Донна

Донна даже не успела завизжать, только вцепилась в Дилюка изо всех сил. Падение замедлилось практически мгновенно — Дилюк раскрыл планер. Они оба задрали головы наверх — дыра, через которую они свалились, уже была закрыта решеткой. — Не сжимай так сильно, пожалуйста, — попросил Дилюк. Они медленно опускались вниз в темноту. Донна опомнилась и немного ослабила хватку. — И-извини, — пробормотала она, покраснев. Хорошо, что в тусклом луче света, пробивающемся через решетку сверху, этого разглядеть было нельзя. Дыра удалилась от них достаточно сильно, когда Донна услышала слабый плеск, и ее юбка намокла. Дилюк стоял на ногах по пояс в воде, о чем Донна скорее догадалась, чем разглядела — было темно. В отличие от коридоров основной части храма, здесь не было ни единого факела. — Вы там не разбились? — раздался голос капитана кавалерии, эхом отразившись от стен колодца. — Не надейся, — раздраженно крикнул в ответ Дилюк. — Извините, я не хотела, правда! — разобрала Донна сбивчивые извинения Сахарозы. — А что вообще произошло? — крикнула она вверх. — Сахароза случайно на что-то наступила, и решетка, на которой вы стояли, открылась, — отозвалась Люмин. — Вы там как? — Нормально, — ответил ей Дилюк. — Тут вроде нет ничего опасного, только воды по пояс. Вы можете открыть решетку? Тени людей, столпившихся сверху, пропали, но спустя какое-то время появились снова. — Не-а, не выходит. Та плита вдавилась и не приходит в обычное состояние, — послышался голос Люмин. — Подождите здесь, мы найдем телепорт, вернемся с подмогой и вытащим вас оттуда. — Но ведь дальше могут быть крио маги, — не очень уверенно возразила ей Донна. — Их там точно не меньше полутора десятков! — Вряд ли они все собрались в одном месте, — услышала она Альбедо. — Если за раз их будет трое или меньше, у нас есть шансы. — Хорошо, тогда ждем, — завершил разговор Дилюк. — Идите. Оставшаяся наверху часть команды ушла, и Донна осталась с Дилюком наедине. Пульс стал немного более частым. — Ты можешь стоять? Если я тебя опущу, то смогу зажечь огонь, и мы осмотримся. Донна торопливо кивнула, забыв, что в темноте этого не видно, и осторожно сползла с его рук в воду. Она оказалась ледяной. Дилюк создал огненный шар на ладони, и он осветил большой круглый колодец, на дне которого они оказались. Вдоль стен располагался выступ шириной где-то в метр. Он тоже был под водой, но на нем глубина была всего лишь по щиколотку. Дилюк первый направился туда, залез на него и подал руку Донне. С его помощью она тоже забралась наверх и нерешительно замерла, не зная, что делать дальше. Дилюк осматривал стены. — Сами мы не выберемся, — заключил он и сел прямо в воду. — Остается только ждать. Донна неуверенно опустилась недалеко от него. Дилюк явно заметил, что она старается сохранить дистанцию, но ничего не сказал. Донна отвела взгляд. В дрожащем свете огня их пляшущие тени, отбрасываемые на стены колодца, казались живыми. Какое-то время они сидели в тишине. Донна чувствовала, что замерзает. Вода была очень холодной. Она обхватила себя руками, надеясь сохранить тепло. — Мерзнешь? Донна повернула голову в сторону Дилюка. Он ожидал ее ответа, продолжая одной рукой удерживать огненный шар. — Немного, — поежилась она. — Можешь сесть поближе, я теплый, — предложил Дилюк. Донна почувствовала, что у нее участился пульс. Она осторожно пододвинулась к Дилюку. Вода вокруг него действительно была нагрета, да и сам он испускал волны тепла. — Лучше? — спросил он. Она кивнула, надеясь, что ее красные щеки не так заметны в пляшущем свете огня. — Хорошо. Они снова замолчали. Донна подтянула ноги к груди и положила подбородок на колени. Хотелось улыбаться. Она сидела к нему так близко, что их плечи соприкасались, и это вызывало волнительную дрожь, которую она не смогла сдержать. Хотя, возможно, частично это было вызвано холодом. Дилюк тут же повернул голову. — Тебе все еще холодно, — утвердительно сказал он. Донна смущенно отвела взгляд. Внимательность Дилюка поражала. Он со всеми девушками так обходителен, или у нее эксклюзив? Хотя, если это и так, то наверняка просто потому, что она его ученица. Хотелось бы, конечно, надеяться на большее, но Донна понимала, что это было бы слишком наивно. Дилюк вдруг предложил: — Можешь обхватить меня, если хочешь, — но, увидев широко раскрытые глаза Донны, тут же поправился: — Извини, я ничего такого не имел в виду. Просто в детстве мой брат постоянно мерз, а я уже к тому моменту получил Глаз Бога, и поэтому он часто использовал меня как большую грелку. Я думал, что это может помочь и тебе, и только. Донна сглотнула. Он только что предложил ей, фактически, обняться. — Я… ничего, — выдавила она, чувствуя, что пауза затягивается. — Я… можно? Дилюк кивнул и отстранился от стены, давая ей возможность просунуть руку у него за спиной. Донна обхватила его за талию и придвинулась еще ближе. Сразу стало теплее. Дилюк погасил огонь, видимо, чтобы сберечь силы. — Я могу положить руку тебе на спину? — спросил он. — Просто так будет удобнее. Донна кивнула, не в силах ничего сказать. Сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья. Раньше она могла о подобном только мечтать. Рука Дилюка приобняла ее за плечо, и Донна улыбнулась. Она позволила себе прижаться щекой к его груди, прислушиваясь к его спокойному размеренному сердцебиению. Подумать только, она сидит в обнимку с тем, в кого влюблена уже больше полутора лет, влюблена с того момента, как он вернулся в Мондштадт. Донна вспомнила, когда впервые увидела его. Она разбирала товар в цветочной лавке, когда он прошел мимо. Их глаза на мгновение встретились, и она поняла, что пропала. Раньше она считала любовь с первого взгляда выдумкой, но тогда поняла, что жестоко ошибалась. А потом были тихие истерики, плач в подушку от осознания, что она явно выбрала не того, чьего внимания может добиться, и мучительные дни ожидания возможности снова увидеть его. — Сколько тебе лет? — нарушил тишину Дилюк. — Восемнадцать, — ответила Донна и поняла, что не знает его возраст. — А тебе? — Двадцать три. Наступило молчание. Донна переваривала его ответ. Она воспринимала Дилюка без какой-то привязки к возрасту, и сейчас ощущала себя… странно. Пять лет разницы… — А почему ты спросил? — осмелилась поинтересоваться она. Дилюк пожал плечами. — Я про тебя почти ничего не знаю. Разве что имя и тот факт, что раньше ты была цветочницей. — А откуда ты знаешь про мою прошлую работу?.. — растерялась Донна. Этого она не ожидала. Да, он иногда покупал цветы, которые, видимо, потом относил к надгробию отца (она один раз случайно увидела его на кладбище), но он всегда разговаривал с Флорой, а не с ней. Да и то, разговаривал — слишком сильное слово, он просто платил и уходил. — У меня хорошая память на лица, — усмехнулся Дилюк. — Кстати, почему ты решила сменить поле деятельности, еще и так радикально? — Я… я… — замямлила Донна. Правду говорить ни в коем случае нельзя! Врать тоже, потому что она не умела это делать, а Дилюк слишком внимательный, чтобы не заметить ложь. — Если не хочешь, можешь не говорить, — сказал он. — Я просто поняла, что если останусь цветочницей, то моя жизнь так и продолжит быть однообразной. Не то чтобы мне хотелось приключений, но одну мою мечту я бы никогда не смогла осуществить, — тихо сказала Донна, надеясь, что Дилюк не будет расспрашивать, о чем она мечтает. — Вот как, — задумчиво проговорил он. — А сейчас ты исполнила ее? — Частично, — улыбнулась Донна. «По крайней мере, посидеть с тобой так я точно хотела», — подумала она. Разговор затих, но Донне отчаянно хотелось его продолжить. Они никогда раньше не разговаривали на личные темы, и ей нравилось чувство того, что он ей интересуется. Да и вообще, это была отличная возможность узнать его получше. — А… как ты получил Глаз Бога? Дилюк напрягся, и Донна с ужасом подумала, что спросила что-то не то. — Это… немного личное, — все же сказал он. Донна собралась извиниться, но он продолжил: — Но, думаю, я могу тебе рассказать. Повисла пауза, словно Дилюк колебался. — Мне было десять, и меня приняли в Ордо Фавониус. Мой отец всегда мечтал стать рыцарем, но не смог. Он был очень горд мной, — все же сказал он. Донна затаила дыхание. Что-то ей подсказывало, что эту историю почти никто не слышал. — Он тогда сказал мне: «В своей жизни я желал двух вещей: стать рыцарем и получить благословение богов. Половину моей мечты ты выполнил». Я был достаточно наивным ребенком, — невесело усмехнулся Дилюк, — и изо всех сил хотел, чтобы и вторая часть желания моего отца исполнилась, пусть и не совсем так, как он это представлял. Помню, что в тот вечер очень долго не мог заснуть, пытаясь придумать, как его выполнить. А утром обнаружил рядом с подушкой Глаз Бога. Дилюк замолчал. Донна боялась вздохнуть, чтобы не порвать эту тонкую ниточку контакта, который между ними установился. Темнота обволакивала их. Дилюк снова грустно усмехнулся. — Знаешь, я до сих пор не уверен, что достоин своего Глаза Бога. Тем более получил я его так… глупо. Взять хотя бы Беннета или тебя. Он заслужил его, едва не погибнув, а ты спасла человека. — Донна вдруг похолодела. — А я просто захотел. Не заслужил, а получил. — Откуда… откуда ты знаешь, как у меня появился Глаз Бога?.. — пересохшими губами спросила она. Дилюк мгновенно напрягся, и Донна всем телом почувствовала, как эта самая ниточка доверия обрывается. — Я… Извини меня. Я… — Дилюк убрал руку с ее спины и длинно выдохнул. Донна отстранилась. Момент был безнадежно испорчен. — Перед тем, как взять тебя в ученицы, я узнавал про тебя, что мог. Прости, я соврал, когда сказал, что почти ничего не знаю. Пауза. Долгая. Донна пыталась осознать, что только что, похоже, поймала его на лжи. Дилюк горько усмехнулся. — Ты разочарована во мне? — Нет! — торопливо воскликнула Донна. — У тебя наверняка были причины! И… — она подтянула колени к груди, — и на твоем месте я бы тоже не стала говорить, что узнавала какую-то информацию. Так что я не разочарована! И вообще… ничего страшного… Дилюк промолчал в ответ. Атмосфера перестала быть настолько уютной, какой была вначале. Повисло какое-то напряжение, какая-то недосказанность. Донна набрала в легкие воздуха. В темноте она не чувствовала парализующего волнения, и собиралась этим воспользоваться. — Я думаю, все ты все равно не мог узнать, поэтому я сама тебе расскажу, — выпалила она и поежилась. Без руки Дилюка на спине было достаточно прохладно. — Только спроси что-нибудь, пожалуйста. Дилюк хмыкнул. — Хорошо. Кто твои родители? — Папу я не знаю, а мама была официанткой в ресторане, который сейчас закрылся, — Донна попыталась незаметно придвинуться к источнику тепла в лице Дилюка, но не рассчитала силы и ткнула его плечом. Его рука тут же приобняла ее за спину, и она почувствовала смесь облегчения со смущением. — Не помню, как он назывался. Да и маму-то почти не помню. Ее не стало, когда мне было семь. Она повернула голову в сторону Дилюка, но в темноте не могла ничего разглядеть. — Кто тогда заботился о тебе? — Бабушка. Она, если честно, больше считала меня обузой, — невесело хмыкнула Донна. — Не то чтобы она плохо со мной обращалась, или что-то вроде того, нет, она меня даже по-своему любила, но жили мы больше как соседи. А когда мне было пятнадцать, она тоже умерла, — Донна вдруг подумала, что это выглядит так, как будто она ноет, и поспешила оправдаться: — Я не жалуюсь, правда, мне, в общем-то, было хорошо с ней. Но… я по ней почти не скучаю, — призналась она, чувствуя стыд. Ей было известно, что у Дилюка трагически погиб отец, и она боялась, что он ее не поймет. — Просто… просто она позаботилась о том, чтобы я могла самостоятельно выжить, и на этом ее работа была закончена. Мы не были близки. Она замолчала. Дилюк тоже ничего не говорил, переваривая услышанное. — И ты с пятнадцати живешь одна? — спросил он наконец. — Вроде того, — кивнула Донна, забыв, что он все равно этого не увидит. — Примерно тогда я и познакомилась с Флорой и начала у нее работать. Ну, точнее, сначала у ее мамы, это потом Флора захотела работать сама, когда подросла. — Как вообще так получилось, что главной оказалась двенадцатилетняя девочка, а не ты? — Ну, это же она дочка владелицы магазина, а не я, — пожала плечами Донна. — Логично, — пробормотал Дилюк. Они помолчали. — А ты… у тебя есть какие-нибудь увлечения? — немного неловко спросила Донна. — Да, — ответил Дилюк. — Я люблю играть в шахматы. И, пожалуй, работать в баре. Все мои коктейли гости считают неплохими. — Ты так говоришь, как будто сам их не пробуешь, — неуверенно заметила Донна. — Верно, я не люблю алкоголь, — Дилюк пошевелился, видимо, меняя позу, но руку с ее спины не убрал. — Из-за вкуса? — Скорее из-за опьяняющего действия. Не люблю, когда мутнеет разум, — Донна мысленно сделала пометку постараться не упоминать о том, что однажды напилась в компании Фишль. Она боялась потерять уважение Дилюка. — А ты как к нему относишься? — Ну… одуванчиковое вино довольно вкусное, — все же признала она. — Но Полуденную смерть я больше ни за что в жизни не выпью! — Ты успела попробовать даже ее? — удивился Дилюк. Донна смутилась. — Ну, так получилось… Меня угостили. В общем, это все Кэйа, — бессовестно свалила она все на капитана кавалерии. Дилюк рассмеялся. Донна впервые слышала его смех, и он оказался таким… красивым. — И почему я не удивлен? — хмыкнул он. — А если не брать алкоголь, что ты любишь пить? — Черный чай, — уверенно ответила Донна. — Мы его с Беннетом всегда пьем, когда он приходит. — А я люблю виноградный сок. Некоторые, правда, считают это извращением, — фыркнул Дилюк. — Я не пробовала, — пробормотала Донна. — Когда выберемся, можешь прийти в таверну, угощу, — предложил он. — Я всегда держу пару бутылок про запас. Донна расплылась в улыбке. Однозначно, ради этого стоило попасть в эту дурацкую ловушку. — А у тебя есть хобби? — спросил Дилюк. Донна задумалась. — Не знаю, — честно ответила она. — Если просто говорить о том, что я делаю в свободное время то, ну… мне нравятся любовные романы, — смущенно призналась она, потому что стыдилась этого увлечения. — Я даже сама что-то пыталась писать, но выходил какой-то бред… — Я бы почитал. — Нет! — воскликнула Донна, но тут же одернула себя. Не признаваться же ей, что в ее «рассказах» одну из главных ролей занимал как раз Дилюк, а вторую — она сама! — Там правда просто какая-то несвязная ерунда. Даже когда я пыталась писать стихи, лучше выходило. — Ты писала стихи? Донна угукнула. Дилюк помолчал какое-то время, а потом вдруг попросил: — Я понимаю, возможно, это слишком личная просьба, но, если ты помнишь какой-нибудь из них наизусть, может, прочитаешь? Мне было бы интересно послушать. Донна колебалась. Почти все ее стихи были признаниями в любви, а наизусть она помнила только один короткий, который написала одним из первых. Но необъяснимый соблазн прочитать его был так велик, что она все же решилась. Все равно вероятность того, что Дилюк поймет, кому стих адресовался, не очень велика. Вроде упоминания красных волос там нет. Она прокашлялась. — Я знаю, что мы далеки, Но все равно ночью мечтаю О тебе. Наши встречи редки, Лишь увижу тебя — загораюсь. Я молчу, знаю, что мы не пара. Я смирилась с этим давно. Я стерплю судьбы все удары, Но продолжу любить все равно. Она замолчала. Сердце билось просто неистово. Никто никогда не видел ее стихи, и тем более она их не читала вслух, Дилюк был первым, кому она так открылась. А уж тот факт, что стих был посвящен ему, заставлял нервничать вдвое больше. Пауза затягивалась. Она знала, что ее стихотворение достаточно простенькое, и уже собралась начать оправдываться, как Дилюк проговорил: — А человек, которому стих посвящен, он… — Все в прошлом, — перебила Донна. У нее дрожали руки и горели щеки. Если бы не темнота, ложь распозналась бы мигом. — Да. Прости за слишком личный вопрос, это было бестактно с моей стороны. — Ничего. Они снова погрузились в тишину. — Я… тоже писал стихи, когда был моложе, — проговорил Дилюк. Донна чувствовала, как тяжело ему даются эти слова, — и все еще помню парочку наизусть. Если хочешь, могу прочитать. Донна не знала, что сказать. У нее пересохло в горле, поэтому она просто выдавила едва слышное «да». Дилюк глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Когда он начал, его голос звучал горько. — Мы были всегда вдвоем. Наше братство было священно. Кто знал, что оно так позорно обрушится. Кто знал, что его сломает какая-то глупая неуместная откровенность. Мои чувства не глушатся. Я все еще помню нас прошлых. Все еще хочу, чтобы тот день никогда не настал. Боль не ослабнет, хоть я и знал, Что никто не вечен. В моем голосе твердый металл, Но внутри я расплавлен, измят, искалечен. И ты пришел, но не ко мне. Ты пришел ради себя. Где-то на дне Остался мой брат. А ты, не скорбя, Просто бросил мне в лицо ошметками своего прошлого. Прошлого, про которое мог бы давно забыть ради нас. Но нет, ты предпочел все сломать В тот же час. Ты мог просто солгать. Мог просто сказать: я с тобой, брат. Ты ведь врал всю жизнь. Чего тебе стоило? Мои руки горят. Я ненавижу тебя. Ты выбрал худший момент. Возможно, меня б успокоила Твоя смерть, но… Боги дали тебе элемент. Холод. Лед. Такой же обманчиво гладкий, как твои речи. Меня тошнит от тебя. Что ж, ты обеспечил Себе жизнь. Теперь прочь с глаз моих. Не хочу тебя больше видеть. Мы больше не братья. Больше не будет нас двоих. Отдельно ты, отдельно я. Ты испортил все сам, И будешь до конца жизни знать это. Отцам — Что твоему, что моему — уже нет дела до нас. Они оба мертвы. Так что ж, ты себя спас, Вот и проваливай на все четыре стороны и не возвращайся. С меня достаточно. Дилюк замолчал. Донна боялась пошевелиться. То, что он сейчас рассказал… это было гораздо более личным, чем она ожидала услышать. Чем-то таким глубоким и искренним, что после прочтения этого стихотворения Дилюк ощущался каким-то… уязвимым. Молчание затянулось, и Дилюк нарушил его первым. Его голос звучал холодно и безэмоционально. — Я зря это сделал. Я не должен был это читать. Это было пять лет назад, я изменился. Пожалуйста, забудь все, что только что слышала. Донне стало жутко от того, как он это сказал. Видимо, эта тема до сих пор причиняла ему боль, и такую, что даже как-то попытавшись излить ее, он получал лишь новые раны. — Дилюк, я… — Донна, пожалуйста, — он выделил голосом это слово, — пожалуйста, просто забудь об этом. — Хорошо, — согласилась она. Хотелось как-то поддержать его. Донна несмело погладила его пальцы, которые лежали у нее на плече. Дилюк тут же напрягся. — Мне не нужна жалость, — бросил он даже как-то жестко, и Донна от неожиданности отдернула руку. — Извини, — тихо сказала она. Они посидели в молчании, пока Дилюк приходил в себя. — Можешь облокотиться на меня и подремать, — взяв себя в руки, гораздо более мягко предложил Дилюк спустя несколько минут. — Ждать еще явно долго. Донна воспользовалась возможностью и положила голову на него, продолжая думать над тем, что он рассказал. Она знала, что между Кэйей и Дилюком был какой-то конфликт, это было видно невооруженным глазом, но, видимо, это было что-то действительно серьезное, раз они не помирились даже через пять лет и раз этому даже посвящен стих. А еще в ситуации, судя по всему, была замешана смерть отца Дилюка. Но боль, которая была в этом стихотворении заключена… она поражала. Думая об этом, Донна не заметила, как заснула.

***

Дилюк откинул голову назад, прислонившись затылком к холодной стене. Под боком размеренно дышала Донна. Он не знал, зачем это сделал. Не знал, зачем снова решил всковырнуть старую болячку, зачем решил прочитать этот идиотский стих. Сейчас все уже изменилось. Он больше не восемнадцатилетний мальчишка, которого захлестывают чувства. Это стихотворение… оно было частью его прошлого, его самого болезненного прошлого, того, которое он не мог забыть, хоть иногда и очень хотел. В темноте говорить было легче. Темнота давала чувство анонимности и защищенности. Темнота странно сближала. Рассказать про Глаз Бога оказалось проще, чем он думал. Да и потом его что-то дернуло поделиться с ней сомнениями. И так по-идиотски попасться на лжи… Он жалел, что дал чувствам взять над собой верх. В тот момент, когда он осознал, что выдал себя, он словно почувствовал, как доверие Донны, которое он так долго пытался заслужить, треснуло. Однако потом… Он с неохотой признался себе, что его охватило облегчение, когда она опровергла его мысли. То, что Донна сама сделала шаг навстречу, было неожиданным. Он боялся, что ему придется начинать все сначала, но она сама открылась ему. Может, это его и заставило поделиться с ней стихотворением. В ответ на ее доверие он должен был показать свое. Так ведь работает коммуникация между людьми? Получая, отдавай взамен? Он чувствовал себя странно. Никто, никто и никогда не слышал его стихов. Не то чтобы он считал это чем-то постыдным, но это было слишком, слишком личным. Это было частью его души. И сейчас он добровольно запустил в нее другого человека. Он уже не мог назвать Донну чужой, все же он часто с ней контактировал, к тому же, совместные бои на тренировках немного сблизили их, но… Сейчас он ощущал себя так, словно лишился доброй половины своей защиты. Дилюк подумал о том, смог бы он так же открыться Люмин. Скорее нет, чем да. Несмотря на то, что она была его самой близкой подругой, он почти ничего про нее не знал. Да, она часто делилась с ним своими переживаниями и чувствами, но ни разу не заговаривала о своем прошлом. Получая, отдавай взамен. С Люмин это, увы, не работало. А Донна, несмотря на страх, впустила его в свой мирок. Дилюка на самом деле тронуло ее стихотворение. Оно было простым и достаточно наивным, с очевидными и немного кривыми рифмами, но главное — оно было искренним. Какому бы человеку оно не было посвящено, чувства Донны по отношению к нему были чистыми. Он не знал, насколько все было серьезно, была ли это любовь или просто влюбленность, или, может, всего лишь мимолетное увлечение, но… Впрочем, она сказала, что все в прошлом, а значит, ему стоит забыть об этом. Дилюк почувствовал, что у него затекла рука. Он осторожно поправил ее, стараясь не разбудить Донну. Ему и самому захотелось спать, и он откинул голову назад, прикрыв глаза. Да, ему следует просто отдохнуть. Может, тогда это противное чувство сожаления о том, что он сказал лишнего, утихнет. Разбудил их взрыв. Донна взвизгнула, вцепившись в Дилюка, который на автомате попытался вскочить и призвать меч. — А кто там со взрослым ворчуном? — разобрал он вопрос, заданный детским голосом. Решетки над ними как не бывало. В дыру заглядывали три больших тени и одна маленькая. — О боги, — пробормотал Дилюк. — Они притащили Кли.