Храброе сердце плачет и смеётся

Озан случайно попал на разговор родителей и, пошатнувшись, застопорился у входа на кухню. — Я не понимаю, почему наш сын вырос таким жестоким? — мать Озана тяжело вздохнула и многозначительно посмотрела на мужа, заряжаясь его поддержкой. — Если у него низкий уровень эмпатии, гнев в глазах и агрессивное поведение, значит, мы что-то упустили.   Озан застыл с улыбкой на лице, слушая разговор. Они говорили так, будто воспитали дьявольское нечто, родившееся под звездой, несущей смерть. До чего же плохо они его знали. Неплохое начало дня. Озан вошёл, на кухню и сарказм начал, прямо-таки сочиться из него. — Ва-а-а-ай, — он широко улыбнулся и направился к крану, чтобы набрать воду в стакан. — Маменька, папенька, по какому поводу собрание четы Йылмазов?  Родители поняли, что он услышал обрывок их разговора.   — Озан, — начал отец, — мы не хотели как-то задеть тебя, и тем более не надо вырывать слова из общего смысла.    Озан пододвинул стул, присел напротив и демонстративно закинул ноги на стол.   — Оу, а не я ли тот самый смысл?    Мать серьёзно взглянула на Озана.   — Нам позвонил директор, сказал, что ты издеваешься над одноклассниками. Почему?  Озан цинично фыркнул и сделал жадный глоток.   — Имеешь, в виду лохов, мамуля? — он окинул взглядом стены и бегло осмотрел кухонную гарнитуру, оценил красоту и величие люстры. — Чтобы насекомые не заскучали. Чтобы им было, что вспомнить после школы.    Они тяжело вздохнули, понимая, что он таким неуправляемым был с детства и, возможно, его жестокость — это не их вина.   — Может, поговорим? — отец, казалось, ещё не растерял остатки последней надежды достучаться к сыну.   Они чисто технически, конечно, старались быть хорошими родителями, хотя и не вникали в его личную жизнь и душевные переживания. Но всё равно пробелы воспитания налицо. Озан завёл руки за голову и облокотился о спинку стула.   — Валяйте, — безучастно сказал парень.   — Может ты хочешь с нами поделиться чем-нибудь личным?    Вопрос отца показался Озану невероятно забавным, и это даже улучшило настроение.   — Вы хотите узнать какого цвета у меня трусы? — Озан выдержал театральную паузу. — Давайте следующий вопрос.    Они уже не знали, с какой стороны подойти к этому парню, ведь все попытки нещадно убивались о стену какого-то невероятного циничного безразличия.   — Мы хотим понять, чем тебе так не угодили эти дети? Ты так себя ведёшь, потому что тебе чего-то не хватает?   — Поражаюсь твоим дедуктивным способностям, — но всё же на вопрос решил ответить правдиво. — Эти уроды мне действуют на нервы.    Отец качнул головой и на долю секунды сузил глаза.   — Неужели тебе их не жаль, и ты даже не раскаиваешься? Откуда в тебе столько жестокости?    Озан смотрел ровно перед собой, как будто сквозь родителей.   — Точно… есть одна вещь, за которую мне стыдно, — голос парня сменился трагизмом. Родители подумали, что он, правда, жалел о своих поступках. — Я недавно сломал одному двуногому идиоту руку, но хотел бы вернуть время назад и выстрелить ему меж глаз.    И отец и мать побелели от ужаса. С неким спокойствием он говорил такие страшные вещи. И если бы не звонок директора, они бы и понятия не имели, каковым негодяем растёт их сын и чем вообще занимается в школе. Они знали, что Озан никогда не был великим человеколюбцем. Видимо, понадеялись за один присест и за один утренний разговор по душам перевоспитать и вселить в грубияна вселенскую добродетель. Озан заскучал и поднялся со стула.   — Всё. Беседа для галочки проведена. Цирк закончен. Клоуны расходятся.   Большой автобус с грохотом остановился на школьной остановке. Хазал вышла на улицу и ощутила лёгкую прохладу. Солнышко ещё светило, но уже не грело. Девушка направилась в школу и чем ближе подходила, тем сильнее беспричинное волнение сковывало. Её воля, вообще бы не вылизала из-под одеяла, там куда уютнее. К сожалению, дома оказалось так же небезопасно, как и в школе. Казалось, единственное, что может её спасти и утешить — это крепкая рука родителя. Она знала, что случись с ней горе, никто не подаст руку помощи. И если не затопчут, то в лучшем случае перешагнут и пойдут дальше.  Мысли крутились в голове, пока Хазал не подошла к школе и не увидела странное аномальное видение: Барыш бегал по школьному саду и, судя по всему, хотел поймать огромного чёрного кота, которого все любили подкармливать. Котёнок был бездомным, но на местных добротных харчах сильно отъелся и выглядел холёным, лоснящимся, с блестящей шелковистой шерстью. Глаза девушки запылали и заблестели, а сердце предательски ускорилось. Хазал засмеялась и подбежала к парню. Барыш к этому времени кота всё-таки поймал и с видом триумфатора старался удержать бедное животное, которое изо всех сил рвалось на свободу. — Кто это у нас такой красивый? — она погладила чёрный комочек. Барыш взглянул на девушку исподлобья и страстно захотел оказаться на месте кота. — Привет, — бодро поздоровался парень, будто совсем не ждал её. — Это Жорж Баре взглянул на Хазал, потом на кота, и кот не был в восторге от его объятий. — Аллах! Что ещё за Жорж? — девушка проверила причинные места животного и поняла, что это кошка. — Это девочка! Что ты с ней собираешься делать?  Барыш хмыкнул. — Выброшу с моста по дороге в школу, — он улыбался и ждал её реакции.  Её глаза расширились, а щёки заполыхали от возмущения. — Что-о-о? Как выбросишь? — Хазал сглотнула комок в горле.  Барыш согнулся пополам от смеха и выпустил кошку. Кошка ликовала и радостно убежала от странного типа. — Да шутка это, Ха-зал. Поверь, я на такое неспособен, — Барыш ей нежно заправил прядь волос за ушко. Их взгляды встретились и задержались друг на друге. Баре залюбовался, насколько красива она, даже когда злиться. Её недобрый румянец придавал лицу особенной нежности и невинности. — Да, — хмыкнула Хазал и опустила голову, растерявшись от мысли, что поверила в такую глупость. Конечно, парень с такими живымы глазами, не способен на это.  — Какие планы на вечер? — он резко обездвижил её этим вопросом. Ведь после занятий как раз нужно было идти на работу. Девушка замешкалась, не зная, как выкрутиться. Она хотела с ним пойти на свидание, познакомиться ближе, но где гарантия, что узнай о её положении, он не побежит без оглядки? — Завтра можно… я сегодня не могу, — она старалась всячески отводить глаза. — А что, планы уже есть? — первое, что пришло в голову парню — у него нарисовался соперник. — У меня дополнительный… — выдавила Хазал, её голосовые связки дрогнули. — По математике.  А врать, как оказалось, не так уж и легко, особенно тому, кто тебе не безразличен. Тем временем Канат и Озан притормозили у школы и вышли из машин. Канат даже не поздоровался и злобно сунул ключи в карман. — Директор и твоим родителям звонил? — Да, — улыбнулся Озан и заметил зелёный синяк на груди друга, который можно было узреть через рубашку, если хорошо присмотреться. Но он промолчал. — Как думаешь, кто на нас стуканул? — спросил Канат, ускоряя шаг. Вдруг он застопорился и дёрнул Озана, указав в сторону Баре и Хазал. — Ты тоже это видишь? — Канат столь внимательно испепелял взглядом сестру, что обоим пришлось остановиться. — Какого хрена?  Всё естество Каната лютовало и нахлопывало дикими волнами гнева внутри. Озан издевательски улыбнулся, видя, как Баре что-то весело рассказывал, а девушка заливисто хохотала и хохотала, без остановки. Со всей воинственной решимостью и желанием подчинять, он хлопнул Каната по спине, отчего тот поёжился от боли.   Радость Хазал длилась не вечно. Со спины начался какой-то дикий налёт. Озан и Канат беспардонно вторглись в разговор мирно беседующей парочки, словно дикари. Громко орали и ржали, словно лошади. Делали всё, чтобы опозорить её. Канат с ходу кинул руку на плечо Хазал, отчего она вздрогнула и отшатнулась. Он крепко схватился и силой удерживал, надавливая сильнее и сильнее. Они внимательно уставились на Барыша, а потом на Хазал. Они вселяли такой страх в девушку, что ноги не произвольно задрожали, а голос просел. Полился какой-то неудержимый сарказм от Каната и Озана. Они решили поиздеваться и поставить в неловкое положение не только её, но и друга. — Ва-а-а-ай! Ба-а-а-аре, ты подстригся? — ядовито подколол его Озан.  Тот закатил глаза, удивляясь их способности, настолько методично всё портить. Канат не оставался в долгу и слегка принюхался. — Посмотри на него, даже надушился. По какому поводу?  Краснея, Баре старался отмахиваться от друзей, которые не оставляли ему времени на ответы. Вопросы посыпались, словно удары остриём прикладов. — Для вас же старался, — улыбнулся Бырыш. — Да-да, мы так и подумали, — Озан демонстративно покачал головой и кинул презрительный взгляд на Хазал. А потом стал спиной, как бы оттесняя и пренебрегая человеком, будто она пустое место, будто её и вовсе нет. Они принялись обсуждать что-то своё, а Хазал, как неприкаянная дышала в спину Озану. Поняв, что ей здесь не рады, девушка развернулась и направилась в школу. Озан и Канат, увидев, что девочка сбегает, похлопали шокированного Барыша и уверенно пошли за ней. Поравнявшись с сестрой, Канат вцепился в плечо девушки и процедил сквозь зубы: — Пришла пора и оно влюбилось? — они прыснули со смеху.  Она была доведена до какого-то отчаяния, а со стороны выглядело, что они её ведут под конвоем на смертную казнь. Веселье парней быстро улетучилось. — Мне больно, Канат, — голос Хазал неуверенно дрогнул от обиды и разбился о воздушный замок мечты построить личную жизнь. — Терпи, — сквозь зубы процедил Канат и нагнулся к её уху. — Чтобы я тебя и близко с ним не видел. Поняла? — Пошёл ты, — выругалась Хазал, когда они зашли в школу.  Озана возмутила эта дерзость, и он бегло осмотрел толпу и стиснул зубы. — Знай, своё место, — она резко повернула на него голову, но придурка номер два она опасалась меньше, чем придурка номер один. — Хазал, это ты на нас стуканула Фикрету? — строго спросил Канат.  Она смело вздёрнула нос. — А что, если я? Думаете, я вас боюсь?  Озан и Канат переглянулись и несколько раз кивнули друг другу. — Озан, держи её! — крикнул Канат. Это было настолько громко, что Хазал невольно дёрнулась и хотела было убежать, но Озан перегородил ей дорогу в коридоре и широко расставил руки. — Не так быстро, малыш, — он расплылся в широкой улыбке, как человек с предвыборного плаката.  Озан выпрямился, выпятил грудь, будто павлин. Он говорил всем видом, что Хазал уязвима, а он — нет. Положение Хазал хуже некуда, а за ним власть, сила и привилегии. В это время, Канат рывком стащил с неё рюкзак и закинул на высокий шкаф с пожарным оборудованием. Довольно всплеснув руками, и громко смеясь, парни поскакали в класс.

***

Эким спешно затолкала вещи в рюкзак и ещё раз бегло осмотрела комнату. Взгляд упал на злосчастный пиджак, свисающий на спинке стула. Войдя на кухню, Эким восхитилась живым примером сильной женщины, которая после ночного дежурства ещё и завтрак готовила. Не в силах совладать с нежностью и безусловной любовью, Эким подкралась к маме и поцеловала в щёчку, затем бросилась к столу и незаметно закинула в рот конфету. — Эким! — Неше поймала её с поличным и нахмурилась. — Кушай сначала омлет. — Ма-а-ам, — на её лице мелькнула усталость. — Как в школе? — Неше перевернула блинчик и сняла сковородку. — Я тебе поесть сложила в судочек. — Всё замечательно, — притворилась Эким и опустила глаза. — Дружный класс, хорошие учителя, замечательная школа. Я в восторге. — А где радость в голосе? Где огонь в глазах? — по-доброму подколола мама, заметив, что Эким-то лукавила! — Не выспалась, мам, — она взяла блинчик и макнула в сметану. Так вкуснее. — Ты же в десять вечера спать легла? — Неше не давала шансов увильнуть. У Эким не было столько мастерства противостоять опыту прожитых лет. — Ну-у-у, — Эким замялась, выигрывая время, и, наконец, придумала отговорку. — Аллах! Аллах! Да я заснуть долго не могла.  Мать недоверчиво покосилась и насторожилась странному поведению дочери. Она заметила, что ребёнка, будто подменили с тех пор, как Эким начала там учиться. В их возрасте порой стыдно поделиться тревогой с родителем. Им кажется, что взрослые не помогут, а только усугубят. Однако во многих случаях это так и было. Некоторые взрослые мудростью не отличались, и порой жестокие дети были лишь отражением родителей.   — Эким, не забывай носить стельки и не спеши сразу есть сладкое, — Неше подошла к дочери и дотронулась до лица, осматривая с ног до головы, пока Эким шевелила набитыми щеками. — Аллах, когда успела так вырасти? Ты так расцвела дочка, такая красавица стала. — Всё, мамулечка, иди, отдыхай, — Эким засуетилась и быстро чмокнула Неше.  Она дождалась, пока мама уйдёт в комнату и медленно приблизилась к столовым приборам, обречённо прикрыв глаза. Собравшись с мыслями, Эким схватила маленький ножик для чистки овощей и положила в боковое отделение рюкзака. Теперь точно готова к школе. Теперь пора.    По дороге её окутывало странное, ранее незнакомое чувство отрешённости. Будто она наблюдала за миром со стороны и видела себя, но с собой не отождествлялась. Будто душа покинула тело и наблюдала за жизнью вокруг. Неспешными шагами, она проходила улицу за улицей, словно тень. По пути Эким заметила компанию совсем юных школьников, которые избивали толпой одного несчастного мальчика. На вид им было лет десять. Она подумала — наверняка они брали пример со старших. Эким вмешалась в разборки младших и отогнала стаю волчат с криками: «Только толпой такие смелые! А ну, проваливайте, мелкие заморыши!»   Прежде чем девчонки зашли в класс, Эким посоветовала зажать в руках острый предмет, что-то вроде ручки или карандаша. Ведь входя туда, ты оказываешься на пороховой бочке и не знаешь, когда вспыхнет.  На удивление Мелиса была довольно спокойна. Позже Эким поняла почему. Лицо Эмине обрамляла рваная, искромсанная и небрежно выстриженная чёлка. Всякий раз, разворачиваясь к ней на последнюю парту, Каната и Озана разбирал истерический смех, хотя и причин для этого не было. Как же странно получалось — изначально присущее им варварство, в толпе проявлялось гораздо сильнее. Порча имущества, физические и моральные увечья, а что дальше? Климат в классе доходил до точки удушающей дурноты. Но Эким хотела спокойствия, без топота ног, без мерзкого удручающего ржания одноклассников. Она сразу хотела швырнуть пиджак Канату в лицо, но глаза невольно опустились на парту и начали блуждать по выцарапанной надписи: «Я шлюха и горжусь этим». Мелиса. Мелиса.  Переполох в классе медленно сходил на нет, пока улыбчивый учитель Зия раскладывал вещи и готовился к уроку. Почувствовав на себе чей-то бесцеремонный взгляд, Эким интуитивно обернулась. Канат следил за ней с широко раскрытыми глазами. И почему его глаза показались Эким влажноватыми, и даже грустными. Интересно, почему он не любил, когда ему в глаза смотрят? Наверно боялся быть разоблаченным. Люди бы увидели, на удивление, живой блеск и глубину. И что-то ещё в них было эдакое странное... Эким поняла что. Это была нежность и вселенская печаль. Ей стало тяжело выдерживать игру в гляделки. Видимо, Канат понял, что Эким не боялась смотреть на него в упор. Тогда его глаза ожесточились, и наполнилось грубостью. Но взгляд она мужественно выдержала. Канат первый отвёл глаза. Его здорово перетрусило, поднялось давление и пару капель крови из носа капнули на тетрадь. Он не сразу заметил, но, когда тёплая струйка алой жидкости потекла ручьём, он спохватился и приподнял голову. — Что это, мать твою? — он небрежно вытер кровь тыльной стороной ладони. Учитель Зия вручил салфетки и предложил сходить в медпункт, но Канат небрежно махнул рукой и сказал, что ему нормально. Учитель успокоил ребят, когда те зашумели. Начался урок. Хазал вызвалась отвечать. Пока основная часть класса сонно клевала носом в парту, Хазал воодушевлённо рассказывала о мифологии древнего Китая.    Канат ухмылялся, глядя на восхищённо распыляющуюся сестру, которая рассуждала о глупостях. Можно было подумать, что знания о китайских великанах ей пригодятся в жизни? Он периодически поглядывал на Эким, не понимая, почему равнодушие этой девушки настолько задевало. Трудно ему выражать этот взрыв и эту дрожь. Он нетерпеливо задрыгал ногой, не в силах вынести почти час на одном месте. Ему хотелось сбежать не столько из класса, а сколько от себя самого, от рассказов Хазал. А Хазал тем временем успела утомить всех. Но так даже лучше, ведь учитель Зия их не напрягал.   — В германо-скандинавской мифологии это произошедший из снегов и льдов великан Имир, — сказала Хазал…    Каната начало ломать. Он уже не знал, куда себя деть. Он прислушался к разговору Эким и Бекира. Даже они не слушали Хазал, находя её рассуждения странноватыми. — Я тоже люблю покупать на рынке сросшиеся помидорки и черешенки, — прошептала Эким. — Они кажутся такими волшебными.  У Каната взорвался мозг. О чём она говорила? Какие сросшиеся помидоры? Какие черешни? Вот же странная. На месте становилось усидеть всё труднее. Канат с салфеткой в носу задёргался и, в конце концов, сорвался. Он спешно вырвал лист бумаги и принялся писать записку. «Верни пиджак». Он понимал где-то далеко на подсознании, что вёл себя глупо, словно школьник. Задавая себе вопрос — нужен ли в сию секунду четров пиджак? Канат понимал, что пиджак не нужен, а один мимолётный взгляд — кровь из носу, как необходим. Он небрежно скомкал бумажку и запустил в Эким.  Она дёрнулась и недовольно поджала губы. Затем тяжело вздохнула и подобрала с пола записку, удивляясь его странным умениям показывать несносный и дурной характер.    Хазал тем временем продолжала.   — По китайским легендам, его руки и ноги превратились в горы, из крови и слёз возникли реки и ручьи, глаза стали солнцем и луной, волосы — травой и деревьями, дыхание — ветром, голос — громом, а взгляд — молнией.  В классе появилось страдальческое оханье и аханье, а учитель Зия стукнул по столу, приказав иногда проявлять уважение. — Хазал, неужели ты прочла целый том восточных мифов? — спросил учитель, немного сомневаясь, ведь бездельники любили произведения в кратком пересказе.  Глаза Озана застыли в безмятежном прищуре, а верхнее веко слегка опустилось. Он не упускал ни единого движения. Порой от рассказов Хазал, ему казалось, что он сойдёт сума или поймает приход. — Нет, учитель, — отозвался Озан, демонстративно чавкая жвачкой, — Хазал сегодня проходила мимо горящего поля конопли. — У грязной потаскухи вши смотрите! — выкрикнула Мелиса и окинула взглядом подруг, находящихся у неё в служении. — Девочки не подходите к ней близко!  Озан довольно скрестил руки на груди, как бы спрашивая Хазал: «что дальше будешь делать?». Он был уверен — наверняка она вела записную книжку расходов, имела папку с чеками и пакет с пакетами. Хазал покоробило, когда она взглянула Озану прямо в лицо. Глядя, как он улыбался, сверкая глазами, захотелось одёрнуть юбку и набросить сверху мешок. Почему-то она видела в его глазах волну похоти, будто бы прямо сейчас в его голове происходило бурное сношение вместе с ней прямо на учительском столе. Хазал отвела глаза и пошагала на место с чувством абсолютной свербящей подавленности. Будто бы они обрушили ей на голову целый град нечистот. Эким обедала с друзьями в столовой и скрывала злобу на обидчиков за маской дружелюбия. Бекир понимал, Айше и Лейла понимали, что запастись попкорном, отсидеться в стороне и наблюдать крепкие удары по Эмине, больше не получиться. Иначе, в лучшем случае у них бы появилась такая же восхитительная чёлка, как и у неё. Жизнь показала, что нельзя сворачивать с выбранного пути, ведь теперь главной целью местных заводил являлось подавить, растоптать и унизить. Для них парочка жертв на класс — это запредельно весело, а если целых пять — ещё лучше.  Айше плохо спала ночью, а Лейла провела вечер в молчании. На вопрос бабушки «как в школе», вздрагивала с незавидной периодичностью.   — Вы знаете, что я думаю? — поразмыслив, Хазал стащила из судочка Эким свежую маленькую помидорину и вдобавок закусила сухариком из собственного судочка. — Я считаю химию царицей наук... ну, правда, что бы мы делали без химии?    Ребята не поняли, к чему Хазал решила поспорить о важности наук. Они с придыханием закатили глаза. Эким скептически отнеслась к словам чудаковатой подруги, потому что царицей наук считала математику и готова была это обосновать на пальцах.   — Не-е-ет, — возразила Эким. — Математика — вот что является истинным фитнесом для мозга, и помогает просчитывать действия наперёд.  Хазал загадочно улыбнулась и сложила ладошки на стол. — А что ты скажешь на то, что всё, что нас окружает — это химия и биология?  Эким усмехнулась её наивности. — О да-а-а, но математика помогает во многих сферах жизни, — и указала пальцем на приближающуюся свору. Лейла резко обернулась и увидела их. Ребята повторили движение и нервно застыли, словно их приковали железными цепями к стульям. — Чёрт, сейчас начнётся, — обречённо вздохнула Айше. Ребята напряглись, а в столовой никого не осталось, кроме женщины на раздаче еды и пару занятых столиков. Если их будут убивать, на помощь никто не придёт. — И что нам теперь делать? — задала риторический вопрос Лейла, осознавая вероятность оказаться в центре урагана. Но девушка не учла, что иногда загнанная в угол крыса могла оказаться достойным и страшным соперником.   Понимая, что сейчас начнётся какой-то дикий ужас, Эким, пока было время, нагнулась к ребятам. — Друзья мои, — решительно сказала девушка, бегло осматривая испуганных друзей. — Можно один раз прогнуться, два раза прогнуться, но третий, это уже слишком. Не знаю, как вы, но прогибаться нужно только тогда, когда вы хотите отомстить. Нужно дать им понять, что, издеваясь над нами, они совершают большую ошибку. Нужно заставить их уважать и считаться с нами. А если мы сами себя не уважаем, то так и будем терпеть унижения.    Глаза девчонок воодушевлённо заблестели. Эким поняла, что речь прошлась им маслом по сердцу. Ей таки удалось вселить уверенность в себе. Бекир хотел возразить и на это у Эким тоже нашлась парочка оправданий. Прежде чем он начал падать духом и рассказывать, что против монстров у них нет шансов, нет ресурсов и сил.   — В другую школу перевестись не вариант, — уверенно сказала она, заранее понимая, что скажет Бекир. Ведь он предлагал перевестись. — Где гарантия, что в новой школе не найдётся новый Канат или Мелиса? Если все согласны, вот и славно. Кто против, может прямо сейчас встать и уйти.    Никто не уходил. Теперь уж точно никто не собирался уходить. Хазал загордилась и подумала, что у Эким отличные задатки оратора. Она вполне могла вести за собой огромные толпы людей.   — Слушайте сюда, — Эким молниеносно наклонилась, пока вражеский отряд ещё возились на кассе. — Спереди Озан, Канат и Мелиса. Мы должны реагировать быстро, реагировать первыми по моей команде. Ты зажми вилку в руках, ты нож. Мы нападать должны первыми, а когда они потеряют бдительность, сразу уходим. Вон те шестёрки, которые сзади… с ними разберемся потом, если придётся. Главное — дезориентировать лидеров. Все меня поняли?   Они замотали головой. Хазал зажала в руках контейнер с сухариками, которые сильно любила.   — Увы, но Эким права… — заключила Хазал, вспомнив, как Мелиса обозвала её вшивой. И это только начало. — Теперь это наши реалии.    Шумная толпа радостно направилась к их столу, глаза запылали недобрым огнём. Горделивые и важные хозяева жизни всмотрелись в то, что ребята ели, будто судочков с обедом никогда не видели. Мелиса неожиданно уселась рядом с Хазал и крепко сжала руку под столом. Хазал дёрнулась. Эким тяжело вздохнула и показала рукой сидеть смирно. Не двигаться, пока не даст команду она. Напряжение. Ребята вкусили чувство опасности от предвкушения кульминации.  Озан обратился ко всем.   — Какого хрена? Стол перепутали, леди? — сдержанно спросил Озан. Их с Канатом взгляды обратились только на Бекира. Всем стало понятно, что спрашивать в любом случае будут с него. Для того чтобы разбираться с девчонками у них была Мелиса и её подруги. Нервное напряжение витало в воздухе. Озан нагло втиснул стул между Лейлой и Бекиром. — Не подвинетесь, девочки? Это стол для мужчин. Ты. Сидишь. На наааашем месте.  Бекира немного оскорбило, будто Озан его тоже назвал девушкой. Канат присел рядом с Эким, но продолжал буравить Бекира взглядом.   — Приятель, слушай, посмотри, сколько свободных столов, давай не будем начинать это сейчас? — сказал Бекир, стараясь не выдать внутренней дрожи. Его слегка утешало, что он не остался с ними один на один.  Те переглянулись и ухмыльнулись так жутко, что ребята покрылись ледяной корой. — Почему бы тебе и твоим подружкам не свалить отсюда, уродец? — задал вопрос Канат.  Озан схватил Бекира за лицо и грубо развернул на себя. — Пойдём, выйдем? — в его глазах вспыхнула та жажда крови, которую все так боялись. Бекир отрицательно замотал головой. Озан улыбнулся, резко вцепившись ему в горло. — Что? Не хочешь? Хочешь прямо здесь? Окей.    И здесь Эким дала команду. За одно мгновение она воткнула вилку в руку Канта. От неожиданности Канат опешил и зарычал от боли. — А-а-а! Мать твою! Эким! — он заорал надрывно, во всё горло, шокировано глядя на торчащий предмет в своей руке.  Сориентировавшись, Лейла разбила тарелку о голову Озана. Парень слегка пошатнулся, затормозил и часто заморгал.   Всё происходило настолько быстро и слаженно, что ребята выглядели как сработавшийся партизанский отряд. Хазал схватила свободной рукой судочек с сухарями и ударила Мелису в бороду. Мелиса звонко клацнула зубами и потеряла равновесие, отлетев на метр вместе со стулом. Хазал испуганно прикрыла ладошками губы, потому что рассекла Мелисе губу. Крови стало много. Рука Каната кровила по страшному. Перепуганная женщина на раздаче еды застыла от ужаса, не понимая, что делать. Бежать или звать на помощь. Айше, подрываясь со стола, пересеклась с Наз практически у входа. Та рвалась со всей отвагой на одноклассницу, стараясь загородить дорогу. Айше воткнула со всей силы ей карандаш в плечо. Отвага быстро улетучилась. Не ожидая такого поворота событий, Наз лишь ошарашено смотрела, как кровавое пятно проступало через ткань белой блузы, разрасталось и увеличивалось в размерах.    В столовой всё перемешалось, и люди, и кони. Поистине кровавая бойня развернулась там. И виной этому безразличие к насилию и купание в тёплой ванной с утятами персонала школы и родителей подонков.   С победным выражением лица ребята выходили из столовой по одному. Их шестёрки испуганно сторонились и пятились назад, пропуская новеньких. А раненные никак не могли прийти в себя от пережитой боли и потрясения. Они не ожидали, что новенькие вообще способны дать такой яростный отпор. Эким схватила Хазал за руку и потянула на себя, чтобы та поспешила. Хазал застопорилась, будто что-то вспомнила.   — Эким, я сухари забыла. — Какие сухари, Аллах? — возмутилась подруга. Хазал мигом вернулась и схватила судок. И пока шестёрки зализывали раны и успокаивали главных, она гордо вскинула голову и демонстративно забрала сухари. Хазал подарила брату напоследок взгляд полный пренебрежения, коим он её одаривал на протяжении долгого времени. Трепетно прижав к груди контейнер с сухарями, Хазал настолько свирепо взглянула, что Озан хмыкнул. Ему ничего не оставалось, как просто уйти с дороги.