Заново

Полоса неудач. Довольно известный клишированный оборот, однако очень точно описывающий всё то дерьмо, с которым непреднамеренно встречаешься в жизни. Обычно эта полоса длится какой-то промежуток времени. Примером может служить увольнение с любимой работы, а после — развод с женой и невыносимо долгое деление имущества, пока все вопросы не будут решены, а номер нотариуса наконец можно будет удалить из записной книжки. У кого-то это может быть плохая оценка или разбитая на кухне ваза, где максимум неудачи — слова «отдавай телефон» и нагоняй от мамы. У кого-то это неудавшиеся отношения, а у кого-то это вся жизнь. Лотерею «счастливой жизни» Эдгар позорно продул ещё в начале. Само понятие «счастье» является двояким, потому что для любого отдельно взятого человека это слово, смысл, вкладываемый в него, сильно разнятся, но при всем этом для каждого оно означает теплые эмоции, комфорт и уверенность в завтрашнем дне. У Эдгара из этого была лишь возможность эмоционировать, но и тут не повезло — куда чаще его сопровождали отнюдь не теплые сердцу эмоции. Эдгар не был до мозга костей пессимистом, совсем нет. Ему, как и всем людям, свойственны самые обычные модели поведения в тех или иных ситуациях. Он так же радуется чему-то приятному; грустит, когда свербит на сердце, или испытывает стресс, оказываясь в удручающих ситуациях. Но из раза в раз ему приходится встречаться лицом к лицу со своими страхами — уже пройденными, но не менее оттого тяжело переносимыми. Он старается. Правда старается. Порой безрезультатность нагоняет тоску, апатию и ту самую жуткую — действительно пугающую — мысль о том, что все не имеет смысла. Но и она никогда не могла полностью уничтожить его волю к переменам. Серьёзно? Если у него отнимут желание кардинально поменять жизнь, разобраться с мучившими его проблемами, то и правда: на кой это всё нужно? Он живёт этой идеей. Нет, не как поехавший фрик, а как человек, поставивший всё имущество за игрой в покер. Есть только один исход: либо потерять всё, либо одержать победу и жить свободно. Жить. Не существовать. Что же до покера? Или, в нашем случае, до «лотерейного билета»? Пока не везёт… Но он обязательно отыграется! Его «полоса неудач» началась давно. Так давно, что он и не помнит, когда именно. Хорошего из детства или взросления у него немного и… О таком, вероятно, не говорят вслух, иначе он был бы тем «странным», собравшим все косые взгляды публики. Но при всём этом, при всех тонкостях, скажем так, неоднозначных событий, чьи подробности скрыты за закрытыми дверьми тяжелого детства, он никогда не считал себя безнадежным. Мечты о лучшем будущем всегда теплились у него в голове, упорно сохраняли последнюю искру в надежде на большое пламя. Большинству такая воля к жизни чужда: они предпочитают сдаться, зная о неважных перспективах, но Эдгар так не может. Просто не умеет по-другому. Не будь её, что ему вообще останется? Всё своё детство он мечтал стать другим человеком — вот так просто начать всё с нуля. Забыть, даже не вспоминать прошлое, благополучно отучиться и уехать за границу, завести кота, с которым он в свой единственный выходной будет нежиться в кровати до обеда, а вечером из забот останется лишь гора грязной посуды. Всё бросить… Нет, неподходящее выражение. Сотворить иначе. Именно. Ту жизнь, которой он мог бы гордиться, те воспоминания, которые без лжи можно рассказать другим, твердо заявляя, что «я хочу это помнить». Сделать для себя продолжающий девиз «я буду это помнить» и «я хочу, чтобы знали другие». Выражаясь проще, можно подумать, что Эдгар хочет сбежать от прошлого. Частично да, конечно. Странно было бы это отрицать. Но, поймите, главное слово здесь вовсе не «прошлое», а будущее. Эдгар не раз представлял его себе. Далёкое, туманное и отчасти пугающее, как и всё неизвестное. Что ждёт там? Сладкая жизнь, богатство, возмездие, справедливость? Смерть? Неясно. Да и неважно на самом-то деле. Что изменится, знай он, что его ждёт дальше? Наверно, только полное отсутствие мотивации, а на том — и конец всему. Он старался, правда. Возможно, поздно спохватился, но Эдгар, ведомый желанием убежать от всего на свете, поставил для себя цель: во что бы то ни было стать человеком. Не тем мерзким подобием — пустой оболочкой, — а существом, достойным этого слова. Наконец, обретя полную независимость от других лиц и поступив своими силами куда задумывал, Эдгар остался один. Как и хотел. Но неудача — это неудача. Провал, преследующий его, быть может, с самого рождения. Он переоценил себя, вернее сказать, «не рассчитал». На самом деле любому человеку, оставшемуся одному в одном из крупнейших городов своей страны без знакомых и средств, где снуют сотни таких же недотёп, придется крайне сложно. Рассчитывать на удачу не в его приоритете, а на что-то другое — правильное стечение обстоятельств — тем более. Разве это было не очевидно? Почему тогда сейчас так больно? Держа потной ладонью приказ об отчислении и поглядывая на деканат, сидящий по ту сторону стола, — напыщенных тётек и дядек с важным видом, — Эдгар чувствует, как что-то защемило в груди. Сколько, получается, он не знал, что отчислен? Больше недели?! И он все это время ходил на учебу, пока его наконец лично не вызвали, вручив эту дрянную бумажку? Да что это за информирование такое?! Поток возгласов в голове не хотел формулироваться в единую мысль. Возмущение завладело первенством. Ему возразить? Огрызнуться? Отстоять права? Нет, не в его положении. Вдох. Выдох. Кадык двигается, он нервно мельтешит руками при разговоре, не всегда контролирует интонацию и сам себе удивляется, когда голос местами дрожит. В итоге он неловко объясняется, просит дать шанс, на что получает направление на личный визит к ректору и разъяснение всех вопросов там. Эдгар заполняет какие-то формальные бумажки прыгающим почерком, совсем не концентрируясь на том, что подписывает, и думает только о том, что будет дальше. Как быть дальше? Он не справляется. Эдгар знает, что давно стоял чуть ли не первым в списках на отчисление, так же как знает, что в ближайшее время исправить причину нахождения на почетном месте не сможет. Он пропускает и пропускает много. Едва собирает достаточную сумму, чтобы платить за учебу вовремя. От хозяйственных проблем также никто не застрахован: ему банально надо на что-то жить, платить за свою однокомнатную каморку в трущобах и, в конце концов, есть. Работа, работа, работа. Неосвоение материала, постоянные пересдачи и список долгов страшной длины. Первое время люди шли ему на уступки, но его «завсегдатайные» оплошности пошатнули и так хрупкое положение в иерархии снисходительного отношения, что и привело к отчислению. — Лучше сразу заберите документы, мой вам совет. Лишите себя ненужной беготни, — говорит женщина за пятьдесят в строгом костюме с выражением лица под стать. Забрать документы? Единственное, чего на данный момент он добился? У него отняли возможность не грызть ногти от волнения, когда заходишь посмотреть, опустилось ли твое место в списке поступающих, потому что, к сожалению, он не в том положении, чтобы не беспокоиться о таких вещах, как учеба. Слушая рассказы про тех легендарных двоечников, которые в будущем без хорошего образования смогли устроить свою жизнь, Эдгар не мог представить это на практике. Возникал один простой вопрос: «Как?». Связи? Безграничный труд? Особый склад ума? Лотерейный билет, в конце концов? В итоге все сводились к одному — определенно удачному стечению обстоятельств. Можно ли, вверяясь этому, идти в открытое плаванье пустым? Определенно нет. Высшее образование — его гарант, опора, незыблемый фундамент, который в первую очередь даст уверенность в собственном я. — Спасибо за рекомендацию. Я люблю бегать. Встреча с ректором была назначена на следующий день. Шел по коридорам вуза Эдгар со странным ощущением некой дереализации, потому что по факту он не может отнести себя к учащимся, но и отрицать полную непричастность к данному заведению не может. Чтобы найти ректорат, дверь которого за все несколько месяцев Эдгар видел всего один раз в лицо, было наитруднейшей задачей. Но и на том проблемы не закончились — отыскать ректора было сродни игре в салочки, ибо у того, по словам одной из проректоров, на удивление добродушной светловолосой женщине в возрасте, расписан день поминутно, и сейчас проходит встреча, определенно точно вышестоящая, чем та, что с очередным провинившемся студентом. Ах да, он даже не студент. Его положение где-то между. Ждать Эдгару пришлось больше двух часов. За это время он успел сходить на первый этаж купить себе кофе, два раза сходить покурить, разрядить телефон до десяти процентов и во всех подробностях узнать личную жизнь одной девчушки, особо громко говорящей по телефону у кабинета ректората. Кажется, она совсем не волнуется о будущем, раз позволяет себе такое расслабленное поведение. Эдгар, лично, даже дома так себя не ведёт. Возникает вопрос: «Кого из них можно считать странным»? Он мог бы поразмышлять над ним, но вместо этого резко вскочил с места, когда увидел проходящую мимо него седую макушку. Обладатель седеющей шевелюры шел со спутницей, довольно панибратским жестом придерживая её за талию, улыбался и с удовольствием вел негромкую беседу. Проходящие мимо студенты здоровались с ним, а тот машинально отвечал и кивал. Эдгар с замирающим сердцем ускорил шаг, чтобы не дать скрыться важным шишкам за дверью. — Извините, могу отвлечь вас на минутку? Тот, к кому он обратился, обернулся, и Эдгар уверился в том, что это действительно ректор, по крайней мере тот, которого он наблюдал на сайте университета. — Меня направили по поводу отчисления. Когда к вам можно будет зайти? Ректор с задумчивым лицом обвел его взглядом и спросил: — Фамилия? Эдгар ответил, на секунду задумавшись, будто в сомнениях, действительно такое у него ФИО. Лицо ректора не выразило каких-то особенных эмоций на этот счёт, и затем он безразлично выдал: — Посиди пока тут. Тебя вызовут. В итоге Эдгару пришлось ждать ещё добрых минут двадцать, если не больше. При таких обстоятельствах он начал сомневаться в правильности своего решения отказаться от успокоительных, потому что сейчас ему явно необходимо нечто такое, что могло бы помочь ему преодолеть эту пытку. Издевательство, не иначе! Затем, наконец, подошла секретарша, вызвала его, и он на негнущихся ногах вошёл в кабинет, где увидел ректора сидящим на кожаном кресле за деревянным столом. Байрон. Ведь так его зовут? Эдгар ничего не путает? У него было так много времени убедиться в этом, но почему-то об правильности имени он подумал в последнюю очередь… Вероятно, старое-доброе обращение на «вы» должно выручить. Не зная, куда себя деть, он стал посередине кабинета, пока сам ректор не указал ему на место, жестом руки приказав сесть. — Слушаю. Эдгар сглотнул. Не так он себе это представлял. Явно не настолько давящую атмосферу ожидал. Главное — собраться. Главное — показать правильное впечатление. Вызвать нужный отклик. Сейчас решается его ближайшее будущее. Ради знания, что его не отчислят, Эдгар не почурается поступиться своими принципами. Пусть он и поклялся себе, что больше никогда не будет унижаться, но разве можно иначе? Он никто и никак. И останется им, если не станет на колени, покладисто опустит глаза к ногам, вымаливая дать второй шанс. А потом поднимет их, как учили, с умоляющим взглядом снизу вверх, ожидая оглашение приговора. Эдгар на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. С чего он вообще взял, что простой разговор можно сравнивать с палачом и плахой?! В конце концов, собравшись и ещё раз взглянув умоляющими глазами на мужчину, которому на вид под пятьдесят пять, Эдгар принялся рассказывать всё как есть, конечно, не забывая смягчать углы, чуть приукрашивая действительность в свою пользу. Ректора, который внимательно слушал его, действительно звали Байроном. Несмотря на ограниченные сроки занимаемой должности, на своем «постаменте» он находится больше лет, чем Эдгару отроду, пользуясь популярностью у молодежи как «тот самый бессмертный старик», хотя стариком Байрон себя совсем не считает; голову его покрывают седые волосы, где местами остались проблески прошлого шатена, а лицо обрамлено аккуратной бородой. Одет он опрятно, стильно, но не вычурно. Как подобает человеку, столько лет крутящемуся вокруг главенствующих должностей. По мере монолога лицо ректора становилось всё более незаинтересованным. Он с нескрываемой скукой во взгляде начал постукивать по столу пальцами, и именно по этому жесту Эдгар понял, что облажался. Прекратив говорить, он взглянул в глаза палача, став ждать приговор. Байрон не спешил с оглаской своего мнения, будто бы специально разгоняя сердце Эдгара до предельных значений. В конечном счёте, он выпрямляется, разминает переносицу и со вздохом берёт приказ об отчислении, который Эдгар во время объяснений успел положить перед ним. — Это — крайняя мера, — демонстративно машет листом, — как вы знаете, уважаемый. Я не хочу быть деспотом, все мы люди и у всех нас разные жизненные ситуации. Но просто попробуй поставить себя на мое место. Недавно пошел двадцатый год моей тут работы. Как думаешь, сколько за это время ко мне пришло людей с такой же просьбой? Байрон замолчал, и только спустя некоторое время неловкого молчания Эдгар понял, что тот действительно ждёт от него предположения. — Тысяча? — И не близко, — вздохнул Байрон. — Порой я шел на уступки. И поверь, это не было такой уж редкой картиной. Понимаешь, дело вовсе не в том, что с годами мое восприятие к студентам изменилось или я по воле старения стал жестче. Люди не меняются. Меня подводили, а их слёзные заверения о изменениях не оправдались. Ах, хорошо. Давай не будем о других. Будем о тебе. От преподавателей я слышу лишь жалобы о несвоевременной сдаче и вечном отсутствии на лекциях. Думаю, количество пропущенных тобой пар не нуждается в озвучивании. Скажи, у меня есть причины идти тебе на уступки, кроме того, что ты первокурсник и в дальнейшем обязательно исправишься? Ну допущу я тебя к сессии, а дальше-то что? Ты хоть сдашь её? Эдгар уверенно кивнул. На самом деле он вообще не уверен. Прямо совсем. Байрон, смотря на это, закатил глаза, закрывая лицо руками, будто их разговор приносит ему не то чтобы моральное неудовольствие — физические страдания. Он так и сидел какое-то время. А Эдгар, не зная, что думать и куда деть руки, начал судорожно поправлять нетипичную для него прическу, заправляя волосы назад. Придя сюда, он предварительно привел свой внешний вид в то, что обычно от него требуют люди постарше. Сняв привычные атрибуты гардероба, убрав волосы с лица и оставив половину пирсинга дома на полочке, он чувствовал себя чуть ли не голым, когда проходил через знакомые двери, показывая студенческий билет охраннику. Но, смотря на реакцию ректора, кажется, все его махинации со внешностью не стоят и ломаного гроша. Да уж. Затем Байрон убрал руки с лица, сел уверенно, смотря ему прямо в глаза. Эдгар почувствовал, что ситуация переменилась. Настроение оппонента как минимум точно. Он ощутил, что именно сейчас и будет оглашён окончательный результат. Ему больше нечего сказать. Сердце отбило ритм в груди. Ему осталось только слушать. И. Ничего. Больше. Стук, а затем приоткрывшаяся дверь. — Извините, Аннабелль Старр спрашивает, сколько ей ещё ждать. Услышав это, Байрон расцвел: лицо его смягчилось, губы тронула улыбка, и сам он чуть ли не вытянулся в струнку. — Ах, Беллочка же ждёт. Конечно. Передай ей, что прямо сейчас буду, — он переглянулся с секретаршей и добавил: — В этом году иностранцы радуют. Секретарша, кажется, полностью поняла, что он имеет в виду, улыбнулась и спряталась за дверью. Вновь оставшись наедине, Байрон больше не стал тянуть кота за хвост и резко выдал: — Назови мне три причины, почему я не должен отчислять тебя. Даю две минуты. Эдгара это застало врасплох, а наличие таймера заставило только сильнее заволноваться. — А, эм… Байрон поднял бровь, мол, договаривай. — У меня был высший балл за два предмета при поступлении! — выдал он, прежде чем смог осознать, насколько глупа эта причина. Причем вообще его поступление в вуз к непосредственно учебе в нем! Но Байрона, видимо, устроил такой ответ. — Дальше. — Я платник, — вырвалось само собой. Ему действительно нечего больше придумать. — Я… Ну… Готов служить на благо вуза. И ваше блага! Собственные ответы показались настолько глупыми, что Эдгар не смог не отреагировать на это, искривив рот в нервном подобии улыбки. Это конец. Байрону же было не до смеха. Он прожёг его взглядом, глянул сначала на наручные часы, затем на дверь, и в конечном счёте взял приказ об отчислении в руки. — Готов работать на благо вуза, говоришь? Эдгар активно закивал. — В таком случае это пока не понадобится, — Байрон потянул за края, и лист формата А4 с треском разошелся на две половины. — Радуйся, уговорил. Но не забывай, что мне не составит труда напечатать новый. Это всё? Его восстановят? Ему что, повезло? Эдгар не знал, что чувствовать. Эмоции смешались, колеблясь от недоверия к благодарности. Но это же точно не конец? Что там он сказал в конце?.. — Жду от тебя результатов. Ты понимаешь, к чему я клоню, — не без намека в интонации говорит тот. — Теперь, поздравляю, ты пока неофициально, но точно состоишь в профкоме и другой деятельности, связанной с активизмом. Подробности узнай у секретарши, тебе и про конкурс она же скажет, разберёшься. А теперь, позвольте, откланяюсь. Байрон спешно встал, а Эдгар, не сумев так быстро переварить информацию, окликнул: — Подождите. У секретарши? Эта та, что на углу? Конкурс? Мне нужно будет объясняться с преподавателями? — прыгая с мысли на мысль, спрашивал Эдгар. — Ах, — ректор издал неудовлетворенно-возмущенный звук, схожий с привычным вздохом, — все первокурсники одинаковые. Иди за мной. В итоге его отвели прямо под дверь той самой секретарши и сказали, что уже пора бы учиться самостоятельности. Эдгар уязвлено смотрел вслед уходящему Байрону, подавив желание возразить тому что-нибудь в спину. У секретарши он пробыл полчаса, если не больше. При всей этой беготне Эдгару показалось, что за окном должно было как минимум стемнеть, но нет — солнце яркими лучами всё это время светило ему прямо в лицо. Положение дел было такое: теперь бедному студентишке Эдгару придется быть на чьих-то побегушках, и в любой момент им будут вязать, как тем вздумается. По крайней мере, информацию о всех его новых обязанностях он воспринял именно так. Помимо бумажной волокиты, женщина дала ему номер так называемого «главаря активизма», именуемого Розой. Та, по ее словам, должна всё в подробностях ему разъяснить. Но этого не произошло. Вместо нормального разговора по телефону Роза извинилась за то, что крайне занята, сказала, как ее найти в соцсетях, и то, что даст контакты людей, которые помогут ему с решением всех вопросов. В итоге он нашел ее страничку по приписке к имени названию учебного учреждения. В описании был типичный активистский слоган, а на аватарке общее фото с, по-видимому, всеми участниками движения. Написав ей короткое «Здравствуйте, это я звонил», Эдгар не стал ждать ответа, решив прогуляться глазами по аккаунту девушки. Все же надо иметь представление о том, с кем имеешь дело. Помимо фотографий с различных мероприятий, Эдгар отметил, что Роза увлекается садоводством либо, по крайней мере, неравнодушна к цветам. А ещё то, что та довольно мощно выглядит. Раза в два больше него так точно. Дальше он бегло проглядывает список друзей и любимую музыку, как ему приходит ответ в виде двух ссылок и номерами вместе с ними. Звонить не спешит. Сначала, конечно, нужно узнать подробности, а то есть, как и было с Розой, во всех подробностях просмотреть аккаунты. Когда он открыл ссылку, первым делом в глаза бросился никнейм «зая из рая», который Эдгар счёл за не очень хороший юмор, но, может быть, не самый плохой стёб. Настоящего имени он не пронаблюдал в описании или где-либо ещё. На первой фотографии предстает довольно худощавая, но не менее оттого симпатичная девушка, которая обнимает гигантского медведя, вероятно, являвшегося чьим-то подарком. Пролистав дальше, Эдгар делает вывод, что перед ним аккаунт самой обычной, красивой девушки без какого-либо намека на профком, Розу и всё, что с этим связано. Пока она не вызвала в нем доверия в плане достоверного информирования. Попытка номер два также не увенчалась успехом, потому что после открытия второй ссылки его ждал такой же не пышущий оригинальностью ник «рай для заи». Парные? Это какая-то всеобщая шутка? Выглядят эти двое не как «самые активные на курсе», которых имела в виду Роза. Хотя, вероятно, он предвзят. Ничего же плохого. У этого вон в описании хотя бы имя указано, если то является настоящим. Фэнг, значит. Хм. А лицо этого парня он где-то видел. Может быть, встречались в вузе? Не суть. Его же фотографии были разнообразнее хотя бы в том плане, что их было больше шестисот. На них, кстати, очень отчётливо прослеживались все стадии взросления. Вот, например, если взять самые ранние, то на них прыщавый подросток в самом расцвете пубертата в кунг-фу костюме ломает дощечку пополам с подписью «Бойся Фэнга». Чуть дальше можно наткнуться на фотографию, где тот держит щенка. А ещё дальше начинаются более качественные фотографии, преобладают на которых исключительно пейзажи. Что ж. Если же выбирать того, кому придется звонить, то Эдгар отдаст предпочтение тому, чье имя известно. Подняли трубку довольно быстро. Представившийся действительно оказался Фэнгом. Спустя некоторое время Эдгар относительно понял, что от него требуется и как дальше будет протекать студенческая жизнь. Что же до конкурса, вскользь упомянутого ректором? Некий «экологический проект», запущенный крупной фирмой, занимающейся разработкой средств экономии электроэнергии. Сейчас в списке дел профкома на первом месте стоит подготовка конкурсного видео, которое надо выдвинуть не позже конца августа. О обязательных критериях для принятия видео Фэнг не стал долго разглагольствовать, а лишь сказал, что как-нибудь в будущем все участвующие соберутся, чтобы обсудить план действий. — Ещё забыл упомянуть, что… На этом моменте у Эдгара разрядился телефон. Отличное завершение ужасно длинного дня. Только на выходе из вуза он понял, насколько устал. И физически, и в первую очередь морально. Казалось, если сейчас произойдет какое-нибудь печальное неконтролируемое событие, то это станет последней каплей. К счастью, до дома он добрался благополучно, без всяких внештатных ситуаций и шокирующих новостей. Можно ли счесть это за удачу? Хм. Возможно, и он когда-нибудь вытянет счастливый лотерейный билет. А теперь спать. Спать. Спать. Спать. Неважно где, неважно сколько. Он не хочет больше думать о проблемах. О предстоящей сессии уж тем более. Его же правда восстановят? Он будет допущен?.. Спать.