Яхонтовый зайчик

Отвратительно. Ужасно. Мерзко. Пиздец, одним словом… Это были, пожалуй, единственные слова, беспрестанно вертящиеся у меня в голове в этот вечер. Отец еще не вернулся с работы, а мама даже и не заметила моего возвращения. Впрочем, как и отсутствия… - И на счастье, бля! — звонко крикнул я, захлопывая за собой дверь в комнату. Она ведь не слышала? Нет конечно. Вот и хорошо… Ночью просто придет и подушкой задушит. Да и хер с ней! Пускай душит. Главное — только, чтобы недолго… Быстро ты че-то загибаться начал. Уж прости. Я как-то на сценарий уже давно вялого положил, так что… Я заметил. Ну ладно. Напоследях ведь всегда интереснее, да? Ха-ха! Че? Говорю: поссать отойду. Не теряй. Куда ты там ссать собрался, вредитель?! Эй! Тишина. Ой, ну и катись… За окном воцарялась темень. А вместе с ней поднимался и туман. Хоть и медленно, и не особо ясно, однако уже с дома можно было разглядеть, как стволы деревьев потихонечку окутывались в серебристую пелену, сквозь которую проходило присутствие лунного света. Ох, чувствуется мне, что скоро будет ничего не видать… Интересно, каково будет тому, кто осмелится в такую погодку на улицу выскочить? Не завидно-с, однако… Блять… Я звонил Полине уже раз пять. И нет ответа. Только гудки, тяжело бьющие по уху. Обиделась — ясное дело. Я должен был прийти и не пришел. А она стояла там и ждала. Ждала до тех пор, пока не поняла, что смысла в этом уже никакого нет. Ведь ждать-то оказалось и некого… Никогда раньше не замечал, что мгновения могут быть настолько разными. Всего несколько часов назад я задыхался в краденых водах, а теперь же одиноко мерзну на берегу, не зная даже куда идти. Благо в доме хотя бы было тихо. Никто ни на кого не орал, не бранил, а на худой конец, и не бил. Папы ведь не было. Должно быть, он уже и сам смекнул, что домой следует приезжать не раньше полуночи. « - Дом в это время особенно тих, сынок…» — как-то шепотом сказал мне отец с чуть было заметной улыбкой. Всем так спокойней. — подумал я в ту минуту, смотря в его проницательные глаза. Но проговорить это в слух не смел. Однако, отцу и этого было достаточно. Он наспех хлопнул меня по плечу, а затем уехал. С того дня таких разговоров стало гораздо меньше. Как и ссор, что, без сомнения, гремели бы сейчас по всему дому, приезжай он, как раньше. Кажется, получилось неплохо… Тусклый свет от настольной лампы аккурат падал на шероховатый лист, вкрадчиво изображающий заштрихованный женский профиль. Грустные глаза, обрамленные густыми ресницами. Утонченные черты молочного лица и немного растрепанные темные волосы, спадающие до плеч… И, да. Способ отвлечься я выбрал крайне мерзкий. Мне не хотелось ее рисовать. Пытался выбрать что-то абстрактное, но… Как-то вот не выходило. А стоило только грифелем прикоснуться к бумаге, вспоминая недавнее произошедшее… Как образ преступницы, дрожащей линией, рождался на холсте. - Ненавижу я этот день… — тихим голосом промолвил я, откидываясь на спинку стула. Однако, можно ли в душе лелеять то, что ненавидишь? Сидя вот так на скрипящем стуле, я долго думал обо всем. И ни одна мысль не приводила меня к чему-то определенному. Все сводилось к очередной сделке с совестью. Полину я не оставлю — твердил себе уже какой раз… Не заслужила ты просто этого. Слишком много ты для меня теперь значишь, чтобы я мог с тобой так поступить. И поэтому… Ты не должна об этом узнать. Снова придется умалчивать, врать и надеяться, что все как-нибудь само рассосется. Ну, а что нам еще остается? - Ха… — с губ сорвалась невеселая усмешка, когда я заметил, что непрерывно пялюсь на портрет, лежащий у меня на столе. Даже здесь эти серые глаза не дают мне покоя. Испытывают, затем видят слабость, а после тихо жалеют, но вопрошать никак не перестают. И чем дольше я в них вглядывался, тем яснее мне виделось, что сказать ей правду будет гораздо сложнее, чем если бы я решился открыть ее Полине. Руки мои невольно потянулись к жестяной коробочке, стоящей рядом с рисунком. Наваждение это было или нет, я не знаю. Надеюсь, для Ани оно действительно было таковым. Она пришла домой, протрезвела и поняла, что все это было лишь… выдумкой. Выдумкой глупых детей, неспособных еще толком осознавать свои чувства. Напридумывали. Поверили. И в путь… В болезненный и крайне недолгий. Вот только гадкая шутка в том, что ребенок этого никогда не поймет. А взрослому уже не до этого. Холодные пальцы скользили по ребрам цилиндровой фигуры, отдающей тусклым блеском черного металла. Она была уже старой, исцарапанной, но оттого не менее приятной глазу. Хотелось ее трогать, изучать… Но не открывать. Почему-то соприкасаться с содержимым мне желалось меньше всего. Казалось, что вся та магия и красота этой вещицы в один незаметный миг сдуется холодным ветром, оставляя после себя лишь горьковато-сладкое послевкусие. Но делать было нечего… Крышка повернулась против часовой и явила сокрытому свет. Ничего удивительного и не произошло. Два шелковых мешочка покоились на дне, прижимаясь к позолоченным стенам. Один был темно-синим, другой же ярко-красным. Первый был тих, а второй издавал глухое шуршание. Интересно… Аккуратно вынув их, я увидел в самом низу точено выгравированную надпись: «сделано в СССР. 1986 год.» Я тогда пошел в первый класс… Красный галстук, неудобная школьная форма и пятиконечная звезда, крепившаяся на грудь. Все, как и положено. «Будь, октябренок, всем детям примером, чтобы хорошим стать пионером!» Отголоски ярких выражений мертвыми тенями проносились в голове. О! Было еще… «Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!» Боже, может хватит уже… — устало пробормотал внутренний голос, — Разве не надоело еще эту чушь вспоминать? Не зуди. Я тогда еще тобой не болел. Так что потерпишь за свой прогул. И слава Богу! Столько лет в твоей воспаленной башке сидеть я бы точно не смог… Сам бы свихнулся не позже тебя, уж поверь. Ты — шиза. Ох… А потому ты и не можешь свихнуться. Тох, ты иногда такой умный… Жаль только, что дурак. Тоже, верно. А дуракам у нас, что обычно положено? Нет. Колесики! Не смей, сучонок, я ведь просто шучу! А я просто смеюсь. На этих словах патология умолкла. Победно хмыкнув, я отложил коробочку в сторону, взяв во внимание шелковые мешочки, что были завязаны в потрепанные временем новогодние ленты. Им явно уже не первый год… — подумал я, развязывая синий шелк. Ох, как пахнет-то… Терпкий аромат высушенных трав был выпущен из объятий мягкой ткани. Ту же свободу получили и мелко перемолотые изумруды, обращающие соприкосновение бронзового света в зеленоватое свечение, отталкиваемое шелковой гладью. Запустив руку в мешочек, я зачерпнул горстку лепестков, слегка щекочущих мою ладонь. А после пропустил этот «песок здоровья» сквозь пальцы, приводя подарок в свою первозданную форму. Ну че, бахнем сегодня чайку, а? Опухоль? Не боишься, что потом за нас будут так «бахать»? Что? С какой это радости? А перед этим крайне трогательно произнесут: «Ох, Антон… Хоть он и был всегда для нас лишним ртом и волдырем в проходе, но все же… Я искренне надеюсь, что за то время, что он жил с нами, мы успели к нему привыкнуть, как к своему…» Что значит, «как к своему»? Не перебивай. «И честно, ха… я пытаюсь вспомнить о нем хоть что-то хорошее, но как-то, дорогие, увы, не выходит. Он же всегда был слезливой размазней, ну согласитесь? Кислятиной настоящей, ей Богу! Ха-ха! Хотя в детдоме мне сразу сказали, что…» Так, харе! Неужели тебе даже не интересно, кто с такой ласковой любовью толковал это? Вообще, похер. Ты слишком груб, Антон. Хочешь поговорить об этом? Я хочу, чтобы ты, девиация сучьей матери, заткнулась и перестала нести всякий несуразный бред! Вот она, значит, твоя благодарность за правду, да? А ведь кроме меня тебе ее никто не скажет, так и знай. Вот пусть так и остается. Только и у тебя эта привилегия сейчас отпадет. Что, опять таблетками будешь пугать? Не-а. Я травами просто обдалблюсь и все нахуй… А как же копытца? Поебать уже. Ты меня довел. Значит ты и будешь виноват. Тебя довели бабы! Не я! Если бы ты… Сука… Да все-все, молчу. На очереди оставался только красный мешок. Синий я завязал и вернул обратно. На законное позолоченное дно. Ну-с… Красный шелк представлялся мне явно тяжелее синего. Взявшись за конец мешочка, я стал вертеть его вокруг своей оси, подобно тому, как часто делал это в детстве, когда родители дарили мне точно такие же, только побольше. И, как правило, там всегда были конфеты… В одно время папа зарабатывал очень много денег. О чем ни раз свидетельствовали крайне расточительные подарки. Однажды, он мне даже в шутку пожаловался, что «в душе своей не смыслит, куда же все это добро девать…». «Хоть в землю закапывай, ей Богу!» Мы тогда с ним часто над этим смеялись. Вот только чуть позже всем стало уже не до смеха… Бледно-золотистая бабочка, стягивающая верхушку шуршащего гостинца, обратила ее в распустившуюся розу, чьи гранатовые лепестки по повелению резкой руки стали медленно соскальзывать к столу, стремясь за упорхнувшей от них проказницей. И теперь круговую поверхность переполняло сладкое… И бумажное. Поверх горы из различных сладостей лежала какая-то записка. Где черным скорым пером было написано… - С-сука! — крикнул в испуге я, чуть ли не подпрыгивая до потолка. Неожиданность, ударившая в окно, не дала рукам удержать грубо вырванную бумажку. Метнув туда негодующий взгляд, я увидел снежную кляксу, размазанную на заледеневшем стекле. Только не это… Быстро подобрав записку, и засунув ее в карман, я стремглав бросился к зовущему окну, где под изогнутым фонарем, выжидающе стояла одинокая фигура в знакомой мне шубе. Такое одеяние было частично покрыто серебристыми хлопьями, незаметно подтаивающими на плечах таинственной гостьи, в чьих прорезях карнавальной маски под аккомпанемент приветливой коварности плясали хищные огоньки, отдающие притязательным янтарем. Завидев меня, она с живостью замахала своей вытянутой ручкой, задорно раскачиваясь на носочках. Как и всегда очень грациозна… - Какого хрена? — только и прошипел я на виновницу моего крайне невежливого беспокойства. Но такой тон ни разу не покоробил мою посетительницу. Она только поддалась немного вперед, заламывая свои руки за спину. А после вкрадчиво возразила: - Я как раз у тебя это и хотела спросить, Антоша… «Какого хрена» ты, негодник, еще топчешься в тепленьком наверху, пока я здесь совершенно одна мерзну внизу? М-м-м? Действительно. Может все-таки выйдем и согреем барышню-c? Просит же, неужели не видишь? Не вижу. Пфф, о чем тогда с тобой вообще говорить… Вот и не говори. Стой в углу и не встревай. - Думаешь, если я спущусь к тебе, то твоему лисьему тельцу сразу же станет теплее? — скупо ухмыльнулся я, облокачиваясь на подоконник. Лисица, плавно выпрямившись, сцепила свои тонкие пальцы в замок, потихонечку склоняя голову набок. - Кто знает, Тошенька… Кто знает… В любом случае, мерзнуть вдвоем гораздо легче, чем одной. Должен же ты это, мой глупенький, все-таки понимать, да? Видишь, тебе даже как альтернативно одаренному вторую подсказку решили дать, а ты все стоишь и глазами хлопаешь… Не стыдно? Ты, иждивенец, видимо, уже и не помнишь из какой бури я недавно вылез… Ха, ты так говоришь, будто на блядках побывал. Я даже и знать не хочу, что это… А надо бы… Ладно, позже тебя, неженку, просвещу. Подругу даже и не смутила такая затяжная пауза. Поскольку и сама она перевела свое внимание на другое… Уперевшись на горящий столб, девушка зачарованно вглядывалась в свою ладонь, на которую падали вальсирующие кристаллики, просвечиваемые мерклым светом старого фонаря. Отрывать лисицу не хотелось. Хотелось только смотреть на нее, едва ли затаив дыхание. Однако, это продолжалось ровно до тех пор, пока я не услышал от девицы самодовольную усмешку. Ах, ты рыжая стервь… - Нет, мать, я больше понимаю иное… — прокашлявшись пробормотал я, кое как вспоминая о нити этой странной дискуссии. Но Алиса так и продолжала с непосредственным восторгом рассматривать приземляющие снежинки, не поднимая на меня своих глаз. - И что же, немилый мальчишка? - А то, что на улице дубак и туман с леса крадется. Скоро здесь вообще будет ничего не видно. А ты еще хочешь… - Ой, да подумаешь! — нетерпимо воскликнула она, хлестко взмахнув кистью, возвращая ко мне все свое внимание. — Тумана он боится. Ха! Тебе, зайчик, меня надо бояться… А не какой-то там конденсации водяного пара. Я что-то не пойму, она меня уговаривает или уже мне угрожает? Тебе же, шляпик, уже давно все было сказано… Что сказано-то, патология ты нахальная? «Пока ты со мной — тебя никто не тронет». Было такое или нет? Было-то оно было, только вот эта мутная строчка ее саму-то учитывает или там, где-то мелким шрифтом прописано: «сожрать, если наскучит»? Блять, как же грустно… — слезливо хныкнуло расстройство. - Авантюризма в тебе ни на грош. — Вот поэтому… — Вот поэтому ты и должен пойти со мной, — бесцеремонно перебила меня плутовка, немного понижая свой шелковистый голос. — Антоша, ну, пожалуйста… Мне ведь скучно одной. К тому же мы с тобой уже давно не виделись… — Позавчера вообще-то… — резонно заметил я, устало выдохнув. Но ее энтузиазм был непоколебим. — Вот видишь! Это ведь было так давно! — ярко пропела подруга, подходя ближе к дому. Не то сейчас время, лисичка, чтобы я мог с тобой, как ни в чем не бывало, спокойно резвиться… - Ох, Алис… Давай не сегодня-я… - Так, Антон! Комната в одну секунду заполнилась сварливым ревом вошедшей в нее недовольной матери. Черт, был бы я к ней чуть ближе, из ушей бы точно стрельнула кровь. Это ведь надо так уметь орать… - Совсем с ума сошел под открытом окном стоять?! — женщина быстро оказалась около меня, со всей силой захлопывая окно. - Да я… - С кем ты там говорил? — грубо перебила она, всматриваясь во двор. Но найти там никого не смогла. Алисы и след простыл. - Да ни с кем, я просто… Глаза мамы были неподдельно злые. Совсем не такие, какие я видел сегодня днем. - Так, все, — небрежно махнула женщина рукой, не желая слушать мои жалкие попытки оправдаться. — Умывайся и ложись спать. А это еще что? Блять, ну ты же уже почти вышла… Мамин бегающий взор по случайности зацепил раскрытый цилиндр, стоящий подле красного мешка, набитого конфетами. — Это… подарок. — тихо сказал я, уводя взгляд в сторону. - От скрипачки твоей? - Д-да, от нее. Мама, утратив интерес к коробочке, резко перевела на меня свои злые сосредоточенные очи. - А ты что? - Я? — удивленно вопросил я, приподнимая свои брови. - Ничего, — разочарованно заключила она, продолжая буравить меня тяжелым взглядом. — Хоть бы эту черту от своего непутевого отца перенял… Ан нет. Одна только посредственность. После произнесенных ею слов, женщина хотела уже выйти, но больно задетое не дало этого сделать. Долго оно уже терпело… - Что, некому трахать? — задал я ровным голосом, смотря как ее голова медленно поворачивается ко мне. Я без каких-либо чувств и метаний наблюдал за тем, как кипящий яд в одно мгновение остужается холодной сталью, медленно стекая по лезвию ударившего клинка. - Что ты сказал…? - Если ты недовольна своей жизнью, это еще не значит, что остальные должны страдать вместе с тобой. Я говорил это спокойно. Без восклицаний. Без эмоций. Однако внутри сидело что-то. И оно до одури хотело смеяться. Матерь это заметила. А потому и прилетело мне по щеке так, что голова болванкой отклонилась вправо. - Как же я тебя иногда ненавижу… — чуть ли не звенящим голосом проговорила она, уходя прочь. Взаимно. - Что бы через пять минут ты уже лежал в своей постели! А не то… Узнаешь, в общем. И вышла за дверь, оставляя мне на ночь ожог, отдающий дежавю.

***

Вот уже двадцать минут я лежу в постели, не смыкая возбужденных глаз. Очень хотелось что-нибудь разбить, сломать или… Просто сжечь, к сучьей матери. Сидел ведь себе спокойно, никого не трогал… Но нет, сука! Надо ей прийти и мозг своим визгливым голосом мне затрахать. Какой уже раз за последнее время… Вот те и женись после такого… Хотя я-то в чем виноват? А все началось со свадьбы. Не я же ее в этот сраный поселок привез. Он надел кольцо не на тот палец… А получать за отца приходиться мне. Не на ту руку… Качели эти, пусть и не всегда, но, когда приходит время, ощутимо бьют по темечку. Из-за чего с макушки иногда начинает заметно подтекать… И не на ту бабу… Блять, ты можешь заткнуться, пожалуйста? Неужели не видишь, что я делаю? Дрочишь себе мозг. Именно. Не лишай хотя бы… Уволь. Не собираюсь я слушать всю эту ебаторию. Мне плевать. Пока я хозяин этого ебливого тела, ты, погонь больного коня, будешь слушать весь этот параноидальный бред вместе со мной. И срать я хотел — хочешь ты этого или нет… Ты будешь, мразь, это делать. Потому что еще, сука, я — хозяин этой конченной воспаленной черепной коробки! А ты — лишь жалкая патология, от которой я мечтаю поскорее избавиться! – пулеметной пачкой прорычал я, сразу же пожалев об этом. Ох, голова… Оказывается, орать даже там — дорогое удовольствие. Знаешь, что? — спокойно спросил внутренний голос после некоторой паузы. Ч-что? Иди нахуй. – емко отчеканил он. — Если бы не я, ты своей мамаше никогда бы… Бум-бум! — прозвучало за шторкой. Слышал? Слышал, конечно. Беги скорее открывай. Санитары за тобой, кажись, пришли. Проигнорировав больное, я вскочил с кровати, попутно напяливая на себя окуляры. Сквозь шторы проходило свечение, ложащиеся на ковер белесой ненавязчивой дорожкой. Сделав шаг вперед, я остановился перед полотном, преграждая собой луч, слабым бликом, отражающимся в моих очках. И чего я медлю? Алиса ведь уже приходила. Вряд ли она стала бы наведываться еще раз после такого неудачного вызволения. Тогда, кто это? Пока я думал, за шторкой вдруг стал пропадать свет, а затем и скрипнуло там что-то… Страх в купе с любопытностью заполонили собой все сознание. То, что было там, будто бы ждало, когда его обличат. Сидело и отсчитывало секунды… Схватившись за «портьера», я резким движением руки раздвинул их, лицезрея… Ничего. Муруют демоны… Видимо, на сегодня впечатлений было маловато. Надо еще… Взявшись за ручку, я распахнул эту чертову дверцу, впуская в комнату морозный ветер. - Ах… Щас бы только немного… - Покоя? — обыкновенно спросили сверху. - Ага, — кивнул я, вдыхая хладный воздух. — Его как раз и… И замер. Осознание неладного заставило меня это сделать. Так явно не должно быть. Я ведь на втором этаже… Да сосед, небось. Тоже, походу, не спится. Вот и вышел покурить. - Я точно схожу с ума… - И слава Богу. А то я уже стала не на шутку беспокоиться. Общается со мной и не сходит по мне с ума. Ха! Где такое вообще видано было? Немыслимо… На белоснежной крыше, на самом конце конька сидела, как ни в чем не бывало ранее упомянутая гостья. Ее едва ли можно было заметить, однако тихое хихиканье и слегка свисающий подол лисьей шубки выдавали девушку с концами. - Как? - Что «как?», яхонтовый? - Как ты там оказалась? - Да вот ветром, знаешь, принесло. Не знаю даже теперь, что же мне бедненькой делать… - Ох, Алис… -Ах, Тоша. О-о-о, неплохое кино. Мне нравится. Локацию бы только не помешало сменить… Ах-ха-ха. Мальчик-шизофреник разговаривает с девочкой-лисой, сидящей на краю крыши в то время, как озабоченное расстройство в его голове представляет себе их соитие… Да все не так… Нет, все именно так! - Мне тоже иногда не хватает покоя, Антоша. — шепотом пролепетала она спустя некоторое время. - Покоя? — недоуменно спросил я, услышав за сим легкий смешок. Коммуникация на два фронта начинает даваться ощутимо сложнее. Теряются мысли, путаются слова… - Его, зайчик, его. В последнее время, особенно… Крайнее слово лисичка протянула особенно томно. Это и заставило меня вспомнить о предмете такого чудного разговора. - Как и мне. — мрачно ответил я, накидывая на плечи пальто, до сего момента облегавшее спинку стула. Поддувает все-таки… Может следовало бы еще и штаны напялить, дабы невнушительное прикрыть? Или тебе уже нечего морозить? Да лень мне. Неужели не ясно? Слова снова подчинились тишине. Мне говорить было особо и нечего. А Алиса и без того заметно веселилась. Лисица игралась с холодной пудрой, сбрасывая ее с крыши. В то время, как я молча наблюдал за тем, как вся эта серебристая пыльца подхватывалась неспокойным ветром, унося ее за собой куда-то ввысь. И такое меланхоличное молчание продолжалось бы еще невесть сколько, если бы девице на крыше не захотелось его разорвать. - А знаешь, Тоша, разницу между покоем и… скажем, свободой? - Алис, мне сейчас немного не до философствований… - Ну, пожалуйста, милый, ответь! — с требовательным капризом попросила девочка, легонько постучав сапожками по крыше. Вот ведь неугомонная… - Ох… Нет. Я думаю, что ее нет. — не особо вдумываясь в вопрос, ответил я. На что рыжая только лукаво протянула: - Почему-у? На переносице невольно образовалась вдумчивая морщинка. - Разве покой не подразумевает свободу? - Подразумевает, конечно. Но ведь это не одно и то же, глупенький. Голос подруги в эту минуту ощущался, как ни странно, ласковее обычного. Была в нем какая-то сочувственная нежность что ли… Отчего и дурное настроение против своей воли, со скрипом, отдавалось этому навязчивому очарованию, потихонечку растворяясь в нем. - Что ты хочешь сказать? — чуть слышно произнес я, вглядываясь в лесные дали, исчезающие в густой завесе. Еще немного и… - Пойдем, Тоша. — вдруг сказала лисица, заставив меня встрепенуться. - Куда? Чертовка снова что-то мутит… - Попробуем с тобой отыскать этот зловредный и неприступный покой! — решительным задором заявила она. Ух ты, приключения, значится! Не, не, не! А что не так? Снова хочешь тапочком дома валяться? На дворе ночь вообще-то… Похер. Покой стоит того. — безапелляционно заключила шиза. В это же время было слышно, как Алиса аккуратно сменяла свое положение на крыше. - Н-но я не могу. Я же… - Ах, яхонтовый мой, но ведь это никуда не годится! — броским нетерпящим тоном перебила она. — Как же ты собираешься искать покой, будучи запертым в клетке? В клетке, зато безопасно, уютно… И тепло. Харе уже ломаться. Неужели ты действительно хочешь исполнить наказ истерички, что за нихера огрела тебя по морде? Нет, не хочу. Тогда давай. Забей и пошли. Сидя ровно на жопе, хрен че у тебя в башке переменится. Мне было нечего возразить. В иной ситуации я бы послал всех и лег спать, но сейчас… Это казалось чем-то действительно необходимым и разумным. И поэтому… - Лови меня, Антошка! — вдруг звонко крикнули с крыши. Чего? И не успев даже толком что-либо сообразить, я лицезрел летящее вниз тело. - Твою-то мать, Алиса! — испуганно прошипел я, высовываясь из-за окна. Благо снег был глубокий… - Прыгай. Тут еще мягко. Плутовка умиротворенно развалилась на снежном покрывале, приглашая меня к себе ручкой. - Да ты же сумасшедшая… - Тоже мне новость. А ты зато — занудная, сухощавая трусишка! — тыкнула она в меня снизу пальцем, тихо хихикнув. Что же теперь делать? Прыгать — боязно, а оставаться дома уже и вовсе… непривлекательно. - Черт тебя дери… Хочешь, чтобы я спустился? — с готовностью вопросил я, глядя в ее нахальные смеющиеся глаза. — Да! — с жаром вскричала безумная девица, широко всплеснув своими руками. - А я ведь спущусь. — серьезно угрожал я, натягивая на себя штаны с носками. Только вот ботинки… - Давай! Хорошо хоть мамаn сейчас намывает все свои прелести в ванной. А потому и яркие восклицания не доходят до ее острых ушей. - И накажу тебя за такие непристойные и лживые слова. Погоди только… Я, как угорелый, метался по комнате в надежде найти свою затрепанную шапку «спорт». Но ее нигде не было! - Да, давай, ха-ха! Возьми и накажи меня, зайчик! Не разбейся только… Не разобьюсь, милая. Я скоро… Черт, ну где же?! Всю комнату уже перевернул, а колпак все не желает находится! - Антоша, ну что там? — устало отозвалась девушка на покрывале. - Да я шапку свою никак не могу найти… Посмотри в прихожей, склероз ты вафельный. По привычке, небось, там оставил. А сразу ты сказать не мог? Я че тебе секретарша? Было бы не плохо, знаешь ли. А то пользы от тебя… Бля! — мысленно возопил я, услышав тишину. Вода, что текла прежде, больше не течет. А это значит, что из ванны кое-кто скоро выйдет… Не думая ни секунды, я бросился вниз. В прихожей не горел свет, а потому и… - Блять! Ай, сука бля, нога… Или, скорее, палец. Ноготь которого со всей силы впендюрился хрен пойми во что. - Что там такое? — недовольно проскрежетали за дверью в уборную. Было слышно, как мытое тело уже во всю там копошится… - Ах, сука, падла… Кое как ковыляя и хныкая себе под нос, я добрался до прихожей, врубив там свет. Вот же ты, родимая… Здесь еще и ботинки. Может, будет лучше, если я просто… - Куды? Не знаю, что я почувствовал в ту секунду, услышав этот неожиданный угрюмый голосочек, прозвучавший прямиком из кухни. Жар или холод… А может и все вместе. Пытливые зеленые, не лишенные удивления глаза были точно устремлены на меня. Они ждали объяснения. - Добрый день. — тихо сказал я. Сестра сидела за пустым столом в уплотненном вязанном свитере, попевая горячий чай с малиновым вареньем. А в ушах у нее до сего момента играла музыка, некогда записанная на кассету. Видок у девочки был крайне меланхоличный. Услышав мое чудаковатое приветствие, она показательно повернулась к темному окну за своей спиной, и тем же шепотом мне явила: - Добрый… Девушка хотела было что-то еще сказать, но я постарался ее опередить. - Оль, где ключи, а? - Не знаю, мама их всегда куда-то прячет. Уверенность, что она пыталась вложить в слова, казалась мне немного бледноватой. Неужели врет… - Понятно… Взяв пару ботинок в руки, да шапку в карман, я стал медленно двигаться в сторону лестницы. - А ты куда это собрался? — строго шикнула сестра, смотря на мою удаляющуюся придурковатую ухмылку. - Окна мыть. О, как… - Тоша, скажи честно, у тебя ведь демоны иногда в голове совокупляются, я же правильно понимаю? — пробурчала недовольная Оля, откладывая в сторону кассетный плеер. Как же все-таки невовремя ты чай тут решила похлебать… - Короче… — начал я, остановившись на пол пути к лестнице. - Внимаю. Че придумать-то? Че придумать?! - О, смотри сзади тебя сова! - Что…? — девочка в недоумении широко раскрыла свои малахитовые блюдца, невольно обернувшись назад. И спустя какую-то жалкую секунду уже на лестнице, я услышал писк нескрываемого возмущения: - Ты дурак?! Но меня уже не было. Хы. - Эй! — крикнули на кухне, стремительно затопав ножками. Мне не хватило буквально одной никчемной ступеньки, чтобы скрыться из ее поля зрения. - Тоша, стой… — волнительно прошептала она, немного прокашлявшись. — Куда же ты… В коридоре, за углом в это же время, стало вдруг слышно, как кто-то пытается отрыть дверь, но у него не выходит… - Ну что это такое?! Сколько раз уже говорила Боре починить этот чертов замок! Бежала бы ты, девочка, лучше отсюда… - Оль, конфеты у меня на столе. Бери сколько хочешь. — спешно оповестил я, надеясь увидеть в ней одобрительную перемену. - Но… - Завтра, Оля. Все завтра… Я быстро кивнул ей на прощанье, и забежал в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. А сестра осталась внизу вместе с той, что говорила с ней о чем-то на крайне повышенных тонах. Надо уже быстрее валить… - Я думала, что ты уже не придешь. — сонливо донеслось с улицы. - Ха, я тоже… Надев все необходимое, я свесил ноги с окна, и спрыгнул к лисице. А уже оттуда, взявшись за руки, мы рванули, куда глаза глядят…