Я помогу!

      Союз уговорил немца посмотреть фильм. Они вдвоём сидели на диване. По телевизору шёл фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Почему именно он? Просто это один из первых фильмов, о котором вспомнил Совет. Конечно, других вариантов было много, но почему-то захотелось посмотреть именно это.       Рейх, как и коммунист, сидел на диване. Его пересадил сюда Союз, которому очень хотелось, чтобы ариец досмотрел фильм до конца, не сбежав, а так он этого сделать не сможет. Вот только нацист нашёл другой способ не смотреть скучный для него фильм. Он просто заснул.       Совет поставил фильм на паузу, ему это тоже наскучило. Сам фильм ему нравился, просто сейчас настроение на кино пропало. Русский посмотрел на лежащего рядом немца. Его ноги висели к полу, сам он лежал вдоль дивана. Эта поза выглядела неестественно, что немного напрягало глаза, поэтому коммунист решил поправить его, подняв чужие ноги на диван. От таких действий ариец проснулся и что-то забормотал себе под нос. — Прости, не хотел будить, — в ответ на извинения нацист лишь нахмурился. — Мне холодно, — пожаловался Рейх. — Почему ты не можешь просто попросить меня о чём-то? — Задался вопросом Совет. — В смысле… Если ты хочешь чего-то, то ты или приказываешь, или вот, как сейчас, говоришь о неудобствах. Вместо этого ты мог бы сказать: «Принеси, пожалуйста, одеяло»…       Русский понимал, что это, скорее всего, от излишней гордости, не позволявшей просить чего-то, но было интересно, что ответит на это немец. Вот только ответ не последовал. — Рейх? — Я не слушал тебя. — Почему? — Не хотел.       В душе затрепетала обида. Пока Союз пытается помочь нацисту, тот просто берёт и игнорирует его! Обида переросла в злость. — Хоть каплю уважения прояви! Я для тебя и готовлю, и занятия придумываю, а ты меня даже не слушаешь! — русский сел на диван, сжав руки в кулаки. В них было желание ударить что-нибудь.       Немец всё ещё лежал, что-то обдумывая. — Ты сам на это решился, — эта фраза делала только хуже, и ариец это знал. — Я знаю. Но я же для тебя стараюсь! Хотя бы на встречу пойди. — Зачем ты это делаешь? — Не знаю, — слово «жалко» уж точно произносить не стоило, иначе немец тоже разозлится, — скучно было.       Настала тишина. Союз всё ещё злился, он сидел, не смотря на сожителя. Рейх лежал, смотря на коммуниста снизу вверх.       Внезапно к руке русского прикоснулось что-то прохладное. Он перевёл туда взгляд. Немец разжал чужой кулак и взялся за руку своей бледной ладонью. — Ну и зачем? — У тебя тёплая рука. — В ответ лишь недоумевающий взгляд. — Перестань злиться и посади меня в коляску.       Но такая странная попытка помириться, если это была она, оказалась провальной. — Нет. Пока не скажешь мне «спасибо», я ничего не сделаю. — Отлично… — Недовольно заметил ариец, отпуская чужую руку. Он прикрыл глаза, пытаясь вернуться ко сну.       Союз взглянул на него, по бледным рукам немца рассыпались мурашки. Неужели действительно холодно? Русский вздохнул и, поражаясь своей чрезмерной доброте, ушёл за одеялом. Вернувшись, он немного грубо накрыл им Рейха, показывая, что всё ещё злится. Тот укутался чуть ли не с головой. Сначала Совету показалось, что он снова остался без благодарности, но вскоре он расслышал тихое «Danke».       Коммунист улыбнулся и спросил: — Ты не выспался? — Кошмары всю ночь снились. — О чём? Или, как всегда, не расскажешь? — Усмехнулся Союз. — Угадал. — Почему ты мне ничего никогда не говоришь? Я, как бы, единственный, с кем ты можешь поделиться своими проблемами. — Не хочу тебе что-либо говорить. — Гордость не позволяет? Может, тебе лучше станет, если ты расскажешь мне о своих переживаниях. Я же вижу, что с тобой что-то не так. Почему ты ничего не хочешь делать, вечно лежишь, спишь да ешь?       Долгое время немец не отвечал, но потом всё-таки сказал: — Не вижу смысла что-либо делать. — Почему? Из-за инвалидности?       Рейх кивнул, прячась в одеяло всё больше. Ему не нравился этот разговор. Ему не нравилось признавать свою слабость… Тем более перед этим человеком. — Ты ведь всё ещё можешь делать те вещи, которые хочешь. То, что ты плохо относишься к таким людям, не значит, что они действительно какие-то не такие. Я считаю, что тебе таким образом был дан шанс переосмыслить свои убеждения. И если ты продолжишь ничего не делать, тебе станет только хуже. Так что, мне кажется, тебе стоит принять мои попытки помочь, пойти гулять, заняться каким-нибудь хобби и, возможно, позже выйти к людям, а не прятаться от них. — Хорошо, только дай мне уже поспать.       Союз был рад, что с ним согласились, но то, что разговор был так прерван, расстраивало. Хотелось побольше узнать о состоянии немца. — Может, тебя хотя бы в кровать отнести? — Я сам себя отнесу, когда ты посадишь меня в коляску.       Совет сделал то, что от него хотели, и немец направился к себе в комнату.