Обратный ход

«Надеюсь, обойдется без причитаний и расспросов…», — размышляет Иван, впервые за долгое время вдыхая свежий, пахнущий сладостью подгнившей листвы, воздух. Все это время через Кощея ему передавали лучшую еду, стремясь попасть во вкусы, не жалея запасенных впрок вкусностей, что приносили в капище жертвенными дарами. И было не сложно догадаться, чьими руками, или как минимум, заботами это было организованно. Едва ведьмак показался на пороге трапезной, все взгляды сразу обратились к нему. — Ваня! — отбросив ложку на стол, Василиса с несвойственной ей прытью встает из-за стола, подбегая к нему, замирая в шаге до, а потом порывисто обнимая. — Я тоже рад тебя видеть, — он обнимает ее спину в ответ, бережно поглаживая вдоль лопаток. — Это я виновата, — тихо произносит ведунья, утыкаясь макушкой в его грудь, — Прости меня! «Еще так долго до капища шла! И два слова связать не могла, пока рассказывала, что случилось, битый час прошел…», — Василиса нервно прикусывает губу, смыкая пальцы на плечах. — Ты ни в чем не виновата, — твердо произносит Иван, — Слышишь? — он плавно отстраняет девочку от себя, чтобы заглянуть в ее лицо, — Порой что-то просто случается. Есть хорошие дни, есть скверные. «Это были не просто скверные дни!», — с горечью думает Василиса. Ей, разумеется, взрослые никаких подробностей не рассказали, и от того воображение нарисовало самые страшные образы, из тех, что могло. — Со мной уже все в порядке, не переживай, Вась, — мягко произносит он, трепля русоволосую макушку. — Кощей к тебе никого целых полторы недели не пускал, — качает головой она, — И говорил, что ты говорить ни с кем не хочешь! «Слишком она умная», — со смешанным чувством досады и теплоты думает юноша. — Ну… — он наклоняется к уху собеседницы, — быть может, мы с верховным просто выжали из весьма скверного повода хоть что-то хорошее в виде возможности побыть наедине подольше? Девичьи щеки вспыхивают румянцем, и наконец тревожное выражение слабеет, уступая смущению. Ивану совершенно не хочется, чтобы Василиса тяготилась чувством вины, хотя, зная ее вдумчивый характер, он догадывается, что ведунья не сможет быстро и просто забыть произошедшее полностью. От Плаши так легко отделаться не удается. Начинается все с того, что ведунья заключает его в крепкое, почти до хруста ребер объятие, а после тщательно ощупывает и оглядывает, стремясь убедиться, что он действительно жив-цел. — Я твоя должница теперь, — произносит она, окидывая его редким по серьезности для себя взглядом. «А, вот о чем говорил Кощей», — не без досады думает Иван. — Любой бы на моем месте поступил сходным образом, — он легко пожимает плечами, но в ответ нарывается на строгий, нахмуренный взгляд, прямо говорящий, что Плаша эти отмашки не примет. Ибо нет, действительно не любой. — Я этого не забуду, — качает головой ведунья. Если порой до этого во время совета мелькали разговоры, что дескать, хорошо бы по весне найти для юноши надежное пристанище вне капища, и Плаша колебалась в том, что думает об этом, то теперь, если Иван выразит на то желание, готова была бы биться до последнего, чтобы тот остался с ними. После происшествия настороженные было старшие члены совета тоже значительно смягчились к ведьмаку. Ярослав, с чьей подачи буча и началась, испытывал смешанные чувства. Очевидно, что теперь, казалось бы, фактически все еще актуальные претензии к непозволительно личной связи между верховным и беглым ведьмаком, становились неуместными. Когда они обнаружили бредящего, свернувшегося клубком под дождем юношу, сердце болезненно сжалось — никто не заслуживал подобного. Голову ко всему прочему поднимает чувство вины, ибо Ярослав не забывал, что когда-то не без его участия, точнее безучастия, старшая Прекрасная, так же нуждающаяся в помощи, осталась без нее. Да, дела давно минувших дней, но он не мог отделаться от чувства, что когда-то его неосторожное слово направило судьбу юноши и его матери не в лучшую сторону. — Побудь с ним, ладно? — коротко просит Кощей. — Да, конечно, — кивает Ярослав, наблюдая за тем, как тот скрывается дальше в чаще. Затем взгляд неизбежно обращается к лежащему поперек седла телу. Иван выглядит скверно — бледный, с истерзанным горлом, потрескавшимися припухлыми губами. Он пытается протянуть ладонь и осторожно коснуться лица, чтобы проверить насколько горячий у юноши лоб, но едва ощутив прикосновение, тот, нахмурившись, зашептал что-то невнятное, силясь отстранится. «Ох…не стоит его трогать», — с тревогой думает Ярослав, позволяя себе лишь накрыть юношу покрывалом. — И что там? — вопрошает он, когда спустя несколько часов из чащи наконец выходит верховный. — Ничего хорошего, — мрачно произносит тот, — Он сумел сбежать, но сильно рисковал. Подойдя к Ивану, Кощей, прикрыв глаза, укладывает ладони на его голову, погружая в глубокий сон, в котором не терзает боль и недомогания. Ярослав не видит, пугается ли юноша и этих прикосновений, но они отчего-то кажутся более уместными чем его, вызывают колкое чувство, которое он тут же давит, сам дивясь его истоку. И сейчас, издали наблюдая за Иваном и Кощеем, что раздражающим образом отлично скрывали степень близости своих отношений на публике, Ярослав нет-нет да ощущал неопределенное смущение чувств, порой отливающей тоской, порой — досадой. Вопрос, неосторожно заданный Плашей, он поспешил от себя поскорее отринуть как неуместный и нелепый. Он никогда так и не признается себе, что в далеком юношестве испытывал к нынешнему верховному слишком сложный ворох чувств, в котором под истлевшей с годами завистью и отторжением, теплилось что-то тонкое и хрупкое, так и не нашедшее своего воплощения, зародившееся через восхищение кем-то совершенно иным, чем ты сам, тем, кто всегда оказывается впереди и ускользает. Да и все, что касалось Ивана, для Ярослава не зашло слишком далеко — робкий шаг навстречу, попытка быть искренним обернулись однозначным отторжением. Но разве то не к лучшему? Разве в любом случае ему не стоило позволять себя подобного даже в самой бледной и только зарождающейся форме? Разве с ним-то в этом капище все не было правильно, разве Ярослав не поступал так, как должно? Но где-то внутри сейчас подтачивал тщательно игнорируемый червячок. Это было сложное чувство, сплетенное из многих липких нитей. Словно это всегда проходит мимо него, всегда ускользает. Вечно за плечом впереди идущего, на второй роли, остающейся не с пустыми руками, но не получающий главного. «Что ж, кажется с чем-то надо просто смириться», — размышляет Ярослав, наблюдая краем глаза за идущим к дому верховного юношей, — «По крайне мере, пока Кощей не решит дать ему от ворот поворот — он будет с нами, к лучшему или к худшему…». Пока верховный подобных желаний не выражал, и поэтому ведьмак мог ощущать себя в безопасности. Дни постепенно становились холоднее, и спустя неделю от своего относительного выздоровления Иван сталкивается с неожиданным последствием своего пребывания в образе Прекрасной. — Ты сильно занят? — спустившись вниз, он тактично замирает на пороге комнаты Кощея. — Нет, что-то случилось? — Да, — кивает Иван, — пойдем покажу кое-что. Он отводит верховного по лестнице вверх, красноречиво указывая жестом на источник проблемы. «И как он вообще сюда забрался?», — с недоумением думает Кощей, подходя к лежанке и обнаруживая загнездившегося на ней лебедя, — «С его лапами едва по лестнице можно подняться!» — Я, конечно, все понимаю, но тут и одному тесновато, — перекрестив на груди руки, Иван наблюдает за тем, как Кощей подхватывает свою птицу на руки, — Так что не хотелось бы, чтобы он выжил меня. «Мне тоже», — думает волхв, — «Но разве ты не сам напросился на его внимание?». Лебедь не сопротивляется, позволяет унести себя вниз и поставить на дощатый пол. — Ты ведь приворожил его, верно? — с хорошо скрываемым неудовлетворением, словно невзначай произносит Кощей. — Да, было дело, — кается Иван. Пребывая в образе Прекрасной, он действительно находил особенное злорадное удовольствие в том, чтобы получить власть над нерасположенной и даже агрессивной к нему птицей, что теперь стала послушной и ручной. И еще большее — от выражения лица верховного всякий раз, когда изящная шея тянулась к его рукам. Да и сейчас, в принципе, он не жалел, что провернул это — в конце концов никакого действительного вреда животное не испытало, а он может ходить по капищу и не переживать, что выпрыгнув из-за угла, его ущипнут в самый неподходящий момент. — Хотелось бы, чтобы ты снял эту ворожбу, — достаточно мягко, но выразительно произносит Кощей, не без досады наблюдая как опущенный на пол лебедь, оглядевшись, коротко засеменил к Ивану и вытянув длинную шею, уткнулся носом ему в бедро. Юноша же, поколебавшись мгновение, поднимает его на руки жестом еще в чем-то неловким, неумелым. — Да…эм…с этим есть проблема, — улыбнувшись милой и извиняющейся улыбкой, он продолжает гладить прильнувшего к нему лебедя, — Это посмертный приворот. — Посмертный? — хмурится волхв. — Да, его даже я, в смысле, Прекрасная не снимет. Закончится действие только со смертью, ничем ни прервать, ни отвадить. — А для такого разве не нужны еще зелья? — выражение лица Кощея красноречиво говорит о том, что такое положение дел его едва ли устраивает. — Ну, обычно да… — пожимает плечами Иван, — Но это лебедь, а не человек, а я был немного…разозлен и раздосадован. «Правда забавно, что он так привязан к птице…видимо, это проще для него, чем связаться с человеком», — размышляет он, продолжая скользить ладонью по гладким перьям. — Не переживай, он все еще твой, просто теперь не будет щипать меня, а то зима под одной крышей была бы невыносимой. Это стоящий аргумент, но едва ли утешающий Кощея. — Ревнуешь? — шире улыбается ведьмак. — Я? Нет, — и мужчина едва удерживается от возмущенного фырка, — Что? — Ты ревнуешь, — утвердительно произносит Иван, делая шаг к нему, — держи. Он пытается передать животное, но оно не торопится перебираться с одних рук на другие. Вместо этого, вытянув шею, лебедь обхватывает ею Кощея, оставаясь в руках ведьмака, тем самым невольно смыкая и притягивая двух мужчин в объятье. — Ох, немного не то, на что я рассчитывал, — тихо смеется Иван, поднимая глаза к лицу мужчины, замершего в легкой растерянности. «Ой ли… Такое невинное выражение…», — думает Кощей, всматриваясь сверху-вниз в его лицо, — «Но кажется, он сначала делает, а потом думает, так что…». Длинные белесые ресницы подрагивают, и, кажется, он почти может ощутить теплое дыхание юноши, дразнящее шею. Вздохнув, Кощей осторожно приподнимает руки, просовывая их под покрытый мягким пушком живот и все-таки перетягивая к себе лебедя окончательно. — Вот и все, твое сокровище снова у тебя, — Иван же мягко отстраняется, — никто не отбирает. — Очень мило с вашей ведьмачьей стороны, — протягивает в ответ Кощей. На эту реплику, в которой волхв не смог избавиться от неприкрытой иронии, скрывающей так и не ушедшее недовольство, Иван отвечает озорной улыбкой. И в этих спокойно идущих днях он мог бы почти забыть о том, что находится в шатком положении меж явью и навью, насладиться спокойствие в окружении расположенных к нему людей. Но забыть ему не позволяют. Ивану снится лес, причем лес навий, темный и мрачный, в котором каждый неосторожный шаг может обернуться бедой. Он настороженно двигается вдоль деревьев, ощущая как из сумрака за ним следят невидимые взору тени, а корни деревьев норовят запутаться в ногах, повалив наземь. Спустя неопределенное время блужданий он все же оступается, проваливаясь в зыбкую топь, что сразу начинает затягивать. «Черт!», — Иван, стремясь удержать равновесие, взмахивает руками, но увязнуть ему не дают — когтистая рука, царапнув по спине, втягивает, ухватив за ворот рубахи. «Явилась не запылилась», — с досадой думает юноша, — «А когда действительно нужно — ни слуху ни духу!». — Что, как продвигаются дела? — хмыкает Яга, наблюдая как он выбирается из болота, силясь отряхнуть с ног пахнущий гнилью ил. — Неплохо, — сухо произносит Иван, — Была тут небольшая…заминка, — и в васильковых глазах вспыхивает нехороший огонек злости, — Но все наладилось. — Знаю я про твою заминку, не мне будешь давить на жалость, — оскаливается ведьма, — тебе кулон для чего передали? Тебе сколько не помогай — все без толку! — Тогда у меня не было возможности его использовать, — юноша поджимает губы, ощущая, что Яга едва ли воспринимает его оправдания. — Но судя по тому, что ты жив и цел, и в капище, все в порядке. Наверняка, все пожалели бедняжку, окружили заботой втрое? - ехидно произносит она. — Да, — кивает Иван, стремясь пропускать подтрунивая мимо ушей, — Они все вполне расположены ко мне, в том числе и Кощей. — Ты только лишним не обольщайся, — словно невзначай цедит ведьма. — Что? — приподнимает бровь юноша, ощущая как в груди закручивается горчащее, ядовитое раздражение: «Она ведь точно знала, как мне треплют…и хоть бы чем помогла!» — То, — ведьма сплевывает на землю, — Знай он, что ты за зверушка на самом деле — ни в жизни не посмотрит в твою сторону. Так что держись в образе наивного Иванушки. — Да я и не очень жажду чтобы он смотрел в мою сторону, — фыркает он, ощущая неприятный внутренний укол, — Очередная вшивая работенка и все. И не самая приятная, скажу я тебе, все равно что камень соблазнять. — То есть, он и не сильно-то жалует тебя? — приподнимает бровь ведьма, коротко оскаливая зубы. — Нет, — торопливо качает головой Иван, осознавая, что выдает противоречивые факты — он хорошо ко мне относится, не бросил с теми скотами, лечил, но в этом всем просто мало какого-то романтического влечения, просто забота, может, жалость и покровительство сильного слабому, — и, хотя ему кажется,что этот ответ Ягу скорее разозлит, на ее лице скорее самодовольное удовлетворение. — Постарайся выдавить из себя нечто получше, — хмыкает она, — Время еще есть. — Подожди! — он торопливо бросается вслед за ведьмой, что направляется вглубь деревьев, посчитав разговор законченным, — Как мама? — А как сам думаешь? — усмехается Яга, — Хворала недавно, башня ведь уже промерзла. Не переживай, умереть ей не дадут. От этой фразы юношеские ладони невольно сжимаются в кулаки, и ведьма это замечает. — Если ты сделаешь все правильно — она получит свободу. Ошибешься — и в этот раз я могу не уболтать Змея тебя простить, — Яга многозначительно оскаливается, заставляя юношеское сердце учащенно забиться в тревоге. Просыпается он с гадким, тяжелым чувством, будто в легких осел запах сырого леса и болота. Отбросив покрывало, Иван резко поднимается на ноги, проходя по скрипучим половицам и распахивая окно. Порыв ветра холодный, но отрезвляющий. «Знай он, что я за зверушка. Да знает он уже, и еще как! И не думаю, что он испытывает ко мне отвращение, но… Быть может, считает такого как я слишком «грязным», чтобы стать его любовником?», — с алых губ стекает невольный вздох, — «Если я хочу с его помощью вызволить мать, мне может быть мало просто хорошего отношения, я не могу ошибиться с этим». Хотя, Иван вполне обоснованно полагал, что Кощей скорее в целом избегает всяких лишних чувств, нежели пренебрегает конкретно им, глупо было отрицать, что в его случае волхв имеет целый дополнительный список причин воздерживаться от сближения. Он невольно вспоминает прикосновение длинных, чуть прохладных пальцев к своим стопам. Приятное, с должной силой, но одновременно с этим в лиловом взгляде — лишь сосредоточенная настороженность. «Я…мне нельзя запутываться в этом. Да, время еще есть, и пока я могу выбирать… Но затишье не будет длиться вечно. Я либо должен попросить его о помощи, поставив все на карту, рассказать о матери, либо…». Тревожно прикусив губу, Иван, облокачивается локтями на откос окна, роняя голову на сложенные руки. Перед глазами отчего-то встает Плашино лицо — огорченное и разочарованное. «Ладно», — пробыв в этой позе какое-то время, он захлопывает окно, вновь возвращаясь в постель, — «Утро вечера мудрёнее». — Яга сегодня наведывалась ко мне в сон, — и на следующий день он решает не скрывать от Кощея визита ночной гости. — Да? И что хотела? — Убедиться, что все идет хорошо, — вполне честно отвечает Иван, — постарался как мог. «Вот как» — внутренне хмыкает Кощей, что и сам недавно встречался с ведьмой, — «Запереживала, значит». … — А ты не думала…что он решит остаться на нашей стороне? — словно между делом роняет он. — Хочешь сказать, вы так славно его пригрели, что он наберется смелости пойти против меня и Князя? — но, кажется, Яга в эту перспективу верит мало. «Иван дурной, но дважды одну ошибку не совершит», — думает она, — «Даже если и сомневается, жизнью матери не рискнет». И все-таки нечто в лице напротив вызывает у нее неприятное сомнение. — Он что-то рассказал тебе? — сощурившись, добавляет Яга. — А что он мог мне рассказать? — и, чтобы ведьма не встряла ответной репликой, он тут же добавляет, — Баюна-то он с большим удовольствием привел к нам. — Да, — Яга отмахивается рукой, — поганец, но это можно было предугадать, отомстил ему по старой памяти. Тот сам виноват — нечего было так близко соваться. — То есть, ты не слишком опасаешься, что все пойдет прахом? Можно было бы упростить все и просто ввести его в курс дела. — О, хочешь облегчить ему душевные терзания? Так приглянулся? — Не понимаю, в чем твой мотив усложнять. Если опасаешься, что он может выдать меня Змею вместе с тобой, я могу…подобрать весомые аргументы этого не делать, — и он видит, как в зеленых глазах вспыхивает огонек недовольства. — Не бери на себя больше необходимого, — прерывает Яга, оскаливаясь… «Она явно пока не подозревает, насколько он далеко зашел, желая заполучить мое доверие», — усмехается Кощей, — «Не любит значит, когда из-под ее когтя выползают». Сейчас он был намного сильнее уверен в сидящем напротив юноше, подозревая, что тот скорее предпочтет исполнять его просьбы, нежели приказы Темной матери. — Я бы хотел попробовать кое-что сделать с тобой, — протягивает он, чуть сощурив внимательный взгляд. — Что именно? — сразу уточняет Иван. И, пусть в его интонациях проскальзывает легкая игривость, волхв, как обычно, тактически ее игнорирует. — Ничего особенного или того, что причинило бы тебе вред. — Все, что я делаю — доверяю тебе, — протягивает Иван, ставя локоть на стол и опираясь на ладонь подбородком, — Так что уж, давай попробуем. — А почему, кстати? — Что? — не вполне понимая, к чему вопрос, хмурится юноша. — Почему доверяешь? — Быть может, я просто не очень умный, — хмыкает Иван, — Но вообще…разве плохой человек может стать верховным служителем Белобога? — в ответ на эту реплику Кощей не удерживается от короткой и быстрой усмешки, — И, кроме того, узнав мой грязненький секретик про сестрицу, ты не вышвырнул меня взашей с позором. «Поэтому, быть может…ты все-таки готов увидеть во мне что-то большее, чем ходячее несуразное и опасное обстоятельство?», — внутренне вздыхает он. — Это было бы не вполне разумно, — переплетя пальцы, в замок, отвечает волхв. — Да, точно, — хмыкает юноша, — Никакого сердечного сочувствия, только практический расчет. «Он подтрунивает надо мной?», — коротко хмурится Кощей, но решает не заострять на этой реплике внимание. — Так что нужно? — подавив мелькнувшую внутри тревогу, вновь уточняет Иван. — Я хочу понаблюдать за тобой в межмирье. — Эм…ну ладно, — пожимает плечами он, решая, что расспросы на тему «зачем» и «для чего», пока придержит при себе, — Что мне надо делать? — Ничего, просто уснуть, без кулона. И когда очнешься там, не уходи никуда — так я быстрее тебя найду, — в ответ на это Кощей получает вполне удовлетворяющий его кивок. В этот раз переход через сон случается мягко, плавно, но все равно, храня воспоминания о прошлом посещении межмирья, Иван невольно поеживается, когда раскрывает глаза в чистом, пустом поле под ровно серым небом. «Да уж…местечко не из приятных», — вздохнув, он наспех заплетает ниспадающие волосы в косу, чтобы не мешались, и закидывает ее через плечо в несколько оборотов, — «Серо, в чем-то на Пустошь похоже…». От воспоминаний отвлекает звук шагов, на который он резко оборачивается, опасаясь встретить кого-то из здешних обитателей, но видит идущего к нему с другого конца поля волхва. — Привет, — произносит Ивана, разводя губы в слабой улыбке. Сейчас у него есть возможность разглядеть Кощея получше. Здесь он кажется еще выше обычного, укутанный в непривычные глазу темные ткани. Или не вполне и одежда это? Из рукавов виднеются кисти, но от запястья до плеча вниз струятся перья, отливающие темно-синим, где-то почти черным, где-то уходящим в серый цветом. Волосы мужчины частично распущены, частично оплетают голову, украшенные бусинами и чем-то подозрительно похожими на тонкие веточки. — Постой-ка, — хмурится волхв, делая еще шаг навстречу и темные, сейчас еще более графичные и яркие брови сходятся к переносице, а взгляд скользит от Ивановой шеи к запястьям, — У тебя… — Да, — с досадой он оглядывает себя, замечая, что запястья украшают синяки, такие же, как от цепкой хватки грубых рук, — Здесь почему-то не сошли. Это плохо? — уточняет он, всматриваясь в лицо Кощея и невольно касаясь горла, что явно так же выглядит не лучшим образом. — Ты вообще знаешь, что это за место? — спустя короткую паузу уточняет тот. — Знаю, что только часть ведьм может проникать сюда сами — вроде Ясновидящей или Грезящей. Но моя сила слишком привязана к плоти, — его ладонь невесомо проскальзывает по телу, — А это — мир духов. — Да, — кивает Кощей, — сюда приходят душами. И здесь ничего не скрыть о том, как все обстоит на самом деле. — А у тебя что, выходит душа птичья? — спустя короткую заминку как ни в чем не бывало с улыбкой вопрошает Иван, стремясь перенести внимание с собственных невзгод, что неприятным образом оказались слишком проявлены сейчас. «Значит, он так хорошо скрывает, что ему все еще тяжело», — подмечает Кощей, — «Быть может, даже не сколько от всех нас, сколько от самого себя». — Быть может, — коротко пожимает плечами он, — человек в межмирье всегда обретает облик животного-покровителя. Пройдемся? — предлагает он, замечая, что юноше явно не комфортно и от места, в котором они находятся, и от своего состояния в нем. — Кажется, здесь вообще нет ни конца ни края этому полю, — протягивает он, когда они в молчании проходят несколько аршинов плечом к плечу. — Нет, здесь очень много всего. Есть лес с непроглядной чащей, где водится…всякое, — и Кощей в кои-то веки подхватывает беседу, а не позволяет ей затухнуть, — Там же Калинов мост, можно найти живую и мертвую воду, только их не вынесешь отсюда. Тут может застрять душа, если лишила себя жизни раньше, в обман судьбы. Но нужно быть очень осторожным с путешествиями сюда — если злоупотреблять, есть большая вероятность не вернуться… «И не то зима, не то осень, а там даже зеленая трава виднеется», — замечает Иван, когда они выходят с поля на опушку и проходят дальше в лес. — А мы тут одни? — в какой-то момент спрашивает он, когда ему чудятся отблески тени за соседним деревом. — Конечно нет, — коротко усмехается Кощей, — но ты можешь не опасаться, на нас никто не нападет. «Интересно, почему…», — внутренне хмыкает Иван, подмечая, что от снега не исходит привычного в яви холода. — Так зачем мы вообще проникли сюда? — спрашивает он, когда любопытство наконец пересиливает тревогу. — Я полагаю, что ты можешь применять силы и без кулона. Иначе, почему у тебя вообще отрастают здесь волосы? — Эм…ну, у всех Прекрасных длинные волосы, — неуверенно произносит Иван, подхватывая лежащую на плече прядь, — Я же тоже Прекрасный. «Вот именно», — внутренне подтверждает Кощей. После он обходит юношу кругом, и, встав за спиной, осторожно укладывает ладонь промеж лопаток. Иван, обернувшись через плечо, пытается понять, что происходит, но не замечает ничего особенного. «Хм…что-то теплится, но слишком неопределенно», — хмурится волхв, — «Блеклое, мерцающее». — Попробуй соблазнить меня. Или сделать что-то, что могла бы сделать Прекрасная ведьма. — Ты уверен, что это хорошая идея? — не без удивления приподнимает бровь Иван, и ответом ему служит спокойный, уверенный взгляд и кивок. «Соблазнить? Я же не смогу… Хм…а зачем ему это? Чтобы унизить или подразнить — больно много приготовлений, можно было и в яви провернуть», — испытывая искренне недоумение, смешанное с интересом, Иван делает шаг к волхву, — «Да и не думаю, что сейчас он желает наказать меня за что-то или способен на такое из чистого злорадства», — продолжая свои размышления, он опускает одну ладонь на плечо мужчины, другую — на острую скулу. Кощей все это мужественно терпит — даром что ли сам попросил — лишь пристально смотрит. Улыбнувшись, Иван привстает на цыпочки, приближаясь к лицу напротив. — У тебя всегда слишком серьезное лицо, ты знаешь об этом? — это он шепчет уже в самые губы, за мгновение до того, как прикрыв глаза, целует, проскальзывая кончиком языка вдоль уголка чужого рта. Ладони его тем временем зарываются глубже в перья, мягко поглаживая, он прислоняется ближе, смыкая объятие. «Тоже шрамы», — осознает юноша, продолжая осторожно скользить меж перьев, поглаживая выпуклые рубцы кончиками пальцев, — «Скрытые от глаз шрамы…значит, скрытая от глаз боль?» Эти будоражащие блуждания, ровно как и спокойные, но уверенные движения губ, не оставляют Кощея равнодушным. Стоять неподвижно было бы совсем уж странно, и руки, покрытые птичьими перьями, осторожно ложатся на юношескую талию, но не сжимая и не прижимая плотнее. Он, чутко прислушиваясь к собственным ощущениям, пытается осознать — он подхватывает движения упругих уст, потому что Иван мягко подчиняет его, или же действует по собственной воле? Различие может быть так ничтожно, так зыбко. Иван целует его медленно, никуда не торопясь, и, хотя Кощею промелькнувшее в голове определение кажется неуместным — со вкусом. Язык касается языка, сплетаясь в плавном танце, одни уста плавно подминаются под другие, чтобы после перехватить первенство. — Ну как, чувствуешь себя соблазненным? — наконец разорвав томное и чувственное касание, тихо произносит юноша. «Возможно, это была плохая идея», — думает Кощей, всматриваясь в мерцание топазовых глаз и ощущая как сердце, прикрытое перьями, предательски ускорило свое биение. Но от особых ведьмовских усилий ли? — Трудно сказать, — сдержанно отвечает он, отступая от Ивана на столько скоро и далеко, чтобы это не выглядело судорожным бегством, — Что именно ты хотел внушить мне? — Внушить? — тот едва заметно хмурится, — Ничего. Боюсь, если я бы попытался снова выудить твои чувственные предпочтения, ты бы закрылся, да и все равно не думаю, что я бы смог провернуть это без кулона. Поколебавшись, он на мгновение прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться и заставить свои черты исказится, приобрести чуждые линии и изгибы. — Не меняется ведь? — спустя пару секунд вопрошает ведьмак, приоткрывая один глаз и забавно щурясь, — Лицо? — Нет, — волхв отрицательно качает головой. — Ну вот, — кончики Ивановых губ расходятся в слабой улыбке, — Без кулона я просто красивая пустышка. Кощей не говорит ничего в ответ — лишь делает шаг, укладывая ладони на плечи, беззвучно нашептывая слова, погружающие в мягкую, обволакивающую тьму. — Как себя чувствуешь? — в реальности мужчина оказывается стоящим над его постелью. — Неплохо, — Иван прислушивается к ощущениям в теле, и, не находя ни головной боли, ни тошноты, что были, когда он в прошлый раз покинул межмирье, садится на постели, — Для чего это было нужно? — Яга дала тебе кулон? — однако Кощей пока не торопится вносить ясность, — В смысле, она была инициатором того, чтобы ты принес его в капище? — Да, — во все детали Иван решает не вдаваться, не столько желая скрыть что-то, сколько не считая все эти перипетии важными, — сказала, что так…я смогу быстрее очаровать тебя. — Полагаю, ее мотивы были иными. Тебе передали силу в возрасте совершеннолетия ведьм, верно? — Да, но я сам пришел к ней с этой просьбой, — хмурится юноша, — до того и не заикалась, и вообще, мне кажется, думала, что ничего из этого не выйдет… «И для чего он выясняет все это?», — внутренне недоумевает Иван. — Это касается скорее Яги, нежели тебя, — Кощей считывает с его лица незаданный вопрос, — Пытаюсь понять, что у нее в голове на самом деле. — Обычно ничего хорошего, — хмыкает юноша, едва ли удовлетворяясь данным ему ответом: «А что в твоей голове тоже едва ли поймешь…вы с ней два сапога пара, задумываете друг против друга что-то, а я меж молотом и наковальней!». — Отдыхай, — коротко произносит волхв, касаясь поручня лестницы, — Прыжки в межмирье забирают много сил. Доброй ночи. — Доброй ночи, — Иван провожает его внимательным взглядом: «Вот этот вид его…выясняет что-то, мог и подробней мне объяснить!». Опустившись на край уже своей кровати, Кощей ощущает, как внутри процарапывающим клубком закручивается тревожное беспокойство. «Ладно, теперь я знаю о нем больше — учитывая расклад ситуации, это не будет лишним», — и все равно, он не может отделаться от чувства, что сегодняшняя вылазка поставила перед ним больше вопросов, чем дала ответов. … — А в чем твоя выгода? — Змей, так или иначе сохраняет связь с Чернобогом. Но тот уже слишком ослаб, чтобы действовать самостоятельно, и его силы…можно использовать куда разумнее. — О, хочешь поглотить остатки вашего Темного Божества? Разве ты не должна наоборот стремится сохранить его существование так долго, как это возможно? — и в ответ на его насмешливую ухмылку зеленые глаза ведьмы предупреждающе вспыхивают… «Но, если она могла вложить в Ивана столько силы…так ли бессильна сама? Или дело в том, что отдала последнее, рассчитывала на что-то, с чем он не справился?», — в голове Кощея всплывает не столь давний разговор, в котором Иван в очередной раз был вынужден обнажать еще один слой правды о себе. …В общем, как ты понял, я порой не оправдываю надежд… «Быть может, она пыталась разобраться с князем с помощью него, но потерпела поражение… Тогда понятно, откуда могли быть сто плетей, и за что он ненавидит Ягу. Выглядит складно, и, зная ее, едва ли он вообще понимал, что происходит на самом деле», — размышляет Кощей, барабаня кончиками пальцев по дубовому изголовью кровати. Когда он забрал у Ивана кулон, то, разумеется, изучил его с пристальным вниманием, не без удивления обнаруживая, что в его руках, в общем-то, совершенно бесполезная безделушка. Но это явно было совершенно иначе в руках Прекрасного, а значит сила, на которую он опирался, содержалась не столько в кулоне, которую тот со всей искренностью мнил ее источником, сколько в нем самом. Он лишь получал к ней ключ, и Кощей так же не исключал гипотезу, что Яга только усилила ее, позволяя тьме в Прекрасной разгуливаться шире. И со стороны Темной Матери было бы вполне закономерно убедить юношу, что он сам ничего не представляет из себя без подаренных ею сил. Но, кажется, все было еще сложнее — если в Иване и мелькали какие-то отголоски ведьмовских чар, он едва ли был готов поверить в то, что может использовать их без помощи извне. Стоило ли Кощею его разубеждать? «Каждый плетет свою сеть», — вздохнув, он откидывается на кровати, упираясь глазами в потолок и прикрывая глаза, — «Нужно быть осторожнее». Этой ночью ему снится мягкий и размытый, но все же узнаваемый образ — нежные руки обнимают за шею, притягивая к себе, и отчего-то так приятно скользить ладонью меж завитками золотых кудрей. На следующее утро встречаясь с Иваном за завтраком, он ощущает легкую, не присущую ему обычно неловкость, которую тщательно маскирует за привычно-ровным выражением лица. «Не нужно быть дураком, больше не стоит совершать таких опрометчивых поступков», — внутренне строго отчитывает себя Кощей, — «Яга хочет, чтобы я проникся к нему, не стоит упрощать ей задачу. Но даже и без нее, это в любом случае неуместная привязанность и неуместная симпатия», — пока мысли убегают далеко, руки привычным образом делают свое дело, — «Когда живешь с кем-то под одной крышей, заботишься о нем…все это располагает, просто нужно отсекать лишнее» — окончательно погрузившись в себя, он замирает, бросая невидящий взгляд в окно, — «И не важно, кто бы ни был на его месте — мне это не нужно, а в подобной ситуации тем более». Иван в свою очередь так же предается размышлениям о произошедшем прошлой ночью. «С ним…с ним было приятно», — но, в отличии от волхва, обращается он не к рациональному, а к чувственному, — «Это забавно, все мнят нас любовниками, но мы едва ли к этому движемся», — вздохнув, он опирается подбородком на выставленный на стол локоть, наблюдая за тем, как Кощей методично и спокойно занят приготовлением очередного отвара. Вообще, Ивану едва ли приходилось оценивать претендентов на сердечные симпатии — обычно это был вопрос дела или выгоды. Он так же не искал искренних связей, полагая, что в его положении они почти что невозможны. Даже с теми, кто мог бы вызвать его интерес, в воздухе всегда повисали неозвученные вопросы — видишь ли ты меня самого, или лишь Прекрасного или Прекрасную? Тянешься, от того, что я могу с легкостью угадать, чего ты алчешь, или искренне желаешь именно меня? Да кто вообще мог узнать его настоящего? Но сейчас все было иначе. И, пожалуй, самым привлекательным для него в Кощее было то, что на него не действовали привычные ведьмаку методы. Во всякой любовной игре у Прекрасного была безграничная фора, но с Кощеем он мог попробовать сыграть на равных. И кроме этого — эмоциональная сдержанность мужчины, почти граничащая с холодностью, что за пламя под ней таится? А то, что таится, Иван не сомневался. Где-то глубоко, под покровом лиловой безмятежности пряталось нечто, что так и подмывало разбудить, призвать к жизни. Как цветок, чьи корни, погруженные в засушливую, пустынную и бедную почву, но при правильном обращении… В какие цвета он бы распустился? Как бы зазвучал искренний смех Кощея, который, к слову, юноша и не слышал никогда толком? Каким всполохом разгорелась бы нежность, как выглядел бы изгиб его губ, если бы он улыбался желанному? Задумчиво прикусив губы, Иван скользит глазами по спине, ощупывая взглядом тело, скрытое копной черных волос и бежево-серой льняной рубахой. Одежду, как и все прочие волхвы, Кощей носил свободную, скорее скрывающую плоть от лишних взглядов, но желающий да увидит. И Прекрасный скользит оценивающим взором по бедрам — верховный высокий и худой, если не сказать, что в чем-то костлявый. Прикусить острые, порой показывающиеся из разрезов одежды ключицы, пересчитать кончиком языка ребра — можно ли этим сорвать с тонких уст томный выдох, или потребуется куда больше? А каким любовником был бы сам Кощей? Неловким и смущенным или наоборот, как и во всех прочих делах, за которые брался, уверенным и спокойным? Был бы мягким и внимательным? Или до поры до времени сохраняющим свою сдержанность, но лишь чтобы затем, чтобы после, не выдержав, поддаться страсти со всей бурлящей под кожей пылкостью? Предпочитает он брать или отдаваться сам? Сосредотачивался бы на собственном удовольствии или получал бы удовлетворение, упиваясь наслаждением другого? Или, как немногие, обладает тем хрупким балансом, позволяющим находить в слиянии ту точку, где всего оказывается бесконечно достаточно для обоих? Ивановы глаза поднимаются к плечам, скользя по жилистым рукам, широкому запястью и ладони с длинными пальцами. Пожалуй, подобные руки должны держать крепко и уверенно, и вместе с тем — нежно. А эти пальцы — ласкать если не умело, то чувственно. Но подобные гипотезы, не важно, с какой степенью достоверности они выдвинуты, все же следует проверять на практике. — Что? — и, не то устав от пристального взгляда в спину, не то ощутив в воздухе направления его размышлений, Кощей оборачивается, сталкиваясь с ним взглядом. — Ничего, — спрятав улыбку за глотком из кружки, как ни в чем ни бывало отвечает Иван. Волхв смеряет его пристальным взором, подмечая лукавый изгиб кончиков губ и какой-то особый оттенок в блеске голубых глаз, а после снова оборачивается к полкам, с удивлением ощущая внутри себя невесомое, едва уловимое смущение. «И надумывать лишнего с его стороны тоже не стоит», — подобные чувства заставляют мужчину злиться — скорее на самого себя, нежели за сидящего за столом ведьмака, — «Какие-то мелочные заигрывания … Это просто в его природе, как кошка не может удержаться от того, чтобы цепляться лапой за укатывающийся клубок. И, быть может, некая недоступность его раззадоривает, но не важно, кто именно находился бы на моем месте — он вел себя бы точно так же, едва ли для него есть разница…». — В следующий раз можешь просто спросить. Или даже не спрашивать, — спокойно, совершенно будничным тоном произносит Иван, подхватывая тулуп с крючка, прибитого у двери. — Что? — с недоумением переспрашивает Кощей, вновь обернувшись на его. — Если в следующий раз захочешь поцеловать меня, можешь не дожидаться грозы или других…особых поводов. И, не дожидаясь ответа, он выскальзывает из дома, оставляя волхва наедине с его хорошо скрываемым смятением и наслаждаясь пойманным вскользь выражением лица со сведенными к переносице бровям. «Интересно, а он бы отмолчался, или в своем стиле сказал безлично и строго: «У меня нет никаких поводов совершать подобное», — мысленно передразнивая Кощея, он не удерживается от искреннего смешка. Настроение у Ивана легкое, приподнятое, внутри перекатывается игривое тепло. «Ого…», — выйдя на крыльцо, он замечает, как ступени покрылись синевато-белой изморосью, — «Зима в этом году видимо будет ранняя». «Вот что и требовалось доказать!», — оставшийся в доме Кощей тем временем со вздохом подхватывает котелок с закипающей водой, переливая ее в кувшин, — «Не дожидаться поводов значит… А ему только дай повод и сразу!» — заигрывания и любого другого подобного рода проявления внимания к себе ощущать было странно, до зудящего в коже, тревожащего дискомфорта, — «Не стоит, впрочем, обращать на это чересчур много внимания, можно сделать только хуже». — Ничем хорошим такое не заканчивается, мы-то с тобой знаем, правда? — вздыхает Кощей, поворачивая голову в сторону прохода меж кухней и комнатой. Сонный лебедь ничего не отвечает, лишь поглубже прячет красный клюв под крыло.