Обыкновенный преступник

      121-й год по календарю Вечного (Верного) Пути

             За дверью не слышалось ни звука. Только сквозь разбитое окно в дальнем конце лестничного коридора доносилась с улицы чья-то неразборчивая перебранка. Детектив постучал еще раз, громче, и по этажу разлетелось гулкое эхо. Ответа вновь не последовало. Хлипкая деревянная дверь с неровно приклеенными цифрами «1» и «8» всё не щелкала замком и не думала открываться.              Детектив огляделся вокруг, надеясь выловить хоть какие-то признаки жизни: заметить любопытных соседей, или следящего из-за угла хулигана, или хотя бы маленькую черную кошку, испуганно бегущую в укрытие. Но длинный холл, нашпигованный по обе стороны однотипными каморками, неподвижно томился в полуденном затишьи.              «Что ж… — подумал детектив, отступив от двери и направившись к выходу на лестницу, — так Хансону и скажу: свидетеля в установленном месте не было. И вертел я эти ваши гонки за призраками. Да, Хансон, да… На чем, спрашиваешь, вертел? А вертел прямо на вот этом самом…»              Закончить мысль ему не удалось, потому что где-то теперь уже за спиной неожиданно раздался заветный металлический щелчок и затем легонько скрипнули несмазанные дверные петли. Детектив с удивлением обернулся. Из апартаментов с номером «восемнадцать», шагнув одной ногой за порог, на него внимательно смотрел молодой светловолосый мужчина. Нога его — та самая, что высунулась в коридор, — была обута в махровый серый тапочек, а выше, коротко сверкнув обнаженной голенью, скрывалась под синим домашним халатом. Детектив, о чем-то некстати задумавшись, все еще механически скользил взглядом по этой ноге, когда до него донесся нетипично мягкий, словно обволакивающий теплым шёлком голос.              — Чем я могу вам помочь, господин… — голос на мгновение замолк и затем с сомнением продолжил: — полицейский?              Детектив сделал шаг в сторону незнакомца, зачем-то поддернул полы своего плаща на груди и забрал пальцами назад растрепавшиеся на сквозняке волосы, которые уже почти целый год не доводилось подстричь. Взглянув в светло-серые глаза, смотрящие на него с настороженным непониманием, он важно сообщил:       — Детектив Эндман Киртц.              Молодой мужчина без особого интереса кивнул.              — Итак, чем я могу помочь вам, детектив?       — Лайсон… — уверенно заговорил Киртц, но тут же осекся, пытаясь вспомнить продолжение. — Лайсон Джеммингс? — наконец воспроизвел он имя, которое, как ему казалось, еще несколько минут назад было на самом кончике языка.              Лайсон Джеммингс вновь ожидающе кивнул. Он привалился плечом к косяку и, устало моргнув, наклонил голову набок, так что одна из белобрысых прядей свесилась ему на лицо, пощекотав кончиком скулу.              — Вы… — собрался детектив озвучить причину своего визита, однако в результате спросил совершенно другое: — Вы почему не открывали так долго?       — Я спал, — спокойно ответил молодой человек. — Вы разбудили меня.       — Спали в такое время? — удивился Киртц. — В середине дня?              Лайсон слабо усмехнулся, сдув надоедливую прядь с лица.              — Да, — негромко ответил он.       — Что ж… — растерянно проговорил детектив, вероятно ожидавший получить более развернутое объяснение. — Вы… не работаете, значит? Как же вы тогда обеспечиваете себя, если вы не работаете?       — Кто вам сказал, что я не работаю? — едва заметно приподнял бровь Лайсон. — Я работаю. Просто в другое время.              Детектив нахмурил лоб и еще раз окинул взглядом стоящего в дверном проеме парня. Среднего роста и худощавого телосложения; лицо, привлекающее не столько своими чертами, сколько гладкой и блестящей кожей; кисти скрещенных на груди рук — безупречно ухожены, ногти аккуратно подстрижены. Посмотрев на эти ногти, Эндман чуть было не взглянул ради сравнения на свои собственные — неровные и потрескавшиеся, кое-где чернеющие на кончиках из-за постоянно забивающейся под них грязи. Откуда только бралась эта грязь, он и сам не мог разобраться, даром что детективом считался весьма талантливым.              — Если вы не возражаете, — послышался мягкий голос с отчетливо сквозящей усмешкой, — можем ли мы перейти к делу, детектив? Мне бы хотелось… вернуться к своему распорядку дня.              Эндман вновь посмотрел парню в глаза. Какая-то простая мысль, какое-то очевидное умозаключение настойчиво просилось в голову, но ему никак не удавалось распознать, что это было.              — Да, разумеется, — прокашлялся для вида детектив. — Лайсон Джеммингс, вы являетесь свидетелем по делу Ирвена Эберхарта, и я обязан вас допросить. Я также обязан разъяснить вам ваш правовой…       — Ирвена? — удивленно переспросил Лайсон, и детектив замолчал. — Свидетелем? Я не контактировал с Ирвеном, боюсь ошибиться, лет восемь или девять, почти с самого… Почти с самого того события, вы, наверное, знаете. Вряд ли я могу хоть о чем-нибудь свидетельствовать из того, что происходило после.       — Из того, что происходило после… — задумчиво повторил Эндман. — Интересная формулировка. То есть вам все же таки известно о том, что происходило после?       — Пф, — Лайсон коротко закатил глаза. — Всем это известно. Его лицо тут на каждом столбе, детектив, если вы не заметили. Вместе с краткой историей всех его злодеяний.       — И что, вот прямо ни разу? — детектив прищурился. — Прямо ни разу он с вами не связался? Ни разу нигде его мельком не встретили?       — Ни разу, — скучающим тоном ответил Лайсон и слегка улыбнулся.       — М-г-хм… — кивнул детектив. — И тем не менее… Вы же были так близки. Вы даже присутствовали с ним вместе на Исполнении, что крайне редко вообще разрешается. Ну, учитывая, что вы родственником ему не приходитесь…       — Да, он… — вздохнул Лайсон, — ему нужна была поддержка, и по своей доброте я не мог ее не предоставить. У него был какой-то там друг. Там, выше, — Лайсон показал глазами куда-то вверх. — Только по его содействию меня и пустили.       — Альберт Дорадо, верно? — вцепился в упоминание «друга» детектив. — Председатель Первого круга внешних сообщений?       — Возможно, — Лайсон равнодушно пожал плечами. — Что-то такое.              Эндман чему-то покивал, не сводя глаз с утомленного лица своего собеседника.              — Так вот, учитывая вашу близость… — подвел детектив. — Что, как вы считаете, побудило Ирвена так резко прервать всякую связь с вами?              Лайсон вдруг засмеялся, расслабленно покачнувшись, однако улыбка не долго продержалась на его губах. Наконец он тихо заговорил:       — Вы знаете, детектив, Ирвен был таким человеком… Он всегда делил мир на белое и черное. Он не понимал, что не все так однозначно, что у… случившегося есть много аспектов, много разных сторон. Он видел только одну сторону — свою собственную. Он слепо обвинял в случившемся других людей, считая, что никакой альтернативной точки зрения быть не может.       — А вы, стало быть, придерживались этой альтернативной точки зрения? — с напором спросил Эндман.       — Разумеется, детектив, — ответил Лайсон и нахмурил брови. — А вы нет?              От неожиданности вопроса Эндман не нашелся что сказать и так и застыл с каменным лицом.              — Так вот, — продолжил Лайсон, — эти разногласия уже не могли не препятствовать нашим дальнейшим отношениям. Этот… радикализм — он был в нем всегда, пожалуй с самого начала. Я всегда это видел в нем. Просто никогда не мог предположить, какую форму этот радикализм способен принять. В конце концов… это было обоюдное решение. Он — после случившегося он будто моментально возненавидел меня, просто за то, что я думал по-другому. А я… Я очень осторожный человек, детектив. Я стараюсь избегать неприятностей. И может быть, это делает меня плохим другом, но Ирвен — Ирвен как раз этим и был — ходячей неприятностью, пороховой бочкой, от которой пострадали бы все, кто находился рядом. И я был вовсе не прочь себя обезопасить.              Детектив угрюмо слушал рассказ своего свидетеля. Нет, он вовсе не возлагал на него больших надежд. С самого первого взгляда на тощенькую папку с делом «высочайшего приоритета», которую полковник Хансон собственноручно преподнес ему с утра пораньше, — с самого первого взгляда он уже знал, что вся эта папка совершенно бесполезна. И сама папка, и единственный упомянутый в этой папке свидетель, и алкоголик майор Кастор, составлявший эту папку, — все они являлись бесполезными, в совершенно равной степени. Было даже удивительно, что указанный для свидетеля адрес оказался верным и Лайсон Джеммингс на самом деле тут живет.              Впрочем, задание есть задание, а детектив Эндман Киртц привык выполнять свою работу хорошо.              — Но по крайней мере, у вас должны были остаться какие-то общие знакомые, верно? — спросил он, прищурившись.       — Общие знакомые… — Лайсона словно позабавил этот вопрос. — Вы имеете в виду тех ребят из кружка по изучению неджеласского языка? Да, конечно, если я смогу найти контакты кого-нибудь из них, я вам обязательно сообщу. Если это всё, детектив, то я…       — Если бы вы, — прервал его Киртц, — если бы вам очень хотелось выйти с Ирвеном на связь, как бы вы это сделали?       — Боже упаси, детектив, — картинно отшатнулся Лайсон. — Не могу представить себе такой ситуации. Если бы я и знал, как выйти с ним на связь, точно не стал бы никогда пользоваться этой возможностью.              Детектив медленно, словно на него напала сильная тяжесть, покачал головой. Молча, он смотрел в аристократично бледное лицо напротив, наблюдая, как под вежливой маской сменяют друг друга насмешка и недоумение. Эндмана вновь преследовало какое-то близкое открытие, некая простая истина — ему казалось, что вот сейчас он ухватит эту истину за хвост — так настойчиво она сквозила во всей манере этого парня, во всех его жестах и движениях, даже в мимике.              — Кем же вы все-таки работаете, Лайсон Джеммингс? — спросил Эндман, внимательно наблюдая за реакцией свидетеля.              Лайсон вздохнул и, недовольно сжав губы, отвел глаза в сторону. На мгновение Эндману показалось, что в них промелькнул страх.              — Я обязан ответить на этот вопрос? — спросил парень.       — Не обязаны, но…       — Тогда я предпочел бы не отвечать, — мягко перебил Лайсон.       — М-х-м, — задумчиво сказал детектив.       — Это всё?              Вежливая маска на лице Лайсона потускнела, теперь за ней просвечивала нетерпеливость. Но детектив еще не вполне удовлетворился своим допросом.              — Скажите, Лайсон Джеммингс, почему у вас на этаже разбито окно? — спросил он. — Вы ведь живете в относительно престижном районе, и этот комплекс апартаментов тоже выглядит довольно приличным.              Лайсон удивленно приподнял брови, но затем, чуть склонив к детективу голову, громко прошептал:       — Говорят, — он сделал таинственную паузу, — из этого окна кого-то выкинули.       — Выкинули кого-то? — насторожился детектив и тоже подался чуть вперед. — Как это произошло?              Лайсон неожиданно засмеялся, обдав детектива теплым дыханием.              — Это просто сплетня, — вздохнул он, — шутка среди соседей. Я не знаю. Оно было целым, и потом оно просто стало разбитым. Я не знаю, как и почему это произошло.              Эндман хмыкнул. Новых вопросов в голове не появлялось, но спросить что-то было необходимо. Вернее, ему казалось это необходимым, потому что иначе пришлось бы уйти. И Эндман уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, когда в глубине апартаментов за спиной Лайсона пронзительно зазвонил телефон. Казалось, что массивная металлическая трубка так и подпрыгивает на аппарате, грохоча и дребезжа.              — Мне пора, детектив, — сказал Лайсон и отступил обратно за порог, убрав ногу в махровом тапочке.              Детектив бросил на нее прощальный взгляд и проговорил:       — Вечного пути.       — Вечного пути, детектив, — ответил Лайсон и закрыл дверь.       

***

             В кабинете Томаса Джонса, несмотря на поздний час, ярко горела автоматическая лампочка, освещая две аккуратно сложенные стопки бумаги на столе. Стопка слева — массивная и внушительная — содержала все просмотренные за день документы, в которые твердой и уверенной рукой уже были внесены необходимые правки, подписи и дополнения. Стопка справа, истончившаяся к вечеру до десятка листов, еще требовала рассмотрения, ввиду чего находилась под напряженным дальнозорким взглядом Лидера Джонса.              Зрение начало подводить Лидера еще несколько лет назад, и всем ведомствам и министерствам был дан строгий приказ увеличить шрифт набора документов. В срочном порядке заказывались новые печатные машинки с укрупненными литерами, а также переписывались все стандарты, где был указан рекомендуемый кегль. Очень скоро выяснилось, что дополнительные проблемы внесла переделка гибких машинок последнего поколения, которые считались исключительно удобными, потому что могли вбивать текст в любое желаемое место на листе. С помощью этих машинок данные заносились в многочисленные официальные формы и бланки, и все заготовленные на годы вперед экземпляры этих бланков оказались теперь непригодны для дальнейшего использования: текст вылезал за рамки отведенных полей, наслаивался на другие поля, а где-то и вовсе не умещался целиком. Бланки пришлось выкинуть и заготовить новые, но перед этим в специализированном отделе архитектурных решений тщательно проработали вопрос освобождения места и исключили поля, не являвшиеся критически важными.              Однако всех произведенных улучшений так и не оказалось достаточно, и Лидер Джонс вскоре решил проблему радикально: приобретением очков. Толстые тяжелые линзы в металлической оправе стали неотъемлемым спутником рабочего процесса Джонса и уже несколько лет помогали ему справляться с ежедневными кипами документов. В конце концов он так прикипел душой к этим очкам, что даже дома не хотел расставаться с ними, ради чего выработал привычку читать в постели перед сном.              В кабинете пробили настенные часы, отсчитав молоточком одиннадцать гулких ударов. Джонс снял очки и, вздохнув, потер морщинистый лоб. Несмотря на усталость, он считал необходимым завершить перед уходом все дела, тем более что оставалось лишь несколько листов.              Покрутив шеей в качестве разминки, Лидер вновь склонился над письменным столом и перечитал последнее предложение.              — Партия… — пробормотал он вслух. — Какое неудачное слово — партия. Неужто господину Зельману не известно, что партий уже давно не существует и существовать не может?              Он терпеливо перечеркнул синей ручкой всё предложение и сверху подписал: «За-ме-нить».              «Ох уж этот Зельман, каналья, — подумал Джонс. — Никому нельзя доверять, только и перепроверяй за ними».              Неодобрительно покачав седой головой, он продолжил читать: «До Великих Экспериментов тридцатых годов… гм-гм… люди жили… ладно…       В ходе Экспериментов Вечности было установлено… так, единственный правильный Путь… и математически доказаны:       — достаточность: этот Путь действительно Верный;       — необходимость: это единственный Верный Путь.       Комитетом… гм… были приняты Верные решения…»              Джонс сосредоточенно нахмурился, откинувшись на спинку кресла.              «Может быть, лучше "Вечные решения"? — подумал он. — Нет, лучше вот так…»              «Верные Решения, ведущие к Вечному Величию», — старательно вывел он над очередной зачеркнутой строкой.              «Так, Решения… — Джонс снова вчитался в текст, — …иметь возможность действовать превентивно, то есть уже при начальной вероятности совершения злодеяния элиминировать потенциальную угрозу. Исключить судебную систему, способную допускать ошибки и отпускать преступников или потенциальных преступников на свободу… Особенно важно внимание к потенциальным… гм-гм… Так. Опасность потенциальных преступников в том, что она (опасность) не всякому очевидна. Однако, как мы знаем из "Базовых основ физического мира", энергия потенциала всегда переходит в энергию действия».              «Ну это, впрочем, хорошо написано, это хорошо, — похвалил Джонс и вернулся к тексту: — Цель каждого гражданина… гм-гм… своими помыслами, устремлениями и действиями способствовать… что поощряется включением в ежемесячный "Список активных помощников общества". Включение в список от трех раз подряд дает… гм-м…»              Автоматическая настольная лампочка с неприятным трещанием замигала, и Лидер Джонс недовольно поморщился.              «Сколько уже идем по Вечному Пути, — с досадой подумал он, — а вечные лампочки производить так и не научились».              Он отодвинул черновик «Введения в первичное школьное воспитание» новой редакции и потянулся, широко зевнув. Перед мысленным взором всплыл образ Вероники, встречающей его в холле, когда, усталый и обессиленный, он придет сегодня домой. Тонкие брови дочери страдальчески изогнутся, миленькое личико расстроенно скривится. «Папа, ты же обещал, что будешь больше отдыхать!» — разнесется по холлу звонкий голос.              Опершись руками о подлокотники, Лидер Джонс грузно поднялся из-за стола и осторожно распрямился, поморщившись от боли в пояснице. Убрав очки в портфель, он дернул за шнурок, и назойливо мерцавшая лампа стихла.              Сквозь многослойное бронированное стекло за спиной Джонса в кабинет пролилась синеватая безлунная ночь. Жизнь в столичной Гладене глухо молчала, тротуары и проезжие дороги пустовали под надзором длинных рядов фонарей, многоэтажки апартаментов погрузились в мирный сон. Лишь в отдалении исправно дымились неутихающие заводы.              Джонс взял портфель и вышел из кабинета, велев дежурившей у двери охране инициировать подготовку поезда. Молодой веснушчатый парень — Джонс не мог запомнить его имени, хотя тот работал здесь уже целый год — с энтузиазмом бросился к телефону. Подумав, Лидер вытащил из портфеля очки и все-таки пригляделся к нагрудной табличке охранника: «Младший лейтенант А. Тернер», — гласила она.              «А. Тернер», — повторил Джонс, удовлетворенно кивнув, и направился к лифту. Мысленно он сделал себе отметку, что при случае добросовестного работника следовало поощрить.       

***

             Тьма стояла хоть глаз выколи. Черная, кромешная мгла — ни единого источника света на километры вокруг.              Электричество в Шакальей заводи выключали в восемь вечера и не возвращали обратно вплоть до рассвета. Могли бы не возвращать и вовсе, если бы от сети не питались радиоприемники — важнейший атрибут любого домохозяйства. По радио жителям поступала вся самая насущная и необходимая информация: о надвигающихся ураганах, о дате проведения следующего парада социального единства и о планах по возведению новейших монументов. Предсказания ураганов, впрочем, сбывались редко, но в отношении парадов и монументов государство работало как часы: всё, что задумывалось, непременно реализовывалось.              Не последней функцией радио были и «сводки бдительности», на которых наиболее доблестным членам общества объявлялась публичная благодарность. Доблесть измерялась количеством предотвращенных преступлений и сами предотвращенные преступления также красочно описывались: это могло быть как нечто безобидное, вроде предотвращенного клеветнического высказывания, так и очень серьезные деяния — например, предотвращенное нападение с целью грабежа или предотвращенный поджог с целью убийства. Фамилии героев, однако, не назывались — из соображений безопасности.              «Сводки бдительности» проигрывались каждый час, — но не потому что героических поступков происходило так много — сводки зачастую повторялись, — а лишь для того, чтобы информацию, в силу рабочих или личных обстоятельств, никто не пропустил. В конце каждой сводки, несмотря на радостно-поздравительную ноту, напоминалось о том, что преступность все еще не искоренена и потребность в бдительности вовсе не угасает. А тем, у кого был телевизор — более продвинутый аналог радиоприемника, — вдобавок показывали бессменное лицо этой самой преступности: лицо молодое, гладкое и даже приятное, с грубоватым решительным подбородком и остро изогнутыми скулами, белое и бледное — только глаза и волосы чернели.              Но телевизоров в Шакальей заводи почти ни у кого не было. И власти, не жалея бумаги, расклеивали преступное лицо на входных дверях, транспортных остановках, помойных баках и сломанных детских качелях.              Ирвен небрежным движением сорвал с качелей свой портрет и, не сбавляя шага, двинулся дальше. Этим вечером, в густом беззвездном мраке, разбирать дорогу впереди удавалось только с помощью плотно прилегающих к вспотевшей коже очков ночного зрения. Ирвен не питал к этим очкам особенной любви: носить их в такую жару было неприятно, привычная маневренность в них снижалась, да и стоили они ему немалых денег. Цена такой военно-полевой модели на подпольном рынке колебалась от шестисот до семисот тысяч Иттгартских крон — что было дороже, чем автоматический огнестрел или даже чем иная халупа здесь, в Шакальей заводи. Ирвену пришлось тогда потратить на очки почти весь свой недельный доход — но с переездом в неосвещаемые районы они стали необходимостью. Вести, как обычные люди, дневной образ жизни он не мог, а ходить по ночам с фонариком было слишком опасно.              Где-то неподалеку затянулся слезливый голодный вой, и Ирвен инстинктивно огляделся. Камера, оправдывая свою стоимость, нарисовала яркую и качественную картинку окрестностей: колосящуюся на ветру длинную осоку у заброшенных гаражей, плотно зашторенные окна соседней трехэтажки и давешние ржавые погнутые качели.              Вопреки названию, никакие шакалы на южной окраине Гладены не водились — однако свободно разгуливали своры бродячих псов, стекавшиеся сюда из более благополучных районов, где их истребляли силами специальной полиции. В Шакальей заводи полиция такими пустячными делами не занималась и нападения собак были нередки.              Не обнаружив в поле зрения кровожадных животных, Ирвен продолжил свой путь и, спустя еще несколько десятков метров по заросшей тропинке, достиг невысокого кирпичного дома. По аварийной лестнице взобравшись до второго этажа, он несколько раз коснулся широкого прозрачного браслета на запястье, затем потянулся к окну и осторожно провел рядом с ним рукой. Излишней параноидальности его научил недавний инцидент, когда охранная система на окне из-за ошибки не отключилась и, сбитый ударной волной, он долго лежал на земле, судорожно пытаясь вдохнуть.              Убедившись, что путь безопасен, Ирвен приподнял сплошь заклеенную черной лентой створку и бесшумно забрался в комнату. Внутри можно было наконец стянуть с головы очки и с удовольствием выдохнуть, оказавшись в полной темноте. На ощупь добравшись до ванной, Ирвен плотно закрыл за собой дверь и зажег светильник. Беззвучно заработал электропреобразователь, потянув энергию от двух приемных панелей, установленных вместо подоконника. Система тоже была не из дешевых, но в отсутствие проводного электричества выбирать не приходилось.              Светильник, помигивая, медленно и лениво разгорался — обнажая перед взглядом тусклые стены, покрытые мелкой серой плиткой, чугунную ванну неоднородного грязного цвета и треснутое зеркало над умывальником. Не лучшие апартаменты, где Ирвену приходилось останавливаться, но третий месяц уже завершался, и очередная смена жилья была совсем скоро.              Ирвен подошел к зеркалу. В отражении, сквозь осевшую на стекле пыль, слабо блеснул золотистый кулон, свесившийся поверх броника: три овала, пересекающиеся центрами в середине, — нечто похожее на цветок с шестью лепестками. Ирвен любовно погладил кулон пальцами в перчатке и, глядя в разбитое отражение, словно мантру, прошептал: «Один равнозначен тысяче. Каждая жизнь — бесценна».              Вокруг запястья коротко провибрировал браслет. Ирвен активировал экран и посмотрел на высветившееся имя — это снова был Лайсон. Лайсон уже писал ему сегодня про какого-то копа, но на этот раз пришел сигнал без текста. Это означало, что нужно поторопиться.              Ирвен вышел из ванной, оставив дверь приоткрытой, чтобы в комнату могла просочиться небольшая толика света. Оглядевшись, он принялся собирать в рюкзак сегодняшнюю «валюту»: ее было не много и всё какая-то дешевка — в основном завалявшиеся мобильники, когда-то давно украденные с технического госсклада, и несколько банок «лаванды» — если не разбавлять, то сгодящихся не больше, чем на партию-две мидолоина. Ирвен недовольно цокнул, покачав головой. На продовольствие и оплату связи этого хватит, а вот чтобы выкупить новые переговорные комплекты, доставленные наконец, спустя месяц ожидания, в обменник, денег может оказаться недостаточно — придется заворачивать в «банк» и тратить драгоценное время.              Он вновь подсветил браслет: часы показывали почти девять, а в пункт назначения, расположенный на другом конце города, требовалось попасть до одиннадцати. Спешно застегнув рюкзак и нацепив очки ночного видения, Ирвен погасил свет и вылез через окно.              Путь по безмолвному городу — выверенный и вытоптанный — вел вдоль убогих домишек Шакальей заводи и их покосившихся заборов, затем нырял в руины недостроек и под изрисованный железнодорожный мост, а дальше — к западу от центра — вилял длинными переулками с запахом канализации. К центру близко подходить не следовало — слишком много патрулей и освещения, а на углах зданий даже висели видеокамеры, хоть многие давно уже и вышли из строя.              Ирвен, по крыше небольшой одноэтажной пристройки переместившись между улицами, спрыгнул на запыленный асфальт. Здесь, в западных районах, мрак начинал терять свое единоличное господство: нет-нет да и проглядывалось блеклое свечение из окон, а кое-где даже маячили высокие желтые фонари. Ирвен снял очки и подождал, пока глаза полностью привыкнут к темноте. Накинув капюшон толстовки, он внимательно осмотрелся и зашагал вдоль пустынной проезжей дороги.              Жилые дома постепенно сменялись заброшенными постройками с побитыми окнами и обвалившимися фасадами. Под ногами то и дело хрустели осколки и путались куски шпаклевки, кирпичей и арматур. Ирвен несколько раз споткнулся и, тихо выругавшись, сбавил шаг.              Где-то впереди, за перекрестком, послышалось движение автомобиля. Ирвен замер. Судя по звуку, автомобиль приближался по примыкающей справа дороге — со стороны окраины. Ирвен пробежал несколько метров вперед и затаился на каменной лестнице, уходящей в подвал дома.              Мерный шум автодвигателя продолжал нарастать — машина уже должна была выехать на перекресток. Но тут примешался второй двигатель — резко стартанувший, — а за ним и третий. Громко взвыли тормоза.              Ирвен присел на лестнице и прижался спиной к холодному камню, не рискуя высовываться. На стене дома перед его взглядом задвигались тени в свете фар. А спустя секунду начали стрелять. Долгая оглушающая очередь врезалась металл, заставив Ирвена непроизвольно вздрогнуть. Он инстинктивно потянулся к бедру и вытащил из кобуры пистолет.              Стрельба стихла быстро — уже через несколько мгновений, — и что-то звонко разбилось; захлопал и затрещал воздух. На белой стене запрыгали яркие отсветы. Раздался истошный визг, еще несколько коротких очередей — и визг сменился жалобным поскуливанием.              — Тащи девчонку! — выкрикнул голос с хрипотцой, и послышалась какая-то возня.              Ирвен наконец выглянул из своего убежища. На перекрестке стояли три машины: темный джип, охваченный огнем, и две другие легковушки, запершие его спереди и сзади. Около джипа лежало чье-то тело, а у дома напротив, прямиком через дорогу от Ирвена, сгрудились четверо мужчин с автоматами, на головах у них были черные маски с прорезями для глаз.       Один из мужчин грубо швырнул к стене хрупкую черноволосую девушку. А из-за машин теперь показался пятый, ведущий перед собой на прицеле молодого парня, — тот шел, пошатываясь на худых ногах и рукой держась за опущенную голову, лицо скрывали того же смолисто-черного цвета локоны.              — А с этим еще что делать? — громко спросил голос с хрипотцой. — Про второго речи не было.       — Ну раз не было, то ты и решай, босс, — ответил ему пятый и толкнул парня к девчонке, которая тут же обхватила ладонями его лицо и что-то зашептала.              Ирвен все еще наблюдал за происходящим и, с сомнением сжав губы, недовольно покачивал головой. Босс тем временем направил дуло автомата на девчонку.              — Что ж… — произнес он, — надеюсь, твой ангел-хранитель где-то поблизости, потому что…              Он не договорил. Прозвучал одиночный выстрел, и все пригнулись, ошалело вертя головами. В стороны понеслись автоматные очереди.              «Ангел-хранитель на месте», — пробормотал Ирвен про себя и выстрелил еще три раза. Один из автоматчиков упал и, схватившись за ногу, закричал. Ирвен выстрелил снова: дернулся и упал еще один.              — Откуда стреляют?! — выкрикнул чей-то голос.       — Отходим! Отходим! — два раза скомандовал босс, полосуя пулями пространство и пригибаясь к асфальту.              Двое схватили бездвижное тело и поволокли к машине; босс, продолжая отстреливаться, потащил за собой по-прежнему голосящего соратника, вцепившегося в свою ногу.              Через несколько секунд легковушки, резво вырулив с перекрестка, умчались. Ирвен поднялся из подвала и, убрав пистолет, осмотрелся. Девушка и парень, продолжающие жаться друг к другу, пронзительно глядели на него с другой стороны улицы. Черный джип все еще полыхал, освещая перекресток. Окна зданий вокруг, как и прежде, глухо чернели: не зажглось ни единого живого огонька.              Ирвен подошел к лежащему у джипа телу и только тогда заметил второе, с другой стороны, около передней пассажирской двери. Оба были рослые мужчины средних лет. На обоих были серые пиджаки, пропитанные кровью. Оба были мертвы.              Ирвен за ноги оттащил трупы от горящего автомобиля и присел рядом с ними. Посмотрев в застывшие лица, он прикрыл им веки и тихо прошептал: «Один — равнозначен тысяче».              В стороне раздавались приглушенные голоса и копошение. Ирвен поднялся. Девушка и парень испуганно потрясывались, держась друг за друга, и, как два взъерошенных котенка, с опаской приближались.              — Вы в порядке? — спросил Ирвен негромко.              Девчонка закивала и сглотнула, покосившись на трупы. На ней были запачканные сбоку черные лосины и топ на бретельках, прошитый блестящей фиолетовой нитью. Синтетическая ткань упруго облегала грудь, оставляя открытым прерывисто вздымающееся от торопливого дыхания декольте, по которому Ирвен лениво проскользил взглядом.              Парень и девушка были похожи между собой, но те черты, которые подчеркивали мягкость и плавность девичьего лица, в мужском исполнении смотрелись слишком размыто и неоформленно, создавая впечатление некой изнеженности, — и впечатление это только подкрепляли густые курчавые волосы до плеч.              — Вы… спасли нам жизнь, — пролепетала девушка.       — Что они хотели от вас? — Ирвен проигнорировал ее реплику.              Девушка мелко затрясла головой и пожала плечами, однако вдруг замерла, и ее ярко-голубые глаза пристально вылупились куда-то, где у Ирвена были ключицы.              — Это… Это шести… шестилистник! — с придыханием выговорила она.              Ирвен раздраженно заправил кулон за горловину кофты.              — Вы гуманист… — ахнула девушка, прижав ладони ко рту.       — Это вас не касается, кто я, — грубо отрезал Ирвен.       — Нет, я просто…              Парень вдруг дернул ее за руку и, притянув к себе, начал пятиться назад.              — Внимательно посмотри, — зашипел он ей в ухо. — Ты его не узнаешь, что ли? Это Ирвен Эберх…       — Он нас спас! — крикнула девчонка, вырвавшись. — Бу-у-у! — подняла она руки, карикатурно изобразив чудовище. — Ужасно опасный террорист спас нам жизнь! Бегите все кто может!              Ирвен, приподняв бровь, издал тихий смешок сквозь сжатые губы.              — Ви… — начал парень, нахмурившись, но Ирвен его прервал.       — У меня нет времени на ваши разборки. Вам есть откуда позвонить, чтобы вызвать полицию? Или, по крайней мере, чтобы вас кто-то забрал? Не стоит долго задерживаться в этом районе.              Девушка, едва вернувшая себе слабый румянец на щеках, вновь заметно побледнела. Ирвен проследил за ее взглядом.              — У него? — он указал на труп мужчины в костюме.              Девушка кивнула.              — Где? — спросил Ирвен, присев на корточки рядом с телом.              Она похлопала себя по ребрам справа. Ирвен откинул полу вымокшего в крови пиджака, осторожно вытащил из внутреннего кармана массивную трубку мобильника и тщательно вытер ее о чистую ткань с другой стороны тела, но полностью избавиться от красных разводов не удалось. Наконец он встал и протянул трубку девушке.              — Вы… — она обхватила его руку поверх мобильника, — правда… гуманист?       — Я же сказал… — недовольно начал Ирвен.              Девушка вдруг шагнула ближе — почти прижалась к нему — и проникновенно посмотрела ему в лицо.              — Я могу увидеть вас снова? — спросила она.       — Ви!.. — раздался голос парня за ее спиной.       — Нет, Ви! — резко обернулась она. — Помолчи! — И вновь с надеждой подняла к Ирвену глаза.       — Не вижу, как это может быть здравой идеей, — Ирвен помотал головой, бесстрастно глядя в ответ.       — Через два дня, — девушка словно не услышала. — Вы можете встретить меня здесь? В это же самое время. Я приду. Я обязательно приду!              На лице Ирвена отразилось недоумение.              — Я мечтала, я так давно мечтала… — горячо залепетала девушка. — Встретить настоящего…       — Я не фея, исполняющая мечты маленьких девочек, — холодно ответил Ирвен и, настойчиво вложив в ее руку телефон, отстранился.              Девушка на мгновение растерялась, но тут же, словно осознав свою ошибку, тряхнула головой и продолжила уже без фанатичного блеска в глазах:       — Я бы хотела помочь. Я могу… Я могу делать что-то. Я могу быть полезной! Только скажите, как мне доказать.              Ирвен лишь молча огляделся и посмотрел на часы.              — Пожалуйста… — вновь заговорила девушка. — Дайте мне шанс.              Он развернулся к ней, по-ястребиному взглянув в ее наивно-просящие глаза.              — Откуда мне знать, что я не приду в ловушку через два дня?       — В ловушку?.. — ее лицо на мгновение потеряло выражение. — Ах… Нет, конечно! Я не из тех, кто… Не из «бдительных»…       — Что ты умеешь? — резко спросил Ирвен.       — Я… — застопорилась девушка, — у меня есть… деньги есть. Деньги могу достать!       — Ви! — попытался осадить ее парень, но она не обратила внимания.       — На это… на финансирование… — она запнулась, однако тут же с энтузиазмом воскликнула: — Я ничего не умею, но я готова, готова всему научиться!              Ирвен молчал, хмуро изучая ее глазами.              — Вы… придете? — с мольбой в голосе пролебезила она.       — Как тебя зовут? — вместо ответа спросил Ирвен.       — Вероника! — выкрикнула девушка и повторила спокойнее: — Я Вероника. А это мой брат, — она показала на стоящего позади нее парня, — Велисент.              Парень, наклонив вниз голову, смотрел исподлобья, словно обиженный ребенок.              — Я не буду ждать дольше пяти минут, — проговорил Ирвен.              Девушка, неверяще округлив глаза, торопливо закивала, но брат тут же схватил ее за локоть и, приблизив к ней лицо, приглушенно заговорил:       — Даже если и не считать это самой идиотской затеей, которая когда-либо приходила тебе в голову, отец после этого случая никуда тебя не отпустит! А тем более без роты телохранителей!       — С тобой отпустит, — возразила Вероника. — Тебя он всегда отпустит!       — Со мной? Да я тоже здесь с тобой был! И что я сделал? Чем я им помешал? Я вообще ничего не смог… — забормотал парень. — Как отключился просто…       — А мы не скажем! Мы не скажем, что ты со мной был! Папа не знает, что ты был!       — Да как это вообще меняет ситуацию? — с изумлением спросил Велисент.       — А вот так! Вот так и меняет!              Вероника высвободила руку и, посмотрев на мобильный телефон, вдруг замерла, словно провалившись куда-то. А затем выкрикнула:       — Нас вообще здесь не было! — Она потрясла в поднятой руке телефон: — Я сейчас позвоню… Я сейчас позвоню Ханне, она за нами приедет и отвезет нас домой. Нас вообще не было в машине!              Брат утомленно вздохнул и покачал головой, прикрыв глаза.              — Они одни ехали… — продолжала бормотать Вероника. — Одни ехали и с кем-то не поделили что-то… Вовсе не на нас это было нападение.              Она покосилась на лежащих на земле мужчин и вдруг всхлипнула:       — Ах, простите… Простите… Я не хотела с вами так… Я вам благодарна… так благодарна…       — Ви, — не выдержал брат, — полиция все поймет, они не такие тупые!       — Такие! — резко воскликнула девушка; ее плечи тряслись. — Вот увидишь, такие! Ничего не поймут!              Она подошла к брату и взяла его за руку.              — Только ты должен со мной во всём… — начала она и вдруг замолкла, оглянувшись по сторонам.              На перекрестке догорала машина, слабенько освещая запятнанный кровью асфальт вокруг. Из переулков глухим полотном надвигалась темнота. Ирвена Эберхарта рядом больше не было.              — Вечного п… — зашептала в пространство Вероника, но, запнувшись, поправилась: — До встречи.