Баккара

      Чимин смотрит на себя в зеркало слишком долго. Нет, он не прихорашивается, просто впадает в такую глубокую задумчивость, что даже взгляд застывает и расфокусируется. Тэхён слишком хорошо знает своего принца, чтобы не заметить этих изменений, потому Страж подаёт признаки своего присутствия, покашляв. Омега вздрагивает и приходит в себя, чуть ссутуливается, отводя взор от собственного отражения и переведя его на альфу. Тот явно что-то хочет сказать, но молчит.        — Вы выглядите взволнованно, — произносит Страж, сложив руки за спиной.        Сборы давно окончены и пора выдвигаться на завтрак, во время которого объявят результаты, и решат, какие альфы останутся в числе кандидатов Отбора, а кто сегодня после трапезы отправится домой.        — Нам уже нужно выдвигаться, мой принц, — склоняет голову Страж так, что скрипят доспехи, обтянутые ониксовой кожей.        — Да, — кивает Чимин потеряно, — да, идём.        Он слишком сильно погряз в своих мыслях от того, что было вчера. Не должно так поступать, не положено принцу. Но он уже всё совершил, обратного пути не будет.        — Мой принц, — вдруг обращается к нему Тэхён тихо, пока они ещё не покинули пределы комнаты. — Вы слишком взвинчены.        — Я просто волнуюсь, — в глотке Чимина пересыхает, он пытается сглотнуть, но выходит поистине отвратительно: слюна так и застревает, комом встаёт, не позволяя полноценно дышать.        — Не из-за того ли, что вчера вы заглянули в конверты? — изгибает бровь альфа, а сердце Чимина ухает вниз, куда-то в район пяток.        Он-то думал, что остался незамеченным… И, по всей видимости, страх и шок кронпринца отражается у него на лице, раз Тэ устало вздыхает и смеживает ненадолго веки.        — Мой принц, я знаю вас слишком хорошо, — приподнимает Страж уголок губ. — Буквально с пелёнок.        И это правда. Ким Тэхён — его поверенный, помазанный телохранитель. Альфа, которого отдали родители на воспитание во дворец, когда родился Пак, чтобы Тэ был рядом всегда. Они росли вместе, ели рядом за столом до определённого возраста, учились вместе, играли и гуляли, будучи детьми. А когда оба подросли, то их разделили. Чимину пришло время обучаться этикету и наукам, необходимым для управления государством, а Тэхёну — учиться ему служить. Альфа вышколен так, что буквально выглядит иногда оловянным солдатиком. Изредка Чимин даже замечает, как стекленеет его взгляд, делая лицо восковым.        И, понятное дело, Тэхён его сразу же поймал за руку. Он и правда знает принца как себя самого, потому не показалось трудностью распознать изменения в поведении и опрометчивый поступок.        — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — старается звучать обыденно и убедительно омега, но по взгляду Кима становится ясно — ложь тот чует тоже.        Чимину стыдно. Он опускает глаза и проходит мимо Стража, вздёрнув подбородок, чтобы придать себе уверенности. И покидает покои, дабы отправиться на совместный с кандидатами завтрак. Его, конечно же, волнует то, что произойдёт после еды, ведь придёт проверяющий, который сверил ответы альф, положенные в конверты. Лоб Чимина покрывается испариной от одного только представления этой картины: как альфы, не прошедшие этот этап, покинут Хрустальный дворец. Чимину будет жаль. Очень жаль. Настолько, что слёзы подкатывают к горлу, заливая его помимо горечи ещё и ужасающей порцией стыда. Вот только, вряд ли его волнуют все альфы, номинированные на вылет. Только один конкретный, чьё имя вызывает прилив эмоций. Но омега в себе эти чувства давит, прежде чем они с Тэхёном окажутся у дверей зала трапезной.        Всё, как и до этого: каждый альфа встаёт и склоняет голову, приветствуя кронпринца. Они выглядят напряжёнными, некоторые поникшими, а Чимин ищет только один взгляд: тёмный, испытывающий, почти бордовый. Наглую кошачью улыбку и тёмные локоны волос, ниспадающие на лоб и немного закрывающие глаза. Адаймэ смотрит на него мрачно. Он, кажется, осознаёт всё, и Чимин отворачивается, довольно заметно от него отводит взгляд, так что Этей, который пристально наблюдает за принцем, весь вытягивается. На мгновение омеге удаётся распознать ядовитую, почти победную ухмылку, а плечи Чимина только сильнее ссутуливаются от веса, который на них давит.        — Доброе утро, милорды, — ровно произносит Пак. Ему отчасти удаётся контролировать собственный голос. — Прошу, приступайте к еде. Нас ждёт важное дело после завтрака.        Каждый кандидат понимает, что последует за тем, как последний альфа отложит приборы. Оглашение результатов. Почему-то Чимину хочется ощутить на себе хоть один взгляд Чонгука. Хоть один прожигающий взор, его внимание, но поднять глаза омега опасается — будто всё рухнет, если Чимин выпустит на мгновение себя из ежовых рукавиц.        Ему нельзя было так делать, нельзя было даже подходить близко к конвертам. Омега отправляет первый кусочек капустного пирога в рот. Он пережёвывает тщательно, но сомневается, что вообще сумеет проглотить. Альфы также едят крайне медленно, словно желают оттянуть момент, который рано или поздно настанет. И Чимин не может их осудить. Но завтрак заканчивается, тарелки пустеют, и приходит время пригласить пожилого профессора, который должен альф рассудить.        — Пожалуйста, пригласите мастера Расаана, — проговаривает Чимин.        Он всё же поднимает взгляд и тут же сталкивается с глазами Чонгука. Те обдают его то ли холодом, то ли пламенем, Чимину трудно охарактеризовать мурашки, скользнувшие от вида его мрачного лица, по коже, ему вообще трудно дышать, когда их взгляды пересекаются. Почему? Что такого в бездонных глазах Чонгука, даже почву из-под ног омеги выбивает?        Мастер поспешно семенит из проёма дверей, чтобы приблизиться к кронпринцу. Он, подёргивая себя за кончик седой бороды, останавливается по правую руку от Чимина, а тот не в силах оторвать взгляда от глаз Чонгука. Он не понимает, что видит там, но тянет так, словно альфа привязал его к себе канатом и постепенно сокращает расстояние.        — Доброе утро, Ваше Высочество, — кланяется мастер. — Доброго утра и вам, милорды. Я проверил со всей тщательностью ваши вчерашние ответы.        Альфы почти все вытягиваются по струнке, ждут, и только Чонгук не сдвигается с места. Его чёрные зрачки вдруг вспыхивают пламенем, он словно что-то обещает Чимину, нечто, непременно обязанное свершится, и омегу сковывает холодом. Он хочет расспросить его, расковырять его, чтобы добраться до сути, которую Чонгук скрывает. Что кроется за всеми этими переглядками? Что такого может доверить ему Адаймэ, если решится? Да и кто он вообще такой глубоко под стальной шкурой? Чимин даже задерживает дыхание, и всё же моргает, сбрасывая внимание кандидата с себя. Каждый из оставшихся по-прежнему напряжён, потому что Мастер вытаскивает из-за пазухи бумагу, свёрнутую в рулон. Раскрыв список выбывших, старик прочищает горло.        — Сейчас я оглашу имена кандидатов, которые не смогут дальше продолжить пребывание на священном мероприятии Отбора и отправятся домой.        Повисает тишина, в которой, кажется, Чимин слышит бешеное биение собственного сходящего с ума сердца.        — Певерелл Хаттс, — мужчина средних лет с востока белеет, стискивает кружевную салфетку, а после судорожно и разочарованно выдыхает. — Самвелл Отум. — молодой альфа несдержанно бьёт кулаком по столу рядом с кубком, и Тэхён делает шаг к Чимину, чтобы быть как можно ближе и в случае чего прикрыть принца.        — Вальтер Сотт, — продолжает зачитывать Мастер, не отрывая подслеповатых глаз от бумаги.        Сердце Чимина пропускает удар. И ещё один, а после начинает колотиться ещё сильнее, когда лицо остаётся обманчиво спокойным.        — И Найл До Су, — заканчивает Расаан, а после складывает список.        Найл сидит к Чимину через человека по левую сторону. И тот не способен поднять на него взгляда. Боковым зрением замечает, как неестественно бледнеет чужое лицо от шока, альфа ошарашен. Он не верит в собственный проигрыш. Чимин прикусывает губу и берёт себя в руки. Он не должен ударить в грязь лицом, не должен показать своих эмоций и ужаса, которыми сковывает тело.        — Результаты оглашены, — проговаривает омега, сдерживая на лице маску непроницаемого спокойствия. — Я буду ждать выбывших кандидатов в холле дворца для прощания. Спасибо всем остальным, вы свободны.        Чимин слышит, как стулья торопливо сдвигаются, как альфы поднимаются на ноги и те, кто избежал вылета, облегчённо выдыхают. И только Чонгук оторопело продолжает сидеть на месте, буравить омегу глазами, а тот настойчиво его взгляд игнорирует. Поднимается на ноги, чтобы как можно быстрее покинуть трапезную, оказаться подальше от тёмных пронзительных радужек, которые, кажется, готовы выпотрошить Чимина и вызнать все его тайны. Вздрагивает, когда проходит мимо Адаймэ, а тот провожает его взглядом.

***

       Прощание проходит сумбурно, но легче, чем впервые. Тогда Чимин испытывал даже некую долю стыда за то, что выгонял мужчин с Отбора, а теперь он просто отрешён. Как только двери закрываются за спинами ошарашенных альф, Чимин выдыхает. Выдыхает, но облегчения не ощущает. Только…        — Мой принц, — подаёт голос его извечный спутник, присутствие за плечом которого стало за многие годы родным и необходимым. — Вы бледны. Плохо себя чувствуете?        — Нет, Тэхён, — тихо отвечает Чимин, стискивая голубую тунику на животе от волнения и усталости. Он, вроде бы, спал, а чувствует себя вымученным.        Они движутся по коридорам, поднимаются на огромном стеклянном лифте, чтобы оказаться у покоев кронпринца. Омега позволяет Стражу открыть перед ним дверь и заскальзывает в помещение. Тэ почему-то входит следом. Он плотно притворяет створку, словно боится, что кто-то может заглянуть.        — Не связано ли состояние Его Высочества, — вдруг протягивает низко Тэхён, вынуждая плечи Чимина вздрогнуть, — с результатами испытания? Или, лучше сказать, с тем, что вы подменили результаты одного из кандидатов?        Что-то падает в груди Пака. Он так и остаётся стоять замершим посреди спальни, пока внимательный взгляд карих глаз Тэхёна буравит его спину.        — Я…        — Не понимаете, о чём я говорю, да, — кивает альфа, когда Чимин оборачивается. — Вот только лорд Адаймэ должен был вылететь, мой принц. Он сдал почти пустой лист. Я ведь тоже был в том зале.        Чимин бледнеет, он буквально ощущает, как с его щёк сходит вся краска под внимательным, строгим взглядом хранителя. Омега судорожно сглатывает и не находит, что ответить Стражу. По сути он оправдываться не должен. Он принц, а Тэ — Страж. Между ними пропасть, но на деле же Чимин считает Тэхёна не меньшим братом, чем Хелла, потому действительно испытывает жуткий стыд от того, что его поймали.        — Тэхён…        — Я никому не расскажу, вы же знаете. Единственный, кому я служу во всём дворце, это вы.        Альфа смеживает веки и переводит дыхание, словно борется с эмоциями.        — Но это при условии, что вы скажете мне правдивую причину своего поступка.        Чимин не понимает, зачем Тэхёну это знать; признаться честно, вопрос альфы ввёл его в ступор, потому что ответа у омеги нет. Он стискивает край одежды, отчаянно глядя на Тэ, а сам хочет свернуться, исчезнуть, спрятаться от ужаса и ощущения, что Пак Чимин оказался в паутине и его вот-вот съест огромный злой паук. Он не понимает, что двигало его руками и сходящим с орбиты разумом. Тогда, в кабинете, когда он увидел почти пустой бланк Чонгука, словно потерялся. Он понимал, что альфа неминуемо вылетит. И руки сами по себе вдруг схватили первый попавшийся конверт, чтобы вытянуть из него листок. Там было всё идеально, словно написано рукой самого Мастера или Чимина, который в математике буквально собаку съел. Он просто поменял листочки местами, и вместо Адаймэ вылетел Найл. Сын богатого лорда, который обеспечивает страну и столицу пшеницей, мясом, солью, энергией и водой. Их союз мог бы стать крайне выгодным, но Чимин приложил свою руку и разрушил его до последнего кирпича.        Почему? Почему принц так поступил? Он и сам внутренне дрожит от нехватки ответов. Сознание путается, сердце колотится в груди, а кончики пальцев дрожат.        — Мой принц, — голос Стража звучит гораздо мягче. Как во время обычного разговора. Чимин не замечает и грамма осуждения во взгляде Тэхёна. — Люди многое делают из-за высоких чувств. И порой поступки эти… не отличаются благородством.        — Что? Что ты имеешь в виду? — слова Тэ отрезвляют принца, вынудив проморгаться и остолбенело на альфу взглянуть.        — Причина, по которой вы подменили результаты. Он, — Тэхён делает упор на это слово, и плечи Чимина напрягаются, — должен был выбыть. И вы это поняли, подсмотрев в конверт. Вы…        — Ты что, хочешь сказать, что я сделал так, — голос садится, потому что мысль Тэхёна теперь наведывается и в голову омеги. Да нет, да бред какой-то, — потому что к нему нечто ощущаю?        Оба ненадолго замолкают. Тэхён даёт кронпринцу время, а Чимин старается переварить. У него не может уложиться в голове эта мысль, не способен Пак принять, что поддался искушению и воспользовался властью и моментом из-за…        — Вы симпатизируете этому кандидату, — выдыхает едва слышно Тэхён. — Даже не так. Мой принц, вы влюблены, — даже не вопрос, именно утверждение, сорвавшееся с губ Стража.        Чимин столбенеет. Сначала бледнеет, потом вдруг ощущает, как жар румянца снова окрашивает лицо: заливает щёки, нос, даже лоб и подбородок. Чимин молчит, он, нахмурившись, глядит на Тэхёна и даже выдохнуть не решается. Какой вздор! Какой бред… Не влюблён он ни в кого. Уж точно не в этого наглого, заносчивого, грубого и бессердечного индюка! Чимин всегда был уверен, что на его пути повстречается некто такой же прекрасный душой и благородный, как Этей. Чтобы он был вежлив, учтив, воспитан и умён. И чтобы не чавкал за столом, не укладывал на него локти. Чтобы в каждом дивжении не сквозило пренебрежение, а в словах — язвительность. Чтобы он не соперничал с Чимином, был красивым. Чимин не влюблён. Нет. Разве может он влюбиться в развязного Чеширского кота с его наглой улыбочкой, глубокими тёмными глазами и искрами, постоянно полыхающими в них, отливая краснотой, как проклятая роза Баккара, теперь ассоциирующаяся с ним?        Омега вспыхивает, как подожжённый порох, сжимает кулаки.        — Ты чего несёшь чепуху? — шипит он на Стража. — Иди займись своими делами! Никаких влюблённостей тут нет. Тем более в самодовольных индюков.        Тэхён вдруг… улыбается. Он едва сдерживает смех, но всё же тот не вырывается из горла, хотя и это возмущает Чимина до глубины души. Альфа почти смеётся над омегой, словно что-то для себя подмечая из взвинченного поведения. Он кланяется со всем почтением, пока Чимин продолжает злопыхать, сжимая и разжимая кулаки. Ишь, чего удумал, говорить, что Чимин влюблён в невоспитанного наглого альфу, в этого Чонгука… А сам чувствует, как дрожит в грудной клетке сердце, стоит вспомнить его невыносимое лицо с ухмылочкой и вальяжную походку.        Как только Тэхён выходит, Чимин даёт волю чувствам. Он хлопает себя по щекам, вынуждая те ещё больше покраснеть, часто дышит. Начинает расхаживать из угла в угол. Как только Страж посмел предположить, что Чимин мог влюбиться? Он ведь не знает этого человека от слова совсем, и альфа не подходит под описание мужчины мечты Чимина. Тот всегда предполагал о спокойном, размеренном человеке, который был бы приятен омеге, чтобы он был начитанным, умел вести беседу, чтобы будущий супруг мог стать его поддержкой.        Чонгук же, вопреки всем критериям, спесивый, нахальный, совершенно не подкованный к государственным делам человек. Он словно старается опровергнуть любое слово Чимина, будто бы противостоит ему, пытается соревноваться, вытянуть из принца то, что раньше никогда внутри омеги не пробуждалось. Когда вот в последний раз Чимин так поддавался эмоциям? Когда он краснел, когда рисковал всем? Когда он ощущал дух соперничества?        Внутри, несмотря на весь теплящийся в кронпринце здравый смысл, всё почти воспламеняется. Он ощущал себя таким же жарким как пламя, когда Чонгук намеренно задел его гордость и проиграл, потому что захотел так. Чимин ощущал себя взволнованным, когда танцевал с ним. От одного танца, длящегося всего десять секунд, тело омеги начало сходить с ума. Его запах… пусть и не позволено, альфа показал ему в ответ, как пахнет. Деревом. Чимин смущается того, что оттенки чужого феромона отложились в его памяти. А ещё больше смущает, что Чонгук Адаймэ, кажется, единственный мужчина во дворце, который знает, как пахнет сам Чимин. И это волнует. Да, его многое волнует в Чонгуке, но говорить о влюблённости…        Чимин присаживается на кровать в попытке успокоиться и замечает торчащий из-под подушки уголок рисунка. Он всё ещё не убрал подношение, и стыдливо может признаться, что изредка смотрит на подаренный рисунок. Пальцы сами тянутся к бумаге — уже изрядно помявшейся, но не потерявшей своей прелести. И Чимин снова глядит на своё же лицо, размашисто нарисованное углём и очерченное пламенем. Знает, что красив, что альфы поражены его внешностью, но то, каким его увидел Чонгук — именно это покоряет в изображении красивого лица. То, каким ярким кажется взгляд принца на портрете, каким огнём он полыхает, словно тем же, что проскользнул, покусывая угольную пыль, по рисунку. Чимин проводит кончиками пальцев по своим чертам, замершим на бумаге. И его снова затапливает неясными чувствами и мыслями. И все они сводятся только к одному — к альфе, который вот уже сколько не хочет исчезать из его разума. Чимин судорожно, почти отчаянно вздыхает, а после закрывает голову листком и замирает.

🥀🥀🥀

       Чонгук однозначно должен был вылететь. И то ли Саванн оказалась к нему благосклонна, то ли кто-то приложил к этому руку. Ему думается, что могли подсуетиться его ребята из Гвардии, он знает, что один из состава сейчас находится во дворце. Конечно же, Терракота, как бы ни доверял Чонгуку, всё равно присылает своих людей, чтобы контролировать всё. Чёртов параноик. Чонгук хмыкает и прячет кисти в карманах свободных серых брюк. Его тут разодевают, словно куклу, ну, хоть соответственно положению, ведь Пепел бы не выдержал вычурности местных одеяний. Он идёт по коридору, потому что ему необходимо проследить за Чимином.        Всё ещё не укладываются мысли по полочкам сознания, когда дело касается этого омеги. Уж слишком противоречивы картинка, в которую они с Терра верят, и реальная личность принца. Чонгук не может отрицать того, что тот не кажется ублюдком, любящим издеваться над своим народом. Что он в большей степени домашний цветок — с большими, крайне острыми шипами, но всё же. Что он добр, немного потерян и наивен. И Пеплу не получается разграничить то, что он себе придумал, с тем, что уже увидел.        После второго испытания уже прошло несколько дней, и Чонгук отчаянно пытается всюду следить за принцем, но тот порой кажется неуловимой фурией, так что у альфы не выходит каждую минуту за ним наблюдать. И то ли Пепел пытается всё же его поймать на чём-то ужасном, выявить истинную личину, то ли… просто смотрит.        И сейчас, завернув за поворот, Чонгук натыкается на торопящегося куда-то принца. Тот застывает, бледнеет, потом краснеет, и только спустя минуту выравнивает своё состояние, выдохнув. Это вызывает желание подначить омегу ещё больше, потому что Чонгук подозревает — тот уже попадается в ловко расставленные им сети.        — Мой принц, — растягивает губы в улыбке Чонгук и, как и обычно, коряво кланяется ему, не отводя взгляда. И застывает на мгновение на голубых радужках, но быстро себя одёргивает. — Вы меня преследуете?        Чимин столбенеет, а Страж за его плечом буравит альфу недобрым взглядом.        — С чего такие умозаключения? — вдруг спрашивает резко Чимин, складывая руки на уровне живота.        — Где бы я ни появился, вы тут же оказываетесь рядом, — усмехается Чонгук, прикасается длинными пальцами к гладко выбритому подбородку и почёсывает тот. — У меня складывается впечатление, что вы подстерегаете момент понаблюдать за мной. Быть может, вы влюбились и ходите по пятам?        Лицо принца вытягивается, веки широко распахиваются, а пухлые чувственные губы сжимаются почти добела. Он вдруг сбрасывает с себя маску шока, сощуривает глаза, так что они становятся похожи на два сверкающих голубизной полумесяца, и расправляет плечи. Чонгук ощущает какую-то краткую внутреннюю дрожь от его выражения лица. Не испуганную, не взволнованную, словно предвкушающую.        — Было бы в кого влюбляться, — спокойным тоном выдаёт Чимин, вынуждая теперь Чонгука удивиться. Острый язык омеги выдаёт откровенную язвительность, граничащую с невежливостью, и Пепел готов ему похлопать за такой ответ.        — Считаете, я недостоин вашей любви? — склоняет голову Чонгук по-птичьи, рассматривая принца.        — Каждое существо под покровительством Саванн достойно любви, — усмехается беззлобно принц, а внутри Чонгука просыпается нечто доселе неизведанное.        Оно поднимает голову, присматривается к омеге, словно оценивает его колкости, вырывающиеся из прекрасного рта.        — Так вы из благородных побуждений за мной ходите по пятам? — альфа скрещивает руки за спиной и покачивается с пятки на носок, а Чимин прослеживает его каждое движение своими колдовскими радужками.        — Слежу, чтобы вы больше никого с ног не сбили. То меня едва не сшибли, то маркиз по вашей милости повстречался лицом с нашими коврами в коридорах, — тянет своим высоким голосом омега, прикладывая палец к пухлым губам. Он что… заигрывает?        Голубые глаза сверкают, но лишь на мгновение, а после Чонгука начинает прошибать токовыми разрядами, словно его ударили шокером, какие бывают у Смотрителей во время патрулей. Сердце перескакивает один удар, дыхание сбивается, а азарт разливается под кожей, струится по венам, заставляя температуру крови неизбежно расти.        — Какой вы высокомерный, Ваше Высочество, — без всякого почтения, растягивая гласные, произносит Чонгук и усмехается.        — Какой вы невоспитанный индюк, — вдруг вырывается из горла омеги, и брови Чонгука летят вверх, почти скрываясь за тёмной чёлкой.        Они оба замолкают, и альфа замечает, как Страж давит улыбку, но уголки его губ всё равно вздрагивают. Он словно… знает больше, чем сам Чонгук, и начинает из-за этого раздражать.        — Невоспитанный индюк желает откланяться, — скалит зубы весело Чонгук, тем временем сгибаясь в поклоне, но не сводя взгляда с голубых радужек. Те кажутся ему озёрами, но альфа от себя это быстро отгоняет. Не нужны ему лишние мысли, всякие озёра ещё вспомнил…        Но Чимин сегодня выглядит довольно… ярко. Чонгук обводит глазами его просторную, подхваченную поясом блузу с широкими рукавами-фонариками и жабо, прикрывающим ключицы. Однако ткань блузки довольно тонка — за окном летний зной, ему тоже, по всей видимости, не хочется жариться в тесной тёмной одежде, и можно разглядеть очертания узкой талии омеги. Плотно прилегающие брюки показывают пышные бёдра, и Чонгук отводит от них глаза тут же — негоже. Негоже смотреть на омежьи ноги. Не на эти точно. В ушах Чимина покачиваются сверкающие серьги-капли в три ряда, и весь выполненный в светлых тонах образ Пака привлекает внимание, создавая призрачное, едва уловимое сияние из-за серебряных ниток и украшений. Красив. Не поспоришь.        Чонгук выпрямляется и медленно приближается, чтобы Чимина обойти, но когда оказывается вровень с принцем, вдруг выпаливает:        — Вы сегодня сверкаете, как маленькая звёздочка.        Чимин замирает, глядя перед собой, а Чонгук торопливо уходит за поворот. Что ещё такое он только что ляпнул? Какая, к чертям, звёздочка?! Альфа округляет глаза, понимая, что в их маленькой игре в препирательства, ушёл куда-то в совсем непонятном направлении. Он прислоняется спиной к стене за поворотом и выдыхает, прежде чем выглянуть из-за угла. Видит, как омега оборачивается через плечо и прикусывает губу, а после, вздрогнув, торопится дальше.        Чонгуку необходимо за Паком проследить. Просто нужно. Для дела. Чтобы подобраться как можно ближе. Альфа снова одёргивает себя, вынуждая не забывать о том, из-за чего он находится в Хрустальном замке. Он — убийца, присланный по душу принца, а не тот, кто должен делать ему, чёрт возьми, комплименты. Потому следует незаметно по пятам, приглядывается.        Принц доходит до какой-то неприметной дверцы, воровато оглядывается и исчезает за нею, оставив Стража снаружи. Чонгук может только удивлённо моргнуть. Сегодня ему тут ловить нечего. Потому скрывается снова, ускользая от внимательных карих глаз Тэхёна.

🥀🥀🥀

       Старый театр выглядит глухим и мёртвым. Сквозь потрёпанную временем крышу прорывается тусклый свет солнца, здесь — в районах, которые они населяют, — не кажется ярким никогда. В потолке зияет дыра и только она является источником света для всего зала. Падает пятнами на пробитую, изломанную сцену, вместе с водой, звонко бьющейся об остатки древесины. Терракота оглядывает повисшие лохмотья портьер и пыльные спинки бархатных кресел перед собой. Они кажутся больше серыми, чем такими, какими были прежде — кроваво-красными. Этот театр он помнил таким всегда, потому что не осталось счастливых воспоминаний о том, каким было здание до того, как всё опустилось в хаос.        Терракота постукивает указательным пальцем по своему колену, материал перчаток не позволяет ощутить ничего лишнего, никаких прикосновений, и так гораздо легче дышать. Зажмуривается и ждёт, скоро он должен явиться. Немо таков, каков есть — слишком молод, довольно развязен и нетерпим, но жизнь в любом случае меняет людей. И Терракота готов подождать, ведь на кону стоит слишком многое.        Пыль поднимается и оседает хлопьями на полу, на сиденьях снова, когда Немо спрыгивает с верхнего ряда, чтобы побыстрее добраться к Терра. Он в плаще, таком же, как и на самом Главе — грязно-сером, плотном, несмотря на летнюю жару. Здесь их никто видеть не должен. И даже не учитывая конспирацию, сам Терра знает, что от глаз Смотрителей и скота регента не укроется ничто. Хотя им удаётся прятаться довольно долго, Терракота осознаёт — рано или поздно им либо придётся выйти из тени, либо кто-то другой вытащит их силком.        Немо выпрямляется и поднимает голову, покрытую плотным капюшоном, мелькают белоснежные прядки, ниспадающие на его лицо.        — Докладывай, — раздаётся тихий голос Главы, который поглаживает ладонью в перчатке пыльный подлокотник; чёрная ткань сразу же окрашивается комочками дымчато-серого.        — Леандр доложил, что процесс движется медленно. Рядом с принцем всегда его хранитель. Пепел близко к нему, они взаимодействуют, но ему тяжело подобраться, — раздаётся хриплый голос Немо.        Терракота оборачивается, показывая подчинённому шрам, стискивает тонкие губы и нахмуривается. Чем быстрее Пепел выполнит задание, тем скорее они смогут громогласно о себе заявить. Но учитывая то, насколько в действительности тяжело подобраться к наследнику престола, может сделать альфе скидку. Лишь бы не оплошал. Терра знает, что жизнь Пепла висит на волоске, что вероятность полечь в проклятом дворце гораздо выше, чем выбраться. И он тоже знал, когда соглашался на опрометчивый план Гвардии. Они всегда осознают риски. И несмотря на жертву, которую, быть может, принесёт наёмник, несмотря на то, что самому Терракоте будет жаль, он готов. Одна жизнь — против миллионов. Одна судьба ради будущего. Он и сам готов отдать голову на отсечение, если того потребует ситуация, и не отступит до самого конца.        — Пусть Леандр напомнит ему о нас, — выдаёт Глава, постукивает пальцами по подлокотнику, оглядывая Немо. — Что с парадом?        Парад Цветов. Мероприятие, которое должны провести в столице. Если бы только получилось добраться до королевской семьи, которая должна присутствовать там, Терра готов удушить всех троих собственными руками. Он бы дотянулся до их жирующих шей, чтобы стиснуть длинными костлявыми пальцами, сжал бы так, чтобы не хватало воздуха, пока в глазах жертв не погас бы свет. Но пока остаётся только мечтать. Они приготовили кое-что для Парада Цветов, кое-что весёлое. И Терра хищно растягивает губы, показывая линию зубов, от предвкушения. Всё пройдёт гладко, даже учитывая, что Пеплу ещё не удалось дорваться до принца, Глава Серой Гвардии не упустит ни единого мгновения. Он начнёт заявлять о себе, начнёт двигаться в верном и необходимом направлении.        — Почти всё готово. Салита отчитался, что всё перевезли и замаскировали. Остаётся ждать, — склоняет голову вбок Немо, усмехаясь.        — Отлично, — Терракота поднимается с места и натягивает капюшон поглубже.        Отряхивает тёмные перчатки и, сверкнув глазами от волнения и предвкушения, уходит следом за разведчиком, покидая пределы мёртвого театра. Он бы хотел победить. Хоть немного изменить мир, в котором они живут, приложить руку к созданию нового. Где никому не придётся бояться выходить на улицу, где омеги не будут душить младенцев, потому что иначе те неминуемо погибнут от голода. Он хочет для Рейвена только лучшего и будет добиваться этого любой ценой.

🥀🥀🥀

       Чонгук откидывает голову назад, позволяя затылку стукнуться о металлический край ванной. Очередное прошедшее испытание, из которого он выбрался почти победителем. Чёрт бы драл проклятого маркиза, который оказался выносливее его в поедании острого перца. Принц, конечно, выбирает те ещё испытания, и как думается альфе, чем дальше они будут продвигаться, тем они будут становиться изощрённее. С последнего соревнования прошло по меньшей мере дня четыре, приближается следующее. За окном — августовская ночь, и Чонгуку не верится, что он во дворце уже месяц.        Конечно, предполагал, что задание затянется, но чем дольше он здесь находится, тем больше и жирнее его сомнения в отношении принца. Недавно он наткнулся на него в оранжерее. Ну, как наткнулся. Он следит. Постоянно, как только умудряется поймать омегу взглядом, так следует за ним по пятам, будто приклеенный. И сам Пепел отчасти ужасно на себя злится. Он должен добиваться его расположения, человека, которого сердечно ненавидит. А точно ли ненавидит? Точно ли ненависть остаётся такой же пылкой?        Он видел, как Чимин сидел в саду, точнее, стоял на коленях, высаживая новые розовые кусты. И даже если он кажется напудренным принцем, в тот момент Чонгук заметил, с каким трудолюбием и заботой омега высаживал цветы. Что он должен делать с собой? Чонгуку кажется, будто он заплутал, где-то ошибся, где-то вступил не на ту дорогу. И как вернуться обратно — не знает, хотя должен. Должен преследовать свои цели, свой долг, выполнить обещание, данное Терра, о том, что произойдёт с кронпринцем. Керамический нож лежит на краю ванной — Чонгук никогда не оставляет его слишком далеко от себя. Мало ли, когда выдастся возможность приблизиться к омеге. Хватает мокрой рукой оружие и вертит в руках. Белое, чистое, острое. Пепел специально его приготовил для исполнения миссии, а теперь… то тяжёлым, невыносимым грузом тянет его куда-то на дно.        И что с этим делать, не поймёт. Злится, безумно злится на себя, потому что никогда прежде, за все годы, которые убивал людей по просьбам других, не был таким… нерешительным. Он мог бы давно схитрить и приблизиться к Чимину, почему медлит? Чонгук не находит ответа внутри, только лазурные радужки, отпечатанные на подкорке.        Вдруг его плеча кто-то касается, и Пепел резким взмахом руки подбрасывает нож. Кончик упирается в подбородок прикоснувшегося, но оба не двигаются, только пальцы на влажной коже плеча сжимаются чуть сильнее. Пришедший выпускает запах свежего хлеба, и Чонгук узнаёт Леандра. Терракота нетерпелив, он прислал шпиона поторопить наёмника.        — Чего явился? — хриплым шёпотом интересуется Пепел, вскидывая голову и глядя, как кончик ножа продолжает продавливать мягкую омежью кожу, но не резать.        Встреть кто Леандра на улице — не обратил бы внимания. Совершенно обычный молоденький парень, который смотрит с холодом, безо всякой проявляющейся эмоции. Но на деле — Леандр бесшумный взломщик, способный пробраться во дворец через свои связи. Именно он сделал так, что Чонгук попал в замок под своим именем.        — Терра нервничает. Ты затянул, — Вивьен, а это именно он, отходит, едва не оцарапав кожу о кончик кинжала.        — Не нравится — пусть сам тащит сюда свою задницу и пробует сделать всё быстро. Я вообще-то ещё хочу выбраться живым, — фыркает альфа и выпрямляется. Вода стекает по смуглой крепкой груди, привлекая внимание Леандра, но тот быстро глаза отводит, проходясь по светлой ванной, где устроился Чонгук.        На дворе глубокая ночь, они стараются говорить тише, чтобы никто не услышал.        — Нужны конкретные сроки, — шепчет омега, присаживаясь на край ванной.        — Я тебе их не озвучу, — усмехается, приподнимая уголок губ, альфа.        — Терракота требует. Ты уже месяц здесь, — снова давит Леандр, глядя в тёмные глаза.        — Пусть не рыпается и занимается тем, чем должен. А принца оставит на меня.        Чонгук становится серьёзным. Когда дело касается требований и спешки, он начинает нервничать. Работал всегда Пепел в своём темпе, а если заказчики начинали наседать на голову, то быстро их осаждал. С Терра, конечно, такое не пройдёт, альфа и не надеется. Но должен же отстоять свою гордость перед спесивым, грубым предводителем.        — Передай Терре, что, возможно, потребуется гораздо больше времени, чем мы думали, — отводит взгляд альфа, а Леандр фыркает.        — Он не будет столько ждать.        Чонгук уже откровенно злится. Мало ему сумбурных мыслей, распрей внутри и чёртовых колдовских глаз проклятого Пак Чимина, который вызывает такую бурю в душе, тут ещё и Терракота давит на него сверху, вынуждая зайти в тупик. Чонгук должен двигаться в своём темпе.        — Не в том ли дело, что юный принц очаровал твоё каменное сердце? — склоняет голову Вивьен. — Ты ведь знаешь, что я часто за вами наблюдаю.        Конечно, Чонгук знает. Отлично осведомлён, несмотря на бесшумность Вивьена. Тот мастер своего дела, но и Чонгук не пальцем деланный, он почти всегда ощущает присутствие омеги рядом, потому что тому беспрерывно нужно докладывать Терракоте о продвижении.        — Если ты так пристально за мною следишь, чего сам не убьёшь принца? — ухмыляется альфа, устраивая руки по бортам ванной, пока Ленадр сидит на краю.        — Ты сам знаешь, что я шпион, а не убийца. Я могу достать сведения, но не отобрать жизнь. Так что… — Вивьен жмёт плечами и хмыкает. — К тому же, в крыло принца нет даже тайных ходов. Всё замуровано. Я надеюсь, что ты понял переданное послание. Терпение Терракоты на исходе.        — Значит, пусть наберётся ещё, — уже переходит на низкий рык альфа и встаёт с места. Струи воды стекают по обнажённому телу, теряются во впадине пупка и следуют ниже. Леандр обводит фигуру альфы взглядом, застывая на бёдрах и паху, и хмыкает, чтобы после вздёрнуть голову и нахально глянуть Пеплу в глаза. Тёмные влажные волосы липнут ко лбу, ноздри гневно раздуваются, и Леандр хмыкает.        — Ладно, попробую дать Терре понять, что дело не терпит спешки, — улыбается омега, хитро прищуриваясь. — В благодарность за такое… зрелище.        — Проваливай, — устало выдаёт альфа и выбирается из ванной. За его телом тянутся влажные следы и лужицы, татуировка кажется особенно тёмной на фоне кожи, когда полностью открыта. Пепел оборачивает бёдра полотенцем и не замечает мгновения, когда Вивьен исчезает из ванной так же тихо и скрытно, как и проникнул сюда.        Он раздражён до предела. И раздражение его может вылиться в нечто сумбурное.

🥀🥀🥀

       Чонгук натыкается на принца, находясь в отвратительном расположении духа, и жалеет, что не умеет сдерживаться, будучи злым. Злится и вообще проявляет альфа свои эмоции редко, но с этим омегой не работают ни его принципы, ни законы физики. Глядя на то, как Чимин, сидя на скамье среди розовых кустов в редкие минуты спокойствия и незанятости, что-то чертит, Чонгук злится ещё больше. Из-за умиротворённости лица омеги, из-за засранца Терры, который так не вовремя торопит находящегося в раздрае Чонгука, из-за того, что никак не получается подобраться к принцу и прикончить его. Из-за собственной… кажется, неспособности это сделать. Чонгук злится. Злится на себя ещё сильнее, чем прежде, потому что последний раз, когда он сомневался, был настолько давно, что ощущение кошмарно непривычное. Он был разорван сомнениями только перед первым убийством, на которое его послал наставник, и больше никогда не раздумывал. Но с кронпринцем, опять же, не работает ничего из привычных устоев и установок.        Чонгук нависает над омегой, вынуждая того поднять взгляд. С этого ракурса Чимин выглядит ещё более молодым, широко распахнутые светлые глаза очерчивают волевой подбородок Чонгука, с сомнением и какой-то искрой, секундно появившейся в зрачках, а после омега выдыхает через нос.        — Мой принц, — склоняется в резком поклоне Чонгук. Он должен приветствовать его, даже если хочется скрыться среди зарослей колючих цветов.        — Милорд, — вдруг губы омеги пересекает улыбка, словно он, забывшись, выпускает её. Пусть улыбается так мягко и нежно белобрысому маркизу, он-то точно желает этого больше, чем нового рассвета.        Не заметить захватившие Этей чувства невозможно. Чонгук то и дело ловит за завтраками мгновения, как тот скользит влюблённым взглядом по лицу кронпринца. В груди шевелится нечто неприятное, но Чонгук терпеливо давит это, желая испепелить как можно скорее. Не получается. И улыбка будит большого зверя внутри альфы, Чонгуку не нравится всё это, градус раздражения растёт.        — Не буду вас отвлекать, — склоняет голову альфа, замечая на коленях принца большие листы с какими-то чертежами и рассчётами. Он уже собирается свалить куда подальше, как вдруг мягкий голос омеги его останавливает:        — А, это… Вы не отвлекаете. Это так, то, чем я люблю заниматься, когда есть свободное время, — Чимин опускает голову и проводит пальцами по одному из чертежей.        С высоты роста Чонгука это кажется какими-то деталями: крылья, корпус, что-то маленькое и, возможно, смертоносное. Он хочет уйти, но не может заставить себя сдвинуться с места.        — Проектируете? — изгибает бровь альфа. Лицо его серьёзно, в отличие от мгновений до этого, когда Пепел казался омеге наглым и даже немного игривым.        — Да, — кивает Чимин, он дёргает бумажный уголок, искоса на Чонгука поглядывая. — Я… хотел бы сделать что-то полезное для страны. Но пока могу только придумывать. Чертить. Не уверен в том, что это кому-то понадобится.        Чонгук вспыхивает. В груди ревёт огонь злости из-за слов омеги о пользе для страны. Гнев клокочет и поднимается до самого горла, и у альфы не выходит сдержать вырвавшихся слов:        — Хотели бы сделать что-то полезное, уже бы сделали.        Чимин хлопает глазами, поднимает на него голову и глядит совершенно непонимающе.        — Прошу прощения?.. — опешив, произносит он севшим голосом, словно у Чонгука выходит его сильно, очень сильно задеть. От его оскорблённого вида злость только возрастает внутри Пепла.        — Я сказал: если бы вы хотели сделать что-то для страны, уже бы сделали, — довольно грубо произносит Чонгук, а Чимин, вздрогнув, откладывает чертёж на скамью.        Он резво поднимается на ноги, сощуривает опасно глаза и оказывается почти нос к носу с альфой, отчего Пепел делает шаг назад, как только Страж появляется в поле зрения, по всей видимости, наблюдая за ними.        — Милорд, вам, случаем, не кажется, что вы в конец обнаглели? — понижает голос Чимин, а грудь его даже чуть подрагивает от вдоха.        — Я лишь сказал правду, Ваше Высочество, — отрезает холодно он, не отводя взгляда и сопротивляясь проклятым чарам голубых глаз. Кажется, эти радужки скоро будут сниться ему в кошмарах.        — Что я ничего не сделал для страны? — изгибает резким движением бровь Чимин, стискивая собственные рукава шёлковой рубашки.        — А вы что-то сделали? — повторяет его движение Чонгук, скрещивая руки за спиной, чтобы омега не заметил, как кисти сжимаются в кулаки.        Чимин возмущённо, отрывисто выдыхает, распахивая глаза.        — Да что я сделал вам такого, что вы меня настолько ненавидите? Что я для вас сотворил? — выдыхает очень тихо омега, вынуждая от его потерянного вида застыть и Чонгука. Злость продолжает бурлить, но уже не так сильно обжигая пищевод. — Вы меня нисколько не знаете, вы не имеете права меня судить. Ни с человеческой точки зрения, ни из-за того, что, чёрт подери, я ваш принц. Я могу приказать вам голову отрубить, выбросить её из Хрустального замка в назидание таким, как вы.        — Так сделайте это, — выдыхает тихо Чонгук, стоя близко к омеге, но краем глаза замечая, как Страж подходит ещё ближе. — Казните меня. Давайте.        Чимин столбенеет и горько как-то глядит на альфу.        — Что вас останавливает?        — Справедливость. Жалость. Ценность жизни. Саванн твердит о том, что любая жизнь ценна, что каждое мнение нужно уважать, но, богиней клянусь, скоро моё терпение лопнет. Я ведь и слова вам дурного не сказал, чем я заслужил такую жгучую ненависть, лорд Адаймэ? — фамилия, не принадлежащая Чонгуку, режет слух. Альфа замирает, понимая, что вся злость, видимо, перетекла в омегу, который глядит на него тяжёлым взглядом.        Щёки Чимина полыхают от гнева, даже губы начинают дрожать от сдерживаемых слов. А Чонгуку охота сделать так, чтобы неистовый характер наконец вырвался из него.        — Своим существованием.        Голос Чонгука словно гром гремит среди ясного неба, Чимин крупно вздрагивает, будто ему больно от слов альфы. На мгновение омега опускает глаза и слепо глядит в пол. Борется с собой, а Чонгук не может оторвать взгляда от того, какие изменения замечает. Ярость и несправедливость преследуют, изменяют принца, прежде спокойного, нежного, почти безвольного. Грудь Пепла сдавливает, когда Пак поднимает на него яркий, горящий взгляд. Пронзает тысячью осколков от разбившейся маски.        — Знаете что, — выдыхает сипло принц, он делает шаг навстречу Чонгуку, оказываясь близко. — Я не заслуживаю такого отношения. Я добр, но и моя доброта имеет границы. Стараясь на благо государства и десять битых лет погрязая только в подготовке к правлению, в изучении дисциплин, я имею краткие минуты для того, чтобы побыть человеком, а не будущим королём.        Чонгук, задержав дыхание, слушает его. Сколько будет информации из-за всплеска чужих эмоций?        — Я не заслуживаю этого. Я готов положить жизнь на трон, свою душу и сердце, — голос Чимина звучит надломленно, — выйти замуж за чужого мужчину, которого я не знаю, которого не люблю. Я ничего, кроме этого дворца, не вижу, — Чонгук столбенеет. От слов принца, от слёз, застывших в его глазах. — Вы были на праздниках, Чонгук? — плечи альфы вздрагивают, в груди становится тесно от того, что Чимин вдруг назвал его по имени, нарушая все правила приличия. — Наверняка были. Наверняка, даже учитывая вашу тяжёлую жизнь из-за бедности Дома, вы находили поводы для радости. Минуты и часы того, чтобы просто насладиться жизнью. У меня же их нет. Я не выхожу в город, смотрю на веселье народа с хрустального балкона, как чёртов заложник. Я выбрал эту жизнь по-вашему? Я сам?        Чимин начинает задыхаться от эмоций. Его плечи дрожат, его грудь часто вздымается и опускается от горячего, наполненного избытком чувств дыхания.        — Я не выбирал! — голос омеги повышается. — Но я осознанно готов пожертвовать многим ради Рейвена! И никакие наглые, невоспитанные и бестактные индюки не имеют права указывать мне, что я ничего не сделал для страны, понятно вам?        Чонгук забывает дышать. Его сердце за рёбрами сходит с ума от напора Чимина, от его яростного взгляда, от его внутренней силы, волны которой обрушились на альфу. Густой запах, вязкая сладость мёда затмевает все кусты с пышными бутонами, находящимися в оранжерее, и Чонгук ловит себя на недостойной его мысли: он оказывается на грани, чтобы его подавили. И альфа больше всего сетует и волнуется из-за того, что собственная сущность… не против. Втолкнув в себя воздух с обилием феромонов, Чонгук открыто глядит на Чимина, с которого спадает приступ ярости. Взгляд меркнет, и Пепел вдруг жалеет, хочет остановить уход сверкающей злости, уцепиться за плавники, которые никак уже столько не может поймать.        Он всё верил, что принц, которого они все видят — подделка. И понимает, что отчасти оказывается прав, ведь только что увидел настоящего Пак Чимина, готового отстаивать своё мнение, не позволять ему — Чонгуку — как-то осквернять и опровергать его слова.        — Ваша клетка только в вашей голове, — срывается с губ Пепла почти неосознанно. Он чувствует, как начинает волноваться, когда эффект подавляющей ауры омеги спадает.        И до альфы доходит — Чимин только что выдал нечто важное. То, что может стать решающим в их противостоянии.        — Мой принц, почему вы так злитесь? Почему вы не обратите свою злость на беды, творящиеся в стране? — вдруг тихо спрашивает альфа, глядя во всё ещё сверкающие отблеском былой злости глаза.        — Что?..        — Ваша страна умирает.        Чимин вздрагивает, непонимающе хлопает глазами.        — Что вы несёте? — снова злится Чимин.        А Чонгук подходит вплотную.        — Ваша страна в разрухе. Люди голодают, а аристократия жирует на наших хребтах, — вырывается из Чонгука, тот больше не способен молчать. — Население страдает. Задумайтесь над этим. Задумайтесь над тем, почему я сказал, что вы ничего не делаете для Рейвена.        Чимин хлопает глазами, поднимая голову на неприлично близко стоящего альфу.        — Бредни, — обескураженно говорит Пак. — Я, пусть и заперт, но всё же дважды выезжал в города. Страна процветает.        Чонгук понимает: Чимина дурят. Дурят, кажется, всю его сознательную жизнь, потому что ту разруху, которая творится в Рейвене, невозможно не заметить, если твой взор не направляют в определённую сторону. Он делает шаг к принцу, оказываясь ужасающе близко. Их носы почти соприкасаются, а Чонгук втягивает в грудь аромат сладости со шлейфом горечи, исходящий волнами от омеги. Сильный, густой, насыщенный.        Тэхён появляется из ниоткуда. Он резким движением вскидывает руку, облачённую в кожаные перчатки, и приставляет дуло револьвера к голове альфы, вынуждая вздрогнуть Чимина, но только не Пепла. Он продолжает буравить принца взглядом. Чимин, удивляя обоих альф, поднимает изящную ладонь и, схватившись за пистолет, вынуждает Стража оружие опустить.        — Мой принц… — задыхается от возмущения тот, но двух поднятых пальцев, словно команды, хватает, чтобы Тэхён захлопнул рот.        — Даже ваши глаза порой могут вас обманывать, — тихо, едва слышно произносит Чонгук, и его обдаёт тёплым дыханием омеги, вырвавшимся между губ. Сердце гулко бьётся где-то в глотке, или же это чужое биение горячего органа слышит Чонгук — непонятно.        — Лжец.        — Я не лгу.        — Я не могу вам верить. Вы судите меня, даже не попытавшись узнать, какой я человек, — сглатывает слюну омега, гипнотизирует Чонгука стойким взглядом.        — Вы тоже меня не знаете, — усмехается Чонгук, вдруг приобретая свою прежнюю манеру поведения, отчего зрачки Чимина резко увеличиваются.        — Так дайте мне вас узнать, — шепчет омега, а после резко прикусывает губу, словно вырвалось нечто непозволительное.        Чонгук столбенеет, он буквально слышит пыхтение Стража, который не может нарушить приказ, но продолжает стоять близко, как ястреб следя за обоими.        — Хорошо.        Чимин опешивает и моргает от неожиданного согласия альфы. А тот ощущает, как в голове оседает звенящая пустота.        — Хорошо? — переспрашивает принц.        — Хорошо, — кивает снова Чонгук.        Он протягивает руку, хочет коснуться омеги, а Страж чуть ли не сжигает его тёмными глазами, но принц не позволяет Пеплу помешать. Альфа едва ли дотрагивается — лишь проводит кончиками пальцев по чёлке Чимина. Омега жмурится, выдыхает через рот, а Чонгук, взмахнув рукой, показывает ему старый, давно всем известный фокус, словно вытаскивает из-за уха принца розу.        Чимин остолбенело на цветок смотрит, часто моргает, видя, как красивые губы Чонгука растягиваются в нахальной улыбке.        — Но помните, мой принц, узнав меня, вы не сможете избежать и многого, что от вас сокрыто за пределами безопасного дворца. И вам это может не понравиться.        Чимин вцепляется пальцами в розу и шипит — острые кончики шипов пронзают кожу, капельки крови выступают на подушечках, а Чонгук поспешно разворачивается и скрывается с их глаз, чтобы оказаться как можно дальше. Потому что сотворённое им — сулит всем большую беду. Ему, Гвардии, Чимину. Всем. Чонгук, кажется, сходит с ума, потому что в непосредственной близости от Чимина, ощущая его дыхание, не мог думать ни о восстании, ни о Терре, ни об убийстве принца. Только о том, как бы сдержаться и не притянуть его ближе.