Храброе сердце плачет и смеётся

Эким заглянула в класс, но Бекира не обнаружила. Только прохладный ветерок колыхал приоткрытые окна в пустом помещении.   — Проклятие, — она судорожно сжала кулачки и бросилась на поиски.   В столовой его тоже не оказалось, а из знакомых лиц увидела только Хазал, у которой губы и нос были выпачканы шоколадом.   — Чё-ё-ё-ёрт! — многострадально простонала Эким.   Хазал подняла удивлённые глаза и облизнула палец.   — Шоколадку хочешь?   Эким схватилась двумя руками за голову и обречённо вздохнула. Какая ещё к чёрту шоколадка, если её друга увели на закланье, а со дня на день, в школу должна приехать комиссия из комитета по борьбе с насилием.   — Вот давай не сейчас! — Эким покривилась и строго прикрикнула на подругу. — Не до шоколада мне!   Хазал испуганно застыла, хлопая глазками, и даже перестала жевать с перепугу.   У Эким началась одышка, она обогнула полшколы, но это оказалось тщетой неземной. Бекир не отвечал на звонки. Руки было начали опускаться, как ей посчастливилось столкнуться с Эмине в коридоре. Чтобы честное имя обелить, и слегка реабилитироваться в глазах новенькой, Эмине её закляла, что Эким обязана поспешить в спортзал, пока Бекиру не свернули, например, шею, как это было в прошлый раз. В прошлый раз Канат свернул шею одному из своих одноклассников. Просто взял и свернул, как гусю. Безнаказанно. В голове Эким проскользнула совершенно не обнадёживающая мысль — даже если нагрянет проверка, то какая справедливость должна восторжествовать, когда речь была о богатых детях?    Дверь в спортзал была слегка приоткрыта, а топот ног, сопровождающийся громким криком дикого племени с луком и стрелами постепенно, приближался. Они ввалились в помещение и с ходу швырнули Бекира на пол. Парень испытывал смутную тревогу от скрипа их обуви. Собрав силы в кулак, Бекир поднялся и, выпрямив напряжённую спину, развернулся лицом к мучителям. Бекир находился в состоянии первобытного отчаяния. Он догадывался, что скорее всего с ним будет происходить некий апогей жестокости и эссенция ультранасилия.   Канат вошёл последним и захлопнул за собой дверь. Озан в это время был на трибуне, сжимая и разжимая кулаки в предвкушении долгожданной прожарки. Озан мгновенно оживился, увидев друга, и зрелищно спрыгнул, неспешно приближаясь к собравшейся делегации. Бекиру показалось странным, что Озан и Канат несколько минут что-то решали между собой и смеялись, позабыв, что остальные их терпеливо ждали.   — Не держите его, — Канат ловко мотнул головой, чтобы одноклассники перестали удерживать Бекира, ему ведь всё равно не убежать.   Бекир находился в полукруге настоящего ада. Сзади выстроились шакалы только и ждущие приказ, чтобы порвать его на лоскуты. Спереди перспектива выглядела ещё более удручающей, потому что за всю жизнь он, казалось, не видел никого, более отбитого, чем эти двое. Пытка ожиданием являлась большим апофеозом бессердечности. Но Канат будто услышал его пожелания и резко развернулся, изменившись в лице. Как же быстро лампочка в мозгах приматов перегорала и также быстро милость сменялась гневом. Их взгляды встретились. Канат двинулся с места, медленно приближаясь и смотря в упор. Надвигался молча, без отвода глаз. А улыбка Озана закрывающего полукруг, казалось, как никогда выжидающей и зловещей.   — В глаза мне всё ещё смотришь, клоун? — прошипел Канат с некой леденящей душу концентрацией, всё ещё продолжая идти. В его зрачках были видны отблески чего-то холодного и металлического.   От медлительности и неспешности, напряжение нарастало всё больше. Канат и Озан давили Бекира утончённой изощрённостью, с особой холодной отстранённостью. Бекир уже думал — лучше бы они его просто избили или сразу пристрелили, но прекратили зверский психологический эксперимент. Куда сложнее ожидание ужаса, чем встреча лицом к лицу. Ведь потом достаточно облегчённо смахнуть холодный пот и продолжать жить до следующего раза, пока выход из одного круга ада, не приведёт его в новый порочный круг.   Наконец, Канат приблизился и зажмурил один глаз. Он стал в стойку, прицеливаясь в правое подреберье и делая разметку для удара.   — Может в печень его разок ударить? — предположил Канат, обращаясь к Озану за советом.   Остальные с интересом выглядывали из-за спины Бекира.   — Да нееет, он так и коня может двинуть, — Озан уклонился, ведь знал, что последствия вот таких ударов — кровотечения, разрывы слизистой и шок. Они рассуждали так, словно разделывали кусок мяса острым металлическим предметом на холодном подносе. Но Озану эта идея сразу показалась неудачной. Не потому, что сочувствовал Бекиру. Потому что не хотел, чтобы кость в горле застряла на фоне последних событий в школе. Канат опустил руки. Озан дело говорил.   — Ты прав, — и снова обратился к Бекиру, как бы давая шанс самому выбрать себе противника. — С кем из нас двоих ты хочешь выйти?   Бекир растерялся, подумав, что выбор замечательный, если не сказать больше — блестящий. Ведь выбора на самом деле и не было. Что с одним, что со вторым он может отправиться в дорогу вечных мук. А Хазал ведь предупреждала: парни эти настоящие психи, и от них нужно держаться подальше.   — Ты злишься? — рассмеялся Канат, потешаясь над бедолагой, который остолбенел от страха, испытывая целый спектр эмоций одновременно. — Ты весь дрожишь… ты в ужасе? На лице Каната красовалась дьявольская улыбка на пару с обезумевшими глазами. В спортзале эхом разлетелся неприятный мужской смех, а Канат, чувствуя за спиной поддержку свиты, всё же решил сжалиться.   — С Бураком выйдешь, — он быстро махнул рукой и твёрдо решил, что для начала Бекиру нужно выйти с кем-то попроще.   Тот уже было покрылся холодной испариной, как внезапно в спортзал влетел какой-то незнакомый парень. Канат повернул голову. Кого-кого, а Барыша никто не ожидал увидеть. Он выглядел воодушевлённым, слегка растрёпанным и от него веяло какой-то лёгкой приподнятостью духа. Он мигом подлетел к друзьям, чтобы поздороваться.   — Ты как здесь оказался, жизнерадостный рахит? — удивился Канат и пожал руку громким хлопком.   — В классе вас нет, вот и подумал, что вы очередную жертву полируете, — Барыш покосился на Бекира с презрением. — Что за четвероногий друг?   Канату вдруг пришла гениальная мысль в голову.   — Слушай… а не хочешь размяться? — на полном серьёзе предложил, похлопав по плечу друга.   Повисло молчание. У Барыша загорелись глаза, а Озан о чём-то задумался и потёр подбородок.   — Неплохая идея, — Барыш недолго думая принялся размахивать руками, имитируя удары, разминать шею и становится в стойку. Состояние влюблённости подбивало свернуть горы, что там говорить о том, чтобы положить очередного незнакомого парня.   — Подожди, — Озан его приостановил и загадочно улыбнулся. — Момент.   Подчинённым он дал команду расходиться, а сам подошёл к Бекиру и грубовато оттащил в сторону. Тот испуганно отшатнулся, как от нечистой силы, но Озан дал понять, что бить его не собирается.   — Хочешь выиграть его? — неожиданно спросил Озан, понизив тон. У Бекира даже голос пропал от удивления.   — А разве у меня есть шансы? — если на то пошло, то ему совершенно драться не хотелось.   — Есть, — твёрдо сказал Озан и пока Канат, и Барыш разговаривали, он отвёл его ещё на несколько метров дальше. — Следи за его плечами и не смотри в глаза. Как только увидишь, что его плечо разворачивается в твою сторону, резко хватай за ноги, вали на пол... и гаси, — он улыбнулся, ободряюще стукнув Бекира по спине. — Не подведи. Я на тебя поставил. Барыш выставил кулаки перед собой. Он заведомо чувствовал себя победителем и смотрел на оппонента, глазами триумфатора. У Бекира произошло смешение атмосфер. Он неожиданно взял себя в руки и сконцентрировался. Когда Барыш дёрнулся для удара, Бекир отследил движение рук и рванул вперёд. Затем врезался в оппонента, схватил его за ноги и повалил на пол. Барыш, не ожидая столь резкого захвата, отчаянно прикрывал голову руками, потому что был уже заблокирован, а Бекир, приняв доминантную позицию, бил, не жалея сил. Отчаянными ударами. Удар кулаком. Удар левой. Удар правой. Снова с левой. Он молотил без разбора представителя молодёжи из высшего света.   Канат шокировано вытаращил глаза и поглядывал на Озана. Они застыли, словно судьи на футбольном поле, скрестив руки на груди. Озан в глубине души подбадривал Бекира, мысленно говоря, чтобы не подвёл и втащил, как полагается, чтобы звёзды из глаз посыпались.   — Ты тоже это видишь? — неожиданно на лице Каната возникла воодушевлённая улыбка.   — Я думал, он сразу же в штаны ссаться начнёт, — Озан притворно поджал губы и активно закивал головой, отдавая дань уважения Бекиру. Наконец, Барыш сдался и Бекир слёз с него, стараясь перевести дыхание.   Канат подошёл к новенькому, и хотел было что-то сказать, но от шока слов так и не нашлось.   — Ты… ты… — Канат расширил глаза. — У меня слов нет. Когда Канат опустил тяжёлую руку Бекиру на спину, раздался звук, похожий на хлопок баскетбольного мяча.   — Всё. На сегодня свободен, — одобрительно кивнул Озан и указал на выход. Он не подал вида, но душа ликовала. А Канат продолжал, хлопая глазами, смотреть вслед хромающему Бекиру.   — Как ты мог ему позволить избивать себя? — казалось, Кана все ещё не мог прийти в чувства от увиденного, но всё-таки подошёл к Барышу и помог подняться. У того задрожала земля под ногами, и стены спортзала начали сужаться, а на смену спокойной безмятежности пришла злоба и желание взять реванш.   — Не знаю, парни, он меня так резко повалил, что я не успел сообразить, — растерянно оправдывался Барыш.   Но Озан решил изничтожить друга контрольным вопросом, чтобы у того земная кора окончательно раскололась меж ногами.   — Вот скажи мне, друг, — начал он с осуждением. — Что надо было сдееелать, чтобы терпила всех разом пришёл мочить?   — С чего ты взял, что я имею к этому отношение? — Барышу вопрос пришёлся не по вкусу, что даже горечь во рту ощутил. Он поднялся и поправил одежду.    Канат удивлённо уставился на Озана. Чего это он с цепи сорвался?   — Да, почему ты думаешь, что Баре имеет к этому отношение? — спросил Канат.   Озан начал прохаживаться из стороны в сторону и рассуждать.   — Не каждый день ты берёшь винтовку и убиваешь одноклассников… вот я и думаю… что надо сделать…   У Барыша напряглись руки, потому что уже и Канат вопросительно уставился, ожидая пояснений.   — Ты говоришь бред, Озан, — твёрдо сказал он. — И вообще у меня такое чувство, что ты только и ищешь причину, чтобы придраться ко мне.   — Бред говоришь? — Озан ядовито хмыкнул и сразу же насупился. — Слушай, а ты не загостился у нас? Тебе пора на выход.   Лицо Барыша исказила гримаса гнева и, напрягая мышцы, он приблизился к Озану вплотную и медленно выплюнул прямо в лицо:   — Я, вообще-то, не к вам… а к девушке своей приехал.   На миг у Озана забилось сердце и это его сбило с толку. Он внимательно посмотрел ему то в один глаз то во второй, думая, куда же его сразу ударить, а на лице была дьявольская ухмылка, за которой он прятал истинные намерения.   — А мне насрать и розами засыпать, — ответил Озан каким-то грудным пугающим голосом.   Канат понимая, что они готовы рубить всё, что дышало или шевелилось, грубо прикрикнул на разбушевавшихся друзей.   — Вы совсем идиоты, что ли? — он их оттянул, словно щенят подальше друг от друга.   Барыш нервно отцепил руку Каната.   — Идиот тут только один, это не я, — демонстративно уходя, отчеканил и скрылся за дверью.   Канат нахмурил брови и вопросительно уставился.   — И что это было?   — Ничего. Я хочу, чтобы он сдох, — кратко, зато доходчиво объяснил Озан.   Эким тем временем приоткрыла дверь и почувствовала себя настоящей сумасшедшей. Бекира не было, но то, что она увидела, повергло в шок и, зажав рот рукой, она онемела от ужаса: Канат с разгона бросился на Озана, влетая в его корпус и цепко обхватив руками, повалил друга на пол. А Озан обвил ногами его шею, и принялся душить. Ребята стали бороться и кувыркаться, а когда поднялись на ноги, в бой уже ринулись кулаки. Они избивали друг друга, но делали это довольно странно. При этом у них почти не оставалось следов, как это бывало в стычках.   — Они же друзья. Как это возможно… — затаилась Эким, подглядывая, в полураспахнутую сквозняком дверь.   Возник импульс спасателя, и захотелось вмешаться, прекратить это безумие. Но с другой стороны, пусть хоть поубивают друг друга, ей-то что? В ней отчаянно начали бороться две личности. Два ангела на правом и левом плече: белый ангел нашёптывал, будто ежедневные сцены насилия начинали притуплять в ней сострадание, и формировать устойчивость к фонтанирующей агрессии, а чёрный говорил уходить, бросать это тщетное дело.   Добро победило зло, и, не думая о последствиях, она залетела в спортзал. Парни даже и не заметили сразу, но, когда Канат хотел ударить Озана кулаком, откуда ни возьмись между ними, как будто из-под земли выросла Эким. Он дёрнулся и замер. Из груди вырвался стон испуга. Душа рухнула в пятки.   — Ты ненормальная? — Канат настолько испугался, что перешёл на крик. — Совсем жить надоело?   — Перестаньте! Чего вы добьётесь этим? — стоя между ними, Эким растерянно смотрела то на одного, то на второго.   Но, что странно — они не выглядели злобно. А Озан вообще смотрел, будто она рассудком повредилась.   — Хватить драться, — более сдержанно повторила Эким, но голос выдавали нотки дрожи.   Озан и Канат переглянулись.   — Мы не дерёмся, — ухмыльнулся Озан, переглядываясь с Канатом.   — А как это называется? — наконец вспылила она. — Насилием конфликт не решить. Насилие ещё никогда не приводило к миру, а только лишь поражало новое насилие.   И они прыснули, что даже слёзы проступили сквозь смех.   — Эким, — Канат малость пришёл в себя и насмешливо обратился к той, на которую был по-прежнему зол. — Мы разминаемся.   — Что? — Эким, почувствовала всю свою глупость в квадрате или даже в кубе. — В любом случае…   Канат шепнул что-то на ухо Озану, и тот немедля пошагал на выход. Ему долго объяснять не надо, он понимал друга с полувзгляда.   Повисла гробовая тишина. Только учащённое дыхание и тяжёлая недосказанность плавала в воздухе, которую всё же  решился прервать Канат.   — А почему не пришла вчера? — его спокойный и размеренный тон раздался эхом.   — Что? — Эким старалась собрать мозги в кучу. — А точно… я думала, ты пошутил…   — Я тебя ждал, — его голос был сдержанным и низким.   — Я не просила этого делать.   — Всё же… почему не пришла? — на лбу выступили капельки пота, потому что сам не понимал, что говорил.   — Вот же приставучий, — бессильно вздохнула и хотела что-то сказать, но Канат вдруг заметил маленькую ресничку, которая одиноко красовалась прямо на скуле, прямо на спелом яблочке.   Канат медленно и аккуратно приблизил дрожащую ладонь к лицу девушки. Эким замерла в оцепенении. Силы, чтобы шевельнуться, будто бы оставили её, испарились. Их дыхание учащалось, тяжелело, по мере того как нарастало возбуждение тел. Ноги задрожали. Рука Каната опустилась ниже, совсем близко, еле касаясь ее губ, будто он боялся спугнуть девушку. Околдованный Канат отчётливо видел каждую ресничку, замечал каждую пору бархатистой кожи. В голове возникла целая очередь ассоциаций. Эким похожа на весну, а губы на спелый абрикос. Нежный пушок на лице и пухлые щёчки малинового оттенка. От неё веяло ароматом чёрного чая с молоком. Большой палец застыл в миллиметре от её губ, не решаясь, прикоснутся. Он видел всё до молекул, мельчайших клеточек нежного бархата. Канат приблизил лицо ближе… ещё… так близко, что сам уже не понимал, что делал. Эким взглянула на приближающуюся руку Каната. Девушка заметила, как подрагивает его подбородок, а затем, рассматривая черты лица, остановила взгляд на ссадине в уголке его губ. Когда их взгляды встретились, между ними промелькнуло смущение.   — М-м-мне идти надо, — Эким растерялась и указала рукой на дверь и почему-то по-прежнему стояла неподвижно. — Наушники сломались.   Парень неожиданно для Эким выхватил телефон, покрутил в руках и оценил разъём.   — Ммм… понятно… — и вернул ей обратно в руки.   Эким понеслась вперёд что было сил. Понеслась бегом из спортзала, чтобы рассказать Хазал о случившемся, рассказать как есть. Но сердце так предательски билось, что Эким не понимая, отчего так случилось, начала отчаянно ударять себя в грудь и приказывать, чтобы не билось так сильно. Не должно её сердце начинать усиленно работать, и так реагировать, при виде этого человека. А в столовой картина будто бы не изменилась. Только бумажки от шоколадок и конфет рядом с Хазал росли и увеличивались в объёме. Эким подсела к подруге и перевела дыхание.   — Тебе нормально? — с напором спросила Эким, глядя на заевшуюся Хазал. — Ничего не смущает?   — А что? — продолжала жевать та.   — Нет, ничего. — Эким надула губы и отрицательно замотала головой. — Я тебе уже наверно говорила, что ты чудачка… наверное, ещё раз скажу.   — Можешь говорить сколько угодно, — улыбнулась Хазал с набитым ртом. — Но от этого мысли о шоколаде реже посещать не станут.   Девушки рассмеялись, но прекратили в одно мгновение, когда тучи сгустились и туманное облако зависло прямо над их столом. Мелиса приостановила Озана, который всячески закатывая глаза, хотел пройти дальше.   — Хазал от тебя исходит подвальная вонь. Иди, умойся, — Мелиса покрутила носом и обратилась к однокласснику. — Фу, что за мерзость у неё на лице?   Озан обратил внимание на гору бумажек из-под сладостей.   — Угу, — он наклонился чуть вперёд, не отводя взгляда от Хазал, чтобы лучше его расслышала. — Мерзость. Озан раздул ноздри, чувствуя, как начинает закипать кровь и кружиться голова. Ну, какая же она — глаз не оторвать. Эким прислонилась к подруге и аккуратно шепнула, сквозь зубы: — У тебя всё лицо в шоколаде... Но Хазал её не услышала и от злости свела челюсти. Она не знала, как остановить этот нескончаемый поток. Ведь больно было слушать отравляющие душу комментарии в свой адрес.  — Спасибо, что напоминаете о том, кто я есть, — улыбнулась Хазал, проглатывая шоколад. Мелиса хотела вылить на неё горячий кофе, но Озан приостановил движением руки, говоря, что пока не время и не место для мести. Действовать нужно эффективно. — Хазал, ты так осмелела потому, что ты сестра Каната? — спросил Озан. Хазал закатила глаза и отмахнулась. — Всё. Не разговаривай со мной. Ничего не вижу. Ничего не слышу. До свидания, — на автомате тарахтела она. Озан усмехнулся и, уходя, набросил ей сверху на голову пиджак, который лежал рядом на стульчике. — Аллах... ты такая сентиментальная.  И на этих словах они ушли. Испортили день и просто смылись в закат. А Хазал была накрыта с головой и была похожа на приведение из мультика. Она быстро очнулась, в панике достав зеркало и чуть не заплакав.   — Чёрт, — плечи разочарованно опустились. — Как же стыдно…       Очередной школьный день подошёл к концу. Эким, выйдя на крыльцо, увидела Хазал с новым парнем, который всячески старался изучать по ней анатомию и время зря не терял, шаря загребущими руками и трогая прелести юного девичьего тела. Она махнула рукой на прощание и уехала домой на автобусе. Пройдя по своему району, успела перездороваться со всеми бабушками и дедушками и их детьми, внуками, собаками и котами. Зайдя домой, Эким облегчённо стянула кеды и вынула стельки. Из кухни уже доносился запах жареной картошечки, супа и чего-то сладкого. Эким с удовольствием втянула аромат свежеприготовленной домашней пищи и устало поплелась на кухню.   — Мам!— и тут её телефон выпал из рук. Эким сердито застыла с открытым ртом.    Медленно разворачиваясь, с расплывшийся во весь рот издевательской улыбкой, смотрел Канат. Тот самый, который Гюнай. Она протёрла глаза и ещё раз прищурилась, наводя фокус. Да. И правда, он.   — А что здесь происходит? — Эким растерянно обратилась к матери, которая суматошно корпела у плиты, а царь — Его Величество, сидели и ждали с моря погоды.   — Эким, вот Канат к тебе за конспектами по математике пришёл.   Канат затаился и хитро посматривал исподлобья. И молчал. Эким медленно повернула голову, находясь всё ещё в трансе, но, стоило заметить, что он точил её конфеты, она молнией к нему подлетела.   — Это мои конфеты! — Эким выхватила вазочку с вафельками да маленькими шоколадками, а Канат от неожиданности и такого радушного приёма застыл с конфетой во рту. — Мам, пусть не трогает! Эким капризничала, словно маленький ребёнок. Неше стало до того неудобно, что она приблизилась к уху дочери и прошептала:   — Эким, не веди себя так с гостями… честное слово, ведёшь себя, как попало, — сквозь зубы прошипела женщина и, улыбаясь, подала Канату тарелку с супом.   — Ой, простите, ваша светлость, — Эким специально говорила громко и чётко, да так чтобы он ВСЁ слышал — слышал, как она недовольна.   Он испугался и сел ровно, будто палку проглотил. Канату показалось, что Эким его сейчас выставит за дверь и напоследок наденет на голову тарелку с супом. Он мог ожидать многое, но не то, что она сделала.   — Поднимайся! — она приблизилась и подняла его под белы рученьки.   — Что? — опешил Канат.   — Обед ещё надо заслужить. Пойдём.   Эким потащила его куда-то на улицу, а Неше кинула тряпку на стол и тяжело вздохнула. Ну что за дочь такая, которая заставляет краснеть перед гостями.   И в следующее мгновение, Эким и Канат в саду. Эким объясняет ему, где нужно лучше вспахать грядку, а Канат терпеливо и покорно работает. Позже, утерев пот, Канат принялся поливать цветы, а покончив с цветами, Эким заставила его носить мешки с овощами.   — Эким, много там ещё? — устало простонал Канат, когда у него уже начали отваливаться руки.   — Так это последний, — Эким с видом большого начальника завела руки за спину и проверяла, насколько он усердно работал и не отлынивал ли. — Хотя… у меня в комнате ещё пропылесосить нужно…   — Ты серьёзно? — возмутился несчастный измученный Канат. Пришёл в гости, называется. Чего мелочиться, сразу бы ремонт попросила сделать, обои поклеить, да паркет поменять.   — Эким, ты меня эксплуатируешь, — он кинул последний мешок с луком и выровнялся.   Эким невольно улыбнулась, и ей действительно было дико смешно и весело. Она боялась это признать, но время она провела блестяще. Давно такого удовольствия от чужой работы не получала. Она была вынуждена признать, что у Каната золотые руки. Её удивило, что он отремонтировал дверную ручку и розетку, которая держалась на честном слове, из которой вываливались провода. Сразу почувствовалась мужская рука, которой им с Неше порой так дома не хватало.   — Вот теперь, — Эким его взяла за плечо, но быстро одумалась и одёрнула руку. — Ты… заслужил обед.  Канат чуть поколебался. У него перехватило горло от её прикосновения. — Эким, а ты можешь ещё раз так сделать? — он пристально посмотрел, становясь напротив и ощущая всю её манящую сладость. — Как? — наивно спросила она, словно превратилась в маленького ребёнка. Он взял изящную маленькую ладонь и положил себе на плечо, а Эким сразу и не спешила убирать, слегка проведя ладонью по белой рубашке. Его плечи напряглись, и ком застрял в горле, не давая возможность проронить ни слова. Он старался быть спокойным, сдержанным и твёрдо стоять на ногах. Эким казалось, что парень этот лишён тёплых чувств, а он вон какой теплокровный оказывается, горячий такой, что даже через рубашку она ощутила жар бурлящей крови. Чтобы избежать неловкой ситуации, она молча прошла вперёд, не сказав ни слова. Неше заметила некое напряжение между этими двоими, и дабы расколоть громадную льдину она рассказала пару интересных случаев с работы. Завязался спор о том, сколько существует осей и сколько можно провести осей в человеческом теле. Канат яро отстаивал свою точку зрения. Он был уверен в своих знаниях. — У человека можно провести четыре оси симметрии, — на полном серьёзе сказал он, уплетая суп, вкуснее которого он в жизни ничего не пробовал. Неше стало приятно, что друг дочери оценил по достоинству её кулинарные навыки, потому что Халилю, например, что не дай, он проглотит, даже не жуя и не распробовав изысканный вкус блюда. —Вообще-то, — гордо демонстрируя познания, Эким вздёрнула подбородок. — В теле человека можно провести только три оси. — Ну, простите, я не знал, — ядовито ответил Канат, передразнивая её тон. — Ну да... сила есть ума не надо... Внезапно раздался стук в дверь и Неше сказала им не отвлекаться, а сама пошла открывать. — Вот ты напоминаешь мне отца, — продолжил Канат. — Никакого намёка на теплоту. Они рассмеялись, и Канат тревожно развернулся, потому что услышал громкую брань и грубый мужской до боли знакомый голос. Неше стояла напротив Сулеймана — отца Мелисы, а он поносил её, на чём свет стоит, имея наглость вести себя настолько отвратительно в чужом доме. — Да я обрушу этот дом на твою голову за то, что твоя Эким посмела тронуть мою дочь. У неё ссадина на губе, синяки на руках. Да я уничтожу вас всех. Район этот сожгу к чертям собачьим. Неше слушала этот грубый, тревожный и местами хамский монолог и решила всё же перебить нежданного гостя. — Уважаемый, а почему бы вам не убраться отсюда? — сказала Неше и с улыбкой на лице добавила. — А тронешь мою дочь, я тебя порежу на куски и выброшу в мусорный контейнер. Его лицо исказилось гневом, голова затряслась от злости, и какая-то тёмная сущность полезла из мужчины наружу. Сулейман замахнулся на женщину, но тут в эту же секунда его рука застыла в воздухе. Канат перехватил его и взял за грудки. — Успокойся, дядя, а то придётся за лекарствами бежать, — глаза Каната блеснули чем-то недобрым, потому что он не выносил, когда на женщину руку поднимали, а тем более на такую прекрасную, как госпожа Неше. — А то что-то ты раздухарился не на шутку. — Ты сопляк! — дёрнулся Сулейман и сквозь зубы процедил: — Я отцу твоему всё расскажу. — Рассказывайте, — спокойно ответил Канат и силой вытолкнул мужчину за дверь. — Не забудьте рассказать ещё, что на женщину замахивались. А, да, у вас парик сполз. Канат громко закрыл дверь у лица Сулеймана. Неше и Эким смотрели на него словно на рыцаря, их спасителя — с восхищением и благодарностью. — Канат... спасибо тебе... — сказала Эким и слегка поникла, опустив голову. И в этот миг он увидел, что она на него посмотрела таким взглядом впервые. Посмотрела, так как он этого ждал.