Храброе сердце плачет и смеётся

Господин Рыза спешил, почти бежал от парковки к школьному двору. Мужчина с утра был взвинчен, а от телефонных звонков голова приобретала форму квадрата. Когда раздался сто двадцатый по счёту звонок, он задумался, не уехать ли в далёкий Тибет? Заняться, например, паломничеством или уйти в медитацию, прикинувшись монахом.   А Сулейман Герчек, восседая на уютном троне в директорском кабинете, отчитывал Эким. Как для интеллигентного бизнесмена и представителя высшего общества из касты неприкосновенных, делал это столь невежественно, отвратительно, что Эким невольно задумалась — как взрослый человек может быть настолько тщедушным, скользким и алчным? При этом девушка сохраняла самообладание и не позволяла резких высказываний. Фикрету было не по себе. Эким держалась гордо, с честью и достоинством в отличие от человека, который накопил не малое состояние, прожил пятьдесят с малым лет, а ума так и не нажил. Но директору всё же пришлось вручить ей прямо в руки папку с документами.    — Мне очень жаль, Эким, — с некой досадой в голосе сказал Фикрет. — Ничего личного.   Она спешно выхватила бумаги и, не прощаясь, хлопнула дверью. Эким пошагала, прикрыв запястьем глаза, изо всех сил стараясь удержать нахлынувшие рыдания.   Несколькими минутами ранее Мелиса дабы позлорадствовать, зашла в класс навестить бывшего парня, который находился в приподнятом духе, словно его из могилы вытащили и заставили вдохнуть глоток настоящей праздной жизни.    — А я думала, ты свою пассию в последний путь провожаешь, — Мелиса встала напротив парты, скрестив руки на груди, и самодовольно улыбнулась. В уголке её губ красовалась старая рана, покрывшаяся корочкой запёкшейся крови.    Канат медленно поднял глаза и взглянул с некой усталостью, скукой и отчуждением. Неужели лекарства нынче такие дорогие, что она забывает их принимать?    — Ты что говоришь? — на тяжёлом выдохе произнёс парень.   — Папа уже позаботился, чтобы дешёвку твою отчислили из школы, — она застыла с улыбкой на лице, наслаждаясь его реакцией, наслаждаясь, как постепенно его глаза расширялись и приобретали хоть какие-то эмоции. А что? Ей подойдёт любое его внимание, даже если это и был злобный блеск глаз и бешенство во взгляде.   — Проклятие, — Канат растерянно забегал глазами и мгновенно дёрнул воротник белой рубашки. Это всё из-за него. Он без раздумий устремился из класса, не зная, куда бежать и что делать.   Хорошо, что ему посчастливилось встретить Эким в коридоре, и она не успела далеко уйти. Вовремя подоспел, называется. И налетая, чуть ли не снося девушку с ног, облегчённо выдохнул и схватил её за локоть.   — Далеко собралась? — он нетерпеливо смотрел и ждал оправданий.   Эким опустила голову, повесила нос. Заметив солёные дорожки, хлынувшие по щекам девушки, у него начало колоть в груди от вида её беспомощности. Он не хотел, чтобы ей было плохо, он хотел выпотрошить того урода, который высосал из неё всю эту соль и влагу.   — Мне, правда, идти надо, не трать время и иди, учись, — Эким высвободила руку, но не до конца, ведь реакция Каната была молниеносной, и он её удержал.   — Та-а-ак… куда ты идти собралась? — напряжённо и неотступно Канат продолжал смотреть, намертво вцепившись в её локоть.   — Для начала попрощаюсь с Хазал, потом пойду домой... меня отчислили, — обессиленно ответила и даже не попыталась высвободить руку.   — Кто тебе такое сказал? — Канат внимательно буравил её взглядом.   — Канат, послушай, — Начала было Эким, но её слова будто пролетали мимо ушей Каната и его вовсе не интересовали её доводы. — Вы же сами этого так хотели. Вот и прыгайте теперь от радости! Празднуйте! Счастья вам! Как жаль, что в нашем обществе социальные лифты работают со скрипом!   Канат начал выходить из себя. Какие лифты? Какое общество? Парень, конечно, понимал, что Эким расстроена, но они вроде бы заключили перемирие, а сейчас снова отчуждение, ледяной холод и нежелание принимать помощь или хотя бы разобраться в ситуации.   — Так быстро? — не сбавляя оборотов, Канат настойчиво её пытал.   — Что тебе от меня нужно? — не выдержала Эким двойного морального давления.   — Хочу, чтобы ты пошла к директору и отнесла документы, — твёрдо выразился Канат.   — Зачем?   — Просто… потому что я так сказал.   — Не понимаю тебя…    — Это и не обязательно, — Канат резко её потащил обратно, не обращая внимания на пререкания и протесты. Их застопорил внезапно раздавшийся откуда-то из-за спины громкий и даже строгий окрик. — Стоять! Бояться!  Рыза быстрым шагом следовал за ребятами и, наконец, поравнялся с ними. — Папа… — Канат недовольно поджал губы и уже был готов к надвигающемуся позору или испанскому стыду.   — Ну… — Рыза спешно окинул взглядом Каната, а потом Эким. — Набедокурил уже?   — Тут такая ситуация… — аккуратно начал говорить Канат. — Эким отчислили из школы, за то, что она якобы избивала Мелису. Вот мы идём восстанавливать справедливость.   Эким покраснела. Девушка и сама не рада была, что поддалась на уловки Каната. — Что? — быстро спросил Рыза и метнул быстрый взгляд на Эким, оценивая масштабы её опасности. — Эта девочка Мелису побила? Мужчина удивился, но потом быстро одумался, и протянул руку в качестве приветствия. — Я отец этого избалованного барчука. Эким подала руку в ответ. Девушке стало до того смешно, что она не сдержалась и опустила голову, хмыкнув себе под нос. Канат, заметив реакцию Эким, мысленно отблагодарил отца за то, что в очередной раз опозорил его.   — Значит так. Стоять здесь! Руки за голову! — Рыза спешно развернулся к двери, и хотел было зайти, как ему уже кто-то позвонил. Держа в руках телефон, и какой-то кожаный портфель, мужчина нервно взялся за дверную ручку, одновременно придерживая плечом мобильный.   — Ало! Да! — и, не церемонясь, абсолютно без стука, с ноги открыл директорскую дверь, недолго задерживаясь в проёме. — Скажи этим китайцам, что у меня сегодня день рождения! И инвесторов пошли подальше! Мужчина скрылся, захлопнув дверь. Эким хихикнула и с осторожностью взглянула на Каната.   — У тебя очень весёлый папа, — сказала девушка, но затем одумалась. Может ли такое говорить? Что его отец может сделать? Кто она вообще, чтобы такие солидные люди за неё слово замолвили?   — О да, обхохочешься… — Канат закатил глаза и напряжённо подпёр стену. Га парня вдруг нашло озарение, он похлопал карманы, доставая небольшую белую коробочку.   — Вот, бери, — Канат строго, делая безразличный вид, протянул ей новые наушники.   — Что это? — Эким нахмурила брови и зажала документы подмышкой, чтобы рассмотреть странный предмет.   — Ну, ты же говорила, что у тебя наушники сломались, — Канат, сделав максимально господствующий вид, покосился на девушку.   — За какие такие заслуги? — Эким возмутилась и покрутила коробку в руках, подумав, что он ещё и подкупить её вздумал.   — Эким, это мои старые наушники, — начал объясняться, словно знал эту реакцию и знал, что Эким встанет на дыбы и будет гордо отнекиваться. — Просто таких телефонов-динозавров, как у тебя я давно не видел, — и, увидев, как Эким было открыла рот, чтобы возмутиться, он осадил её. — Я, правда, случайно нашёл дома наушники с таким разъёмом.   Канат молча забрал коробочку и открыл нижнее отделение её рюкзака, положив их туда. Естественно, он не сказал правду, что купил их в тот самый день, когда она заикнулась об этом.      В кабинете Рызу поджидал Фикрет и напряжённый Сулейман. Они привстали и после быстрого рукопожатия расселись по своим местам. Сулейман на троне, а Рыза по-скромному присел на стул между ними, и усмехнулся параллели, которую провёл у себя в голове. Ему вдруг вспомнился анекдот о плохом и хорошем полицейском. Мужчины замялись и не знали, с чего начать, а Рызу их неспособность выстроить диалог и чётко обозначить, зачем они его отвлекают в такой непростой день, когда звонки по работе смешались с поздравлениями. Смотря с упрёком то на директора, то на Сулеймана, он думал, когда же они разродятся. Но чуда не произошло и он, широко расставив ноги, пригладил серый пиджак, под которым красовалась праздничная белая рубашка и несколько расстёгнутых сверху пуговиц. Такой себе расслабленный гавайский стиль.   — Интересно, что за срочность вызвать меня в собственный день рождения? — он наклонился вперёд, упираясь локтями в бёдра, и как бы снизу вверх выжидающе глядел на Фикрета.   — Никакой срочности, во-первых, с днём рождения, — ответил Фикрет, — а во-вторых, это Сулейман хотел с тобой поговорить.   Рыза перевёл взгляд на Сулеймана и с нажимом смотрел уже на него, а тот всё не знал, как начать разговор. Рызу это начинало порядком подбешивать.   — Ну же. Резче, Сулейман. Я слушаю тебя, — быстро произнёс Рыза  и взял в руки телефон, намекая всем видом, что сегодня ему не до Сулеймана.   Тот злобно раздул ноздри.   — Канат вчера меня чуть не избил.   Плохо, что не избил, подумал Рыза, но ответ его примерно гармонировал с мыслями.   — Ну и что? Мужик он или кто, в конце концов? — быстро говорил мужчина, стараясь быстрее добраться к сути через ветви ненужных словес.   — И заешь… Канат твой… изменяет моей Мелисе…   Рыза закатил глаза, не в силах выслушивать этот бред. Он на полном серьёзе решил это предъявить в его день рождения?   — Да на твой Мелисе пробу негде ставить, — начинал злиться Рыза.   — Рыза, как ты смеешь так говорить о моей дочери? — Сулейман грозно поднялся с кресла, а Фикрет, краснея, подпёр голову из-за того, что ему приходилось выслушивать.   — А ты как смеешь упрекать моего сына? — он нервно показал на него пальцем и начал активно жестикулировать, как вдруг взялся за сердце, но также быстро боль отпустила.   — Он вчера был дома у этой Эким, когда я туда пришёл. Она избила Мелису! С кем он связался? Ты вообще видел, где она живёт? В подвале каком-то! — начал орать мужчина.   Рыза удивлённо покачал головой и переглянулся с Фикретом, делая мысленный вывод: истерика.   — Да твоя Мелиса сама, кого хочешь со свету сживёт! — повышая тон, прикрикнул Рыза. После слов господина Рызы стало видно, как лицо Сулеймана вспыхнуло гневом, покраснело, а сосудистые звёздочки стали отчётливыми и яркими. И в этот момент он стал, как никогда, схож со своей дочерью.   Рыза немного подождал и погодя хлопнул себя по ногам и в заключение добавил: — Значит так, девочку эту... Эмине... восстановить. Сына моего не трогать. До скорых встреч.   Рыза мигом вышел из кабинета и подошёл к ребятам, у которых сразу же глаза вспыхнули надеждой.     — Эмине, ты принята обратно, — быстро протараторил мужчина.   — Эким, — сказала девушка и улыбнулась, переглядываясь с Канатом.   — Да, — он спешно обернулся. — Эким, ты построже с ним будь... воспитывай... не стоит его жалеть.   И на этих словах Рыза быстро убежал, скрывшись среди толпы учеников. Канат, смотря вслед отцу еле слышно, совсем тихо проговорил:   — Спасибо, папа…   Раскрасневшийся, дышащий огнём и злобой Сулейман выскочил из кабинета, окидывая презрением Эким и Каната, несколько раз пожурил пальцем у лица девушки, но сразу же его рука была резко сбита в воздухе. Мужчина, задержал злобный взгляд на нём и затем отправился догонять Рызу. Видимо, не всё сказал, что-то ещё вспомнилось.   — Рыза! — он быстро шёл следом.   Но Рыза обернулся и ускорил шаг, подумав, какой же он душный, чёрт возьми. Сулейман догнал и почти поравнялся, но не мог поспеть за быстрым темпом знакомого.   — Знаешь, что? — он резко остановился, что Сулейман в него чуть не врезался. — Пошёл ты… в далёкие тёмные пещеры…   И напоследок кинул:   — В твоём возрасте не с детьми надо воевать, а место себе на кладбище присматривать... и поправь парик, ради Аллаха, — на этих словах Рыза улизнул. Приняв душ и вычистив пёрышки, Хазал зашвырнула школьную форму на дверцу, и спешно переодевшись, небрежно затолкала её в рюкзак. Барыш наверно уже ждал у входа и если она задержится, он будет ей высказывать. Встреча с его друзьями была настолько волнительной, да ещё и в караоке. В голове крутилось множество вопросов. А что, если они её посчитают не от мира сего? А что, если не понравится им? — Фух, — Девушка надела голубые джинсы, нарядную, кружевную, белую блузу, которую ей подарил дядя и отправилась в холл, где можно было напоследок покрасоваться через большое зеркало в полный рост. Озан в это время дремал на диване. Он накрылся с головой кожаным пиджаком, а ноги небрежно торчали, потому что он, как бы ни хотел, а на крохотном диване для отдыха совершенно не помещался. От резкого голоса он пробудился и повернул голову, ошарашенно наблюдая за тем, как Хазал крутится у зеркала и разговаривает сама с собой. Он медленно сполз ещё ниже, чтобы она его не заметила, а сам, повернув голову, и с любопытством наблюдал. На лице виднелась присущая ей детская припухлость и, несмотря на это, она выглядела очень юной и очень сонной. Хазал достала маленькую, совсем крохотную баночку румян в форме сердца и мокнула палец. — Румян много не бывает, — она начала активными мазками распределять розовый концентрат, немного добавив на губы. — Вот так, — причмокнула, отошла чуть дальше, поглаживая себя, и уверенно посмотрела в отражение, — Неужели и правда поправилась? — девушка крутилась и рассматривала себя с разных сторон. Озан с открытым ртом следил и не знал, что и думать, но тут как гром среди ясного неба к ней подлетел господин Рыза. Они тепло поздоровались и завязали диалог, а он старался как можно отчётливее расслышать каждое слово, но при этом остаться инкогнито. — Дочка, ты куда намылилась? — заволновался Рыза, увидев свой подарок на ней. Какая же она всё-таки прекрасная, подумал мужчина. Время летит, и племянница становится краше, дети растут, а он каждый день бегает, словно хромая лошадь, и всё чаще хватается за сердце. — На свидание, — загадочно улыбнулась Хазал. Рыза заметно расстроился. — А как же мой день рождения? Ты не придёшь? Она засмеялась и успокоила его. — Да нет же, я вечером приду, но может, немного опоздаю, — показала характерным жестом и зажмурила глаза. — На вот столечко. — Стоп. Свидание? — как будто только сейчас до Рызы дошёл смысл слов. — И кто этот счастливчик? — Барыш, — Хазал заулыбалась и расцвела пышным цветом прямо на глазах. — Что? — Рыза открыл рот то ли от удивления, то ли от негодования. — Сын вот этого вот… как его… — и начал вспоминать имя начальника прокуратуры, а затем начал откровенно подшучивать над племянницей. — Хазал, ты сума, что ли сошла? С этим придурком? Аллах-Аллах… что в мире делается… такая прекрасная бабочка, как ты не должна встречаться с такими гусями.  Хазал фыркнула и закатила глаза. Озан в это время еле сдерживал рвущийся наружу смех и закрыл лицо руками, чтобы не заржать в голос. Рыза быстро вспомнил, что куда-то торопился, но забыл, правда, куда. И быстро развернулся, находясь на низком старте. А Хазал не успела ни слова проронить, чтобы проститься. Такой он был, дядя её, постоянно занятой и весь в делах. — Аллах-Аллах! Озан! — неожиданно его заприметил Рыза. — Чёрт… — Озан скинул кожанку и нехотя вальяжно поднялся с дивана. А Хазал проклинала себя, за то, что он всё слышал. Она никогда не перестанет попадать в неловкие ситуации и если вспомнить сколько раз за целую жизнь начиная с детства он её видел в глупом положении — то счёт будет длиться до бесконечности. — Озан, негодник такой, — Рыза похлопал его по плечу, а Озан театрально закатил глаза. — Напомни отцу, чтобы вечером пришёл, а то он, как всегда, забудет. — Хорошо, напомню, — устало ответил парень. Рыза внимательно посмотрел на Озана и театрально замахнулся. — Засранец, — потом резко развернулся и быстро убежал на улицу как торнадо. Переполошил школу и также ураганом помчался по своим делам. Хазал жалась всем телом к Барышу, обвив его талию руками. Она положила голову ему на грудь и вдыхала запах дорогого парфюма, отдающего нотками горечи. Как же ему шёл этот чёрный гольф под горло, который гармонировал и выгодно подчёркивал его внешность. В тот момент он был для неё похож на Бога. С его друзьями она практически не разговаривала и молча наблюдала, как они веселились, выпивали и пели. Девушки недовольно косились, будто чужак прибыл в стаю, а парни оценили по достоинству, о чём говорили их сальные взгляды.   — Давай в следующий раз возьмём Эким и прогуляемся по пляжу? — вдруг предложила Хазал, отвлекая парня от беседы.   — Молчи, когда я разговариваю! — вспылил он.   Хазал мигом вся позеленела и отстранилась. Но он резко успокоился и понял, что перегнул палку.   — Извини, Хазал, — Барыш аккуратно накрыл её руки своими и успокоил девушку.   Но Хазал уже выровнялась и свела ноги вместе, положив руки на коленки. Барыш взял её за руки и прошептал на ухо:   — Не пойми неправильно, но, мне кажется, что эта Эким на тебя плохо влияет. Может, ты не будешь общаться с ней? — на полном серьёзе предложил он, словно хозяин жизни, который вправе распоряжаться ею, как собственностью.   Хазал зыркнула в его сторону и, почувствовав дискомфорт, схватила рюкзак с праздничным платьем. Затем молча ушла переодеваться в уборную.   Барыш, закатив глаза, пошёл вслед за девушкой, надеясь успокоить и загладить вину. Хазал переоделась и вызвала такси. Напоследок она окинула взглядом девушку, смотрящую на неё из зеркала, и решила, что подкрасится уже на месте. Вдруг чьи-то руки её обхватили, и настойчивый мокрый язык начал танцевать у неё на шее. Честно говоря, девушка растаяла и Барыш, почувствовав её мягкую податливость, решил попытать счастья и пойти ва-банк. Он резко схватил её ТАМ, приподнимая платье. Глаза девушки испуганно расширились, она запротестовала, запаниковала, она не знала, что делать.   — Я не могу, я не готова! — Хазал забарахталась в панике, словно оглушённая, отцепив его руки. Барыш недовольно уставился.   — А когда ты будешь готова? — строгим голосом спросил парень и внимательно посмотрел ей в глаза.   — Я… не знаю…   — У тебя кто-то есть…   Барыш сбивал её с толку этими вопросами и до Хазал начало доходить, что она вынуждена оправдываться и выслушивать ревностные подозрения, хотя и повода для этого не давала. Внутри появилась болезненная фрустрация.   — Я должна идти.   Но прежде чем она покинула уборную, Барыш ей кинул напоследок:   — Я буду звонить. Отвечай на звонки, Хазал.   А в их компании началось самое интересное представление. Они привели несчастного парня, которого травили всем классом. Заставили петь и танцевать для них, а потом начали избивать микрофоном, куда придётся. Впоследствии они раздробили ему руку, потому что знали — закон только для таких, как он. А для таких, как они закон не писан.