Обратный ход

«Если я предложил поговорить, то, судя по всему, и начать должен я», — рассуждает Иван, наблюдая за тем, как Кощей, кивнув, устраивается за столом. — Я…вчера наговорил много, — спустя короткую паузу произносит он. — Хочешь забрать свои слова обратно? — темные брови изгибаются в иронично-вопросительном жесте. «Он многое подмечает и мотает на ус», — внутренне усмехается Кощей, — «И то, что я вынужден держать его так близко, имеет свои издержки». — Нет, в целом, ничего не могу забрать из сказанного, — вздыхает юноша, — Но, полагаю, я все равно был не совсем справедлив к тебе. «В конце концов… он все равно заботится обо мне? Тогда, когда я разозлился на Ярослава, и вчера…», — размышляет он, всматриваясь в спокойное лицо, с которого так тяжело было считать какие-либо чувства и эмоции. То, как с ним обходился Кощей, не походило на попечение скотины, которую лишь готовят в нужный момент на убой, но, с другой стороны, не выдавал ли он ему ту степень участия, которую оказывал как верховный волхв всякому страждущему? Или сам Иван за последние годы просто-напросто отвык от всякого мало-мальски человеческого отношения? — Но определенно справедлив в том, что я загнал тебя в угол, — протягивает Кощей, наблюдая за тем, как юноша, пристав на цыпочки, тянется к стоящим на полках травам. Длинная по росту рубаха задирается, обнажая ступню и полоску кожи на узкой щиколотке. — Что ж, не первый и не последний угол, в котором я окажусь, — мягко хмыкает он, бегло оглядывая содержимое банок и зажигая огонь под котелком, — Я все время ощущаю это напряжение между нами и одновременно очень плохо понимаю, что ты хочешь от меня получить, — вздыхает Иван, когда в паузе, за которую он успел налить воду для отвара в котел, волхв так и не проронил ответной реплики, — Быть может, я слишком многого хочу, ты и так достаточно сносно обходишься со мной, учитывая, что презираешь мое ведьмовское происхо… — Я не презираю тебя, — прерывает его речь Кощей, качая головой, — Полагаю, что ты… ведешь себя сообразно своему положению, — и он осекается, замечая, как Иван не удерживается от короткого, но выразительного смешка, — Звучало так, будто презираю? — Самую малость, — улыбнувшись, отвечает он, мимоходом проходясь по горлу ладонью. — Нет, не в том дело. Ты часто ошибаешься, — протягивает Кощей спустя небольшую паузу, — Настолько часто, что это заставляет задуматься, ошибки ли это. «Его эмоциональность… Прекрасный или Прекрасная, столь ли большая разница? Разве не должен он лучше всего прочего играть на чувствах, тонко поддевать, вызывая то или иное веяние?», — размышляет Кощей. Поначалу Иван казался ему простым, быть может, даже слишком простым. Улыбчивый, податливый, желающий угодить. Но после юноша шаг за шагом удивлял, совершая действия, далекие от продуманной тактики, но полные живого порыва, скрывающего глубины, о которых свидетельствовали отблески мимолетно брошенных тут и там фраз. И Кощею хотелось всматриваться в это плотно, увидеть, откуда именно идут нити, сплетающиеся в этот сложный узор. Но чем больше всматриваешься — тем больше вероятности увидеть что-то, от чего будет по-настоящему тяжело отвести взгляд. А Кощей, внимательно следящий за собственными чувствами, предпочитал отлавливать и отсекать нежеланные из них на корню. — И где же я ошибся? — вопрошает тем временем ведьмак. — Принести кулон в капище было очень опрометчиво, — протягивает Кощей, наблюдая за тем, как тот складирует в закипающую воду травы, время от времени принюхиваясь к некоторым из них. — Но ведь выдал меня не он, — слабо улыбается Иван, — я бы мог настаивать, что все это просто совпадения…едва ли бы ты стал обыскивать мои вещи, верно? — Да, но на чистую воду вывел бы так или иначе, — хмыкает волхв, — Слишком красноречива была попытка соблазнить меня в образе Прекрасной, навязав притом фантазию о самом тебе. — Это больше была идея Яги, — вздыхает Иван, — Хотя не удивлюсь, если она имела ввиду другое, более тонкую и постепенную работу. Я не ожидал, что ты будешь так сильно сопротивляться, и что будет так трудно понять…что именно тебе нужно, чтобы зацепить, — он на мгновение замолкает, погружаясь в себя, — В общем, как ты понял, я порой не оправдываю надежд, — одарив собеседника улыбкой, скрывающей горечь, он заливает травы водой, и подхватив кружку, садится за стол напротив Кощея. — А чего хочешь ты сам? На самом деле? Просто отомстить Яге и Змею? Сбежать из нави? «Если я расскажу ему о матери…то у него будут все карты против меня в руках, как и у них», — подняв глаза к лицу Кощея, юноша ощущает как в груди поднимаются смутные, тревожные колебания, — «Но вместе с тем, он сможет понять все окончательно, как иначе просить о его помощи?». На самом деле, выбор для Ивана был очевиден — встань на одни весы жизнь Елены и верховного, промедление едва ли бы составило хотя бы несколько секунд. И он небезосновательно полагал, что Кощею много ума не потребуется, чтобы понять, каково в действительности положение вещей. — Меня вполне бы устроила жизнь в нави, но без давления Змея — на прямую ложь он не решается, твердо уясняя, что она отвращает верховного сильнее, — мне есть, о ком позаботиться там. «Хм… Что-то не договаривает», — подмечает Кощей. — Так или иначе, ты можешь рассчитывать на мою защиту. Все, что я тебе обещал, остаётся в силе. «Знай он о всем плане, это правда бы все облегчило», — размышляет он, — «Но учитывая, что Яга настаивает, что ему лучше быть не в курсе, и одновременно науськивает соблазнять меня…что-то и тут тоже не чисто». — И чем мне придется за это заплатить? — едва заметно вздыхает ведьмак. — В нужный момент я собираюсь подобраться к Змею ближе, и полагаю, что ты будешь к этому поводом. — То есть приведу тебя к нему…а на самом деле — его к тебе? — приподнимает бровь Иван: «О, это было бы неплохо… Очень даже, только вот что делать с Ягой? Хотя она сама Змея не то чтобы жалует…». — Возможно, — уклончиво отвечает Кощей, открывая лишь тень полуправды. — Хочешь убить его? — с абсолютным равнодушием к судьбе своего Князя уточняет ведьмак, — Так же, как и его брата когда-то? — Скорее всего, — хмыкает Кощей, едва заметно поджимая губы — слава змееборца, которая, как он сам считал, закрепилась за ним весьма безосновательно, до сих пор вызывала чувство, царапающее легким раздражением с оттенком самоиронии. — Не звучишь очень вдохновленным этой целью, — подмечает Иван, получая в ответ неопределенный кивок. — Дело необходимости, — отмахивается мужчина, и его собеседнику на долю мгновения чудится странное в подобным вопросе для волхва равнодушие, — Ты злишься на меня за то, что я лишил тебя сил? — наконец и сам Кощей делает пас в этом разговоре, задавая вопрос с в общем-то, очевидным ответом, но позволяющий Ивану развернуться в пояснении. Каким-то неведомым образом им удавалось избегать взаимной неловкости, словно и не было жаркого сплетения рук и губ, всполоха взаимного удовольствия. И будто вчера тоже ничего не было, растворилось в грозовой ночи, унеслось ливневым потоком. Но решись Кощей на более откровенный вопрос, он звучал бы иначе — ты демонстрируешь силу, а потом отказываешься от нее сам, и после этого злишься на меня? Чего ты добиваешься этим на самом деле? — Сам говоришь, я часто ошибаюсь, — хмыкает Иван — Так что быть может, это закономерное развитие событий. Меня тревожит не то, что я не могу воспользоваться ими сейчас — в капище это было бы бессмысленно и опасно. Но…ты не то чтобы обещал вернуть их мне в какой-то определенный момент, и вообще-то…разве лишить шабаш одной из верховных не будет для тебя удачным стечением обстоятельств в любом случае? — Будет, — не лукавит Кощей, коротко кивая и заставляя Иваново сердце сжаться в тревоге, — Но ты полагаешь, что я могу лишить шабаш Прекрасной, просто не отдав тебе кулон или уничтожив его? — Да, — коротко отвечает Иван, искренне хмурясь, ощущая в этой реплике не присущее обычно волхву подтрунивание. «Хм…», — поднявшись с места, Кощей обходит стол, подходя нему ближе, — «Кажется, он действительно верит в это сам, что ж… Яге было бы выгодно убедить его в подобном». — А ты в свою очередь…решил обезоружить меня именно после того, как я принял облик твоего бывшего любовника, или загодя это планировал? — протягивает Иван, окидывая, волхва коротким, но выразительным взглядом снизу-вверх. Вообще-то, он не был уверен в озвучиваемых фактах до конца, но то, как едва дернулся уголок губ Кощея дает ему основания думать, что если он не прав полностью, то уж как минимум нащупал нечто значимое. «Да уж, едва ли бы хотелось увидеть Мстислава в своем доме» — внутренне хмыкает мужчина, — «И углядел же, так неосторожно… Ладно, все равно для него это на уровне домыслов». — Ты можешь перекидываться в кого угодно, согласись, весьма опасная способность, — спокойно произносит он, наклоняясь к юноше, — Горло? — добавляет он, ловко уходя от нежелательной для себя темы — Ага, — коротко кивает Иван. Ладони ложатся на шею, осторожно разворачивая голову. Прикосновение мягкое — руки у волхва сухие и теплые, пальцы едва ощутимо надавливают, безошибочно определяя легкое внутреннее воспаление, и юноша ощущает, как по коже невольно бегут мурашки. — Ты сварил вполне подходящий отвар, но в ближайшее время тебе лучше снова не попадать под дождь, — отняв ладони, произносит Кощей, скосив взгляд на дымящуюся перед Иваном кружку. — Постараюсь, — кивает он, — Так значит…когда ты тем или иным путем разберешься со Змеем, ты вернешь мне кулон? — Да, — спустя небольшую толику размышления произносит Кощей, окидывая его внимательным взглядом сверху-вниз: «Пожалуй в этот момент уже будет все равно, и, если он верно исполнит свою роль, почему бы и нет», — Но в таком случае, сам понимаешь, в капище и явь дороги уже не будет. — Да, я понимаю, — в васильковых глазах мелькает тень значительного облегчения, — У нас не будет проблем, кстати говоря? — Каких, из всех тех, что могут возникнуть? — и губы Кощея наконец тоже трогает легкая улыбка. — Ну, Ярослав явно будет недоволен, — хмыкает Иван, укладывая голову на сложенные на стол локти и окидывая стоящего над ним Кощея взором, не лишенным игривого лукавства, — Вряд ли верховному полагается иметь любовника, еще и ведьмака. — Не полагается, разумеется. Но мы с тобой и не любовники, — и, хотя голос волхва звучит ровно, отчего-то Иван ощущает в последней фразе отчетливое предупреждение, желание очертить границу, за которую Кощей явно не намерен переступать вне зависимости от обстоятельств. — Да, — кивает юноша, ощущая от подтверждения этого факта терпкое, царапающее чувство. В нем боролись два противоположных чувства. С одной стороны, его ведьмачью, темную часть это раззадоривало, так, как лису будоражит петляющая тень заячьего хвоста. Верховный, конечно, не лыком шит, но может ли быть кто-то во всем белом свете, кто рано или поздно не поддастся чарам Прекрасного? С другой же стороны, Иван ощущал значительное облегчение от того, что ему не нужно было притворяться кем-то, кем он не являлся, создавать очередной слепок идеально подходящего человека. И было нечто непривычное, почти странное в том, чтобы находиться рядом с кем-то, кто смотрел на него без призмы вожделения во взоре. «Не любовники», — мысленно вторит Иван, провожая волхва, отходящего в его комнату, — «Но многих ли ты целовал, чтобы успокоить?». Коротко хмыкнув, юноша переводит взгляд в дымящуюся кружку. Ночь, как почти всегда и бывало, рассеявшись, унесла с собой ту зыбкую дымку, что блуждала во взгляде глаза в глаза, трепетала на расстоянии соприкосновения рук. «Ему всегда легче закрыть глаза на что-то подобное…касающееся чувств», — резюмирует Иван, отпивая отвар и морщась от горьковатого вкуса. Однако, как он и предугадывал, определенные последствия Кощею все же пришлось претерпеть. Это случается спустя пару дней, на совете, в тот момент, когда он озвучивает и так неутешительные вести: — Мне пришло письмо от князя Игоря, на его границы снова напали упыри. Одну деревню выпили почти подчистую… — Что за напасть, — морщится Лад, — Травишь эту погань, а она все равно лезет! — Думаю, у меня есть еще одна стая волколаков, которая могла бы решить эту проблему, если мы договоримся о союзе, — задумчиво протягивает Кощей. — Есть на примете стая? — приподнимает бровь Ярослав, — И каким же образом ты взял ее на примет? «Одной своры псов у ног ему значит мало», — не без раздражения думает волхв, прекрасно знающий, что Кощей, пусть и не злоупотребляя, порой обращался к услугам оборотней. — Не даром говорят, что следует держать друзей близко, а врагов еще ближе, — пожимает плечами верховный. Этот уклончивый ответ только пуще прежнего разжигает недовольство Ярослава. Он не без основания полагал, что порой Кощей злоупотребляет этой истиной, но едва осознавал, насколько в действительности. — Ты, я смотрю, ни в чем не стесняешься следовать своим интересам, — не скрывая недовольства продолжает Ярослав, считающий подобные сближения если не ошибкой, то точно чем-то весьма неоднозначным, требующим куда большей осторожности. — Я следую интересам капища и людей. С того момента, как стая Сергея в союзе с княжеством Владимира, северные земли живут в безопасности, — спокойно поясняет верховный. И это правда, но его собеседника в этом ответе цепляет другое. — Интересам капища значит… А мне думается, что ты в последнее время больше занят собственными, — и следующее слово Ярослав выделяет особенно яркой, неприкрыто-язвительной интонацией, — интересами. — О чем ты? — и пусть Кощей едва ли меняется в тоне, его брови едва заметно сходятся к переносице, выдавая тень раздражения. «О, будто бы он не знает о чем я!», — с нарастающим раздражением думает волхв. Об увиденном, к слову, он никому не рассказал, считая себя выше того, чтобы обсуждать скабрёзные подробности личной жизни верховного. Но сейчас одно недовольство накладывалось на другое, а невозмутимый вид оппонента только разжигал неудовлетворение. — О твоем вполне конкретном личном интересе, кудрявом и голубоглазом, которого ты держишь…мммм… чрезвычайно близко к себе, — не удержавшись от откровенной язвительности протягивает он, впрочем, оставляя Кощею путь к отступлению. В обтекаемых и осторожных формулировках тот был мастер, но вопреки ожиданиям выбрал иную тактику. — В чем именно ты меня обвиняешь, Ярослав? В распутстве? — приподнимает бровь Кощей, предпочитая самостоятельно озвучить то, что так царапало его собеседника и тем самым отчасти обезоруживая его. — А как еще можно трактовать твое поведение? — спустя короткую заминку фыркает мужчина. Остальные, сидящие в кругу, переглядываются меж собой, молча наблюдая за этой перепалкой и приносимым ей напряжением. Тревожней всего Плаше, она уже почти готова вступиться, но Кощей продолжает сам. — Я не собираюсь оправдываться или отчитываться перед тобой, — так же спокойно и сухо продолжает он, — Могу лишь сказать, что между мной и Иваном нет никаких отношений, выходящих за рамки дозволенного. — Разумеется, — почти шипит Ярослав, — именно поэтому он спит с тобой в одной постели. В повисшем молчании все взгляды оборачиваются к Кощею, что сохраняет вид полнейшей невозмутимости и едва ли рвется объяснять ситуацию или рьяно отвергать слова Ярослава. — Есть еще что-то, что ты хочешь сказать на эту тему? — выразительно приподняв бровь, спрашивает он, не отводя взгляда от оппонента. — Нет, — сощурившись, бросает Ярослав с раздражением отступая. В целом, он мог предъявить еще парочку неприятных для верховного деталей. Но он уже играл в эту игру не раз и едва ли выйдет победителем — даже при всей совокупности фактов, свидетельствующих против него, Кощей неизменно умудрялся выходить сухим из воды. И в целом, Ярослав уже привык к этому, но в этот раз произошедшее царапнуло его совершенно особенным раздражением. Едва ли он когда-то признавался кому-то, а тем более самому себе в том, что и сам порой испытывал неоднозначные чувства, сходные с теми, в которых обвинял сейчас верховного. И чем сильнее он подавлял в себе те симпатии, что считал недостойными волхва, тем больше раздражения вызывало то, что кто-то не утруждает себя подобным. Во вновь повисшем молчании умножается напряжение и неловкость, члены совета переглядываются меж собой. — В таком случае, предлагаю вернуться к предыдущему вопросу, — произносит Кощей, отводя взгляд от Ярослава. Об этой склоке на совете, Иван, разумеется узнать никак не мог, зато в этот же день невольно подслушал другой, тоже не предназначенный для его ушей разговор. Он, прийдя с тазом постиранного белья к растянутым меж деревьями веревкам, слышит за соседней, крайней к лесу избой, голоса Ярослава и Плаши: — Потому что он снова выставляет меня идиотом перед всеми, понимаешь? У меня есть глаза, я не слепой! Он вышел в его одежде из его спальни, явно едва проснувшийся! Как это еще можно понимать?! — Иван, не видит, но по голосу догадывается, что мужчина яростно жестикулирует руками, — Тебе вообще не кажется все происходящее странным? — Да, но пойми, Кощей так долго… — робкие возражения Плаши сразу же прерываются. — Таскает его за собой, где видано, чтобы его не тяготило чье-то общество?! И то, что он с первого дня его с собой поселил! А мы вполне могли устроить его в общей избе с младшими, да, потеснились бы, но ничего! — Да, это конечно…может вызывать вопросы, — сдается Плаша, и пышная грудь опускается в глубоком вздохе. — Знаешь, просто… это из раза в раз повторяется — он позволяет себе то, за что любого другого бы из нас осудили даже не задумываясь, — поморщившись, Ярослав потирает лоб ладонью, — Представь, что меня или тебя застали бы с кем-то из только вступающих во служение? Крику было бы до соседних деревень! «Что ж, он прав, но что позволено одним, не позволено другим», — хмыкает Иван, принимаясь растягивать простыни на веревках и не забывая прислушиваться к следующим репликам, — «Едва ли они могут просто взять и сместить или выгнать верховного… Но забавно ведь что и в правду, никакие мы не любовники. Пока что…» — Это другое, — нахмурившись, тем временем возражает ведунья — Мы же растим их с раннего отрочества! — Да, так дело только в этом? То есть, могу привести кого угодно со стороны и наслаждаться? — фыркает Ярослав. — Яр… — Плаша, ощущая себя меж молотом и наковальней, с трудом понимает, что сказать в ответ. Разумеется, связь с Иваном, если она вообще была, не делала верховному чести. Но для нее Кощей был не просто верховным — он был другом, которому она со всем жаром в сердце желала наконец утратить эту извечную спокойную холодность во взгляде, согреть свое закованное в недоверие сердце искренней и взаимной привязанностью. И Иван, несмотря на свое сомнительное происхождение и неоднозначную историю, виделся ей подходящим вариантом. Она, видя в людях лучшее, подмечала его живость и искренность, легкий характер, полагая, что именно это и нужно спокойному и порой даже слишком рассудительному Кощею. — Да, я понимаю. Но быть может, — неуверенно продолжает Плаша, — ты так сильно злишься еще от того, что ревнуешь? — Ты в своем уме? — однако это явно неудачная реплика, только умножающая праведный гнев волхва, — Кого к кому, по-твоему?! Плаша что-то отвечает, но слишком тихо, а после Иван слышит быстро удаляющиеся шаги. «Кого к кому он ревнует…» — он выцепляет из всего диалога самую любопытную для себя реплику, — «Хм…». Да, юноша порой ловил на себе взгляд-другой от волхва, и что греха таить, до его опрометчивого признания вполне рассматривал как косвенный, окольный путь к верховному. Но могло ли быть так, что и между самим Кощеем и Ярославом когда-то что-то было? Иван прекрасно замечал напряжение, что нередко искрило меж этими двумя, но, чуткий к веяниям сердец, считал, что дело было скорее в зависти или недоверии. Во всяком случае, напрямую юношу эти разборки не затрагивают, хотя сошедшие уже совсем на нет любопытствующие взгляды украдкой теперь вновь возвращаются. — Думаю, тебе не помешает проветриться, — роняет Кощей несколько дней спустя, — В одном из ближайших поселений был пожар, лекарская изба сгорела подчистую, а с ней и все травы-заготовки, нужно передать им несколько корзин на зиму, пока не подморозило и не замело. — И хотя бы чуть не маячить на глазах остальных, пока все немного не забудут заверения Ярослава в том, что я твой любовник? — хмыкает Иван, добавляя в голос почти что дразняще- игривые ноты. — Это все едва ли забудут, да и отлучка недолгая, — едва заметно усмехается Кощей, — Но да, накал немного спадет. — Хорошо, — кивает Иван. — Дождя не будет несколько дней, а потом он затянет на почти неделю, поэтому собирайся побыстрее, — добавляет волхв. Прознав про намерение отправить ведьмака в небольшое путешествие, к нему подходит Плаша с еще одной просьбой. — Возьми с собой Василису, а? — шепчет она, подсев к Ивану за обедом, — Она смурная в последние дни, а вы с ней хорошо ладите. Может, развеется просто, а может и расскажет хоть, что не так… «Вот подрастают девки, скрытные становятся», — с нежной грустью думает она, косясь на соседний стол, — «А малышками были чуть что прибегали, выкладывали все как на духу…» — Да, конечно, — кивает Иван, — Кощей сказал, что идти недалече, а Василиса и путь лучше знает, и вдвоем унести можно больше. — Ага, — улыбается Плаша. В итоге, быстро собрав необходимое, уже на следующий день выходят в путь. Иван действительно подмечает, что и так спокойная и задумчивая Василиса словно ушла в себя, едва реагирует на его попытки завязать разговор. Точнее, конечно реагирует, но отвечает будто невпопад, мыслями явно находясь где-то далеко. — Слушай, а ты…тебе ну…правда нравится Кощей? — наконец спрашивает она, и кончики ее ушей вспыхивают стыдливым румянцем. — Я знаю, какие слухи ходят, — спокойно произносит Иван, — но ты ведь не из праздного любопытства спрашиваешь? — Я…да нет…прости, — смутившись, Василиса пуще прежнего погружается в себя, и заалевшие до кучи щеки выдают всю палитру чувств, — Не мое дело, извини. — Не обязательно рассказывать, почему спрашиваешь, — мягко улыбается он, — Да и даже если просто любопытно, я понимаю. Но рассказывать Василисе было что, ибо мучало ее не праздное любопытство, а собственные, бередящее сердце думы. Пока Иван и Кощей отсутствовали в капище, в него наведался с кратким визитом воевода с дружиной, что возвращались после похода в родное княжество и нуждался в ночлеге. А вместе с ними и единственная девушка, на пару лет ее старше — Марья. — Ты, значит, поленицей хочешь стать? — почти лишь только что из необходимой вежливости спрашивает Василиса, когда ее без особого на то желания делают сопровождающей для необычной гостьи. — Ага, — активно кивает та. — В дружины сейчас девушек почти не берут, — задумчиво протягивает Василиса, просто подмечая это как факт. — А я не много девушек-волхвов видела, — парирует Марья, но беззлобно, а даже с каким-то особым задором в ярко-зеленых глазах, — Покажешь, что как у вас тут? Я впервые в капище! «Голос такой громкий, шумная», — вздохнув, внутренне сетует Василиса, но все равно проявляет должное гостеприимство, при том достаточно строго не допуская любопытствующую Марью во все места, куда той входить не следовало, к примеру в сам круг идолов. Вышло так, что и за трапезой они оказываются рядом, волей-неволей продолжая беседу, и Василиса успевает узнать, что новая знакомая - дочка того самого князя, с чьей дружиной пришла, да только незаконнорожденная. И осознав, что хорошее замужество ей не светит, Марья выбрала другой путь, желая доказать отцу, что стоит чего-то и сама по себе не пропадет. «Обычно такого стесняются», — подмечает Василиса, улыбаясь самими краешками губ, — «Интересная она, конечно…». Потом, когда дружина покидает капище, Марья неожиданным образом решает продолжить и углубить их знакомство. — А ты чего это? — с растерянностью произносит Василиса, когда Плаша, откликнувшись на просьбу будущей богатырши, кликает ее к ней, — Вы же ушли уже… — Да, но пока недалеко, встали на стоянку в лесу, — отмахивается она, — Пошли погуляем? В лесу уже, конечно, мокровато, но такие красивые листья! На лице Василисы едва ли расцветает энтузиазм, но вставить слово и возразить она не успевает. — Пойдем, — уверенно произносит Марья, осторожно, почти бережно, но при том крепко подхватывая ее под локоть, — Заодно покажешь мне свое ведовство, жуть как любопытно, никогда ничего такого не видела! А ведунья даже ничего возразить не успевает, сказать, что у нее есть какие травы сушить и перебирать, и что надо на кухне помочь, и вообще, в капище всегда дел невпроворот. «Ничего, похожу с ней полчасика для виду, а то неудобно…шла сюда обратно», — думает Василиса, приходя к внутреннему компромиссу. Но в итоге, она сама едва замечает, как проходит целый день — они доходят до болота, лакомятся свежесобранными ягодами, а Марья, явно рассчитывающая на долгую прогулку, добавляет к ним вяленое мясо и хлеб, который они подогревают над костром, зажжённым Василисой. Пламя, вспыхнувшее меж сложенных ладоней над почти сырыми ветками, приводит Марью в особый восторг, что смущает ведунью и одновременно щекочет каким-то теплым, приятным чувством. — И где была? — строго спрашивает Лад, когда она возвращается поздно, совсем затемно. — Гуляла, — потупив глаза, тихо отвечает Василиса, — С Марьей, они там пока неподалеку с дружиной — при звучании девичьего имени лицо старшего волхва смягчается, но все равно сохраняет долю строгости. — Подружились, стало быть? — и в ответ на это она кивает, быть может, более торопливо, чем могла бы в ином случае. Василисе было неловко, очень неловко — потому что нет ничего дурного, в том, чтобы завести дружбу с девицей не из капища, но отчего ей тогда так волнительно от вполне невинных расспросов Лада? Сама едва понимала, что чувствовала при виде взлохмаченной головы, с неаккуратно заплетенной косой, статной, подтянутой фигуры, живого блеска глаз из-под смоляных бровей. А когда перебирались через большое, поваленное грозой дерево, а Марья ловко подхватила за подмышки сильным жестом, не дав упасть, перенеся ее словно пушинку — что же она ощутила, замерев на мгновение и вглядываясь во взгляд напротив? — В нави это вообще нормально, да? — в конце концов Василиса решается прервать затянувшееся было молчание — ведь спросить о подобном больше не у кого, а Иван точно не начнет отчитывать или ругать, допытываясь, откуда вообще подобные мысли и вопросы ее голове. — Что — это? — переспрашивает он. — Ну… когда приглядывается мужчина мужчине, — вновь смущается ведунья. — Да, — легко кивает Иван, облегчая своей собеседнице хотя бы толику неловкости, — У нас за другое осуждают. — За что? — Если кто-то сходится с человеком, не дай боже, — не без шутливых интонаций протягивает он, заговорчески подмигивая Василисе в надежде если не развеять ее тайные тревоги, то хотя бы отвлечь от них, — Это, конечно, считается самым неприглядным. Но в целом между разными сортами нечисти не одобряют связи, за некими исключениями. — Понятно, — но спустя короткую заминку девочка продолжает, — подожди, а откуда тогда берутся ведьмы? — В смысле? — Эм…ну…вроде мужчин ведьмаков очень мало, — тактично добавляет она, хотя их не то чтобы мало — всего один, и тот сбежал из нави и идет с ней плечом к плечу. — А, да, — Иван кивает, — Для ведьм отец по сути и не важен, большинство его даже не знают толком. Ведьмовская кровь сильней всякой прочей, обычно отец ведьмы либо упырь, либо оборотень, но их сил мы не получаем. Род всегда наследуется по матери. — Ого…ясно, — любопытная ко всему Василиса делает мысленную пометку, но почти сразу ее внимание вновь убегает в другое направление. В своих размышлениях, как и многие юные сердца, впервые затронутые нежными чувствами, она ходила по кругу. То ей казалось, что все придумалось, то в груди при мысли о Марье все странно сжималось. Еще сильнее она боялась оказаться дурочкой, которая увидела то, чего нет. Да наверняка Марье было просто скучно, быть может просто любопытно, что да как в капище, вот она и тянулась к общению с ведуньей. А сама Василиса не знала, чего желала — чтобы та выполнила обещание и отправила ей письмо с отцовским соколом, или больше не появлялась на горизонте капища, не бередила голову, не отвлекала от любого раньше пуще всего другого дела. Иван, окинув погруженную в свои мысли девочку внимательным взглядом, решает не лезть с расспросами — если не хочет, то не расскажет, только больше в себе замкнётся. Они добираются до поселения к вечеру, уже затемно — благо, хорошо ориентирующаяся в этих местах Василиса уверенно ведет их по лесу. Их ждут, с облегчением забирая из рук принесенные корзины, и стремятся оказать максимальное гостеприимство, но то не просто. В деревне суетно, и одновременно в воздухе словно повисла позвякивающая тревога, отзывающаяся в переглядах и разговорах шепотом там и тут. — Да мало лекарская, и хлев погорел, — рассказывает приютившая их на ночь женщина, — А скотина то ли разбежалась, то ли пропала… Говорят, в округе разбойники повадились ходить, не хорошо это, ой не хорошо… — причитает она, в прочем, скорее науськанная слухами, нежели действительно испуганная. «Разбойники?», — ведьмака сразу колет в грудь нехорошее предчувствие, но он стремится отогнать его, успокаивая себя рассуждением о том, что не многие решатся на грабеж в такой близи от капища. Но все ж таки, он поднимает Василису совсем рано, желая поскорее отправиться в путь, чтобы точно вернуться в капище засветло. Настроение ведуньи улучшилось, и по дороге они собирают попадающиеся на глаза грибы, обсуждают грядущую зимовку и связанные с холодным сезоном праздники. Спокойствие прерывается хрустом веток за спиной. Обернувшись, они видят незнакомые лица, которые явно не относились к жителям ближайших деревень. Это четверо мужчин, и их вид сразу наталкивает Ивана на самые неутешительные мысли: «Одежда грязноватая, и кажется за этими поясами есть ножи…» — И что это вы забыли в чаще? — протягивает один из них, окидывая сощуренным взглядом с головы до ног. — Мы волхвы, возвращаемся в капище! — стараясь быть твердой, быстро произносит Василиса, но ее волнение выдают подрагивающие кончики рук. — Волхвы? Обобрали дань с пары поселений и рады? — скалится незнакомец. «Дело скверно», — мелькает в голове Ивана, который замечает, как двое из четверных обходят их, заходя за спину, и, прежде чем он успевает что-то сказать, отвечает Василиса. — У нас ничего нет, — качает головой она, сжимаясь под пристальным взглядом темных, почти черных глаз собеседника. — Да? — и в глазах говорящего с ней, очевидно, главного из всей четверки мелькает нехороший отблеск, — Ладно он, еще сойдет за волхва, а ты-то каким тут боком? Девка может быть только ведьмой, — скабрёзно усмехнувшись, он хватает ее за запястье, — Так что молчи лучше, и мне кажется врешь ты, есть у тебя кое-что… Василиса, коротко охнув, пытается вырваться, но не выходит — сильные руки схватили крепко, норовят спуститься с груди ниже, забраться под юбки. — Отпустите ее, она еще совсем ребенок! — Иван резко рвется вперед, но на плечо грубо ложится чужая ладонь, притягивая к себе и заламывая руки за спину, — У нее даже кровь еще не пришла, — продолжает он, на деле в подобные тонкости, разумеется, не посвященный, но твердо намереваясь ухватиться за эту соломинку, — За такое Боги накажут сторицей! — Ты думаешь, мы боимся богов? — облизнув сухие губы, хмыкает другой из них, со вкусом сплевывая на землю. — Она еще ребенок, — с нажимом вторит Иван, замечая, как в глазах мужчины, что цепко держал Василису за плечи, мелькают отблески сомнения, — Отпустите ее, а со мной делайте что хотите. — Ты не девица, — цедит сквозь зубы главный из грабителей, — хотя на мордашку смазлив. — Разница не столь велика, — пожимает он плечами, словно бы случайно, от волнения облизывая губы. Он знает, что это почти бесполезно, что кроме природной красоты у него сейчас ничего нет, он не может очаровать, замылив глаза, и все равно будто бы по привычке стремится сделать это. «Черт, был бы со мной кулон!», — мелькает в голове ведьмака с отчетливой тревожной досадой, — «Я бы в два счета с ними управился, стравил бы меж собой…». — Не столь велика говоришь? — шире усмехается его собеседник, в один широкий шаг оказываясь рядом с ним. Иван покладисто терпит, не вырывается, позволяя широким и грубым рукам облапать свое тело, преимущественно ягодицы. После тяжелая ладонь заползает в кудри, грубо задирая голову. Он же смотрит не отводя взгляда от чужого лица, украшенного шрамом вдоль левой скулы. — Быть может и так, но двое всяко лучше одного, — усмехается мужчина, наклоняясь к его лицу и обдавая несвежим дыханием. «Ты не хочешь ее», — думает ведьмак, неотрывно впиваясь в него взглядом, — «Ты хочешь меня». Сердце тревожно колотится — у него нет времени думать о том, как смешны и бесполезны эти потуги без артефакта на шее, но он стремится сделать все, чтобы переключить внимание исключительно на себя. — Отпустишь ее и я не буду сопротивляться, — шепчет Иван, вкладывая в свой голос всю доступную ему сейчас обволакивающую, соблазняющую мягкость, — Возьмешь все, что хочешь. И он одаривает собеседника глубоким взглядом из-под ресниц, уповая на то, что тот купится, соблазнится манкостью черт, обещанием податливости. — Ладно, будь по-твоему, — скалится мужчина, разжимая пальцы, вцепившиеся в пшеничные кудри, — Никола, отпусти девку. Руки, цепко сжимающие плечи ведуньи с неохотой отстраняются, ровно, как и те, что цепко сжимали запястья Ивана, но взгляда с них не спускают. — Как скроешься за деревьями, беги что есть силы, поняла? — наклонившись к Василисе, он с досадой подмечает блестящие в глазах слезы, что ведунья из последних сил сдерживает, — Ты должна к ночи успеть вернуться. — А ты? — едва слышно шепчет девочка, ощущая, как в груди тревожно прыгает сердце, отбивая ритм страха и вины — не столь она была искушена в том, что хотели стребовать с нее эти мужчины, но и без того было понятно, что Ивану, предложившему себя взамен, придется ой как не сладко. — А я разберусь, — тем не менее уверенно и твердо произносит юноша, ласково оглаживая горящую щеку, — Сможешь ведь скрыть свои следы? — еще тише произносит он, обнимая Василису. Получив кивок, он поднимается на ноги, спокойно поправляя сползший платок ведуньи. После, окинув его полным тревоги взглядом и получив еще один спокойный кивок, Василиса, не решаясь поворачиваться спиной, пятится назад, пока не отходит на достаточное расстояние и не переходит на торопливый, нервный шаг. «Бывало и хуже», — провожая ее взглядом, отстранённо думает Иван, косясь при том на окружающих его мужчин, — «Их четверо…многовато конечно, ничего, главное усыпить внимание после». — Что ж, красавец, — тем временем его грубо хватают за руки, притягивая к себе — Придется тебе отрабатывать за двоих, раз уж сам вызвался, — ухо обдает жаркий шепот, щеку неприятно царапает отросшая щетина. Иван в ответ коротко улыбается уголком губ, не позволяя себе оскалиться, навешивая на лицо маску показательного, почти что безмятежного спокойствия.