Mistake

      Еще совсем маленькая девочка накинулась на девушку, что только-только, но все-таки пришла в себя. И все это, можно сказать, лишь благодаря ней самой, да неведомой помощи Адама, о которой Ева теперь слушала с таким удивленным видом, словно и не веря в то, что вообще проснулась… то есть, это реально? Ее муж делал что-то полезное? И для нее? Да где же это было видано, чтобы Адам волновался вообще? А может, они спутали ее мужа с кем-нибудь другим? Нет, вроде же как… да ну-у, бред! Невозможно перепутать этого нахала с кем-либо в раю!       Похожих мыслей было так много, что Ева лишь нервно посмеялась, когда малютка воодушевленно рассказывала ей о мужчине, что, по ее словам, навещал свою возлюбленную каждый день, но именно сегодня, когда она должна была выписаться и вернуться домой, он даже не пришел.       — Наверно, у него много дел накопилось из-за этого… — призадумавшись, ответила Эмили, приложив пальчик к своей щечке, да переведя мечтательный взгляд в окно. — С тобой ведь точно-точно все хорошо? Не тошнит? Стоишь нормально? Голова не ходит кругом? — и она попыталась изобразить головокружение, что, в свою очередь, вызвало у пациентки легкую улыбку.       — Нет-нет, все хорошо, Эмми, — ласково ответила она, чуть погладив малышку по голове, когда та посмотрела на нее щенячьими глазами. — Спасибо тебе. Не знаю, что бы сделала с нами Сэра, если бы не ты.       — Что? — удивился этот наивный ангелочек, что и понятия не мог о том, насколько же верховный серафим мог быть жестоким, когда того требовало дело или же новая проблема. — Брось, ничего бы плохого точно не случилось, — посмеялась Эмили, махнув своей ручкой, словно Ева просто беспокоится понапрасну. — Сэра душка. Она добрая и искренняя, всегда поможет и простит. Знаешь, когда я еще немного подрасту… хочу стать такой же умной и благородной, как она! Хочу помогать душам и стараться ради всего рая… так же, как и Сэра, — такая легкая, мечтательная улыбка и огонек в глазах говорили о том, что детка искренне восхищалась серафимом, который, в свою очередь, вовсе не был таким мягким, как она думала.       — В таком случае, ты явно ее превзойдешь, — смотря на невинное дитя, тише только и ответила девушка, просто и не представляя, как настолько светлая душа могла бы давать страшные, поистине ужасные приказы.       — Прежде, чем уйдешь… Сэра хотела видеть тебя лично, — спрятав руки за спиной, сказала Эмили, нервно прикусив губу, что, в свою очередь, говорило уже о том, что разговор, скорее всего, будет не из лучших. — Это касается вашего с Адамом ребенка.       — Которого?.. — растерянно спросила Ева, действительно не понимая, про какого конкретно ребенка идет речь. Все же, что при жизни, что и после… они никогда не предохранялись, а от того детей, можно сказать, за целые тысячелетия было у них много. Какие-то спускались к людям и жили самой обычной жизнью, какие-то служили раю или даже помогали в истреблении, а кто-то…       — В смысле? — наклонив голову в бок, поинтересовалась Эмми, что и понятия не имела о том, насколько бурная жизнь была у первых людей, что первое время размножались, наверное, подобно каким-то кроликам.       — А… нет, ничего, — живо ответила Ева, как бы намекая на то, что это что-то неважное и, вообще, не нужно ее сейчас слушать. — Я как-то… не пришла еще пока в себя. Может, покушаем пока что вместе? Ты не голодна? Хочешь мороженое?       — С радужной посыпкой? — синие глазки заблестели, от чего Ева просто была готова растаять, смотря на это улыбающееся солнышко, коему было просто невозможно отказать.       — Какое только ты захочешь, совенок. Для тебя хоть два, хоть пять, — с нежной улыбкой ответила девушка, что давно пала под чарами маленького серафима.       — Ура-ура! — и она на радости обняла Еву, первого человека, с которым она когда-то разговорилась вообще.       Тогда Эмили предпочитала больше общение и игры с маленькими зверушками, нежели с людьми, не понимала, как их может осчастливить и просто сидела в своем мире, что охватывал весь эдемский сад. Для Евы было невозможно не полюбить маленького ангела, что с влюбленными глазами показывала и рассказывала ей обо всех «друзьях», болтал о всякой чуши и полностью избавил ее от гнетущих мыслей одной лишь солнечной улыбкой, что никуда не делась даже спустя столько времени.

***

      Только вот следующая новость, услышанная ею напрямую от Сэры, разбила все ее мечты зажить нормальной жизнью. Адам, вроде как, простил ее за грубость, сказанную некогда в кафе, и все, казалось бы, могло даже наладиться, если бы не та нелепая ошибка, совершенная ею еще на земле. Секс с едва знакомым мужчиной, с которым она поняла, что есть любовь и наслаждение, стал, своего рода, роковой ошибкой, от которой ей теперь было никуда не деться.       Что же сделает ее муж, если узнает о ребенке? А если тот еще и родится человеком? Убьет ли его Адам? А ее? Нет, само собой, в раю он ничего не сможет сделать, но… кто, вообще, сказал, что этот человек не найдет другого способа избавиться от них? Он же чертов экзорцист! Всегда был и навсегда останется жестоким ублюдком, что срывался на ней за все свои обиды еще с самого ее рождения. С того самого момента, как она стала его женой, жалкой заменой Лилит, которую он вспоминал в саду при любом удобном ему случае.       — Хуево выглядишь, — подметил Адам, вырвав ее из мыслей, и девушка с испугу выронила вилку, что с противным звоном ударилась об край тарелки.       — Ч-что? — вырвалось само собой, когда она подняла на него взгляд, не понимая, что же конкретно имел ввиду под этим выражением ее «возлюбленный».       — Выглядишь хуево, говорю. Не ешь, не слушаешь, и снова слишком много думаешь, — подперев щеку рукой, только и ответил мужчина, скучающе посмотрев на любимую, хотя, казалось бы, еще пару часов назад он радовался так, словно еще совсем недавно сократил численность грешников на пятьдесят процентов. И связано это было с одной лишь новостью о выздоровлении жены, к которой он не пришел хотя бы просто из-за того, что не хотел лишний раз пугать ее. Кто знает, что бы она выкинула в страхе перед ним? А если снова наступила бы на те же грабли?       — Вспомнила кое-что, — совсем тихо только и произнесла Ева, обратно опуская взгляд в тарелку. Есть в таком состоянии ей не хотелось от слова вообще…       — М-м? И что же? — спросил он с таким интересом, что девушка сжалась лишь сильнее, чувствуя себя крайне неуютно под его взглядом. — Ева? Что именно ты вспомнила? — но когда она молчала, первым в голову пришла та самая ночь, когда Адам действительно боролся с самим собой, чтобы только не убить ее. — Как долго ты собираешься меня игнорить, сука? — прорычал, чувствуя, как терпение достигло своего предела, от чего более экзорцист не собирался с ней любезничать.       — Прости… — вырвалось одно единственное слово. В ее глазах не было ненависти или презрения, к которым он так сильно привязался. Только страх, нет, самый настоящий ужас, из-за чего Адам даже не смог к ней подойти, когда возлюбленная задрожала, как осенний лист. — Пожалуйста, прости! Прости, прости! Адам, п-прости… — голос дрожал, глаза заслезились, и он впервые за долгое время почувствовал себя уродом, не зная, что теперь и предпринять.       — Ева… — он только протянул к ней руку, она отдернулась и взвизгнула так, словно Адам собрался ее ударить. — Да какого хуя?! Что я снова сделал, блять, не так?! — новый крик вырвался сам собой вместе с сильным стуком по столу, когда она сглотнула подкативший к горлу ком, не в силах произнести больше и слова. — Ебнутая, нет? Совсем кукухой поехала? — она дрожит. Мотает единожды головой, отходит от него назад, когда он, в свою очередь, начал приближаться. — Ты можешь нормально мне ответить, какое нахуй зло я тебе сделал? — слышится сильный удар совсем рядом с ней. Она замирает, даже не переводит взгляд на руку, что была, быть может, в паре сантиметрах от ее лица у самой стенки. Взгляд тускнеет и Адам едва успевает ее подхватить за талию, когда возлюбленная теряет сознание. — Ева? Эй-эй-эй, ну я же пошутил… очнись, — тон меняется, становится нежным и обеспокоенным, когда тот понимает, какую хуйню же натворил, но было уже слишком поздно…

***

      Ева открывает глаза только ближе к ночи. Не понимает, что произошло, и только смутно вспоминает день, когда решила пообедать с мужем дома. Когда все мысли заняты были ребенком, и она перепугалась настолько, что просто не смогла воспринять здраво ни одного слова любимого придурка. Он зажимает ее у стены, девушка готовится к удару и дальше… ничего. Упала в обморок? Слишком перенервничала?       «О чем я только думала…» — уткнувшись головой в подушку, она зажмурилась, прекрасно зная, что Адам того так просто не оставит. Сегодня, или, в лучшем случае, завтра с утра пораньше ее будут ждать разборки, в которых либо она расскажет ему все, как есть, либо и дальше будет притворяться глупой и послушной овечкой, что никогда и ни за что не станет перечить мужу, какую бы херню он там не выкинул.       — Адам?.. — шепотом спросила она, обернувшись, но замолкла, так и не спросив того, что хотела, когда на месте рядом не обнаружила его. — Спит на диване? Как великодушно, — закатила глаза, понимая, что, вероятнее всего он решил таким образом дать ей поблажку, да вот только утром сам же начнет ныть ей о больной спине и о том, насколько его женушка жестока. В принципе, а ей-то что? Она всегда улыбалась, когда он строил из себя страдальца, да пару раз делала ему массажик, от чего после ее муж буквально чуть не растекался под ней лужицей.       Ева тихо поднялась с кровати и без лишнего шума открыла дверь, выходя в пустой коридор. Медленно подкралась к гостиной, ожидая услышать тихое сопение мужа, но того просто не было, как, собственно, и его самого. Разочарованный вздох вырвался сам собой, когда она плюхнулась на диван, да почувствовала себя так же мерзко, как еще тогда… когда Адам предложил ей тройничок и у Евы буквально сорвало с этого крышу. Когда она в слезах сорвалась к древу и потеряла сознание, находясь в отключке почти как целую неделю.       — И чего я, собственно, ожидала? Он же всегда был таким, — едва слышно произнесла девушка, не понимая, от чего же на душе было так больно. — Всегда сбегал от проблем к другим, всегда… — по щекам снова покатились слезы, и Ева вытерла их ладонью, чувствуя, как постепенно ей становилось только хуже. — Скотина, как я тебя ненавижу…