Mistake

      Все бы хорошо, но Адам не появлялся дома уже как целую неделю, что ранее, так-то, случалось пару раз, но только лишь при более глобальных ссорах, когда он действительно хотел ее убить. Это было видно по тем злым глазам, когда мужчина сжимал ее шею рукой в попытке придушить, а так же по словам, когда он напрямую говорил о том, что если она не завалится нахер — он точно что-то ей сломает. В такие моменты его было лучше слушаться. Беспрекословно выполнять все приказы, прихоти, думать вовсе не о том, что этот гандон снова задел тебя за живое, а, скорее, лишь о том, как бы его только успокоить, чтобы и самой остаться невредимой.       Ева прекрасно помнила их ссоры. Помнила, как еще когда-то летела в него посуда. Как он замахивался на нее рукой, а она кусалась, да могла случайно, а может и нет, поцарапать ему лицо. Адам оставлял на ней жуткие синяки, она на нем — следы от укусов, что темнели и выглядели, надо признать, не очень. Однажды заехала ему в глаз. Тогда, наверно, Ева и поняла, насколько сильно ей хочется жить, когда мужчина буквально был готов разбить ей лицо. Повалил ее на пол, душил, харкнул как-то в волосы и отпустил, оставив ее лежать, а сам, нацепив маску, просто вылетел из дома. И оставлял ее на неделю, а может быть, и сразу на две, как повезет.       И пока он развлекался со своими курицами на работе, Ева плакала и не знала, что случится, когда этот монстр вернется, чтобы переломать ей ребра. В квартире царил хаос, перевернутая мебель, осколки от посуды… а она, с синяками и разбитой губой, немедленно должна была приняться за уборку. Ведь не дай бог, если он вернется, здесь останется все тот же кавардак…       Но сейчас все было иначе, и девушка не понимала, от чего же он ушел на такой длительный период, когда, казалось бы, ничего подобного даже и не случилось. Ева, проводя время в своем гордом одиночестве, уже успела и успокоиться, и привести мысли в порядок, и закупиться едой, чтобы приготовить возлюбленному самый лучший ужин в его жизни. Только вот… о нем все так же не было вестей. Ни одного сообщения в телефоне, ни единого намека на то, что он вообще собирался возвращаться, и потому…       «И потому я решила сама прийти к нему», — закончила свою же мысль Ева, чувствуя, как напряжение растет с каждой секундой, пока она шла по закрытой базе, в стенах которой чувствовала себя, наверно, самим грешником. То есть буквально, ловя на себе взгляды экзорцистов, ей казалось, что какая-нибудь шкура все-таки рискнет, да метнет в нее свое копье.       И она не знала, что же именно было страшнее. Если кто-то нападет на нее вдруг со спины или если она помешает своему мужу развлекаться с другими девушками. С одной стороны — ладно, как бы, ей было не привыкать, но с другой… он не появлялся дома уже столько времени и Еве просто очень хотелось его увидеть. Узнать, что с ним все в порядке, послать нахуй, оставить ему перекусить, да уйти обратно.       — К нему нельзя, — всего три слова и Ева уже мысленно прибила одну из его многочисленных помощниц, имя которой, на самом деле, всплыло в голове сразу, когда девушка только посмотрела на эту с виду озлобленную на весь мир суку.       — О, малышка Лют, — нежная улыбка сама собой появилась на ее лице, когда в глазах отчетливо читалась неприязнь. — Как у тебя дела? Мой муж не слишком тебя докучал в течение всей этой недели?       — Что вам здесь нужно? — проигнорировав ее вопросы, лейтенант скрестила руки на груди, выжидающе посмотрев на овцу, решившую, что раз она является женой ее босса, то она имеет полное право швыряться здесь, как только сама захочет. — Вам же известно, что это — закрытая территория. И вам, как ангелу, не являющемуся экзорцистом, делать в этом месте нечего.       — А ты ревнуешь? Поэтому так бесишься, я угадала? — в ее золотых глазах Ева отчетливо видела неприязнь и ненависть, что слились воедино, образуя убийственный взгляд. — Вау, да у меня просто мурашки по коже. Ты так сильно хочешь его, верно? — приподняв ее подбородок, девушка невольно задумалась о словах Адама, что когда-то предложил ей тройничок. — Быть может, когда-нибудь получишь. Сикастенькие в его вкусе, ты ведь знала? — с издевкой в голосе спросила жена ее босса, сама даже того и не заметив, как начала использовать выражения своего ублюдка. — Покушать ему принесла. Всю ответственность беру на себя, можешь даже добавить, что попыталась убить тебя. Ему, однозначно, понравится новость о том, что две тупые курицы решили подраться за его внимание. Поверь, даже злиться на тебя не станет, — более ласково закончила она, отчетливо представляя реакцию мужа, что только заржет над ними, да пустит очередную мерзкую шутку, после которой ей наверняка захочется его прибить.

***

      И тем не менее, ей удалось пробиться к Адаму. Именно пробиться, ведь шуму они подняли столько, что гул и маты, наверно, до сих пор были слышны где-то с коридора, даже когда Ева проскочила в кабинет, предварительно заперев дверь. Но напротив… она обнаружила вовсе не то, что хотела увидеть изначально. Ожидая, на самом деле, лицезреть его с какой-нибудь красоткой, девушка растерялась, когда заметила лишь своего человека, что дрых на диванчике, когда за столом его была огромная кипа бумаг, за которые, видно, когда-то и садился Адам. Садился, да… видно, ни черта так и не сделал.       «Чего же ты тогда ушел?» — присев сбоку от возлюбленного, она ласково коснулась его щеки, уха и шеи, оглаживая его лицо пальчиками, пока не запустила руку в волосы. Он тихо что-то промычал, и Ева невольно улыбнулась, сама даже и не понимая, что же на нее нашло. Казалось бы, порой ей действительно хотелось его прибить. Хотелось отомстить, хотелось послать на хуй или же сбежать куда подальше, но… она просто понимала, что как бы сильно его там не ненавидела, как бы он ей не изменял… что-то все равно заставило бы ее пересмотреть свое решение, да вернуться под его крыло. Задушить в объятиях и тихо, ласково сказать: «А ты думал, что сможешь так просто от меня избавиться?».       — Ева… — она замерла, но не отводила руку, удивленно смотря на мужчину, что сквозь сон только что произнес ее имя. Неужели, по одним лишь касаниям понял, что это была она? А как же другие девушки? Или же… ему снится что-то с ней?       «О какой же чепухе я только думаю…» — девушка смутилась. Она настолько сильно не могла его терпеть, настолько сильно ненавидела, что была готова просто растаять от одного лишь нежного его слова. Каждый его добрый или же приятный для нее поступок, каждая очередная тупая шутка, что вызывала у нее лишь только один смех… она помнила все это. Помнила, как когда-то еще только присматривалась к своему возлюбленному, что походил больше на злого ежика. Колючий, вредный, но… ее. Ее любимый. Тот, с кем ей было суждено провести остаток своей вечности.       — Дурак ты, — совсем тихо только и произнесла она, когда Адам дернул ее на себя, да загреб в объятия, от чего со стороны даже казалось, словно тот обнимал мягкую игрушку. И это было мило. Очень мило и несвойственно ему, придурку, что всегда пытался ее как-либо разозлить. Порой ей казалось, что он за что-то просто мстит, но… сама Ева и понятия не имела о том, за что же именно.       Чего такого она натворила? Любила его? Дарила ласку и заботу? Обнимала, называла господином или хозяином в постели, как он и просил? Даже когда он сравнивал ее с Лилит… когда угрожал, что за любое неповиновение он оттолкнет ее, просто прогонит и сам же пошлет на хуй…       «Наш брак — ошибка. И когда-нибудь она, определенно, сведет одного из нас в могилу», — но, тем не менее, сейчас ей вовсе не хотелось вырываться. Это родное тепло, которое она получала только ночью, это тихое дыхание и спокойное, можно сказать, не предвещающее ничего плохого выражение лица… порой она его боялась, чаще — умилялась, думая, что все не так уж плохо. Порой жаждала его смерти больше, чем все враги Адама вместе взятые, а порой просто смотрела на него и думала, какой же он придурок. Ее придурок.       И если бы жизнь дала ей второй шанс, если бы кто-то протянул к ней свою руку… сейчас она была уверена, как никогда, что никогда бы в жизни не смогла бы бросить его навсегда. Не смогла бы стереть его из своей памяти, не смогла бы не думать о нем и не сравнивать с другими мужчинами. Как бы приятно не было, как бы жизнь с любовниками не походила на сказку, сколько бы измен не выявлялось после… он всегда возвращался к ней.       А она тянулась к нему. И то был их общий замкнутый круг, из которого они оба просто были не в силах выбраться. Ева была создана лишь для него? Хорошо, значит, так уготовано ей было судьбой. И как бы она не противилась ей, сколько бы ужасов не ждало впереди и каким невыносимым ублюдком порой не был ее возлюбленный… Ева, наивная дуреха, продолжала верить его словам даже спустя тысячи лет. Она закрывает глаза, чувствуя, как сонливость постепенно побеждает рассудок, а мысли в голове все смешиваются между собой, сводясь все к тому, что ее муж — самый невыносимый человек во всем этом паршивом мире.

***

      Мягкая грудь, тихое сопение и тепло всецело создавали иллюзию того, что он лежит с женой дома, но вот мысли о том, как вчера он страдал над кипой бумаг и раз десять успел послать работу к черту, да потом еще двадцать к ней вернуться, на самом деле, заставили его теперь полностью проснуться. И, открыв глаза с каким-то легким испугом, Адам шумно выдохнул, когда совсем рядом, прижавшись к нему, спала его ненаглядная фурия. Погодите, жена?       Хотел он было обратно погрузиться в сон, как воспоминания о том, как еще когда-то она потеряла сознание из-за страха перед ним, снова дали о себе знать и он опустил голову, удивленно уставившись на растрепанную макушку той, что боялась его, наверное, сильнее своей смерти.       — И вот как, скажи нахуй на милость, тебя вообще можно понять?.. — тихо огрызнулся ее муж, смотря на спящее, но такое милое создание, заставляющее его идти порой против своих принципов, да прогибаться, когда от этого буквально зависела их жизнь.       — М-м… Адам? — сонно спросила она, будто на его месте вообще мог быть кто-либо другой. От этого, на самом деле, буквально кошки заскребли по сердцу, но сам он не подал виду, промолчал и теперь ждал, как она начнет оправдываться дальше. — Пошли домой?       — Че? — вырвался сам собой вопрос, когда Ева лишь улыбнулась ему краешками губ, и в ее глазах он не видел ни капли раздражения или же страха, к которым так привык за все время их совместной жизни…