В танце под луной

      Массивная дверь дубовой комнаты закрылась за мной с глухим стуком. Дрожащими руками я повернул ключ в замке.       В ванную. Немедленно. Стереть все. Содрать живьем.        Обжигающие струи воды хлестали по коже, но мне было всё равно. Я выкрутил кран на максимум, позволяя кипятку оставлять красные следы на теле. Боль была почти желанной — что угодно, лишь бы заглушить те воспоминания, смыть его прикосновения.       Регенерация уже успела залечить особо сильные переломы.              Я тёр кожу мочалкой до красноты, до саднящей боли, но всё равно чувствовал на себе этот омерзительный запах. Он въелся в каждую пору, пропитал каждый сантиметр моего тела. Тошнота подступала к горлу каждый раз, когда я вспоминал его звериный оскал, его силу, его…       — Слабый! Жалкий! — шептал я сквозь слёзы, которые смешивались с водой. Я ненавидел себя за эту беспомощность, за то, что позволил загнать себя в угол, за то, что нуждался в спасении.       Пар заполнил ванную комнату, зеркало запотело, но я всё равно видел своё отражение — бледное, жалкое существо с пустыми глазами. Синяки на запястьях выделялись уродливыми пятнами, напоминая о моём позоре. Я принялся тереть их с удвоенной силой, словно мог стереть не только следы, но и саму память.       Мыло. Ещё мыло. Шампунь. Снова мыло.       Я использовал всё, что попадалось под руку, в отчаянной попытке очиститься. Кожа горела от трения и горячей воды, но внутренняя грязь, казалось, въелась слишком глубоко. Её нельзя было смыть никакой водой.       — Как ты мог допустить это… вновь?!       Горло сжималось от рыданий, но я продолжал тереть и тереть, словно это могло что-то исправить. Вода становилась всё горячее, превращая ванную в подобие парилки, но холод внутри не уходил. Я опустился на дно ванны, обхватив колени руками. Вода барабанила по спине, но я едва замечал её.       Перед глазами снова и снова прокручивалась эта сцена — как я оказался в ловушке, как не смог дать отпор, как… Волна отвращения к себе накрыла с головой.       — В каком я блядском месте Лунный Волк? Жалкий, до тошноты жалкий слабый.       Вода постепенно остывала, но я продолжал сидеть, дрожа и всхлипывая. Каждый шорох за дверью заставлял вздрагивать, каждая тень казалась угрозой. Я превратился в того, от кого бежал столько времени — в испуганную жертву.       Контраст холода спальни вызвал мгновенную реакцию. Я обернул полотенце вокруг бедер. Обнял себя за плечи и просто… стоял.       Секунды. Минуты.       Снова затошнило.       Ноги подкосились, и я рухнул на холодный паркет, сжавшись в комок у стены, украшенной винтажными обоями. Внутри я кричал. Со всей мощью, со всей силы. Перебивая воспоминания, и заглушая реальность.       — Волчонок, — голос за дверью и осторожный стук.       Мерзость. Мерзость. Мерзость.       Он все видел. Видел мой страх и отчаянье. Видел обнаженного меня. Застал на самом пике унижения.       Стыд охватил огнем, заставил вцепиться в волосы и с силой оттянуть их. Как же это противно. Когда тот, кого ты пытался задеть, кому желал показать свою силу и независимость, застал в наихудшем положении.       — Волчонок, прошу тебя, открой дверь, — его голос, обычно властный и уверенный, сейчас звучал надломленно. Уилл, король, самый влиятельный альфа в стране стоял за дверью. А я… не мог даже ответить.       От его присутствия скручивало внутренности — не от страха перед ним, а от омерзения к самому себе. В огромном зеркале напротив отражалась жалкая тень того, кем я был ещё несколько часов назад. Растрёпанные волосы, синяки на запястьях…       — Любимый, позволь мне помочь… — его слова разбивались о дубовую преграду между нами.       Я подполз к двери, и оперся о нее спиной.       Не открою. Никогда. Он видел достаточно моей уязвимости. Я слышал, как он прислонился к двери, чувствовал его боль и отчаяние через нашу связь.       — Все, что произошло, это только моя вина, Волчонок. Я в ответе за это. В ответе перед тобой, — никакой стали, никакой власти. Лишь тихое отчаянье.       — Тебе не понять, — дрожащий шепот. Но он услышал. — Это все я… я — рыдания сотрясали тело. Я не мог успокоиться и продолжить. Мне было еще хуже, чем в первый раз.       Мое эго, моя гордость перед Уиллом были растоптаны, уничтожены в считанные минуты. Я больше никогда не осмелюсь смотреть в его глаза. Никогда не сумею отстоять себя. Всегда буду знать и помнить — он все видел. Слезы, кровь и…       Приступ ненависти к себе заставил ударить кулаком о пол.       — Он отомстил за все, — сухое откровение, обращенное Уиллу. — Я сорвал его сделку в клубе… Оказался не в то время и не в том месте. И поплатился за это.       Тяжелый вздох за дверью. Я физически ощущал его боль и ярость. Его желание помочь мне.        — Его племянник. В клубе нашли наркотики. Мачек говорил, что именно его дядя дал их… — я тяжело сглотнул. — А затем… затем после вспышки ярости Лунного Волка… все внимание правоохранительных органов было направлено на их компанию. И это, вероятно, окончательно разрушило его бизнес….       — Ты ни в чем не виноват, Луноликий, — твердость голоса, вселяющая каплю надежды. Но я отвергнул ее.       — Ярость она… ослепляет. Желание мести за семью и любимых — самое опасное, что может испытать живое существо.       — Оправдываешь его? — холод в тоне Уилла заставил зажмуриться.       — Нет, — грудь закололо от отвращения. — Скорее… напоминаю себе.       — Он хотел ударить по мне… Через тебя. Это была месть за все, что я уничтожил, — каждое его слово было пропитано болью и яростью. — Я должен был предвидеть… должен был сильнее тебя оберегать.       Новая волна дрожи прокатилась по телу.       — Я боролся с тем, что однажды чуть не лишило меня брата.       В груди все оборвалось. Архаэль.       — Теперь я чуть не потерял тебя, — горькая усмешка. Он словно бы осознал всю абсурдность своих действий и их последствий. — А может… все же потерял.       От хрипотцы в голосе Уилла по спине пробежал холодок — я никогда не слышал, чтобы он так говорил.       — Он больше никогда никому не причинит боль, — слова падали тяжело, словно камни. — Я разорвал его на части собственными руками. Медленно. Он молил о быстрой смерти, но я не дал ему такой милости.       Я вздрогнул, обхватив себя руками крепче. В его голосе звучала первобытная ярость альфы, от которой воздух, казалось, потрескивал от напряжения.       — Его наркоторговля… Весь этот грязный бизнес — я уничтожил всё. Каждую точку, каждый склад, каждую связь, — Уилл говорил медленно, чётко проговаривая каждое слово. — Его партнёры сейчас в бегах, но это ненадолго. Мои люди найдут их всех.       Я прикрыл глаза, представляя масштаб его мести. Уилл не просто убил — он методично уничтожал всё, что было связано с тем оборотнем.       — Его семья… — он сделал паузу, и я затаил дыхание. Мачек. — Они потеряли всё. Я забрал их бизнес, их репутацию, их положение в обществе. Теперь они никто. Им придётся покинуть город — это самое малое, что они могут сделать, чтобы выжить.       Его слова должны были испугать меня, но вместо страха я почувствовал странное опустошение. Месть была свершена, но легче не стало. Пустота внутри не заполнилась.       — Знаю, это не исправит того, что случилось, — его голос смягчился, став почти умоляющим. — Но я хочу, чтобы ты знал — никто больше не посмеет даже взглянуть в твою сторону. Никто не причинит тебе боль, пока я жив.       Я почувствовал, как по щекам потекли слёзы. Его сила, его власть, его безжалостность — всё это было проявлением любви и защиты. Но сможет ли это стереть следы его прикосновений?       — Я сделаю всё, чтобы ты снова почувствовал себя в безопасности, — прошептал он. — Даже если для этого придётся уничтожить полгорода. Или страну.       В его словах не было преувеличения — я знал, что он действительно способен на это. Самый влиятельный альфа, оборотень, чьё имя произносили шёпотом, сейчас стоял у моей двери, готовый разрушить мир ради меня.       — Я… — мой голос прозвучал надтреснуто, едва слышно. — Праздник. Другие оборотни.       Я услышал, как Уилл тяжело вздохнул по ту сторону двери. Его голос, обычно властный, сейчас звучал мягче, словно пытался защитить меня даже от воспоминаний:       — Все присутствовавшие на приёме связаны договором о неразглашении. Никто не посмеет даже шепнуть об этом, — он помолчал секунду. — Я лично говорил с каждым влиятельным гостем. Они понимают… последствия неповиновения. Никто не посмеет косо взглянуть в твою сторону, если не хочет войны со мной.       Я вздрогнул, представив эти «разговоры». Знал, что за мягким тоном его слов скрывается стальная хватка альфы, способного уничтожить любого, кто осмелится навредить мне даже словом.       — Журналисты получили другую историю — о том, как принц Ранделл Тейлор, героически помог предотвратить покушение на мою жизнь. Завтра выйдут статьи, восхваляющие твою храбрость. Прости, дорогой, пришлось раскрыть секрет твоего инкогнито.       Меня затошнило.       — Храбрость?       — Ты был жертвой, — его голос стал жёстче. — Но мир увидит то, что я хочу показать. Твоя репутация не пострадает. Я об этом позаботился.       Уилл действительно подумал обо всём — защитил не только моё тело, но и имя, репутацию, будущее.       — Но слухи…       — Слухов не будет, — его тон не оставлял места сомнениям. — Я позаботился о каждой горничной, каждом официанте, каждом охраннике. Все они молчат не из страха — я заплатил за их молчание столько, что их внуки будут жить безбедно.       — Ты… ты действительно всё продумал, — прошептал я. Обхватил себя руками. Тело вновь задрожало.       — Для тебя — всё. Я не позволю никому запятнать твоё имя или причинить тебе боль. Ни физически, ни морально, — в его голосе слышалась такая уверенность, что я почти поверил в возможность когда-нибудь вернуться к нормальной жизни.       — Это мой долг — защищать тебя. И я продолжу это делать, даже если ты никогда не откроешь эту дверь.       В его словах была такая непоколебимая преданность, что слёзы снова потекли по щекам. Может быть, не сегодня и не завтра, но когда-нибудь я найду в себе силы снова довериться миру.       В голове снова и снова прокручивался момент, когда он увидел меня таким — сломленным, жалким, беспомощным. Видел, как я молил о помощи, как дрожал, как пытался прикрыть разорванную одежду.       Горло сжалось от подступающих рыданий. Я, тот, что всегда гордился своей силой и независимостью. Но мне пришлось звать на помощь, словно какому-то щенку, неспособному защитить себя. Тошнота подкатывала каждый раз, когда я вспоминал свой срывающийся голос, умоляющий его прийти.       «Хотел быть равным, а стал обузой, нуждающейся в защите».       Как смогу держаться с достоинством, зная, что он видел меня в момент абсолютной беспомощности?       Я подвел не только себя, но и свою звериную сущность. Оборотень, неспособный защитить даже самого себя — что может быть более постыдным?       — Я не заряжался в полнолуние, — жалкая попытка отбелить себя в его глазах. Бесполезная. Простая.       «Ты должен был справиться сам», — мысли жалили, словно осы. — «Ты превратил его из равного партнёра в спасителя. Теперь он всегда будет видеть в тебе слабое существо, нуждающееся в защите».       Но когда не видел то?       Комната, казалось, сжималась вокруг меня, пока агония самоуничижения пожирала изнутри. Каждый удар сердца отдавался болезненным напоминанием о собственном бессилии. О том, как низко я пал в его глазах. За дверью всё так же ждал он — свидетель моего падения, хранитель моего позора.       — Я здесь, — теперь его голос звучал мягче, словно он говорил с испуганным животным. — И я никуда не уйду. Даже если ты не откроешь дверь. Даже если не скажешь ни слова. Я буду здесь столько, сколько потребуется.       Мы так и остались — разделённые дверью, но связанные болью и виной. Он — терзаемый ответственностью за случившееся, я — сломленный, но всё ещё живой.        В роскошной темноте его особняка, где даже стены, казалось, шептали о произошедшем, мы начали свой долгий путь к исцелению. А может путь к моему концу…