Храброе сердце плачет и смеётся

Канат бросил макароны на стол и хрипло выдохнул. Устал. Он мог бы не страдать дома, а поехать на тренировку, но там бы он пересёкся с Озаном. А видеть этого типа сейчас не хотелось. Другое дело Эким. Очевидно, надо дать ей время, чтобы осмыслить их отношения, дабы малышка поняла, чего от них ждёт. Неужели Эким и правда думает, что ахинея о социальном положении беспокоит кого-то, кроме Мелисы? На это плевать даже Озану, как бы упорно он ни пушился. Если спуститься в ледяное подземелье прошлого — они издевались не только над низшими слоями, они издевались почти над каждым. Страдали все, кто попадал под горячую руку. Иногда в голову получал и Канат, и Озан, но, как правило, не на территории школы.   Главный закон, по которому распределялась школьная власть — кто сильнее тот и прав. Конечно же, Канат не будет приводить в пример Эким такие аргументы. И что тогда? Он должен бездействовать? Никогда. Бездействовать Канат не привык. Набрав заветный номер, он с замиранием сердца переждал гудки, а когда услышал сладкий голос, капающий в уши золотистым мёдом, почему-то растерялся. Из головы разом вылетела и заготовленная речь, и все здравые доводы.   — Эким, я тут это, — Канат смутился, почесал висок и сбивчиво вымолвил: — Пятьсот миллилитров воды это сколько?   — Что? — переспросила Эким, поскольку неуспела, переключиться с котангенсов на реальную жизнь. Что он несёт?   — Я лапшу собрался варить, есть хочу, — сурово пробубнил Канат и поставил перед собой кастрюлю. И что дальше делать с этими макаронами?   — Тогда открывай кран, — подсказала Эким, не сдержавшись от смешка. Судя по всему, Канат никогда не готовил и к макаронам притронулся впервые в жизни. Услышав шипение воды, Эким примерно поняла, сколько воды ему нужно. — Стоп! Сейчас хватит! Думаю, это пол-литра.   — Точно. Я идиот. — Каната осенило, когда он поднял глаза и увидел на верхней полке упаковку молока, на которой как раз была указана ёмкость пятьсот миллилитров. — Эким, я такой идиот…   — Тоже мне новость, — она фыркнула, продолжая сохранять с Канатом фальшивое дружеское общение, негласно понимая, что проблема их последней ссоры по-прежнему не разрешена. — Когда я впервые тебя увидела, ты мне показался таким высокомерным, я ещё тогда подумала, что этот парень, наверно, редкостный придурок!   — Спасибо, девочка, — Канат полусердито поджал губы, внутренне расцветая, что удалось ей заговорить зубы. Его боевой хомячок смеётся и кокетничает, а что ещё нужно для счастья?   Но недолго счастье длилось. Азиз, в нескольких шагах наблюдающий за Канатом, наконец, тяжело откашлялся. Услышав этот голос, Эким торопливо попрощалась и повесила трубку. Канат неспешно оглянулся через плечо и нахмурился, не обратив внимания на белый шарфик в руках брата.   — В школе ты такой могучий Халк, а перед любимой девушкой и двух слов связать не в состоянии, — подшутил Азиз, позабыв истинную цель визита на кухню.   — Слушай, — слова Каната прозвучали чертовски ворчливо. — Не порть мне настроение. Сейчас мне явно не до тебя.   — Я, вообще-то, хотел посоветоваться, — Азиз проворно обмотал шею, светясь безмерным счастьем. — Нашёл фирменный шарфик Карл Лагерфельд, как думаешь, подойдёт к моему коричневому пальто?   — Карл Лагерфельд, говоришь? — Канат начал закипать, и приблизившись к Азизу, похлопал его по плечу. — Пускай они оба на хер идут, и Карл, и Лагерфельд!   За окном маленькой, но уютной квартиры бесновалась ледяная метель. Хазал залезла под розовое одеяльце, оценивая итоги уходящего года — разлука с отцом, человеческая жестокость, публичное унижение, травля, насмешки и, конечно же, первая любовь. Однако Хазал по-прежнему оставалась безнадёжно доверяющей людям чудачкой. Появление Эким, Бекира, Айше и Лейлы глобально перевернуло её школьную жизнь. Эким примирила Хазал и Каната, научила быть чуточку смелее, не бояться общественного порицания и навсегда распрощаться со званием «хорошей девочки». Озан. Хазал помнила многолетнее свинство и грубые шутки этой авторитетной компании в свою сторону.   Слёзы, которые она проливала много лет подряд, извечный вопрос — почему они её никогда не воспринимали всерьёз и считали глупым потешным ребёнком? А ведь тогда, в саду, Хазал заглушила зарождающееся светлое чувство к угрюмому мальчику. После вчерашней встречи с Озаном, у Хазал возникли вопросы по поводу его детства и жизни в целом. Он мастерски исчез из магазина так же внезапно, как и появился, молча оставив на кассе панированную курочку и горячий шоколад. «Он же любит меня», — Хазал забавно пискнула, зарываясь в одеяло и истерично бултыхая ногами. Нельзя смеяться над чувствами человека, каким бы первоклассным ублюдком он ни был. Вдруг прогремело несколько оглушительных стуков в дверь. Хазал вздрогнула. Просунув ноги в пушистые тапочки, она бегом пошаркала открывать дверь. Утро именинницы началось с поздравления Рызы, которого не будет в городе целую неделю. Мужчины, одетые по форме, приволокли на второй этаж новёхонький компьютер, розовые пионы в корзинке и почему-то новогоднюю ёлку в начале декабря.   Одноклассники поздравили Хазал на первом уроке. Несмотря на разрушенный образ знатной принцессы, ребята любили её за доброжелательность, прилежание и возможность списывать. На уроке истории, Хазал анонимно разыграли. Никто и не понял, в чём дело. Но Канат сразу догадался, откуда у подобного юмора растут ноги. Видимо, Озану и Мелисе удалось вложить в тетрадь для контрольных работ вырезанного из журнала для взрослых голого стриптизёра, со следом поцелуя на причиндалах. Рассерженный учитель обнародовал инцидент на весь класс. Хазал пристыдили, и к концу урока об этом уже знала целая школа.   Следующий урок, в честь которого Фикрет созвал оба класса, получил некий организационный подтекст. «Осчастливив» публику грядущими предновогодними контрольными, он не забыл упомянуть бонусы, ожидающие призёров олимпиады. А именно: бюджетные места в те университеты, куда не в состоянии дотянуться даже звёзды. В глазах Эким вспыхнули огоньки. Канат обернулся назад, смерив хоть и раздевающим, но вместе с тем, полным уверенности взглядом, что Эким обязательно унесёт лавры победителя. Хазал и Бекир радостно завизжали, так как Бекир и её записал на олимпиаду. Затем Фикрет вышел по своим директорским делам и оставил ребят ждать конца урока. Мелиса и Озан не умолкая смеялись над Хазал, якобы она в жизни любит две вещи: голых мужчин и нюхать клей.   — Зачем занимать чьё-то место в универе, если, такие всё равно потом будут работать на нас? — хмыкнул Озан, тяжело откинувшись на спинку стула. — Бекира, например, я бы заставил торговать рыбой. Эмине согласен забрать в телохранители.   Наз и Эдже вульгарно рассмеялись. Хазал развернулась вполоборота, увидев жутко довольную, сытую физиономию Озана.   — Вот такие пижоны, как раз и занимают места нормальных, одарённых людей, — упрекнула его Хазал, сердито сощурив глаза.   — Это ты на себя намекнула? — Озан скучающе усмехнулся, заложив ладони за голову. — Единственное место, куда тебя возьмут — это Хогвартс. Только волшебную сову, которую ты до сих пор ждёшь, походу отстрелили где-то по дороге.   В помещении разлетелся повальный хохот. Хазал отвернулась, от Озана, негодующе полагая, что его ребяческое бескультурье обусловлено её отказом. И была совершенно права. Когда все успокоились, Мелиса подтвердила солидарность с Озаном, выпустив ироничный смешок.   — Нет, серьёзно! Они радуются бюджетным местам? Я не удивлюсь, если эти обормоты будут радоваться и куску хлеба, брошенному под ноги.   Сначала Канат держался, но ядерная природа его раскипятила. Он напрягся и до того плотно сжал кулаки, что и кровь запузырилась в венах.     — Правда, что ли? — громко отозвался Канат. — А не лучше ли поднимать хлеб с земли, чем приходить сюда каждый день и видеть ваши ублюдские рожи?   Эким опешила. Видимо, он не просто выделывался или претворялся из-за неё, видимо, Канат окончательно сдвинулся с пути подонка. На этот раз он защитил не только её честь, но и Бекира, Айше, Лейлы и Эмине в том числе!   — Друзья! Вы тоже почувствовали эту зудящую неловкость? — Канату стало смешно.   — Мелиса и Озан настолько выше всех нас, что вместо утреннего приветствия отец в них бросается красной икрой и забрасывает стодолларовых купюрами!   Волна смеха прокатилась с новой силой. Озана и самого накрыло от рвущегося гогота и, чтобы скорее угомониться, он зажал рот.   — Я не понял, сегодня день каблука? — он посмотрел на Каната в упор, а следующий вопрос нарочито мягко адресовал Эким. — Как отмечать планируете?   — Если человек, который заботится о любимой девушке для тебя каблук, — Канат изысканно выждал паузу. — У меня для тебя плохие новости… А, хотя какой смысл с тобой разговаривать, как был уродом так им и остался.   — Хватит, Канат, — Хазал свела брови к переносице. — Не ругайся с гадкими людьми. Оскорбляя друг друга, вы всё равно ничего толкового не добьётесь.   «На ловца и зверь бежит, милый такой, пухлогубый пацифист», — подумал Озан. Цепляя Хазал подозрительно часто, он понимал, что варварскими методами сердце женственной девочки с ангельской внешностью не завоевать. Но вопреки нежности, томившейся в его упрямом сердце, после отказа Хазал, Озану оставалось только задирать словесно и ночами передёргивать на её фото. Он медленно приблизился к мило оголившемуся уху, затягиваясь женственно медовым шлейфом.   — Слышал, тебе не хватает мужского внимания? — бархатисто прохрипел Озан. — Ты только скажи… всегда готов тебе его оказать.   Хазал ощутила, как между бёдер плавно разливалась слабость. Её уши мгновенно вспыхнули от запретного влечения, которое в ней растревожил Озан.   — Я лучше умру! Ч-ч-чем буду с-с-с тобой… — Хазал нервно сглотнула, упёршись взглядом в его плечи.   — Я же не прошу отдаться мне, — затем поразмыслив, Озан потёр подбородок. — Давай, ты сядешь мне на лицо?    Кожа под носом Хазал покрылась испариной, а тёплая волна мягко защекотала животик. Она взвизгнула и стыдливо зажала лицо ладонями. Затем кинула тетрадку в рюкзак и ничего не объясняя, пулей выбежала из класса. Озан был горд собой, поскольку ему удалось вызвать прелестное и столь желанное смущение Хазал. Когда закончился урок, ребята зашелестели вещами. Озан забросил на плечо рюкзак и собрался уходить.   — Почему Хазал расстроилась? — сзади раздался настойчивый голос Каната. — Что ты ей уже наговорил?    Озан приостановился и поднял руки вверх.   — Даже если бы я мог читать мысли твоей сестры, я бы всё равно ничего не понял, — колко заметил он. — Я всего лишь предложил ей сесть мне на лицо.   На три секунды Канат замолчал. Затем не выдержал и закрылся руками, еле сдерживая смех и сгорая от дикого испанского стыда.   — Ты просто отвратительный больной ублюдок! — упрекнул его Канат, двинув кулаком в плечо. — У неё, вообще-то, сегодня день рождения!   Озана ударило в озноб. Ему хватило мгновения, чтобы сгореть от стыда и сожаления. Почувствовать себя настоящим нелюдем, подлецом, извергом, выродком и убийцей. Сердце настолько покорёжило, что он готов был с треском вырвать кровавый сгусток, лишь бы не испытывать мучительную вину и стыд по отношению к Хазал, которая, будучи маленькой, каждый год с трепетом, ждала этот день. Благодаря разведке Хазал, хоть и доморощенной, но разведке, у Озана появились зацепки по поводу его родной тёти. А он взял и вместо благодарности обидел девушку, о которой сам же втайне грезил всю сознательную жизнь.    А Канат, уже давно отвлёкся от разговора. Увидев, что Эким уходит, он сделал несколько размашистых шагов по направлению к ней. И не говоря ни слова, взвалил на плечо и вынес из класса. Мирные разговоры закончились. У всего есть свой предел — пределы Каната закончились конкретно сегодня. Дверь захлопнулась, и массовый ступор увидеть не удалось. Мелиса напряглась, покрываясь багровыми крапинками. Почему это Канат столь горяч по отношению к Эким? Почему готов зайти настолько далеко, чтобы защитить её? Из дома бы всё вынес, но Эким бы защитил. Мелиса не понимала, какими злыми чарами она его околдовала.   — Пусти, Канат! — Эким брыкалась и сопротивлялась до тех пор, пока они не оказались в коридоре. — У меня сейчас математика! Ты сума сошёл?   Канат поставил её на ноги и пожал плечами.   — Что мне сделать, если с тобой разговоры не работают?   — Сейчас не время, на носу олимпиада, — робко оправдалась Эким. — Канат, ты не представляешь, как мне сейчас тяжело.   — А мне не тяжело? — он опешил.   — Ну да, конечно, — хмыкнула Эким. — Тебе хуже всех в этой жизни…   — Зря ты недооцениваешь мои страдания. Знаешь, какую боль я утром испытал? — притворился Канат. — Моя домработница вчера постирала мои белые трусы с красными носками. И если ты хочешь знать… Я сейчас в розовых трусах.   Куда уж там. Бедненький. Эким поджала губы, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху, поскольку перед глазами предстал образ Каната в розовых трусах.   — Ты насмехаешься надо мной? — Эким хотела было уйти, но Канат напористо припёр её к стене, захватив в ловушку из крепких рук.   По склонившемуся столь близко лицу стало понятно, что шутки окончены. Канат медленно поднёс ладонь к лицу Эким и слегка надавил подушечкой большого пальца на пухлые губы, размыкая и проталкиваясь во влажную плоть, погружающую в тёплую негу. В носу прошелестела смесь пудового персика. Благодаря запредельному влечению к Эким, его дыхание спёрло, глаза потемнели. Тело настолько бурно реагировало на её пленительную внешность, что Канат невольно представил, как водил не пальцами, а крупной головкой по сочным губам. Испугавшись собственных чувств и выброшенного из надпочечников адреналина, Эким хотела было ускользнуть, но Канату американские горки здорово надоели. Он придержал её за круглые бёдра.   — Ты считаешь, что мы не подходим друг другу из-за моей семьи? — прямой взгляд в глаза с медовой поволокой заставил Эким опустить глаза и умолкнуть. — Значит, нифига ты не смелая... Я думал, что ты другая, но по факту ты ради меня ничего не сделала. Ты права, нам не стоит больше встречаться.   Канат развернулся и, не оборачиваясь, пошагал прочь. В эту же секунду крошечное сердце Эким ёкнуло, на душе неприятно заскребли кошки. Канат надеялся, что Эким пойдёт вслед за ним, но, увы. Их надежды друг на друга совпали. Она внутренним голосом умоляла, чтобы Канат остановился, не бросал её, но он уже давно скрылся из виду.   Озана валтузило и метало по всей школе. Он спешно купил в столовой кусочек шоколадного торта, отправился на поиски Хазал и внезапно застопорился. Узрев её воркующую за одним столом с рыжим недоноском, гнев начал царапать его изнутри. Чужой провёл рукой по её запястью. И всё. По жилам Озана тяжело хлынула густая мстительная кровь, поскольку на её запястье должна была быть его рука. Краем глаза, увидев Озана, Хазал поёрзала на стуле, поправила волосы и задрала капризный носик. В ней раздухарилась обида. Хазал специально потрепала знакомого по волосам и расхохоталась так славно, будто ей пузико защекотали. Ослеплённый гневом Озан за секунду приблизился к столу и кивком головы приказал парню подорваться с места. Хазал фыркнула и обиженно уставилась в окно. Когда тот встал, Озан изобразил дружескую улыбку, сродни звериному оскалу.   — Свали отсюда, лошонок, не подписывай себе смертный приговор, — процедил он сквозь зубы и подтолкнул парня пинком по направлению к двери. Переведя взгляд на Хазал, его глаза тут же затопило нежностью. Озан вынул спички из кармана, зажёг одну вместо свечи и осторожно придвинул к ней тарелочку. Хазал нарочно сделала вид, что Озана не слышит.   — Давай, цыплёнок, загадывай желание и лопай… Сам испёк, между прочим, — Хазал резко повернулась, уставившись на него с искренним недоумением. — Не веришь…? Ну и правильно делаешь, что не веришь.   — Не хочу! — вспылила Хазал, вставая из-за стола. — Какой же ты омерзительный тип! Какое ты имеешь право прогонять моих друзей? Я для вас даже не человек! Животное! Забирай свои поздравления и убирайся! И вообще, не трогай меня! Не вмешивайся в мою жизнь! Не нужны мне твои подачки, ничего мне от тебя не нужно!   — Буду вмешиваться, — спокойно буркнул Озан и насупил брови. Его слова прозвучали по-детски упрямо. — Я буду вмешиваться в твою жизнь, хочешь ты этого или нет.   — Алла-а-ах... что же ты хочешь? — в голосе раскрасневшейся от гнева Хазал послышались слёзы, понимая, что диалог с бараном — самая бессмысленная вещь.   — Тебя, — негромко ответил Озан, виновато опустив глаза. Но от злости и смущения у Хазал давно закончились слова. Активно убеждая себя в том, что не хочет Озана, Хазал выбежала из столовой.   Озан со злости футбольнул рядом стоящий стул. Любовь к Хазал доводила его до исступления, до безумия. Но, к сожалению, он понимал, что она его чертовски боялась. И если он не изменит варварское поведение, Хазал подарит сердце другому.  Озан поймал Каната на школьной парковке. Поскольку они оказались как никогда в схожих ситуациях, Канат не был в состоянии долго злиться. Отдаляясь от Каната и Хазал, как бы Озан ни надеялся, легче не становилось. Ему ведь тоже осточертела глупость Мелисы и подхалимства Джана и Бурака, которых друзьями назвать и язык не повернётся. А Озан, несмотря на шутки про подкаблучника, успел соскучиться по настоящей искренней дружбе. Вскоре Озан признался Канату, что влюблён в Хазал, и она об этом тоже в курсе. Реакция Каната была неоднозначной, от смеха он ещё долго не мог отойти.   Заканчивая усердствовать над салатами и запечённой курочкой, Хазал носилась по квартире и наводила порядки в ожидании гостей. Надев чёрное, с расклёшенной юбкой коротенькое платьице, она, наконец, замедлилась у круглого настенного зеркала. Увлёкшись разглядыванием глупо улыбающегося отражения, Хазал втянула животик и неуверенно провела ладонью по гладко уложенным волосам: «Я красивая?» — спросила она. Был бы рядом отец, наверняка бы восклицал, до чего же дочь его хороша. И вдруг Хазал осенило! Шлёпнув себя по лбу, вспомнив, что нужно бежать за салфетками и одноразовыми стаканчиками, Хазал надела шубку и выбежала из подъезда, жадно впитывая сладковатый морозный воздух. Когда Хазал направилась в сторону супермаркета, на неё вдруг накатила тревога. На улице было почти пять часов вечера. Довольно светло и людно, но ощущение преследования только усугубилось. Она слышала, как снежный хруст её шагов смешивался с чужим. Звуки приближались, становились отчётливей. Скорее, скорее добежать бы до магазина. Она не хотела оборачиваться, лишь бы не оборачиваться. Поддавшись страху, Хазал сорвалась на бег, но вдруг чьи-то руки крепко схватили её за талию. Хазал замерла, как замирает кролик при виде удава. Воровато обернувшись, её внутренний голос закричал, вытолкнув из лёгких нелепый скулёж.   — Дай мне минуту и разреши тебя поздравить по-человечески! — торопливо вымолвил Барыш, фиксируя тяжёлые руки на её талии.   — Нет, нет, я жду гостей, — запаниковала Хазал, усилено, вырываясь в сторону магазина. — Пусти меня, я закричу!   — Да хватит тебе, полчаса посидим, и я тебя домой привезу… Давай, Хазал, белый день на дворе, мы среди людей будем! Чего ты боишься? — Увидев её растерянность, Барыш воспользовался секундным замешательством и потянул её за руку. — Пойдём, говорю. Зря, я, что ли, старался, сюрприз тебе готовил?