Заново

Время пролетело быстро. Никто не хотел возиться с материалом для видео дольше, чем это могло быть, а благодаря сформировавшемуся графику, они уложились за две недели. Ничего запоминающегося из посещения различных мест по сути не было: везде одна и та же успевшая осточертеть речь и выдавленные улыбки, от неестественности которых у любого наблюдателя в скором времени задёргается глаз. Кроме того, что во время сбора мусора Бастер наступил на чьё-то дерьмо, устроив целую сцену, и заклеймившаяся по этому поводу кличка «дерьмостоп» — ничего интересного не произошло. Действительно скучно. Или скорее… Урегулировано? Они обыденно делали, что должны были, обыденно болтали, обыденно прощались. Эдгар воспринимал это как работу. Привычно, плавно и надоедающе. Больше таких теплых эмоций, как от первого посещения детдома и знакомства с Соней, он не ощущал. Никто не подобрался к нему так близко, а он и не шел навстречу. Сочувствовал? Конечно. Но его сердце не столь всеобъемлюще, чтобы впускать туда каждого встречного — он готов был со скрупулёзностью выполнять свои обязанности, но не переходить черту, где заканчивалась формальность. Возможно, именно из-за таких взглядов на вещи, все оказалось скучнее, чем могло быть. Для него. Разве он не замечал, как иначе относятся ко всему другие? Наслаждаются. Делают из занудного точно противоположное и весело проводят время. Одних сколько видео наснимали: кто его знает? Восприняли задание о «продвижении в соцсетях» как главное и снимали короткие видео под забавную музыку в любую представившуюся свободную минуту. Шутили, смеялись, сплетничали и, одним словом, — разгоняли тоску как могли, позабыв, что, вообще-то, главная их цель в корне отличается от понятия «веселья». Разве работа и это слово могут сочетаться? По правде говоря, реальной работы было не больше, чем «работы» на камеру — их маленького незапланированного актерского кружка. По воле режиссера, Фэнга, произошли некоторые изменения в сценарии, и из ознакамливающего видео получился чуть ли не целый короткометражный фильм с поучительным концом. Идея всем понравилась. Кроме новых требований, конечно: тащить весь необходимый реквизит с собой без какой-либо профессиональной команды затруднительно. Затруднительно в целом было так стараться над конкурсом с бюджетом в благословение ректора и добитый вузовский прожектор. Но нельзя сказать, что Эдгар остался полностью равнодушен к изменениям: сложившаяся атмосфера была приятной. Правда, не более того. Пришлось, как и всем, сыграть в этом спектакле, где ему отводилась второстепенная роль, и то, что от него постоянно требовали сказать очередную фразу «чётче» здорово подбешивало. Да как они не понимают, что он никудышный актер! И главное — зачинщик всего ужаса никак не хотел с этим соглашаться, говоря, что ему стоит попробовать ещё. — Я же знаю, как ты умеешь в правильный момент подстроиться под ситуацию! У тебя есть харизма, просто ее нужно не бояться показывать! Тебя напрягает количество людей? — говорил тогда Фэнг, имея в виду случай с воспроизведением сцены из сериала, где Эдгар выглядел как тот, чьей игре можно поверить. Да, черт возьми, его напрягает количество людей! Совсем не нравится, когда от него ожидают то, чего дать он попросту не может! Он чувствует себя идиотом, когда уже в десятый раз слышит чужое «попробуй заново» в надежде, что что-то поменяется, а люди невпечатленно за этим наблюдают, будто пришли поглядеть на обезьянку в цирке. — Пожалуйста, сними меня с этой роли. В следующий раз ничего не поменяется — мы только потратим время. Неважно, что ты там себе надумал насчёт меня, но стоящей игры ты не получишь. Я прошу тебя, — сердечно уверял Эдгар собеседника и в итоге добился своего. Спустя некоторые уговоры Фэнг уступил, и больше Эдгару не приходилось выдавливать из себя что-то на камеру — во время съёмок он ошивался в стороне. К несчастью, настоящее удовлетворение получил он от этого только сначала: в дальнейшем его сопровождало чувство отрешённости и каждый раз посещала мысль, что он кого-то подводит. Наверное, именно это послужило главной причиной его скуки. Чего уж скрывать? Скука — совсем не то слово, каким можно описать это ощущение. Оно сродни понятию «третьего лишнего». Ты есть, но тебя нет — пустое место, какое мог бы занять любой другой и вписаться куда гармоничнее. Всего лишь он, всего лишь опять не может найти себе место. Не столько в этом виновата глупая съёмка и его нежелание в ней участвовать, сколько все остальное — он лишний абсолютно везде. Дураку понятно, что разговоры, становящиеся заметно тише, как только он подходит, — не просто случайность, повторяющаяся из раза в раз. Разве он не понимает, что ему не рады? Что редкие разговоры с Биби, и то на почве одной работы, — единственное, чем он может довольствоваться? Но разум отчего-то крайне не желал мириться со своим положением. Будто он никогда не пытался влиться в коллектив! Да, по-своему. Да, с осторожностью и чувством заведомой неудачи, но пытался же! Только для чего? Эдгар не мог с уверенностью дать ответ на этот вопрос. Кажется, его всегда устраивало его положение. Он не любил пустых разговоров, не любил фальши и сплетен, всегда четко выражал свои мысли. Почему-то его честность считали грубостью, а отношения с одногруппниками, как и многими другими, быстро не заладились. Эдгар никогда не сетовал по этому поводу: его не интересовал поиск бездумных бесед на один раз. Он хотел другого. Только почему в этот раз так хотелось присоединиться ко всем? Отбросить свою твердолобую принципиальность и попробовать насладиться редко возникающим желанием делать глупости — добрые и не сулящие настоящих проблем. Правда, не получится, ведь хотеть ему — не значит хотеть другим. Да и опоздал он уже — настал последний день, прежде чем они со спокойной душой смогут забыть про всё это напускное волонтерство. До момента, конечно, пока им вдруг снова не пригрозят отчислением, а натянуть маску благодетеля придется с видом «превеликого удовольствия». Набережная — последнее место, которое они должны были посетить. Эдгар сидит на корточках на краю ступенек возле самой воды и пытается достать нечто застрявшее в щели бетона. Может оставить так? Кто вообще будет туда заглядывать? Он определенно относится ко всему слишком серьезно… — Ты что там, закладку ище… — громко доносится со спины. Ах да. Он забыл, что окружающие его люди — идиоты. Как можно было хотеть иметь с ними дело?! От неожиданности Эдгар трепыхается, нога соскальзывает вниз, а от участи незапланированного купания его разделяют несколько сантиметров между лицом и водой. Благо, его хватает за капюшон успевший среагировать Фэнг и, не придумав ничего лучше, дёргает назад. Эдгар больно падает на копчик, оказываясь на такой необходимой сейчас твердой поверхности. Действие заняло всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы сердце начало отбивать бешеный ритм, а ему не хватать воздуха. Колетт виновато ойкает, подходит ближе, садясь рядом с ним, и ждёт, пока он отдышится, а после извиняется. Эдгар особо не вслушивался в слова: его начинают раздражать ситуации, в которых он не без помощи других оказывается, и оказывается всегда в невыгодном положении. Голос девушки словно давит на ушные перепонки, и он прерывает этот поток болтовни поднятой рукой. Фэнг, некоторое время наблюдающий за этим, кое-что замечает и вскоре срывается на короткий смешок. — Эдгар, он уже не пригоден к использованию: тебе не стоило так усердно пытаться его достать. Колетт бросает на друга неодобрительный взгляд, а Эдгар только сейчас понимает, что в руке у него зажат презерватив — то, что он пытался вытащить из щели бетона. Он с отвращением откидывает предмет подальше от себя. …О каком, к черту, веселье он только думал?! Главное, с кем?! Фэнг в свою очередь отводит глаза, вытягивается в струнку, прячет руки за спиной и начинает насвистывать, будто бы воплотив в жизнь кадр из какого-нибудь мультика. Эдгар зло посмотрел на него снизу вверх. — Предлагаю придумать правило, когда подходишь к тебе, — бесстыдно выдает азиат, с ехидством моргая глазками. — Например, громко ступать, кашлять или словесно уведомлять, мол, Эдгар, я подхожу, пожалуйста, не убейся. Какого черта? Наверное, Эдгар мог бы быть менее серьезным, воспринять чужое подтрунивание лояльные и, в конце концов, порадоваться, что все обошлось: он же остался сухим. К тому же эти двое умели мастерски перевести все в шутку, правда, в этом и заключалась суть проблемы: те делали это так часто, что у него возникло стойкое ощущение некого… Пренебрежительного тона? Мол, все его проблемы надуманы: чего вообще париться? Последние дни эти двое оказались теми немногими охотно идущими на контакт со всеми без разбору — аля зажигалочки любой компании. Колетт и Фэнг — взбалмошная парочка, активный и всеобъемлющий дуэт, который не смог не оставить Эдгара в стороне со своей хандрой: только они проявляли к нему дружелюбный настрой, порой сами напрашивались на разговор и нередко вставляли веселые комментарии в его очередную неудачу. Он соврет, если скажет, что ему не понравилось внимание, обращённое на него. Просто была одна проблема: те относились так ко всем. Не больше, не меньше — все получали от них внимание ровным счётом одинаково. Это злило больше всего: он успел себе что-то там надумать, а потом выяснилось, что для них это обыденность. Чувствуя себя обманутым, их дружелюбие перестало казаться искренним, и в какой-то момент Эдгар посчитал, что над ним смеются. Поднявшись на ноги, Эдгар невозмутимо отряхивает одежду и показывает средний палец. Заебали. Все. Сегодня он не в духе — так пускай эта весть пойдет по миру! — О, ты обновил маникюр. Симпатично, — деловито замечает Фэнг и наклоняется в желании поближе рассмотреть чужие пальцы. Эдгар прячет руку и хмурится. — Ну чего ты? Это же всего ли… Он замолкает на полуслове, ибо Колетт накрывает рукой его рот. — А ну цыц! Тебе что, пять лет? Девушка несколько секунд очень выразительно смотрит, но вскоре взвизгивает и отнимает ладонь: Фэнг облизнул её. — Ты отвратительный, — с напускной брезгливостью говорит девушка, делая попытки вытереть руку о одежду азиата, но тот не даётся и увиливает от её движений. Фэнг бросается наутёк, а Колетт не сдается, бежит за ним с протянутой рукой, пытаясь дёрнуть за футболку. Эдгар смотрит на это с непередаваемым выражением лица. Почему-то — возможно, из-за жаркой погоды — у него возникла ассоциация с котлом, где обитают черти. Визжат, наверное, так же. Приходит мысль оставить их наедине. Он так и поступил бы, если бы девушка достала до Фэнга несколько позже, а они сейчас не шли обратно к нему. Руки, сложенные на груди, и вопрос в глазах. — Извини, увлеклись, — Колетт кидает на Фэнга ещё один свирепый взгляд, а тот вскидывает руки, будто бы сдаётся без боя и вообще не при делах. — Мы так-то пришли с добрыми намерениями. Это же последний день, камон! Можно отдыхать! Ну, помимо него, — она показывает рукой на своего компаньона. — Ему ещё видео делать. Так вот, мы планируем опять собраться у меня. Только, знаешь…выпить по-настоящему, посидеть там под музыку, но всё прилично, не волнуйся! Я буду рада, если ты придёшь. — Я пас, — отвечает без раздумий. Пьянка? Ну нет. Ему до сих кошмары после того дня с Биби снятся: как он может игнорировать предупреждения собственного мозга? Довольно необычно, что его пригласили, но объяснение нашлось быстро: общая цель объединяет. Эдгар уже давно изучил этот феномен: когда ты отказываешься «собутыльничать» с кем-то, кто считался тебе «приятелем», этот самый приятель долго не терпит, и вскоре у тебя нет даже знакомого. — А я говорил, — самодовольно протягивает Фэнг и потирает руки в предвкушении. — Душка-Колетт осталась без новых духов. Очень жаль! — громко выделяет он, многозначительно смотрит на подругу и подставляет ладони, мол, скорее отдавай, что обещала. — Да замолкни ты! — Колетт отмахивается от него, как от назойливой мухи, и продолжает: — Ну же, Эдгар, это новая коллекция! Не подводи меня! Пойдем с нами! Будет весело, я это гарантирую! Ты же так редко выбираешься куда-либо: все только тебя и ждут. Считай меня борцом за справедливость, но я и правда не могу смотреть, как ты просто чахнешь в этой вузовской беготне! Лучшие годы проходят, и я сомневаюсь, что в тридцатник тебе захочется наверстать упущенное. Лучше сделать, чем не сделать. Все, не возникай и оттянись с нами, дорогуша! — Это не по прави… — хотел было возразить Фэнг, но Колетт дернула его за волосы, собранные в низкий хвост, и тот с визгом нагнулся и больше не возникал. Жаль, только на время. — Не встревай! Видишь, у нас идут переговоры! Это некультурно. А затем с улыбочкой глянула на Эдгара. Ну точно в них есть что-то от бесовского. — Ну что? Да? Пусть Колетт использовала все свои навыки убеждения, но ни на миллиметр не сдвинулась с мертвой точки, а только уменьшила свои шансы на выигрыш в споре. Смешно: его не воспринимают в серьёз и обсуждают условия этого же спора прямо перед ним. Лица этих двоих вмиг показались ему неприятнее, чем есть на самом деле. — Дорогие, видно, духи, да? Предвкушающая улыбка тут же слетела с лица Колетт. Но она была недостаточна смущена, чтобы прекратить пытаться. — Ну, вообще-то, да! Но здесь не столько серьезности, сколько глупости. Пойми, они тут не главное — главное ты! Главный гость программы, ха-ха, — скромно прикрыла она рот рукой. — Ладно, возможно, я действительно перебарщиваю, но не думай, что все строится только на корыстных целях, уволь! Я никогда не была против новых гостей. Мы знаем друг друга лишь поверхностно, а это хорошая возможность постепенно узнавать нас лучше. Разве я не права? Просто попробуй, пожалуйста. Возможно, если бы Колетт начала именно с этих слов, то, быть может, он думал бы больше и не был настолько уверен в своем ответе. Но девушка начала не с этого — с того, что более важно, — заговорила о духах. Эдгар, напоследок взглянув на них так, что никаких слов не нужно, отворачивается и уходит. К черту. Он устал, и его рабочий день подошёл к концу. — Подожди, — просят остановиться, и, вздохнув, Эдгар оборачивается, встречаясь глазами с Фэнгом. — Эдгар, мы тебя ждём, серьёзно. Не думай, что ты будешь лишним. На нее вообще не обращай внимания, — он указывает на спутницу. — По ней же видно, что человек не знает о чувстве такта! Наплевать вообще на этот спор! Покупай свою вонючку — я потерплю зловоние на весь дом, — сказал он, обращаясь к девушке, и вновь переключился на Эдгара. — В каком месте будет отдыхать справедливость, если все участники будут, а ты — нет? По моим скромным наблюдениям ты — тот, кто работал больше всех. Пусть не снимался, но выполнял все добросовестно и ни разу не отпрашивался свалить пораньше — одна только Биби на этой почве уходила раза четыре, не говоря о других. Ты как минимум этого заслужил. Просто отдохнуть. Не делать ничего такого, чего не хотелось бы, и провести время в компании сверстников с музыкой и закусками. Никакой предвзятости, самое обычное студенческое застолье, где всех ждут, и, как сказала ранее Колетт, выпивка сближает, а там и лучше можно друг друга узнать, подружиться с кем-то искренне. Точно не хочешь? Фэнг звучал убедительно, несмотря на то, что не сказал ничего нового или удивительного: было приятно слышать, что его труд ценят, и только. Но по правде, была ещё одна вещь, заставившая Эдгара задуматься, — тот был искренен. По крайней мере так казалось: не было ни намека на сарказм или любое другое ерничество, после которого он немедленно бы ушел. Обычная просьба. И обычной ответ. — Эм, а по сколько скидываться? — с сомнением спрашивает, как бы не полностью соглашаясь, но давая понять, что длительные уговоры сработали. — Да нисколько, — наигранно заулыбался Фэнг, поглядывая на Колетт. К нему быстро вернулась прежняя веселость. — Зачем беспокоиться о деньгах, если все равно будем жить на хлебе и воде? Зато душистые! Новая коллекция же! Поспешив защититься, девушка ярко выдает: — Ой, да не будет ничего подобного! У меня есть деньги, — уверяет она и вспоминает нечто, заставишее усомниться в сказанном, — а если ты про тот случай… Ну подумаешь, разок пришлось сэкономить! Мейси просто была не в духе. Сейчас такого не будет! Я дам ей попользоваться, и она точно не будет стучать, кому не надо. Фэнг закатил глаза, махнул на нее рукой и с молниеносной скоростью увеличил расстояние от спутницы, будто бы нахождение рядом с ней ему претит. — Все, ты глупая, не хочу с тобой разговаривать! Следующим его шагом было панибратским жестом положить руку на плечи Эдгара, показательно сдавить и в таком положении начать уходить в сторону, пока девушка возмущалась им в вслед. — Колетт, мы расстаёмся, — громко говорит он, не оборачиваясь. — У меня появился новый лучший друг. Друг мужского пола… Настоящий мужик! Поняла? Мы пойдем с ним обсуждать футбол, пиво и танки. Кстати о танках… Анекдот! Фэнг начал говорить любую чепуху, чтобы перебить возгласы подруги на фоне, конкретно сейчас принявшись с энтузиазмом рассказывать про Штирлица. Колетт, быстро сообразив, что ее не слушают, подбежала к ним, стала с другой стороны от Эдгара и таким же образом положила руку на его плечи, как бы сражаясь с Фэнгом за почетную возможность его полапать. Эдгару явилась библейская картинка перед глазами. Вот он поддался искушению — вкусил сладкий плод — и все обернулось пепелищем, где черти танцуют на костях, а эти двое подливают масло в адский огонь.

***

Нужное время в назначенный день наступило. Эдгар стоит у дома и с долей скептицизма пытается разглядеть окно седьмого этажа. Нехорошее число… Всё-таки он совсем не хочет туда идти. Если же в прошлый раз до нужной квартиры пришлось добираться своими двумя, то теперь Эдгар находит лифт в рабочем состоянии. И всё бы было просто отлично, если не учитывать, что ему пришлось ехать с довольной странной компанией. Или вернее сказать — дуэтом? К этим двоим определенно больше подходит второе определение… Парень. На вид определенно старше него, высокого роста, крупного телосложения с уложенными вверх волосами и проколотым носом. Его спутник — чуть пониже, точнее на головы так две, но не менее оттого устрашающий. Эдгар обычно старается не судить людей по внешнему виду, но, честно признаться, прическа под нолик у одного, майка с черепом у другого, и главное — кожаные куртки у обоих — не могли не заставить думать стереотипно. Например, о ноже, который они приставят к его горлу, оказавшись в лифте, и о возможном плане побега, чтобы этого не допустить. Серьезно, почему они оба выглядят как плохие копы? Разве для равновесия в мире такие дуеты обычно не состоят из противоположностей, которые будут регулировать друг друга? Попытавшись вспомнить все дуэты, когда-то ему встречавшиеся, Эдгар с сожалением понял, что в голову приходит только один, к несчастью совершенно не помогающий делу, — в их случае «плохие копы» не подходит. Сумасшедшие копы. Нет… Копы одинаково странные. Адские копы? А из этого могло бы получиться хорошее название фильма. Как бы то ни было, Эдгар, взяв волю в кулак, мужественно зашёл в лифт и совсем не мужественно вжался в угол, будто в случае чего это могло бы помочь. Благо, все прошло хорошо, а парни оказались безобидными. Говорили там о чем-то своем, пока не пришло время выходить. Всерьез заставило напрячься то, что дует вышел следом за ним, а действительно запаниковать, когда те подошли к двери. Двери, в которую ему тоже надо было. Думая, что, быть может, он ошибся адресом, Эдгар неуклюже мнется на месте, не зная подождать ему или сразу спуститься вниз. Но его сомнения развеялись, когда из открывшейся двери выглянула Биби и радостно поздоровалась с этими двумя. Девушка обняла их, хлопнув по плечам, сначала не заметив Эдгара, а тот, воспользовавшись моментом, заглянул глазами в квартиру и убедился, что пришел, куда нужно, а эти двое, видимо, званные, но незнакомые ему гости. Биби отпускает парней и только сейчас замечает стоящего позади знакомого. — О, вы вместе с Эдгаром шли? Странные незнакомцы оборачиваются, смотря на недавнего парня из лифта. — Нет. Это тот? — спрашивает один, который побольше. — Да, с работы, — подтверждает Биби. — Знакомьтесь. Эдгар, это Булл и Ворон — мои друзья. Булл и Ворон, это Эдгар — мой коллега и… — она запнулась, как бы не совсем уверенная в правильности следующего выражения, — хороший знакомый. Парни утвердительно кивают и поочередно протягивают руки для рукопожатия. Он чуть дольше нужного смотрит на них, но быстро спохватывается, неуверенно тянет в ответ и представляется. Руки у обоих мозолистые, а у Булла в придачу большие: раза так в два больше его собственных. Обычно Эдгар не использует подобных жестов при знакомстве с кем-либо, но никак не показывает это визуально — не дёрнул ни одной мышцей на лице — что-то ему подсказывает, что лучше быть в хороших отношениях с подобными типами. Не то чтобы он негативно относился к каким-то субкультурам, либо другим…эм, «консилиумам по интересам», — предусмотрительно остерегался. После короткого приветствия Булл и Ворон идут вглубь квартиры, оставляя девушку наедине с Эдгаром. — Кто они такие? — негромко спрашивает он, убедившись, что парни находятся вне зоны досягаемости его голоса. — Я только что представила вас, — подозрительно отвечает Биби. — Мои друзья, если ты не понял. — Нет. Это ты не поняла. Кто они? — исправляется Эдгар, задавая тот же самый вопрос, но с другой интонацией. Биби закатывает глаза. — Мои друзья, Эдгар. Если хочешь подробностей, можем потом это обговорить, но сейчас я хочу пообщаться со своими друзьями, — выделила она последнее слово в нетерпении, собираясь оставить его наедине со своими вопросами. — Подожди-подожди, — прошептал он. — А что они тут делают? — Отдыхают и общаются со своей подругой. — А Колетт знает? Биби разводит руками. — Нет, два стрёмных чувака в кожанках пришли сюда без приглашения, чтобы ограбить наш шведский стол, состоящий из чипсов, крабовых палочек и жареных пельменей! Конечно знает, Эдгар. Допрос окончен? Могу идти? Я давно с ними не виделась. Так просто? Колетт что, любого желающего пускает? И не боится, что квартира вдруг будет разгромлена, а ей даже спасибо за тусовку не скажут? Подобная слепая вера в благоразумие людей ему чужда. Что ж, в любом случае это не его квартира и не его проблемы. Он утвердительно моргает девушке, мол, всё, узнал, что хотел. Та уходит. Эдгар снимает обувь, только сейчас нормально приглядевшись к здешнему интерьеру — в прошлый раз он был не в духе для разглядывания чего-то помимо очевидного и бросающегося в глаза. Встроенный в стену шкаф для обуви, симпатичный белый диванчик у входа, разные полочки и побрякушки на них, картины. Эдгар загляделся на одну такую. «Сотворение Адама». Бог дарует жизнь самому первому человеку на планете Земля. Невозможность соединения божественного и человеческого. Как по-филосовски. Рядом с картиной висит плакат-коллаж Иисуса в реперских цепях со взрывами на фоне. Хм. Довольно смелое решение. Цвет — белый. Светлые оттенки заполняют все вокруг, и у любого обывателя, привыкшего жить в темноте, как, например, у Эдгара в своей невыразительной коморке, — зарябит в глазах. Дальше — запах. От подобной квартиры стоило предчувствовать пряность, но наперекор всем ожиданиям в нос ударил стойкий и терпкий аромат чего-то горького, но при этом неуловимого; того, на что у обычного человека не хватит слов, что описать так, как есть на самом деле. А ещё Эдгар почувствовал в этом аромате родную и знакомую нотку кофе. Те самые духи? Принюхавшись, он понял, что у Колетт определенно есть вкус в подобных вещах. Девушка знала, какими хитростями можно повлиять на первое впечатление, и умела использовала все свои козыри. Колетт — запах радости. Запах, какой не идёт ни в какое сравнение с, например, той же его съемной квартирой — зловоние воплоти. Самым приятным, даже масштабным сюрпризом, оказался кондиционер, которого он не заметил в первый раз. Серьезно, это же кондиционер! Эта квартира — какой-то маленький рай, не иначе. Помимо желания задать множество вопросов, Эдгар ощутил нарастающее чувство уважения к Колетт, хотя первому отдал предпочтение больше. Она дочка богачей? Шикарная квартира в хорошем районе — это же целое состояние. Неужели она совсем не беспокоиться о людях, которые каким-нибудь невольным жестом могут доставить неприятности? Как беспечно. Играет негромкая музыка. Люди сидят за столом, ведут светские беседы. Кто-то безынициативно листает соцсети, кто-то снимает сторис, а кто-то сетует по поводу потекшего картриджа. Пока все как обычно. Или.? Вероятно, он поспешил с выводами, ибо зяглянув одним глазком в другую комнату, он обнаружил полуголого Бастера, оставшегося в одних штанах. Образ его крайне занимательно дополнял галстук, неровно обмотанный вокруг шеи, спадающий прямо на голую грудь. Карточный долг — он такой. Жёсткий, постыдный и обязательный. В другом же случае, по причине невыполнения, можно стать той ещё маргариткой — пути назад не будет. Девушка, очевидно выигравшая оппонента во всех раундах, ехидно улыбалась, пока Бастер неловко сжимался то ли из-за холода, то ли от осознания собственного незавидного положения. Приглядевшись, Эдгар увидел дверцу балкона и людей за ними, с некоторыми из которых познакомился только-только. Биби и ее знакомые, возвышающиеся большими фигурами, стоят рядом и курят, пока девушка о чем-то виртуозно рассказывает. В ее руках сигареты не видно. Она всё-таки бросила? Было бы славно: ему не хотелось бы, чтобы плохая привычка ассоциировалась именно с ним. Что ж. Либо Эдгар полный дурак несведущий в тусовках, либо присутствующие вышли на какой-то новый уровень понимания «настоящего застолья». Разве карточные игры на раздевание и подобные балконно-задушевные беседы не следуют после того, как все будут конкретно нетрезвенькими, а то есть напьются в хлам? Может он пришел слишком поздно? Да нет — вон стол ещё даже не накрыт. В подтверждение его мыслям навстречу показалась Колетт, держащая в руках две миски с салатами. — О, Эдгар! Так ты всё-таки пришел. Рада видеть! Устраивайся пока, где хочешь. Сам видишь: каждый выбрал место душе угодное. Там кое-чего докупим — и соберемся у стола. А пока самодеятельность принимается, ха-ха! — весело закончила девушка и не смела больше тратить на него время, ибо руки задрожали от тяжести, а она поспешила их освободить. Последовав совету, он устраивается где-то между столом и пространством возле — там, где есть свободный стул и там, где хорошая видимость всего окружающего. Эдгар скорее наблюдатель. Выбирая между активным содействием и немым присутствием, он определенно выбрал бы второе. Даже иногда замечал за собой привычку подолгу задерживать взгляд на чужих окнах, когда привычным ходом добирался с работы домой. Пытался разглядеть людские фигуры за стеклом и обработать мысль, что у каждого человека своя жизнь. Стол забит едой. Есть и фаст-фуд, и домашняя еда, и еда для особых предпочтений — иначе Эдгар не знает как назвать банку с хреном, которая ужасающей картиной расположилась прямо в центре. Шведский стол, так сказать, с размахом: сразу на все вкусы, даже самые извращённые. Заглянув под стол, можно увидеть ящик знакомой фирмы шампанского. «Алкогольный спрайт» — так его называет Эдгар. Это шампанское на подобных застольях используется для разогрева, ибо выпить можно бутылки две и при этом быть в себе. Сделав вывод, что где-то точно стоит нечто покрепче, Эдгар подумал, что очень хотел сейчас задать вопросы Биби на эту тему. Ему понравилось устраивать той викторины, а после вдаваться в долгие разъяснения насчёт очередного напитка. Правда, виделись за стойкой они не так часто, но каждый такой раз был хорошим уроком о всевозможных и всеобъемлющих качествах алкоголя. Выложив на стол печенье для приличия, купленное в первой попавшейся закусочной, Эдгар принялся наблюдать, как остальные начали подходить. Из коридора доносесся звук открывшейся входной двери и вместе с тем шуршание пакетов. Вскоре комнату входит Фэнг со словами «да будет пьянка» и ставит два пакета с ясным как день содержимым возле дивана. Вот и «покрепче» подоспело. Все в сборе. Эдгар смотрит на присутствующих и понимает, что только его, по видимости, напрягают Булл и Ворон, расположившиеся на диване так демонстративно, словно заходят сюда каждый вторник на чай. Впрочем, это не главное. Компания студентов. События разворачиваются по привычному сценарию: самые смелые решаются на тост, включается громкая музыка, все неспешно начинают пробовать алкоголь, кроме того самого человека, налегающего на уже пятый бокал, цель которого, вероятно, побыстрее напиться. Честное слово, Эдгара всегда поражали такие люди. Мало того, что на утро будешь чувствовать себя убитым, — так заснешь же первым! А что с тобой могут в это время сделать — загадка. Хорошо, что у него хватало ума никогда не оказываться в подобных ситуациях. Вдруг музыка стихает. Колетт манит рукой и созывает всех к себе со словами: «Щас такое покажем». Толпа людей окружила девушку, собравшись в плотный круг. Эдгар, по неудачному стечению обстоятельств попав в самый его эпицентр, подумал о том, как ужасно было бы умереть вот так — раздавленным и незамеченным. Фэнг, сидящий возле Колетт с открытым ноутбуком на коленях, что-то ищет в нем и вскоре ставит его на тумбочку так, чтобы всем было видно. То самое конкурсное видео. На первых секундах появляется Роза в деловом костюме, раскладывающая бумаги на столе, пока за спиной мигает надпись «Новости». Начинает играть эпично-трагичная музыка, а камера приближается к лицу девушки. С серьезным лицом она повествует о «угрозе человечеству, над которой действительно стоит задуматься», пока расположение камеры меняется по направлению её головы. Далее кадры резко сменяются на мусорящих подростков, а после на последствия, что стоят за этим. Каждому была отведена какая-то роль, а смысл видео повествовал о «сражении добра против зла» со вставками всех их «подвигов». Каждый, когда видел себя, как-то тихо комментировал это и переговаривался, но так, чтобы не мешать просмотру. Качественно. Видео и правда хорошо сделано, а если верить словам Фэнга, уверявшего, что оно ещё совсем сырое, — то его удивлению нет предела. Странно осознавать, что люди настолько разные. В его картине мира, на которую оказала большое влияние школа, где посредственные дети делали такие же посредственные вещи, не было места знанию, что люди — не просто масса. Они могут петь, танцевать, рассуждать, иметь скрытые таланты и, наконец, хорошо монтировать, как и снимать. Они разные. Особенные. И в их жизни это ты — второстепенный персонаж. Точно бы прочитав его мысли, кто-то комментирует: — Тебе блокбастеры снимать бы! На полоске длительности видео видно, что скоро конец, и Эдгар более не ожидает чего-то из ряда вон выходящего, но когда он видит свое лицо на весь экран, то невольно меняет мнение. На отрывке показывается момент, когда он уговаривал пойти Соню со всеми остальными. На его лице играет глупая ухмылка, и отлично видно, как быстро девочка после его речей воспрянула духом. А затем они обнимаются. Видео заканчивается на этом моменте, и все присутствующие нескрываемо глядят на Эдгара, пока Фэнг объясняет, что конкретно ему осталось доделать. — Да ты весь красный, — шепчет Биби возле его головы, почти смеясь, а Эдгар, вынужденный тесниться среди толпы людей, вдруг захотел, чтобы его напросто задавили, втоптали в землю, а он почивал себе в глубинах планеты, не беспокоясь о такой ерунде, как собственное смущение. — Если твое видео не займет первое место, то жюри — кретины, ничего не смыслящие в искусстве! — яро уверяет Колетт, а Фэнг только пожимает плечами. После этого все постепенно начали разбредаться по квартире, собираясь в более тесные компашки и там занимаясь чем-то своим. Эдгар сидит за столом и скучающе перебирает вилкой листья салата. Изредка он отвлекается на бокал шампанского, который растягивал уже как полчаса, и, решив, что дальше так нельзя, включает телефон, дабы скоротать время. — Все идём играть в «я никогда не»! — объявляет возникший в дверном проёме Фэнг. — Зануд, сидящих в телефонах, это тоже касается, — при этом азиат смотрит точно на Эдгара, строя лицо, мол, «да-да, это про тебя» и покидает комнату. Да блядь! Он и минуты подержать гаджет не успел, а Булл с Вороном вообще не убирали телефоны из рук, как за стол сели, но зануда, конечно, он! Будучи рассерженным от этого глупого замечания, Эдгар быстро встаёт, назло оставляя телефон на столе, и следует туда, где все собрались играть. Выстроился неровный круг из людей, где каждый выбирал, что ему удобнее: кровать, два кресла-мешка или пол. Все нормальные места уже были заняты, и парень некоторое время стоит, глазами выискивая пустое пространство, куда можно сесть. — Эдгар, — подзывает его Колетт, пододвигаясь и хлопая рукой подле себя. Парень, не долго думая, принимает приглашение, садясь между ней и Джанет. С другой стороны возле Колетт сидит Фэнг, и у Эдгара невольно возникает ассоциация с попугаями неразлучниками. Они и правда почти всегда вместе. Задумавшись, можно предположить, что подобная привязанность означает их возможные более близкие отношения. Но Эдгар никогда не видел, чтобы те делали нечто свойственное обычным парам. Не понимая, почему он вообще об этом думает, парень прекращает пялиться на этих двоих и начинает рассматривать ворсинки на ковре. После того, как все уселись по местам, коротко объясняются правила. Суть в том, что нужно сказать то, что ты не делал, но возможно делали другие, при этом обязательно употребив оборот «я никогда не». Люди, которые делали сказанное, должны выпить стакан шампанского и рассказать историю, повествующую об этом «я никогда не». Если же человек отказывается рассказывать, то выпивает штрафной стакан. И так продолжается, пока не кончится фантазия, ну или алкоголь. Сначала «я никогда не» были крайне целомудренными — без всякого интереса приходилось слушать истории, как кто-то в шестом классе упал с велосипеда и тогда, о ужас, сломал ногу — но вскоре люди, вспомнив, что, вообще-то, они пакостные студенты, которые все могут, стали задавать более каверзные и раскрепощенные предложения. Эдгар не особо хотел вдаваться в подробности своей жизни, но успокаивал себя тем, что можно соврать и за это тебя никто не осудит, просто потому что не узнает. — Я никогда не пробивала себе что-то помимо ушей, — говорит Бея, вернув атмосфере прежнюю сдержанность. Она единственная, у кого в стакане вместо алкоголя был налит апельсиновый сок. Единственная трезвинница, выглядящая на фоне остальных святым ангелочком, завладевшая всеобщим уважением как та, кто в итоге рассказывает всем о том, что они делали, пока находились в беспамятстве. К тому же учится в меде! Она спец по предоставлению первой помощи, пусть пока только моральной! За всё время он выпил только два стакана и отделался несколькими фразами, что сочли за историю. Сейчас даже соврать не получится, поэтому Эдгар выпивает, как и примерно половина присутствующих. Каждый быстро перечисляет свои проколы, и некоторые присвистывают, когда узнают, что у Виллоу пробиты соски. Очередь доходит до него, и он старается максимально компактно изложить свой рассказ. — Мочки бил сам, хрящи уже у мастера, бровь там же, язык пробил в школе, но он начал гноиться и пришлось снять. Нормально проколол его у специалиста позже, — говорит он и смотрит в бок, как всегда делает, когда пытается что-то вспомнить. — А, ещё бридж хотел. Только я сразу снял, как проколол, потому что было стрёмно. Даже мастер сказал, что у меня там жировая прослойка тонкая и всё такое, но я не послушал. В итоге снял, как только домой вернулся. На этом он заканчивает свою историю, поднимая взгляд с пола и встречаясь с чужими, направленными на него глазами. Все рассматривают его, словно видят в первый раз, и Эдгар начинает неловко чесать нос, на деле непроизвольно стараясь прикрыть лицо. Ладони резко потеют, а дыхание учащается. Чужие взгляды, точно яма — бездонная и всепоглощающая. Вдруг он снова в детстве, снова не желает выйти на улицу, потому что страх сильнее, чем всё остальное. Страх, что его непременно узнают, скривят лицо в отвращении и покажут пальцем. — Ну чё мы остановились? У него, что, член пробит? Тут и так всё видно, давайте дальше, — встревает Биби, поторапливая, а Эдгар позволяет себе выдохнуть. Дальше следуют предложения всех мастей и вариаций: от пошлых до максимально глупых, и наоборот. Большую часть Эдгар игнорирует, не чувствуя и капли стыда, когда не пьет, зная, что он это делал. — Я никогда не начинала драку, — игре вновь вернулась целомудренность, но Эдгар не ощутил от того вопроса удовлетворения. Он, Фэнг, Биби, Эмз и добрая половина коллектива выпивает по стакану. Первой рассказывать историю начинает Биби. — В школе обзывали за то, что у меня волосатые руки. Ну так я одному из обидчиков нос сломала — это сильно поубавило их пыл продолжать в том же духе, как вы понимаете. Кстати, они и сейчас волосатые, надеюсь, никто не против, — шутки ради вставляет девушка, вытягивая руки, но все присутствующие как-то неестественно быстро начали отрицательно махать головой. — А я защищал даму от бандитов, — героическим тоном начинает Бастер, а Фэнг, слыша это, закатывает глаза. — Даму, говоришь, защищал? Не сам ли ты тогда этих самых «бандитов» спровоцировал, будучи в хламину, а? Нам с Колетт ещё до дома тебя тащить пришлось и просить прощения у потревоженных прохожих, — Фэнг крайнее удовлетворенно рассказывает настоящие «подвиги» его друга, пока Бастер возмущённо протестует. — Ложь и провокация! Все заканчивается тем, что Бастер сдается, соглашаясь, что пиздабол. Эмз не затягивает, не делает драму там, где не надо, и быстро говорит, что подралась с девочкой из-за различий во мнениях. Дальше наступает его очередь. Эдгар выпивает штрафной стакан, не жалея распространяться на эту тему. Он вполне мог соврать, но это… Он не хочет так просто вычеркнуть этот момент из жизни. Тогда он первый раз показал характер, показал, что не готов вечно мириться с принуждением. Переломное, но ничего не изменившее событие. Эта ситуация не должна быть забыта, но и знать в итоге будет о ней будет только он. Забавный парадокс. Колетт не пила, а потому дальше рассказывает Фэнг. — В школе Колетт обижали. Одноклассники, старшие классы… Ну вы понимаете, дети злые, а я не мог так просто жить с фактом, что её все гнобят. Если короче: я пошёл отстаивать её честь. Помню, как вчера: вторник, конец второй смены, пацаны выше меня на голову и не единой мысли о проигрыше. У меня тогда отсутствовал инстинкт самосохранения, но я ни о чем на жалею. Сначала я им давай вытирать про благородие, про их «неправильное поведение «, короче натуротерапию решил им устроить. А потом мне прилетело в глаз. Ну и пошло-поехало… Вернулся домой с синяками и разбитым носом, но зато с ощущением собственной гордости. Не сдался! Но, правда, от Колетт они не отстали… — Я говорила, что эти жертвы ничего не принесут! — взволнованно дополнила Колетт. — В итоге мы просто пожаловались родителям, были разборки, даже участковый приезжал, ну и их в общем исключили. Поделом. Ура! Хеппи энд! Присутствующие понимающе закивали, а Эдгар задумался. Так они знакомы с детства. Это многое объясняет, но природа их отношений до сих пор не ясна на сто процентов. — Я никогда не целовался раньше 12 лет. Люди снова разделяются на тех, кто пьёт и тех, кто наблюдает. Лишь его рука застыла в сантиметре от лица, прежде чем машинально вылить содержимое в рот. Эдгар сглатывает, вынужденно прокручивая в памяти неприятные воспоминания. Наверно, ему стоило в очередной раз соврать, но отчего-то после некоторой запинки он всё же выпивает стакан. Может алкоголь уже подействовал на его глупый мозг, ха-ха? Потому что говорить он точно не собирается. Не здесь и не об этом точно. Это не ускальзывает от глаз некоторых людей, они переглядываются, и Эдгар готов был поклясться, что слышал промелькнувшее «в тихом омуте». Его очередь наступает несправедливо быстро. — А, я… — неопределенно мычит, когда поднимает глаза и видит, что от него ждут ответа. Что он? Ничего разумного не получается сформулировать, как и выдавить из себя хоть что-то. Он выпивает штрафной стакан, немного морщась. — Ну блин, так даже не интересно! — большая часть народа недовольна, что их опять оставили без ответа. — А как же горячая история про свои страстные детские похождения? — разочаровано исходило из круга. — Не мешайте ему поддерживать свой таинственный образ… — в шутку дополнял кто-то. Он жалеет, что согласился на игру. — Так —так- так, давайте не будем начинать! — присоединяется Колетт. — Правила таковы: каждый может оказаться отвечать, выпив штрафной стакан. Эдгар пьет? Пьет. Не вижу тут злостного нарушения, поэтому продолжаем. И все продолжили. Колетт хотела начать рассказывать, но её рот прикрыл Фэнг. — Стой, стой! Раз это был наш общий поцелуй, давай вместе говорить. Я начну, — девушка скорчила возмущенную мину, пытаясь что-то промычать сквозь чужую ладонь. — Эх, наши далекие одиннадцать… На самом деле, боюсь признаться, — он делает трагичную паузу, — она заставила меня. Я отбивался как мог, убегал, но Колетт догнала и, применив силу, жёстко засосала беспомощного китайского мальчика. Кстати, очень слюняво. Я даже подумал, что меня хотят съесть. Муженизм на самом деле тоже… Фэнг не успевает договорить, потому что девушка вырывается из хватки и дёргает того за волосы. — Да что ты говоришь?! — Колетт ещё сильнее тянет волосы друга и тот ойкает, вынужденно склонившись. — На самом деле этот полудурок влюбился в девочку из параллельного класса. Долго ходил за ней — и та всё-таки согласилась на свиданку. А потом весь такой влюбленно-сопливый пришел ко мне и говорит: «Колетт, научи меня целоваться, а то она подумает, что я лох какой-то. А я же не лох, да?», — мерзким и туповатым голосом пародирует девушка. — Ну так мы и поцеловались. А девочка, кстати, на свидание так и не пришла. Он потом неделю из дома не выходил и говорил, что его жизнь разрушена. Тьфу. Мужчины. Закончив говорить, Колетт отпускает Фэнга, и тот с печальным лицом говорит: — Эх, возможно твоей версии тоже есть место быть… Колетт злобно зыркает и тот исправляется: — Да-да… Каждое произнесённое из твоих уст слово — чистая правда. Не осквернённая истина, кладезь знаний, где нет места для лжи, — Колетт закатывает глаза, но отпускает друга. Люди смеются, посчитав рассказ, в частности манер повествования, довольно забавным. Такое эмоциональное поведение приводит Эдгара в себя. Он начинает думать о том, были ли они влюблены в детстве и почему тогда азиату понравилась другая девочка. Всё равно не сходится: крепкая дружба или необычные отношения? Словно почувствовав, что о нем думают, либо заметив наконец чьё-то очевидное подглядывание на него из раза в раз, Фэнг ловко перебирается через ноги Колетт, наклоняется и говорит так, чтобы услышал только Эдгар. Тот опешил, машинально отпрянув, но не настолько, чтобы не увидеть глубокие карие глаза напротив и не услышать отчётливо произнесенные слова рядом. — Видишь, рассказывать что-то о себе вовсе не так сложно, как кажется. Будь проще, мой тебе совет, — и садится обратно на место. Что это было? К чему вдруг? Эдгар продолжает смотреть на Фэнга, ожидая продолжения, которое у него бессовестно отобрали, но тот не обращает внимания, уже с кем-то говорит и всем видом выражает безразличие, мол, он вообще не при делах. Это он его так жизни учить попробовал, или что? Эдгар не любит непрошеных советов, к тому же от людей, которые определенно точно не видят сути проблемы. К завершению игры всех подтолкнуло странное заявление Честера. До этого он тоже говорил нестандартные предложения, но следующее выбило почти всех из колеи. — Я никогда не ходил в общественный туалет по большому, а обнаружив, что нет бумаги, подтирался собственными трусами, — невозмутимо говорит парень. Он единственный, кто отпивает из стакана. В комнате воцарилась гробовая тишина. Только смех Виллоу давал понять, что здесь ещё есть люди. — Эм, по правилам ведь нужно, чтобы ты этого не делал, но делали другие… Может, ты не понял… — Так я и не делал, я вообще по приколу пью, — пожимает плечами Честер и допивает стакан. Игра потерпела логическое заключение. Люди были достаточно нетрезвыми, чтобы настал тот самый этап тусовки, когда музыка играет безо всяких ограничений, все вокруг танцуют, а соседи желают смерти. Эдгар привычным образом не участвует во всеобщем веселье под предлогом разбушевавшегося аппетита. На самом деле он не очень голоден, но это не мешает продолжать делать вид, просто чтобы его вдруг не позвали танцевать. Он сразит всех наповал своим умением поскользнуться о собственную ногу и расхуярить лицо всмятку. На улице стемнело — в ход пошла висящая с нового года гирлянда, которая послужила отличным освещением с добавлением загадочной атмосферы. Правда, Эдгара, у которого разболелась голова от громкой музыки, совсем не прикалывает сидеть в полутьме. Всё-таки тусовки это не его. Или, быть может, люди не те? Он прикинул и понял, что не может представить человека, с которым ему действительно будет весело. Да уж, как он вообще дожил до восемнадцати? Парень выпивает рюмку водки, поморщившись. За время, пока он отстранено сидел за столом и иногда мог пригубить рюмку-две, его начало слегка покачивать. Кажется, пора сбавить обороты. Он начинает наблюдать, чем заняты другие. Ранее он уже делал это, но менее явно. Теперь же ему все равно — Эдгар нескрываемо пялится. Большая часть людей танцует; Булл и Ворон, которые все это время разговаривали с Биби, вероятно, приросли к дивану; а вот Колетт, что уже поинтереснее, сидит на коленях у Фэнга. Тот обвил её талию руками и положил свою голову на женское плечико. Вот и картинка сошлась: они всё-таки встречаются. Удовлетворенный своими выводами, Эдгар наблюдает, как к ним через толпу людей пробирается Бастер. — Будете? — он держит что-то перед ними, пытаясь перекричать музыку. Это, что, косяк? Эдгар приглядывается и убеждается в своем предположении. Хах, только накуриться не хватает. Нет, погодите. Они серьезно? Колетт кивает и берёт у того из рук самокрутку. Фэнг что-то говорит, его выражение лица трудно рассмотреть, но он не берёт. Бастер уходит, девушка делает несколько затяжек, выпуская дым в лицо парню, на котором сидит. Фэнг морщится и ловким движением сбрасывает её со своих колен. Та, оказавшись на полу, абсолютно не обиженно хихикает и бьёт его по ноге. Наблюдая за этим, сложенный пазл в голове снова выглядит сомнительно, и Эдгар пытается понять, какая девушка позволила бы вот так просто кинуть ее на пол. Задумавшись, Эдгар не заметил, как к нему подошла виновница торжества его мыслей. — Привет, — девушка садится возле него на пустующий стул. — Ты чего такой вялый, а? Ешь да пьешь, и только. А кто танцевать будет? Эдгар неопределенно машет головой. Пусть сама расценивает этот жест как ответ, или, наоборот, как попытку уклониться от него. — Да уж, всем не угодить, — протягивает Колетт и вновь затягивается. Эдгар впервые слышит он нее такую интонацию. — Хочешь попробовать? — девушка протягивает ему косяк. Он отрицательно машет головой, но Колетт не прекращает говорить. — Это не так плохо, как кажется. Лёгкая травка, от неё вряд ли станешь настоящим наркоманом, но настроение поднимет. Во многих странах легализована и… Подходит Фэнг, берёт стул и садится напротив них. — Если не хочет, пусть не курит. Советую, Колетт, не махать такими штучками перед каждым встречным. Колетт разводит руками, что означает, «как знаешь». Первым встречным? М-м-м… Да, это так. Реально так. О! Кстати. Тот опять «советует». В голове Эдгара что-то щелкнуло, и ему крайне сильно захотелось сделать что-нибудь такое, что могло бы раз и навсегда заставить прекратить встревать со своим советами всяких раздражающих китайцев. Особенно в чужие разговоры! И мысли. Может быть, накурившись, бедный зажатый студентишка Эдгар будет более открыт к едва ли знакомым людям и начнет рассказывать всю подноготную с первой встречи? Он правильно понимает чужие непрошенные советы? Фэнгу же нравится такое, порадует мальчика. Эдгар вдруг обрадовался, что здесь нет никого, кто мог бы прочитать его мысли. Что за обиды первого класса, ей богу! Да, алкоголь, кажется, начинает думать за него. — Весело, говоришь, от неё? — спрашивает он для приличия, в общем-то не заинтересованный в её «чудотворном» действии. Колетт начинает объяснять что да как, напоминая при этом очередного позвонившего в дверь продавца, пытающегося втюхать тебе сломанный пылесос за полцены, прикрываясь инновационной разработкой. — Ладно, давай, — прерывает этот поток слов Эдгар, а девушка с радостью вручает ему больше половины нетронутого косяка. Он затягивается и, как сделала ранее Колетт, дымит Фэнгу в лицо, находя это довольно забавным и удовлетворительным, потому что азиат нелепо морщится. Девушка гогочет, хлопает его по плечу, говоря что-то в роде: «Моя школа! Такие перспективные ученики!». Фэнг кашляет, вздыхает и покидает их, решив, что ему пока не рады. — Ну, я тоже пойду. Сделаю музыку тише, ибо уже приходили жаловаться соседи. Приедь сюда мусора, когда мы накуренные, — наверно не очень хорошо, — умозаключила девушка и хихикая направилась делать тише. Вскоре музыка и правда перестала долбить ушные перепонки, а возможность слышать собственный голос облегчила многие задачи. Спустя время, примерно в тот момент, когда с самодельной сигарой было покончено, Эдгар, явно запоздав с выводами, понял, что Колетт сказала что-то очень смешное. Скучающее выражение лица расслабилась, а он позволил себе глупо ухмыльнуться. Менты приедут. Да уж-ж-ж… Ему как-то один раз довелось курить травку. За школой, прямо как в американских фильмах про крутых подростков. Он уже не помнит при каких обстоятельствах это произошло и — главное — каким образом девятиклассник сумел достать косяк? Ладно, что уж там, разве кто-нибудь и когда-нибудь сомневался в находчивости ребенка? Если тот чего-то реально захочет, то скорее нужно думать, как справиться с последствиями, нежели как его отговорить. Так вот, чего это он отвлекся… Захватывающего опыта у него не произошло. Хотя, может быть, именно он это и был. Буквально пару вдохов, слегка затуманенный разум — и припадок одноклассника. Вместо детской шалости тогда они устроили настоящий переполох со скорой, где родители пострадавшего написали заявление, и вскоре зачинщика веселья ждала очень незавидная судьба. О да, этот случай был просто обязан раз и навсегда показать, что значит — играть с недетскими вещами. И что же он делает сейчас? Пф-ф, сейчас же не детство, да? Он морально готов, если какой-нибудь слабый здоровьем упадет навзничь прямо у его ног. Хм, наверное, это не то, чему он должен был научиться? Если раньше Эдгар вполне нормально фильтровал болтовню, и чужие слова обычно становились шумом на фоне, то теперь каждая фраза отзывается в ушах слишком отчётливо, а люди, ранее сливающиеся в одну неразборчивую кашу, стали слишком яркими — конкретными. Он словно везде и всюду, а мир — замедленная съемка. Хочется пить. Эдгар тянет руку к бутылке фанты, но промахивается и та падает, образовав на столе пятно. Оранжевое пятно, напоминающее апельсин с глазками. Его смешит это до нелепости глупое сравнение, и, не найдя, чем можно прибрать стол, он вытирает пятно собственным рукавом. Хочется есть. Действительно, почему он не ел раньше? Какой же он глупый — это же халява! Остатки еды на столе выглядят слишком маняще, и Эдгар, совершенно не сопротивляясь желанию точно первобытный человек накинуться на добычу, с большим удовольствием набирает себе полную тарелку. Вкус пищи — яркий, помпезный — звёздочками в глазах проникает в самую глубь, скатываясь по пищеводу прямиком в сердце. Быстро расправившись с порцией, Эдгар почувствовал, что мог бы съесть ещё. Мысль о таком зверском аппетите кажется ему очень забавной. — Вижу, тебе весело. Эмз. Симпатичная, не в меру худощавая девушка, относящаяся к такому типу людей, без которых не пройдет ни одна вечеринка. Как же без гламурных дивиц, записывающих очередные сторис на свои айфоны? Эмз с интересом глядит на Эдгара, манерно, накручивая прядь длинных волос на палец. Парень не отвечает, но девушке это и не надо — она пододвигает стул ближе, садясь возле него. — Чего весь вечер сидишь, не танцуешь? — спрашивает она, и Эдгар, который вновь взялся за еду, сначала не обратил внимания на чужую руку, что лёгким движением прикоснулась к его плечу. — Боюсь, что сражу всех наповал своим мастерством. А что? Так и есть. Неужто ему надо станцевать тектоник, который он выучил в седьмом классе по приколу? А это могло быть не плохой идеей… Представив картину, где он со словами «минуточку внимания!» выходит в центр комнаты и начинает безобразно мельтешить конечностями в подобии танца, Эдгар не может сдержаться от смеха. Он давится едой во рту, но никак не может прийти в себя. — На! Запей водичкой скорее! — Эмз доброжелательно подносит ему прямо в руку наполненный до краев стакан. Он, не думая, принимает предложение и выпивает его, не обращая внимание на то, что вкус у того вовсе не воды. Вместе с тем девушка легонько похлопывает его по спине, но, когда надобность в этом совсем пропадает, не останавливается, а лишь меняет характер этого жеста: рука ее начинает спускаться ниже, неторопливо проводить по спине, вырисовывая причудливые узоры через плотную ткань, и иногда надавливать на нее длинными ноготками. Эдгар не улавливает нужный посыл в ее движениях. «Спасибо-спасибо», — только слышится, пока со стороны не решают действовать с большим напором. Эмз кладет руку на чужую на ногу, начиная поглаживать, и парень наконец понимает, что происходит. Напрягшись, он встречается со смешливым взглядом напротив. Неприятно. Он меняет положение, садясь по-другому, и Эмз вынужденно убирает руку, но только на время. — Не бойся, я готова оценить твоё мастерство, — игриво шепчет девушка, имея ввиду вовсе не успехи в тектонике, перед тем, как накрыть его лицо руками, взяв полный контроль на себя, и проникнуть в раскрытый рот языком. И мир, кажется, замер. Нет. Повторяющаяся из раза в раз надоевшая музыка, которую он не единожды слышал на работе, всё так же играет. Люди, ещё способные на разговоры, учитывая количество выпитого спиртного, всё так же занимаются своими делами. Время, далеко перевалившее за двенадцать, всё так же идёт, а жизнь не остановилась. Просто его веру в людей из года в год кто-нибудь да закопает, случайно так затопчет ногами в самую глубь, но наверх, конечно, в качестве извинений возложит веточку плюща: не смешно ли, правда? Как там говорила Колетт, когда пыталась его сюда затащить? Ему, быть может, понравится? О да. Обязательно понравится чувствовать мерзкий язык у себя во рту, чужое дыхание, прикосновения к лицу, ощущение которых ещё долго не будет сходить, словно ожог распространившийся не на коже, а глубоко в разуме. И главное: ощущение, что им опять пользуются. Без его согласия, преследуя свои цели. Его выворачивает от неприятных воспоминаний, как и от девушки, которая целует его и ждёт отдачи. Ну почему такой глубокий духовный жест всегда опошляется? Почему в этом мире нет места для искренности? «Она ждёт ответной реакции, но вместо этого я запросто могу откусить ей язык», — последняя мысль перед тем, как отпихнуть девушку. Ему плохо. Он дрожит. Его мутит. Пора заканчивать с этим… Желудок сводит спазмом. Эдгара выворачивает прямо на белоснежный ковер у ног Эмз. Целовавшая его девушка с отвращением взвизгивает, поднимается и убегает в сторону. Люди реагируют по-разному. Кто-то удивляется, кто-то с безразличным выражением лица говорит, мол, «ещё один, хотя бы до туалета добежал бы», кто-то снимает всё происходящее на телефон, а кому-то и вовсе все равно. — Иу, последний стакан явно был лишним. — Гадость! — Эмз, какой на вкус был этот поцелуй? — с ехидством кто-то спросил. — Дай предположу… Со вкусом бле, — говоривший не успел договорить, потому что разъярённая Эмз с силой пихнула его. — Закрой рот! Шум привлек внимание. В комнату вошла вошла хозяйка квартиры, а за ней ее лучший друг. — На минуту отошла! Что уже произошло? Девушка стояла в проходе, и с такого положения нельзя было увидеть Эдгара: он находится на уровне стола. — Ничего такого! — говорит парень, играющий в карты. — Просто кто-то не умеет играть, а кто-то пить, — глазами указывает сначала на Эмз, а потом на жертву ее карточного долга. Если же первая, не в силах больше терпеть насмешки, встала и покинула комнату, то второй все никак не мог прийти в себя, рассеяно ища глазами, чем бы можно было прополоскать рот. Колетт, наконец заметив Эдгара и то, в чем был ее ковер, поняла всю ситуацию и коротко выругалась. Она скорее подбежала к пострадавшему и сказала идти за ней по пути приговаривая: — Блядство! Ну вы же не можете по-человечески… Фэнг, я без понятия, что с ковром делать — тут не одного вменяемого, разберись, пожалуйста. Фэнг кивнул, а Колетт вместе с Эдгаром удалились. Девушка чуть ли не за ручку приволокла Эдгара в ванную комнату. Сказав короткое «умывайся», она сложила руки на груди, нахмурилась и всем существом приняла крайне задумчивый вид. Послушно выполнив приказ, Эдгар умылся, прополоскал рот и вытерся полотенцем. Затем он пустыми глазами прошёлся по своему отражению в зеркале и подумал, что ему стоило бы загореть, — столь белому лицу не идут такие контрастно-красные глаза — картина, честное слово, не из самых приятных, будто он — прямой пример, к чему приводят наркотики.

— М-м-м, — протянула Колетт, когда почувствовала, что продолжать молчать больше нельзя. — Пить хочешь? Эдгар улыбнулся и прислонился головой к дверному проёму. — Мне кажется, что я и так перепил. — Да я не об этом! — воскликнула она. — Короче, извини. Я ещё не полностью поняла, что произошло, но точно уверена, что эти полудурки как всегда проблем ищут. Ситуация — отстой. Поверь, я не хотела подобного и уж точно не думала о чем-то подобном, когда приглашала тебя! Не загоняйся, с каждым бывает, все дела. — Они снимали меня, — только и смог выдать Эдгар. Снимали как обезьянку к цирке. Колетт вздохнула. — Я попрошу удалить видео. Не обещаю, что получится, но буду очень стараться. В этом момент к ним подошёл Фэнг. — Как дела? — Супер просто! — с недовольством выдает девушка. — Лучше скажи: как у тебя дела? — У меня отлично. С ковром проблем нет: очень быстро нашлись те, кто со всем энтузиазмом вызвались почистить его, — взгляд его предвкушающе заблестел. — Я сумел на кое-что надавить… Вы что-то обсуждали? — Да, — Колетт кивнула. — Можешь попросить всех тех, кто снимал, удалить видео? — О, как удачно, ведь я уже в процессе. Бастер уже удалил, без проблем уговорю и других. — А вот сейчас реально супер! — девушка повеселела и, обращаясь уже к Эдгару, сказала: — Все будет хорошо. Все будет хорошо. Было бы славно.