Храброе сердце плачет и смеётся

— Эмине, давай танцуй, — приказала Мелиса, и в спортзале раздался вульгарный смех её юных последовательниц.  Озан и Канат в это время со скучающим видом крутили по очереди баскетбольный мяч на пальце. — Давай, Эмине, сладкая! Я тебе даже музыку поставлю, крути бёдрами малышка! — Мелиса нашла заводной трек в плейлисте. Множество пытливых глаз бесчеловечно следили за падением достоинства Эмине. Эдже достала телефон, чтобы не упустить ни одну деталь. Она записывала унижения и без того опущенной одноклассницы. Мелисе было интересно, насколько далеко она может зайти в случае с Эмине? Лучшая игрушка-антистресс. Ей, что, не скажи, она все плевки стерпит, вот Мелиса и рада стараться. Кажется, юную барышню с вполне преступными наклонностями ничуть не смущал факт, что одноклассница Эмине тоже живой человек. Они много раз обсуждали её с парнями, и Озан говорил, что это не человек, а насекомое. Она будет молчать, а в крайнем случае приведёт батька — такого же терпилу, который выплачется и покорно примет плевки. А им, хозяевам жизни ничего не будет. — Давай! — Мелиса приблизилась и потрепала Эмине за плечи. Когда мерзкая сцена подкрепилась неуверенными движениями Эмине — Мелиса захлопала в ладоши. — Во-о-о-от! Давай, девочка!  Канат прыснул от смеха и покосился на Озана, который злобно рыскал по спортзалу глазами. — Аллах, какое жалкое зрелище… — поразился Канат с особым нескрываемым отвращением. — Да… — задумчиво ответил Озан, продолжая смотреть в сторону двери. — Непонятно только зачем живёт…    Ребята поберегли нервы, здоровье и зашли в спортзал с учителем. Эким и Хазал внимательно сосредоточились на телефонах друг друга, рассматривая фотографии вчерашнего вечера и всеми силами скрывая лёгкое волнение и неуверенность. На экране телефона Хазал, высветилось уведомление о сообщении. «Привет, если ты меня не забыла, давай сегодня прогуляемся. Жду ответа. Меня, кстати, зовут Баре».  И где-то там, на другом конце провода, Барыш ходил из стороны в сторону. Раз десять он переписывал и тщательно обдумывал текст сообщения, чтобы не показаться глупым, банальным и назойливым поклонником. По его мнению, у Хазал таковых была целая выстроившаяся очередь. Уж слишком много труда ему составило найти её номер. Когда Барыш просил Озана по-человечески написать номер Хазал, Озан ограничился обычным «нет». Он пошёл на принцип — мол, тебе надо, ты и ищи. Вот и пришлось влюблённому парню прибегнуть к различным ухищрениям. Когда девушки прошли мимо одноклассников, Канат и Озан проводили их долгим изучающим взглядом. Мелисе не понравилось, что они, чуть не свернув шею, проследовали за ними, пока те не стали в строй. Но горячий коктейль мстительной крови вперемешку с гормонами двух явно зарвавшихся кобельков так и выплёскивался наружу. — Смотри, шею не сверни, так на новенькую пялишься, — Мелиса пихнула Каната ладонью, нервно скрестив руки на груди, затем покосилась на Озана. — И ты туда же?  — Не ковыряй мне дырку в мозгах, — отмахнулся Канат, только бы Мелиса прекратила его пилить.  Они не особо и обратили внимания на её раздражение. Авторитет Мелисы не сказать, что был слишком весом. Да, и её ревность не воспринимались всерьёз. Канат и вовсе привык, что она ревнует к каждой девушке. Удивительно, что Мелиса не ревновала его к школьной уборщице! Хотя и в этом он не был уверен на сто процентов. Учитель вскоре построил оба класса и по традиции коротко раздал указания. — Парни. Шесть на шесть. Канат, капитан белых. Бекир — капитан красных.  Озан к такому раскладу явно не был готов. Внутри вскипела ярость, забурлила злоба. Лейла, Айше и Эким взяли коврики для йоги и сделали видимость, что они активно занимаются зарядкой, а сами продумывали, как после урока безопасно переодеться в раздевалке. Эким каждый раз хотела похлопать себя по щекам, проснуться и облегчённо вздохнуть. Проснуться и осознать, что увиденное в напылённой мраком школе оказалось бредовым кошмаром. Но это была реальная реальность. Настоящая школа выживания. Детство закончилось. Они попали в жестокую среду, а в каждом из учеников можно узреть прототип из семи смертных грехов.   Хазал сделала попытку заговорить с одноклассницами, но девушки всем видом избегали и сторонились её. Хазал поняла, что гадостные слухи наверняка уже расползлись по школе с бешеной скоростью. — Хазал, ты не обижайся, но ты нам врала, — укоризненно кольнула русоволосая одноклассница, которая давеча была ей близкой подругой: заплетала косички, угощала банановым молоком и клялась в вечной дружбе. Конечно, всё это уже было давно ожидаемо. На что ещё могла надеется Хазал ? — Всё? Значит, вы узнали правду и что изменилось? — боль и обида резанули по сердцу Хазал. — Я вдруг стала плохим человеком? Или я стала другой? Может, вы уже считаете меня насекомым?  Хазал напрасно ждала ответ. Девушки виновато опустили голову. Конечно же, им стыдно было признать, что, поддерживать общение с Хазал может быть чревато последствиями. И Хазал это поняла, разочарованно посмотрев на одноклассниц. — Да и к кому я пытаюсь достучаться? — она задала риторический вопрос и нервно схватила коврик, примостившись рядом с Эким.  Эким внимательно пронаблюдала за тем, как Хазал капризно плюхнулась рядышком с ней. Заметив, что Хазал достала телефон, Эким вдруг хитро заулыбалась и аккуратно придвинулась, слегка толкнув её плечом. — У тебя парень есть? — с нескрываемым интересом спросила Эким. Ведь с таким графиком работы, как у Хазал, иметь парня — правда, достойно уважения. — Нет, — Хазал смутилась и залилась краской, а затем оживилась всем телом. — Ну, мне нравится кое-кто… Но мы практически не знакомы! — Он из колледжа? — Эким делала вид, что это рядовой вопрос, а сама лукаво косилась в телефон одним хитрым глазом, а вторым следила за собеседницей. — Нет-нет, — облегчённо ответила Хазал и показала Эким входящее сообщение. — Я о нём мало что знаю, но он меня уже на свидание зовёт. — Не отвечай сразу. Ответь вечером, — непринуждённо посоветовала Эким.  Хазал хмыкнула и отложила телефон. Она решила и Эким порасспрашивать, раз уж их разговор зашёл о личной жизни. — А у тебя есть парень?   — Не-е-е-ет… но-о-о… — Эким сдержанно улыбнулась, поджав губы. — Нравится мне один. — Аллах-Аллах, — Хазал вспыхнула, разгораясь огнём безудержного любопытства. — А я знаю его? — Знаешь… и очень хорошо, — Эким смутилась. — Кто? Кто? — после закинутой удочки, Хазал уже захлестнула волна нетерпения. Эким наклонилась поближе, к чужой мочке уха и шёпотом произнесла: — Азиз.  Чувствительные уши Хазал вспыхнули. Она глупо уставилась на Эким, часто хлопая ресницами. Затем резко откинулась на коврик и залилась смехом, истерически дрыгая ногами. — Успокойся, — сквозь зубы процедила Эким, подумав, что Хазал её сейчас перед всеми просто сдаст с поличным. — Извини, я никому не расскажу, просто… — Хазал не успела договорить, как тут же свалилась на коврик, завывая от смеха. Эким оставалось нервно и сдержанно улыбаться, показывая учителю жестом, мол, это сейчас пройдёт. Ожидание.   Эким заволновалась, что Азиза не было на уроке. Как бы ни возникла проблема оттого, что он так часто пропускает «не интересующие» предметы. Но Хазал успокоила её и объяснила, что Азизу плевать, и школу он закончит с отличием, а сейчас наверняка пошёл на дополнительный по химии. Под конец урока девушки заметили разгоревшийся конфликт во время игры в баскетбол.  Бекир не дал пас Озану и решил забросить мяч в кольцо самостоятельно, но промазал, что и взбесило второго. Озан толкнул его на пол и со всей силы наступил на запястье. — Недоделанный, — злобно прошипел он. — Зачем бросать, если руки из жопы растут? А ну, слушай меня, мать твою! — Он сильнее сдавил руку Бекира. Тот, лёжа на полу, корчился от боли, пока Озан его топтал ногами.   Благо учитель вмешался и вовремя оттянул Озана. Видимо, привык к таким ситуациям. И что больше всего возмутило Эким — учитель Озану не сказал ни слова. — Я в шоке, — расстроилась Эким. — Как вообще можно объяснить эту жестокость? Настроение девушек испортилось. Наблюдать за пассивной отрешённостью учителей приводило к смятению чувств, а руки опускались от бессилия. — Этот примат Бекира не оставит в покое, — слова Хазал прозвучали достаточно обречённо. Крошечную надежду давала единственная мысль, что директор пообещал им в конце недели устроить очную ставку с разбором полётов. Тогда Эким и Хазал точно скажут, что думают о разложенцах.   Когда урок закончился, ребята недружно отправились в раздевалку. Озан разозлился, как чёрт. Он не любил проигрывать, а если и проигрывал по случайному стечению обстоятельств, то сразу «сживал со свету» оппонента. А здесь звёзды сошлись весьма криво — Бекира поставили капитаном, и гордыня Озана дала трещину. Из мужской раздевалки доносился смех, шум и бурное обсуждение злободневных вопросов. Канат переоделся первым, ожидая Озана. — Поехали завтра в бильярд? — предложил он, подойдя к Озану. — Я же не против. Только Мелису с собой не бери, я тебя прошу, — взмолился он, поднимая голову. — Какая Мелиса? — Канат удивился, почему-то Озан до сих пор думал, что ему, Канату, это интересно. — Позвоним Баре и сыграем чисто мужской компанией.  Вдруг Канат принюхался и злобно завертел головой, рыская в поисках неприятного запаха. — От кого воняет как от сгнившей воблы? — с нажимом он кинул вопрос в толпу. Парни не сразу поняли, в чём дело и приостановили активные обсуждения и гул. Канат медленно подошёл к Бекиру, который и вовсе не расслышал вопрос. Он продолжал переодеваться, никого не трогая и стараясь всеми силами быть невидимкой. Канат больше взбесился, что его вопросы игнорировались. Он молча стал напротив Бекира, пока тот натягивал кроссовки. — Вся твоя неудачливость заключается в том, что ты беспросветный лошара, — Канат окрестил новоприбывшего товарища. Бекир продолжал обуваться, низко опустив голову. Он решил, что игнорировать — это лучшая защита. Но в таком случае — чем больше игнорируешь, тем сильнее порождаешь немилость. Внимание всех присутствующих с нескрываемым азартом сосредоточилось на Бекире. На самом деле он не знал, что и делать, а о побеге речи не шло и подавно. Попытка убежать, как уверил его Озан, приведёт к ударам, и не просто ударам, а ударам в особо изощрённой форме. Озан ещё в самом начале посоветовал мыло в душе не ронять. Влажный воздух, исходящий из душевой, становился более липким, атмосфера всё более волнующей. — Ребята в чём дело? Я не понимаю, что я сделал? — Бекир хотел сгладить острые углы, насколько позволяла смелость, но так и не понял своего загнанного положения.  Канат ухмыльнулся Озану. Они синхронно переглянулись в силу бьющей через край и никому не понятной озлобленности. Канат настойчиво смотрел на смирно сидящего новенького. Наконец, Бекир всё-таки поднял голову и взглянул Канату в глаза, чем и вызвал шквал бешенства. — Смотришь мне в глаза, сучара?  Бекир задался вопросом, который не решился озвучить, чтобы не получить очередную порцию люлей: «А дышать-то можно? Или шевелиться? Что вообще нужно сделать, чтобы не отхватить?» Но, казалось, что Бекир не сделай — он всё равно получит порцию ударов на пару с унижениями. Чувствуя себя центром внимания, от напряжения и стыда у него поднялось кровяное давление, что ещё больше вызывало растерянность и заторможенность. — Отвечай, терпила, когда к тебе старшие обращаются! — Канат схватил Бекира за футболку и резко поднял со скамьи.  В юношеской раздевалке разразился дикий животный смех. Озан занимался завязыванием шнурков и наконец-то сделал последнее фиксирующие движение, затянув шнурки намертво. Он взял в руки чёрный маркер, и медленно прошёл в центр конфликта. — Смотри… — он обратился к Бекиру и присел на корточки, искривив лицо в едкой изводящей ухмылке.   В тяжёлом воздухе повис тревожный вопрос: что же примажоренные лидеры собираются делать дальше?   — Ты беспросветный лох, — Озан поднял пустые глаза, в которых не было ничего, кроме звериного желания упиваться вседозволенностью. — Но в силу нашей душевной чуткости, мы решили тебе помочь. Озан и Канат переглянулись между собой, загадочно улыбаясь. Озан принялся что-то рисовать на полу маркером, пока ребята со смешками выглядывали из-за спин друг друга. Бекир в это время плотно сжимал зубы. — Это сумма, которую ты получишь за бой с Бураком, — Озан, наконец, закончил художества и поднял голову, показывая в сторону одноклассника. — Это в лирах, но я могу во франклинах заплатить.  Озан и Канат не выдержали серьёзности и прыснули от смеха, глядя друг на друга. Голос Бекира просел, пульс участился. Он вспомнил Эким, позавидовав её самоотверженности, и возненавидел себя, ведь ему как раз самоотверженности и не хватало.  Парни с интересом наблюдали за растерянностью Бекира, который не привык драться или насилием решать вопросы. Озан уже начинал выходить из себя, глядя, как собирается с мыслями одноклассник, потому что звонок-то должен вот-вот прозвенеть. — Быстрее рожай, гомосек! — агрессивно выпалил Озан.  Бекиру повезло в какой-то степени — за дверью приближалась странная суматоха. Женские крики в лучших традициях ужастиков и противный смех. Дверь открылась. Мелиса затолкала Эким в мужскую цитадель практически в одеянии Евы: в лифчике и шортах. Эким вздрогнула, почувствовав жгучий стыд и голый ужас. Она присела на пол и обхватила себя руками, стараясь всячески скрыться, убежать от этого кошмара. Она не выдержала и заплакала, дёргаясь, как маленький зверёк, в которого, направляют контрольный выстрел крупнокалиберного ствола. Парни застыли. В раздевалке повисла неловкая тишина. Мелиса и её помощницы держали дверь с противоположной стороны, чтобы птичка не упорхнула. — Приятной оргии, Эким! — послышался победный голос Мелисы за дверью. Глаза Каната расширились от удивления и ужаса. Внутри боролись чувства ревности с чувством ненависти. Его взбесило, что мужская половина смеет лицезреть её в таком виде. Недолго думая, Канат снял пиджак и мигом приблизился к Эким, совершенно позабыв, что они минуту назад решали неотложный вопрос с Бекиром. А Озан до сих пор недовольно хмурил брови, не понимая, что собственно происходит. Когда Канат подошёл к забившейся в угол Эким, он медленно поднял руки, давая понять, что никто её трогать не собирался. Он осторожно протянул ей руку. Эким недоверчиво окатила его презрением, и Канат понял, что так она забьётся и просидит здесь вечность. Поэтому он решил действовать вопреки её вполне объяснимому недоверию: он поднял её на ноги, набросил пиджак и постарался как можно снисходительней улыбнуться, чтобы не испугать. Как бы там ни было, Канату стало её жаль. Хотя окажись он в подобной ситуации — чувствовал бы себя гораздо уверенней. Здесь совсем другое. Если уж издеваться над девчонками, то хотя бы не такими способами. — Хватит на голых парней пялиться, — снисходительно ответил Канат, закрывая её своим торсом, чтобы ограничить обзор на ошарашенную голую мужскую публику. Эким затряслась, будто осиновый лист. Канат осторожно взял её за плечи и открыл перед ней дверь. Мелисы там уже не было. Наделала шуму, называется, и быстро улизнула, а Канату ничего не оставалось, как аккуратно подтолкнуть Эким вперёд. — Давай шуруй отсюда, — в голосе Каната не осталось злости, была только снисходительная улыбка. Эким настолько потрясла вся эта ситуация, ей настолько стало стыдно, что она даже не успела дрогнуть губами, как Канат её опередил. — Пиджак потом вернёшь, — он осторожно подтолкнул её вперёд, а сам провожал взглядом, замирая в восхищении. — Шуруй, шуруй…  Когда ребята начали выходить из раздевалки, Озан подошёл к Канату и грубо толкнул в спину. — Что за благотворительность сельскохозяйственным насекомым? — в его упрёке звучала ирония. — Озан, — сдержанно посмотрел на друга Канат. — Ты знал, что ты быдло? Тот по-дурацки хохотнул и похлопал Каната по плечу. — Не ты, а мы, — уточнил Озан, похлопав его по плечу. — Но я, по крайней мере, этого никогда не скрывал. Вечером Хазал выскочила на остановке у себя на районе. Когда зашла в свой подъезд, на вахте дежурил самый неприятный консьерж, который вечно бросал сальные взгляды и приторно приговаривал: «Здра-а-а-а-авствуй, дочка». Какие-то жутчайшие чувства вызывал этот неприятный тип с бегающими глазками лет сорока пяти. Мужчина сразу обратил внимание на вбежавшую Хазал. Она по наитию бегло поздоровалась для галочки и хотела было улизнуть, но не тут-то было. — Здра-а-а-а-авствуй, Хазал, — мерзко улыбался консьерж, пока Хазал не кивнула в ответ. — Ты же одна живёшь? — уточнил мужчина, и словно крысёныш, забегал глазами по её фигуре. — Да, — Хазал не поняла, к чему вопрос. — Хорошо, я понимаю, — он выдержал паузу, о чём-то явно задумавшись. — Ну, хорошо, спокойной ночи, красавица. Хазал прошагала к себе на второй этаж, покривив лицо. — Что ещё за красавица? — она возмутилась вслух, подходя к дверям квартиры, которую снимала.  Дверь открылась и вот она снова дома. Её встретила однокомнатная квартирка, с тёмно-жёлтыми крашеными стенами и низкими потолками. Дать бы по рукам гениям, которые занимались строительством! Коротенький узенький коридор провожал её в собственную комнату — такую же пустую и мрачную, как и её жизнь. По крайней мере, Хазал провела такую аналогию в своей в голове, чему горько усмехнулась.  Небольшая односпальная кровать, с розовым пододеяльником немного придавала красок её жизни. У стены стоял деревянный столик со шкафом, настольной лампой и зеркалом. Хазал не хотела заставлять и так тесную жилплощадь лишними вещами и мебелью, поэтому оставила самое необходимое, придерживаясь законов минимализма. Вдруг в квартире раздался звонок. Хазал испугалась. Кого в такое время могло притащить? Она мигом кинула рюкзак на кровать и поспешила к двери. Посмотрев в глазок, она окончательно ничего не поняла. За дверью стояла незнакомая женщина лет пятидесяти. — Здравствуйте, — когда Хазал настороженно открыла дверь, на неё приветливо смотрела хрупкая темноволосая женщина в белом махровом халате. — Я теперь твоя соседка, вот здесь живу, — она расплылась в улыбке, бодро указывая квартиру напротив. — Хатидже. — Здравствуйте, меня зовут Хазал, — она протянула руку, успокоившись и повеселев, что на втором этаже будет жить не одна. Второй этаж совершенно опустел со временем. Вдвоём теперь будет не так скучно. Женщина настоятельно позвала Хазал в гости пить чай, чтобы немного познакомиться. Соседи же теперь как-никак. Когда они чаёвничали и обсуждали школу, женщина поведала, что работает в налоговой, а потом что-то резко вспомнила. — Хазал, я же тебе сына своего не показала! — она радостно повела Хазал в залу, где стояла маленькая детская кроватка. Хазал это показалось весьма странно. Ни детских криков, ни плача она не слышала. Наверно, ребёнок спал. — Вот он мой, Али! — улыбнулась женщина. Довольная, как кот Хазал с интересом наклонилась к кроватке, поскольку сильно любила детей, и пришла в ужас: детская кроватка пустовала. У Хазал зашевелились волосы на голове, а тяжёлый непроходимый ком, застрял в горле. Она подняла на женщину испуганные глаза и поняла, что ей пора убираться оттуда, чем быстрее, тем лучше. — Да-а-а-а, — голос задрожал. — Какой красивый м-м-малыш… я… пойду… мне уроки делать нужно. — Посиди ещё минут пять, Хазал! — настойчиво потребовала женщина. — Я ещё папе позвонить должна, — она махнула рукой на прощание. Чтобы не вызвать подозрений и не обидеть человека, который, судя по всему, был не в себе, она вышла из квартиры женщины, словно деревянная статуя. А когда пришла домой, Хазал закрыла дверь с внутренней стороны и три раза провернула ключ. — Что это сейчас было? — Хазал отдышалась и на всякий случай ещё раз заглянула в глазок. Испуг. В маленькое отверстие настырно заглядывал консьерж. Увидев, что она его обнаружила — уходить не спешил. Хазал напугано отскочила от двери и побежала за пластырем, чтобы побыстрее залепить глазок. Однако потом никаких действий со стороны консьержа не последовало. Целый вечер Хазал провела, завернувшись с головой в одеяло, читая молитвы, прося Аллаха и всех богов мира, чтобы этот кошмар скорее закончился.