О Данте. О Беатриче

Тема: Тема: GURUDE — Колыбельная китов (на всю главу)       Каждый день она честно ходила в колледж со своей Birkin наперевес, не забывая не менее честно запихивать в несчастный сонный желудок достаточное количество белков, жиров и углеводов. Каждый день она старательно игнорировала все неуместные колкости идиотки Клодии, концентрируясь лишь на лекциях профессора Андерсона по истории журналистики и праву. Каждый день Мия жила. Пыталась жить свою лучшую жизнь, как тому её научила София.       Однажды бессмертная сказала ей, что вампирское общество — иногда серпентарий, а иногда бассейн с акулами. Любое новое лицо всегда будет восприниматься враждебно в той или иной форме. Про тебя захотят узнать. Про тебя захотят выведать всё. Будут искать обходные пути, или же начнут задавать вопросы напрямую — вопросы, ответы на которые не заставят себя долго ждать.       Будешь позиционировать себя с лучшей стороны — начнут выпытывать ты ли это, или просто маска? Насколько глупая и безобразная девка прячется за маской добродетели и умницы. И тут самое главное — быть, а не казаться. Быть умной. Быть начитанной. Быть интересной. Быть красивой. Быть чистой. И только тогда бы сможешь выжить. Иначе сгниешь в позорной яме из гноя и навоза.       Оказалось, принять свою реальность не так уж сложно, решиться на окончательное становление ещё тем более. Ситуация с главным антагонистом этой истории была уже давно решена, а потому каждый день Мия устраивала пеший променад с тихой музыкой в ушах от университета до редакции, выкрадывая время на самокопание.       Однажды светлые стены номера отеля стали свидетелями её смелых и решительных слов, почти данной клятвы. Тогда Мия бойко отказалась от себя прежней, от той, какой никогда не была, от девушки, что осталась бы в стороне. Твёрдым итогом освятилась комната словами: «Я — Рождённая Луной». В тот момент она чувствовала свою силу. Мия знала какой пусть прошла и чего она стоит. Ей нравилось быть особенной.       Но в те минуты точной целью было убийство Вуда и спасение человечества. Однако сейчас тревог нет, и девушка снова в раздумьях. Ведь ритуал — это не лишь этап её жизни. Это её красочное начало. Является ли Мия всё той же Мией? Сейчас, когда ничего не понятно?.. Точно нет. Но кто она? Просто «новая Мия»? А смысл в ней? Никакого. Но она Страж, как говорит о том история и амулет, что греет сердце. Мия — нечто большее в мировой истории. Нечто важное…       Её родители мечтали, что девочка наконец одумается и перестанет тратить своё время на баловство, перестанет пропадать в своей комнате с альбомом и красками, углубится к классическую литературу и станет большим человеком, как и её отец. Родители были твёрдо убеждены, что рисование — не прокормит, это просто блажь и занятие свободного времени. Но ладно. У ребёнка должно быть немного детства. Пусть девочка ещё немного помечтает и походит в художественную школу, чем продолжит стёсывать нежную и всегда болезненно белую кожу колен во время странных и небезопасных на их взгляд приключений. Лучше Мия будет ходить на занятия по искусству, чем научится курить или что ещё хуже…       В итоге Мия ушла в пятнадцать лет из училища втайне от родителей за пол года до получения диплома с отличием, потому что учительница как-то резко начала нести всякий непереносимый вздор. В шестнадцать схватила огромные портновские ножницы и рвано, но смело отрезала смешную чёлку и волосы по подбородок, запершись в ванной. Напрочь сожгла их самым дешёвым осветлителем и окончательно добила огненно рыжей краской. Потом розовой, фиолетовой, синей…       Непокорная и упрямая всегда держала на готове крохотный рюкзачок на случай какого-то спонтанного путешествия с друзьями на машине, наперекор строгому отцу. Но в девичьей сумке всегда лежал старенький толстенький альбом, где-то заляпанный гуашью. Некоторые страницы были залиты тушью, насквозь пропитаны гелевыми кляксами чёрных чернил. Её дневник хранил её душу, и когда вместо красочных акварельных иллюстраций там стали появляться какие-то случайные мысли и крохотные рассказы, Мия поняла — это оно.       С детства обуревавшая тяга к познанию мира и желание сочинять пересилили стремление стать художником или открыть свою выставку. И однажды Мия набралась храбрости и сказала семейству, что учительницей или художницей она быть не хочет, а университет имени Нелли Блай в штате Нью-Йорк прислало ответное письмо о том, что вступительные испытания успешно пройдены.              Стены содрогнулись от очередного скандала и недопонимания. Обычно тихий и ничем не примечательный домик в пригороде Техаса наполнился до краёв криками. Тонкая и уже как три года страдающая дверь разъярённо захлопнулась, а дико обиженный взгляд серо-голубых глаз метался по удивительно чистой комнате. По белоснежному тюлю, что трепыхался от влетающего через распахнутое окно зноя августа, по беспечно флиртующим лицам кумиров с постеров на стене, по кровати, где когда-то обитало огромное семейство мягких игрушек, по неожиданно захламлённому рабочему столу.       Пару месяцев назад закончившая школу девушка стояла в центре комнатки, не замечая, что дышать с каждой секундой становится все тяжелее и тяжелее, что грудь вздымается всё чаще и чаще, а коротенькие ноготки с чёрным лаком почти до крови впились в нежные ладони. Несчастный «Алхимик» Пауло Коэльо, совершенно случайно попавший под руку, был несдержанно брошен в стену под аккомпанемент из девичьего разъярённого стона. Глухой треск корешка и шелест разлетевшихся во все стороны страниц царапнул слух, лишь подтверждая ранящие, подобно раскалённому клинку, слова отца. Мия ринулась убирать последствия своей юношеской несдержанности, ничего не видя перед собой из-за застилающих глаза предательских ядовито-горьких слёз.       Мия была готова к крикам в свой адрес от своего молодого человека, совершенно недалёкого и глупого мужлана, свято верящего в свою правоту, и по совместительству капитана футбольной команды их школы. Но слышать от родного отца, что она — «рушащая свою жизнь бестолковая девица, за поступки которой ей становится стыдно всё чаще и чаще» было слишком больно. И даже мама, которая во время подобных ссор был для старшей дочери единственным спасительным маяком, насупленно смотрела поверх читаемой книги.       «Все люди, пока они молоды, знают свою Судьбу. И в этот период жизни всё понятно и всё возможно. Они не боятся мечтать и стремятся ко всему тому, что им хотелось бы делать. Но с течением времени таинственная сила принимается их убеждать в том, что добиться воплощения их Судьбы невозможно.»       «Сила эта только кажется недоброжелательной, но в действительности она указывает человеку на то, как воплотить свою Судьбу. Она готовит к этому его дух и волю. На этой планете существует одна великая истина: независимо от того, кто ты и что ты делаешь, когда ты по-настоящему чего-то желаешь, ты достигнешь этого, ведь такое желание зародилось в душе Вселенной. Это и есть твое предназначение на Земле.»       Мия никогда не думала, что однажды вырванные страницы книги станут её опорой, и что именно благодаря им она будет гулять по Олбани-авеню.       Мия почти никогда не носила платья, однако София сказала, что они выставляют её чудесную фигурку в нужном свете, а потому посоветовала ввести их в ежедневный гардероб и почить почаще. Но сегодня Мия была в классической голубой рубашке. Подняв руку, чтобы закатать непослушный рукав, девушка случайно привлекла к себе внимание одинокого старичка-цветочника, всё ещё не убравшего свой благоухающий товар в крохотное помещение. Мистер Откер, именно так его звали, помахал в ответ морщинистой рукой, просияв совсем по-детски. Мия, совершенно случайно заметив его за пеленой стекла солнцезащитных очков цвета жжёной умбры, не смогла сдержать улыбки от такой милой возрастной искренности.       — Добрый день, дядюшка Откер, — занырнула Мия в тень навеса уличной палатки. Доброжелательная улыбка, которую уже почти не встретить у современной молодёжи, ещё больше растрогала пожилого флориста, заставляя того улыбнуться чуть шире. — Как поживает ваш магазинчик?       — Да вот, — старичок рассеянно окинул взглядом трещащие от жизни яркие и умело составленные букеты на любой вкус и цвет, словно неловко обронённый ответ потерялся меж вёдер с водой, — торгую потихоньку. Ты сама как, девочка?       — Всё хорошо, на работу вот иду.       — А-а, точно-точно. Ты же у нас теперь юная писательница. Я по телевизору тебя видел, — иссохшаяся загорела рука ласково взяла в свою широкую ладонь с узловатыми пальцами тонкие девичьи, — такая молодец!       — Да, сама не ожидала такого…       Мия познакомилась с Освальдом Откером чуть больше четырёх лет назад, когда только приехала в Нью-Йорк. Крохотная девчушка, которой только через пол года должно исполниться девятнадцать, мечтающая стать знаменитой журналисткой и именно поэтому переехавшая наперекор родителям в большой город, неслась по тротуару Нью-Йорка. Её копна цвета насыщенной фуксии развивалась подобно волшебному флагу, пестрящим неоновыми зелёными прядями у висков, и путалась ещё больше. Джинсовый сарафан был слегка помят, высокий носок неприятно сполз до тонкой щиколотки, а предатель шнурок высоких кед весёлой расцветки почти развязался.       Это был первый учебный день, и Мия, конечно же, проспала. Чудом собравшись за какие-то десять минут, она бежала, чтобы всё-таки успеть на свой автобус до колледжа, лихо лавируя между вечно хмурыми и всегда занятыми офисными клерками, виновато выкрикивая «простите», когда токала кого-то особо сильно. И юная студентка бежала бы ещё быстрее, да вот только тяжеленный рюкзак за плечами напоминал о себе резким позвякиванием кучей нелепых брелоков.       И она бы успела, потому что параллельно с ней ехал тот самый заветный автобус, да вот только воздух вспорол звонок промчавшегося мимо велосипеда, чуть не задев испугавшуюся всего на миг юную студентку.       — Эй! — возмущённо обернулась она вслед растворившемуся в толпе двухколёсному «коню», замечая, как какой-то старичок, горько причитая, собирает цветочные букеты с асфальта, вылетевшие из перевёрнутого после столкновения с колесом велосипеда ведра. Вода скучающей лужей облизывала тротуар, а Мия… уже тогда не могла пройти мимо.       Под благодарные «ой, да как же!» и «спасибо, дочка!» обладательница необычных волос молниеносно собрала все уже разбитые букеты и с нервной улыбкой на пухлых детских губах вручила их пожилому мужчине. На уехавший у неё на глазах автобус Мия, конечно, опоздала и была вынуждена бежать чуть ли не до самого университета. В тот день она получила строгий выговор, а потом и чудесный цветок в горшке от того самого флориста в виде благодарности. С тех пор Мия и Освальд видятся почти каждый день…       — Майя, — Мия уже смирилась с тем, что последний год добрейший старичок называет её именно так, постоянно забывая в силу возраста настоящее имя, — утешь старика! — За толстыми линзами очков, что опасно соскользнули на самый кончик испещрённого широкими порами носа, Мии всё-таки удалось разглядеть особую взволнованность, доступную лишь старикам и совсем маленьким деткам, что получают подарок от Санты.       — Что случилось? — Совсем слегка растерянно похлопала своими чуть тронутыми тушью ресницами девушка.       — Скажи, а то, что ты пишешь — реально?       Та лишь снисходительно и совершенно беззлобно улыбнулась, немного наклонив голову к правому уху, резко выдохнув через нос. Она рассматривала старичка не больше пары секунд, с тёплой грустью отмечая черты своей бабули…       — Нет, дядюшка Откер. Это всё — просто сказки.       — Как славно! Ой, как славно! — облегчённо всплеснул руками мистер Откер. — Ну всё, беги, дочка, беги, ты торопишься на работу! Береги себя! — шуточно нахмурившись, флорист по-доброму вытолкал Мию обратно на злое и совсем не осеннее солнце.       — И вы, дядюшка Откер! — рассмеялась блондинка в ответ в обороте, перекрикивая гул кричащего города.       Поправив лямку сумки на плече и убрав руки в карманы укороченных брючек, Мия вновь двинулась своей незамысловатой дорогой, случайно пиная носком уже лаконично чёрных балеток.       До весёлого и одновременно жуткого праздника со вкусом вкуснейших конфет оставалось всего какая-то неделя, оттого торговые улочки медленно, но верно наполнялись Хэллоуинской атрибутикой в виде несуразных светящихся скелетов и прочего барахла. Остролистые клёны постепенно теряли свои медные накидки, а их звёздоподобные листья, совершая кручёные сальто в воздухе, приземлялись на вторящую небу поверхность луж. Прошлой ночью красный от кирпича домов и листьев деревьев город был залит настоящим ливнем. Впервые за прошедшую половину американской осени.              Мия не помнила, когда в последний раз вот так гуляла сама с собой, любуясь угасающей природой. Дождь подарил прохладу лишь на совсем короткие часы раннего утра. Потом встало не желающее уходить по-летнему жгучее солнце, и острый зной превратился в парилку. И это Мию удручало: она любила осень больше других времён года, и ни дожди, ни холода, ни возможная слякоть не пугали её. Они были даже горячо желанными.       Мимо со скоростью спешащего такси, что, налетая на лужи, поливало всех веером грязной воды, летела жизнь. У некоторых размеренная, у кого-то наоборот — каждый день новая, неизведанная и полная открытий. Но она шла, а ведь могла однажды оборваться…       «Интересно», — подумала Мия, — а Вуд устроил бы настоящий геноцид? Смог бы? Как бы на это отреагировал Совет? Хм-м… А почему они ничего не предприняли? Ждали Стража? Знали обо мне? Откуда? Возможно, связались с Аши… Скорее всего. Точно…»       Отрешённо перейдя дорогу на «зелёный» с безликой толпой живых зомби, убитых трудоголизмом людей, Мия вновь нырнула в свои размышления:       «А если бы мы не выиграли в ту ночь? Что тогда? А если у меня не хватило бы сил? Кто тогда смог бы удить Итана? Виктор? Возможно, даже, скорее, точно. Он намного сильнее, чем я могу вообще представить… Но слаб из-за меня… Ноэль знал… — Девушка досадливо дёрнула губой. — А я ведь могла исчезнуть из его жизни… Тогда, во время боя с Ренато… Он ведь мог спокойно убить меня. Убил бы? Неужели глава клана позволил бы?!. Конечно да. Всё просто, Мия: не доказала, что достойна — значит не Страж, значит никакой ценности не несёшь… Но я здесь. Должна была выжить и выжила вопреки всему!.. — Тонкие бровки напряжённо сомкнулись на переносице. — «Аши, конечно… Подвергать ребёнка опасности! Да, бессмертного и не менее хитрого и коварного, но ребёнка же! Как девочка вообще была обращена в таком маленьком возрасте? Ладно, может болела… А зачем Аши ребёнок? Хм… А если я прыгнула бы к ней, а не в камин за шкатулкой? Клан всё равно потребовал бы жертву… И кто тогда? Снова Эштон?» — хохотнула про себя блондинка, самопристыженно отгоняя подобные мысли, — «Ему всегда достаётся. Хотя нет, бред. Это должен же быть кто-то близкий, да? Родители?!. Триша… Она ближе… Нет, я не прощу, ни за что не прощу себе, если с кем-то из них что-то случится…»       Из тягучих, словно патока, размышлений Мию вырвал отменный, волшебный, будоражащий что только можно и нельзя запах правильно обжаренного кофейного зерна и сладко-ванильный тёплого молока. Учуяв и только что испечённые булочки с сахаром, девушка, сама того не замечая, облизнулась и улыбнулась. Когда она вошла в уютное кафе и дверь уныло заскрипела, над светлой макушкой хрустально запел крохотный колокольчик. С усердным выдохом, почему-то сорвавшимся в губ, Мия ввалилась в зал.       — Добро пож… О! Бак, да ты посмотри, — радостно крикнула бариста своему коллеге, не отрывая взгляда от Мии, — кто пришёл! Мия, давно тебя не было видно!       — Привет. Да вот, решила всё-таки объявиться. Или прогоняешь?       Мия взглянула на свою давнюю знакомую с лёгким прищуром и добрейшей улыбкой на губах. На последний вопрос бариста лишь беззлобно подавилась возмущённым вздохом:       — Да как можно! Не в праве так поступать со своими постоянными посетителями! Тебе как всегда?       Мия лишь кивнула. Уже как два года с понедельника по пятницу Мия заходит в эту кофейню после занятий и берёт ролл со слабосоленым лососем и латте на соевом без сахара, но с двойной карамелью. Уже как два года с понедельника по пятницу Мия попадает на смену одной чудесной и, возможно, более резкой, чем может показаться на первый взгляд, девушки Хлои, высокой кареглазки и низким небрежным пучком на скорую руку.       Получила свой заказ девушка очень быстро. Отыскав свой любимый столик около окна, Мия плюхнулась в огромное мягкое кресло, беспечно оставив свою курточку и крафтовый пакет в соседнем напротив. Достала ноутбук и открыла документ. Скоро Хэллоуин, а это значит, что у их журнала открывается второе дыхание. Нужно подготовить такую статью, которая была бы актуальна в день Всех Святых, как ничто другое, но и писать лютую банальщину тоже не хотелось.       Мысль не шла совершенно. Курсор размеренно мигал на белом полотне цифрового листа, тихонько действуя на нервы своей исключительностью. Для вдохновения Мия решила залезть во Всемирную Паутину. Уж там-то всякой жути будет навалом. Пока страницы загружались, она взяла в руки чашку с кофе, сделала глоток, с поистине детским наслаждением облизнув потерявшуюся в молочной воздушной пене губу, и отвернулась к окну. Тут же пришло СМС от Виктора, где он предупреждал, что будет вынужден отправиться на охоту и дома будет только в воскресенье.       Разомлев от согревающего изнутри тепла, Мия вновь отвернулась. Она так увлеклась разглядыванием редких жёлтых листьев под ногами прохожих, что совершенно забыла обо всём на свете, и лишь громкий резкий звук заставил её вздрогнуть и снова повернуться к ноутбуку. Один из загруженных ею сайтов был оснащён музыкальным сопровождением, включающимся сразу, едва пользователь зайдет на страницу. Алеющую кожу щёк тут же закололо и запекло, а серо-голубые глаза сердито и крайне смущенно забегали по экрану, стараясь убрать это недоразумение. Блондинка судорожно защёлкала клавишами, выключая звук, но было поздно: большая часть посетителей кафе уже во всю таращились на неё. Хлоя лишь коварно посмеивалась.       — Ну спасибо, подруга, — произнесла Мия одними лишь губами, глядя на подругу.       Подругу ли?       У Мии по всей округе были друзья — в редакции, здесь, в колледже. Заводишь нового друга — и вовсе необязательно с ним видеться ежедневно. Когда вокруг тебя одни и те же люди — как это было в Далласе, — то как-то само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь они всячески стараются её изменить. А если ты не становишься таким, каким они хотят тебя видеть, — обижаются. Именно поэтому Мия почти всегда шагала по этому миру в одиночку. Не хотела меняться против своей воли, ломаться с оглушающим треском. Потому что старик Мелхиседек* наставлял идти своим путем, жить своей Судьбой. Именно своей Судьбой, той, которую она чертит и пишет сама. Своим трезвым сознанием и большим горячим сердцем.       А сейчас… Следует ли она своей Судьбе? Или же оступилась, подвернула ногу и упала, а теперь ползёт тем путём, который ей освещает Луна?       «Ох, старик Мелхиседек, явись, помоги же! Или я, наоборот, делаю всё правильно?»

***

      Каждый день он вдыхал запах кожи и тёплого пластика приборной панели не своего авто, а какого-то чужого, именно чужого, хоть и не менее дорогого и комфортного. Как бы он не любил свободу и независимость, обжигающие холодом металла тяжёлые оковы обстоятельств и острой нехватки времени вынудили его пересесть с водительского кресла на пассажирское куда-то назад.       Добрые накладки в бизнесе, проявившиеся ростомпродаж именно сейчас, когда Виктор не мог быть в офисе, заставляли не так давно нанятого ассистента метаться в разы больше, а рабочий телефон вибрировать непривычно часто. Наскоро сделанные в пробках презентации, отличающиеся острым профессионализмом, пророчили успешно подписанный контракт с удивительно прагматичным и абсолютно непреклонным коллегой из Поднебесной примерно через пол года. Громкое и зачастую нервное «мистер Ван Арт» от сотрудников, которые предвкушали большое дело, раздражало до остро заточенных спиц, вогнанных в воспалённые виски. Он мог справиться намного шустрее, на добровольной основе с разбега нырнув в этот поток офисной жизни, но все его мысли занимала она…       Мия встретила его, когда вампир был загнан в самый дальний угол. Он уже давным давно тонул, и не испытывал ни малейшего желания спастись. Он всё потерял, и сам бросился в эту тёмную воду, а она вытащила, когда никого не было рядом. Девушка собрала его разбитое на мельчайшие осколки хрусталя сердце и очистила от въевшейся жирным пятном копоти душу, так коварно и в то же время невинно оставив сей набор себе. Маленькая сердцеедка с чистым и смелым взглядом ангела. Особенная, совершенно особенная, пышущая гармонией контрастов. Живой оксюморон. Поселилась под кожей, вытеснила все задние мысли. Без неё он не проживёт и дня.       В миг невозможного исцеления Виктор поклялся при матушке Полной Луне, дал нерушимую клятву быть рядом, когда Мии будет одиноко, когда она будет больше всего нуждаться в нём. Он готов был поставить перед ней на колени каждого нечестивца, каждую городскую дрянь, отдать ей всё, что молодая душа только может пожелать, вплоть до воздуха, до последних остатков кислорода, которым он дышал. Лишь бы она осталась рядом.       Если одним из вечеров он останется один, то будет один навсегда. Если она уйдет, он покинет этот мир следом за ней.       Виктор старался забыть о своём прошлом, демоны которого по сей день идут за ним по пятам. За все эти годы, проведённые в нелепой самоизоляции, он всего пару раз поднимал глаза к своему, затянутому бескрайней серой пеленой из слоистых облаков, небу, так и не озвучив вопрос: «Неужели это никогда не кончится? Неужели так и пройдет моя вечность?»       Виктор не ждал ответа, потому что сам его прекрасно знал. Он был уверен, что таким, как он, Небо больше не преподнесёт никакой подарок. Но вампир получил его. Он познакомился с одной невероятно удивительной и полной тяги к жизни студенткой, раздражающей и пропитанной запахом проблем. Со своей Розой, что поселилась на его крохотной планетке, его астероиде Б-612, выкорчевав все самые туго разросшиеся баобабы.       Последние дни они с Мией проводили вместе слишком редко. Виктор едва бывал дома из-за вынужденных разъездов по близ лежащим городам, так как присутствие князя было действительно необходимо. Их дом, насквозь пропитавшийся свежей сладостью граната, терпкой горечью, оставленной на девичьих сахарных ключицах, всегда встречал хозяина давно остывшим камином и сонной тишиной. Ведомый нитью Ариадны, Виктор находил Мию в их спальне на рассвете, свернувшуюся в крепком сне несчастным замёрзшим комочком. Тёплое пуховое одеяло, что должно было согревать девушку вместо него самого, обычно спадало, оголяя хрупкое плечо. Осторожно, словно Песочный человек, он укутывал нежное ото сна тело и молча выходил из комнаты, закрывая за собой дверь.       Каждый день он, к своему величайшему сожалению, понимал, что данный им же просвет о скором великом будущем оказался лишь пустым набором слов. Потому что они действительно не умеют жить, как обычные люди, и вовсе не потому, что никто в их паре человеком не являлся. Каждый день он замечал, что они живут лишь от происшествия до происшествия. Потому что в остальное время у них нет ориентира. Потому что остается лишь водянистая рутина, больше напоминающая пустоту, которую каждый заполнял так, как мог.       Виктор не был слеп и прекрасно видел, какое наслаждение Мия получает от общения со сверстниками, этими вечно беспечными гогочущими балагурами, необременёнными тягостью лет юнцами. Теми, котого не пришлось бы спасать. Как девушка любит обниматься с солнцем, больше ему недоступным. Почему-то только сейчас он так отчётливо заметил ту пыль тоски в её глазах напротив от всей этой вычурной элегантности. Виктор не был глуп и прекрасно понимал, что столь увесистая стопка десятилетий между ними слишком огромна для трезвого восприятия. Он не сможет подарить ей смех, тепло и настоящую семью с детьми, внуками и правнуками.       Им нужно поговорить. Это в любом случае правильнее, чем висеть распятым ею на кресте под палящим солнцем и стекать кровью. Потому что если страсть… если её страсть перегорела, то он смирится с этим. Отпустит. Потому что подарить голос просьбе остаться с ним он просто не имел права. Он знал, что его чувства — то, о чём так и не написал ни один поэт. Она же могла рассмотреть уже трезвым свежим взглядом лишь прихоть или каприз. Желание обладать.       Хотелось истошно взвыть раненным зверем, или ударить кулаками о стену, потому что липкий страх снова гнил в нём подлым червём. Мия растворялась светящимся силуэтом слишком быстро, и он боялся, что последнее, что у него останется — это лишь прохлада шёлка белокурого завитка и медовый бурлящий металл на кончике языка. Виктор вновь увяз в своей беспощадной трясине, зыбучих песках собственных мыслей. Он был заражён. Он был смертельно отравлен. Её мирным ровным сердцебиением, что отдаёт оглушающим набатом в висках и самой обычной второй положительной. В ту ночь Мия не только подарила ему ещё одну из своих жизней, но и запустила необратимый процесс…       Кровь животных казалась грязной водой из-под крана, и даже острая охота, адреналин при преследовании и агония жертвы не улучшали положения. Донорская тоже почти не утоляла жажды. Голод рос с каждым днём, глаза становились всё чернее и чернее, а причина сладко спала в кровати. Что стоит приколоть Мию, словно бабочку булавками, к кровати и прокусить нежную кожу шеи, упиваясь не только её сладостью и терпкостью, но и криками и просьбами прекратить?       Виктор боялся себя. Боялся того, что может сделать. И не меньше он боялся того, что уже происходит. Мия всё меньше и меньше становится человеком. Подтверждение тому — хладнокровное убийство вампира на балу. Ранее — вырванное сердце Вуда. Её душа, её чистота, осквернены. Из-за него. Ведь к нему Мия тянется, как он тянется к ней. Эгоистично и жестоко.       Когда-то давно он влюбил глупую девчонку в себя. Нарочно? Возможно. Очередная девица на разок. Но она оказалась другой. Дарующей жизнь. Дарующей тепло. Согревающей его постель и сердце. И сейчас он убивает в ней святость. Мия слишком молода, Господь простит её за глупость и безрассудство. Она же всё поймёт. Как понял Виктор, что без неё не проживет и дня. В какой же они вдвоем беде…

***

      От неожиданно накатившей мигрени дико заболела голова. Статья вообще никак не шла, пары давно кончились. Поразмыслив, Мия легко захлопнула ноутбук и, убрав его в сумку, собралась домой. Вызвала такси и через час уже болтала со своим непоседливым котом, будучи в пижаме. После Мия, спустившись по стеклянной лестнице, заказала доставку продуктов. Отыскав кастрюлю, Мия отварила спагетти и, не став заморачиваться, заправила их ложкой песто и умяла, запив апельсиновым соком.       Виктор всё не звонил, это нервировало. Но, решив воспользоваться вновь хорошим самочувствием, она села за статью, дабы скоротать время. А после уж отправиться на занятие к Софии. Мия тяжело вздохнула — стало так тяжело и пусто, словно самая важная и дорогостоящая, необходимая часть «я» испарилась бесследно, не оставив даже записки. Девушка ещё какое-то время стояла на мокром от дождя бетонном крыльце дома, смотря в черноту неба, за сверкающими глубоко в небесах звёздами, за нетронутыми только что прилетевшими снежинками ровно до тех пор, пока вселюбопытный кот не попытался пробраться наружу.       Стоило Мие затолкать животное обратно в дом и самой спрятаться в тепле от разозлившегося ветра, лёгкие вновь вспыхнули кашлем. От его сухости и рваности болела грудь. Раздосадованная своей ещё большей разбитостью, Мия поплелась на кухню, плотнее кутаясь в почему-то совсем не греющий свитер. Окончательно обессилев, девушка шаркала тапочками, как старушка. Тонкая ручка упала на выключатель, и Мия вошла на залитую холодным светом кухню, недовольно жмурясь. Чтобы достать переполненную аптечку пришлось залезть на стул.       — Ну-ка.       Градусник не порадовал. Нужно было остаться дома, но сейчас зачётная неделя… Нельзя! Вот никак! Отыскав жаропонижающее, Мия высыпала в кружку сразу два пакетика. Белый порошок мигом окрасил горячую воду из электрического чайника в ярко-оранжевый, вверх устремились пузырьки. Сейчас бы пить просекко, а не разведённый апельсиновый кошмар от простуды… Почти равнодушно разжевав нерастворённые частички и ополоснув стакан, Мия вернулась в постель. Два оставшихся часа пролетели, словно и не бывало. Однако чувствовала себя девушка значительно лучше: ломота в теле прошла, а горячий сладкий-сладкий крепкий-крепкий кофе с взбитыми сливками, ванильным сахаром и корицей подкинули бодрости и слишком дефицитного тепла.       За пятнадцать минут до выхода телефон вновь затрезвонил — по ту сторону связи была Фон Гельц. И сообщила она, что занятие сегодня будет «практическим», так как они с Мией приглашены на открытие очередной картинной галереи. Мия пришла в себя лишь после нескольких минут ступора.       — В смысле?..       Естественно, там будут и другие вампирши. Естественно, нужно выглядеть с иголочки. А на Мие сейчас лишь пижама. Она надеялась джинсы, футболку, свитер да тёплые носки. Из-за слезящихся глаз она не стала пользоваться даже тушью — лишь убрала синеву под глазами и тронула гигиенической помадой губы. И тут понеслось: подорвавшись на месте, Мия ринулась к гардеробу.       Судорожно перебрав все, что только могла, она спешно надела чёрное платье с длинным рукавом, демонстрирующее фигуру, к нему облизывающие голенище не самые тёплые остроносые ботильоны на высоком устойчивом каблуке. Распустила волосы, вздыбив их у корней. Немного туши и всё — акцент на стойкую красную помаду, на нанесение которой Мия потратила всё оставшееся время… Когда Фон Гельц вновь позвонила сообщить, что ждёт внизу, Мия тихо ругнулась себе под нос, даже не задумавшись откуда вампирша знает её новый адрес, освежила парфюм, бездумно забросила всякие женские мелочи в дизайнерскую сумочку. Накинув на плечи опять же чёрное манто, девушка собралась с духом, выпрямила спину и, мысленно похвалив себя за скорость, гордо вышла из квартиры. Спустя пару минут наставница и ученица встретились.       — А если бы я не успела?! — возмутилась Мия вместо приветствия, усаживаясь на пассажирское сиденье.       — В этом вся суть. — Их машина тронулась. — Понимаешь, Мия, у тебя могут быть дни, когда сразу после самолета тебе придется бежать на какое-либо мероприятие. На ужин с местным Князем, или же на выставку картин, автором которых является его супруга. Ты всегда должна быть начеку.       Дальше всю дорогу молчали. А когда приехали, девушке удалось оценить наряд вампирши: строгий брючный костюм, который можно даже назвать скучным без громоздкого колье и дизайнерской обуви.       — Правильно сообразила, — шепнула та Мие на ухо, отметив всегда выигрышный «total black», и тут же отошла, едва махнув для привлечения внимания своей знакомой. Мия осталась одна.       Приняв бокал шампанского у официанта, Мия всё же постаралась насладиться вечером, стараясь не обращать внимания на уродливые взгляды бессмертных, что так беспардонно следили за ней. Тут и там бегал официанты, играла ритмичная музыка. Картины были обычными картинами, без какой-либо изюминки. И, видимо, целью встречи были вовсе не они, а просто обсуждение сплетен. Потому что однажды до тонкого слуха донеслось:       — Ты видела? Эта пришла с Софией. Ещё и пообщались они так приветливо, словно близкие подружки.       — Не думаю, что они в принципе будут подругами. Особенно после всего, что случилось.       — Определённо, дорогая. Конечно, это было слишком давно, только…       — Не их случай.       — Да-да.       Мия ничего из этого бреда не поняла, да и узнавать не хотелось, если честно. Кашель, который Мия пыталась всё время сдержать, бил по груди, по лёгким, и хотелось просто спокойствия. Хотелось в постель, под одеяло…       — Оу, Мия! Удивительно видеть вас здесь.       Она обернулась она громко окликнувший её голос. Ох, снова вампирша. Одна их тех, которых Мия видела на Коронации. Стояла и приторно так улыбалась. А все остальные тихонько разбрелись по своим компаниями и принялись наблюдать, издалека.       «Тебя ещё мне не хватало, швабра разодетая!»       — Отчего же? — Мия старалась держаться гордо, пыталась мягко приветливо улыбаться.       — Неужто туфелька больше не жмёт?       — Жаль, что обыденная людская привычка менять обувь со временем стала для вас чем-то диковинным.       — О, да вы учитесь демонстрировать свои зубки. Прелесть.       — Да, уж больно вы сегодня грозная, бойкая. — Подошла и вторая. — Хотя при Викторе Вы вились послушной ленточкой… Может быть, возьмете с себя прежней пример? Хотя о чем я… Разговор пустой. Было бы странным, случись обратное — если бы общество Лорда вам не польстило.       Мию словно пробило ядовитой стрелой. Потому что неприятные воспоминания накрыли ледяной волной…       …Вокруг играла музыка, очередной вальс, задорный и непонятный, слишком необычный и вовсе не радующий. Да и этот вампир… Он буквально навис над ней, вдавил своим телом хрупкое девичье в стену и дышал ей в шею. Пожирал своими кровавыми глазами. Не только он — несколько вампиров были в предвкушении очередной сцены…       …В глазах желание, голод, сумасшествие. Мия инстинктивно дернулась назад, но это ничего не дало. Вампир нависал над ней, душил своими кольцами, как удав. Сообразительности Мии хватило для того, чтобы поставить блок на свое сознание…       — Общество маркиза мне не польстило. — Голос почему-то стал тише.       — Конечно нет, Мия. Выгоднее же быть под князем, а не простым аристократом, верно?       — Эвилин, дорогая! Ты, вероятно, оговорилась. Не «под» князем, а «с».       — Может быть и оговорилась.       — Наверное, вы не поняли. Повторю для особо одарённых. Не смейте лезть ко мне, иначе поплатитесь. Пока лишь просто платьем. Дальше — будет всё зависеть от вашей долгосрочной памяти и крепости ума.       Сдерживаться было всё труднее. Особенно слыша их мерзкий хохот над собственными совсем не смешными шутками. Мерзкими шутками. И ещё раз несмешными. Мия обернулась слишком резко, возможно, но впервые её молодая несдержанность была полезна — вампирша обернулась тоже, благодаря чему девушке удалось заценить чужое сознание. Неживые губы перестали слушаться, из-за чего вампирша продолжала упиваться своим вином, а оно, как у последней идиотки, стекало по подбородку, из носа, порча драгоценное дизайнерское белоснежное платье.       — Ну что же Вы! Как можно быть такой неопрятной? Вот, пожалуйста, возьмите платок! Мне не жалко.       Сморщив свое злое личико в мерзкой гримасе лживого сочувствия, Мия бросила пачку бумажных салфеток и отошла прочь       — Два-ноль в их пользу, Мия, — раздалось змеиным шёпотом над правым ухом.       — Один-один.       — Эта твоя… ребяческая выходка. Хотя, в прочем, ладно, миссис Мельбурн давно пора проучить за слишком длинный язык, — сменила своё мнение София и вернула непринуждённую интонацию. — Но все равно в следующий раз учись держать лицо и сразу выстраивать тактику обороны. Потом нападать. Также будем работать над твоим умением высказывать свои мысли красиво. Именно это и испортило впечатление.       — Прости, я… мне нужно на воздух.       Видимо, Мия была слишком слаба для всё ещё плохо освоенного гипноза. А может быть просто температура вылетела под сто с половиной градусов, раз от головной боли затошнило. Мия, не соображая, на свою беду, что делает, выскочила на ледяной балкон в одном лишь платье с открытой спиной. Было плохо, очень плохо. Мир плыл.       — Тебе нехорошо? — Видимо, София была здесь всё это время.       — Нет. Все в порядке, я сейчас… — Девушка пыталась держаться, только впившиеся до побеления костяшек в каменный парапет пальцы говорили об обратном.       — Прости меня, но ты ужасно выглядишь. Хватит, пожалуй, на сегодня. Отвезу тебя домой. Вот ключи, подожди меня в машине.       Зеркально чёрный Мерседес Фон Гельц Мия обнаружила на стоянке сразу. Сняв блок, Мия завела её и увеличела печку — она всё никак не могда согреться. Вскоре подошла и София. По дороге домой была авария, чей-то авто занесло. Да и сейчас дворники тоже очень плохо справлялись с осадками. Работали часто-часто. Тишина успокаивала. Мия заснула всего на двадцать минут, потом подскочила, перепугавшись чего-то. На вопрос «В чём дело?» она лишь отрицательно помотала головой, вновь укутавшись в шубку.       — Я только одного не понимаю, — тихо обронила девушка, словно забывшись. — Они разве не понимают, что я сейчас одна? Потом появится Орден, и вампирам всё равно придется подвинуться?       — С ним вряд ли кто будет считаться, — усмехнулась София, наконец трогаясь с места.              — Эй! — с движением, кажется, ожила немного и Мия.       — Будут конфликты.       — Будут конфликты…       — Будут конфликты, будут восстания. — Вампирша кивала головой в такт. — Бессмертные за столетия существования привыкли к статичности. К постоянству. Но потом появилась ты, и пирамида мироздания дала трещину. Большую. Ты стала многим неугодна, Мия, — констатировала София, повернувшись к своей ученице лицом без сбавления скорости.       — Просто прекрасно!.. — фыркнула та, закатив глаза и скрестив руки на груди.       — Но не бойся. Пока рядом с тобой Виктор ты в безопасности. Позднее, когда Орден окрепнет, Виктор соберет Совет, где на повестке дня может встать вопрос о прописанной в декларации неприкосновенности стражей.       — Ясно…       — Не забывай, что я только предполагаю, Мия. Виктор не делится своими планами на этот счёт.