Храброе сердце плачет и смеётся

Эким запрыгнула в уходящий автобус и приложила карту к считывающему терминалу. Плотно зажав телефон плечом, шатаясь и пробираясь, словно по волнам на сёрферной доске, девушка в школьной форме, наконец, плюхнулась у окошка. Неше предупредила, что вынуждена идти на ночное дежурство. Она настояла, чтобы Эким разогрела еду и не забыла съесть салат.           — Понятно, — Эким грустно вздохнула. — Такими темпами я скоро забуду, как ты выглядишь. Она положила в карман проездной и застегнула рюкзак, кинув на соседнее свободное место.           — Да прям уж так, — возразила Неше, но вдруг она вспомнила. — Дочка, а ты Каната в гости позови. Думаю, он не будет против, да и тебе не скучно.           — Ма-а-ам… — Эким замялась, а на щеках вспыхнули розовые кружочки. — С чего такое радушие?         Нависло неловкое молчание. Неше хотела что-то сказать и обдумывала, как это сделать поделикатнее.          — Эким, ты знаешь… — начала мама. — А он мне понравился… мне кажется, он хороший парень…         Правду ведь говорят, если много думать о человеке или прокручивать в памяти эпизоды с его участием — он всё чаще начинает попадаться на глаза.          И стоило Эким открыть рот, чтобы съязвить, как её отвлёк настырный сигнальный рёв. На дороге началась какая-то возня. Она взглянула в окно, и хотела было отвернуться, но ЧТО?           — Мам, я перезвоню, — Эким сбросила вызов и прилипла к стеклу.            Канат в солнцезащитных очках, гнал на чёрном автомобиле, подрезал её автобус и настойчиво сигналил.         Эким буквально ладонями врезалась в окошко и нахмурила брови. Увидев, что она заметила его, Канат вдруг начал что-то пытаться объяснить. Он размахивал руками, зазывал и активно жестикулировал.           — Да что он делает? — Эким неодобрительно покачала головой. Почему машет? Что за форсаж по-турецки? Ещё и с таким раздражающим скрипом колёс. С несчастным городским автобусом решил посоревноваться? А люди, спешащие на работу, подождать должны, потому что Канат так захотел. Эким уже пристальнее всмотрелась, дабы разглядеть, что он показывал. И тут-то дошло, что всё это адресовано ей, он хотел, чтобы она вышла на остановке.     Чтобы лишний раз не подвергать стрессу водителя и окружающих, Эким тут же выскочила из автобуса, прошла на остановку и присела на скамью. Канат медленно свернул на обочину, вышел из машины и широко развел руки в качестве приветствия. Эким, его радости не разделяла.           — Преследуешь меня?            Канат молча присел рядышком, покрутив ключи на пальце. Эким нарочно отсела подальше, а Канат, будто, не обращая внимания, специально придвинулся ближе. В абсолютном молчании он сокращал расстояние до того момента, пока не впечатал Эким в стеклянную стену. А обернувшись, она заметила странную рекламную вывеску с сердцем, рекламу что-то вроде свиданий вслепую. Будто сама вселенная иронизировала. Эким первая не выдержала тяжёлое молчание и неожиданно выпалила:          — Делать нечего?           — Эким, не будь такой бездушной со своим защитником, — Канат подчёркнуто поправил очки. Он разглядывал Эким, пользуясь моментом, пока она не видела его любознательных глаз сквозь чёрные солнцезащитные очки.   — Я не принцесса, Канат, и не надо ко мне подлизываться, — капризно фыркнула Эким и опустила голову, ковыряя носком асфальт. Она не хотела признаться даже самой себе, что находиться рядом с Канатом не так уже и не неприятно. И когда его ноги коснулись её ножек, у девушки не возникло желание толкнуть его под автобус. Наоборот, захотелось посидеть с ним так, чуточку дольше.           — Зато я рыцарь, — Канату надоело пререкаться, и он поднялся, нависая тенью над девушкой. — Поехали.           Его настрой был категоричным, взгляд серьёзным и спокойным. Эким удивленно раскрыла рот и начала отпираться.           — Куда это ты меня везти собрался?! Я никуда с тобой не поеду… — гордо вскинув голову, девушка отвернулась.          Канат украдкой покосился, окидывая взглядом её плотно сведённые ножки, которые наклонились слегка набок. Ровные и блестящие, словно кукольные. И сама девушка была похожа на куколку. Миниатюрная и милая. Особенно когда злилась. Когда злилась, Каната ещё больше пожирал огонь, зажжённый её упрямством.            — Так ты не голодна? — будто невзначай спросил он и хитро покосился. Тут-то Эким должна клюнуть. Он из машины слышал, как у неё урчало в животе.           Эким на секунду призадумалась и подняла глаза.           — Так, с этого и надо было начинать! — в глазах вспыхнул задор и даже голос ожил, преобразился.            И девушка подскочила и непринуждённо направилась к машине. Она открыла дверцу и обернулась.           — Аллах-Аллах! Долго тебя ещё ждать? — возмущённо кинула ему, уселась и захлопнула за собой дверь.          Канат обрадовался маленькой победе, и, закусив нижнюю губу, проследовал за девушкой, еле сдерживая тяжёлый вздох самолюбования. Когда он приготовился заводить машину, Эким предупредительно выставила палец, чтобы сразу расставить все точки над i.           — Ты платишь, — выпалила Эким и ловко пристегнулась.           Канат расплылся в улыбке и со свойственным сарказмом пропел:           — Обижаааааешь, Эким, — завёл машину, и они тронулись с места.          Эким продолжала бурчать что-то невнятное, смотря в окно. А Канат, часто крутил головой, не сводя огненных глаз, которые благодаря солнцезащитным очкам можно было тщательно скрывать. Хотя день был и солнечным, и прохладным, но пожар, который Эким в нём распаляла, безжалостно рассекал и прожигал его органы чувств с каждым разом всё больше.                  Дом Гюнаев наполнился неугомонным движением высокопоставленных лиц в царстве приглушённого света и фоновой, еле слышимой классической музыки. Рыза выбирал только классические композиции. Он считал, что задорная и ритмичная музыка вселяет в гостей злой дух и заставляет их буянить. А классика стимулирует работу интеллекта, просветляет ум и усмиряет тело. Рыза проводил Озану ознакомительный экскурс, рассказывая о гостях. Не сказать, что Озану было интересно, но раз у дяди день рождения, а Каната до сих пор где-то носила нелёгкая, приходилось терпеливо выслушивать городские легенды и сёрбать коктейль.           — Вон, посмотри на этих. Та ещё семейка, — Рыза пихнул Озана в плечо. — Заработал состояние на игровых автоматах, теперь поднялся и делает вид, что никто не знает.           — Кошмар, — наигранно удивился Озан, крутясь по сторонам.           Рыза взглянул с характерным недобрым прищуром и слегка замахнулся для удара.           — Был бы ты моим сыном так бы и дал по морде!          Озан хмыкнул и закатил глаза. Его радар сработал мгновенно, заприметив издалека растерянную и уже кого-то ищущую Хазал.           — Явление... — недовольно буркнул и повёл носом, отводя глаза в сторону.           Хазал вошла в гостиную и, увидев дядю, обрадовалась. Она направилась к главному виновнику торжества. Правда, дядя беседовал с Озаном и Хазал нехотя, скрипя зубами, приняла сей неприятный факт. Если постараться его игнорировать — можно выдержать минуту унизительного позора, едких комментариев, хлещущих сильнее пощёчины. Хазал подкралась к имениннику и закрыла глаза ладошками.     — До-о-о-очка! — Рыза мгновенно переменился в лице и стал добрее. Он взял Хазал за руку и покружил. У неё невольно закружилась голова. Хазал прикрыла ладошками лицо. — Какая красавица…        Хазал опустила голову, а на лице возникло еле заметное смущение. Изо всех сил она старалась не замечать насмешливый взгляд Озана, который так и норовил выдать очередную колкость. Когда Хазал подошла, он выровнялся и высоко поднял голову, заведя руки за спину. Он смотрел на неё сверху вниз, слегка щуря глаза.          — Скажи, она красавица? — поставил перед фактом Рыза, не переставая восторгаться. Ведь с платьем не прогадал. Она выглядела словно ангел, только золотом усыпанных крылышек за спиной не хватало.          Озан почему-то сравнил её с медовым леденецом, а потом подумал, что на вкус она точно медовая. От этих мыслей и об их сильной недосягаемости он предположил, что если бы увидел её голой, то сразу бы извергнул семя. В простонародье ещё говорили: «обкончался бы».          — Нет, — строго осадил Озан и недовольно прищурился, всё ещё не отводя вбивающегося гвоздями взгляда. А у самого руки дрожали, поэтому и пришлось завести их за спину. Обжигающая волна отдавалась сладким спазмом в животе, а трение разгорячённого органа о брюки, как никогда, стало мучительным и болезненным. Рыза недобро покосился на Озана. Как смеет так говорить? Слепой совсем?          — А ты на свой вид посмотри! У тебя только чёрная одежда? — Хазал огрызнулась. Стоящий рядом дядя вселял уверенность, поэтому она могла показать зубки. Хазал мысленно отметила его чёрную рубашку, чёрные брюки и не одной белой детали. — И душа у тебя такая же чёрная!          Озан хмыкнул. Глаза Рызы строго блеснули, но он промолчал, раздув ноздри. Мужчина сдержанно улыбнулся и обратился к Хазал:           — Иди, поешь, дочка, — Рыза наклонился ближе и прошипел ей на ухо. — Запомни, Хазал. В гостях сразу ешь мясо и рыбу. А рис и картошку ты и дома можешь поесть.          Хазал рассмеялась, мотая на ус житейскую мудрость от дяди. Она отошла подкрепиться, а Озан провожал её пристальным взглядом, пока Рыза не привёл его в чувства, грубо пихнув вбок.          — Эй! — дёрнулся Озан.          — Эй, — передразнил его Рыза и с укором прищурился. — А глаза-то твои совсем о другом говорят... — возникла неловкая пауза, и мужчина добавил: — Клоун.          Озан крепко взялся за стакан с коктейлем одной рукой, а второй поправляя чёрную рубашку, устремил уверенный шаг вперёд. Рыза немного призадумался, на него накатили лирические мысли. Мужчина он задумчиво произнёс:           — Какую же сильную власть имеет нелюбящая женщина над любящим мужчиной…       Вдруг кто-то из его не желанных гостей прибыл, и мужчина выдавил улыбку и умчался.                     Спешно поглощая клубнику одну за другой, Хазал разговаривала по телефону с Барышом. Девушка настолько увлеклась, что не заметила подкавшегося сзади Озана.    — Не налегаю я на сладости, — оправдывалась Хазал, ведь Барыш советовал есть поменьше. — Я в туалете была, поэтому не ответила.          — Привет, Баре! — Озан заорал прямо в ухо, туда, где девушка держала телефон. Он оглушил её и самого Барыша тоже.          Хазал вздрогнула, с перепугу положила трубку и обернулась. Правая щека, набитая сладостями, увеличилась в размерах и перестала шевелиться.          — Хаза-а-ал, — издевательски протянул Озан.          Вёл себя так, будто изрядно выпил. Но от скуки ему лишь хотелось поиздеваться. А жертву удачнее Хазал, казалось, не найти.          — Ч-ч-что? — девушка сглотнула.          — Хаза-а-ал, — Озан ближе наклонился и его горячее дыхание обожгло и разрослось ознобом по коже.   Хазал застыла от страха, который Озан наводил своим видом. Весь в чёрном. Да ещё и пиджак этот накинул сверху. Было такое впечатление, что он его никогда и не снимал. Душ принимал и спал в нём.       — Хаза-а-а-ал.          — Что? — она напрягла плечи и инстинктивно отвернула лицо.          — Хаза-а-а-а-а-а-ал, — Озан последовал за поворотами её головы. Шаг вправо — шаг влево, и они врезались бы носами.     Хазал уже молча вертела шеей и отчаянно отворачивалась от настырного рыщущего лица. А Озан с наслаждением впитывал запах её плоти и заколдованно следил, как покрывалась гусиной кожей её грудь. Хазал посмотрела ровно ему в глаза, а он едва успел их отвести.          — Хаза-а-а-а-ал, — с кривой ухмылкой и каким-то опьяневшим издевательским голосом проговорил Озан. О чём вообще говорила Мелиса? Какой подвал? Наоборот, её тело пахло бисквитом.       — Что тебе от меня надо? — запаниковала Хазал и посмотрела оленьими глазами. Лишь бы ушёл подальше и не наводил страх, не распылял свою чёрную ауру смерти и крови.          Озан задумчиво посмотрел в потолок, а затем снова на Хазал. Она похожа на пушистого ласкового котёнка, который жалобно мяукал.          — Как думаешь, что будет, если я расскажу Баре всю правду о тебе? — его высказывания казались невероятно жестокосердными.           — Перестань нас доставать, — Хазал разволновалась, голос задрожал.          Озан удивился.          — Серьёзно? Думаешь, не скажу? — протянул драматичным голосом, наклоняясь ближе к уху скукожившейся Хазал. — Чем чаще ты говоришь, что я чего-то не сделаю, тем с большей вероятностью я это сделаю.          — Как же бесишь, — обречённо прошипела Хазал и стиснула телефон, ещё немного и раздавила бы. Настолько ей хотелось стереть его самодовольную ухмылочку. Снова драматичный взгляд, будто он вот-вот готов заплакать. Но заплакал бы только оттого, что не мог удерживать позывы дикого ржания.          — Такой уж я человек, Хазал. Так что, скажи мне, что я не должен делать, и я обязательно это сделаю.   «Да уж», — подумала Хазал, когда дело доходило до пыток, ему в этом не было равных.         — Ты чёрствый, грубый... и такой придурок, — она посмотрела на Озана с укором. — Когда человек споткнулся, ты только и ждёшь момента, чтобы его раздавить.          Озан видел в её глазах отвращение. Чёрт возьми, как это раздражало. Да, раздавить. Насекомых надо топтать, давить. Давить по-спартански, грубо, без сожаления и поблажек. Только почему, когда техническая расстановка сил между ними предельно ясна, Хазал продолжала смотреть свысока, с какой-то презрительной гадливостью.           — Вот посмотри, как ты испугалась, — Озан неожиданно схватил её за нос. Он заговорил елейным издевательским голосом, будто с ребёнком. — Всё. Я замолкаю. Не надумывай лишнего, цыплёнок.          У Хазал невольно опустились руки от собственного бессилия. Неведомая сила вдруг отвела его на шаг и только потом она поняла, что Рыза оттянул его за край рубашки. Мужчина строго смотрел Озану в лицо.          — Ты посмотри на него! Как чёрт бешеный к дочке моей пристаёт!          Озану стало невероятно смешно, и он покосился на Хазал, поднял руки вверх и решил уносить ноги как можно скорее.          — Аллах, — поразился Рыза, смотря Озану вслед. — Я, значит, столько воевал, чтобы социальные драконы тебя не забрали, а он со своими слабостями никак справиться не может.          Хазал не поняла, о чём говорил дядя, зато обрадовалась, что спас её от дикого животного.        Увидев Азиза, Озан едва не сбил его с ног. Он схватил его за край коричневой кожаной куртки и развернул на себя. Судя по всему, Азиз только вошёл в дом.   — Ну что? — нетерпеливо стиснул зубы Озан, его глаза внимательно и напряжённо буравили Азиза, буквально штопором вкручиваясь в него. — Узнал что-то?         — Отчасти, — тихими осторожным голосом произнёс Азиз, наклоняясь к уху. — Пойдём.        Он потащил Озана в свою комнату. Они влетели и быстро открыли ноутбук.         — Вот, — показал Азиз. — Он сидит там пару дней, но сказали, говорить отказывается.         — Проклятие, — Озан отфутболил стул. — А этот…         — Кто?         — Который пачкает больничную утку! — злобно шикнул на него Озан.         — Думаешь, есть шансы, что он расколется?         — Расколется. Я с ним поговорю.         — Давай лучше я… — недоверчиво покосился Азиз.     — Да. Давай ты, — начал язвить Озан. — Синус, альфа плюс косинус, альфа. Так ты с ним говорить собрался?         Азиз почесал голову и набрал полный рот воздуха…        Канат и Эким расположились в светлой кафешке, с уютным милым интерьером. Возможно, кафе больше походило, на забегаловку и это было огромным плюсом. Они плюхнулись за небольшой, круглый столик и Эким сразу же взялась за меню.     — Ва-а-ай… ты просто обязан попробовать их кофе, — она подняла воодушевлённые глаза и встретилась с его лукавой насмешкой.     Эким слегка отряхнулась от неловкого молчания и снова уткнулась в меню. Чего смотрит-то так?     — Давай пиццу закажем, — предложил Канат.     — Смотри, — вдруг выпалила Эким. — Тут и жареные потроха есть! Даю тебе слово, что ты ничего вкуснее в своей жизни не ел!     Канат вдруг закашлялся, и непроизвольно у него появились позывы. И он решил отговорить её от этой идеи.     — Эким, — аккуратно начал парень, но в душе ему до того смешно было. — Давай потроха в другой раз закажем.     Канат медленно сдержанно выдохнул, будто дзен постиг. Эким широко раскрыла глаза.     — Аллах-Аллах! Ты надеешься на следующий раз? — и хитро покосилась на Каната. Через десять минут им уже несли две пиццы, жареные потроха и кофе.     Эким поёрзала на стуле, радостно потёрла ладони перед священной и долгожданной трапезой. А Канат, словно заворожённый и даже немного одержимый, следил за каждым движением, не в силах оторвать масляных глаз. Да он бы так просидел вечность! При этом он никогда не видел настолько трогательной картины, когда человек настолько был счастлив при виде пиццы и, чёрт возьми, куриных потрохов!     — Сделай а-а-а-а… — Эким его выбила из раздумий, когда поднесла к его губам злосчастные потроха, а он словно под мороком, послушно открыл рот и медленно обхватил губами вилку.     — Ну как? — заглядывая в глаза, спросила Эким.     — Вкусно, — давился Канат, скрывая не самые приятные позывы.     — Точно? — переспросила Эким.     — Да, просто волшебно, — прикрывая рот рукой, Канат старался быстрее прожевать. Канат подобную экзотику на дух не переносил, но с рук Эким готов был даже глотать целиком лягушачьи лапы. Целый багажник лягушачьих лап навернул бы.     — Послушай, Канат, — обратилась Эким. — Вот сидишь ты такой хороший, а у меня до сих пор стоит картина перед глазами, как ты избивал несчастного парня в классе.     Канат опустил глаза. Ответить ему было нечего, он вообще настолько был поражён тем, что Эким согласилась с ним поесть, что боялся сказануть какую-нибудь чушь.     — Для нас это всегда было, как шутка и не казалось чём-то ужасным, — криво оправдался Канат.     — Фантастика… — только и удалось поразиться Эким. — И как долго это будет продолжаться?     — Эким, я смогу это остановить, если ты мне в этом поможешь, — на полном серьёзе заверил её Канат.     — Слушай, — Эким улыбнулась и махнула рукой. — Ты таким хорошим сделался, что даже страшно стало.   Канат прыснул со смеху. Эким, не выдержав его заразительного смеха, также заливисто рассмеялась. Когда они доужинали, на улице уже повечерело. Канат остановился привёз ее домой.     — А почему у вас с отцом такие натянутые отношения? — осторожно спросила Эким.     — Он нас не любит и считает бестолковыми… — пожал плечами Канат     — Не подумай, что я лезу не в своё дело… но мне показалось, что он вас любит…     — Не знаю… я от него редко слышал добрые слова, — разоткровенничался Канат.     — Просто… — Эким замялась. — Может, он тоже хочет от вас тёплых слов… просто не признаётся…     — Мы с ним никогда не разговаривали по душам, — сухо отрезал Канат, так, будто его это и не волнует.     — Мне кажется, если ты скажешь, что любишь его, он станет чуточку добрее…     — Это вряд ли, — Канат начал отнекиваться и крутить головой.     Но Эким его остудила.     — Не будь таким зловредным! Может, он только и ждёт этих слов! Возможно, когда-то ты пожалеешь об этом, потому что будет поздно!     Канат призадумался, а ведь она не так уж и не неправа. Он так часто в сердцах желал отцу смерти, а когда успокаивался, ему даже страшно представить было, если бы он и правда, умер. И пока Канат раздумывал, Эким успела поблагодарить его и попрощаться. Он очнулся и выскочил из машины.     — Эким! — окликнул Канат, подбегая к ней. — Дай мне свой мобильный телефон.     У него забилось сердце. Ему тяжело было говорить о чувствах. Канату гораздо легче было показывать действиями. Ему всегда, казалось, что он был просто парнем без тёплых чувств. Казалось, что вокруг него летали прожорливые дементоры, дышащие тьмой, хотя оказалось, что на самом деле это была не тьма, а божий свет. Канат отобрал её телефон. Эким хотела возмутиться, но он отвернулся спиной, записывая свой номер телефона.     — Готово, — сдержав улыбку, произнёс Канат и протянул мобильник. Эким хотела было взять, но он внезапно отвёл руку.    — И впредь, Эким, — добавил серьёзно и твёрдо, смотря прямо в глаза. — Если у тебя проблемы, набирай этот номер. Если тебе плохо или кто-то обижает, не стесняйся, я помогу тебе. Я тебя не съем.      Эким не могла скрыть рвущуюся наружу улыбку и, поджав губы, солдатиком пошагала в дом. Не успела она расстегнуть спортивную кофту, как в дверь уже раздался стук. Наверно Канат — подумала Эким и побежала открывать. Но в узком проёме полуоткрытой двери был не Канат, а Мелиса. Сзади она услышала гадкий смех одноклассников. Не став долго разбираться, Эким хотела захлопнуть дверь прямо перед их лицами, но в проём встрял мужской кроссовок.     — Не так быстро, красавица, — пропел внезапно выросший перед ней Джан.     Эким запаниковала, но они уже проникли внутрь, заставляя ее пятиться назад. Эким забилась в истерике.     — Уходите из моего дома! — сказала дрожащим голосом, схватив попавшийся под руку, лежавший на полу, и начала им размахивать. Но против толпы это казалось безрезультатным. Эким беспокойно завертелась по сторонам, не зная, что делать.     — Какая нищета! — брезгливо выплюнула Мелиса и прошла вглубь, по-хозяйски осматривая дом. Эким хотела собралась бежать следом за Мелисой, но её шею обхватили мужские руки.     — Целованная? — спросил Джан.     Эким закричала. Её истерика рвала и хлыстала воздух. В голосе — негодование и протест. Она отчаянно замотала головой, из глаз хлынули слёзы. Эким заметила, что у неё начала кружиться голова и задрожали руки.     — Уходите! — умоляя их, она постепенно обмякала. В конце концов, Эким окончательно перестала соображать и потеряла связь с реальностью. Они оставили её валяться у входа, а сами словно заранее отрепетировав, бросились на кухню. Перевернули вверх дном, разбили посуду, разбросали вещи, превращая пространство в хаос. Когда они закончили и собрались уходить, Мелиса плюнула напоследок в Эким, которая уже начинала шевелиться и мало-помалу приходить в сознание.     — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — захрипела Эким и снова рухнула на пол, прижимая руки к рёбрам. — Что же мне делать?   Первое, что в голову пришло — озарение! Недолго думая Эким написала Хазал сообщение.     «Если ты меня любишь, приезжай сейчас же, мне нужна твоя помощь. Переночуешь у меня»     Подъезжая к дому Эким, Барыш решил прояснить последний случай, который не особо укладывался в голове.     — А что у тебя с Озаном? — нахмурился Барыш и припарковался.     — Что? — Хазал искренне не поняла вопроса и округлила глаза.     — Ты трахаешься с ним? — спросил Барыш, неотрывно смотря на Хазал.    — К-к-как? — Хазал застыла от шока, словно немая рыбка. Что она только что услышала?     — Да что ты о себе возомнила, чёрт возьми? — он брезгливо покривил лицо.   — Мы с ним даже не общаемся, — выдавила Хазал сквозь проступающий ком в горле.   Барыш он как будто уже ничего не слышал. Его слова гадко, беспощадно секли её душу. И было что-то тревожащее, будто перед ней не тот парень с живыми глазами, с которым она познакомилась, а лукавый и коварный незнакомец. Он ударил по рулю и улыбнулся.   — Хазал, тебе, кроме меня правду никто не скажет, — на полном серьёзе начал внушать ей Бырш. — Ты же ни для чего, кроме секса не сгодишься…, и никто так, как я тебя любить не будет. Ты никому такая не нужна.   В его спокойном тоне было столько жестокости, что Хазал опустила голову и действительно в её душу начала закрадываться мысль о своей повальной никчёмности.     — Да ты серьёзно… — она потянулась к дверной ручке, как вмиг кнопка щёлкнула и дверь заперлась.     Возникшее напряжение заставило её тревожно распахнуть глаза. Хорошо, что Эким уже подходила к машине. Барышу пришлось нехотя открыть дверь. Не здороваясь с Эким и не прощаясь с Хазал, он умчался вдаль, демонстративно скрепя покрышками.     Хазал вмиг постаралась забыть о всём и переключилась на Эким. Ей было страшно и стыдно рассказать это подруге. Они зашли в дом и, оценив масштабы Армагеддона на кухне, Хазал только и удалось произнести:     — Ничего-о-о-о себе, — она застыла, как вкопанная. — Может, полицию вызовем?     — Ага! — вспылила Эким. — Полиция поможет нам убрать всё это?     — Ну, протокол составить…     — Девочка, послушай, — терпеливо сказала Эким. — Моя мама в гневе пострашнее полиции будет! Так что мы должны вылизать здесь всё до её прихода!