Я помогу!

      Рейх всё ещё болел. Несмотря на то, что с каждым днём становилось всё лучше, насморк и кашель всё ещё надоедали ему, также иногда поднималась температура, что вызывало неприятные ощущения. И именно сейчас, когда немец болен, он захотел на улицу. Как не вовремя…       Ариец открыл дверь и, выкатившись на крыльцо, захлопнул её. Теперь шла самая сложная часть путешествия — пандус. Расстояние от крыльца до земли было небольшое, но из-за того, что немец самостоятельно никогда не спускался по этой штуке, он ещё не знал, как это сделать.       Он подъехал к спуску так, что колёса были почти на краю. Держась за перила, он аккуратно двинулся и… Не упал. Он облегчённо выдохнул, когда остановился, твёрдо стоя на земле. Кто мог подумать, что это так… Сложно? Страшно? Но он сделал это и теперь мог двигаться, куда захочет. Вот она… Свобода.       Союз шёл домой из магазина. Засунув ключ в замочную скважину, он понял, что дверь открыта. Забыл закрыть? Не может такого быть. Он точно помнил, как проворачивал ключ, как перед уходом дёрнул за ручку, проверяя, закрыта ли дверь. Что-то случилось?       Коммунист зашёл в дом и, поставив пакеты у входа, окликнул немца. Ответа не последовало. Мужчина разулся и пошёл в комнату Рейха. Там не было ни коляски, ни самого инвалида. Куда он мог исчезнуть? Ощущение было, будто всё это нереально. Будто это всё просто сон, но для сна всё слишком настоящее.       Союз хотел уже выйти из комнаты и пойти искать пропажу в других местах, но вдруг заметил что-то необычное в окне. Он посмотрел туда. Нашёлся… Немец сидел на заднем дворе в своём кресле, сложив руки на колени. Русский направился к нему. — Что ты здесь делаешь? — спросил Совет, подходя к нацисту. — Я уже испугался, что ты пропал! — Ты беспокоился за меня? Зачем? — Действительно. Почему он переживает? — Мало ли что ты можешь натворить! — Нет… Не за других людей Союз переживал. Хотя стоило бы подумать и о них.       Ответил так коммунист, потому что ему надоело, что такие вопросы вводят его в ступор. Немец постоянно цеплялся за какие-то незначительные слова, задавал каверзные вопросы и наблюдал за реакцией собеседника. Кажется, других развлечений он не находил. — Что, например? — Ещё один гадкий вопрос. Один из тех, которые невольно возвращали в прошлое, заставляя вспоминать плохое. Зачем он это делает? Самому не страшно думать об этом? — Не важно. Пойдём домой, — Совет уже взялся за коляску и собрался катить немца домой. — Нет. Я буду здесь. — Зачем? То тебя из дома не вытащить, то обратно не затащить. Может, определишься? — Это ты определись, нравится тебе, когда я на улицу выхожу, или нет! — Ладно-ладно, — русский показательно поднял руки. — Постучишь в окно, когда домой соберёшься. Я на кухне буду. — Зачем? Я сам зайду. — И по пандусу? — Как съехал с него, так и заеду. Мне твоя помощь не нужна. — Как скажешь, неугомонный, — чему-то посмеявшись, сказал Союз и ушёл в дом.       Время шло, и наступил вечер. Совет приходил один раз, чтобы позвать нацистами на обед и дать лекарства, таблетки он выпил, но от обеда отказался. Он уже неоднократно отказывался от приёмов пищи, и этому разу русский ни капли не удивился.       Когда начало темнеть, немец решил вернуться домой, так как стало прохладно. Подъехав к крыльцу, он, кажется, понял, зачем ему предлагали помощь. Чтобы подняться, нужно будет приложить усилия, а не просто скатиться, как при спуске. Ариец взглянул на окно, за которым находилась кухня. Он может дотянуться до туда, если возьмёт любезно оставленную коммунистом метлу. За окном, в помещении, горел тёплый оранжево-жёлтый свет. В сравнении с наступающей темнотой этот огонь выглядел уютно. Так и хотелось оказаться в тепле с кружкой горячего кофе, но для этого нужно было сначала преодолеть подъём, ведь Рейх пользоваться чужой помощью не собирается. Он слишком горд для этого.       Немец, подкатившись к пандусу, взялся обеими руками за перила и потянулся. Он чуть-чуть поднялся. Ещё несколько таких рывков, и он окажется наверху! Он попытался переставить одну руку выше по поручню, но, пока одна рука была в воздухе, другая соскользнула, и нацист прокатился вниз. От падения на спину его каким-то чудом спасло то, что он немного наклонился в другую сторону, чуть не упав вперёд. Оказавшись в более устойчивом положении, он с ненавистью посмотрел на пандус, потом перевёл взгляд на соблазняющий свет за окном и снова на подъём. Нет. Так просто он не сдастся!       Союз сидел на кухне, что-то читая в телефоне. Он посмотрел на время. Через полчаса нужно позвать немца на ужин. Кстати, не идёт ли он сам? Совет выглянул в окно. Вот он. Объект его размышлений. Пытается подняться на крыльцо. Интересно, долго он так будет? Русский положил телефон на стол и стал наблюдать за безуспешными попытками.       И какая эта по счёту? Десятая или пятнадцатая?.. Зная упёртость нациста, он мог там и до завтра проторчать. Союз сам тоже был настойчив, но в более серьёзных делах, а этот… Видимо, не хотел казаться беспомощным…       С одной стороны, хотелось выйти, помочь калеке, с другой — преподать урок, чтобы он наконец отложил свою гордость куда подальше и спокойно просил о помощи. Но коммунист не в силах был долго смотреть на чужие страдания, потому решил помочь. Но просто выйти с историей из разряда «Я увидел, как тебе тяжело, и решил помочь» нельзя. Рейху это не понравится. Лучше сохранить его самомнение таким, какое оно есть, так как это, по сути, единственное, что у него осталось. Не хватало ещё того, чтобы он совсем из комнаты не выходил… Немного подумав, Союз решил устроить ужин пораньше и выйти на улицу, чтобы якобы позвать ужинать, а не помочь.       Разложив по двум тарелкам курицу с картофельным пюре и поставив закипать чайник, он вышел на улицу. И именно в этот момент ариец снова скатился вниз, но на этот раз удержать равновесие не удалось. Он упал на спину. До ушей донеслось какое-то немецкое ругательство. Совет поспешно подошёл к лежащему на земле. — Ты как? — Я почти сам добрался. Ты мне помешал! — обвинил коммуниста Рейх, пытаясь сесть. — Я тебя на ужин хотел позвать, а ты тут… Сам идёшь, — Союз поднял сначала коляску, потом немца и посадил его на место. — Давай, раз уж я, по твоему мнению, виноват, я искуплю свою вину, предложив тебе свою помощь.       С этими словами он помог вредному нацисту преодолеть непокоряемую вершину и покатил его ужин ужинать.