигуру взглядом, и принц поспешно запахивает полы плаща, веселя альфу.        — И часто вы разгуливаете в ночнушке по команатам кандидатов? — вздёргивает бровь альфа, глядя, как Чимин проходит к его прикроватной тумбе, чтобы что-то оставить на ней. Блюдце?..        Омега гневно оборачивается на него, но вдруг смеривает пыл и замирает, стискивая себя руками, чтобы «ночнушку» больше не являть Чонгуку.        — Прекратите свои шуточки. Я пришёл…        — Я даже не начинал, — посмеиваясь, поднимает примирительно руки он, пока принц серьёзно смотрит на него.        — Я лишь хотел справиться о вашем здоровье, — фыркает Чимин, прищуривая красивые голубые глаза.        — Ночью, — кивает альфа. — Тайно. В ночнушке. Без исподнего.        Он буквально ощущает это — сдерживаемый гнев принца, который на него смотрит так, словно прямо сейчас… отлупит. Чонгуку продолжает накатывать веселье. И остановиться он не может.        — Я не говорил, что я без исподнего, — цедит омега, ещё больше вынуждая альфу сдерживать себя. — Это вы сказали. А значит, это — откровенное враньё, так как проверить всё равно вам не суждено, есть на мне нижнее бельё или нет. И вообще, я пришёл сюда не его обсуждать.        Чонгук искренне старается не смеяться, выходит плохо, потому он, отвернувшись, делает вид, что прокашливается.        — Вы пытаетесь замаскировать смех кашлем? — опасно сощуривается Чимин.        — Вы крайне проницательны.        — Индюк.        Чонгуку не следует так веселиться. Напряжение от ситуации и нагнетание положения не располагают к тому, чтобы смеяться и шутить, но Чимин будто бы своим появлением мгновенно разгоняет тучи. И это Пепла очень тревожит, затмевая смешки.        — Ладно, хорошо. Позвольте индюку узнать, почему вы пришли.        Чимин мнётся с одной ноги на другую, искоса поглядывая на альфу.        — И даже не пошутите про ночнушку?        — Если вам очень хочется…        — Нет, — шипит омега, морща нос. Всё его тело твердит о смущении: сощуренные, почти превратившиеся в щёлки глаза, пылающий нос и щёки, напряжённая линия плеч. Он так смущается слова «ночнушка», что Чонгуку думается — неужто он и правда настолько невинен, как ему кажется теперь.        Альфа не может более отрицать того факта — Чимин не тот, каким его представляют себе люди. Ему просто не дают даже шанса открыться стране, запирая в хрустальной клетке и управляя, словно марионеткой. Потому Пепел вздыхает и ждёт, когда омега раскроет ему цель своего визита.        — Я действительно хотел узнать, как вы себя чувствуете. Ваша рана показалась мне серьёзной на арене, — немного успокоившись, проговаривает принц.        — Вы могли узнать это за завтраком, — оглядывает Чон чужое лицо и хитро прищуривается.        — Мог бы, — почти шёпотом выдыхает омега. — Но я уже здесь.        Чонгук проходит к своей кровати и присаживается на край, глядя на Чимина снизу. Так… непривычно, потому что омега гораздо ниже него. Бросает взгляд на блюдце, прикрытое кружевной салфеткой.        — Что это? — бесцеремонно кивает альфа на то, что принёс Чимин, игнорируя его вопрос.        — Вы мне не ответили, — прочищает горло Чимин.        Пепел скрещивает руки на груди, вновь привлекая внимание омеги к телу тихим шипением. Чимин вдруг кажется альфе взволнованным.        — Очень болит?        — Терпимо, но довольно неприятно, — усмехается Чонгук. — Так что вы принесли мне? Яду?        Чимин не успевает сдержаться и закатывает свои колдовские глаза, вынуждая наёмника внутренне посмеиваться, а наружу снова выпускать лишь лукавую ухмылочку.        — Если бы я хотел вас отравить, вы давно были бы закопаны в саду, — бросает принц и снимает салфетку с блюдца.        Лимонный тарт. Чонгук опешивает. Этот десерт подают по четвергам в Хрустальном дворце. И как бы ни ярился, как бы ни оставался гордым альфа, это — единственное, что нравится ему здесь. Лимонный тарт по четвергам. И омега запомнил ведь как-то, выяснил.        — Мне показалось, что вам нравится, — покашливает он, — это пирожное. Папа всегда говорил, что любимая еда — главный путь к выздоровлению.        — Не говорите мне, что вы украли его с кухни, чтобы принести мне, — тихо и низко произносит Чонгук, разглядывая с прищуром омегу. — Иначе я влюблюсь в вас и придётся красть лимонные тарты всю жизнь.        Он и сам не понимает, что только что ляпнул. Осознаёт только, когда голубые глаза вспыхивают чем-то доселе неизведанным и небывалым на лице омеги, а собственное сердце пропускает удар. Не должно ему флиртовать с принцем. Даже несмотря на то, что убийство его откладывается. Чонгук прочищает горло.        — Неужели шаг от вашей ненависти до вашей любви — блюдце сладостей? — изгибает бровь принц, прикусывая пухлую нижнюю губу. Теперь, кажется, очередь Чонгука внутренне гореть и возмущаться.        — Вот съем его и отвечу вам, влюбился ли я в вас до беспамятства, — парирует альфа, подаваясь чуть вперёд и теперь смущая омегу.        Чимин отворачивается. Он словно мечется между двумя сторонами, не может принять решение и из-за волнения его лицо слишком открыто и читаемо для наёмника. Он взвинчен, то ли расстроен, то ли заведён чем-то, что пока для Чонгука остаётся непонятным. Снова перешагивает с ноги на ногу, чтобы после бросить на альфу взгляд и опять терзать губу. Это привлекает слишком много внимания альфы, так что тот силой заставляет себя не смотреть.        — Вообще для меня странно, что вы пришли. Даже не учитывая правила… — усмехается он. — Сначала заверить меня в том, что хотите узнать получше, а потом игнорировать и избегать несколько недель.        Чимин выглядит виноватым и расстроенным. Сейчас, когда на нём нет королевских одежд, а за окном — темень сентябрьской ночи, он будто бы забыл маску в своих покоях и предстаёт перед Чонгуком с обнажённым нутром.        — Вас это так задело?        — Любого мужчину заденет, что тот, кто хочет узнать его поближе, пообещает, но не исполняет, — хмыкает Чонгук.        — Но я ведь здесь, — поднимает глаза на альфу принц.        — Чтобы узнать меня поближе?        Чонгук вдруг снова поднимается на ноги, а Чимин застывает взглядом на его рельефном животе, пересечённом бинтами. Он пятится, словно хочет избегать контакта, а альфа наступает на кронпринца, который в единое мгновение теряет спесь.        — Ваше Сияние, — хмыкает Чон, нависая над омегой. — И не страшно вам?        — Нет, — выпаливает, будто даже не задумавшись, тот.        Они замирают, глядя друг другу в глаза, на положенном правилами расстоянии. Хотя, о каких правилах и предписаниях идёт речь, когда омега стоит перед ним с круглыми голубыми глазами, направляющими открытый взгляд на того, кто должен был стать погибелью для него, прикрывает ночнушку плащом и медленно моргает.        — Я думаю, что вам запретили ко мне приближаться.        — Я принц, кто мне запретит, — тихо отвечает Чимин.        — Настоятельно рекомендовали? — хмыкает альфа.        Они снова ненадолго замолкают.        — Это молитвенная рубашка, — выдыхает омега, продолжая буравить глазами лицо Чонгука. — И да, вы — не самое лучшее общество для меня.        — Вы так считаете? — вздёргивает бровь альфа, но Чимин не отвечает, только поджимает губы. — А вы, оказывается, тот ещё нарушитель правил, мой принц! — тихо, но довольно ехидно выдаёт он. — Мало того, что не испоняете настоятельные рекомендации по отсутствию общения со мной, так ещё и после молитвы в храме пришли в комнату альфы.        Чимин моргает, внимательно оглядывая обнажённые плечи Чонгука.        — Это так… порочно, — с придыханием выдаёт он, снова играя смущением омеги, как картами в покер.        Щёки Чимина подёргиваются румянцем, но он не отводит взгляда.        — Вы правы, нам лучше бы встретиться в более подобающем виде и в более подходящее время, — прочищает горло принц, снова напяливая свою учтивую маску.        Хотя Чонгуку больше нравилось то, как смущался и шипел на него, будто дикая кошка, разъярённый омега, прикрываясь плащом.        — Назначите мне свидание? — растягивает губы в улыбке Чонгук. — А как же ваш ужин с прекрасным маркизом?        — Не вашего носа дело, — парирует Пак, выдерживая хитрую улыбочку. — Не свидание, а встречу. В королевской голубятне, пополудни послезавтра.        Чимин разворачивается и направляется к двери, чтобы покинуть комнату Чонгука, как вдруг тот придавливает дверь ладонью, не позволяя ей раскрыться. Чимин перед ним, стоя к альфе спиной, напрягается, а у Чонгука что-то вспыхивает внутри. Он снова ощущает терпкий запах мёда — тягучий, заманчивый, в меру сладкий. Незаметно втягивает носом, но сразу же себя одёргивает. Омега не шевелится, словно испугавшись напора подошедшего сзади альфы, а Чонгук лишь смотрит за реакцией — не прикасается, не двигается, наблюдает. А после склоняется к уху Чимина, чтобы прошептать, беспокоя тонкие тёмные волоски чёлки своим дыханием:        — Вам очень идёт ночнушка, — и резко открывает дверь, подтолкнув Чимина так, что тот оказывается за её пределами.        Замечает схоронившегося за углом Тэхёна, который ястребом за всем следит и обдаёт Чонгука нечитаемым взглядом.        — Вы конечно та ещё звёздочка ночная, но мне спать надо, чтобы восстанавливаться. Пополудни в башне, — едва различимо, чтобы не привлечь внимания, выдаёт Чонгук и закрывает дверь почти перед носом кронпринца с тихим шорохом.

🥀🥀🥀

       Веселье пропадает ровно через полчаса после ухода Чимина. Снова нависают тучи над головой, пока наёмник без сна сидит на подоконнике и наблюдает за звёздным небом. Леандр как и всегда бесшумен, однако Чонгук замечает его появление сегодня, тихонько коснувшегося шторы, за которой он сокрылся.        — Ты просил связи с Главой, — выдыхает омега, останавливаясь рядом с ним.        Чонгук переводит внимательный, сосредоточенный взгляд на шпиона. После подслушанного разговора, после эмоций, которые в нём сегодняшним своим визитом пробудил кронпринц, он точно знает, что сказать.        — У тебя будет лишь девятнадцать минут, — добавляет Леандр, буравит Пепла недовольным взглядом.        Свет резко гаснет во всём крыле, Чон видит, как он меркнет в окнах коридоров за пределами его створки, а после Вивьен протягивает ему маленький коробок — сатисс — средство связи, давно разработанное в их мире, но модернизированное в Гвардии так, что сигнал отследить не удастся, как только он пропадёт. Не оставит и следа, а обесточенное крыло благоволит к тому, чтобы быстро поговорить с Терракотой.        Сатисс загорается синим, и на его экране появляется крайне недовольное лицо главы: лисьи глаза опасно и зло прищурены, смазано видно шрам, пересекающий бровь и веко до самой щеки. Тонкие, но красивые губы напряжённо поджаты, пока Терра непроницаемо глядит на наёмника.        — Не понимаю, какого хера ты творишь, Пепел, — грубо выдаёт шипящий динамик, передавая естественную хрипотцу голоса омеги. — Но выкладывай и побыстрее.        — Мы не можем убить принца, — выдаёт правду с выдохом Чонгук. И ощущает, как нечто тяжёлое падает с души. Он признал это в открытую.        — Это ты не можешь убить его, — шипит Терракота, оскаливаясь так, что становятся видны небольшие зубы и розовые дёсна. — Это ты проваливаешь наш план.        — Мы не можем его убить не из-за меня, — в ответ агрессивно выдаёт Пепел, зло искривляя губы. Терра упрям и непримирим, но ему придётся выслушать Чонгука, потому что от его плана и действий во дворце зависит слишком многое. — Для начала выслушай меня. Я бы не стал просить тебя о связи и рисковать своей шкурой зазря.        Терракота выдыхает шумно через ноздри, но всё же, глядя исподлобья, готовится слушать.        — Он — марионетка. Ничего о нашем мире не знает, управляем регентом. Его собираются прикончить.        — Ну хоть кто-то, — фыркает омега на том конце связи, закатывая глаза.        — Не перебивай меня, — давит, понижая голос, альфа. — Регент хочет подстроить его убийство. На финале Отбора. Подставить кандидата и обвинить в сговоре с Гвардией. Он собирается нас истребить, не позволив начать восстание.        Терра задумывается, но смотрит на Пепла всё так же хмуро.        — Благородные Дома объединятся с людьми и нам крышка, — доходит до Терры довольно быстро, а взгляд становится ещё более напряжённым и мрачным. — Но при чём тут принц?        — Он не такой, каким мы его представляли. Регент дурит его, Чимин уверен, что в стране всё прекрасно, — выдыхает альфа, вызывая долю подозрения во взгляде Терра.        — И что?        — Как ты не поймёшь, — шипит наёмник, — он может стать оружием в наших руках. Он может помочь нам. Если люди узнают правду от него, а не от Гвардии, исход намечающейся революции повернётся с таким размахом, что нам и не снилось.        Терракота задумывается, прикладывает пальцы в перчатках к губам и буравит Пепла взглядом.        — Я не могу рисковать своими людьми.        — Он стоит сотню душ, — шепчет Чонгук. Нет, не из-за того, что его нутро от присутствия Чимина буянит и сходит с рельсов. Омега действительно важен.        — Нет. Мои люди бесценны, — выпаливает Терракота, нахмуривая брови.        — Это слишком важно, Терра, — продолжает давить альфа. — Ты должен понять, насколько. Пак Чимин может стать смертоносной ловушкой для этих ублюдков.        Терракота молчит, всё ещё раздумывает.        — Дай мне время на раздумья.        — Его нет, — слишком громко говорит наёмник, понимая, что у них остаётся уже меньше четырёх недель для того, чтобы найти выход из этой западни. — Ты можешь просто довериться мне? Больше полугода я с тобой. Иду к нашей цели. Тяжёлые месяцы подготовки, задание, с которого я могу не выбраться. И ты не можешь довериться мне сейчас, когда я нутром чую?        Омега медленно моргает и коротко чешет старый шрам. Он прочищает горло, сомневается.        — Хорошо. Я тебя понял. Но придумывать и реализовывать будешь под моим командованием, Пепел. Если мы… если мы рискнём слишком многим, тебе не жить, — низко проговаривает Терра.        Чонгук и сам знает. Если они опрометчиво и самодовольно ошибаются на счёт Чимина сейчас, Пепел и выбраться из дворца не сумеет.        — Леандр тебе поможет, — вздыхает Терра немного устало. На плечах этого омеги лежит слишком много ответственности. — Пожалуйста, Пепел. Я доверяю тебе сейчас. Не подведи меня.        Чонгук отключает устройство и отдаёт его Вивьену, который жжёт его глазами. Они втроём понимают, что Чонгук прав — Чимин может оказаться важной фигурой и ключом ко многому в их деле. Если им удастся спасти омегу от гибели и вывезти из дворца. Только как?..