
Часть 13. Из огня да в полымя.
Иду я по полю в белой ночи, не отпуская твоей холодной руки;
На нас смотрят звезды с небес, провожая зверят в загадочный лес.
Ее слова протекали чрез уши тающим маслом… Казалось даже, что они убаюкивающе что-то шипят… там, в голове. Меж тем, и граница уже виднелась впереди. Этакая черта, проходящая между туманной тайгой и пустошью. Ее разрезала тонкая серебристая линия, что пробивала себе путь через лесные массивы, никак не позволяя густой дымке, накрыть ее. Нам же оставалось только слепо следовать ей, попутно встречая немое приветствие восьмиконечных фигур…
Что же там, ты посмотри!
Повсюду покойные кресты…
Мы аккуратно пройдем мимо них,
не потревожив никого из неживых.
Все-таки я не ошибся, когда увидел их вдали.
Заиндевевшие, старообрядческие фигуры мученически сторожили вход в пущу. Кривые головы этих стражей ненавязчиво прикрывал флёр. Но стоило только подойти ближе – и полупрозрачные шляпы тут же снимались, рассеиваясь во тьме.
Сколько же их здесь…?– невольно задал себе я, оглядываясь по сторонам, - и воздух стал каким-то тяжелым… приторно-вязким.
И тропа… тягучая, проваливающаяся. Ан нет. Взглянув вниз, я понял, что это всего лишь ноги… ноги подгибаются и заполоняются ватой.
Хотелось уже, наконец, свалиться, но рука, крепко сдавливающая мою ладонь, дернула меня куда-то вперед.
Ну же, милый, посмотри на меня -
не бойся усопших ты никогда
Бойся лучше того, кто полной грудью дышит
Ведь он искатель, как и мы -
а значит может и обидеть;
Голос проводницы ощущался мне неясно. Его звучание словно бы становилось все громче, но уже явно дальше.
Однако, ее рука… Я знал, что она еще в моей ладони. Вот только перед глазами была лишь густая пелена.
- Алиса… - прошептал блаженно я, борясь с дикостью желания закрыть свои глаза, - не м-могу я больше…
Перед тем, как пасть на колени, меня остановило. Вокруг уставших очей все так же сновала темнота. Но вдруг впереди под открывшемся взором молодой луны, мелькнул знакомый абрис.
Он поддался навстречу вместе с ветром, бегущим из лесных глубин.
Дуновение ударило в лицо, скользнув хладным языком по раскрытой шее. И после чего над самым ухом разлился раскаленный до боли шепоток:
всякого, кто не сыщет тишины…
Уход последнего слова ознаменовал и утрату тепла, томящегося у меня в ладони.
Вот и все. Закостенелые опоры, что держали меня, наконец, сдались, обрушив мое ослабшее тело наземь. Со стороны я, наверняка, был похож на руины, безнадежно вросшие в землю. Благо сознание еще было при мне. Однако и наличие сей роскоши было отнюдь не завидным утешением. Колыбель в голове все не утихала. Ее мотивы снова и снова проигрывались в воспаленном ящике. Всякого… Может и обидеть… Всякого… Бойся… Всякого… Кто не сыщет… Тишины… Кто не сыщет… Грудью ды-ы-ы-ышит… БОЙСЯ! Бо-о-ойся… Ти-и-и-ишиныыыы… Слова перематывались все медленнее, омерзительно слипаясь меж собой, и мараясь в нижайшей тошнотворной тональности. Снова и снова; раз за разом, снова и снова, раз за снова… ОЧНИСЬ! Рявкнула глотка, чуть ли не раздирая мои уши. - А! Что происходит? – сдавленным голосом вопросил я, тупо смотря перед собой. Надо уходить. Быстрее. В глазах все нещадно двоилось. Зрачки вращались вокруг своей оси, подобно монете, крутящейся на столе. Сейчас, сейчас… Это пройдет… Надо только… Взмахнув кистью, я хлестнул ею по щекам, оставив на коже багровые печати. Вот только со вторым ударом я явно переборщил. Затрещина оказалась настолько сильной, что корпус аж перекосило вправо. Чувак, ты там живой?– с непривычной мне обеспокоенностью поинтересовался сожитель. Ага… Сплюнув вязкую жидкость, я вернулся в прежнее сидячее положение. Но на этот раз перед глазами лежал крайне знакомый и потрепанный временем предмет. - Где Алиса? – невольно спросил я. Прорези ушастого папье-маше с пугающей пронзительностью были точно устремлены на меня. Такая манера казалась мне настолько притязательной, что рука сама потянулась к этой таинственной вещице. Дружище, надо валить. Вставай и пошли. Предостережения внутреннего голоса пролетали мимо ушей. А пальцы медленно, но, верно, приближались к маске. Тоха.– настойчиво звал меня голос. Да, да…- безразлично отмахивался я, поддаваясь необъяснимому притяжению. Я должен ее взять. Она упасет. Даст мне защиту и покой… С той ночи она ничуть не изменилась. Все такая же облезлая, шероховатая… но моя. И чем ближе она становилась, тем сильнее ощущались и шумы, что были похожи на искаженную вибрацию. Но они меня не тревожили. Сейчас все закончится… Тоха, не надо! Ты еще не… Восклицания в одночасье размылись, стоило только холодным пальцам коснуться грубоватой поверхности. И нет смысла скрывать – я сильно об этом пожалел. Тело рубануло резкой и острой болью. Пущей досадой было еще и то, что я не мог издать и звука. Плоть моя просто застыла в одном положении, словно бы прикипев к этому чертову предмету. И всю последующую минуту я проклинал себя за невозможность потерять сознание. Однако ровно до тех пор, пока маска не сменилась человеческой головой без скальпа. Со стеклянных глаз, тупо смотрящих на меня, стекали черные густые слезы. Они жгли мои руки, проникая под посиневшие ногти. Но ужас виделся в другом… Гримаса на страдающем лице менялась с чудовищной скоростью. От вселенских мук до пугающего чудаковатого блаженства, пляшущего на иссохших губах. И только потом мне стало ясно, что это не выражения менялись. А лица… - Отпустите… - тихо проговорил я, пытаясь оторваться от расчлененки. Очередной… - Что? Очередной… Рот, что был чуть правее моего большого пальца, произносил это. Вместе с гримасами стали меняться и голоса. Они были то высокими, то низкими. То тонкими, то басистыми… И в каждом из них мне слышались разные эмоции. Гнев, омерзение, злорадство… Все это доносилось с мертвых уст, что изгибались неестественно-отвратительным образом. - Отпустите, прошу… АХ-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! ЭТО ОЧЕРЕДНОЙ! ОЧЕРЕДНОЙ ЗАЙЧОНОК, ПОСМОТРИТЕ! Звучания сливались в один громкий, нестерпимый поток брани. - Что я вам сделал?! – не выдержал я, - Отпустите меня! Мы тебя и не держим.– насмешливо возразила голова. Это ТЫ все никак не можешь от нас отцепиться! АХАХАХАХАХАХ! АХАХАХАХАХХАХА! АХАХАХПХАПХАПХА! Хохот, что душил этих чертей, катился так же мерзко, как и бордовая пена, извергающаяся из беззубой пасти. - Блять… В вспотевших висках уже нещадно гудела кровь. Бедный мальчик… Господи… Бедняжка… А ну ка отъебались от него! –взревел внезапно знакомый среди всех остальных голос, - Антон, ты слышишь меня? - Д-да… Приложись своим лбом ко лбу этой ебанной башки. АХАХАХХА! ЭТОТ ВСЕ НАДЕЕТСЯ… - З-зачем? Так надо. УЖЕ ПОЗДНО. ПОЗДНО! ПО-О-О-О-ОЗДНО. ВАМ УЖЕ НИЧЕГО НЕ ПОМОЖЕТ. Быстрее, Тоха! –крикнул он глухим тоном. Закрыв глаза, я повиновался и просто упал лбом на голый кровавый череп…***
А открыл их уже из-за громогласного волчьего воя, что доносился где-то поблизости. Ни секунды позже, виновница сего кошмара, лежащая все это время перед глазами, улетела в далекие туманные дебри. Ох, черт, голова… -мысленно промычал я, схватившись за нее обеими руками, - не стоило, наверное, так резко вскакивать… Жаль стонала не только она одна. Теми же страданиями была наделена и кожа, что горела адским пламенем, остужаясь в прохладных поцелуях заботливого ветра. Чуть позже мне стало ясно отчего это. - Воротник расстегнут… - задумчиво пробормотал я, силясь припомнить недавние события. Кхм, кхм, не хотел бы тебя отвлекать, но… Так, стоп. Где Алиса? Дружок в головешке с минуту затих. Не знаю. В сугробе, наверное, утонула. Пошли уже.– со спешной раздражительностью отвечал мне В.Г. А мне же в это время на ум приходила только одна и та же горьковатая мысль, что всегда ненавязчивой тенью преследовала меня. Или просто бросила… Ох, Тоха… Не драмматиз… Голос оборвал рык животного, по всей видимости, бегущего ко мне. Ноги сию же секунду понесли меня прочь. Страх, грубо трогающий сердце, уступал в силе другому более противному чувству, что мне со злостью всю дорогу хотелось из себя вырвать. Приходилось бежать, не разбирая этой проклятой местности. Всюду царил густой туман, за объятиями которого по-прежнему прятались вбитые, забытые временем имена. Благо стволы деревьев хотя бы иногда различались. Но пользы от этого… Меж тем и бешено воющий зверь от меня никак не отставал. По началу мне хотелось думать, что он движется все же не по мою жалкую душонку. Однако теперь-то было очевидно, что добыче все-таки не послышалось… Паника начинала ощутимо нарастать, а дыхание сбиваться. Ведь очень не хотелось бы вот так умирать – предательски брошенным коварной лисицей, чтобы стать жестоко съеденным голодным волком. Какая же ты, оказывается, мразь…- в сердцах сплюнул я, с усталью прислоняясь спиной к толстому, многовековому дубу, что служил для меня неплохим временным прикрытием. Ей-то это зачем, ну? Сам подумай…-оживленно затрепетал внутренний голос. Откуда ж я знаю…- сокрушенно отозвался я, -Может ей это просто приносит огромное удовольствие: втираться наивным людям в доверие, чтобы потом его же с извращенной страстью уничтожить, смакуя засим сладостное мгновение, где такой дурачок, как я, будет биться в предсмертной, матерной агонии, и в какой-то момент наконец-то, осознавая, что ему-то, оказывается, все это время нагло проводили по губам!– пулеметной самозабвенной очередью распылялся я. А он этого не видел. Ха-ха! И понял только тогда, когда с губенок стало заметно пованивать. Второй вариант будет? – устало поинтересовался внутренний голос, никак толком не реагируя на мой крайне эмоциональный спич. И благо этот диалог громыхал лишь в моей черепушке. Хотя мне очень хотелось бы проорать все это вслух, но… сил, боюсь, моих не хватит. Поскольку в груди вопреки отчаянному неверию, так или иначе все с горечью сжималось. А может я просто стал ей… или же им бесполезен. Ты же видел, как на меня отреагировала эта блядючая маска? Видел. И я думаю, что ты ошибаешься. Здесь меня не на шутку перекосило. Ты о многом, я смотрю, в последнее время думаешь,- с раздражением заметил я.- И о бесценном покое, помниться, тоже. И о том, что лисичке свято можно верить… Ибо «пока ты со мной – тебя ведь никто, сука, не тронет!» Ха-ха. Так же там было, да!? Ну что ты молчишь? Сожитель, чуть помолчал, а затем вкрадчивым тоном поинтересовался: Слушай, а ты «спасибо» сказать мне, случайно, не хочешь? За что это? Да хотя бы за то, что я вытащил тебя из этого дурдома, обморока ты кусок! Ой…- закатил я глаза. Че “ой”, недоразумение ты очкастое?– фыркнул товарищ по несчастью,- Ты сейчас на своих бараньих копытцах здесь стоишь только потому, что Я, твой прелестный ангел, за тебя, седого гандона, вписался! - А по чьей милости я там оказался, не хочешь сказать?! – не сдержав чувств, рявкнул я, совершенно позабыв о том, где вообще нахожусь. Но тут же отдернул себя, зацепившись за его слова. Подожди. В каком смысле «вписался»? Это же был просто очередной глюк, разве нет? Угу… - неохотно пробурчал В.Г., вызывая у меня еще больше разгорающихся сомнений. Говори. Нет. Не сейчас. Да ты… И возмутиться я не успел. Вблизи правого уха мне довелось услышать характерное рычание. Могу поклясться, что в тот момент, когда я поворачивал голову к грозному зверю, кровь, протекающая по расширенным жилам, застыла так же покорно, как застыла бы на ее месте водянистая гладь, соприкоснись с ней суровый воздух с отрицательным показателем на термометре. Он рядом, но меня не видит… -мелькнула крохотная, но радостная мысль, когда я понял, что хищник запаздывает с нападением. Ведь волчара еще где-то там… за непроглядной завесой. Но стоит мне допустить хотя бы одну оплошность – и чудовище пуститься за мной, обнажая клыки, повидавшие за свой век немало подобных, заблудших душ. Есть мысли? —спросил я, едва ли выглядывая с древесного укрытия. Предмет? Что будем делать?! – с раздражением процедил я, злясь на его чрезмерно ровный голос. Сам думай. Я обиделся.– в наглую отрезал он, делая глубокий вздох, мол: “я умываю руки, и слагаю с себя ответственность за возможные последствия”. Ты серьёзно щас?! Ага. Урод. Как и та рыжая су… Нет. Как бы я не хотел, но язык не торопился ее очернять. Однако, это никак не мешало мне сжимать свои зубы до болезненного скрипа, а костяшки до бледного хруста. И ведь, ха… Плутовка не дала соврать. Мы действительно отыскали покой. Вернее, ключ к нему. Зубастый такой ключ. Подбирающийся все ближе к тому, кто еще до не давних пор был бы не прочь им воспользоваться. Только вот, кто ж тогда мог знать, что ключик этот окажется приложенным к обитому черной тканью ящику. А рядом идущая подруга – подлой случницей смерти. Ну уж нет. Позорно обманутым и брошенным я здесь точно не сдохну. Хрена лысого ты у меня это получишь, ясно тебе?! Мне нужно лишь выиграть время… Хищник и так знает, что я где-то здесь. Но ему не хватает данных. И прежде всего – визуальных. А потому он и прислушивается, принюхивается, и старается двигаться очень аккуратно, дабы не спугнуть добычу раньше положенного. Однако, и спешности зверь не изменял. Он будто бы намеренно двигался таким образом, чтобы держать свою жертву в состоянии неясности, неопределенности… Ему оставалось только дожидаться встревоженных колебаний, что издаст загнанная в угол пища. И как только это произойдёт – чудовище тут же ринется исполнить свою роль, с рождения диктуемой одной известной всем “цепью”, умеренно протекающей с его кровью. Из этого выходит, что зверь должен уловить какое-нибудь движение… Ложное движение. Вот только, куда потом бежать?-безмолвно спросил я, оглядываясь по сторонам. А что это за огонек там вдали мигает? Какой еще огонек? Тоже течь, откуда не надо начало? Налево посмотри, немощь.– огрызнулся помощничек. Присмотревшись туда, куда указывала обиженка, я действительно заметил там какое-то мигающее пятно. И пусть туман всеми силами пытался его скрывать – светлячок, однако, временами все же попадался мне на глаза. Разумев для себя некоторую смелость, я без лишних мыслей потянулся к предмету отвлечения… А после последовала бешенная карусель из сменяющих друг друга картинок: глухой удар об дерево, бросившийся на звук монстр и зайчонок, что тщетно увязался за неуловимым светлячком. И “тщетно” было сказано не напрасно… - Аааа, бля! Пробежав, дай Бог метров сто, я столкнулся с громадной мужицкой тенью, появившейся будто бы испод земли. - Ох, ты кто таков, поганец?! – протарахтел грубоватый голос, чей владелец даже и не шелохнулся после такой непредвиденной аварии. Чего не скажешь обо мне… Я разложился на снегу, ошарашенно вглядываясь в его тусклый профиль. - Там… Волк… Волк бежит сюда. – невнятно щебетал я, борясь с вцепившимся в горло волнением. - Волк? Ммм… - задумчиво протянул незнакомец, оставаясь все в той же жутковатой неподвижности. И таким образом пролетела одна загробная минута. Высокая фигура была предана холодному молчанию, и лишь иногда поправляла что-то висевшее на своем плече. Складывалось даже какое-то странное впечатление, что человечек этот давно уже обо мне позабыл. Но потом он резко прокашлялся и как ни в чем не бывало спросил: - Как тебя звать, милок? - Меня? – глупо отозвался я, поправляя свои запотевшие очки. - Тут никого больше нет. Или под тобой еще кто-то… имеется? Хе-хе… Не смешно! Однако, я зачем-то по-дурацки усмехнулся ему в ответ. - Меня Яковом звать, – силуэт протянул мне руку. – Федоровичем. Ну что ты застыл, как припадочный? Кисту мою шоль не видишь, хе-хе? …Какой неуютный смех. Воспользовавшись его помощью, я узрел в этом медвежьем теле обыкновенного старика. Сухощавая кожа, грубые черты лица, глубокие морщины… Однако, судя по тому, как он сжал мою крохотную ладошку, мне сразу же стало ясно, что дури в этом человеке предостаточно. Да даже с избытком! Сибирь, что б ее… И все же, учитывая такую неординарную внешность, большее внимание притягивало иное. Редкий лунный отблеск, скользнувший по ребру протяжного металла, ненавязчиво намекнул мне, что личность, стоящая передо мной, была никак не иначе… вооружена. Хотя стоило вообще удивляться? Ночь, волки… Да еще, и я тут со своей контузией. Вероятно, тот огонек, что игрался вдали – его нехитрый кров... - Я Антон. – наконец представился я. - Ммм… Тоник, значит? “Тоник”? Что это за ублюдская форма такая? От армянского происходит, -заботливо подсказал В.Г., однако потом добавил.– Невежда. - Ну что, Тоник, может уже расскажешь, почему ты вдруг вздумал волков здешних пугать? – без тени иронии вопросил пожилой мужчина, почесывая свою пышную седую браду. - Я? Пугать?! – выпучил я глаза, толком еще не разбирая, смеяться мне или возмущаться. - Хо-хо-хо! Дед разразился долгим и крайне заразительным хохотом. При других обстоятельствах вряд ли бы мне удалось сохранить ту невозмутимость, что очень заметно контрастировала с его лошадиным гоготанием. Ха! В конюшне появилось бы еще одно веселое рыло. - Э… - Хо-хо-хо! Ну ты и выдал… - вынужденно закончил он, смахнув с щеки задорную слезинку, - Ну ладно. Где заложил-то? – уже гораздо серьезнее спросил охотник, не оставляя в своем взгляде и толики того добродушия, которым он встретил меня мгновение назад. Не понял… - Что, простите? - А вот и не прощу, коли не скажешь, где ты запрятал свой добрый клад… Кого? Выражение лица этого чудаковатого старца слишком разнилось с его ровным и чрезмерно покойным голосом. Это напоминало мне выставку пестрых художеств. Висит, стало быть, откровенно страшная и пугающая картина. И вот на ней доселе по ощупывающее ныне живет абстрактный, цепляющий душу образ, рожденный в неспокойном разуме, и получающий свое ярко-насильственное воплощение на широком, публичном холсте. И все бы ничего, да вот только безмятежность и простота речи экскурсовода невольно уверяли меня, что композиция самая, что ни на есть обыкновенная, и что автор ничего такого сказать вовсе и не желал… “Это просто обезображенное лицо, а ты, барин, ни к селу, ни к городу, зачем-то сгущаешь краски.” Как бишь эта картина тогда называлась… Вроде, “крик” или как-то так. - Простите, я… - Тоник-Тоник… - ласковой укоризной проурчал он, теребя свисающий с плеча ремешок, - Не играйся, будь добр. Покажи – и я тебя не сдам. Я правильно понимаю, что мы сейчас наблюдаем старческий marasmus? Похоже на то… Между тем Яков Федорович поощрительно продолжал, а я же опасливо посматривал в сторону. - Сейчас время трудное, я все понимаю. Но и ты пойми – так же все-таки нельзя. Верно же я разумею? Поэтому хватит… Прекращай ломаться. Да че ему надо?! У него ведь, мать вашу, ружье! - Н-но я не понимаю, о чем… - НАРКОТИКИ ГДЕ?! НАРКОТИКИ! НАРКОТИКИ! ГДЕ ТЫ ИХ, ГАДИНА ТАКАЯ, ЗАПРЯТАЛ, ОТВЕЧАЙ!!!–зарычал вдруг разъярённый старик, наставив на меня ствол охотничьего ружья. От неожиданности такого резкого действа, я, оступившись, поскользнулся. Снова. - Стойте! Стоите! Пожалуйста… - всплеснул я руками, удерживая их в примирительном жесте, - Я не знаю ни о каких наркотиках, клянусь! Я недавно сюда только переехал… - Да? Откуда? Где живешь? – с нажимом спрашивал он, дробя меня своим пристальным взглядом. - На опушке! На опушке у леса. А приехал я из Москвы. Вернее… мы приехали, с семьей. Сказанное мной ничуть не переменило настрой пожилого охотника. Лишь только его седые брови приподнялись вверх. А после он и вовсе выдавил из себя язвительную насмешку: - Хо-хо… - Серьезно! У нас еще черная БМ… Какая же нелепость оправдываться перед этим шизнутым дедом! Кто в здравом уме и ясной памяти вообще захочет в таком дрянном месте и в такой блядский час подкладывать “веселые порошочки”? Ну кто, черт подери?! Да кто угодно. Особенно здесь, в откровенно волосатой ЖОПЕ, где жрачки чуть ли не в два раза меньше, чем самих людей. Даже в конце развратных восьмидесятых этого добра было навалом, а уж что сейчас-то… Да и одет ты еще как франт фуфлыжный. Вот старче и сложил сгоряча два и два. - Да понял я уже, чего орешь. М-да… - флегматично протянул он, наконец, опуская свое ружье, - Недавно сюда действительно семья покойной бабки переехала. Говорили, мол, «из Москвы…» На черной, понимаешь, иномарке сюда заехали. Я уж, небось, думал бред какой-то очередной глупые бабы несут, а оказалось-то… - старик вновь посмотрел на меня со значением, - Сюда ты только как забрался, а? От твоего дома на опушке, если мне еще не изменяет память, где-то… - он пощелкал пальцами, -ну километров пять, если не больше. Пять километров… Чудеса. Он еще что-то говорил, но я его не слушал. Меня слишком сильно заинтересовало или, скорее, неприятно покоробило понимание того, что рыжая предательница решила мне даже и крохотного шанса не оставить, дабы я мог уберечь свою тощую, бледную жопку от заведенной в мою сторону зубастой пасти. И как только мы могли пройти пять гребаных километров? Мы же только вошли и… Тяжелая рука упала мне на плечо. - Ну так что, пойдешь со мной, голубчик? - Что? - Говорю, до дома-то тебе далековато, наверное, будет. И туман вишь как поднялся… - Яков Федорович демонстративно объял своей рукой все близлежащее пространство. И да, с момента, когда мы с ним столкнулись, тумана стало только больше. Гораааааздо больше…. Должно быть, именно по этой причине тот волчара до сих пор на нас не вышел, хотя… очень сомнительно, что животное нас так и не услышало. Ведь ора-то сколько было… - А вы не могли бы… - застенчиво начал подступаться я. - Нет, Тоник, - с сожалением отрезал он. - Не мог бы. Мы с тобой и так порядочно шороху здесь навели. А потому домой нам срочно надобно, домой. Класс… Уж лучше бы он сказал, что ему просто западло туда-сюда ходить. Я бы не обиделся. И тем не менее, выбора у меня нет. Есть.– неожиданно вмешался внутренний голос. Э... Чо? Мы не пойдем с ним.– строго сказал он. Почему это? Неважно. Нет уж, раз начал – вещай. Скажем так… Я кое-где покопался и выяснил, что он мне не нравится. Устраивает такое объяснение? Ха! Таким аргументом я могу только в уместном месте подтереться. Да я серьезно тебе говорю: НЕТ! NЕIN! NICHT! PAS! Короче, я никуда в этом злоебучем лесу не двинусь в одиночку, ясно тебе? Мне уже хватило этих побегушек. И топать пять километров хрен пойми куда в таком проклятом тумане, прислушиваясь к каждому случайному шороху, я не хочу. НЕ ХОЧУ, НЕ БУДУ! Ну какой же ты… - Я согласен. - Вот и славненько! – довольно осклабился старец, пробормотав себе что-то под нос, - Не придется брать грех на душу… Идем тогда аккуратно и без лишнего трепа. Серых стаек здесь что-то в последнее время развелось… Аргх! Чертовы бесы! Ну ничего. Нам просто не стоит привлекать их внимание почем зря и все. Верно же я разумею? Я неуверенно кивнул ему в спину. И под причитания брюзжащего балбеса в голове, мы спешно, но аккуратно двинулись в охотничью обитель.***
Путь выдался на удивление не долгим, и я бы даже сказал - весьма удачным. Бог или же простая случайность, к счастью, не отказали нам в своей милости – ни одной встречи с серой напастью так и не случилось. Однако что-то и где-то все равно было… Вроде, и рядом, а, вроде, и нет. То сначала зашуршит, а затем сразу же стихнет. Ладно я шиз – уже по неволе привык-с. Но ведь я болел этим не один. Яков или же, как он просил его называть - деда Яша, тоже иногда что-то улавливал. Кстати, о нем… Яков Федорович осел в Тайге в середине 60-ых. Сам он, как выяснилось, родом из Новосибирска. Или же из бывшего села “Кривощеково”. Как я понял, сюда он перебрался исключительно из-за личных причуд. А если говорить конкретнее – город. Жизнь средь бетонных стен старик успел возненавидеть без меры. А снующих туда-сюда людей или же “малодушных тараканов” и того крепче. Вечная суета, звуки, запахи… “Вся эта глупая барабанная чехарда” поневоле начала уж слишком ощутимо давить ему на горло. А потому было решено – бежать. Туда, где тихо. Туда, где мы сейчас. Поселок, как и его немногочисленный контингент, быстро прельстили Якова Федоровича. С учетом еще тогдашнего советского правительства устройство нового человечка не заняло много времени. Работу любезно дали, а жилище досталось ему от какой-то тетки или… дядюшки. Черт его родословную знает! В подробности я старался не влезать. Во всяком случае, когда достопочтенный владелец соизволил отправиться в утиль – лесная обитель была аккурат передана моему проводнику. Она же в свою очередь, выглядела ничем не хуже моего скромного домишки, одиноко стоящего на отшибе. Разве что этаж здесь был один, да и почерневшее от огня правое крыло, служившее в доме верандой, тут тоже приходилось явным отличием. Стоит отметить, что остальная часть этого сомнительного жилища оставалась почти нетронутой. Между флигелем, за окном которого горела одинокая свеча и, как я полагаю, гостиной, пробегала косая полоса, четко разделяющая белое с черным. Что до двора, то сказать о нем можно не многое… Дровница, располагающаяся чуть левее от дома, была, пожалуй, последним объектом интереса на этом опустелом дворике. А нет, вру. Кров для сторожевого животного тоже имел на участке свое место. Совсем рядом с древесной оградой, поодаль от центра покоилась ветхая, но, достаточно, высокая будка для крупной псины. Однако, ни лая или же какого-либо иного намека на присутствие животинки, я так и не заметил. Может, милость, спать изволят-с… Устали, поди. Ну, зато тихо. Угу, и безопасно. Глянь, какие высоченные стены воздвигнуты посреди… Н-да. Здесь с ворчуном в черепушке все же грех было не согласиться. Площадь дома обнимало какое-то чудноватое подобие забора. Нет, он там был и даже как-то стоял, но… Странно, однако, это. Всякий гнус, что населяет этот лес, может запросто перешагнуть за границу. И когда нежданная живность будет подходить, она уж точно не забудет подтереть свои лапы об эти хлипенькие, косые досочки. Ибо этикет. Но благо свет здесь был в почтении. Один фонарь во дворе и пару висящих лампочек в доме. Ну хоть что-то… И пока я оглядывался по сторонам, хозяин, поднявшись по чищенному, скрипучему крыльцу, не без некоторого, правда, усилия потянул на себя тяжелую деревянную дверь, радушно приглашая меня внутрь. - Ну-с, будь как дома путник, я ни в чем не откажу! –медовым голосом пропел охотник, стряхнув со своих громоздких валенок прилипший к ним снег, - Но не забывай, что, твоя милость, все же в гостях, хе-хе. Не выебывайся, говорит…- коротко пояснил бригадир. Знаю, не дурак. Намек тут был излишен. Манеры-с все-таки никогда не были мне чужды. Естественно, здесь не без сожителей-родителей. Интеллигентный папаша и строгая мать вышколили меня по этой части сполна. Аж до противного блеска! А посему… только хлопнув, как следует, копытцами друг о друга, я позволил себе войти в дом. Убранство… Ох, убранство… В неприметной прихожей, посреди развилки, где влево уходил коридор, а справа стояла обшарпанная бордовая дверь, весела золотистая лампочка. Как я понял, через бордо можно попасть в почерневшее крыло. Любопытненько… И, черт. Пока я вглядывался в сей интерьер, деда Яша уже успел куда-то уйти. - Спасибо большое… - подал я голос, неуверенно заворачивая в слабо освещенный коридор, - Вам, я смотрю, не в первой принимать к себе потерявшихся гостей. - Случалось, конечно, - был ответ. - Но не всем, однако, удавалось быть мной найденными. - В смысле? Вы хотите сказать… Не слишком ли длинный для такого домика коридорчик? Уж здесь я точно никак не ожидал увидеть чудес гениальной планировки. Однако, стоило мне только задуматься об этой странности, как лабиринт из посеревших обоев сразу же сменился гостиной, по которой умеренно изливались рубиновые лучи, бегущие прямиком из печи. - Не всем суждено, Тоник, - подсказал Яков Федорович, останавливаясь у огня. - Не всем суждено… Видишь, как тебе, оказывается, повезло!– ядовито воскликнул внутренний голос. Конечно. Я ж тебя, обормота, не послушал. И это… ошибка. Уже вторая на твоем грешном счету. Ну дак, естественно, сволочь ты циничная! Не будь первой – я бы тут потеряшкой, наверное, не стоял!? Разумеется,- холоднокровно ответил он. -Все сейчас было бы гораздо проще, если бы ты оказал честь захлебнуться в утробе своей милой мамаши. А вот это уже наглость. Ах ты… - Кататонией болеешь, Тошик? – неожиданно спросил хозяин, прервав нашу грязную перестрелку. К сожалению, нет! И размена мне тоже никто не даст. А то я был бы очень даже не прочь обменять эту басоту на ту же ката… катат-т… катан… Блять! Болячку, в общем. Господи, кто только это слово выдумал? Ведь додумалась же когда-то чья-то головка… За время моего отсутствия в комнате успело кое-что измениться. Свет стал заметно ярче, посреди пустого зала появился широкий стол, а грозное ружье старого охотника теперь одиноко весело на ржавом гвозде, прибитого к стене. - Н-нет, - помотал я головой. - Простите, вы что-то говорили? - Ничего важного, - безмятежно улыбнулся он. - Ты поди продрог весь, пока по лесу шастал. Айда к очагу, погреешься хоть немного. Чудесная мысль. Сняв шапку и расстегнув пальто, я, влеченный простым, но оттого не слабым желанием, прошел к печи. Яков Федорович же стоял чуточку поодаль, задумчиво вглядываясь в запотевшее окно. Аххх… как же, с-сука, хорошо… Хватило только протянуть бедные, промерзшие ручки – и табун горячих мурашек сию же секунду пробежал по окоченелому телу, вызывая блаженную судорогу. Помнится еще вчера тоже было что-то такое… Вынужденное дежурство в классе. Запотевшие окна. И длинноволосая брюнетка, крепко прижимающая меня к груди. Как бы я ненавидел свою злополучную память, но иногда даже она ухищряется меня чем-нибудь да порадовать. Как, например, сейчас. “Рулетка случайных ассоциаций” была прокручена в мою непутевую пользу… А значит, выпала ярко-красная. Под незатейливым номером “четырнадцать”. Сегодня уже пятнадцатое. С ума сойти… Уже через какие-то жалкие две недели наступит новый 95-ый год. Обалдеть. Забавно, что мы с Полиной даже не говорили об этом. Как праздновать? Где праздновать? С кем… праздновать? Ни единого крохотного словечка про это не было сказано. Ни единого! Хотя мое прибывание здесь, если мне не изменяет еще нестарческая память, исчисляется аж с далекого начала ноября. А за руки мы с ней впервые взялись спустя четырнадцать томительных дней. Да, как хорошие друзья, но все же… До этого меж нами были только неловкие улыбки, милые, но порой и вовсе не клеящиеся разговоры. И, ох… каким же дураком и идиотом я себя чувствовал, когда она мне: “а”, а я ей “б”, она мне вопросительное “пока?”, а я ей невнятное “ага.” Идиота кусок, что поделать… В какой-то момент я вообще загнался. Стало казаться, что сапфировое чудо меня избегает и что того хуже – считает умственно-отсталым калекой. И на то, поверьте, были все основания… Намеков разных… Очевидных или же чрезмерно очевидных было пропущено порядком. Но главный мой промах пришелся на первый день нашего с ней знакомства. Она в спешке попросила меня дождаться ее после урока музыки. А я, дурак, не пошевелив светлой бровью, согласился. “Как тут не согласиться?” – беспечно тогда подумал я. Но прошла минута, вторая, третья… И девушка начала играть. Хотя, нет. Не “играть”. Такое ничтожное слово в данном случае не может быть уместным. Потому что вовсе не игра эта была. Это была целая жизнь. Ее жизнь, на которую она решилась поставить всё. Все фишки, какие у нее только есть. От дублонов ярко-красного счастья до дублонов черного, как уголь, горя... Я же никогда так не рисовал. Не было у меня ни тех сил, ни того отчаяния, как у этой доброй и красивой девочки. В ту минуту я ясно увидел разницу между ветренным любителем, как я, и страстным профессионалом, как она. - Тебя ведь ждет великое будущее, ты знаешь? – одними губами тогда прошептал я, бессознательно пялясь в заиндевевшее окно. Увы, но даже дорогое мне восхищение не остановило меня от написания скорой записки, в которой я жалко извиняюсь и по вынужденным причинам ухожу прочь. Куда на самом деле я тогда ушел, думаю, всем уже давно известно. Зачем? Почему? Хрен его больного знает. Надо было. И все. С того дня она меня больше ни о чем не просила. И нет, все было нормально. Мы улыбались, разговаривали, ловили отблески смущенных друг друга глаз, но… Все было уже как-то не так. Не так просто, как оно было в самом начале. Между нами, будто бы образовалась какая-то очень тонкая стена. И в этот раз вдарить по ней должен был я. Она в свое время сделала первый шаг – я отклонил. Теперь очередь была за мной. Только имелось малюсенькое условие. С каждым промедлением стена становилась все толще. И нет, что б взять кувалду и как следует этой дурой долбануть по проклятой стене! Затем пройти в ее покои, а уже оттуда бежать с принцессой, куда глаза глядят. Это ведь так просто! Ну, конечно же нет. Вы, наивные, вообще о чем? Мы лучше будем страдать и давать мерзкому стеснению нас душить. Что еще закомплексованным людишкам по типу меня остается? Правильно. НИ-ЧЕ-ГО. Ждать у моря погоды. Как завещали нам отпетые ценители одиночества. Ну что ты, барин, сидишь в печали? Она никуда ведь не ушла. Разве только по дороге… черных локонов убавила лишка. X_X Гадкий намек отвратительного недопоэта заставил мой левый глаз, что был жадно устремлен в пожирающий дерево огонь, сокрушиться в миллисекундной конвульсии. Падла. …Ты когда-нибудь задумывался о том, кто ты есть? –спокойно спросил я. Нет, я же…. Сука. Понятно, нет? СУ-КА! - Ох, ты ж батюшки… - вдруг изумился отчего-то старик. - Что такое? Медведя, танцующего макарену, в окне что ли увидел? - Ты где, дружок, успел так поседеть? – с нескрываемым любопытством поинтересовался он, огладив свою темно пепельную гриву. Тьфу ты. Шутить, зараза, еще изволит. –обескураженно процедил В.Г. Я невзначай дернул плечами, протерев накрывшую бледный лоб испарину. - Таким уж уродился. Седым, слепым… И глупым.– бережно добавил голосок. Угу. Деда Яша понимающе кивнул и вновь как-то лукаво улыбнулся. Что странно, я до сих пор почему-то никак не мог толком разглядеть его лица. Да, я видел старческие морщины, грубые черты, но… Меня никак не покидала жуткая мысль, что все это лишь… додуманное. То есть совсем не то, что я видел давеча в лесу. Я зацепился за случайно вылезшую ниточку, а дальше мое воображение сделало все остальное. Ну он же здесь? Вот же стоит! Или… - Вас ведь тут нет? Тишина. - Ч-черт… Все это время я, оказывается, на чем-то сидел. Очага, у которого я еще недавно грелся, не было здесь и в помине. Вместо этого пространство окружали только темные стены, от которых отбивались гулкие звуки, напоминающие срежет проржавевшего металла. А потом завелось вдруг что-то… И стоило только почувствовать адский надлом в затекших до посинения ногах, как над ухом звонкой хрипотцой пронеслось: - К столу, стало быть! Одежку свою только не забудь снять. А то запачкаешь еще… Будет неприятно. Это мне? Наверху кто-то активно заходил. Не понял. Здесь же нет второго этажа. И все стало каким-то холодным, сырым… Но у меня есть средство. Плетью по щеке щас как… Ха! У меня нет даже и этого. Все обездвижено. Парализовано. А вокруг густая темнота. Может, я умер? Как вариант… Эх, рассказать бы сейчас кому-нибудь, что всех смертных ждет за той самой устрашающей гранью. Ни тебе прохладных и очаровательных небес, ни вечных мучений под кипящей землей… Ничего. Только мрак, да сырость. И родное одиночество – всегда под боком. - Да ну, Славик, это ты что ли?! За пределами вечной тьмы что-то снова прогремело. Будто кто-то где-то упал. А затем зазвучали отдаленные голоса. И хотел бы я понять, услышать… О чем ведется эта глухая и непонятная беседа. Мне нужна была хоть какая-нибудь информация. Мне необходимо видеть, мне необходимо слышать… Складывалось ощущение, что заточен я в этом “ничего” уже очень долго. И холодно… холодно, черт возьми. Странно, что сенсорика воспринимается мной с некоторой задержкой. То есть информация должна была поступить в мозг много раньше. Типа… “Болван, тут холодно. Напяль что-нибудь.” А она пришла только сейчас. Да еще так явно… И с перцепцией тоже что-то не то. Будто не моя, чужая. Между тем, абстрактные шумы, играющие за поднебесной, жили своей недосягаемой жизнью. Может закричать и меня услышат? Ха-ха! Какой мудак, почему я раньше… Разбежался. Нет, мои губы что-то очевидно сдавливало. Ни пискнуть, ни тявкнуть, ничего. И что остается? Наивно уповать на сон? Никакая Алиса за мной не приходила и ни в какой лес я не уходил. Потому что не ДЭ-БИЛ. Пришла мать семейства, закрыла окно, чтоб я не выпал, а затем, вложив мне желтенькую пилюлю в рот, уложила спать. Вот и сказочке конец. Эх… Многое бы я сейчас отдал за такой исход. Но имеем, что имеем. Одно вечное и одинокое нич… Сверху что-то характерно пододвинулось и небытие разрезала тонкая золотистая полосочка, по которой плавно вниз дрейфовали милосердные фотоны. Их было явно немного, но даже такого количества хватило, чтобы отразиться на застоялой, багровой поверхности. - Прости, но не мне и уж точно не тебе это предстоит решать. Извини… Кинув взгляд, где была пробоина, в голову сразу же ударил поток из каких-то знакомых, но очень болезненных слов… “Что б ты провалилась, дрянь двуличная! Не подходи ко мне больше. Я тебя ненавижу.Конечно, она лучше! Да говори, кому хочешь! Я, дурак, поверил тебе, а ты…” Черт, слишком больно. Некогда затертые до глубоких дыр слова прозвучали сейчас, как будто бы впервые… Глаза на ровном месте стали слезиться. Не мои это воспоминания, не мои… Но нещадно бьют они почему-то именно по мне. Все. Никакого больше света. Надо только закрыть… “Никто никого просто так любить не будет. Если ты хочешь, чтобы тебя, дорогая моя, любили, то будь добра… Сделай так, чтоб от тебя был хоть какой-то прок! Я - пока что единственная, кому до тебя есть хоть какое-то дело, ты понимаешь?! Уйди с глаз, бездарность”. И уйду. Раз ты действительно единственная, кому я нужна, то грош цена такой жизни. И делать тоже уже ничего не надо. Бессмысленно. Как ни забавно, но последний поток желчи пришелся сердцу не так близко, как первый. Видимо, уже привык. Однако и он не прошел бесследно. Выражения, сказанные стальным голосом, словно бы добили и без того горько разбитое стекло. Вот тогда-то тормоза и перестали иметь какое-либо значение. Ведь беречь-то стало нечего. Может, уже хватит? “Нет, он с ней ушел. Разве ты не знала?”– безымянный гром ударил куда-то в висок. Не знала… Удар был очень давним, выцветшим. Время заставило его обмараться о забвение. Однако за ущерб так никто и не заплатил. Да никто и не собирался. От дерева, что когда-то попало в немилость грозе, ничего не осталось. Лишь обгоревшее основание ствола продолжает иногда о себе напоминать. “Я ведь твоя подруга. Почему ты снова закрываешься?” С груди сорвался невольный стон. Потому что игла. Все твое существо – это одна сплошная игла. Такая по началу притягательная, гладкая, но в то же время подлая и беспринципная. Ты пронзила однажды, пронзаешь и теперь. Миленько и с улыбочкой… Х-хватит. Это становится невыносимым. Очень хотелось сейчас взяться за кровоточащие виски. Но, увы, не в моих это было силах. Обстоятельства позволяли мне только сильно зажмуриться. - Постой, но так ведь… - неизвестный за потолком заторопился, но в следующую же секунду резко прервался и исчез. Ровно так же, как и небытие, в котором я консервировался, запечатывая в себе проклятые воспоминания. В глаза ударила вспышка света и… воды? - Тоник-Тоник, что ж ты так меня пугаешь? – с обеспокоенной укоризной спрашивал меня Яков Федорович, размахивая перед моим лицом какой-то мокрой тряпкой. - Что случилось?! – от внезапного пробуждения я чуть было не вскочил с места, однако тяжелая рука матерого охотника меня усадила. - Не знаю… - как-то незначительно пробормотал он, оставив тряпку на моем горячем лбу. - Обморок, должно быть. Ты сиди-сиди. Не стоит тебе лишний раз дергаться. Сидел я в этот раз уже на понятном мне стуле. И снова была всё та же комната… Широкий стол, располагающий на своем поле некоторые пиршества, чьих соблазнительные формы и грани отражали на себе бронзу, незаметно веющую с высоких свеч. Был все тот же очаг с одиноким ружьем на стене. Старый диван, стоящий у правового окна, да и койка, спрятавшаяся где-то в затемненном углу. Стоп! Не было же на столе ничего. Когда только успел? Сколько же я тогда был в отрубе?– рой хаотичных вопросов зажужжал в голове. - Ты кушай, Тоник, кушай, - поощрительно проурчал Яков Федорович, окидывая меня проницательным взглядом. Сам он стоял возле противоположного края стола, сведя свои большие руки назад. - Видишь мясо на столе какое аппетитное… Зайчатина, – вдруг густым голосом заговорил старик, а после отчего-то задорно рассмеялся. - Хо-хо, шучу! Оленина. Вчера только поймал. Ты когда в последний раз ел? Мясо горячее. По всей видимости, только с огня. Духовки здесь, очевидно, не водится, а у очага я ничего подобного не видел. Странно-странно… Не даром это, не даром.–скороговоркой причитал я. - Не помню. – сипло сказал я, чуть приподнимаясь на стуле. Тряпку я пока решил не убирать. - То-то и оно, - многозначительно покачал он головой, поглаживая свою бороду. - В обморок просто так, знаешь, не падают. Электролитов, должно быть, в организме не достает… Врач что ли? Или же… ну точно. Чем еще в глухом лесу заниматься, если не читать всякое случайное чтиво целыми сутками? И, стало быть, теория его может быть верна, ведь в действительности в последнее время я ем не слишком-то много. А для растущего организма это явно не в радость. Тем более со всеми этими побегушками, нервотрепкой и прочим, и прочим… Вердикт получается вполне себе логичным. - Ты ведь знаешь, что это такое, Тоник? – со скучающей надеждой поинтересовался охотник. Вот оно - время блеснуть “бесполезным”. - Конечно. Это вещества, что проводят электрический ток в организме. Калий, магний, хлор… натрий еще, если не ошибаюсь. Яков Федорович удовлетворенно кивнул. - Все-таки учат вас в школе еще чему-то полезному. Славно-славно. - Извините, а на кого вы… Твою мать, что это такое?!– я запищал как ошалелый кот, когда встретился с его глазами. Как только старик сел за противоположный край стола, я понял, что передо мной сидит абсолютно слепой человек. Вся его роговица была покрыта густой паутиной. Разве что на тонких краях радужки виднелся какой-то неразборчивый цвет. - На кого учился? – с живостью подхватил слепец, - Гм… На врача. Специалитет… - он призадумался. - хирургия. Только толку-то? В ведро и дело с концом. Прочистив как следует горло, я хотел было напомнить ему, что о работе врачом он никак еще не упоминал, но из глотки донеслось только невнятное кваканье: - А к-как же… - Поработал я хирургом в местной больнице… - бархатистым тоном рассказчика начал вещать пожилой охотник, привлекая к себе хорошо разделанное мясо. Видно, он был очень рад, что появился хоть кто-то, кому он мог бы об этом рассказать. - но она, знаешь, не здесь. Слыхал о райцентре? Нет? Он, значится, в километрах десяти отсюда. Вот там мне и приходилось учиться… ножичком работать, хе-хе. - И много людей к вам поступало? – сходу спросил я, дивясь тому, как он ловко разделывал огромной кусок мяса, лежащий на его тарелке. Видно, дед не соврал. Ножом он действительно работать обучен. И стоит тут же добавить, что новоиспеченное мясо как-то странно пахнет… Хотя это же оленина. Быть может, лесная дичь так и должна пахнуть – нотками лесных трав и чего-то сладкого… - Немало, - веско ответил он, проглатывая свой кусок. - Есть ведь еще поселки, Тоник. Просто этот, в котором мы сейчас находимся самый дальний и неприметный. М-да… - старик глубоко вздохнул и лишь на мгновение смежил свои веки, - Сурово с ним, конечно, обошлись. - В-вы о чем? Я уже толком и не разбираю того, о чем спрашиваю… В голове все пляшет адским ходуном. То сон этот сраный, то глаза эти слепые и страшные… То оленина эта поганая и странно-пахнущая… Черт! Зачем я опять на него посмотрел? Фу-фу-фу! - Видишь ли, после восемьдесят девятого года про него стали как бы с усердием забывать… - пояснил Яков Федорович, - На картах теперь ничего нет, вместо названия приписали какой-то архаичный послереволюционный номер, а госбюджет… А что бюджет? – махнул он рукой, - Объедки со скромного стола и не больше. Вот ты спрашивал меня про людишек… кхм, кхм… - здесь бывший хирург с неловкостью прокашлялся, а затем притянул к себе какой-то кувшин с жидкостью, стоящий совсем рядом с жаренной дичью, - людей, то есть, что поступали к нам в клинику. Так вот, чуть подальше стояла и до сих пор, наверное, еще стоит психушка. Все в проволоке, в высоких стенах и в заколоченных в решетку стеклах на три протяжных этажа. Сколько же людей туда с нашего поселка привозили… Кошмар. С кувшина, что раннее взял в свою руку хозяин, очень быстро стекла красная жидкость, заполоняя собою весь объем граненного стакана. Тот же стеклянный цилиндр, оказывается, был и у меня. Кстати, к мясу, я так и не притронулся. Хотя жрать хотелось сильно. Очень. И хрен знает, что меня сдерживало… Застенчивость или же… тупое правило, которым талдычат еще с детства, что, дескать, “брать что-либо у незнакомых людей – нельзя. Запрещено. Беги!” … Набегался я уже, суки. Хватит. Дайте мне только пожрать как следует, и я с легкой душой растекусь где-нибудь в теплом углу. - А в-вы не задумывались с чем это могло быть связано? – продолжал задавать вопросы я. На самом деле, достопочтенный Яков Федорович рассказывает очень любопытные вещи. Еще каких-то четыре дня назад я бы слушал его с запоем, ибо вся эта чертовщина, что происходит в поселке всегда меня привлекала как малое дитя. А сейчас… пропажи, убийства, даже необъяснимая мистика стали для меня как-то… неважны. А ведь прошло только четыре дня. Как мало, и так много для человека, чья жизнь состояла лишь только из серой городской суеты. - О, задумывался, и не раз! – весело отозвался хирург, за раз осушив граненный цилиндр, - А ты кушай, кушай. Хочешь винца тебе еще немного полосну? Винца? А я-то наивный, думал, что это компот… И тем не менее, он ведь в курсе сколько мне лет? Так же нельзя… Наверное? - Красное, только с погребка, - юбилейным голосом продолжал он, привлекая к себе мой стакан. - Мне его еще на новый восемьдесят седьмой год подарили. Да как-то вот забыл о нем, представляешь? Прозрачное стекло за секунду стало притягательно рубиновым. А после же жест гостеприимства оказался у меня в руке. - Спасибо… - полушепотом сказал я, сделав небольшой глоток. - Теперь мясо, Тоник. Ты должен обязательно это попробовать… - засуетился деда Яша, - А то обижусь. Давай-давай... Не обращай внимания, что оно жесткое. Оленина на то и оленина – лесная дичь должна быть такой. Ну что ж…Грех отказывать, когда так просят. Взяв вилку в руку, я приступил к долгожданной трапезе, нисколько не забыв об изначальной теме нашей беседы. - Благодарю. Так… вы все-таки не вспомните по какой причине в местную психбольницу поступало так много народа? Вновь произнесенный вопрос заставил Якова Федоровича оторваться от своей порции горячего. Он снова оглядел меня незрячими глазами, а затем как-то по кошачьи улыбнулся. - Вряд ли. Да и надо ли оно, хе-хе-хе? Не знаю, игра света это была или что, но… За спиной охотника, я готов покляться, лишь на мгновение будто бы проскочила какая-то громадная тень. И так быстро, что даже огни свечей отдали за ней немного вправо. Помотав головой, я продолжил допытываться до старика. - Мне было бы любопытно. Неужели нет ничего за что можно хоть как-то зацепиться? Яков Федорович тихонько вздохнул и приглушенным голосом спросил: - Все-то ты хочешь знать, да? Ну хорошо. Пожалуй… Было кое-что. Вернее, интересная взаимосвязь. Когда я только приехал сюда зимой шестьдесят пятого, в поселке, а назывался он тогда «село Январское», совсем недавно отстроился небольшой театр. Мне тогда, как городскому, эта приблуда показалась очень комичной. Шалаш, черт его дери! Не больше! – засмеялся он, - Даже здешние по началу как-то нос воротили, дескать: “не наше это! Не надобно нам ничего этакого - некогда!”. Я тогда думал: “посмотрите хоть на это, темные вы люди, все равно же дальше своего леса ничего не видели и не увидите, ан нет, изволите еще выезживаться!”. Да… - покачал старик головой, -высокомерным же гусем я в те годы был... Видел бы ты меня, Тоник – ужаснулся. Но это ладно, дело прошлое. Как только местное управление осознало, что деревянное тело здесь ни к месту, было принято решение это чудо закрыть, но тут же откуда не возьмись, “туда”, - ткнул он пальцем вверх, заговорив при этом заговорщицким шепотом. - кто-то пришел и заявил, что все сделает “сам”. Отстроит как надо и людей тоже созовет, сколько нужно. И он, чертяга, отстроил. Не один, правда… Нашлись какие-то молодцы, что решили ему помочь. Как он тогда их на эту делишку убедил – непонятно. И вот к 70-му году “Большой театр” стоял во всей своем благолепии… Народ повалил туда бушующим шквалом, совершенно позабыв о своем: “некогда!”. Ну и меня, очевидно, как случайную фекалию засосало вместе с ним. Хоть поначалу я и брыкался. Ибо что это такое? Моя нелюдимая милость сбежала с города не для того, чтобы потом по сельским театрам щеголять, да здешнему “свету” криво улыбаться. Не для того, черт вас всех дери! – рассказчик невольно хлопнул кулаком по столу, очевидно, вспоминая добрым словом всех, кого он очень сильно любит. И переведя свое возбужденное дыхание на умеренное, деда Яша продолжил, - Однако, соблазн, как известно, бывает чересчур велик. Восторг здешних, да и мой тоже, что уж прибедняться, оказался не то чтобы неописуемым, он был, как бы это сказать… детским, понимаешь? Будто чудо какое-то тогда увидели. И удивительнее здесь было то, что и на следующий день, и потом я ни черта вспомнить не мог. Чувства, что родились в том театре, в ту январскую ночь… и по сей день живут во мне, а вот все остальное как-то размылось. Старика стало пробирать на нежеланные им сантименты. И здесь только слепой бы не заметил, что они ему до невозможности противны. Скулы пожилого охотника вздымались через каждые две секунды, и продолжалось это вплоть до отрывистых воздыханий, что окончились гробовым молчанием. Эх, сказать бы что-нибудь, да что? Вряд ли шестнадцатилетний шкет, как я, сможет так запросто сказать человеку в летах: “ой, как я вас понимаю! Вы знаете, а ведь у меня у самого в лет эдак пять было тоже что-то похожее… Удивительно даже, что мы с вами, люди схожих судеб, так удачно столкнулись”. Бррр… Не, не мой вариант. И странная штука выходит. Коварный виноград уже третьим стаканом протекает по моему горлу, а сознание до сих пор остается девственно неприкосновенным. Стало быть, кто же виновник такой причудливой реакций? Резистентность, полученная вчерашним Ромкиным пойлом или же жаренная дичь, что я трескаю с самого начала дедушкиного повествования? В общем, одно сплошное не андерстандбл. И пока я был занят всей этой мыслительной галиматьей, в комнате отчетливо стало пахнуть табаком. Повернув голову к источнику “благовоний”, я встретил там все того же слепого старца, но уже с громоздкой трубкой во рту. Заметив, что я на него откровенно пялюсь, он как бы одними только бровями из вежливости, разумеется, спросил меня: “не против ли я, что здесь теперь будут парить целительные облака?”. Я был не против. И дождавшись, когда остроугольная морщинка разгладится на шероховатой переносице, я позволил себе робко спросить: - Не скажете, где он находится? Просто я здесь уже второй месяц и… - Нету его больше, мальчик. Сгорел еще в девяносто первом. – хмуро ответил охотник, притянув к себе почти что полый кувшин. Приплыли. Я бы даже сказал: символично приплыли. - К этому времени численность населения ускакала вниз так, что и смотреть на это опустевшее и тихое было… жутко. Да, – твердо добавил он. - До сих пор никак привыкнуть к этому не могу. Зная, как все оно жило каких-то лет десять-пятнадцать назад и наблюдать потом за тем, к чему все пришло… Вот дрянь! – резким гневом разразился бывший хирург, хрипло прокашлявшись, - Эти старческие сантименты! Никуда от них уже не денешься! В твоем возрасте я бы над этим только посмеялся, а ты вот сидишь и внимательно слушаешь. Будто понимаешь что-то… Хотя что ты можешь понимать, ребенок ведь еще, - и он непритязательно махнул рукой. На секунду в голове проскочила мысль об Оле с ее вечно обидчивым: “я не ребенок, гриб ты бледный!”. И пусть на малую долю, но все же невольным образом я разделил с ней эту обиду. Однако, мне уже не четырнадцать, а ей еще не шестнадцать. А потому безо всякой тени огорчения, я преспокойно продолжил. - Вы хотите сказать, что все эти люди… - Не все, - перебил меня дед, сделав быструю затяжку. - Кто-то просто бесследно пропал, а кто-то… зверем был разорван. В лесу ведь много всего разного ходит… Правда, Антон? Он не прищуривался, но смотрел мне в глаза долго, исступленно. И казалось, что за все то время, пока старик делал это, его лицо обретало новые морщины… Но они становились настолько глубокими и размашистыми, что больше уже походили на шрамы, оставленные рукой громадного чудовища. Продолжалось это ровно до тех пор, пока в окно не стали биться настойчивые звучания уже давно знакомого мне инструмента… - Что такое, Тоник? – плутовато спросил старик, изображая обеспокоенное лицо. - Вы разве не слышите? Карикатурно оттопырив свое правое ухо, он попытался прислушаться. - Слышу! – торжественным тоном воскликнул Яков Федорович, - Слышу, что кое-кто на улице уже успел проголодаться, пока мы с тобой тут языками чесали. - К-кто? – в недоумении прокашлялся я. - Как кто, как кто? – растопырил он руки, - Хе-хе… Тоник… Ты разве не видел у меня во дворе будка с животинкой стоит? Хо-хо! Ну ты даешь! Нельзя так, нельзя. Нужно быть внимательнее. Сейчас я прийду… подожди чуток. И не задерживаясь ни секунды дольше, он быстрыми и широкими шагами вышел за дверь, не забыв напоследок игриво хлопнуть глазами.***
Я остался один, съедаемый неспокойными думами. За окном же в это время легким свистом щеголял ветер. Но там же не было никого, –крутилась одна и та же мысль.- Лишь одинокая развалина, в которой когда-то что-то жило. Да и та же цепь лежала тогда на земле. Значит, клыкастое животное отпущено и свободно ходит по участку. И если это так, то, боюсь, встречи с ним я бы не избежал. Ибо пес, что сторожит землю своего хозяина никогда не останется безучастным, если на владения оного ступила чья-нибудь чужая нога. А флейта меж тем продолжала играть… Как и в ту ночь - безупречно и таинственно. Правда, тональность сейчас ощущалась немного ниже и грубее тогдашней. Странное дело, очень странное…- продолжал я качать головой, - и черт с ним с этим псом. Не заметил и не заметил – бывает. Но музыка… Как он мог ее не услышать? И почему он вышел именно тогда, когда заиграла флейта? Совпадение? Возможно. А если нет? Тьфу ты. Как нелепо… Ну вышел он и вышел – что здесь такого? Может, и не было никакой флейты. Был только лай сторожевого пса и не более. А я как обычно услышал то, чего вообще не следует слышать. Так что паруса в штиль и… Блять. Ну не стыкуется же, сука, ну не стыкуется! Ну-ка щас… Быстро встав из-за стола, я подскочил к окну, где, по всей видимости, открывался вид на жилище блохастой псины. Но видимость там была, чуть больше, чем ни хрена… Я вглядывался, как мог, но из всех возможных попыток мне удалось разглядеть только смутную фигуру деда, держащего в руке неприметный мешок. Ну, вроде, ничего необычного… Цокнув на самого себя, я хотел было вернуться на место, как тут случилась некоторая неприятность. -Свечи потухли… Блять. Благо они еще не растаяли, и их можно очень запросто зажечь. Только чем? Подходить к очагу со свечей, затея, скажем так, не из лучших. Нужны спички или… Просунув руку в нужный карман пальто, я выудил оттуда некогда найденную мной зажигалку. - Вот только ты не работаешь же, да? – надежды в голосе не было абсолютно. Щелкнув первый… второй… третий раз… Ну давай уже, черт тебя возьми! - Ох, ебать! – шепотом запищал я, уронив вспыхнувшую внезапным пламенем зажигалку. Металлическая коробка улетела под стол. - Зараза… Присев на колени, я стал искать потеряшку. И нашел ее, как ни странно, быстро – огненная полоска, проложенная прямиком из печи, оказалась славным помощником. Однако, положение, при котором мне довелось ее найти было аховым… Зажигалка оказалась зажата между двумя досками, что образовывали кривую щель в полу. - Так… Глаза мои, как оно обычно бывает, округлились, а левая рука задрожала. Облизнув пересохшие губы, я, насколько это было возможно, ОЧЕНЬ аккуратным образом потянулся к предмету текущих переживаний. И ведь застряла проказа еще так, что рукой нормально хрен достанешь! Только пальцами… и затаив дыхание… Прошла минута или две, но мне все это обошлось лишь в несколько мгновений. В итоге по истечению их я понял, что рассудок мой точно отъехал куда-то далеко и очень надолго… А весточки, отправленной им о том, что он мог бы когда-то вернуться не было и в помине. Иначе по-другому и не объяснить, почему мне вдруг пришла мысль отыскать возможный вход в подвал, куда, по всей видимости, могла провалиться моя зажигалочка. Однако, слово “вдруг” несколько преувеличенное… Я еще не совсем ополоумел, чтобы спускаться в неизвестность лишь для того, чтобы отыскать там какую-то поломанную зажигалку… Нет – дело было в другом. Прямоугольная коробка не достигла поверхности. Она приземлилась туда, откуда донесся очень слабый и хриплый стон. Но даже тогда я помотал головой, отгоняя это причудливое наваждение. В остальном же у меня была только одна очень нехитрая мысль - усесться обратно за свое место, и с флегматичной физиономией дожидаться хозяина дома. Однако бездна, что была подо мной оказалась против такой роскоши. Ведь оттуда стали доноситься все более и более характерные звуки… Сдавленный кашель, приглушенные всхлипы и даже глаза! Чьих блеск я увидел в гнетущем мраке. Так… а вот это плохо. Мало того, что мой чердак, очевидно, затопило, так еще и деда Яша куда-то запропастился. Человек просто исчез и все… Чего не скажешь о музыке за окном. По мере моих размышлений и продвижений по длинному коридору, она будто бы становилась все громче и быстрее… Все быстрее и громче! Я знал, что в доме оставалось только одно возможное место, где мог бы находится этот подвал… Темное крыло за бордовой дверью. - Что же я делаю… - сквозь зубы бормотал я, останавливаясь прямо перед ней. Лампочка, что весела на развилке, теперь мигала через каждые две секунды. - Может запереть входную дверь… Неплохая мысль. Только зачем? Выиграть время. Какое время? Не знаю. Тем не менее, запереть ее мне нечем. И защёлки там тоже никакой нет, только замочная скважина и не более. Сука. Ну и ладно. Быстро зайду и выйду. Мне всего-навсего нужно только убедиться… Затаив дыхание, я очень медленно потянулся к ручке. И не скрою, мне до жгучих мурашек хотелось думать, что дверь все-таки окажется закрытой… Увы. Она оказалась быстрее. Бордовый прямоугольник опередил мою приближающуюся руку, приоткрывшись с едва ли заметным скрипом. А полоска тусклого света с гуляющим сквозняком были мне приглашением. -Как же мне хочется, чтобы все это, наконец, закончилось…-напоследок сказал я, исчезнув в проеме.***
Темное крыло на обратной стороне оказалось светлым.И лишь только сверху, и снизу местами пробегали густые чернила, что никак не могли достать фотографические, пожелтевшие портреты, висящие на сосновых стенах. На них же, в свою очередь, покоились люди разных сортов. Начиная от какой-то мед-группы, заканчивая миловидной девушкой с лукавым и крайне двусмысленным взглядом. Интересно… Невольно я пытался отыскать в этих образах и Якова Федоровича, но не сумел. Фотографиям этим было не меньше тридцати лет… Очевидно, что кое-что уже успело размыться. Даты, косо проставленные в правом нижнем углу, безвозвратно стерлись. Ровно так же, как и некоторые лица, отпечатанные на старой бумаге. Однако, раннее замеченная девушка оставалась неприкосновенной самим временем. Холст не пожелтел, а дата не истерлась. - Февраль семьдесят пятого… - шепотом прочитал я, заинтересовавшись профилем этой запечатленной некогда девицы. Что-то знакомое и притягательное было в ее неясных глазах. Вглядываясь в них, я непроизвольно рылся в своей памяти, пытаясь вычленить что-нибудь похожее… Но видно не судьба. Внимание мое было беспрецедентно позаимствовано замигавшем вдруг огоньком, что притаился в дальнем углу комнаты. До того мгновения пространство освещал лишь фонарь с улицы, чей тусклого образа свет проскальзывал по стенам. Заметив эту странность, я расстался с образом и поплелся навстречу огоньку. Половицы скрипят… Как я этого не люблю. Но благо идти пришлось не так долго. Несколько шагов – и я на месте. Вот только проказник к этому моменту почему-то затух… Ни его, ни места, в котором он доселе игрался не было. Гадство. Меня встретил только пустой угол и белый обшарпанный подоконник, на котором стояла наполненная свежими бычками пепельница. Вернее, ее подобие… В котором когда-то находились шпроты. И жаль, что любопытные находки на этом не закончились… Присмотревшись к горе из потушенных папирос, я зацепил там прозрачные, но резиновые мешочки, что затерялись средь бычков. И как я понял, использовались они тоже относительно недавно… - Нет, ну это… - пытался я подобрать слова. Их, вроде, было немного, но… А, нет. Быстро ковырнув кучу пальцем, стало ясно, что все дно было заполнено этими склизкими презервативами. - Пиздец… - ошалело пролепетал я, пятясь назад. И в эту же секунду в углу, привлекшим меня минуту назад, появился раннее упомянутый огонек. Только теперь я точно видел, откуда исходило это мигающее свечение. Виновником оказался низкий, и громыхающий холодильник с приоткрытой дверцей. Но на этом:«как?» и «откуда?» –перестали быть моими зудящими спутниками. Волновали меня теперь совершенно другие вещи… “Что это такое там в холодильнике торчит, отчего жестянка никак не может, наконец, закрыться?” “И почему к горлу подступила внезапная тошнота?” Ничего толком не разумев, я машинально взялся за эту чертову ручку и со всей силы потянул ее на себя. Но увиденное чуть не убило во мне разум. В нос ударил запах крови, стекавшей с беспорядочных ошметков мяса, напоминающих изуродованные человеческие руки… Я окаменел и безо всяких чувств дробил стеклянным взором забитую в холодильник кучу, отражающуюся редкими золотыми отблесками в моих глазах. … Никому неизвестно, сколько бы я еще так простоял, если б у полусогнутых ног не скопилась густая, кровавая лужа. Отвратный смрад вновь ударил в нос, ввернув рассудок в мое распоряжение. - Б-блять… В следующую же секунду я, как следует, вдарил по двери ладонью, отскочив в сторону на два метра. И оказался при этом на пружиненной койке, которой доселе здесь никоем образом не было. - Так-к… - стучал я зубами, - Надо заканчивать. Уж после этого холодильничка вам меня удивить… Тем не менее, пока я переводил учащенное дыхание, сидя на скрипящей кровати, прямоугольная жестянка ужасов, снова приоткрылась… Но только на этот раз внутри нее уже ничего не горело. Гудение моторчика прекратилось, а обрезанные руки, обмазанные темной кровью, поглотила темнота. Ох… Честно признаться, последнее явление помогло мне помаленьку успокоиться. Увы, ненадолго. Стирая пот со лба, мои уши снова услышали грохотание, доносящиеся с того самого угла. Правда, теперь оно казалось слегка искаженным и прерывающимся. Той же переменой страдали свет и содержимое этого проклятого холодильника… Его будто бы разрывало на два совершенно противоположных состояния, сменяющих друг друга через каждые две секунды. Быстро соскочив с напружиненной койки, я решил аккуратно присмотреться к очередному фокусу разыгравшейся шизофрении. И был прав. Мне не привиделось… Холодильник был работающим и не работающим одновременно. Гудение, мигающий свет и лужи крови… Заменяла покойная и абсолютно нерабочая жестяная коробка с закрытой дверцей. … Покачав головой, я вынес себе очень простой вердикт: Все понятно! Все понятно!– скороговоркой говорил я, собираясь уже выбежать из этой проклятой комнаты. Но не тут-то было. К паскудному несчастью, повернувшись всем корпусом в сторону выходящей вон двери, мои бегающие глаза зацепили огромный двустворчатый шкаф. Он стоял у стенки по правую руку. Уйди. Бога ради, хватит…- чуть было не взмолился я. Стало быть, махни рукой и удались… Удались, мать твою! Клянусь вселенной я бы так и сделал, если б не толкаемые неуместным ветром створки. - Черт с вами… Уроды. Я закончу начатое… Сделав два отважных шага к шкафу, я распахнул древесные врата и… Остановился. Меня встретили идеально выглаженные белые халаты, чьих количество насчитывалось аж в два протяжных ряда. Выхода нет. Хмыкнув, я стал проталкиваться сквозь висящие одежды, чувствуя, как в шкафу становиться холоднее… И не даром. Изо рта пополз горячий пар. Мелочи это все… Сплошные мелочи… Больше меня волнуют прелестно выглаженные и до блеска постиранные халаты. Кому в голову только пришло все это с ними проделывать? И почему их так много… Я ведь долго уже иду… Метров десять или пятнадцать я точно успел пройти. Но конца так до сих пор и не видать. Между тем, воздух становился тяжелее, а пространство ощутимо уже. Хотя нет, пространство здесь не причем. Халаты… Халаты набирали веса… - Да что это за шкаф такой?!– не сдержал я нарастающего гнева, чувствуя, как одежды начинают все сильнее бить меня по плечам. Злость, вызванная едва ли сдерживаемой паникой, стала мощнейшим катализатором, чтобы ноги мои пустились в нескончаемый бег. В-все… Все в сегодняшнем дне было ошибкой. Предзакатный звонок от Полины. Игнорирование маминого запрета. Глупая передряга с отпетыми ублюдками. И Аня… Возможно, не было бы сейчас всего этого, если б я тогда… Халаты кончились. Но, как оказалось… не для меня. Воспоминания, пролетающие все это время бешеной каруселью, накрыли глаза киноплёночной пеленой. Однако, малая доля разумного зерна все же оставалось в моем взбухшем мозгу. Оттого и смутное ощущение, что бегу я теперь, ой как зря, не прекращало меня преследовать. Ведь впереди была пропасть из ступенек… Перешагнув через нее, я полетел кубарем вниз. Колени, подбородок, голова, ребра… Все было перебито. Удивительно даже, что мне как-то удалось не потерять сознание после такого смачного падения. Вот только зрение отныне мне не принадлежало. И проблема была даже не в том, что в этом месте не имелось никакого света… Очки. На переносицу ничего больше не давило. Ровно также, как и на уши. Коснувшись век, я понял, что догадка моя все же ненадуманная. Осознав свое горькое положение, на ум пришло отнюдь не приятное дежавю. А ведь я уже был здесь. Та же темнота, холод… Даже боли в теле плюс-минус такие же. Разве что тогда я был, очевидно, связан… - Ебал я все это в рот… - вяло ругнулся я, не в силах подняться. Если смежу веки, все же закончится? Само собой. А как иначе? Если, конечно, я не нахожусь в персональном аду… Тем паче, можно проверить. И разом убить всех трех зайцев, зацепив при этом только одного. Остальные же, сдавшись цепной реакции, рассыпятся как карточный домик. Посему остается только пробовать… Свернувшись калачиком, я не сдержал болезненного кашля. Хотелось лечь как-нибудь поудобнее. Так, что б ребра не отзывались жалобным стоном. https://youtu.be/Y_CaSELbVT4 (рекомендую прослушать.) … Мучиться пришлось не долго. Перевернувшись на правый бок, боль закончилась, и дышать стало легче. А большего мне и не надо. Отдаться гробовой тишине, провалившись в царство Морфея… Вот, что сейчас действительно необходимо, а не всякие прочие глупости. Время текло. А глаза блаженно слипались. Зачем только спускался?– во сне усмехался я, - Я ведь искал что-то… Или кого-то… Точно! Мы ведь еще с рыжей… Искали покой. Ну… Вот и он, собственной персоной. Как “Алисочка-крысочка” и обещала. Правда, зудит еще в ухе что-то… Что-то до невозможности надоедливое и противное. Будто озабоченный комар поселился где-то под боком, и в наглую, ни на секунду не переставая, терроризировал мое лицо, желая поскорее, как следует, к нему присосаться. Давай ка мы тебя, гниду, хлопнем. Возведя высоко руку, я уронил ее на источник раздражения. Потом еще… и еще… Рука падала так до тех пор, пока жужжание не сменилось глухим плачем, что доносился от меня, буквально, в паре метров. Я хрипло рассмеялся. - А, блестящие глазки во тьме, - радужно отсалютовал я. – За вами как раз я и спускался в эту клоаку. Только вот немножко не “добёг”, ха-ха… - тут я снова сорвался на кашель. Проклятая слюна. Горло вяжет, тварь. Ну ничего-ничего… - Ну что ты всхлипываешь-то? – веселым тоном отозвался я, приподнимаясь на колени, - Думаешь, мне не хватило времени понять, что я просто сошел с ума? Черт… Мне всего-то нужно просто уснуть, понимаешь? И сделать я это смогу только тогда, когда ты исчезнешь… Неужели это так сложно осознать? В ответ на мою скромную просьбу “не шуметь”, в темноте только сильнее расплакались. Что ты будешь делать… - Ну-ну… - примирительно заговорил я, оставаясь в том же сидячем положении, - Щас… Щас все закончится. Подожди только… Как я уже понял, избавиться от глюков помогает очень простое средство - прямое соприкосновение. Главное, не боятся. Увидеть… а потом оно само собой как-нибудь рассеется. Ну а если нет, то… Не удивить им меня уже все равно. Оставалось только ползти. Ведь промерзшая до жути поверхность является, пожалуй, единственным ориентиром в этой черной коробке… Пока я полз, во мраке помимо непрекращающихся всхлипов что-то заскрежетало. Словно по полу прошлись чем-то острым. Даже думать не хотелось, что это… Именно незнание ожидаемого и убивает. Я хочу и готов уже увидеть, но свет… Его же нет. Как тогда … О… Нашлась. Зажигалка. Вот повезло. Не рукой, а коленом я нащупал ее. А ведь мог и мимо пройти… - Радуйся, у нас теперь будет свет, хе-хе. Радость, которой я хотел поделиться никто не оценил. Ответ был все тот же – нудный плач. - Ну хватит уже… Думаешь этот противный рев тебе поможет? Нет уж. Сейчас я все закончу. Теперь из темноты начали орать. Да причем еще так, будто резали там кого-то… Ну это ладно. Меня не волнует. Жаль очки только нащупать не удалось… Да и пускай горят они пропадом! У меня в руках сейчас целый ОГОНЬ. И слабое зрение мне не помеха. Неясных очертаний будет достаточно, чтобы усмирить то, что так сильно плачет. Сняв колпачок, я мысленно подготавливался к тому, что зажигалка снова отчебучит что-то нехорошее… Напрасно. В этот раз она была покорна. Щелк… И в глазах блеснуло пламя. Не веря в успех, я дрожащими руками, стал подносить ее чуть выше. Потому как именно там был источник всех неприятностей. Глухие вопли не прекращались, но теперь стало заметно, что оканчивались они истощенными всхлипами. Ага! Устаешь, мразь! Жаль только, что я плохо вижу. Вверху виднелось лишь какое-то размытое бронзовое пятно, что отчаянно дергалось влево-вправо, рождая за сим тот самый скрежет. Видимо, этого мало… Если видеть я не в состоянии, то хотя бы коснуться этого, отдаваясь воображению… Должно получиться. Оставив в правой руке зажигалку, я, чуть приподнимаясь, дрожащей левой потянулся к незатихающему пятну. Мне лишь надо представить, что я коснулся… Только кончиками пальцев и все рассеется. Сам я к стыду своему зажмурил веки. И широко раскрыл их, когда ладонь незаметно легла на чью-то мокрую скулу. Это и заставило металлическую коробку выскользнуть из моей руки. Проклятье! Я должен был быть готов к этому! Ни мгновения не думая, я нырнул обратно в черный пол. Раздался странный скрип. В голове проскочила целая тонна различного рода мыслей, что бы это могло быть. Но ни в одной из них не было и малейшего намека на раннее упорхнувшие от меня очки. Нашлись. И нагло ужалили… Осколок от разбитой линзы впился мне в ладонь. Неприятно. Однако, я сразу же позабыл о нем, как только тусклая и очень слабая полоска света легла на кончик старого кожаного сапога… Рядом с которым покоился выскользнувший брусок. “Ну вот и все”, -хотел уже сказать я, но вовремя понял, что никто меня теперь не слушает. Тем не менее, остался последний штрих. Большой палец скользнул по колесику. А затем родилась яркая искра, что отразилась на лице давно потерянной старосты. … Тело мое в одну секунду обмякло. Благо рядом было на что опереться. Там, где сидела бедная девушка находились стальные подлокотники, обмазанные кровяными пятнами. - Слушай, слушай… Ее ведь здесь нету, - пытался успокаивать себя я, едва ли удерживая равновесие. Пару раз наши лбы чуть было даже не соприкоснулись… Мне уже приходилось видеть галлюцинации подобного толка, но это… Ха-ха! Да не может этого быть! Скользнув взглядом с ее закрытых глаз, я заприметил, что рот девицы обвивала черная тугая повязка, напоминающая, скорее, противную пиявку, чем обыкновенную тряпку. Хвост же ее оканчивался на бледно золотистом затылке, где по иронии судьбы начиналась длинная коса, превратившаяся в сосульку. Сама девушка была облачена лишь в знакомую мне школьную форму. Легкий сарафан, тонкие, местами даже порванные колготки… Уместными в данной обстановке были только высокие, немного затертые на концах сапожки, тесно прижатые друг у другу. Какое же у нее сейчас бледное лицо… Плохой знак. Очень плохой… Ее можно очень запросто спутать с покойницей, но ровное дыхание и беспокойные брови со скатывающими слезами на щеках были свидетелями того, что Катя еще жива. “Жива”, - насмешливо отозвалось в сознании. - Ее не должно быть здесь. Никак. И все же… Надо снять. Снять с нее эту дрянь… Попытавшись и так, и сяк, я пришел к выводу, что одной рукой этого сделать не удастся. Повязка оказалась слишком неподдающейся. Однако, как известно, перед огнем все равны. Если сделать это аккуратно, то… Получилось! Правда, не без жертв. Кончик свисающего, заледеневшего локона пришлось чутка подпалить. Но это не страшно. Главное, что пиявки на ее губах больше нет – уползла она на пол, там и растворилась. После ухода последней, голова девушки немного склонилась вперед. Пришлось вернуть ее в изначальное положение… Бережно сделав это, мне открылись ее посиневшие, измученные уста, на которых поблескивали бордовые и глубокие полосы. Видно, она долгое время кусала их. … Что делать дальше, я не знал. Катя постанывала и бормотала что-то во сне. А я как идиот пялился на нее, не понимая даже толком, “кто” она и “что”. Продукт разбушевавшейся шизофрении или же… Если все дело в последнем, то дела наши с ней очень плохи, очень… И тем не менее, надо продолжать. Девушка все еще оставалась прикованной к металлическому стулу. Вот только запястья... Как ни странно, они не были связаны. И весь ее стан и прочее были совершенно свободными… Стул ее совсем не удерживал: захотела, встала и пошла. Это значит… O_O Оправившись от удивления, мне пришла трезвая и очень печальная мысль: - Ха-ха-ха! Нам каюк. Больное воображение не могло допустить здесь промашку. Образ заточенной должен был быть полноценным, а тут… Тогда что делала повязка на ее губах?– недоверчиво скрипнуло в голове. Вот этого я не знаю. Она же могла ее просто снять, разве нет? Могла. Но лицо… Лицо у Кати, опухшее от слез. А значит кому-то ее плач мог доставлять беспокойство… И не дай боже кто-то услышит писк. Ссадины на лбу и на щеке тому свидетельство… Надо ее согреть. Шапки или же куртки поблизости никакой, увы, не было. А в углы я старался не лезть. Да и свет от зажигалки там оказался бесполезен. Поэтому оставалось только одно. Сняв с себя пальто, я, как мог, накинул его на дрожащую девушку, чьи посиневшие руки мне удалось спрятать в теплых карманах. А сам я… остался голым. Здесь было жуть как холодно. Однако, гораздо холоднее мне стало тогда, когда я увидел раскрытые, не прячущиеся под веками, зеленые глаза… - Я в-ведь не хотела, чтобы так вышло, понимаешь? – сиплым голосом стала шептать она, - П-просто… просто я не могла ошибиться во второй раз. Не могла, понимаешь? Не могла, не м-могла… Она не смотрела на меня. Изумруды были устремлены прямо перед собой. А губы ее все шептали и шептали… Сев на одно калено, я попытался наладить с ней зрительный контакт. - Катя… Катя, ты слышишь меня? - Прости меня, п-прости… Черт… так мы с тобой ничего не слепим. Положив свои руки на дергающие плечи, я стал не сильно ее трясти.Зажигалку же я оставил гореть на полу. - Катя, просыпайся… - немного громче сказал я, пододвигаясь к ней чуть ближе, - Прошу тебя, просыпайся. Но все было бестолку. Она оставалась предана разъедающим ее разум мыслям. Значит, выбора нет. - Прости. Через секунду моя ладонь наотмашь врезалась в ее бледную щеку, оставляя там алое и жгучее пятно. Только тогда в глазах сидящей появилась та самая искринка, которую мне все это время очень хотелось в ней увидеть. Жаль только задержалась она ненадолго. Катя смолкла, и не замечая ничего более, посмотрела на меня. Строго, непрощающе… Именно так, как всегда, смотрела, стоило только нашим взглядам случайно пересечься. Мне стало неловко. Такая резкая смена настроения заставила меня не на шутку осечься. И все обратилось гораздо худшим образом, когда ее губы начали собираться в нежную улыбку, сопровождаемую холодной ладонью, которую она положила мне на щеку. - Пойду… - блаженно пролепетала она, не сводя с меня своих довольных зеленых глаз. - Что? - Я пойду с тобой после школы, - пояснила Катя, сверкнув потом своим фирменным строгим взглядом. - Только не смей опаздывать, а то уйду. - Катя… Это я, Антон. Ты разве не узнаешь м-меня? – голос мой даже дрогнул от удивления. Никогда я тебя еще такой не видел… Но удивление мое не продлилось долго. Оно истекло слишком рано, слишком… И виной тому стала проклятая зажигалка, что потухла в неподходящий момент. - Антон? – встревожилась она перед тем, как впасть в истерику, - Нет… Нет! Я больше не буду! Не буду! Повязка была здесь, я ее не снимала! Клянусь вам! Девушка задергалась на стуле, пытаясь в темноте отыскать утраченную ею вещь. А я же, быстро подобрав поганый прямоугольник, зажег его и вернулся к Кате, пытаясь успокоить ее. - Катя… Катя, успокойся, это я Антон. Да не кричи ты, черт подери, успокойся, - одной рукой мне пришлось прикрыть ей рот, а другой ухватиться за ее голову, чтобы привлечь обеспокоенные изумруды к себе. - Смотри… смотри на меня! Видишь? Это я… Она вертелась, сопротивлялась, но в конечном итоге, взглянув на меня, повиновалась. - Антон… - охрипшим, но уже ровным голосом произнесла Катя, с трудом приходя в себя, - Ты н-не должен быть здесь. Что ты тут делаешь? Облегченно вздохнув, я только не сильно покачал головой. - Хотел бы я это знать… Н-нам… - горло вдруг отчего-то сдавило, - нам надо уходить. Катя посмотрела на меня странно, озадачено. А после в красных глазах ее проскочило что-то страшное… - К-куда? - Куда угодно. Тебе помочь? – я было потянулся к ней, но блондинка звонко хлопнула меня по руке, прижимаясь к спинке стула. - Нет! Не надо, не трогай меня! Господи… Этого только еще не хватало. Мы ведь сейчас не в школе, ну ё-моё… - Едрена мать... – закатил я глаза, раздвигая широко руки, -Ради бога. Если не хочешь ко мне прикасаться, то… - Тогда она зараб-ботает… - Что? Кто заработает? Ответом мне послужил ее дрожащий палец, направленный в угол позади меня, где сгустилась непроглядная тьма. Но тут… - То-о-о-о-ник! – звонким басом протянули сверху, заставив наши сердца ухнуть вниз, - А ты где? Маньяк заходил наверху громко и главное не спеша. Видно, он знал, что торопиться ему нет никакого смысла. - Он идет сюда… - шепотом произнесла Катя, утонув в глубоком пальто. Да. И думается мне, что отнюдь не с пустыми руками. Вся моя кровь будто бы стала перетекать в одно только замученное сердце. Оттого и грохотало оно так, что к горлу подступила легкая тошнота, а горящая голова пустилась в пьяный вальс. - П-пойдем, Катя, быстрее… Быстрее, блять! – с усилием рявкнул я, злясь на девушку за ее неуместную нерасторопность. Ибо она словно бы не хотела отсюда уходить. Отбивалась, брыкалась, но в какой-то момент, прийдя к особой мысли, кивнула, и нашла своей ладонью мою. - Х-хорошо, хорошо! Только, пожалуйста… Обещай… Обещай, что ты поможешь мне… “Что же ты несешь…” – чуть не вырвалось из меня, когда я услышал от нее эту нелепую фразу. Лишь только потом вглядевшись в ее дрожащие губы и брови, я понял, что мне всей жизни не хватит, чтобы отделаться от таких гадких слов. Правда, надо еще как-то выжить… - Обещаю, - твердо сказал я. И тогда одарив меня благодарным взглядом, она воспользовалась предложенной ей помощью, встав со мной в один рост. Вот только потом за ее спиной раздался какой-то едва ли слышимый щелчок, которому мы не придали никакого должного значения. Поскольку нас в эту минуту занимали только чугунные шаги, что иногда заглушались речью идущего… - Тоник, а Тоник! Не хорошо ведь лазать по чужим комнатам, а? Ай-ай-ай! Чему тебя только родители учили… Все насмарку, хе-хе! – задорно кричал старик, скрепя половицами. Он уже близко… - Антон? – спросила Катя, опираясь об меня как на костыль, - Что будем д-делать? Тревожно посмотрев на блондинку, я заметил, как тусклый огненный свет, что горел чуть поодаль от нас, стал заметно прерываться… Будто его тянуло куда-то… - Надо с-спрятаться, - промямлил я, бешено осматриваясь по сторонам. Блондинка мою идею не шибко-то оценила. - Спрятаться? Но к-куда? Мы разве не можем уйти оттуда? – ее взгляд упал на черный квадрат, что был с боку от нас. - А что там? - Оттуда меня сюда з-затащили. Там ворота… - Ворота? – не веря в услышанное, спросил я, - Это ведь подвал… Не сошла ли девочка часом с ума…- змейкой проскользнула мысль. - Посмотри! – злобно шикнула она, ударив меня по плечу, - Они там, я не выдумываю! Может, она имеет ввиду какой-нибудь запасной люк? Надо проверить… Оставив Катю у огня, я галопом проскочил к указанному месту, нащупав там… ничего. Так и знал, дятел я ебаный! Вздумалось же мне ее послушать! Видно ведь было, что она уже конкретно плывет… - Ничего… - вздохнул я, возвращаясь обратно. - Что? - Там ничего нет! – огрызнулся я, подбирая зажигалку, - Стена только… Сказанное превратило ее глаза в широкие малахитовые блюдца, в которых блеснул немой ужас. - К-как…? Взяв Катю за руку, я повел ее, куда глаза глядят. Зажигалка была практически бесполезна, поскольку свет в углах или же на прочих поверхностях кроме пола, никак не отражался. Поэтому оставалась только лестница… - Хо-хо-хо! – захохотал вдруг насильник, спускаясь по ступенькам, - Нашел же ты, поганец, место, куда можно спрятаться! Ну ничего-ничего… Я ведь охотник, а в свободное время еще и хирург! Хе-хе… В голове мне виделся только один возможный способ побега... Ступеньки стали медленным темпом слетать с его ног. Он ожидал шума. А быть может, и вовсе старался услышать наше прерывистое дыхание… - Темно-то тут как… - скучающим тоном отозвался старик, практически, спустившись, - Давно надо было лампочку здесь заменить. Да, Катюша? Услышав свое приторно произнесенное имя, Катя плотно прижалась ко мне. А я же, не найдя ничего лучшего, просто погладил ее по волосам. Жаль только, что ни тебе, ни мне это никак не поможет… И вот добравшись до конца, охотник остановился, прогудев теперь уж очень густым голосом: - Подаренное не возвращают… Старик сделал два ровных шага в сторону стула, на котором еще совсем недавно сидела Катя. Зачем?– загудело в голове перед тем, как его голова медленно повернулась в нашу сторону. Пора. Зажигалка была запущена в раннее упомянутый черный квадрат, откуда донесся характерный звон, как от широкого металла… Тогда огромная фигура чуть пошатнулась, и мы пустились в полуслепые бега, ведущие вверх по лестнице. Девушка бежала первой,а я за ней. Глупо, но как иначе? И даже так все было бы ничего, если б она не споткнулась на середине лестницы… В то же время чудовище с топором находилось чуть ли не в пару метров от меня. В горле увяз тяжелый ком, когда я обошел Катю, чтобы вытянуть ее за руки. А потом глаза и вовсе защипало, стоило только медвежьей лапе крепко ухватиться за ее ледяную косу. Ты же обещал…- успели они только промолвить, перед тем как рука моя разомкнулась. Маньяк утянул девушку за собой, отбивая на лестнице все ее тело. Затем внизу что-то громко заревело… - Ч-что… что вы делаете?! Нет… Пожалуйста, не надо! – в слезах кричала Катя. В подвале включился фонарь. - Не стоило тебе покидать свой стул, Катюша. Ведь знала же о последствиях… Зн-а-а-а-ала! – неестественным голосом завыл душегуб. После чего пространство стало переполнять страшное многоголосие преисполненное тяжкими муками. … - П-прости меня… - горько прожевал я, выбегая из дома, - я не хотел, не хотел… Через минуту ноги принесли меня к какому-то дереву, рядом с которым я задыхался от горячих слез. Но долго жалость к себе не продлилась. Позади раздался выстрел…