Опасайся своих желаний, маленькая змейка

__________

      «Это он! Тевинтерец!» — раздалось в испуганной толпе. «Что он делает?..» — поднялся гулкий шепот. «Не подходите! Назад! — донеслись взволнованные голоса, — вы слышали, что он сотворил с нашим Инквизитором?!»       Огненная змея с оглушительным шипением пронеслась по залу, выписывая новое кольцо. Воздух вокруг её извивающегося тела мерцал от сумасшедшего жара. Люди боязливо шарахались от неё, жались к стенам, стремительно освобождая центр. Их искаженные страхом лица подсвечивало ярко-голубым.       Дориан, вскинув руки и сложив пальцы сложным жестом, одними губами проговаривал заклинание. Его напряженный лоб и брови било мелкой судорогой, а на лбу серебрилась испарина. В глазах блестели голубые искры. Павус был до ужаса сосредоточен. Пальцы крючились и дрожали от напряжения. Еще один вираж. Еще кольцо. Плотнее, ближе. Жарче.       Как можно дальше от него.       Дориан поднял взгляд лишь на мгновение, на секунду оторвался от пылающей змеи, будто случайно, зацепившись за кого-то в толпе. И отвести глаз больше не смог.       Замедлилось ли время? Остановилось ли всё в этом переполненном, испуганном, сжатом и всклоченном зале? Нет? Почему же тогда померкли все лица, почему заложило уши и в груди бьётся так громко, что кажется будто вот-вот кровь хлынет из взорвавшихся вен. Почему это странное чувство никак не отпускает его?..       Почему он не хочет, чтобы отпускало?       Напротив, в двух десятках шагов, стоял Инквизитор. Рассветное солнце, помраченное болью и бессилием. Страхом. Его тёплые, зелёные с карим отливом глаза захватили всё внимание Павуса. Усталые, посеревшие от тяжелых мешков, они вдруг сверкнули. Заблестели, точно в них отразились звёзды. Дориан засмотрелся в их прелестный блик.       Дрожащие губы растянулись в улыбке — вымученной, почти постыдной — Дориан стиснул зубы, удерживая её на лице. Змея сжимала его в ужасающие тиски жара, окольцовывала массивным телом; но то было пусто. Создатель, как же он надеялся увидеть улыбку в ответ.       Но Тревельян вдруг, глухо вскрикнув, болезненно содрогнулся всем телом, согнувшись пополам. Герцогиня тут же подхватила его под руку, помогая подняться. Она зашептала что-то ему в ухо, бросив в сторону Дориана ядовитый взгляд. Невольно слушая её, Инквизитор поморщился и зашипел от новой волны боли.       Сердце сжалось, пропустив удар. Улыбку пробило судорогой. Дориан вновь поймал его взгляд. Снова великолепный блеск. Прелестный блик… Нет… Павус присмотрелся, и в груди что-то оборвалось и лопнуло. Зелёный взгляд был застлан выступившими слезами.       Змея вдруг истощенно дрогнула, выгнувшись и зашипев в высокий потолок. Голубые языки пламени померкли. Руки Дориана бессильно рухнули вниз. В одночасье заклятие испуганно рассеялось, искрой скользнув обратно в камин.       Мгновенно зал утонул в темноте. Лишь единственный источник света — камин за спиной Тревельяна — источал теплое мерцание, подсвечивая золотисто-рыжим его широкоплечий образ.       Точно не осталось больше никого в этом переполненном зале кроме них.       Всё, как он и желал.       Дориан пошатнулся, удерживая равновесие. Его ноги тряслись от напряжения.        «Взять его!» — раздался вдруг крик в тишине. «Вы видели это?! Он снова пытался убить нашего Инквизитора!» — ещё один где-то в толпе.       Нет… Нет! Это ошибка!.. Я всё исправлю! Я спасу тебя!       Он растерянно оглянулся, стоя в центре огромного зала. Люди, сбившиеся вокруг, тонули во тьме. Он не разбирал их лиц, только голоса. Безликий, пробирающийся под кожу, ледяной шепот.       «Какое предательство…»       «Проклятый тевинтерец!»       «Вы видели раны милорда? Чудовищно! Он… Он чудовище!»       «Ты ранишь всех, кого любишь… — раздалось вдруг за самым ухом, — bhago, mera sitara…»       Больше он не слышал ничего. Ни гулкого шепота, ни суеты, ни звука распахнувшихся дверей, ни слабого голоса Тревельяна. В ту же секунду всё смешалось, поплыло и растворилось, точно и не было никогда. Он прыгнул, на единое мгновение задержав взгляд на теплом образе Инквизитора.       «Я спасу тебя…» — прошептал Дориан, уже стоя посреди черного, как ночь, алькова.

_____

      Долгие секунды в ушах звенело от непривычной тишины. В висках шла пульсация, в груди глухо стучало быстрое сердце. По венам полз раскаленный металл. Дориан, сжав зубы, пытался справиться с дрожью во всём теле. Мысли метались, как у безумца.       Тревельян, бросившийся в пламя камина. Простреливший всё тело испуг. Лазурная змея и гулкие голоса. Ядовитая герцогиня. Шепот. Шепот!       «Mera sitara…» — повторил он, до хруста пальцев сжав кулаки. Он узнал этот проклятый голос. Узнал эти въевшиеся под кожу и застрявшие в костях слова.                   «Maraconcal se jalao, mera chand…» — прорычал Дориан сквозь зубы.       Рука взметнулась в воздухе, зажигая свечи. Через мгновение Павус выругался, раскрыв рот от удивления. Его альков был раскурочен до неузнаваемости, точно здесь прошел самый страшный смерч. Полки были опустошены и разбиты, раскрытые книги валялись на полу, ящики стола были вырваны. Перерыли все его вещи, тяжелое кресло порезали ножом, вспороли подушки. Комната превратилась в хаос.       Ошарашенный, он переступил в центр. Воры? Дориан осмотрелся — на полу валялись его украшения и деньги. Нет. Что-то искали. Вдруг его прошибло осознанием.       Он бросился к креслу, встав на него коленями, потянулся за спинку. Трясущимися руками нащупал ветхую книгу, вытряхнул её содержимое. Молочный конверт скользнул вниз, выписав в воздухе полукруг. «Дыхание Создателя…» — выдохнул он, сползая на кресло.       Руки всё ещё мелко дрожали и сердце заходилось, когда Дориан, аккуратно раскрыв конверт, вчитывался в красивый текст гербовой бумаги письма матери. Одна за одной строчки бежали перед глазами: «Ты в опасности… Они убьют тебя при первом же подозрении… Мы должны поговорить лично… Точные инструкции откроет свет полной луны…» Взгляд зацепился за последнее: «Никому нельзя доверять».       Старая кожа скрипнула, когда он поёрзал. Пальцы нервно забарабанили по подлокотнику. Задумчивый взгляд вновь скользнул по разрушенной комнате. В голове носились и разгорались пылкие мысли. Было ли ему страшно? Может быть. Но не страх сейчас жег в груди, и не он заставлял ноздри раздуваться от дыхания.       Он был около. На грани той самой, обжигающей сознание, испепеляющей мозг мысли. Той самой догадки — сложенного пазла, от которого всё нутро сводит неприятным спазмом. Он был в томлении, в предвкушении, подходил к верхушке той волны, что смывает с лица земли всё живое.       «Знай своего врага в лицо, маленькая змейка, — гулом отдалось на задворках воспоминаний, — однажды им может оказаться твой самый близкий друг…»       Удар молнии расшиб его череп и обжег воспаленный мозг. Дориан подхватил с пола трухлявую книгу и спешно зашелестел желтыми страницами. Рисунки, кляксы, порченные листы… Точно же… Где-то здесь… Кобыла с жеребятами, море, полыхающий замок… Вот оно! Он развернул портрет, до треска заломив книгу об коленку. С разворота угольно-черным взглядом на него смотрела Аннели.       Он присмотрелся, почувствовав, как пересохло вдруг в горле. Миндалевидные глаза чернее ночи. Черты лица столь острые, что о скулы можно порезаться. И, Создатель, как не заметил он этого раньше! Украшение по форме полумесяца висело на шее этой женщины.       Схватив книгу, Дориан яростно швырнул её в зашторенное окно. Плотные шторы пошли волнами, на мгновение открыв ночное небо. Взмах руки — они, звякнув, разлетелись к стенам. Тяжелый взгляд Павуса устремился к густым облакам, подсвеченным опалово-белым. Ореол полной луны мерцал за их пеленой.

~

      — У тебя прекрасная мать! Даже не говори мне ничего! — рассмеялся он, увлекая Дориана за собой и держа за кончики пальцев.       — Прекрасная?! — Павус издал нервный смешок, — последние слова, которыми бы я её назвал. Эгоистичная. Самовлюбленная. Свирепая… И это лишь начало списка!       — Ты просто неблагодарный сын! Тот ублюдок отравлял тебе жизнь, а ты недоволен тем, что его вышвырнули? Лучше скажи матери спасибо, — он вновь улыбнулся своей лучезарной улыбкой, и солнце блестело в его угольно-черных ресницах. — Всего две записки! Хотел бы я, чтобы ради меня разрушали судьбы…       — Тогда забирай мою мать себе, — фыркнул Дориан, вздернув нос. — Она начинает с этого день, желая мне доброго утра… Черного ради! Нет! Я знаю, что ты хочешь сказать… «Это ради твоего же блага» — Дориан картинно закатил глаза, — лучше сразу убей меня.       — Не говори ерунды… — сказал он, чуть поджав губы; его чёрные глаза скользнули в сторону, — она заботится о тебе и желает только добра.       — Она желает добра только себе! Я для неё лишь долгосрочная инвестиция в будущее рода! Это так… прагматично! И ужасно! Моя мать ужасна!       — У тебя она хотя бы есть… — прошептал он еле слышно.       Дориан поджал губы, взглянув на его посмурневшее лицо. Они замедлили свой быстрый шаг и поравнялись. Не расцепляя рук, они шли под каскадом пергол, укрытых шелковыми полотнами. Солнце пробивалось сквозь щели, падая на их лица. Дориан косым взглядом ловил его блики на его лице.       — Ты помнишь её?.. — зачем-то спросил Павус.       — Отрывками… — грустно улыбнулся он, — отец почти не вспоминает о ней, но я знаю какой она была, — он устремил взгляд вперед, точно смотрел на кого-то вдалеке, — доброй и смелой. Самой смелой на свете. И очень красивой…       — Вы, должно быть, очень похожи… — усмехнулся Дориан, поймав вдруг лукавые черные глаза.       — Надеюсь, что не сильно… — рассмеялся он и вдруг замялся. — Мне не стоит об этом говорить, но…       — Я не настаиваю, — улыбнулся Дориан, крепче сжимая его руку.       — Но я доверяю тебе, — закончил он, украдкой заглянув Павусу в глаза, — и не стыжусь того, кем являюсь… Моя мать была от крови эльфов. «Позорная шлюха с юга…» — он вдруг изобразил грубый голос, густо нахмурившись, а затем шумно выдохнул, с трудом подняв опустившийся взгляд. — Я порченая кровь, Дориан. И я пойму, если ты…       — Если я что? — он мягко улыбнулся. — Ты мой единственный и очень близкий друг, — его голос прозвучал как-то тихо и странно, — разве что-то еще имеет значение? Дети не копии своих родителей, мы их лучшие версии. Я в этом уверен. Как и уверен в том, что на небе загорятся сверкающие звёзды…       — Ты самая яркая из всех… — прошептал вдруг он, смущенно улыбаясь; и продолжил тихо, поглаживая пальцы Дориана в своей руке, — мою мать звали Эллина…       — Я слышал, что на каком-то из их наречий, это значит полумесяц…

~

      Из воспоминаний его вырвал внезапный звон будто бы колокольчика. Еще один повторился через мгновение. В кармане вздрогнуло и раздалось теплом. Громко цокнув языком, Дориан достал плотную карточку, обернув её к свету. Новый текст проявился на облачно-белом фоне:

      «Птицей трепетной храним,

      В небе ключ и он един.

      Лишь испытанный ловкач

      Ключ сумеет тот достать».

      Он бежал по коридору сломя голову, проносясь мимо факелов и запертых дверей. Стук его каблуков эхом отлетал от каменных стен и разносился по пустующей части замка. Времени было немного, и Дориан торопился как мог.       Пусть они на шаг впереди. Пусть весь замок пронизан шпионами, врагами, убийцами и агентами. Пусть они обыграли его, обвели, обесчестили и разбили. Всё это пустое.       «Они втянули в это Тревельяна…» — вновь повторил он себе, яростно раздувая ноздри и ускоряя бег.       Прохладный ночной воздух щекотал лицо. Ветра не было, и ленивые облака едва двигались, приоткрывая куски неба. Дориан приближался к очередной двери, ведущей, как он думал, в единственно верное и вполне логичное место из подсказки.       На мгновение он обернулся, взглядом окинув широкий и шумный замковый двор. Со стены были видны и фонарики, и цветы, и наряженные гости, и блестящие доспехи усиленной стражи. «Ищут меня…» — подумал он и усмехнулся, — «браво, ваша светлость…» Фыркнув, он отвернулся, легким движением руки распахивая запертую на тяжелый замок дверь.       Едва дверь с грохотом отлетела, Дориана поглотила густая темнота. Вены мгновенно укололо холодом. По шее поползли ледяные мурашки, пробивающие кожу до синяков. Гортанно зарычав, он вдруг вскинул руки. Ладони тут же засветились. Могучий хлопок эхом отразился от стен и отдался в ушах. В воздухе из крохотной точки сверкнуло и загорелось огненное солнце, залив всё помещение ослепительным светом.       В воздухе висели холод и пробирающая сырость. Деревянные полуразрушенные помосты уходили под самую крышу, опираясь на каменные, потрескавшиеся стены. Стоило Дориану сделать шаг, как вдруг поднялся шум. С нижних уровней перил поднялось блеклое трепещущее облако. Дикие испуганные голуби взмыли вверх, под самую крышу башни, сквозь дыры которой виднелись подсвеченные луной облака.       «Высочайшая башня Скайхолда…» — проговорил Павус, вглядываясь вверх. «Обитель всех на свете птиц, пауков, мышей и прочей нечисти…» — он робко подошел к перилам, взглянув теперь далеко вниз.       «Ты напугал их…» — послышалось вдруг за спиной.       Kaffas.       Проглотив истошный визг и достав из пяток сердце, Дориан обернулся, улыбнувшись краешками бледных губ.       — Коул… Какая неожиданность! — его высокий голос эхом отразился в башне.       — Я здесь прячусь. Вот что я делаю, — ответил он наперёд. — Внизу слишком шумно, — его тихий голос будто сам был эхом, — столько пьяных мыслей. Почему люди постоянно пьют?.. Ты так желаешь не думать.? Тебе больно…       — Коул… Я бы с радостью поболтал, но я ищу один ключик… — как можно вежливее ответил он, — может у одной из этих… твоих подопечных…       — Они спрятали его в птичнике в саду. Привязали к черной курице. Я забрал его.       Он вдруг ловко запрыгнул на шатучие перила, прошел, удерживая равновесие, и забрался на помост, усевшись на него и свесив ноги в пропасть башни. Его лицо закрывала шляпа, не давая солнцу слепить глаза.       — Так он у тебя! — Дориан облегченно вздохнул, — не мог бы ты отдать его мне? Мне правда он необходим. Это очень важно.       — Ты торопишься. Бежишь… Но не от… На. Твои мысли горят от страха. Ты боишься… Нет, ты в ужасе… Что с ним происходит? Как помочь? Как мне спасти его? — он смотрел куда-то сквозь Павуса. — Это то чувство, которое ты хотел забыть?       — Коул, я прошу тебя… — Дориан шумно сглотнул, — отдай мне этот ключ и сможешь прочитать все мои мысли до единой…       — Он там, — Коул задрал голову, — привязан под крышей. В небе, среди свободных птиц.       Дориан выругался шепотом, прикинув расстояние. Если забраться чуть выше и хотя бы увидеть этот ключ…       — Почему он поступает так с тобой? — спросил Коул. — Почему заставляет страдать?       — Кто? — нелепо переспросил Дориан, даже не обернувшись в его сторону. — Я не понимаю о ком ты.       — Ты ведь любил его, так? Любил сильнее всех на свете. Как много твоих воспоминаний похоронено, но не забыто. Ты улыбался, лишь завидев его вдалеке. Его глаза, его лицо… Почему ты пылаешь ненавистью от одной только мысли?       — Ничего я не пылаю… — буркнул Павус, без раздумий ступая на скрипучие ступеньки. — Если и дальше будешь копаться в моей голове, делай это молча…       Каждый осторожный шаг Дориана вызывал премерзкий звук. Он крепко держался за перила, ступая на носочках. Со лба градом катился пот. Внизу была пустота и высота.       — Ты поэтому боялся, что влюбился в Инквизитора, так ведь?       Хруст! Ступенька вдруг треснула и отвалилась, скрывшись в глубине башни. Дориан замер, тяжело дыша.       — Ты боишься, что всё повторится… Боишься быть отвергнутым. Обманутым. Но не можешь справиться, как бы ни старался. Как бы ни отрицал. Ты уже отдался однажды…       — Да, Коул. Да! Да! Да!!! — громом взревел Дориан, бросив на юношу яростный взгляд. — Когда-то я любил его сильнее всех на свете! Он был первым! Первым и единственным! А потом он предал меня, растоптал и выбросил. Из-за него я здесь. Из-за него я сбежал из дома. Ты доволен?       Коул молчал, тихо наблюдая за Дорианом, замершем над пропастью. Ноги магистра тряслись, голос хрипел и дрожал, срываясь на крик.       — Инквизитор тоже разбивает мое сердце! Рвёт душу! И теперь он страдает!       — Это не твоя вина…       — Моя!!! — рявкнул Павус, пустив гулкое эхо. — Из-за меня ему невыносимо больно каждую секунду этого проклятого времени, что я торчу здесь! Из-за меня его раздирает на части, пуская кровь и адские ожоги по всей спине! Не они придумали то заклятие, и не они заставили меня надеть этот амулет! Это всё мои ошибки! Из-за этого он презирает меня с этой злобной сукой!       — Он не…       — Но я спасу его! Исцелю, а затем исчезну. Сбегу. Он прав! Я бегу. Всегда бегу. Пусть так. От этого Тревельяну будет только лучше.       — Но ты же любишь его… Зачем приносишь себе столько страданий, отвергая?..       — Потому что любовь это слабость, Коул! — выкрикнул Дориан. — Потому что она приносит боль не мне… Она делает больно им. Потому что она отнимает самое дорогое, что у меня есть. Разум, волю, силу. Да что угодно! Мама была права…       Повисла гулкая тишина. Дориан громко и тяжело дышал. Ухватившись крепче, он двинулся дальше, безрассудно шагая по гнилым доскам. Его било и бросало в жар от того, что он, как ему казалось, двигался слишком медленно.       — Ты не можешь бросить здесь Тревельяна, — тихо проговорил Коул, — белый бриллиант выжжет ему душу. Она… Я не слышу её мыслей, но её глаза. Я вижу в них столько обмана и страха…       — Ты не услышишь мыслей герцогини, Коул… — ответил ему Дориан, продолжая взбираться по лестнице, — это у них семейное…