Вечная весна

Матери не было в квартире, когда Николай собирался. Он её не видел уже приличное количество времени, и беспокойство о ней, что появлялось каждый раз, когда он переступал порог дома, снова явилось. К ней он испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, понимал, что та ради него ничего не сделает и скорее всего поставит случайного любовника выше собственного сына, понимал, что от её личности уже толком ничего не осталось, но с другой, она всё ещё была его матерью, всё ещё какие-то тёплые воспоминания о ней живут в его голове, и какие-то родные чувства он к ней испытывает. Он не совсем понимал, что с этим делать, и в основном лишь соблюдал какую-то дистанцию и при этом не забивал болт на неё. Он стремительно перешёл порог, оставляя квартиру совсем пустой. Мать непременно узнает и приведёт кого-нибудь, теперь-то не будет сына-тирана, что будет бить её и её ухажёра. Горько усмехнувшись своим мыслям в последний раз, он решает подумать о чём-то более приятном. Например, о том, как его сейчас заберёт отец, терпеливо ожидающий у остановки, как он приедет в отцовский дом и увидеться с сёстрами, как они все вместе отметят Новый Год... Думать о таком было намного приятнее. Он неторопливо плёлся к остановке со старой спортивной сумкой наперевес, ещё не видя машины отца. Замок на сумке периодически приоткрывался, не потому что сумка была забита, а потому что замок был слабый, брал он с собой лишь самое необходимое: одежду, вещицы вроде зарядки и зубной щётки, подарки для сестёр. Он стоял чуть поодаль от остановки, чтобы не мешаться людям, но при этом оставаться заметным для отца. Видимость была плохой, уж слишком снежно сегодня было, папка его не любил водить в такую погоду, но и сына забрать должен был. Ждать пришлось недолго: чёрная машина подъехала к нему. Они не виделись почти полгода, и как только он садится и хлопает дверью, машина тут же трогается с места. — Как дела? Как учёба? Как Маша? — равнодушно осыпает его вопросами отец, на что он отвечает так же коротко и спокойно. — Хорошо, вот смог оценку по физике исправить. К нам новенький вот перевёлся... Хороший мальчик, — Николай решил не говорить о том, что новый мужчина матери пытался избить его, отец в любом случае мало что сделал бы с этим. — С мамой всё также. У неё ухажер какой-то появился, — отец на это только хмыкнул. — Хороший мальчик? Дружишь с ним? — спрашивает он, игнорируя новость о своей бывшей жене. Коля коротко отвечает, что да, дружат, и на этом их небольшой разговор заканчивается, а дорога в длинной в целых три часа лишь начинается. Он не интересуется как там поживают сёстры, не интересуется новой женщиной отца — это всё он сделает чуть позже, за общим столом — лишь позволяет себе откинуться на заднем сиденье и глядеть на меняющиеся виды в окне: всё серое, немного покрытое инеем, но что-то разглядеть можно было. В основном это были старенькие дома да хрущёвки, но это только пока они не выехали из города. Как выедут за его пределы, то будут заснеженные леса, дороги. Пейзажи не особо отличаются, но всё равно было красиво, и чувствовал он себя умиротворенно, как и хотел почувствовать. Он воспринимал поездки в отцовский дом как своеобразную перезагрузку. Было хорошо отдыхать в тёплом и более уютном месте с кучей вкусной еды, с семьёй после всех накопившихся за полгода тяжестей. Не думать о том, на какие деньги себя покормить, а есть тёплую и вкусную еду за общим столом; не думать о том, что делать с матерью и том, присутствует ли её мужчина дома, а просто играть с сёстрами и беседовать с отцом. Будто на эти недолгие недели появится место, которое со спокойной совестью можно назвать домом: где спокойно, тихо, нет криков или напряженной тишины, что давит на виски и заставляет думать о худшем. Где даже если и громко, то от счастливого смеха или непринужденного разговора обо всем подряд. Сестры — душки и его малышки. Хоть они и не видятся очень часто, хоть он и не мог поговорить с ними как с друзьями, для Коли они ближе многих. Кажется, они те, кто будет с ним искренними несмотря ни на что. Их можно в любой момент потрепать по волосам, обнять, поцеловать в лобик, завернуть в плед наподобие шаурмы и носить по всему дому — и все это будет незримым счастьем, что хоть и уйдет, останется в памяти на долгие месяцы. Они были его отдушиной, его гордостью. В машине они не говорят. Кажется, это уже традиция, что пропитала кожаные сидения, стекла, их самих, и будет она из раза в раз, из года в год и из каникул в каникулы. Не говорят не потому, что тем нет, а потому что еще будет шанс, ведь ужин — тоже традиция. Коля, несмотря на сотни насущных тем, включая бегущие мимо окна виды, думает и матери, о друзьях, о Федоре… Мысли про первую он старается всеми силами игнорировать, но не размышлять о том, как она проведет этот Новый год, не получается. Кажется, ответ очевиден, — за очередной бутылкой, в очередной подворотне, с очередным мужчиной — но надежда на то, что она когда-то сможет взять себя в руки, сесть за стол, заварить чай и отпраздновать вместе с ним, все еще есть и никогда не уйдет, хотя последнее, наверное, и ложь. С каждым годом становится сложнее думать о ней как о той матери, что у него когда-то была, как о том кротком и непримечательном человеке, коим она являлась до развода. Он не забыл, какой она была, совсем нет, Николай помнил всё так отчётливо, словно она была такой всего неделю назад, а не несколько долгих и при этом таких скоротечных лет назад. Это было удивительно. Удивительно то, как он мог вспомнить, какой была мать, мог расписать каждую перемену в её личности едва ли не в хронологическом порядке, но не мог назвать хотя бы пару перемен в его отце, а ведь с ним он мог поговорить. При чём мог поговорить почти на равных, чего с мамой он никогда не мог и, возможно, никогда не сможет. Он помотал головой. Плохо так думать. Ехать осталось недолго: буквально полтора часа, а учитывая то, что в будний день трасса практически пустая, они доберутся меньше, чем за час. Машина останавливается около кирпичной калитки. Небольшой забор явно изменился с его последнего приезда: он изрисован разными цветами и непонятными каракулями. На фоне терракоты серый цвет — именно им все и нарисовано — смотрится достаточно нелепо, но все равно как-то по-родному, что ли. — Пап, а это что? — поинтересовался Коля, пока отец рылся в барсетке в поиске ключа. — А, ты про эти рисунки? Представляешь, летом хотел забор этот кирпичный покрасить, надоел, выбрал краску, но банки с ней тут оставил… — усмехнулся, в кое-то веке доставая ключи из кармана и открывая дверь во двор. — А Оля эти банки увидела и проявила свою творческую натуру… В общем, закрашивать мне это запретили. — Ха-ха, это в ее духе… Зашел во двор вслед за папой, а там без капли стеснения на него набросились его любимые мелкие: Аня — самая старшая — великодушно забежала за спину и со всей силы обняла, утыкаясь носом в куртку; Лиза ограничилась облепить его руками и ногами на животе, а вот Оля — младшая — без стыда набросилась на шею, целуя в щеку: — Ты приехал! — выкрикнула последняя, сжимая еще сильнее, а Коля, пытаясь не упасть и коря себя за то, что не уделял достаточно внимания тренировкам, еле слышно прохрипел: — Задушите же… Не отпустили, конечно, но хотя бы слезли с плеч, облегчая ношу. Отец, наблюдавший за развернувшимся представлением, усмехнулся — давно он не видел дочек такими радостными, но все-таки решил, что на холоде им лучше долго не задерживаться и со смешком прервал воссоединение: — Давайте дома, а то все себе отморозите. Сёстры нехотя отпустили его, любезно ведя в дом. А дома тепло. Намного теплее, чем в его доме, а ещё пахло приятно, и стены были украшены всякой цветной мишурой, прямо в стиле его сестёр. Николай, как бывает каждый приезд, разглядывает коридор, словно видит его впервые за несколько десятков лет или и вовсе за всю жизнь. Стоять долго нельзя, он узкий, от чего пришлось спешно разуться, чтобы не заставлять всё семейство ждать на улице. Он также спешно поднимается на второй этаж, к себе, а точнее — в гостиную, которую ему оставляют во время его временного проживания в отцовском доме: дом не очень и большой, пусть и имеет два этажа. Комната узковата, но для него это идеально, куда лучше его собственной, в своём “настоящем” доме, к которому снова придётся вернуться. Вот только… далеко не всегда ему удавалось поспать у себя, ибо попросту грех упускать бесценные ночные часы с сестрами. Они у него болтушки всегда, но ночью их желание пооткровенничать повышалось. На часах уже вечер. Коля спешно разбирает сумку, по сути, ничего толком не разбирая: все вещи почти комками летят на временную полку, сил аккуратно складывать и раскладывать нет, да и смысла многого в этом тоже нет, через дней десять его тут уже не будет. Коля заправил диван, быстро смотался в душ после дороги, удивляясь, что с прошлого раза баночек на полочке возле зеркала стало еще больше. Вот в таких мелочах, наверное, и показывается то, как растут его малышки. Он испытал даже некий прилив гордости, уж очень сильно хотелось, чтобы сестрицы его были… Посовременнее, что ли? Чтобы могли ухаживать за своей кожей ничем не хуже городских, а то знал Николай, как здешние девочки мучаются с этим «народными» средствами. Раньше были одна лишь зубная паста и мыло, а сейчас и пенка, и маска какая-то… В общем, изучать все это он не решился, а то мало ли. Что-то новое он принёс и с собой как подарок, надеялся, что сестричкам подойдёт. Он переоделся, расчесал спутанные волосы и вышел в кое-то веке на кухню. — Братик! — Оля, которая, видно, за час разлуки очень сильно соскучилась, не дала даже с лестницы сойти и сразу накинулась, оплетая руками и ногами. Коля молится на то, чтобы ее примеру не последовали старшие, ибо в таком случае его позвоночник треснет где-то посередине… Однако он все равно обнимает в ответ, слушая сплошное бу-бу-бу в плече. — Папа сказал, что нельзя к тебе! Отец, мирно шагавший на кухню, решил не то оправдаться, не то поддержать разговор, так что в своей привычной манере отчеканил: — Ему нужно было разобрать вещи, а вы, маленькие подлизы, даже шагу ему не дали бы сделать, — и усмехнулся, жестом призывая к столу. — Дай ему хоть за стол сесть… Оля недовольно надула губки, а Коля аккуратно возвращает её на ноги, но та просто повисает на руке, а затем воодушевленно говорит: — Мы же пойдем гулять? На каток! Или на горки можно, там такую гору из снега сделали! — Пойдем, конечно же пойдем... Все вместе, обещаю, — потрепал он её волосы, чувствуя себя по-настоящему спокойно. — Чем так вкусно пахнет? — Папа приготовил ужин, а я помогала! — тут же переключилась с темы Оля, а за ней Лиза крикнула где-то со второго этажа: — Я тоже помогала, вообще-то! — Спокойно, конечно, помогали… — успокоила их Аня, упуская тот факт, что сделала большую часть работы. И этот семейный переполох кажется родным, несмотря на его редкость. Стол небольшой, еда обычная, но кажется в сотни раз вкуснее. Сколько Коля себя помнит, отец всегда делал лазанью по своему «особенному» рецепту, который он совсем случайно изобрёл. Это было так вкусно, что в детстве он частенько просил отца приготовить лазанью для какого нибудь ресторана, вот настолько это было вкусно, хоть Василий не особо и умел готовить, но эта легендарная лазанья… Картошечка, макарошки… Вот что может быть лучше теплого ужина? Особенно, когда весь год обходишься периодическими перекусами на работе или невкусной едой собственного приготовления. Праздником считается, если съеден он был не в одиночестве, а хотя бы с друзьями или в доме Пушкина. — Коль, у тебя есть девушка? — внезапно спрашивает Лиза, пока тот мирно наслаждался трапезой, совсем не ожидая таких пикантных вопросов от неё. Все остальные заинтересованно стрельнули глазками в его сторону. — Это первое, что ты хотела спросить у меня? — усмехнулся он перед тем, как ответить. Лиза всегда задавала ему такой вопрос, но обычно она делала это с какой-то подготовкой в виде других вопросов вроде «а что у тебя там такой интересное в школе?». — Нет, нет у меня никакой девушки, Лиз. Ещё не появилась. — Всё ещё?! — почти шокировано произнесла она, совсем не веря, что к шестнадцати годам это вообще возможно. Отец из-за такого громкого замечания на неё странно взглянул, отчего та тут же притихла. Зато остальные не унимались. — Будь мне шестнадцать, у меня бы наверное кто-то уже бы был… — задумчиво утверждает Оля, за что получает усмешки от всей семьи. Та совсем не обижалась, лишь ещё более уверенно произнося. — Будет. Вот увидите. Это серьёзное заявление вызвало теперь уже смех всех за столом, но Оля, тем не менее, обиженной не выглядела. В беседу подключился и отец, совсем уже переводя тему: — Ты лучше Коля скажи, куда поступать будешь. Пора бы уже начать думать о профессии своей и о вузе. Он думал. Конечно же… Он думал и не один год. В детстве он мечтал стать полицейским, мечтал до того, как его жизнь пошла по наклонной. Когда родители развелись, а мама начала пьянствовать, мечты как-то рассеялись, пришлось быстрее взрослеть и брать себя в руки, а там уже сладких мечтаний не осталось: было лишь желание удержать мать на ногах, потом и себя, и её. И только потом он осознал насколько же сильно он не желает жить так. Осознал, насколько же гнилой его посёлок, насколько тленна жизнь там, и насколько же он желает вырваться оттуда. Самый простой способ уйти – поступить в другой город. — Вот думаю на переводчика пойти… — запоздало отвечает он, ожидая реакции от отца. Со взрослыми он о своей профессии никогда не разговаривал, ибо не с кем, поэтому ожидал комментарии. — Предметы лёгкие… Я смогу их сдать. Отец помолчал, явно размышляя, сестры тоже совсем притихли, да и сам он замер, ожидая чужого одобрения. — Думаешь, перспективная профессия? — после мучительной паузы задаёт он вопрос, не выдержав молчания. — Точно сказать не могу… Там же вроде по командировкам постоянно придётся ходить… — задумчиво отвечает Василий. Николай не совсем понимает, что представляет из себя это утверждение, плохо ли это или просто предупреждение. — Думаешь, плохая профессия? — обеспокоенно спросил Коля, совсем уже в нетерпений получить одобрение от взрослого человека. — Не могу точно сказать, но тут переводчики не нужны, разве что если удалённо… — отмахнулся мужчина. Тут до Николая доходит, что отец в этом совсем ничего не смыслит, да и чего от него ожидать… Тот даже и мысли о переезде в более развитие города не имел, не имел каких-либо перспектив… Его волновало лишь жизнь его дочерей, для одинокого отца оно наверное и правильно, Коля не мог его осудить, но всё-таки какого-то напутствия услышать хотелось. Аня, почувствовав беспокойство брата ласково погладила его по плечу. Увидев это, сидевшая рядом Оля тут же положила руку на другое его плечо, а Лиза, сидевшая дальше, недовольно фыркнула, но тут подбежала ближе, стоило ему лишь позвать её. — Ты что-то нам принёс, да? — спрашивает Оля, утыкаясь лицом ему в грудь, пока Коля надеется не слететь с табуретки под весом липнущих к нему девочек. — Оля! Не вежливо так подарки просить! — шипит на неё Аня, недовольная поведением младшей сестры. Ну нельзя же так подарки клянчить! — Конечно, купил! — тут же вмешивается он, стараясь избежать конфликтов, что были не самым редким явлением между Аней и Олей. — Потом покажу… а сейчас лучше расскажете мне, что нового у вас… — он немного помедлил, думая, не слишком ли начинать прямо здесь, но все-таки уверенно продолжил. — Давайте, я жду ваших умопомрачительных историй! Отец, явно видя колебания смущающихся сестер, громко кашлянул, взял свою тарелку и пустую сковородку, положил их в раковину, с привычной отстраненностью бросил короткое «посуда на вас» и поднялся на второй этаж. Видно, остаток вечера он будет работать… Лиза на носочках, держа указательный палец у рта в немом «тихо», поднялась вслед и прислонила ухо к двери — комната папы прямо по правую сторону лестницы, так что это было прекрасно видно — подслушивая, действительно ли он сел за стол. Ехидно улыбнувшись, она также еле слышно спустилась на носочках вниз, села на диван и поманила остальных к себе. Коля улыбнулся и переместился вслед за ней, а потом его примеру последовала и Оля. Аня встала, конечно, но лишь наполнила электрический чайник водой, чтобы снова выпить чего теплого. Чайник вскипел очень быстро, пикая, вот они — технологии, так что она принялась выбирать травы из кучи спрятанных в шкафу. Лиза, не дождавшись, пока сестра к ним присоединится, — а быть может, это был инстинкт самосохранения — начала свое вещание: — А ты знаешь, что Аня у нас влюбилась! — припевает она с довольной улыбкой. — Уже давно! Аня, доселе момента наливавшая чай, тут же покраснела, а затем недовольно метнула взглядом в сторону этой маленькой проказницы. — Эй, ты чего! Говорила же… — Правда? — Коля с интересом смотрит на смущающуюся сестру. Вспомнил, что совершенно забыл про мармеладки, вытащил их из кармана и кинул на середину дивана. — Разбирай… И какой он, этот счастливчик? Оля с Аней сразу спохватились, забирая понравившийся вкус, а Аня все продолжала: — И ты туда же! — она с грохотом ставит бедный чайник на место, закрыв лицо руками, но потом все-таки разливает чай по кружкам, ставит их на тумбочку, плюхается на диван и хватает оставшуюся пачку. — И вообще, чего такого! — а потом будто что-то осознает и садится прямо, протянув Коле кружку с чаем и сверля ничего не понимающего брата взглядом. — Слушай… Ты же старшеклассник! — Так… Ну допустим? — он принимает напиток, делая глоток. Не такой уж и горячий… — Должен же знать, что делать, чтобы понравиться парню! Коля аж поперхнулся. Не, он прекрасно понимает, что первая любовь может быть и рано, но совсем не предполагал, что у него будут просить советы! Резко перейдя в режим защиты, он делает задумчивое лицо и начинает свои попытки ввести сестер в курс дела: — Аха… Кхм, а вот скажи хоть, что за мальчик? Как познакомились? — Мы с ним в школьном актовом зале познакомились! Было какое-то выступление, ну и созвали нас всех… Он красивый такой! За нами прямо сидел… — Эй, ты кому тут доширак на уши вешаешь? Не верь ей, Коль, она с ним не говорила даже! — недовольная неправдоподобностью событий, Лиза вмешалась.  — Эй, ты кому тут доширак на уши вешаешь? Не верь ей, Коль, она с ним не говорила даже! — недовольная неправдоподобностью событий, Лиза вмешалась. — А вот и нет! — То, что он тебе куртку в раздевалке подал, не в счет! — Ах ты… — Спокойно-спокойно… Давайте без смертоубийства в первый вечер! — вновь вмешался Коля. —Так значит, не говорили толком, но ты влюбилась? — Ну не прям так… Ладно, так! — Аня решила заесть стресс сладким и продолжила с уже набитым ртом. — Ну у тебя что, не было такого? Как в фильмах! Один раз увидел и все, не надо больше никого… — на фоне принялась хихикать Оля, но ее тут же прервали. — Мелкая, ты чего? Не смейся! — Даже я знаю, что только в фильмах такое и бывает! — та только продолжила издеваться над старшей сестрой. Какая семейная идиллия… — А вот и бывает! Коля, скажи ей! — благо, на этот раз Аня тут же обратилась к брату, не то избегая конфликта, не то ища поддержки. — Для начала, потише, а то отец услышит, а во-вторых… — начал вещание он, совершенно не зная, о чем будет говорить, но решил, что если и позорится, то до конца, так что пошел по наитию, наверное. — Конечно, бывает! Бывают в мире и любовь, и полные семьи, и чувства с первого взгляда, — говорил и говорил, убеждаясь, что шанс на это дьявольски мал, но этим малышкам хотел дать надежду на возможность чего-то столь глупого, но до безобразия милого. — И у вас это все будет. И пошло-поехало. О чем только не говорили… Сначала восторженные описания этого паренька, которому Коля, честно признать, не особо хотел доверять, но смирился, продолжили обсуждением нынче восходящих звезд, а в завершение эти недо-агенты, которых явно учили выпытывать информацию, упросили Колю рассказать о старшей школе. — Коляяя! А расскажи о друзьях своих! Мы тоже историй послушать хотим… Николай задумался, прижимая ближе Олю и облокачиваясь на стенку. Ну и что говорить? Здесь живётся куда лучше, его истории про избиения и побеги от плохих компаний мало того, что воспримутся неправильно, да и для таких крошек будут непонятны… Конечно, они уже взрослые и прекрасно понимают, что ситуации бывают разные, но нагружать их своими проблемами он не имеет никакого желания. — А знаете… Много у меня друзей. И все хорошие, — но такая неполная информация сестренок не порадовала, так что под грузные взгляды Коля продолжил. — Все вам не то… Недавно пришел новенький, такая история вас устроит? — Блин, это “новенький”, а не новенькая… — задумчиво отметила Лиза. — Можно было больше расспросить… Николай посмеялся, погладив её по голове. — И насчёт чего конкретно ты бы спросила? — Ну там, красивая ли она… — начала уже Лиза, после того, как получила от Ани слабый подзатыльник. — Хватит уже о романтике думать, дай ему рассказать нормально, — недовольно выразилась она и тут же взглянула на Колю. — А что за новенький? Давай, а то все мы да мы! — Что за новенький? А вот прекрасный новенький, хотя сначала даже показалось, что странный. Это вам к тому, что не надо судить людей по первому впечатлению… — не отказался от возможности поучить сестрёнок, всё же это истина, о которой многие говорят, но далеко не все следуют. Он, между прочим, тоже не сразу разглядел в Фёдоре хорошего друга и милого человека. Даже немного стыдно, что он поначалу завидовал и сторожился, хотя справедливости ради, сам Федя тоже на контакт идти не желал. Если бы не тот случай с такси, если бы не тот вечер, когда он увидел мать в кровати с каким-то мужчиной, то он бы скорее всего продолжил бы думать о нём, как о каком-то высокомерном и одарённом мальчике из высшего света. — Думал, что какой-то закрытый отличник, а оказалось, что не так. — И как оказалось? — лепечет Оля из-под его объятий и немного ерзает в попытках устроится поудобней. — А оказалось, что это весьма приятный парень… — но даже учитывая очень скудное освещение, Коля почувствовал недовольство сестер. Они явно хотели подробностей. — Много передряг было, правда я не уверен, знаю ли его, но он играет на фортепиано, обожает читать, не любит всего выходящего из ряда вон и прямо как вы чуть ли не засыпает в моих объятиях, — на последней фразе он резко защекотал почти задремавшую на его коленях Олю, на что та утрированно надула губы. — Давайте уговор! Сейчас спать, а завтра с утра пойдем гулять. — Не хочу спать! — бубнит Лиза, обнимая его за руку, но быстро успокаивается под взгляд Ани: — Лиз, Коля с дороги, дай ему поспать… Вот она — старшая сестра. Все нехотя встали, тихо поднялись наверх в свою спальню — огромную комнату с тремя кроватями и таким же внушительным столом — и улеглись, что-то бурча под нос. Коля напоследок каждую поцеловал в лобик и потеплее укутал в шерстяное одеяло, а когда убедился, что вымотанные длинным разговорам малышки задремали, на носочках дошел до двери и, стараясь не издавать ни звука, вышел из комнаты. В комнате отца уже не горит свет, но он все равно старался быть очень тихим. Спустился на кухню, морщась от скрипа лестницы, и налил себе стакан воды из кулера. Все-таки здесь хорошо… Жаль только, что сон как был неспокойным, так и остался: даже будучи вымотанным полностью, он вряд ли уснет быстро. Сейчас появляется время и о разговоре с папой подумать, и осознать, что забыл написать Феде. В голове вихрем пронеслось: «Черт, я обещал…». Но мобильник в комнате, а сейчас хотелось побыть на первом этаже. Промелькнула мысль ненадолго выйти на улицу, дабы немного освежиться под холодным ветром и хрустом снега, но лестница скрипнула вновь. — Ань, чего не спишь? — Не хочется. Аня шепчет, но даже так ее мягкий голосок средь тишины кухни кажется громким. Немного постояв на середине лестницы, она все-таки следует примеру Коли, но воду наливает не в стакан, а в кастрюльку. Ставит ее на плиту и включает газ: — Будешь чай? — Так поздно? — Николай посмотрел на часы, что показывали уже почти час ночи и продолжил. — Не уснешь же, и так много выпила. — Я заварю зеленый, он не бодрит, — и улыбается, доставая из кухонного шкафа небольшой пакетик с листьями. — А еще с мятой, будешь? — Ну тогда уж буду, — смягчается, отставая на задний план все мысли. — Лишь бы отец не проснулся. — Не-а, не проснется, — Аня достает две чашки, заранее нарезанный лимон из холодильника и подходит к уже закипевшей воде. На столе чайник, но она, видно, специально его не использовала во избежание громких звуков. — Тебе лимона или сахара положить? Когда чай был заварен, атмосфера точно поменялась. Недавно здесь было шумно: все ели, что-то обсуждали, на фоне что-то бубнили в телевизоре, да и на улице было не тихо… А сейчас они вдвоем, все спят, соседи — тоже, так что нарушает эту идиллию разве что ветер за окном. — Коль, скажи… — она спокойна, но почему-то тщательно подбирает слова. — Тот мальчик, о котором ты говорил, как ты понял, что он другой? — И чего тебе так интересно? — Ты сразу так изменился в лице, когда заговорил о нем, вот я и подумала, что хочешь поговорить. Изменился? Аня говорит в лоб, совершенно не беспокоясь о том, в какой ступор вводят ее слова. Но с другой стороны… — Знаешь, ты будто бы сильно задумался… Даже за ужином ты был менее задумчивым, — ребенок ребенком, а детали подмечает куда четче взрослых. Аж напомнила ему Фёдора. Говорит уверенно и размеренно, но ладошки все равно смыкаются вокруг кружки с причудливыми узорами, выдавая капельку волнения. — Ну или мне просто захотелось еще с тобой побыть, ладно… — Да моя ты мелкая… — Коля пересаживается на стул рядом, сажая сестренку себе на коленки. — Я тоже очень соскучился, — а Аня, явно довольная, расслабляется, будто еще чуть-чуть и уснет. — Хочешь послушать? Он мне помог, а потом я увидел что-то, что не должен был, и он мне купил кофе... Мелочи, правда мелочи, но оно так завертелось всё. Тогда, наверное, и понял. Ха… Никогда ранее я не встречал таких, как он... Знаешь, по нему прям видно, насколько человек из благоприятного и развитого города отличается от наших посёлков да деревень. Он такой умный и эрудированный, такой начитанный и амбициозный. Он как будто бы смотрит на мир другими глазами, понимаешь? Аня слушает внимательно, периодически делая глоток горячего чая. Колин напиток уже остывает, но он продолжает обнимать, во всю уходя в свои мысли. Сейчас он словно был заворожен. — Я очень хочу, чтобы вы тоже могли стать как он… Не в смысле “много учитесь” и “дурью не майтесь”, я хочу, чтобы вы тоже многого увидели и не жили в таких рамках как сейчас. Хочу чтобы мир был для вас открыт. — продолжил он, в раздумьях поглаживая сестру по голове. — Надеюсь, у тебя тоже такой появится. Такой человек, который откроет тебе глаза. Человек, который даст тебе мотивацию расти. И для Оли, для Лизы… Всем нам нужен такой человек рядом. — Мотивация расти? — Аня запрокидывает голову, смотря прямо в глаза. — Тот парень… Который мне понравился, даёт мне мотивацию! Я хочу стать лучше, даже если он не ответит взаимностью. — Хах, ты в любом случае останешься в плюсе, — и все-таки пробует чай, понимая, что его просьбу добавить только немного лимона благополучно проигнорировали… Сладко до искр из глаз. — Нужно спать, не встанешь же завтра. — Тогда хочу, чтобы ты отнес меня наверх на плечах… Папа меня уже не носит! Только Олю поднимает. — Конечно отнесу, залезай… — он присел на корточки, ожидая, когда она взберется к нему на спину. Внезапно почувствовал тяжесть, встать оказалось непросто – выросла его девочка. В силу генетики она низкая, да еще и очень худенькая, но отсутствие тренировок точно дало о себе знать. Ох, зря же он пренебрегал физическими нагрузками… А ведь думал, что если сестрёнка ему по грудь, то донести просто будет. Лестницу они прошли успешно: никто даже не ударился головой, хоть сделать это без единого скрипа не получилось. В комнату тоже зашел еле слышно, боясь, что если во всю сопящие Оля и Лиза проснуться, то точно не отстанут, пока не ощутят на себе прелесть полета на его плечах. Аня посмеивалась, пока Коля постарался аккуратно присесть на ее кровать. Легла без лишнего шума, улыбаясь братику и довольно закрыла глаза, когда он повторно чмокнул ее в лобик и накрыл одеялом. Все-таки она уснула, а Коля молча направился в свою комнату, по пути обдумывая их разговор. Весь дом спал, было темно и тихо, свет в его комнате был тусклым, хотя звалась комната гостиной, и вроде как должна быть просторной и уютной. На деле же комната была маленькой и даже жуткой, по крайне мере так говорили Оля с Лизой, которые эту комнату особенно недолюбливали. Все сидели, в основном, в той части кухни с большим диваном и телевизором. Самому же Коле комната нравилась. Даже тем, что совсем не похожа на гостиную. Как раз именно это и давало ему приятное ощущение того, что это его комната. Его. Даже если и бывает он здесь нечасто. Свет погас, диван скрипнул под его весом. А ведь когда он был помладше, диван не скрипел… Это из-за того, что он был весом меньше или из-за того, что диван был менее старым? Постель была холодной, как и одеяло, а спал он ведь голышом. Коля глубоко вздохнул и закрыл глаза, ожидая когда сон заберёт его в свои лапы, но несмотря на усталость и даже некую сонливость, засыпать он не собирался, хотя вроде и расслабился. Нужно срочно уснуть, завтра он будет гулять весь день, ему нужно больше энергии, всё же его сестрички очень энергозатратные. Лежание на кровати после такого весьма насыщенного эмоциями дня ощущалось как нечто нереальное. Особенно, когда обстановка резко меняется, хотя подобное происходит дважды в год уже на протяжении нескольких лет. Он пытался уснуть, очистить свой разум, но мысли хаотично крутились и спутывались друг с другом. Вот она, его перезагрузка. Нет никакой школы, необходимости работать, старых друзей и знакомых, матери, лишь сестры и отцовский дом. Как бы он не желал ментально отделиться от своей повседневной жизни, пусть и всего на небольшой промежуток времени, мыслями он так или иначе возвращался в свой дом, обрабатывая последние события или вовсе всё полугодие. Самая большая перемена за это полугодие — появление нового человека в окружении. Фёдор ещё с первой встречи дал ему понять, что он отличается от всех. Коля не ожидал, что подружится с ним, но это случилось, и вот они уже общаются почти полтора месяца, и общаются хорошо, и будут общаться дальше. Интуиция говорила ему, что Федя возымеет гораздо большое значение для него, и Николай ей доверял, даже при том, что ранее в отношении к этому же человеку она его слегка подвела, а может дело было в том, что он сам неправильно истолковал свои ощущения. Было сложно дать какую-то классификацию его отношениям между Достоевским. Ранее категория дружбы у Коли делилась всего на два типа: такие друзья как Владик и Миша, хорошие, но не то чтобы особенно близкие, и такие, как Ваня и Саша, с которыми он прошёл через всё. Федя как будто бы ни под ту, ни под другую категорию не подходил. Наверное, даже глупо пытаться подставлять отношения с новым, совсем другим человеком под какие-то категории. Душно… Теперь выработанное тепло казалось неприятным, но делать с этим что-либо он не собирался. Коля лишь перевернул подушку на прохладную сторону и перевернулся на бок сам. Где-то в доме тикали часики, совиные, Лизины, чуть посвистывал ветер, и он мог услышать, как ветки того тонкого, но высокого дерева бились об его окно. Можно было даже понять, почему его младшие сестрички боялись этой комнаты, для них наверное тут слишком жутко, особенно по ночам. Саша у него тоже темноты боялся. Да только потом его как заперли по ошибке в школьной кладовой, точнее, то было не по ошибке, а специально построенный коварный приём. Итог: выпустили его тогда чудом, без помощи взрослых, а тот едва-едва сдерживал слёзы, которые чуть позже всё равно пролил. Зато темноты он уже не так страшился. Саша и Ваня… Они вызывают у него беспокойство в последнее время. Еще тогда они отреагировали на причину организации сие культурного мероприятия с обидчиками Феди весьма… необычно? Когда они шли драться за Набокова и Лермонтова, то всегда были спокойны и совсем не протестовали, а в случае с Достоевским…. Коля был уверен, что дело именно в нём, ведь именно после той драки друзья его начали вести себя странно, особенно то, как они с ним попрощались… Нужно будет поговорить с ними обо всём этом, и будет это едва ли не первым, что он сделает, когда вернётся. «Едва», потому что у него ещё была мать, состояние которой не внушало доверия от слова совсем. Николай не выдержал и встал с кровати. В комнате уж совсем тяжело дышать. Окно его открывало виды на небольшой лес. Деревья тоненькие, покрытые снегом, как и дорога, через которую не проходит ни одна машина — а смысл сюда ехать? Кому захочется отметить такой важный и чудесный праздник в деревне? Холодный воздух моментально забрал всё его тепло, накопленное под одеялом. Кожа покрывается мурашками, — неприятно — но он продолжает стоять, наполняя лёгкие мёрзлым воздухом. Теперь, подумав о матери, он не смог оградить себя от мысли, что она вполне может сейчас валяться с кем-то в постели, скорее всего с тем мужиком, что ранее напал на него, и это ведь будет далеко не самым худшим вариантов развития событий за его отсутствие. Она ещё может валятся на улице, не добравшись до дома, или — что пугало его ещё больше по части собственной ответственности за близкого человека — валятся в собственной блевоте и крови. Он чуть прикрыл окно, не закрывая до конца, и обратно лёг на спальное место, надеясь, что свежий воздух поможет уснуть, благополучно забывая, что пустая голова тоже очень помогает. Бывало такое, что мать приходила ночью или просыпалась после длительного бухого дрёма. Не в зависимости от варианта, она так или иначе будила его или отвлекала от дел либо истериками, либо просто по факту своего существования. Мать его и не била никогда, бывало, что поцарапает или толкнёт, но чтоб бить — никогда. Она в основном выливала свой негатив, свою ярость и боль на мебель или на саму себя. Её селфхарм являлся основной причиной его беспокойства. Особенно, когда он был далеко от неё и не мог бы помочь. Кажется, это началось два года назад. И ночью. Он тогда засиделся допоздна, готовясь к контрольной по какому-то предмету, название которого он уже и забыл. Помнилось лишь то, что он услышал треск бутылки и сильный плач матери, а когда вышел к ней в коридор, то увидел, как она держала осколок от бутылки в руках и со слезами на глазах оставляла себе длинный порез на запястье. Благо, не глубокий, и благо, он смог ей помочь — тогда у неё не было этой культуры сопротивления. С того раза она и начала этот путь самоповреждения, если не считать алкоголизм, конечно же, и со временем за ней было всё тяжелее и тяжелее ухаживать. Больше истерик, сопротивления и всё пришло к тому, что ему едва ли не насильно приходилось помогать ей, а руки потом оставались в царапинах и синяках. Мама была миниатюрной женщиной, но даже с учётом преимущества в росте и весе, подавить её было непросто, а раны становились хуже. Так у него появился новый страх, который со временем он хоть и научился подавлять, но тот всё равно мелькал где-то позади, на фоне всех остальных мыслей. Сейчас же, из-за того, что он остался наедине со своими переживаниями, мысли вновь сконцентрировались на ней. Ничего. Он сейчас их снова отгонит. Нужно было уснуть. Спать, спать, и ещё раз спать, всё-таки чувствовал он себя до ужаса уставшим и немощным, а на завтра уже планы с сестрами были. Да, нужно было перестать думать и выкинуть все эти глупые тревожные мысли из головы. Со всем он разберётся позже, не сейчас же, не только прямо сейчас, а на этих каникулах в принципе ему нужно запастись энергией, да как можно больше, чтобы он смог разгребать все проблемы из своей повседневной жизни. Даже если и были проблемы, как алкоголизм матери, с которым он мало что мог сделать, да и проблема того, что он живёт там, где он живёт, а не в нормальном месте с перспективами, свободой и…. Так! Хватит! Спать.