Выбор евы

тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.

Утро Маринетт началось в четыре одиннадцать, когда в предрассветной тишине раздалась тихая мелодия входящего вызова. Это была Селена: — Вино чистое. И Маринетт поняла, что не ошиблась в своих предположениях. — Знаешь какое-нибудь вещество, которое при контакте с алкоголем вызывает кашель с кровью? — хрипло спросила она и тихо откашлялась. — Так сразу не вспомню, но знаю где можно поискать. Встретимся в библиотеке через минут тридцать. Сбросив вызов, Маринетт опустила ноги на пол, голые тёплые ступни, коснувшись холодного пола, непроизвольно дёрнулись. Шея и руки моментально покрылись мурашками от скользнувшего по ним холодного воздуха. Нагретая постель осталась позади, и Маринетт в темноте направилась в ванную. Глаза защипало от яркого холодного света и несколько долгих секунд она потратила на то, чтобы привыкнуть к нему. Голова после обрывочного, короткого сна ощущалась непривычно тяжёлой. Но Маринетт не могла жаловаться, изначально она вообще не рассчитывала на сон в ближайшие сутки. Но такая возможность неожиданно появилась и она не стала её упускать, благоразумно расценив, что при образовавшихся обстоятельствах лишние пару часов отдыха, если есть такая возможность, лишними не будут. Она, конечно, могла бы бегать сломя голову в попытке выведать как там Алья, что с Хлоей, какие результаты у Селены и далее, далее, но реальность была такова, что для достижения наилучшего результата иногда стоило на время отступить. Раньше она не понимала этого, и отцу часто приходилось по несколько раз объяснять ей, что, сконцентрировавшись на побочных проблемах, она в итоге упускала саму суть. Сейчас дело обстояло как раз так. Тишину ванной комнаты нарушало мерное, еле слышное гудение ламп. Раздевшись, и заколов волосы, Маринетт забралась в душ. Полилась холодная вода. Она зашипела от болючих, ледяных капель, но почему-то не стала поворачивать кран на «горячую». Вместо этого Маринетт подняла голову, подставляя лицо. Закончив с утренними процедурами, она вернулась в комнату. Жёлтый свет от уличного фонаря проникал через незашторенные окна, отчего в предрассветной темноте комната казалась только более тревожно-нагнетающей. Алья спала, вцепившись пальцами в край одеяла. Маринетт смогла рассмотреть как нахмуренные брови и плотно сжатые губы гримасой застыли на её лице. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Маринетт тихо подошла к кровати, присела на самый край, и осторожно провела костяшками по её скуле. Алья дёрнулась, крепче сжимая одеяло, но полностью расслабилась уже спустя несколько секунд. Рядом на тумбочке мигнул телефон, оповещая о критически низком уровне заряда батареи. Алья часто забывала о зарядке и вспоминала только тогда, когда телефон вовсе отключался. Подцепив болтающийся шнур, Маринетт воткнула его конец в разъём. Алья, съедаемая переживаниями, еле уснула лишь пару часов назад. Маринетт не решилась рассказать ей о своих подозрениях, касательно того, что Хлою, вероятнее всего, уже с утра полиция заберёт на допрос. Хотя сейчас Маринетт начинала сомневаться в этом, буря за окном разыгралась нешуточная, неизвестно ещё когда погода прояснится. А Хлоя пусть и будет первой подозреваемой, но из-за неё полиция вряд ли станет рисковать жизнью своих людей, посылая их в эту глушь. Для Маринетт такой расклад событий тоже был на руку. Будучи отрезанными от мира, в ближайшее время сбежать отсюда никто не сможет. В том числе Адель. Алья начала ворочаться, и Маринетт поспешила встать с кровати. Будить соседку не хотелось, и дело было не только в нежелании посвящать её в детали произошедшего. Алью, только-только вырвавшуюся из абьюзивных отношений, было банально жаль. У неё ведь и было всего два близких человека: Нино и Хлоя. Один — предал, другая — в лучшем случае, будет проходить свидетелем, а то и обвиняемой, в покушении на убийство. «Покушение». Маринетт продолжала надеяться, что это всё же было оно, не убийство. Тряхнув головой, она поспешила отогнать эти мысли. Не время. Когда она вышла из комнаты, не было и половины пятого. Пустые коридоры встретили её холодным молчанием. На лестнице следов крови уже не было, как и в коридоре на втором этаже. Они стёрли их, но Маринетт была уверена, не ей одной красные пятна на каменном полу будут мерещиться ближайшие несколько дней точно, если не недель. Это утро веяло могильным запахом с примесью новых сплетен и страха. Маринетт плотнее запахнула тёплую кофту и зевнула. Эхо её шагов отскакивало от стен. Минуя крытый проход из Северного корпуса в Западный, она остановилась у высоких окон. Лес неприветливо завывал, могучие ветви то и дело наклонялись в разные стороны, а снег всё продолжал идти. Таким было дыхание природы — страшным и угрожающим. С пола ощутимо потянуло холодом по ногам и Маринетт поспешила дальше. В библиотеке было пусто и темно. И пусть многие не брезговали приходить с утра пораньше, чтобы на скорую руку сделать домашнее задание до начала занятий, сегодня, в воскресенье, сюда вряд ли кто-то захочет сунуться ни свет ни заря. Тихие шаги Селены Маринетт услышала сразу. Обернувшись, она кивнула ей в знак приветствия. Белое лицо напарницы украшали яркие синяки под глазами — немые свидетели бессонной ночи. — Кровь не проверяла? — негромко спросила Маринетт. — Пока я не знаю что искать, это бессмысленно. С кровью мне ещё сложно работать. Селена уверенно направилась куда-то вглубь библиотеки, Маринетт следом. Минуя отсек за отсеком, они всё дальше уходили от входа. Деревянный пол тоскливо поскрипывал под ногами. Терпкий, кисловатый запах старых страниц окутал с ног до головы. Они остановились около отсека в самом конце. Маринетт подошла к столу и включила встроенную лампу. Селена, вооружившись фонариком на телефоне, уже осматривала корешки книг. Многие из них были написаны на разных языках. Селена достала одну, на обложке красовалась слегка потёртая надпись на арабском. Маринетт удивлённо вскинула брови, но пока промолчала. Через несколько минут на столе образовалась небольшая стопка. — Знаешь арабский? — всё же спросила Маринетт, присев на стул напротив Селены. — Нет, но для этого есть переводчик и словарь, — Селена открыла слегка потрёпанную книгу и уверенно пролистала примерно до середины. — Персы были искусными отравителями, — пояснила она, видимо, уловив недоверчивый настрой Маринетт. Она не решилась перечить Селене, всё же та намного больше неё самой разбиралась в этой теме. — Полистай пока эту, — не глядя, девушка подтолкнула к ней ещё одну книгу. На этот раз на английском. Маринетт погрузилась в чтение. Она предполагала, что такие беспорядочные, в какой-то степени даже халатные, действия Адель были обусловлены её уверенностью в том, что яд, который она использовала, невозможно будет обнаружить при вскрытии. Конечно, до него бы она уже не дожидалась, испарилась бы раньше, ведь убийство… На этом моменте Маринетт стопорилась. Она не знала кого именно убила, или пока только попыталась убить Адель. Лайла Росси — ученица академии «Франсуа Дюпон», обладательница «дара», подруга. Все эти ярлыки не подходили под возможный мотив клана «Годар». Кое-какие предложения всё же были у Маринетт. Уже давно она не отбрасывала мысли о возможной причастности Лайлы к «тёмной» стороне их мира. Видимо, не зря. Но этого, конечно, было недостаточно. И Маринетт ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться ответа отца. Ещё ночью она сообщила ему имя Лайлы и сказала, что они с Селеной уже начали работать над уликами. Отец пообещал предоставить как можно больше информации до утра. Он также сообщил, что группа перехвата и дальше будет наготове в случае, если Адель предпримет попытку бегства. Вероятность этого была мала, риски снижались по причине недостоверной информации о выполнение цели и разбушевавшейся стихии. Ещё вчера поднялся ветер, к сегодняшнему утру настоящая метель накрыла их академию. Им повезло, что вертолёт смог долететь до них. Адель никуда не денется, пока погода не уляжется. — Я нашла Китайскую легенду, где упоминается «кровавый пир», — спустя довольно продолжительное время поисков наконец сказала Селена. — Никаких точных формулировок, одни эпитеты. Углубимся в Азиатскую культуру, может ещё что-то подобное найдём. Маринетт задумчиво нахмурилась. Это не могло быть совпадением. Клан Французского происхождения просто так не стал бы использовать яд, корни которого будут происходить из Азии. Она перевела взгляд на книгу, которую Селена ей дала изначально. — Начнём с Японии, — уверенно заключила она и отложила толстый томик какого-то Английского химика. Если она права, и месторождением яда, которым отравили Лайлу, окажется её родина, то это будет значить только одно — Лайла Росси принадлежит к её клану. Они убрали ненужные книги и достали с полок все, связанные с Японией. Маринетт отдавала Селене те, которые были написаны более простым текстом, себе же оставляла посложнее. Глаза начинали болеть, и приходилось изредка делать передышки, чтобы дать им отдохнуть. Фразы то и дело начинали скакать, прыгая друг на друга, а статичный тусклый свет иногда рябил и только усложнял этим работу. За окном было темно несмотря на начало девятого на часах. Маринетт то и дело косилась на телефон, одновременно ожидая и боясь услышать звонок от одного конкретного человека. Иногда телефон начинал вибрировать, но не видя имя нужного абонента, она тут же нажимала «отбой». Казалось, над всей академией нависло напряжённое ожидание, и буря, что началась ещё вечером, была лишь началом чего-то бóльшего. — Здесь упоминается цветок «Юкарино», — задумчиво проговорила Селена, и ближе нагнулась к раскрытой книге, словно так смогла бы быстрее понять написанное, — в контексте исчезнувшего вида, который в своё время активно использовали в дворцовых интригах. — Мне кажется, я уже слышала это название, — Маринетт оторвалась от книги и закрыла глаза. Нечто важное маячило прямо на границе сознания, но никак не представало перед ней полностью. — Не могу вспомнить, — раздосадованно протянула она. — Сейчас поищу в интернете. Она достала телефон и, проигнорировав несколько сообщений от Адриана, Луки и Альи, зашла в поисковик. Но кроме ссылок на сторонние ресурсы и обобщённых фраз ничего не нашла. Пролистав несколько страниц, и открыв больше десятка вкладок, она заметила, что довольно часто вместе с названием «Юкарино» упоминается имя учёного биолога — Кацусике Ёсикавы, жившего на границе девятнадцатого и двадцатого веков, и написавшего в своё время книгу «История теней». Но книги этой в интернете не нашлось, её тираж был небольшим, а перевыпуска так и вовсе не существовало. — Нам нужна «История теней» — автор Кацусике Ёсикава, — уверенно заключила Маринетт, продолжая сканировать взглядом строчки сайта в надежде наткнуться на что-то конкретное. Следующие полчаса они потратили на поиски нужной книги. Маринетт и не думала, что она окажется в их библиотеке, которая хоть и славилась своими редкими трудами, всё же не могла вместить в себе все книги мира, но к собственному удивлению обнаружила нужное название в картотеке. Хотя им и пришлось перерыть несколько секторов в её поиске, в конечном итоге она оказалась у них на руках. — Какой идиот додумался запихнуть её в раздел «Теории государства и права»? — уставшая Селена устроилась за тот же стул и подавила зевок. — У меня уже нет сил разбираться с переводом, так что, пожалуйста, сама поищи что нужно, — она откинулась на спинку и повела головой в попытке размять затёкшую шею. Маринетт кивнула и открыла содержание. Книга была небольшой и, несмотря на давний год выпуска, сохранила приемлемое состояние. Видимо, ею мало кто интересовался. Она ощутила странное волнение, стоило взгляду коснуться первых строк. Ёсикава в своей книге преимущественно рассказывал об императорском дворе периода Муромати, Адзути-Момояма и Эдо. Но Маринетт с огорчением быстро уловила субъективно предвзятое мнение Ёсикавы о системе правления Японии. Хотя вместе с этим чувствовался и больной патриотизм. Он критиковал всех и вся, но в критике этой слышался крик умирающего зверя, который пытался достучаться до других, пытался рассказать правду. На упоминание «Юкарино» Маринетт наткнулась в главе о строении гарема. Цветок сначался упомянули в качестве главного украшения внутренних садов, и лишь спустя несколько страниц Ёсикава начал рассказ о том, как с его помощью женщины избавлялись от соперниц. Ещё тогда девушки поняли, что действие яда, который получался и лепестков «Кровавого цветка», или «Цветка воспоминаний» как его ещё называли, было не моментальным. Это было на руку всем тем, кто собирался идти нечестным путём. Всё пошло не так, когда служанка главной наложницы подлила яд другой девушке, что недавно попала в гарем и стала новой любимицей императора. Эта девушка, вопреки устоявшемуся мнению о действие яда, умерла не спустя несколько дней, а этим же вечером. Вся её комната была залита кровью, а сама наложница ещё несколько часов мучилась от кашля и скончалась лишь к рассвету. — Нашла, — тихо произнесла Маринетт. — Это он — «Юкарино». Их с Селеной относительное спокойствие закончилось в восемь пятьдесят три, когда на телефоне Маринетт раздался очередной звонок. Глядя на контакт «Лука», она поняла, что пришло время выбираться из библиотеки. В это же время пришла и престарелая работница, которая, увидев их, нацепила на лицо привычную недовольную маску. Пробурчав что-то о том, что администрации давно пора разрешить ей закрывать библиотеку на ночь, она оформила на Маринетт ту самую «Историю теней», и торопливо скрылась в комнате для персонала. Маринетт перезвонила Луке сразу после того, как написала отцу название предполагаемого яда и вышла в коридор. Она понимала, что ей не отделаться от расспросов. — Какого чёрта происходит? — его голос дрожал, хотя он и пытался это скрыть за показушной злостью. И в этой ситуации ей ничего не оставалось, кроме как позволить ему эту маленькую вольность. — Мне рассказали какой-то бред, мол, Лайлу отравили, её нигде нет, Алья в истерике, Хлою обвинили в убийстве, а тебя носит чёрт знает где! — под конец фразы он почти перешёл на крик. Связь из-за обильного снегопада работала плохо, и голос Луки то и дело прерывался. Маринетт слегка ускорилась. Она не думала, что события будут развиваться настолько быстро, что она не успеет предупредить их. — Ты где? — на конце провода послышались чьи-то всхлипывания. — В твоей комнате, — сквозь зубы проговорил он и помедлил. — Это правда, да? Это всё чёртова правда?! Ответь! — Я сейчас приду и мы поговорим, — она устало выдохнула и запустила свободную ладонь в волосы. Всё происходило слишком быстро, и Маринетт пока не успела понять насколько это хорошо или плохо. — Маринетт, твою мать! Она сбросила вызов, понимая, что по телефону точно не сможет успокоить Луку. Селена с безучастным выражением лица продолжала идти рядом. Казалось, происходящее волнует её не больше, чем сломанный по неосторожности ноготь. Маринетт не могла винить её в этом. Даже наоборот — чувство лёгкой зависть укололо где-то в районе груди, ей бы тоже хотелось не думать об этом, как о чём-то бóльшем, нежели, чем над обычным делом Дома. Но всё было иначе, и Маринетт приходилось мириться с этим: с чувствами, сдерживать которые становилось сложнее. Вчера, пока она до конца не приняла случившееся, ночью, пока она спала тревожным сном, сегодняшним утром, пока они были погружены в работу, у неё получалось абстрагироваться, но время шло, а понимание настигало. Лайла может быть мертва. Её первый друг, первый человек не из семьи, с которым она нашла нечто общее, может быть мёртв из-за неё, из-за того, что она вовремя не поняла, не предотвратила. — Мне нужно немного поспать, потом я вернусь в лабораторию, и поработаю с её кровью. К этому времени наверняка появится чуть больше информации. Я связалась с людьми, так что не думай об этом. Как что-то появится — позвоню, — сказала Селена, когда они остановились около главной лестницы Северного корпуса. Маринетт рассеяно кивнула. В это воскресное утро всё было иначе: на этажах толпились ученики, кто-то плакал, кто-то с напускной скрытностью шептался, но никто не выглядел безучастным. Маринетт с большим трудом добралась до нужного коридора, то и дело её окликали с разных сторон, подходили с вопросами и словами сочувствия. А стоило ей открыть дверь в комнату, как в стену около прилетела её собственная кружка, из которой она ещё вчера пила с Альей чай, не подозревая о том какие новости им предстоит услышать через несколько часов. Маринетт лишь слегка вздрогнула от неожиданности. Лука стоял в центре комнаты и нервно сжимал кулаки. Алья тихо плакала на кровати, прижав колени к груди, Адриан удручённо сидел рядом с ней, но взгляд его тревожно метался с девушки на друга. — Я звонила тебе, — икая, вяло проговорила она, обращаясь к Маринетт. Нотки обиды в её голосе слышались слишком явно. — Я знаю, извини, — прохладно отозвалась она и заставила себя перевести взгляд с Адриана. Его присутствие было неожиданным, хотя и в его стиле. Хороший парень, который даже во время ссоры будет поддерживать — таким он был. И Маринетт до сих пор двояко относилась к этой черте его характера. — Что с ней? — Лука за два шага пересёк комнату и оказался прямо перед ней. И пусть он старался все свои эмоции перевести в агрессию и злость, покрасневшие глаза выдавали его. — Я не знаю, — честно ответила Маринетт. Лука сглотнул и сжал челюсть. — Я не верю тебе, — спустя несколько секунд молчания, медленно проговорил он. — Это, — он запнулся, и шумно втянул воздух, — сделала Хлоя? Алья всхлипнула и сильнее залилась слезами. Адриан наклонился к ней и что-то тихо заговорил на ухо. — Не думаю, — уклончиво ответила Маринетт. — Её взяли под стражу. Маринетт никак не отреагировала на эту новость, было очевидно, что так произойдёт, ещё вчера. — Конечно, ты не удивлена, — Лука издал странный звук и резко отвернулся. — Почему ты такая спокойная? Она вроде как твоя подруга! — он снова посмотрел на неё, но на этот раз в его покрасневших глазах читалась не только злость, нечто крохотное, но такое очевидное, плескалось на дне зрачков. — Может, Нино был прав с самого начала? Может, все эти слухи про тебя — правда? Сблизилась с Лайлой и убила её? — он схватил Маринетт за плечо и тряхнул. — Лука, Бога ради, помолчи, — Адриан, обнимающий Алью, дёрнулся, чтобы подняться с кровати, но напуганная Сезар схватила его за руку. Маринетт сжала зубы. Она понимала, что Лука говорил это в сердцах, и ей, как одной из немногих из присутствующих, кто мог продолжать сохранять хладнокровие, следовало и дальше сдерживать себя. Хотя ей и стоило это больших усилий, но она всё-таки выдохнула и, выдернув руку из чужой усиливающейся хватки, как можно спокойнее сказала: — Давай зайдём в ванную и поговорим, не нужно пугать Алью, она и без тебя с этим справляется. Лука повёл головой и нервно переступил с ноги на ногу. Долгожданная тишина повисла между ними густой субстанцией. Комната, собраться всем вместе в которой означало только неприятности, показалась вдруг непривычно чужой и холодной. Маринетт мельком оглянулась, чтобы убедиться, что все вещи стоят на своих местах. Всё было почти как прежде, если не считать небольшого погрома устроенного Лукой. — Хорошо, — спустя, наверное, минуту, ответил Куффен и первый направился в сторону двери. Маринетт случайно встретилась взглядом с Адрианом, но поспешила отвернуться. Она не была уверена, что сможет справиться со всем, если продолжит думать о нём. — Что? Тут же спросил Лука и обернулся, стоило ей прикрыть за собой дверь. Маринетт устало выдохнула и прислонилась спиной к стене. День только начинался, ей предстояло сделать ещё так много всего, но силы уже были почти на исходе. Предательство собственного организма всегда было некстати, но сейчас она как никогда раньше чувствовала насколько это было не к месту. Ей нужна была небольшая передышка. Сейчас, когда все вокруг рассчитывают на неё, когда хотят видеть перед собой хоть кого-то, кто выглядит как тот, кто держит ситуацию под контролем, она понимала, что не может дать слабину. Показать слабость означает окончательно подорвать состояние других. Лука замялся, шторм в его голубых глазах поутих, и он шумно выдохнул, запуская руку в волосы и отворачиваясь от неё. — Почему с твоим появлением здесь всё покатилось к чертям? — уже тише спросил он, обращаясь, очевидно, не конкретно к ней. — Это сделала не Хлоя, — собравшись с силами, твёрдо произнесла Маринетт. — Значит ли это, что ты знаешь кто? — Лука горько усмехнулся и опустил руку на лицо, предплечьем накрывая глаза. Маринетт сглотнула и отошла от стены. Сердце забилось чуть быстрее, стоило ей разглядеть за рукавом его толстовки мокрую дорожку на щеке. Так некстати она вспомнила все их разговоры с Лайлой о нём. О том, что она так и не смогла к нему что-то почувствовать. Маринетт помедлила, но всё-таки положила ладонь ему на плечо и потянула на себя. Он поддался, и его руки безвольно повисли. Покрасневшие глаза Луки, наполненные слезами, нашли её. — Ты не скажешь мне, — еле двигая губами, произнёс он, и Маринетт, чувствуя, как защипало в носу, сдержалась от того, чтобы мотнуть головой. Как бы ей ни хотелось облегчить его душу, она не могла переходить грань. Его губы дрогнули и он несколько раз подряд смиренно кивнул, будто даже отсутствие прямого ответа, уже было своеобразным ответом для него. — Не верю, что Ла, — он запнулся, — она мертва. — Пока ничего неизвестно. Он снова предпринял попытку поднять руку, чтобы закрыть лицо, но Маринетт не дала ему это сделать. Она подошла уже вплотную и обхватила ладонями его лицо. — Послушай меня, — сглотнув мешающий ком в горле, она уже более уверенно продолжила, — я действительно не могу сказать всего, но будь уверен: я здесь ни при чём и сделаю всё, лишь бы найти виновника. Лайла мне дорога настолько же, насколько и тебе. И если я не плачу, это не значит, что я ничего не чувствую, — она набрала воздух в лёгкие и уже собиралась продолжить говорить, но Лука неожиданно нежно коснулся её руки, всё ещё находящейся на его лице и опередил её. — Ты плачешь, Маринетт, — его удивительно мягкий голос, который она впервые слышала, заставил замереть. Она моргнула и только сейчас поняла, что перед глазами действительно стояла слабая пелена. Поражённо выдохнув, слегка ослабила хватку. — Прости меня за те слова. Я знаю о том, кто Лайла для тебя. Она шмыгнула носом и мотнула головой. Даже перед ним ей не хотелось показывать слабость, потому что какие бы у них ни были отношения в прошлом, Лука был среди первых, кому сейчас требовалось твёрдое плечо. И Маринетт хотела им стать, хотела заставить их всех поверить в то, что пока она не сдаётся, всё решаемо. — Это просто эмоции, — невпопад проговорила она и поспешно убрала ладони с его лица. Ей не нравилось смотреть на его виновато заломленные брови и понимающий взгляд. Когда он злился и кричал, она могла быть твёрдой и жёсткой. Но она изначально дала слабину, когда решила, что пара секунд передышки не приведут к таким последствиям. Когда она была сильной, Лука и все остальные могли сбросить напряжение на ней, не задумываясь о том, что и ей самой больно. Ей не было жаль немного пожертвовать своим комфортом, потому что она понимала, такое развитие событий будет наиболее эффективным. Но Лука успел разглядеть её боль, успел усмирить свои бушующие эмоции и понять в какой ситуации находится сама Маринетт. Ему придётся нелегко. — Маринетт, — тихо начал он и голос его заметно дрогнул. В её произнесённом имени было больше боли и смысла, чем во всех словах, сказанных им ранее. — А теперь мы оба успокаиваемся, и выходим к ребятам. Я всё решу, понял? — она беспардонно перебила его, понимая, что у них нет лишнего времени на сантименты. Ручаться за себя она тоже уже не могла. Маринетт поспешила отойти к зеркалу. Заляпанная мелкими брызгами зубной пасты и водой поверхность отражала крохотную комнату. Неудачный свет подчёркивал все недостатки лица, и если раньше Маринетт не особо волновало это, то сейчас она неожиданно даже для себя обратила внимание на то, как болезненно выглядела её кожа. Больше не было той упругости и сияния, на их место пришли впалые скулы с синяками под глазами. Последнее, о чём она бы стала переживать в данной ситуации — это красота, но дыхание на секунду предательски перехватило. Такая мелочь… — Может всё-таки поговорим? — настойчивее спросил Лука и встал за её спиной. Маринетт обратила внимание на его чуть нахмуренные брови и на секунду позволила себя облегчённо выдохнуть. Он всё ещё был растерян, но злость упрямо брала верх. — Когда всё закончится — может быть, — она показательно безучастно махнула ладонью, и поспешно отвела взгляд от его лица. Лучше бы им не пересекаться глазами. Лука сзади шумно выдохнул. Было заметно, ему трудно было сдержать все те слова и слёзы, которые он копил на протяжении всех их с Лайлой отношений. Но единственное, что Маринетт могла сейчас для него сделать — оставаться такой же холодной, как и она, — только так он сможет пережить эти дни. Он должен будет найти себе другую жилетку для слёз, Маринетт не сможет одновременно быть ею и человеком, который знает что делать. — Мне выйти первой и сказать, что тебе нужно время на истерику? — резко спросила она, когда уже взялась за ручку двери? Его губы непроизвольно скривились, черты лица ужесточились и по резко дёрнувшейся голове она поняла, что он в последнюю секунду сдержал себя от колкого ответа. — Нет. Они появились в комнате одновременно с Нино. Маринетт никак не прокомментировала его появление, и он сам толком не обратил на неё внимания — его взгляд быстро остановился на Алье. — Что ты, — Алья всё ещё сидела на своей кровати в объятиях Адриана. Она дёрнулась и испуганно уставилась на бывшего парня. — Что ты здесь делаешь? — Это я его позвала, — Маринетт прошлась к своему письменному столу и машинально убрала на край несколько тетрадей. Тишина ощутимо затянулась. — Несмотря на некоторые разногласия, нам всем стоит держаться вместе, — объяснила она, отвечая на безмолвный вопрос каждого. Кроме очевидного понимания того, что Алье, несмотря на их с Нино непростые взаимоотношения, будет всё же немного спокойнее рядом с ним, Маринетт преследовала и свои цели — присутствие Лейфа в комнате рассредоточит внимание остальных. Чем больше людей — тем меньше у каждого будет концентрация на ком-то конкретном. Она понимала опасность того, что новое происшествие им снова придётся переживать всем вместе — нить, опутавшая их и лишь недавно начавшая ослабевать свои тиски, снова затянется по рукам каждого. Но она предпочла закрыть глаза на эту проблему, прямо сейчас другого выхода Маринетт не видела. Потому что сценарий, который проигрался в ночь смерти Флоренс, не позволит остальным чувствовать себя нормально, пока хотя бы кто-то из той «семёрки» будет отсутствовать при похожих обстоятельствах. Лайлы и Хлои уже не было с ними, наличие Нино было необходимо, чтобы приблизить их всех к более или менее адекватному состоянию. Даже Маринетт как бы ни отрицала, но не отметить никак не могла, что с появлением Нино ощутила толику облегчения. — Что будем делать? — спросил Адриан, когда Нино занял место по другую сторону от Альи. Все повернулись к Маринетт. — По-хорошему нам следует добраться до Хлои и потребовать объяснений у администрации на каком основании её задержали, — она задумчиво постучала по столу ногтями. — И дождаться информации о состоянии Лайлы, — нехотя проговорила она, понимая, что лукавит. Даже если бы сейчас она знала, то не сказала бы им. Ребята потупили взгляды. День обещал быть тяжёлым. Новая трагедия, потрясшая академию, заставила всех с удвоенной силой вернуться воспоминаниями к событиям конца осени и начала декабря, когда одна за другой «покончили с собой» Флоренс и Дороте — две лучшие подруги. И хотя смерть Лайлы до сих пор подтверждена не была, ученики, да и что скрывать, учителя с администрацией мысленно успели похоронить её. Месье Клеман, проведя в этот же день срочное собрание, сообщил об открытие круглосуточной помощи психологической поддержи всем желающим. Роль, отведённая Хлое в этом спектакле страданий, оставляла желать лучшего: вся скопившаяся тревога подростков, переживших за полгода уже две смерти, вылилась на неё, и именно в этот момент Маринетт впервые испытала облегчение от того, что Хлоя, взятая под временный арест, не имела возможность встретиться лично с разъярённой толпой. Истерия, поразившая всех, очевидно, не собиралась заканчиваться в ближайшее время. Изолированная ото всех, ученики академии воспринимали смерть особенно болезненно, ведь поневоле чувствовали себя частью одного целого. Удивительно, что следующие друг за другом самоубийства возымели совершенно другой эффект: отрешённый, молчаливый. То ли дело было в том, что в случае Лайлы и Хлои — это было покушение, а то и убийство, то ли в том, что Флоренс и Дороте не оставили после себя лужи крови по всему второму этажу и лестнице. Как бы они ни пытались, встретиться с Хлоей им не разрешили. А месье Клеман, лишь услышав начало фразы об основаниях задержания, и вовсе вышел из себя. Раскрасневшись, он выставил их из кабинета, плюясь стандартными фразами о том, что это не их ума дело, и полиция лучше знает кого стоит задерживать. Но всё же из тех крупиц информации, которые они успели получить во время криков директора, Маринетт смогла понять, что Хлоя, как она и предполагала, всё ещё находится где-то на территории академии. Значит и её отбытие зависило от погоды. Попытка узнать что-то от мадам Гобер тоже не принесла свои плоды. Декан не хотела идти на уступки, хотя по не было видно, что ей это давалось не так просто, как директору. Днём, когда они нехотя спустились на обед в надежде, что к позднему часу в Главном зале будет не так много людей, их планы вновь оборвались. Есть пришлось наспех, постоянно чувствуя и ловя на себе любопытные взгляды окружающих. Несколько ребят даже подходили к ним, и им приходилось неловко обмениваются любезностями и выкручиваться от вопросов. По большей части этим занимались мальчики, в то время как Алья и Маринетт помалкивали: одна была не в состоянии вести светские беседы, вторая боялась ненароком нагрубить, а ввязываться даже в небольшие споры желания не было. Долетали и более интересные высказывания: многие, не стесняясь, обсуждали как Хлою, так и Лайлу не в самом лестном ключе. Слышались и смешки. Сохранять спокойствие приходилось через силу. К вечеру стало понятно, что никто не хочет расходиться по комнатам в таком подвешенном состоянии. Решение переночевать всем в комнате Маринетт и Альи было внезапным и звучало поначалу странно, но все согласились с ним довольно быстро. Темнота неминуемо поглотила едва виднеющийся из-за снегопада лес, а вместе с ней пришло и новое ощущение безнадёги. Как бы все они от неё не бежали, как бы не пытались скрыться за каменными стенами комнаты, она всё равно находила их, поражала точно в сердце. Маринетт сидела на кровати, краем глаза наблюдая, как Адриан с Лукой стелят на пол позаимствованный у соседок запасной матрас. Ещё утром с ней, как и обещал, связался отец. И единственным, что он сообщил — было то, что Лайла Росси оказалась её дальней родственницей, принадлежащей к одной из ветвей их клана. Маринетт, понимая всю ситуацию, не стала допытываться ни о чём другом. Потому что как бы ей ни хотелось узнать о состоянии Лайлы, о причинах, по которым клан «Годар» заинтересовался именно ей, она понимала — будь у отца важная информация, он бы сообщил о ней. Бросив взгляд на Луку, который то и дело поглядывал на телефон, Маринетт сглотнула вязкую слюну. Он ждал новостей. Она понимала, что в ближайшее время он не сможет ничего узнать, ведь даже если её отец не счёл разумным сообщать хоть что-то о месторождении или состоянии Лайлы. Хотя скорее всего Лука всё понимал. Просто не мог не надеяться. Маринетт отвернулась к окну. В случае смерти Лайлы он даже не узнает об этом напрямую, может, догадается со временем, но никак иначе. Адриан, закончив с делом, сел рядом. Они так и не поговорили друг с другом, и если раньше, до отравления Лайлы, Маринетт ещё допускала мысль о том, чтобы прояснить отношения с ним, то теперь не знала что и думать. Он, будто читая мысли, тоже ничего не говорил. На противоположной кровати также молча сидела Алья. Она не плакала, но её голова периодически непроизвольно дёргалась. Кудрявые волосы, собранные ещё утром в неаккуратный пучок, почти расплелись, и несколько растрёпанных прядей лежало на опущенных плечах. Голова Нино покоилась на её плече, но Алья не обращала на него внимания. Под тусклым светом настенной лампы тени на её лице замерли в ожидании. Лука некоторое время один стоял в центре комнаты около застеленного матраса, а потом уселся около кровати Альи. Согнув ноги и накрыв руками лицо, он замер. Маринетт облокотилась головой и прохладную стену, хотелось закрыть глаза, но она не делала этого. Было невыносимо тошно видеть такие лица друзей. Адель всё ещё находилась в академии, днём они встретили её в коридоре Западного корпуса. Адриан перебросился с ней парочкой слов в стороне. Она выглядела лишь слегка взволнованно. Другого Маринетт и не ожидала. Её побег теперь был лишь вопросом времени. Маринетт оставалось лишь в спешке корректировать планы и создавать возможности для осуществления наибольшего количества сценариев в слепой надежде попасть хоть в один. И, наверное, впервые Маринетт жалела о том, кем она является. Не родись она в этой семье, ей, может, и пришлось бы проходить сейчас через те же трудности, но она бы не чувствовала себя так беспомощно, понимая, что чья-то жизнь является обычной разменной монетой. Жизнь Лайлы, жизнь Адель, её собственная. — Может завтра ещё раз сходим к мадам Гобер? — хрипло и безцветно спросила Алья. — Она добрая, может, всё-таки расскажет больше, — добавила чуть погодя без особого энтузиазма. — Сходим, — коротко отозвалась Маринетт спустя пару мгновений и непроизвольно обернулась к Адриану, будто привычно ища поддержи. Он, будто ожидая этого, тут же поймал её взгляд. Его лицо, обычно светлое и мягкое, сейчас выглядело взрослее, острее. Адриан выглядел так, будто всё знал. Смотрел прямо, жёстко, испытывающе. Маринетт одновременно пугала эта мысль и успокаивала. Она не могла представить при каких обстоятельствах вообще смогла бы завести с ним диалог обо всём этом. Сможет ли он простить Адель? А её саму? Он сглотнул и его кадык дёрнулся. Маринетт проследила взглядом по его шее и там же остановилась. Удушливая волна стыда не позволила снова поднять взгляд к его глазам. Адриан зашевелился и потянулся к ней рукой. Мягко обхватив её за плечо, он потянул её на себя. Маринетт, не сопротивляясь, позволила ему сделать то, что он хотел. Её голова оказалась на его коленях, но теперь перед собой она видела на ребят, а его торс, скрытый чёрным худи. Поджав ноги к груди, она почувствовала, как его большая тёплая ладонь легла на её голову, и Маринетт наконец позволила себе закрыть глаза. Пальцы рук сжали покрывало. Оно было тёмно-зелёного цвета и сделано из какой-то мягкой ткани. Маринетт нравилось проводить по нему ладонью, ощущая, как кожу холодит нежный длинный ворс. Ей нравился стол, который она за эти несколько месяцев обставила так, как комфортно, нравилась маленькая ванная комната, в которой все полочки были заставлены их с Альей шампунями, кондиционерами и другими уходовыми средствами, нравился вид из окна, ей нравились мысли в течение дня о том, как вечером она вернётся в комнату, застанет Алью за очередным творческим порывом в виде вырезания оригами или разучивания какого-то танца, ей нравилась даже немного нелепая Сабрина — девочка из соседней комнаты, которая не сторонилась Маринетт и любила заглядывать к ним по всяким пустякам. Ей нравился этот тихий маленький мирок, который у неё здесь появился. Он был таким хрупким и ненадёжным. Эфемерное чувство спокойствия и стабильности, которое было нечастым гостем, сейчас казалось особенно далёким и даже надуманным. Маринетт не заметила как уснула прямо так. Внезапно проснувшись уже глубокой ночью, она поняла, что лежит на своей кровати рядом с сопящей Альей. На её же месте спал Лука, а Адриан с Нино умостились на напольном матрасе. Потянувшись к бутылке с водой, Маринетт смочила горло и тряхнула головой в попытке прогнать остатки сна. Голова была тяжёлой и она понимала, что если уснёт в таком состоянии, на утро будет чувствовать себя ещё хуже. В комнате стояла липкая духота, будто замерший воздух ощущался каждой частью тела. Внезапно её телефон, лежащий на полу, вспыхнул ярким светом и завибрировал. Маринетт, сморщившись от контраста, потянулась за ним. Селена: Нужно встретиться Быстро отогнав тревожные мысли, Маринетт тут же принялась печатать ответ. Селена не позвонила, значит новости были не настолько срочными и могли даже подождать до утра, это немного, но успокаивало. Уснула она в обычной одежде, так что сейчас не стала тратить время на переодевание. Конечно, хотелось сходить в душ, но Маринетт понимала, что чем больше времени сейчас потратит, тем только сильнее будет переживать. Подсвечивая путь разблокированным экраном телефона, она тихо пробралась к выходу, захватив с собой только сумку. Бросив последний взгляд на спящих ребят, она вышла за дверь. Если она не успеет вернуться до их пробуждения, то точно нарвётся на неудобные вопросы. К этому тоже нужно было морально подготовиться. И снова она, как вчера, шла по тёмным коридорам. Только на этот раз путь Маринетт держала не в библиотеку, а в комнату отдыха Северного корпуса. — Что-то случилось? — всё же стало её первым вопросом, когда Селена появилась в проходе спустя десять минут ожидания. Сама она, видимо, пришла откуда-то с Западного корпуса. — Лайла жива. Дыхание Маринетт на секунду перехватило. — Это точно? — Да. Селена, будто давая ей время на осознание, сначала отвернулась, а потом медленно направилась к ближайшим диванчикам. Маринетт закусила губу, чувствуя, как что-то большое и неприятное медленно начало подниматься по горлу к носу. Слёзы, для которых сейчас было не время, вот-вот норовили потечь из глаз. Поборов первую волну, она нервно выдохнула и резко вскинула руку, словно в попытке схватиться за что-то. — Ладно, — сухо выдавила она из себя и, сглотнув, подняла взгляд к потолку, — это хорошо. Несдержанная улыбка сама собой появилась на лице, но Маринетт быстро убрала её и несколько раз подряд кивнула. — Спасибо, — невпопад проговорила она, хотя понимала как глупо это звучала. Селена не могла не сказать ей. — Не за что, — Селена устало выдохнула и Маринетт показалось, будто она услышала лёгкий смешок с её стороны. Она шумно втянула воздух, закрывая рот подрагивающей рукой. Некоторое время они молчали. — Ты была права насчёт яда. Это он — Юкарино. Не знаю как из множества других ты выбрала именно его, но всё подтвердилось, — Селена заговорила первой, наверное, чувствуя, что Маринетт будет неловко самой начать разговор. — Просто поверила, что трава зелёная, — легко ответила Маринетт, вспомнив их короткий разговор в конце прошлого месяца, и снова несдержанно улыбнулась. Селена, сперва в удивлении склонив голову, чуть погодя понимающе кивнула. Пройдя к диванчику, она села рядом и уже более серьёзно посмотрела на напарницу. Хорошие новости — это хорошо, но всё-таки у них оставалось и другое дело. — Почему они выбрали именно этот яд? Других аналогов с таким же, — Маринетт задумалась, подбирая правильное слово, — отложенным действием разве нет? — Тут скорее всего замешано что-то личное, слишком много излишнего драматизма, — начала Селена и слегка понизила итак тихий голос. В комнате они были одни, но тишина казалась настолько густой и физически ощутимой, что мысли о лишних ушах появлялись сами собой. — Яд этого цветка не слишком эффективен в нынешних реалиях. Если говорить простым языком, то смерть, без воздействия алкоголя, действительно наступает лишь через пару дней, но кое-какие симптомы всё же появляются уже через несколько часов. Это натуральный яд, на сегодняшний день существует несколько похожих, но созданных искусственно. Маринетт задумчиво нахмурилась. — Какова вероятность, что Лайла, почувствовав недомогание, обратилась бы к врачу и её госпитализировали? — Селена почему-то помедлила. В её бездонных светлых глазах, привычно ничего не выражающих, мелькнуло что-то новое, доселе не видимое Маринетт. — Почти нулевой. Администрация не стала бы вызывать помощь при незначительном недомогании. А когда стало бы понятно, что сами они не справятся, было бы уже поздно. — Значит нам просто повезло, что она решила выпить, — слова слетели с губ быстрее, чем Маринетт успела подумать над этим. Она постаралась сохранить на лице выражение сосредоточенности, но, конечно, им обеим было ясно, что для неё смерть Лайлы не была бы обычным проваленным делом. — Да, — сухо ответила Селена, будто через силу. — А ещё повезло, что вертолёт смог долететь, — при этих словах они одновременно глянули в сторону окна. Будто услышав их, ветер загудел сильнее. До этого момента Маринетт почти не думала о том, какую опасность на самом деле может нести в себе такая отдалённость академии от цивилизации. Конечно, здесь были свои врачи, и как Маринетт слышала, имелись вполне неплохие приборы и склад различных лекарств, но всё же это была не больница. Случись что, в любом случае придётся вызывать неотложную помощь, и хорошо, если они смогут добраться. Судя по потускневшему лицу Селены, она подумала о том же самом. Но никто из них не решился завести разговор. Они обе старались сохранять сугубо деловые отношения, прямо сейчас они видели что может произойти в ином случае. Их собственные жизни никогда не будут застрахованы от чего-то подобного. Но, что более страшно, они не будут застрахованы от того, чтобы однажды услышать в сухом официальном докладе о смерти близкого человека. Кажется, именно это всегда останется самым страшным. — Есть что-то ещё, о чём ты хотела сказать?

***

Занятия в понедельник отменены не были. Из всей компании только Маринетт это решение показалось верным. Она понимала, что иначе паника, как снежный ком, будет только нарастать, и студенты, не занятые учёбой, станут создавать всё больше слухов. Официальных объявлений о состоянии Лайлы не делалось, и Маринетт приняла решение тоже никому не говорить об этом. Смотреть на Луку, зная ещё больше информации, становилось труднее. Успокаивала только мысль, что рано или поздно ему всё станет известно. Она и представить себе не могла, что бы чувствовала, если бы ей пришлось скрывать от него её смерть. С Адрианом они так и не поговорили, хотя утром она видела, что он предпринимал попытки остаться с ней наедине. Но Маринетт не могла сделать это, пока Адель оставалась в академии. Во время завтрака она подсела к ним за столик. И пусть внешне Маринетт никак не отреагировала на её появление, внутри чувствовала иррациональную ярость. Сидеть за одним столом с человеком, которой буквально пару дней назад подсыпал отраву её подруге, и не иметь возможности сделать хоть что-то — было тяжело. Приходилось сдерживаться, делать вид, что всё в относительном порядке. Маринетт чувствовала и редкие взгляды Адель на себе. Понимала ли она, что Маринетт всё знает? Исключать такое было нельзя. И если Адель доложила о её нахождении здесь, то охота на неё саму уже могла начаться. Завтрак проходил по большей части в молчании, но даже в редких репликах и Маринетт, и Адель заметно игнорировали присутствие друг друга. Может другим это и показалось странным, но никто лезть не стал. Учебный день снова прошёл мимо. Стараясь концентрироваться на словах преподавателей, мысли Маринетт то и дело ускользали в другое русло: она то вспоминала Хлою, то Алью, которую общим решением было принято оставить в комнате, то Адриана, то ночной разговор с Селеной. Она успела вернуться в комнату до пробуждения остальных, но ставшее таким привычным липкое чувство того, что кто-то может догадываться об её уходе, не покидало. Рациональная часть твердила, что в её отсутствии нет ничего странного, и что Маринетт спокойно сможет соврать, объясняя где была, но стоило мыслями переключиться на что-то другое, флёр этого ощущения появлялся вновь. Паранойя начинала порядок утомлять, но Маринетт даже представить себе не могла как может бороться с ней сейчас. Это случилось в двадцать минут шестого, когда закончив с учёбой, Маринетт направлялась в комнату, чтобы сначала проведать Алью, к которой собирались зайти Нино с Лукой, а потом решать как поступать дальше. Отец позвонил как всегда внезапно. Ожидая услышать очередные новости о деле, Маринетт оказалась совершенно не готова к тому, чтобы узнать, что: — Шуичи в больнице. Была перестрелка в «Шестнадцатом» порту, он потерял много крови. Он в коме. Старший брат. Маринетт остановилась около стены, и сжала в пальцах телефон, вдавливая его в ухо. Отец замолчал, ожидая её ответ. — Каковы шансы.? — будто не своим голосом прохрипела она, так и не договаривая фразу. Как могла она спросить об этом? Насколько вероятно, что он выживет?! — Невысокие, — чуть искажённый динамиком голос отца мог бы показаться ей сухим, но Маринетт как никто другой знала папу. Знала, что, как и у неё самой, это его самый большой страх. Он уже терял. Всего несколько часов назад, сидя с Селеной, она думала об этом. Думала, понимая, что каждая секунда её жизни и жизни близких — уже дар свыше. Она старалась повторять это себе почаще, чтобы быть готовой. Но к этому, как оказалось, подготовиться невозможно. — А Таро? Что с ним? — Ранен, но, — послышался тяжёлый вдох, — в порядке. Горло Маринетт сдавило от подступающих слов, слёз. Ей бы хотелось сказать так много, хотелось хотя бы постараться облегчить боль отца, который мог потерять ребёнка. Но она не могла, просто не знала как. Ей бы хотелось заплакать. Как обычной девочке, чей брат находился при смерти. Но даже это сейчас была непозволительная для неё роскошь, потому что ученики, снующие рядом, не должны были заметить на её лице ни одной лишней эмоции. Маринетт не могла быть искренней, пока рядом находился хоть кто-то посторонний. — Это, — Маринетт втянула воздух носом и прерывисто выдохнула, — они? Отец помедлил. Она понимала почему, но также понимала и зачем задала этот вопрос. Потому что этим утром она могла сидеть за одним столом с человеком, чей отец не только приказал отравить её подругу, но и… — Да. мог поспособствовать смерти брата. Адель. И как бы Маринетт ни старалась оставаться человеком, она не могла продолжать жалеть её во вред себе. — Я закончу дело, отец. Я, — она прикусила язык, тут же нервно оглядываясь по сторонам. Было бы так глупо сболтнуть лишнего прямо сейчас. — Не наделай глупостей. Им пришлось попрощаться. Маринетт убрала телефон от уха и окостеневшими пальцами принялась писать Селена.

я согласна. будь готова через час

Она стиснула зубы, нажимая кнопку «отправить». Но вместо решимости, с которой ещё минуту назад она говорила об этом отцу, в груди появилось такое неудобное и раздражающее чувство вины. Маринетт, не задумываясь, растерянно обернулась, словно рядом сразу должен был появиться Адриан, но в коридоре, полном людей, его оказаться, конечно, и не могло. У неё был час, и Маринетт хотела потратить это время на то, чтобы привести раскачанные нервы в некоторый порядок, остудить голову и всё же не действовать так сгоряча. Но сейчас она вдруг поняла, что хочет отнюдь не этого. Ноги сами понесли в противоположное направление от Северного корпуса. Хочет увидеться с ним. Она шла, не обращая внимание ни на толпу учеников, ни на то, как чужие плечи то и дело задевали, толкали её. Просто побыть немного рядом, несмотря ни на что. Пусть и в последний раз. Коридоры сменялись один за другим, пока она, всё ускоряя шаг, шла к нему. Она слышала, как кто-то окликал её пару раз, но сейчас не это было важно. У неё ведь оставался всего час, чтобы попрощаться с Адрианом. Попрощаться и со своими чувствами. Увидеться с ним, заранее зная, что от этого будет лишь больнее. Но Маринетт устала, и ей хотелось ещё немного побыть эгоисткой, чтобы не она переживала за других, а кто-то за неё. Шуичи, её милый старший брат, всегда такой нежный рядом с ней. Как могла она быть сейчас не рядом с ним, а в тысячи километров от него? Как могла она думать о себе в то время, когда брат умирал, а отец терял ребёнка, не в силах помочь ему? Мысли заполоняли голову, давили на череп, а сердце начинало биться всё чаще и громче. Она чувствовала себя такой маленькой в этом огромном мире, но в то же время казалось, будто на её плечах висит вся его тяжесть. Как бы ей хотелось избавиться от неё. Хотя бы на этот час. Неприметная дверь его комнаты, оказалась перед ней слишком быстро. Маринетт ещё не знала что скажет ему, как объяснит всё. Но ведь это был Адриан, он никогда не задавал вопросы, если видел, что делать этого не стоит. А он видел всегда, бывало, чувствовал её лучше, чем она саму себя. Тихий стук в дверь. Она даже не подумала о том, что он может оказаться не здесь. Но дверь открылась, и Адриан показался в проходе. — Привет, — прошептала Маринетт и облизнула пересохшие губы. — Мы можем поговорить? Сердце гулко колотилось в груди. Она чувствовала, что слёзы вот-вот готовы появиться на глазах, но упрямо продолжала сдерживать их, ловя каждую эмоцию его лица. Адриан не спешил пропускать её. — Это не может подождать пару часов? — слегка извиняющимся тоном проговорил он, почему-то то и дело бросая короткие взгляды куда-то себе за спину. — Нет, — вырвалось у Маринетт и она заметила как его брови нахмурились, — пожалуйста, — тут же добавила она, надеясь, что он поймёт. И пустит её. Он как-то устало выдохнул и склонил голову. Маринетт была готова отбросить его руку и самостоятельно зайти внутрь, чтобы наконец скрыться ото всех, но продолжала стоять. — Сейчас не лучшее время, — уклончиво пробормотал он, будто понимая насколько странно звучит эта фраза для них. — Я приду к тебе вечером, хорошо? Маринетт сглотнула скопившуюся слюну и нервно повела головой. — Ты занят? Что-то случилось? — быстро проговорила она, не желая верить в то, что их последняя возможность побыть рядом так просто ускользала от неё. Потому что потом будет уже поздно. Она заметила как пальцы Адриана, держащие дверь, сжались чуть крепче. Несмотря ни на что она всё ещё могла видеть, что он тоже не выглядел таким спокойным, как могло показаться на первый взгляд. — Я не могу сказать, — в итоге ответил он будто через силу. Маринетт не успела даже осмыслить его слова, как в этот момент из-за его спины послышался странный звук, похожий на всхлип. Высокая фигура Адриана закрывала обзор на комнату, но Маринетт, ведомая каким-то секундным порывом, всё-таки отбросила его руку и шире распахнула входную дверь. Он же, хоть и выглядел сбитым с толку, не стал сопротивляться. На его кровати сидела Адель. И Маринетт бы слукавила, сказав, что она плакала, нет, это больше было похоже на истерику. И, наверное, следуя элементарному этикету, ей следовало поинтересоваться что у Адель случилось, всё ли в порядке, но Маринетт не могла. Потому что ей было плевать. — У неё кое-какие проблемы в семье, брат попал в больницу, — Адриан сказал всё сам. Лучше бы молчал. Потому что Маринетт не сложно было догадаться где вероятнее всего мог пострадать брат Адель. В этот момент она подняла голову, видимо слышав сквозь свои всхлипы посторонний шум. Её красные заплаканные глаза остановились на Маринетт, и лицо её исказилось. Страх. Она выдохнула и даже дёрнулась чуть назад, будто боясь, что Маринетт набросится на неё прямо тут. — Я не спрашивала, — взгляд, прикованный к маленькой фигурке Адель, стал чётче. — Я не могу её так оставить, — проигнорировав её грубость, мягко сказал Адриан. — Прости. Маринетт молча кивнула. Ей хотелось бы сказать ему хоть что-то, но язык будто прилип к нёбу. Может это было даже к лучшему. Она бросила на Агреста последний короткий взгляд и, развернувшись, зашагала прочь. Прежде чем зайти за поворот, она успела услышать как дверь закрылась за ним. Ближайший женский туалет находился в конце второго этажа Западного корпуса, и туда ей пришлось почти бежать. Открыв дверь первой попавшейся кабинки и быстро захлопнув её за собой, Маринетт упала на колени перед унитазом и весь тот завтрак, который она съела, сидя за одним столом с Адель, вышел из неё. Неприятные булькающие звуки эхом раздались по всему туалету, и вместе с ними первые слёзы проступили на глазах Маринетт. Всё случилось не так, как она хотела. Снова не по плану. Снова. Облокотившись локтями на ободок унитаза, она подхватила волосы, заводя их за спину. Колени, сбитые о плитку, начинало неприятно саднить. В туалете больше никого кроме неё не было, и Маринетт, не сдерживаясь, заплакала в голос, когда последний раз её вырвало уже одной желчью. Как же она устала от всего. Как же она устала быть собой. Устала казаться хорошей, когда не была такой. Жалеть их, понимать, сочувствовать. Она всеми силами старалась искупить вину перед Богом за то, кем являлась, проявляя терпимость. Но сил на это больше не осталось.