Обратный ход

Вопреки ожиданиям Ивана, когда он рассказал о своих планах разделить с Кощеем дальнее путешествие, Елена не стала ни отговаривать его, ни сетовать на долгую отлучку. — Мы тут справимся, хватит с тебя раздачи сыновьих долгов, — мягко улыбается женщина, расправляя рубаху на его плечах, — Давно тебе пора жить свою жизнь без оглядки на них. — Шабаш, думаю, тоже не будет сильно горевать, — протягивает Иван в ответ, но интонации его больше вопрошают, нежели уверенно утверждают. — Будут недовольные, все ж таки, без тебя ряд обрядов теряет силу, — пожимает плечами Елена, — Но сейчас, без довлеющей длани Яги, все больше озабочены сами собой. Ирхма вот думает найти преемницу… — спустя паузу добавляет она. В отличии от своих сестер, ведьма Пустоши не могла родить дочь, а значит, ей требовалось приложить особые усилия, чтобы возыметь наследницу. Дело было непростым — нужно было найти подходящего ребенка. Традиционно это была девочка-сирота, совсем маленькая, та, что не знала и не помнила родителей, ее выкрадывали под покровом тьмы и растили как дитя нави. Иван догадывался, что ведьма поступит подобным образом — ведь пока Ирхма не передала силы преемнице, она не старела, в отличии от своей возлюбленной, для которой годы бежали пусть и медленней, чем для людей, но все же рано или поздно дали бы о себе знать. — Иными словами, хотите завести второго ребенка? — приподнимает бровь он. На лице матери проступает сложное сочетание эмоций — удивление, сменяющееся радостным смятением. — Да, выходит, что так… — с улыбкой отвечает она, до сей поры не размышлявшая о возможном прибавлении в подобном ключе: «Действительно, все равно же будем воспитывать вместе так или иначе…наша девочка будет». Иван улыбается ей в ответ, ощущая как сердце наполняется светлой нежностью, не лишенной печали — покидать дом все равно немного тяжело, но он чувствует, что теперь с близкими все будет в порядке. Остался еще один вопрос, который он желал разрешить — во многом, следствие не самого приятного разговора. — Я бы не хотел говорить об этом, — достаточно сухо отвечает Кощей на его попытки разузнать, как он оказался в услужении князя и что в действительности их связывало. — Но мне, — и Иван с легкой улыбкой подхватывает ладонь мужчины в свою руку, мягко сжимая, — хочется знать, из чего состояла твоя жизнь, особенно о том, что было важно, и… — Я, кажется, не выспрашиваю у тебя о твоем нескончаемом списке былых любовников и любовниц, — и Кощей если не резко, то решительно отстраняется от прикосновения. «Черт, это звучало грубо», — мелькает в его мыслях, когда лицо напротив выразительно вытягивается. — Это ты так подчеркиваешь то, как великодушно опускаешь факт того, насколько я шалава? — однако огорчение почти сразу облекается в ответную колкость. — Это твоя формулировка. — Ты бы выразился изящнее, верно? — пуще прежнего мрачнеет Иван, и, не дождавшись ответа, разворачивается, выходя прочь. «Я не обязан удовлетворять его любопытство», — мрачно размышляет Кощей, провожая юношу взглядом и отказывая себе в том,чтобы поддаться порыву пойти следом. И, хотя юноша совершенно не стеснялся демонстрировать свои чувства, внутри Кощея и без всяких ссор словно качался маятник — сознание услужливо рисовало картины возможного разлада и расставания, и тогда он убеждал себя в том, что в таком случае не случится ничего страшного, он справится и лишь в который раз подтвердит и так известные ему истины. Но шел час за часом, вечереет, затем наступает ночь, а Иван не является ночевать. И тогда Кощея откидывает в противоположную сторону — грудь сжимает холодом, под кожей разбегаются неприятные мурашки, торжествующие собой зудящее чувство тревоги быть вновь оставленным. «Можно было выразиться мягче», — сетует он, догадываясь о том, что невольно попал в больную точку. Однако поутру Иван возвращается, принося с собой корзину с едой из ближайшей деревни. В ней он и ночевал, выгуливая свою обиду и злость. Лицо юноши лишено привычной радостной улыбки, и все же, он молча и все еще насупившись, приступает к привычной рутине приготовления утренней трапезы для них двоих. «С другой стороны…рано или поздно мне придется рассказать, чем больше я буду делать из этого тайну, тем больше он захочет узнать», — рассуждает Кощей, ощущая неприятную досаду от повисшего меж ними отстранения. — Ты знаешь, почему Чернобог смог вернуться когда-то? — начинает он, когда молчаливый завтрак подходит к концу. «Почему он вообще сейчас об этом заговорил?», — с досадой думает Иван, ожидающий совсем других слов. — Это моя вина в том числе. Когда-то…когда-то я служил князю и хотел спасти его жизнь, а цена для меня была не важна. — И? — приподнимает бровь ведьмак, все еще не осознавая степень откровения, что ему раскрывают. — И светлые боги не ответили на мои мольбы. Зато Чернобог услышал… — Неужели ты смог призвать его? — с откровенным удивлением вопрошает Иван, — И принести жертву? — Да, дурости было много, — слабо улыбается Кощей, — и разумеется, без последствия для меня это тоже не прошло. Мсти…кхем, князь едва ли был готов с этим мириться. Попытался избавиться от меня…весьма гадким образом. — И поэтому ты решил принять служение? — хмурится Иван: «Ничего себе! Выудил Чернобога из забвенья… Тогда не удивительно, что после он смог сразить обоих его наместников!» — В том числе. И поэтому…мне было тяжело его оставить, — на мгновение в лиловых глазах мелькает особая задумчивость, — Я ощущал, что все — моя вина, что если бы не мои безрассудные чувства, то… — он запинается, тяжело вздыхая, — Давай оставим прошлое в прошлом? Когда-то я потратил очень много сил, чтобы следовать этому принципу. И твое прошлое меня не волнует тоже — в том смысле, что я не осуждаю тебя за него. «А узнай ты, что я даже после всего этого второй раз наступил на те же грабли — будешь иметь полное право осмеять», — мысленно добавляет Кощей с горечью. — Ладно, — вздыхает Иван, отступая и в своих вопрошаниях, и в злости. — И прости меня, — Кощей вовлекает его в объятье, согревая висок мягким поцелуем, — я не хотел тебя задеть. — Разве? — с долей язвительности хмыкает Иван. — Да, — и изящные пальцы мягко поглаживают спину, передавая сожаления. «Оставить прошлое мы-то конечно оставим…», — тем временем думает юноша, укладывая ладони на плечи напротив не просто так, но исподволь позволяя себе ощутить эмоции мужчины, — «Но с рук не спустим». Пусть и со скрипом, он был готов примириться с нежеланием возлюбленного бередить старые раны. Но неизведанное доселе, чрезвычайно редкое для Прекрасного чувство поселилось под кожей. Он лучше прочих знал, как крепка бывает первая любовь, а Кощей ко всему прочему явственно ощущался человеком, который не разменивает свое сердце всем и каждому. И всматриваясь в лиловые глаза, ведьмак нет-нет да ловил себя на размышлениях о том, насколько глубоки те чувства, что Кощей испытывает к нему. Масло в огонь подливало и то, что помимо всего этого, Иван ощущал жгучее, темное и глубокое чувство, быть может, корнями уходящее в ту самую ревность — холодная злость, раздражение на то, что возлюбленному пришлось пройти через череду разочарований и горечи столь больших, что и говорить о них сил не находилось. «Это ведь он наверняка сделал его…таким», — размышлял он, скользя пальцами по рубцам на спине любовника, — «Убегающим, холодным, недоверяющим». Все это привело к тому, что его путь до места начала их с Кощеем путешествия сделал значительный крюк, приведя в небезызвестное княжество. Пробраться ко двору труда не составило — очарования Прекрасного было достаточно, чтобы убедить всех в том, что он приставлен новым слугой. Для начала Иван без большого труда принимает облик Кощея. Единственная заминка с ростом — вытягиваться костями всегда болезненно, но он намеревается передать жилистую стройность стана. «Так… теперь нужно что-то очень похожее, чтобы сразу вызывало воспоминания…», — сосредоточившись, ведьмак позволяет чертам лица поплыть. Острые скулы, подбородок, длинные и прямые черные волосы. Глазам он позволяет оставить свой собственный, небесный цвет — оригинальный слишком уж редкий, выдающийся. «Нет, обойдется без него», — сощурившись, Иван придает носу ровную, прямую форму без горбинки, — «Много чести». Но все равно тот юноша, которого он видел в зеркале очень и очень похож на бывшего верховного волхва. Осталось главное — попасться на глаза нужному человеку. Пара правильных просьб и прикосновений — и ему выпадает честь служить при княжеской трапезе. Разумеется, столь откровенно вызывающий определенные воспоминания юноша не остается без княжеского внимания. «Ага, приглядел», — с азартом думает Иван, когда встречается с внимательным, проскальзывающим по телу взглядом карих глаз. Поймав этот взгляд, он улыбается, заправляя длинную прядь темных волос за ухо — совсем таким же жестом, который уже не раз наблюдал сам. — Принеси мне в покои еще вина после пира, — произносит Мстислав, когда новоявленный служка — ну право, как на подбор — ставит перед ним очередное блюдо. — Конечно, — потупив глаза, Иван улыбается, довольный тем, что все идет по его плану. Далеко за полночь он проскальзывает к княжеским покоям, и, постучав, проходит внутрь, отставляя на стол поднос с вином. Очаровательно улыбнувшись, Иван наполняет кубок, протягивая его мужчине. — Я не буду, — протягивает Мстислав, наученный опытом — как бы не были соблазнительны мимолетные любовники, лучше ничего не есть и не пить из их рук. В конце концов, позвал он этого юношу совсем не для этого. «А, не совсем еще из ума выжил», — внутренне хмыкает Иван. — Ладно, — и, позволяя себе определенную для слуги дерзость, сам отпивает из бокала, — точно не хотите выпить глоток, княже? — и к обволакивающему, лишающему воли голосу добавляется прикосновение ладонью к лицу. Мстислав, чьи зрачки расширились, медленно кивает. «Как бы он тебя ни любил раньше, сколько бы места в его сердце ты ни занимал», — думает Иван, передавая из рук в руки отравленный кубок, — «Настанет день, когда ты станешь воспоминанием столь бледным, что не вызовешь в нем и малейшего всполоха чувств». Уже давно зачарованный князь теряет предусмотрительность, делая несколько глотков. Брага обжигает глотку сильнее обычного, и, прежде чем он успевает понять, что происходит, он ощущает, что не может сделать следующий вздох. «Отлично», — с удовлетворением думает ведьмак, наблюдая за меняющимся выражением лица Мстислава. — Ах, сколько царств и княжеств пало из-за неуёмной тяги к свежей плоти, — усмехается Иван, наслаждаясь хрипами оседающего на пол мужчины, — куда больше, чем от меча и огня. Мстислав, зашедшийся в глубоком, гортанном кашле, с ужасом осознает, что черты его новоявленного слуги меняются прямо на глазах. Нет, перед ним теперь совсем другой юноша, ничуть не похожий на образ бывшего возлюбленного. Но он знает это лицо, хотя видел подобное ему лишь единожды в жизни, и, думалось, что забыл, как забывал прочих мимолетных любовниц и любовников. — Что, дурно стало от винца, княже? — хмыкает Иван, приседая на корточки и позволяя чертам лица преломиться в настоящем ведьмачьем злорадстве: «Не стоит причинять боль возлюбленному Прекрасного, и не важно, когда и как…» — А по мне вполне ничего, сносное. Мстислав, заходясь в бессильных хрипах, поднимает глаза на своего убийцу. «Перевертыш…», — осознает он, — «Навья тварь!». — Глаза…- сипит он, в то время как в воспаленном сознании всплывает лицо испуганной и манящей тем самым испугом девушки, — как у нее… — Что? — хмурится юноша: «Что он сказал?». — За……за м-мать, — кашель едва ли позволяет произносить слова, Князь отхаркивает на пол сгустки крови, — мстишь? — Что ты сказал? — шипит Иван, подхватывая ныне почти полностью поседевшие, а некогда рыжие волосы в кулак и поднимая голову князя, — Повтори! Но его собеседник уже едва ли может и слова связать — глаза князя закатываются, изо рта к седой бороде стекает алая пена, и предсмертные судороги едва ли позволяют дрожащим ладоням отбиться. «За мать мстишь…нет, я не ослышался», — осознает он, разжимая ладонь и позволяя телу осесть на пол. Осознание приходит быстро, но в это верится с трудом — что из всех возможных мужчин именно этот положил начало его жизни. «Но как и когда они вообще могли встретиться?! Она точно мне не расскажет… Только если Ирхма», — с горечью злостного разочарования думает Иван, наблюдая последние минуты предсмертной агонии князя. В какой-то момент он и сам понял, что едва ли является плодом любви. На это указывало слишком многое — и то, что Елена всегда с разной степенью изящества увиливала от его вопросов о том, кем был его отец, где и как она с ним познакомилось, и, наконец — почему же он их оставил. Мать не любила ему врать и никогда этого не делала, а в этом вопросе ему и тени полуправды не доставалось. Повзрослев, он понял, что старшая Прекрасная просто побаивается мужчин — не даром она избегала оставаться с ними один на один, особенно с незнакомцами. Да и связь с Ирхмой, которую многие годы Иван считал вынужденной жертвой, тоже не могла возникнуть на пустом месте. Мысли об этом были тяжелы и кололи всякий раз, когда Иван соприкасался с ними. Поэтому в какой-то момент ведьмак принял решение не искать в прошлом правды — все равно, это едва ли бы что-то изменило, тем паче, что среди ведьм такое положение было общепринятым и ничем его не выделяло. «Если он действительно мой отец…это прискорбно», — усмехается юноша, — «Хах, княжеский ублюдок…кто бы мог подумать! Хорошо, что мы почти ничего от них и не наследуем». В этих чертах, искаженных старостью и смертью, Иван едва ли находит схожее с собой. Брезгливо отодвинув и перевернув тело ногой, он всматривается в посеревшее, искаженное маской смерти лицо, пытаясь понять, что чувствует, ненароком раскрыв эту правду, которая теперь становилась еще более неудобной и неуместной. Но Иван не находит в себе больше злорадного удовлетворения — если до того он колебался в том, что стоит осуществлять это проистекающее из ревности возмездие за былые страдания любимого, то теперь ни йоты сожалений не бередили ведьмака. «Что ж, в таком случае он заслужил это трижды», — скалится он, жалея лишь о том, что не сделал эту смерть еще более мучительной. — Прошлое должно оставаться в прошлом, — тихо произносит ведьмак, — вот теперь и оставайся… Взгляд его скользит вниз, с лица трупа к пальцам, зацепляясь за сверкающие даже в сумраке пары лучин драгоценные камни. «В дальнем путешествии все пригодится», — рассуждает Иван, — «Но украшения лучше сразу выменять, а то вдруг он узнает и возникнут вопросы…». Стянув с холодеющего тела все перстни, он выпрямляется и деловито оглядывается. Не большего труда стоит найти княжеский кошель, его ведьмак так же потрошит без большого сожаления, полагая, что покойник задолжал и ему, и тому, за кого он мстил, намного больше. Выскользнув из покоев, он неслышной и невидимой тенью покидает княжеский двор, чтобы уже спустя пару дней оказаться в уговоренном месте встречи. «Ждет меня», — с разливающимся в груди теплом думает юноша, наблюдая за тем, как стоящий в толпе возлюбленный оглядывается по сторонам, вытягивая шею и выискивая его взглядом. — Рэн! — махая рукой, Иван окликает, — Рэн! — и наконец тот, кого он зовет, оборачивается, и он видит, как родные черты расходятся в теплом выражении радости. — Уладил все свои ведьмачьи вопросы? — улыбается мужчина, распахивая руки для того, что бы Иван сходу мог втечь в его объятье. «Так странно…откликаться на это имя», — думает он, ощущая, как внутри разливается щекочущее тепло, — «Мое имя». — Да, — кивает тем временем Иван, забрасывая руки на шею и втягивая возлюбленного в короткий поцелуй, — уладил.