Храброе сердце плачет и смеётся

Озан чередовал удары. Разгон. Разворот. Ускорился. Двойной удар. Увернулся. Пошатнувшись, он отскочил на расстояние. Прицелившись, Озан уже бил сильнее. Бил с левой. Ниже. Удар кулаком. Удар ногой. С правой. Выше. Ему становилось всё труднее дышать. Пока не поздно он всё же закончил тренировку. Ведь те муки совести заставили сразу, не переодеваясь, схватиться за спортивную сумку и молниеносно запрыгнуть в машину.       — Ненавижу обоих! — с искренней злобой вытолкнул из себя слова Озан и тут же завёл мотор.        Оправдались самые чудовищные мысли, когда он и сам не понял, как уже стоял возле подъезда Хазал. Озан пришел в бешенство, обратив внимание на криво припаркованную машину Барыша. Затем, увидев тусклый свет в её окнах, он непроизвольно сдавил верхнюю часть руля.     — Спокойно. Я не буду никого резать, — Озан медленно повернул ключ зажигания и засобирался уезжать. — Или всё-таки буду?        Театр абсурда и унизительное положение уткнуться лицом в чей-то пах против своей воли обезоруживало. Делало Хазал безвольной и заставляло чувствовать себя жалкой. Персональный ад и непрекращающийся звон в ушах, только подпитывали страх, который словно турбина больше и больше набирал обороты.        — Не хочешь? — на лице Барыша отразилась пугающая психопатия, глаза помутнели. — Ты мне врала-а-а-а, а я любил тебя. Она рассмотрела в этом умершем взгляде искреннюю детскую обиду. Девушку сковало в движениях, но внутри кипело негодование и ненависть. В горле настолько пересохло, что едва удалось вымолвить:       — Ответишь за всё! — пикнула Хазал, чем ещё больше раздразнила злость безумца.       Пугающая улыбка исчезла, и на смену пришёл гнев. Его верхняя губа приподнялась и дрогнула. Барыш пятернёй схватился за длинную белую футболку, приподнимая Хазал на ноги.       — Ты думаешь, я шучу с тобой? — его глаза въедались, становились шальными и мечущимися, а взгляд отсутствующим и пугающим.       Она возобновила отчаянную попытку вырваться. А ему слишком уж хотелось взять своё, и без трофея он не собирался возвращаться домой. Барыш подхватил девушку подмышки и словно трепыхавшуюся бабочку перенёс в небольшую комнатку. Хрупкие и мягкие крылышки рисковали вот-вот обломаться. Цветок имел возможность никогда и не распуститься. Но с другой стороны, если бы цветок и не распустился, он бы жил вечно и никогда бы не завял.        — Па-а-апа… папа... — Хазал плакала. От шока у неё начались спазмы и судороги. Несмотря ни на что, девушка продолжала бороться. Она кряхтела и с надрывом старалась побольнее ущипнуть лицо и шею обидчика. Голос, охваченный безнадёжностью, помалу стихал, как и мечта стать доктором постепенно отдалялась. Отдалялись и мысли когда-то съездить на сказочный остров. Испарились надежды о детях и счастливом замужестве. И даже желание жить помутнело и превратилось в нечто схожее на марево, потемневшим сгустком, уносящимся в беспросветный чёрный тоннель.     А у парня напрочь стирались грани. В голове до того заклинило, что он и сам не осознавал, что делал. Больная влюблённость и подавленный гнев, сотканный из многочисленных внутренних бесов и надломов, позволяли рождённому с золотой ложкой в одном месте распустить руки. Это давало уверенность в своей безнаказанности и самобытности. У неё ведь нет родителей, нет связей. Одна. Никто не хватится. Никто не заступится и не придёт на помощь. Ему ничего не будет. Никто её и слушать не станет. Из коридора доносился свет, слабо освещая маленькую уютную спальню. Когда он перетащил девушку туда и одной рукой смахнул розовое одеяльце — по комнате разлетелось несколько мягких игрушек, с которыми Хазал любила спать в обнимку. На столе лежала чёрная записная книжка с расчётами доходов и расходов, в углу стоял маленький ночник в форме тюльпана. Над столом возвышалась деревянная полочка, где книги были сложены в аккуратный ряд. Брелок в форме цыплёнка валялся где-то возле кровати, а жёлтая, аккуратно выглаженная жилетка свисала на спинке пластикового стульчика.       Он уложил всё ещё дёргавшуюся, негодующую, пышущую гневом и отчаянием девушку в кровать и спустил трусики со звёздочками. Она захныкала, когда маленький кусочек хлопковой ткани полетел на пол. Барыш заворожено навис сверху и восхищённо разглядывал обнажённое тело. Его мечущиеся глаза устремлялись вверх и жадно пожирали глазами живот, рёбра и мягкие розовые соски. А у девушки мышцы сводило от боли. Судороги больно простреливали икроножные мышцы, что сил бороться и вовсе не оставалось. Барыш настолько впечатлился её голым телом, что у него пот полился ручьём со лба. Хазал от неприятных ощущений заскрежетала зубами и напрягла мышцы, издавая подобия крика, который получился безмолвным. Она совершенно не представляла, что её должен увидеть голую в таком унизительном положении кто-то кроме девчонок в раздевалке. Коснувшись ладонью сухой, сжавшейся промежности, Барыш вошёл во вкус, блаженно закатил глаза и застонал. Хазал почувствовала, как рука чудовища будто сжала все её внутренние органы. Неожиданно завибрировал телефон, лежавший рядом с подушкой. Барыш бегло взглянул, и в глаза бросилась надпись на экране: «Папа» и смайлик в виде сердца. Не обратив внимания на то, что ей звонил отец, он продолжал делать ту гадость, которую никакими извинениями не искупить и никакими молитвами не замолить, а сломать жизнь, как нечего делать. Барыш даже не осознавал на тот момент, что ломал жизнь не только Хазал, но и её отцу. Он задрал длинную футболку прямо до подбородка и быстрыми поцелуями осыпал шею и грудь застывшей в ужасе девушки. Отец продолжал настойчиво звонить, будто чувствовал происходящий удручающий набор сцен и всё, что он мог делать это просто звонить.       — Я так люблю тебя, я так люблю тебя… — в бреду полного безумия бормотал Барыш.       — Я сказала, нет... — сквозь слёзы и гнев голосила Хазал. — Я не разрешаю... я не разрешаю!       Его рука потянулась к телефону, чтобы скинуть на пол. Хазал воспользовалась образовавшимся свободным пространством и тут же ударила локтем в нос. Когда эффект превзошёл все ожидания и его глаза заслезились, девушке удалось выскользнуть из-под тяжёлого тела блондина. Барыш быстро среагировал и крепко схватил голень. Её глаза мгновенно оценили обстановку. Прыгать из окна высоко. Дверь в ванную легко выбить. Подъезд! Она вырывалась. Его руки — хомуты, они вцепились в голень намертво. Чудовищу удалось протащить её обратно в зловонное болото своих объятий. Хазал уже начала скользить по полу босой ступнёй. Будучи на адреналиновой бомбе, девушка вложила всю свою мощь и нанесла повторный удар в нос. Он отшатнулся и потерял равновесие. Пока небрежно утирал рукавом две хлынувшие струйки под носом, Хазал рванула, но он долго не раздумывал, подорвался с кровати и кинулся следом. Хазал не понимала, сколько ей понадобилось времени, чтобы открыть дверь и как она ночью в одной футболке должна выскочить на улицу. Все планы рухнули, когда на пути произошёл затор, прямо в дверном проёме. Она стукнулась о мужскую грудь и шокировано подняла глаза. Как?     — Озан? — девушка не поверила своим глазам, неужели это сон? Ведь Хазал и представить себе не могла, что когда-нибудь настолько сильно обрадуется появлению Озана.   Он выглядел весьма странно: чёрные спортивные штаны, чёрная толстовка и чёрная кепка. Парень замер в недоумении, глядя на босую, полураздетую девушку. Она скукожилась и издала неловкий вздох боли, стискивая низ футболки, как бы стараясь её удлинить, дабы скрыть своё унижение. Скрыть и забыть этот позор как страшный сон. Секунда напряжения повисла в воздухе, но Хазал будто растормозилась в движениях и мигом спряталась за спину Озана, до боли в костяшках, вцепившись дрожащими пальцами в его толстовку. Барыш с разбитым носом застыл на месте, а ноги приросли и пустили корни сквозь деревянный ламинат.    В голове мысли летали словно приведения, и он уже ничего не понимал, только громко дышал и пыхтел, а напуганная Хазал дрожала ему в унисон, крепко сдавливая озанову чёрную толстовку. Парень нахмурил брови, уверенно прошёл на порог и въелся в друга пристальным взглядом.      — А что здесь происходит? — вопрос прогремел жутким грудным голосом. Озан уверено вошёл в комнату и оценил обстановку, в то время как Хазал следовала паровозиком, не расцепляя пальцы. Обстановка кровавой жатвы. Его грудь начала ходить ходуном, жевалки запульсировали, глаза обезумели и заблестели бешенством. Тело охватило тревогой, будто холодный воздух сковал всё вокруг. Глаза поймали кусочек ткани, валяющийся на полу, а этот детский рисунок заставил самые страшные чувства бушевать внутри. Не глядя на Хазал, он оттеснил её рукой за спину, ещё дальше, проталкивая в комнату, чтобы её и видно не было. Девушка перепугано выглядывала одним глазом и шарахалась только от одного вида человека, который ей когда-то нравился. Лицо Барыша постепенно преображалось, а глаза начали приобретать человеческий цвет сарказма, чего было не сказать о внушающем человеке напротив. Озан уже медленно надвигался, а в голове появился тёмный дурман.      — Слушай, мы просто ругаемся, оставь нас, — непринуждённо пропел Барыш. — Или ты питаешь слабость к моей девчуле? — опрометчиво и ласково спросил он, не понимая своего упаднического положения.      — Нет... — Хазал тихонько забормотала и скукожилась в дверном проёме комнаты. — Убери его отсюда... просто убери его отсюда...       Медленная походка и неспешные движения Озана пугали до смерти. Он схватил плечо друга и на вытянутой руке впечатал в дверь, нависая над ним, так как он давеча нависал над беззащитной девушкой. Губы Барыша дрогнули в улыбке, более походившей на защемление нервов.      — Пойдём, выйдем? — спросил он, провоцируя и без того уже подогретого человека.      — Ты хочешь со мной выыыйти? — его пронзительный взгляд, дикая пугающая улыбка. Голос стал тяжёлым, будто он и не человек уже. — Да ты за всю жизнь ни разу не смог избить меня, ты — урод бесполезный.       Барыш наигранно задумался и посмотрел вверх. Он продолжал сохранять непринуждённость, что придавало этой картине пущего абсурда. Большего ада, но ада, созданного не дьяволом, а людьми на земле — в этой квартирке, в этом доме и с этими людьми. Её персонального ада.      — А может, я всё это делал, чтобы ты снова взялся за старое... люблю этот твой взгляд у-у-у-у… я скучал по тебе старому! А помнишь, как нам было весело раньше? — ликующее лицо Барыша заставило вспыхнуть и сорвать последнюю планку Озана. Образовался какой-то яркий дымящийся вулкан. Озан крепко обхватил его затылок ладонью и плотно вжался лбом в его лоб. Надавил сильнее, да, так что рука задрожала. И он рассмеялся.      — А ты точно скучал? — Озан смеялся ему в лицо мёртвым и каким-то бездушным смехом. Оскал хищный, а глаза широко распахнуты, будто не живые. Он понимал, что возможностей сорваться и взяться за старое множество и сейчас как раз одна из таких.       Озан перевёл взгляд на Хазал и девушку начало мурашить. В нём изменилось всё — от речи и выражения лица до самого впечатляющего — чёрствого наглого оскала, с напрочь отсутствующим состраданием. Она видела этот взгляд всего лишь несколько раз в жизни. Но у Каната она никогда этого не замечала. Дьявольщина какая-то, подумала девушка. До чего же порода больная эти люди.   — Пошёл, — Озан его начал проталкивать вперёд. Он уже ничего не видел и ничего не слышал. Рассудок помутнел, а клокочущий гнев заставил выйти наружу то, с чем он всю жизнь боролся и старался контролировать.     — Ты ублюдина, что ты творишь?! — Барыш занервничал, когда Озан вывел его на детскую площадку и замотал руки скотчем. Он достал нож и распластал друга по песку, нависая сверху.     — Ты же соскуууучился… — жалостливо пропел Озан, провёл лезвием по его щеке и остановился у глаза. — Даже не знаю, что с таким бесполезным куском делать… — парень слегка отстранился и вопросительно посмотрел.   — Ты чёртов садист! Отвали от меня! — Барыш запаниковал и задёргался, ему ведь не нравилась перспектива быть связанным.     Озан задумался и направил в него нож.     — Бойся меня… — он продолжил говорить медленно, тянул и смаковал каждое слово. — Я твой хозя-я-яин. А ты — мой ра-а-аб, Баре. И да-а-а-аже если я умру, я буду тебе сниться, и буду убивать тебя каждый день, — и улыбнулся мило и сладко, но в то же время нагло и жутко. — Татуировку хочешь? Непринуждённо спросил Озан, будто всего лишь выпить позвал. Парню, в конце концов, стало скучно, он спешно достал чёрную маску из кармана, чтобы не запачкать лицо и резко замахнулся.      Стало страшно. Хазал не знала, что они там делали. Девушка заглядывала в окна, но беспросветная темнота их района в ночное время не позволяла их отследить. Но прежде чем прошло минут двадцать и Озан заявился в квартиру, Хазал сложила вещи и навела порядок. Когда он вошел, в первую очередь отправился вымыть руки и лицо от чужой крови, пока девушка шокировано наблюдала из комнаты. Перспектива оставаться наедине с этим человеком всё же немного настораживала, хотя она и знала его с детства. Это пугало ещё больше. Озан быстро вошёл и оседлал стульчик, поворачивая его спинкой вперёд. Хазал завернулась в одеяло, отвернулась к стенке и затаилась, чем вызвала искреннюю насмешку Озана. Его ухмылка немного привела в чувства девушку, давая понять, что для неё он не опасен. Хотя минут двадцать назад Хазал видела его таким ужасающим, что в тёмном переулке не желала бы пересечься.      — Что? Думаешь, спряталась и всё? — он внимательно следил за каждым капризным движением и за тем, как девушка нервно шелестела одеялом. — Боишься? — вопрос оставался без ответа, поэтому Озан решил самостоятельно ответить. — Понимаю. Я бы тоже боялся.      — Надеюсь, ты его не убил? — тихо пробормотала девушка.      — Да нет, не думаю.       Хазал задушила обида. Девушка внезапно развернулась, скинула одеяло и осуждающе уставилась на Озана.      — Какие же вы все моральные уроды... я так оскорблена... никогда не прощу! — она тут же улеглась на спину и уткнулась в потолок. — Сколько это ещё будет продолжаться? Сколько ещё ты будешь жить вольготно!? Сколько тебе всё будет сходить с рук!? — прикрикнула Хазал. — Правильно… тебя отмажут Ноги её до сих пор подрагивали от ударившего внезапно стресса. Эта ситуация казалась настолько нереальной, причём и для Озана тоже.      — Смотри, ещё и кусается, — удивился парень, не сводя глаз и не пряча улыбку.      — Озан, зачем ты сказал ему?       — Ты совсем глупая? — возникло секундное удивление в его глазах. — А то он бы никогда не узнал.      — Но зачем ты дал адрес этому ублюдку? — ещё немного и девушка закричала бы. — Ты хотя бы представляешь, что мне пришлось пережить?      — Мне извиниться? — аккуратно спросил он, не понимая, что надо говорить, ведь его никогда не утешали, и он сам никого никогда не утешал.      — Нет. Я хочу, чтобы ты умер. — Буркнула Хазал и отвернулась к стенке.      — Ты очень любезна, Хазал, — усмехнулся парень и не успел глазом моргнуть, как девушка уснула.   Не веря глазам, Озан потушил свет в её комнате и оставил гореть тусклый в прихожей. Шли минуты, и девушка сладко засопела, скинула одеяло и тогда ему стало нехорошо. Пользуясь представившейся возможностью, Озан принялся с упоением разглядывать хрупкое тельце. Он поверить не мог, как можно хватать и сжимать малышку? При взгляде на этот беззащитный комочек, в груди разливалось столько нежности, что Озан не выдержал и точно заколдованный выставил кисть, чтобы погладить ягодицы. Но сразу же отдёрнул руку, отрезвился и подорвался со стула. Нет. Нет. Нельзя. Но если осторожно, то она ничего не узнает. А вдруг проснётся? Что он тогда скажет? Как объяснит? Но сила движущего желания оказалась сильнее. Его движения стали грубоватыми и неуклюжими.      Озан снова уселся и склонился над спящей, возобновив попытку. Тяжёлая рука приблизилась к ножке и застыла. В голове закипела кровь, руки задрожали. Аккуратно, огрубевшими подушечками пальцев, он коснулся беззащитного и столь уязвимого места на внутреннем изгибе коленки и погладил круговыми движениями нежный бархат. К чёрту! Он никогда в жизни ничего слаще и мягче не трогал. Это ему не возиться с железяками в капоте. Как вообще можно к этому ангелу применять грубую силу? Он водил ладонью уже не в силах оторваться. Озан наклонился к её головке и услышал мирное сопение. Густой аромат бисквита насытил лёгкие и пропитал его кожу насквозь. Он понял, каковым слабаком в итоге оказался и мог себя сдерживать, только соблюдая расстояние с Хазал.      Он прижался губами к блестящим волосам, шелковой россыпью раскиданными по подушке и издал неконтролируемый горячий стон. Девушка непроизвольно поёрзала, и футболка задралась, открывая взору ткань трусиков. Дыхание перехватило, а из лёгких начали вырываться неуправляемые хрипы. Её маленькие ножки были слегка разведены в стороны, поэтому он опустился ниже и поцеловал изгиб колена, осторожно, почти не дотрагиваясь губами. В голове постоянно мелькали мысли, что он должен остановиться и прийти в себя, иначе она проснётся и как тогда он должен объясняться? Его лицо горело, ширинка вздыбилась, а рука сама будто потянулась от изгиба чуть выше по внутренней стороне бёдра. Губы мазали и скользили вверх к мягкой словно бисквит, пропитанный сахарным сиропом половинке. И вдруг Хазал непроизвольно дрогнула, а Озан за секунду убрал руки. Он понимал, что вечернее заступление караула возле её кровати может закончиться преступлением в лучшем случае, а в худшем он рискует получить пару ожогов и сердечный удар.   Оба класса столпились у входа в конференц-зал и ждали неожиданно нагрянувшую комиссию, которая надумала перешерстить все школы города. Канат бросал загадочные и неуверенные взгляды на Эким. В голове то и дело всплывали непристойные образы. А когда она виновато на него смотрела, он не понимал почему? Почему что-то сладкое вдруг обрывалось внутри и единственное, что он ощущал — это не страх получить наказание, а толчки собственного сердца, его мечущегося сердца при взгляде на эту девушку. Директор в компании деловых людей в костюмах уже приближался. Он подошёл к школьникам, сначала открыл двери и запустил важные чины, а потом и остальных. Первое, что их встрепенуло и оживило — это прохладный кондиционированный воздух. Помещение было гораздо светлее, чем остальная часть колледжа. Оно было оборудовано камерами, посередине стоял большой круглый стол и проектор для презентаций. Эким привычно уселась вместе с Бекиром, Айше, Лейлой и Хазал. Когда Канат и Озан вошли, все начали сторониться ребят, будто в одночасье они уже не цари зверей, а отродья и злобные мутанты. Эким переглянулась с Фикретом и кивнула мужчине, потом встретилась взглядом с Хазал и печально вздохнула. Прости Канат. Добрых полчаса они многострадально слушали лекцию и презентацию о том, как травля влияет на жизнь ребёнка и о способах борьбы с ней. Хотя, конечно же, панацеи не нашли и противоядие сего феномена так никто и не смог предложить. Главные бесы всячески изображали неподдельный интерес и искреннюю улыбку, будто они понимали, что значит подвергаться издевательствам. Ведь зло носило множество масок, но худшая маска — это маска добродетели. Наконец, когда лекция закончилась, Фикрет поднял Эким и здесь началось самое интересное, началось непонимание и изумление. Все вытаращили глаза и уставились на девушку.     — Я бы хотела попросить, наказать Канта Гюная, Мелису Герчек и Озана Йылмаза, — дрожащим голосом начала Эким. — Неоднократно я, мои одноклассники и другие учащиеся колледжа подвергались физическому и психологическому насилию со стороны этих людей. Вчера они жестоко избили своих одноклассников, отчего те оказались в больнице, но, к счастью, состояние их не тяжёлое и скоро они могут вернуться к занятиям.      Глаза Канта и Озана синхронно расширились от неверия собственным ушам и неверия собственным глазам. Когда Эким заикнулась, что это они избили Джана и Бурака, что это по их вине те оказались в больнице, Каната затрясло. На смену непониманию пришёл шок — не от обиды на неё, ведь свою вину по отношению к Эким он осознавал. Он был в шоке от несправедливости ситуации. Парень переглянулся с Озаном, ища опору, но Озан лишь пожал плечами. Чертовщина какая-то. Озана эта речь, не особо взяла за душу, а вот у Каната появилась неприятная резь в глазах, будто туда горячего песка насыпали. Остальная публика была шокирована не менее. Мелиса хмурила брови и злорадствовала, танцуя на костях бывшего парня. Никто из присутствующих, кроме Хазал ничего не понимал. Девушка опустила голову, чтобы не смотреть в глаза брату. Когда минутка нравоучения закончилась, и комиссия, внимательно выслушав показания, обнадёжила, что займётся делом. Канат всё находился в шоке и недоумении, потому что ощущения проехавшегося по нему катка заставило неотрывно пристально смотреть Эким прямо в глаза и ждать пока всё разойдутся. Они остались втроём, ведь уйди Озан, тогда у Каната вообще бы не осталось какого-либо фундамента.    — Почему? — тяжело сглотнул непроходимый ком и прикрыл глаза рукой от косого бьющего прямо в глаза луча солнца. — За что?     — Прости… — Эким смотрела на него с грустью, едва сдерживая слёзы. — В тот день, когда директор провёл беседу с нами, ты пригласил меня на свидание. Мы с Хазал на самом деле ещё тогда всё поняли. И мы долго разговаривали с Фикретом и не знали, что делать. Потом всё-таки мы с Хазал придумали этот план, чтобы я втёрлась к тебе в доверие. Тогда мы бы развалили вашу компанию изнутри, чтобы расправиться с каждым по-отдельности.   Канат не мог поверить в то, что слышал. Такого щелчка по носу от жизни он ещё не получал. И самым жестоким и отрезвляющим было именно от неё получить этот удар. Когда Эким с виноватым видом сидела и жестоко хлестала Каната по щекам высказываниями и реальными фактами. Рассказала всё как на духу.     — Тогда я не пришла на встречу, помнишь? Это мы тоже спланировали. Когда ты пришёл, ко мне домой всё пошло не по плану, ты начал меня защищать, и я была тебе благодарна. Потом ты пропал, и эти уроды меня преследовали, разгромили мне полдома. Я разозлилась и не позвонила тебе специально, чтобы ты в школе прокололся. Нам нужно было на вас серьёзное дело. Вот мы этим и воспользовались. — Эким нерешительно подняла на него глаза, и у неё сжалось сердце. Он ни разу ничего плохого за эти полчаса не сказал и не обвинил её, не назвал предательницей. Из-за этого она ощущала себя ещё более паршиво, потому что промолчала на том моменте, что он ей понравился.       Что это? Буддистское колесо кармы? Каната не волновало, получит он наказание или нет, он не держал обиды на неё, он просто хотел выйти оттуда, как можно скорее. Он хотел завалиться домой, выключить свет и целый вечер смотреть в потолок, не выходя из крепости. Земля уходила из-под ног. Он кое-как поднялся и, шатаясь, поплёлся вон из этого холодящего помещения. Озан с интересом уставился на девушку и задумчиво взялся за подбородок.     — Эким, а ты знаешь, почему мы с Канатом друзья? — она стыдливо опустила голову. — В младшей школе никто не хотел со мной дружить. Все меня сторонились, потому что боялись. Канат мне всегда казался каким-то ненормальным, сумасшедшим добряком. Он защищал животных и плакал, когда я топтал насекомых. Но этот сумасшедший всё равно продолжал за мной ходить по пятам. И я не понимал, почему все меня опасаются, а этот дурак хочет дружить с таким, как я. Я всегда хотел научиться у него этому. Вере в людей. У меня этого никогда не было. Я даже свою боль никогда не ощущал.     У Эким возникло ощущение, что вся обитель, названная внутренним миром, будто карточный домик, развалилась в одно мгновение. Девушка вышла в коридор и успела разглядеть удаляющийся силуэт Каната. Она пошла следом в надежде догнать и постараться объяснить, что причинить зло — это не цель. Она хотела объяснить, что они всего-навсего хотели справедливости.   Но не зря говорили великие люди, что нельзя превращаться в мстителей, потому что рыть придётся сразу две могилы — одну для врага, а вторую для себя. Она его догоняла, а парень почему-то уверенными шагами направлялся вверх по лестнице. Она поняла, что Канат держал путь на крышу.   — Эким, не сейчас! Возвращайся на уроки! — строго прикрикнул парень, покосившись через плечо.   Невзирая на беспрекословный приказ, Эким шла за ним. Отголоски чужого разговора удалось расслышать уже на полпути. Ребята застучали обувью по лестнице и наконец, поднявшись на крышу, окаменели.   — Что урод, думал, отец не расскажет, что ты копаешь под меня? Какого чёрта ты в сизо делал, ублюдок? Как вы всё меня бесите, мне надоело улыбаться таким уродам, как вы! — выходил из себя Барыш, схватив Азиза за шиворот и держа его на краю пропасти. Когда Барыш резко обернулся и увидел Каната, он ещё больше накренил Азиза. — Канат, уходи!   — Какого хрена ты делаешь? — возмутился Канат и начал уверенно идти вперёд, чтобы освободить шокированного брата. Эким в это время достала мобильный и дрожащими руками начала записывать. Ей показалось, что это пригодится в будущем. Ведь то, что делал парень подруги — это лабиринт полного безумия.   — Стой придурок! — Барыш крепче схватил Азиза, говоря в лоб, что шутить шутки не намерен. — У меня, Канат, с тобой никаких проблем нет. Но раз уж ты здесь, друг... —  Канат настороженно приостановился и поднял руки вверх. — Вы, уроды, совсем охренели? — закричал Барыш, метая молнии. Его волосы были взлохмачены, а хищный звериный оскал давал понять, что пора вызывать команду санитаров. — На колени.   — Что? — замешательство и непонимание.   — Я. Сказал. На колени. Кана-а-ат… — секундная пауза.   — Хорошо. Я стану, — Канат смирился, медленно выдыхая. — Я стану. Только отпусти Азиза.    Двигаясь медленно, не отводя настороженного взгляда, Канат склонил перед ним колени. И здесь Барышу сорвало крышу. Он швырнул Азиза на пол, а сам, набирая какой-то невообразимый разгон, будто бешеный полетел на Каната, и с размаху ударил парня по голове. Да с такой силой, что хватило одного удара, чтобы сбить его с ног. Канат рухнул наземь и притих. Тогда Барыш спешно покинул здание от греха подальше, а Эким и Азиз мечущиеся и испуганные бросились проверять обездвиженного парня. Чувство горечи появилось в душе. Девушка эмоционально упала на колени, обхватив его голову руками.